33. Православие на Белгородчине в годы Великой Отечественной войны.

Перед Великой Отечественной войной Русская Православная Церковь находилась в состоянии организационного кризиса, вызванного репрессиями со стороны советского правительства 20-30-х гг. Церковь была лишена возможности избрания Патриарха. Власти не разрешали созыв Поместного собора, на котором мог решиться этот важный вопрос. Управлял церковью местоблюститель Сергий (Страгородский). К началу войны в патриаршей Церкви осталось лишь четыре правящих архиерея, около десяти находились на покое или совершали богослужения как настоятели храмов. Многие иерархи пребывали в ссылке. Епархий как административных единиц к тому времени практически не существовало. Духовные учебные заведения и церковные периодические издания были закрыты. Как указывает В. Цыпин, управляющий делами Московской Патриархии, в конце 30-х годов архиепископ Дмитровский Сергий писал, что главной задачей Патриархии в то время было «посильно замедлить, затормозить предпринятое большевиками разрушение Церкви».

С рубежа 1928-1929 гг. произошло существенное изменение всего курса политики по отношению к религиозным организациям в СССР. Период относительно спокойных контактов с ними сменился длительной полосой крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК ВКП(б) во главе с И.В. Сталиным на свертывание нэпа, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений в городе и деревне и.т.д. В период ликвидации нэпманов, кулачества власти обрушились и на Церковь, усматривая в ней инструмент эксплуататорских классов, хранительницей старого. Следует отметить, что хотя высшие государственные органы в 1930 гг. и не ставили задачу полного искоренения религии в стране, некоторые влиятельные организации (например «Союз воинствующих безбожников») и местные власти эту цель, несомненно, преследовали. Лозунг – «борьба с религией есть борьба за социализм», говорилось о необходимости объявления «безбожной пятилетки».

Летом 1935 г. власти запретили «Журнал Московской Патриархии», а в конце года из-за невозможности пополнить свой поредевший состав прекратил существование Временный Патриарший Священный Синод. В 1935 г. возобновились и массовые аресты епископата, духовенства, активных мирян. Особенного размаха они достигли в 1937 г. По стране прокатилась волна судебных процессов по обвинению священнослужителей в шпионаже и террористической деятельности.

Сохранившиеся учетные данные отражают динамику сокращения числа православных храмов, монастырей на территории Белгородчины, их разрушения если не прямого, то косвенного, путем приспособления для хозяйственных нужд, гонений на верующих, сопровождавшихся святотатственным пропагандистским разгулом. Многие – от епископов до мирян приняли страдальческую кончину: согласно документам, только в 1937-1938 годах было расстреляно по религиозным мотивам 49 церковнослужителей Белгородчины. На долю остальных выпали духовные унижения, несвобода, горечь нравственного компромисса и самое тяжелое страдание души. В Белгороде в 1929 году была получена директива из Москвы, в которой предписывалось местным органам власти, относится к религиозным организациям, как к контрреволюционной силе, оказывающей существенное влияние на сознание масс. Это дало новый толчок к гонению на Церковь и способствовало широкому применению административных и репрессивных мер для закрытия православных храмов. Среди местных жителей активисты Союза воинствующих безбожников находили людей, которые содействовали им в борьбе с «религиозным дурманом». В трудовых коллективах по инициативе местного отделения Союза безбожников начали организовываться письма в газеты с требованием закрыть оставшиеся в городе действующие церкви. 16 июня 1934 года президиум Белгородского райисполкома принял постановление «О закрытии Преображенской церкви в г. Белгороде и передаче здания местному полку под клуб». Закрытие самого большого храма в городе мотивировалось тем, что он находится в центре города, где сосредоточенно преимущественно государственные, советские и общественные учреждения, базар, торговые ряды, 136-й стрелковый полк, и так как «ранее существовавшая религиозная община Преображенской церкви распалась, а оставшиеся ее члены проводят религиозные обряды в другой – кладбищенской церкви (в городе имеется всего 13 церквей), и имея в виду отсутствие в городе Белгороде соответствующих помещений для общественных культурных учреждений, в каковом нуждается и полк – возбужденное ходатайство граждан города, проживающих на территории расположения Преображенской церкви о закрытии последней и решение Белгородского Горсовета – подтвердить и просить облисполком санкционировать закрытие Преображенской церкви и передачу здания ее полку под клуб». Было ли выполнено это постановление или нет – неизвестно, архивных документов за последующие пять лет не сохранилось. Но в 1939 году Преображенский храм уже не действовал, в нем разместился пункт «Заготзерно». К концу двадцатых годов атеистическая пропаганда особенно острой была по отношению к духовенству и активным прихожанам. Свидетельством этому может служить тот факт, что некоторые священники публично отказывались от сана и веры в Бога.

По всей стране только в 1937 г. было закрыто более 8 тысяч церквей, ликвидировано 70 епархий и викариатств, расстреляно около 60 архиереев. О количестве репрессированных иерархов существуют различные мнения. В ноябре 1995 г. председатель Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий А. Яковлев привел следующие данные: за годы советской власти в СССР были уничтожены 200 тысяч священнослужителей, еще полмиллиона подверглись репрессиям. В указанную цифру включены, вероятно, и православные церковнослужители: псаломщики, дьячки, сторожа храмов, а также миряне, проходившие по церковным делам.

В 1930-е гг. широко распространялись тайные богослужения. Их совершали сотни священников, уклонившихся от ареста или освобожденных, а затем скрывших свое прошлое. Большая часть этих «полукатакомбников» не была принципиальным противником Патриаршего Местоблюстителя и никогда не порывала с ним. Они ушли в подполье только потому, что открытое совершение религиозных обрядов на территории очень многих областей и республик оказалось невозможным. Признавая митрополита Сергия законным временным главой Русской Церкви, эти священники после 1943 г., когда подобное стало возможным, восстановили с ним каноническую связь и литургическое общение.

Немало священнослужителей в годы войны лично принимали участие в боевых действиях против врагов.

В экспозиции Прохоровского краеведческого музея, посвященной землякам – участникам Великой Отечественной войны есть фотография протоиерея Кирилла Романовича Волошенко. Он прошел всю войну, принимал участие в Курской битве, имел боевые награды. После войны отец Кирилл служил во Владимирском храме деревни Первая Ольшанка Губкинского района. Расстояние от дома до храма более 20км, но в любую погоду батюшка на велосипеде ехал на службу в свой храм, к своей пастве. Отец Кирилл прожил долгую жизнь, и вся она была наполнена многими трудами и заботами о благе Церкви и людей. Умер он в возрасте 91 г. в 1996 г.

26 июля 2001 г. на 77 году жизни скончался один из старейших священнослужителей Белгородской и Старооскольской епархии, ветеран Великой Отечественной войны, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы с. Новая Слободка Красногвардейского района протоиерей Александр Васильевич Перекрестов. В 1943 г. Александр был призван в армию. В марте 1944 г. в сражении на III Белорусском фронте получил тяжелое ранение, но остался жив. После лечения в госпитале вернулся в родное село. За почти полувековое служение Русской Православной Церкви протоиерей Александр награжден многими церковными наградами, последняя из них – митра.

Молодым лейтенантом после окончания Рязанского военного артиллерийского училища ушел на войну настоятель Богоявленского храма в селе Подсереднем Алексеевского района отец Григорий Карпов. Он на себе испытал все тяжести фронтовой жизни. Священнический сан бывший фронтовик принял только в 1970 е-г. Каждый год в День Победы отец Григорий облачается в священническое одеяние и идет служить панихиду по всем не вернувшимся с войны.

Не было семьи, где бы ни служили в Красной Армии отцы, сыновья, внуки. Не исключением были семьи духовенства и верующих. Анализ анкет приходского духовенства и членов церковных советов Белгородчины показывает, что у подавляющего числа священников и у религиозного актива ближайшие родственники, находились в рядах действующей армии. Например, псаломщик Троицкой церкви Гончаров М.А. проводил на фронт 4-х сыновей. Священнослужитель Жданов Феодосий Кузьмич был призван в марте 1943г. Прохоровским РВК Курской области, по окончанию войны был удостоен наград.

В первые годы войны на территории, оккупированной гитлеровцами, была создана Белгородская и Грайворонская епархия в юрисдикции, не признанной Московской Патриархией, автономной Украинской Православной Церкви. 22 июня 1942 г. в г. Почаеве состоялась хиротония архимандрита Почаевской Успенской лавры Панкратия (Гладкова) во епископа Белгородского и Грайворонского. Однако есть сведения, что из-за военных действий он в Белгород так и не приехал.

Внезапное нападение фашистской Германии на Советский Союз внесло существенные перемены в отношении советской власти к Русской Православной Церкви. 26 июня 1941 г. митрополит Сергий (Страгородский) совершил молебен в Богоявленском соборе столицы о даровании победы русскому оружию. Такая открытая и честная позиция Предстоятеля Церкви нашла отклик в сердцах миллионов православных людей и полную поддержку со стороны архипастырей и духовенства. Впервые за последние десятилетия высшее руководство страны признало необходимость объединения усилий всего народа в борьбе с врагом и ту роль, которую может сыграть в этом процессе Русская Православная Церковь.

24 октября 1941 г. г. Белгород был занят немецко-фашистскими войсками. Оккупационные власти утверждали свой «новый порядок» массовыми казнями и зверскими расправами над местными жителями. Более 2,5 тысяч белгородцев было расстреляно в Дальнем парке (сквер Памяти на ост. Гагарина), около 2 тыс. невинных жертв заживо сожжены в сараях камышитового завода. На Базарной площади перед Преображенским собором (примерно, где кинотеатр Победа) гитлеровцы установили виселицу, на которой были повешены многие жители города.

В день праздника в честь Почаевской иконы Божией Матери, 5 августа 1943 г., г. Белгород был освобожден от немецких оккупантов.

Более свободными в своей деятельности стали православные приходы, после изгнания советскими войсками немецко-фашистских захватчиков с территории Белгородчины. Был разрешен колокольный звон, запрещенный еще в 1929 г., возобновились крестные ходы, стали открываться храмы. От жителей сел поступало все больше просьб об открытии храмов, используемых не по назначению. Например, в селе Самойловка Корочанского района деревянная церковь XIX в. в 1930 г. была закрыта и переоборудована под клуб. В период оккупации района приход возобновил свою деятельность, а после изгнания гитлеровцев община была официально зарегистрирована органами советской власти.

Епархий как административных единиц в 1939 г. уже почти не существовало, и отдельные приходы поддерживали нерегулярную связь с патриархией. Не запрещенная официальная Церковь по своему фактическому положению стала приближаться к нелегальной организации, так как общение с «церковниками» считалось признаком политической неблагонадежности со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, Патриархия оказалась в значительной степени отрезанной от своей паствы и, кроме того, с середины 1930-х гг. почти полностью – от связей с заграницей. Однако она не была уничтожена полностью.

На 1 июля 1945 г. в Курско-Белгородской епархии действовало 249 церквей и 69 молитвенных домов, в которых служило 313 священников и 21 диакон.

В трудные годы военного лихолетья на Курско-Белгородской кафедре с июня 1943 г. находился епископ Питирим (Свиридов), переведенный в Курск из Калуги. В феврале 1945 г. за усердное служение Церкви епископ Питирим был возведен в сан архиепископа.

Перед советским руководством встал острый и неотложный вопрос определения своей религиозной политики на новых оккупированных в годы войны территориях. Решение его проходило в свете необходимости ассимилировать и политически нейтрализовать миллионы новых, в основном православных граждан. Правительство сознавало, что этого невозможно достигнуть открытой антицерковной кампанией. Обычно советские пограничные зоны контролировались особенно тщательно - церкви там закрывались полностью. Но ликвидировать тысячи приходов и десятки монастырей западных областей в обозримые сроки было нереально. От обычной политики пришлось отказаться. Рискованно для советской власти было массовое недовольство населения гонениями на церковь, когда германская армия стояла у границы. Перед самым началом второй мировой войны они закрыли сотни храмов на том основании, что царское правительство в XIX веке возвратило их из унии в Православие. Естественно, что подобные акции вызвали сильное недовольство и создали почву для роста симпатий к СССР. Этим во многом объясняются нередкие случаи, когда православные священники в сентябре 1939 г. организовывали праздничные встречи с населением частей советской армии и вывешивали красные флаги на колокольнях. В подобных условиях правительству СССР было особенно трудно начать сразу массовые гонения на Церковь и ликвидировать еще не закрытые поляками храмы.

Считаясь с новыми массами православного населения и нуждаясь в деятельности Московской Патриархии, советское государство в конце 1939-1940 гг. стало создавать видимость религиозной терпимости в стране, значительно уменьшив масштабы антицерковных акций.

Весной 1940 г. Патриархия приступила к устройству и восстановлению церковных дел во вновь присоединенных областях. Ей предстояло передать местным священнослужителям свой богатый опыт церковной деятельности в условиях атеистического государства. Важность поставленной правительством задачи подчеркивает тот факт, что в западные области были посланы двое из четверых уцелевших правящих архиереев – архиепископы Николай (Ярушевич) и Сергий (Воскресенский), причем владыка Николай согласился только под сильнейшим давлением. Его назначили временным экзархом Западной Украины и Белоруссии. Владыка же Сергий в январе 1941 г. стал митрополитом Литовским и Виленским, а в марте экзархом Латвии и Эстонии. Кроме того, на Кишиневскую кафедру был назначен епископ Алексий (Сергеев). Несмотря на наличие 15 местных архиереев в Москве, провели хиротонии 4 новых епископов для западных областей.

Действовать всем им пришлось в сложных условиях. Местное население первоначально считало архиереев из Москвы чуть ли не «агентами ЧК». Кроме того, несмотря на осторожную политику, в присоединенных областях, намечалось все же постепенное приведение религиозной жизни в соответствие с советским законодательством. Соответственно на бывшей польской территории уже 29 октября 1939 г. было объявлено о национализации церковной собственности. Были закрыты все духовные учебные заведения, в школах прекратили преподавание Закона Божия, духовенство (по примеру СССР) обложили высокими налогами, ликвидировались религиозные партии и церковные общественные объединения, закрывались церковные типографии, часть монастырей и отдельные храмы. Во многих обителях сокращали число монашествующих.

Хотя воссоединение духовенства западных областей с Московской Патриархией проходило в подавляющем большинстве случаев добровольно, и здесь не обошлось без административного вмешательства советских властей. Тех священнослужителей, которые пытались отстоять принципы автокефалии (самостоятельного управления), депортировали в Сибирь. Из 15 архиереев практически все согласились с переходом в Московскую Патриархию, большинство ездило для воссоединения в столицу.

Но, несмотря на появившуюся «осторожность» в политике по отношению к Церкви и в 1939-1941 гг. по-прежнему приоритетной задачей в ней считалось строительство безрелигиозного общества. В связи с этим все большую озабоченность властей начинала вызывать активизация церковной жизни в СССР, отчасти под влиянием примера новых западных областей. На присоединенных территориях оказалось большое количество советских военнослужащих, членов их семей, и многие из них активно включились в религиозную жизнь.

Накануне Великой Отечественной войны казалось, что ВКП (б) близка к достижению провозглашенной цели в области религиозных отношений. «Бесцерковные» и «безбожные» деревни, поселки, города, районы и целые области насчитывались десятками и сотнями. Таким образом, в 1939 г. произошло изменение курса государственной религиозной политики, закончился период открытого активного наступления на Церковь. Причины этой перемены были как внутренними, так и международными: репрессированные акции не помогли снизить высокую религиозность населения СССР; росло количество тайных богослужений; массовое недовольство людей закрытием храмов; надвигавшаяся война требовала большего национального единства вместо атмосферы внутригражданской борьбы, провоцируемой постоянными нападками на верующих; заинтересованность в использовании Московской Патриархии для распространения советского влияния на миллионы православных жителей присоединенных к СССР в 1939-1940 гг. областей и республик. Положение Церкви временно улучшилось, Патриархия получила возможность совершать архиерейские хиротонии, замещать пустующие кафедры и.т.д. Но и в 1939-1941 гг. по-прежнему приоритетной задачей в религиозной политике государства оставалось скорейшее построение безрелигиозного общества. Обеспокоенное активизацией церковной жизни, уже к середине 1940 г. правительство вновь начинает ужесточение ее курса. Продолжается закрытие храмов, снова растет число арестов священников, в последний раз оживляется деятельность «СВБ» и.т.п. Однако, несмотря на, почти полный разгром организационной структуры Русской Церкви, множество запретов, окутывавших ее со всех сторон, жесточайшие гонения, она сумела выстоять, выжить как институт. Все планы искоренения религии терпели неудачу, и это постепенно все больше осознавало советское руководство.

В стране были миллионы верующих, которые не могли свободно и открыто удовлетворять свои религиозные потребности. Несмотря на отсутствие свободы религиозной жизни, именно религиозные центры и верующие сразу заняли патриотические позиции, поддерживая освободительную борьбу народа против фашистской Германии.