новая папка 1 / 220838

КпоследнейчетвертиХХвекафилософия (преждевсего, конечно, речьидетозападной традиции) все сильнее начинает обращаться на саму себя– не то чтобы раньше она это- го неделала, наоборот, рефлексивностьвсег- да ее отличала; просто оказалось уже невоз- можноидальшеосуществлятьпростойпере- носилипрямоераспространениеоригиналь- ной онтолого-гносеологической концепции на историко-философский процесс (в духе, к примеру, Аристотеля или Гегеля). Вместе с темвсеотчетливеесталипроявлятьсякризис- ные тенденции, заставляя критически пере- осмыслять в том числе и путь, уже пройден- ный философией.

Наверное, первым, кто отчетливо те- матизировал подобное проблемное поле, был Фуко, который еще в 1966 году в своей книге «Слова и вещи» обнаружил и описал «два крупных разрыва в эпистеме западной культуры: во-первых, разрыв, знаменую-

щий начало классической эпохи (около се- редины XVII века), а во-вторых, тот, кото- рым в начале XIX века обозначается порог нашей современности. Порядок, на осно- ве которого мы мыслим, имеет иной спо- соб бытия, чем порядок, присущий класси- ческой эпохе… Дело не в предполагаемом прогрессе разума, а в том, что существенно изменился способ бытия вещей и порядка, который, распределяя их, предоставляет их знанию»1. Уже здесь зафиксировано глав- ное положение – принципиальное про- тивопоставление, но осуществленное не внешним образом в духе классических би- нарных оппозиций (порядок–беспорядок, разум–неразумие и т. п.), а внутри2 само- го порядка, разума и т. д.: противопостав-

1Фуко М. Слова и вещи. – СПб., 1994. – С. 35.

2Подобно тому как геометрия, скажем, Ло- бачевского или Римана, например, ведь не менее геометрична, чем геометрия самого Евклида.

ление, отличающее один порядок от дру- гого порядка, один разум от иного разума. Иными словами, утверждение возможно- сти (или даже необходимости) разных по- рядков и разных разумов, точнее говоря – продолжение принципов рационально- сти (пусть и в трансформированном по не- обходимости виде) за пределы области ее первоначальной действенности.

Более радикальным оказался подход3, заявленный – насколько можно судить, со- вершенно независимо – немногим позже (в 1970 году4) Мамардашвили с соавтора- ми, которые предложили различать класси- ку и современность, чтобы «установить об- щий строй идей для понимания и объясне- ния новых тенденций философского со- знания, наметившихся с конца XIX – нача- ла ХХ века и ставших на сегодняшний день

3Больше, пожалуй, похожий на тот, кото- рый был – правда, вне различения классики/не- классики – предложен Фуко в небольшом тексте 1967 года «Ницше, Фрейд, Маркс», где подчерки- вается, что«XIX век, ипреждевсегоМаркс, Ницше

иФрейд, открыли перед нами новую возможность интерпретации… Такие работы, как первая книга “Капитала”, как “Рождение трагедии…” или “Ге- неалогия морали”, как “Толкование сновидений”, снова ставят нас перед лицом техник интерпрета- ции. Итотшоковыйэффект, которыйвызвалиэти работы, то своего рода оскорбление, которое они нанесли европейской мысли, возможно, связаны с тем, что перед нашими глазами вновь появилось нечто такое, что сам Маркс называл “иероглифа- ми”. Это ставит нас в неудобное положение, по- скольку эти техники интерпретации касаются нас самих, поскольку теперь мы, как интерпретаторы, с помощью этих техник стали интерпретиро- вать себя самих. Но с помощью этих же техник мы должны теперь исследовать и самих Фрейда, Ницше и Маркса как интерпретаторов, и таким образом мы взаимно отображаемся в бесконечной игре зеркал» (Фуко М. Ницше, Фрейд, Маркс //

Кентавр. – 1994. – № 2. – С. 50).

4Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы- рев В.С. Классическая и современная буржуазная философия // Вопросы философии. – 1970. –

№ 12. – 1971. – № 4.

типическими»5. «Статья трех авторов» сра- зу по выходе стала культовой, активно ци- тировалась и обсуждалась, а двумя годами позже была в несколько измененном и до- полненном виде опубликована под назва- нием «Классика и современность»6. Еще позднее Мамардашвили подытожил свои размышления на эту тему книгой «Класси- ческий и неклассический идеалы рацио- нальности», вышедшей первым изданием в 1984 году, где рассматривал соответству- ющее разделение уже в гораздо более ши- роком контексте, включающем также науку (и отчасти даже культуру в целом). Данный подход представляется несколько более эв- ристичным и продуктивным – о чем свиде- тельствует хотя бы степень его влияния7 – и потому заслуживает не только вниматель- ного рассмотрения, но также критического разбора и дальнейшего развития.

Разумеется, в рамках одной статьи не- возможно охватить всю проблематику, связанную с классическими и неклассиче- скими стратегиями философии (для это- го понадобилась бы целая книга), поэтому мы сконцентрируемся на трех важнейших аспектах – установлении самого различе- ния, возрастании порядков рефлексии и осмыслении постнеклассики.

5Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы- рев В.С. Классическая и современная буржуазная философия // Классический и неклассический идеалы рациональности. – М., 2004. – С. 103.

6Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы- рев В.С.Классика и современность // Философия в современном мире. Философия и наука. – М., 1972.

7Достаточно упомянуть в качестве наиболее, пожалуй, яркого и показательного примера хотя бы концепцию экологии Гиренка, представленную

вего книгах «Экология. Цивилизация. Ноосфера» (М., 1987) и«Ускользающеебытие» (М., 1994), кото- рая прямо опирается на разработки Мамардашви- ли, о чем свидетельствуют не столько даже много- численные цитаты, сколько сама стратегия мысли.

Конституирование различения классики и неклассики

Уже одно только введение различе- ния классического и неклассического сра- зу представляет собой отдельную пробле- му – и даже не из-за того, что граница между ними нередко весьма условна или размыта, а в силу принципиальной неклассичности самого этого действия: ведь если мы попы- тались бы трактовать различие классика– неклассикапоаналогиисклассическимиби- нарными оппозициями типа «А–не-А» или «истина–ложь» (истина, понимаемая как не- ложь, и ложь, понимаемая как не-истина), то ничего хорошего у нас не получилось бы –

влучшем случае мы остались бы в преде- лах классики. К тому же прямая декларация этого различия (пусть даже не как контра- дикторного) воспроизводила бы все равно тот же самый, классический по умолчанию, принцип неявного полегания бесплотного, парящего над всей предметностью взгляда,

всочетании с принципом универсального всеобъемлющего порядка8, в который все

8 Фуко упоминает в связи с этим испытывае- мую им «вполне определенную, трудно преодо- лимую неловкость, обусловленную, может быть, тем, что вслед за смехом рождалось подозрение, что существует худший беспорядок, чем беспоря- док неуместного и сближения несовместимого. Это беспорядок, высвечивающий фрагменты много- численных возможных порядков в лишенной за- кона и геометрии области гетероклитного; и надо истолковать это слово исходя непосредственно из его этимологии, чтобы уловить, что явления здесь “положены”, “расположены”, “размеще- ны” в настолько различных плоскостях, что не- возможно найти для них пространство встречи, определить общее место для тех и других… Гете- ротопии тревожат, видимо, потому, что незаметно они подрывают язык; потому что они мешают называть это и то; потому что они “разбивают” нарицательные имена или создают путаницу между ними; потому что они заранее разрушают “синтаксис”, и не только тот, который строит предложения, но и тот, менее явный, который

так или иначе укладывается. Конечно, раз- глядеть такое различие в качестве произве- денного продукта или результата действия специальной процедуры гораздо сложнее, но именно это только и было бы адекват- ным самой специфике неклассического. Дело ведь идет не просто о более или менее нетривиальном упорядочении какого-либо множества хаотически сваленных в кучу ве- щей по уже известным, заранее определен- ным и всегда действующим правилам в чет- ко фиксированный набор ячеек универсаль- ной классификационной схемы, но об оста- ющемся всегда произвольным и проблема- тичным решении прочерчивания разли- чающих линий по непрерывно меняющей (по крайней мере, при изменении взгляда) структуру и фактуру, метрику и топологию территории, которая вовсе не дает подска- зоккакими-либосвоимивнутренними«есте- ственными» границами собственных фраг- ментов; не о переработке такой удобной и привычной всепожирающей мыслительной машиной все новых и новых содержаний по известной технологии, но об изменении са- мих принципов ее работы.

Чтобыразобратьсясособенностямикон- ституирования данного различия, стоит сна- чала реконструировать ведущие линии тема- тизации и проблематизации соответствую- щего концептуального поля– некоторые из которых были уже обозначены еще Мамар- дашвили с соавторами, другие проясняются только теперь. Во-первых, задача заключа- ется в том, чтобы схватить мыслью филосо- фиювцелом, вовсеммного- иразнообразии ее проявлений– прежде всего современную. «Картина современной философской мысли на Западе настолько сложна, противоречива

“сцепляет” слова и вещи (по смежности или противостоянию друг другу)» (Фуко М. Слова и вещи. – СПб., 1994. – С. 30–31).

ка принципиально множественна, так как линии отхода от (гипотетического) цен- тра всегда могут быть направлены в раз- ные стороны (другими словами, измене- ния в разных сочетаниях различных пред- посылок, допущений и установок из ис- ходного классического набора приводят к появлению разнообразных неклассиче- ских концепций). Поскольку «концептуа- лизации новой проблемной реальности и нового духовного опыта воспринимают- ся (и описываются)… как отступление и отход от классики, как своего рода “пре- дательство” по отношению к последней» (Там же, с. 145), постольку очевидно, что «мы имеем здесь дело с несамостоятельной,

производной… формой философии» (Там же,

с. 146) – неклассика привязана к классике даже не своим отказом от нее, а неволь- ным и неизбежным наследованием, пото- мучтонеможетсовершенноиполностью ее отбросить и пытается отойти только по некоторым направлениям. Неклассика

вэтом смысле скорее надстраивается над классикой – ведь оставаясь рационально- стью, пусть и иной, она не в состоянии сделать вид, будто ничего не было, ина- че мысль просто развалится, рассыплется, разрушит саму себя. Тем не менее с пози- ций классики неклассику разглядеть прак- тически невозможно – та будет видиться

влучшем случае как какое-то искажение или извращение, случайная или намерен- ная ошибка, тогда как с позиций неклас- сики классика предстает просто более или менее тривиальным частным случа- ем, одной возможностью из многих дру- гих. Уже здесь видно, что речь идет не о всевидящем взгляде классики, но о строго локализованном и ограниченном взгляде неклассики (который, вдобавок, должен видеть границы своего поля восприятия).

Таким образом, конституирование раз- личения классики и неклассики как фунда- ментальных стратегий философствования представляет собой стратегический ход, который обязательно и вполне последова- тельно требует рассмотрения в том же са- мом концептуальном проблемном поле философии; причем ход принципиально неклассический, то есть осуществляемый с учетом тех предпосылок, которые требу- ются для его осуществления. Вдобавок ход сугубо рефлексивный, то есть выводящий на первый план проблему рефлексивных уровней.

Наращивание порядков рефлексии

Рефлексией нулевого порядка или ран- га15 обладаетнерефлексивнаяпредметнаяде- ятельность, а осознание и осмысление этой деятельностибудет уже рефлексиейпервого порядка, осознаниеиосмыслениеэтогоосо- знания и осмысления – второго, и т. д. При- мечательно, чтодлясхватываниясамойреф- лексии любого фиксированного уровня не- обходима рефлексия более высокого поряд- ка, причем рефлексия любого уровня оста- ется для самой себя по понятным причинам невидимой – образуется своего рода лестни- ца, находясь на которой, мы можем видеть только более низкие ступеньки, но не мо- жем видеть ту, на которой стоим. Ясно, что сама по себе рефлексивная возгонка, ухо- дящая в пределе в дурную бесконечность, никаких позитивных результатов принести не может. Однако, без учета многоярусных рефлексивных эффектов и возможности подключения дополнительных слоев реф- лексии мы рискуем сами себя концептуаль- но стреножить, зашорить и тем самым заве-

15 Ср.: Лефевр В. Рефлексия. – М., 2003; Ще- дровицкий Г.П. Рефлексия // Избранные тру-

ды. – М., 1995.

домо неправомерно ограничить. Поэтому задача заключается в том, чтобы последова- тельноикритичнонадстраиватьрефлексив- ныеэтажи, повозможностивнимательноот- слеживая возникающие эффекты.

Переход от классической философии к философии неклассической и озна- меновался как раз введением еще одного специального рефлексивного этажа, обе- спечивающего тематизацию и проблема- тизацию тех практически неосознаваемых предпосылок, установок и допущений, ко- торые лежат в основании соответствую- щих концепций и задают в первую оче- редь осознание мыслителем самого себя16. Точнее, вскрывают роль предполагаемо- го понимания сознания в тех выводах, ко- торые иначе можно было бы счесть бес- предпосылочными и/или абсолютными. Ведь для классики нет каких-то иерархий

врефлексии – там это просто не нужно постольку, поскольку сознание полагается непрерывным, доступным саморефлексии

влюбой своей точке и прозрачным для самого себя. В неклассической ситуации дело обстоит совершенно иначе – ней- тральная по видимости среда, универсаль- ное, казалось бы, средство само обретает массу и плотность, становится принципи- ально значимым и универсально важным

16 Ср.: «Фрейд говорил о трех великих нарцис- сических разочарованиях в европейской культуре: первое связано с Коперником, второе – с Дарви- ном, доказавшим происхождение человека от обе- зьяны, и третье – с самим Фрейдом, открывшим, что сознание основано на бессознательном. И я задаю себе вопрос: нельзя ли было бы считать, что Маркс, Ницше и Фрейд, охватив нас интер- претацией, всегда отражающей саму себя, создали вокруг нас – и для нас – такие зеркала, где образы, которые мы видим, становятся для нас неисчер- паемым оскорблением, и именно это формирует наш сегодняшний нарциссизм?» (Фуко М. Ницше, Фрейд, Маркс // Кентавр. – 1994, № 2. – С. 50).

сообщением17. Поскольку неклассика уже понимает, что беспредпосылочного (по) знания не бывает, постольку именно ана- лиз его предпосылок и становится ключом

кего осмыслению.

Внеклассической ситуации перед интел- лигенцией «во весь рост встает проблематич- ность ее собственных установок и природы, каковая уже не может состоять просто в том, чтобы быть интеллектуальной и моральной калькой реальных состояний всех других ча- стей общественного организма, за которых и вместо которых интеллигенция когда-то мыслила, представляясь себе прозрачным сознанием-медиумом, не вносящим от себя никакой замутненности и помех в это ду- ховное представительство. Мандарины духа вдруг натолкнулись на плотность собствен- ного тела– тела социального и культурного существования интеллигенции, на тот факт, что их сознание в действительности не при- вилегированное место пребывания… “истин как таковых”, “первослова”, а весьма своен- равная призма, разбивающая и преломляю- щая отображение в зависимости от особой природы и положения этого тела. Пошло трещинами зеркало абсолютного и универ- сального сознания, врученное когда-то при- вилегированному и как бы бесплотному, без- гранично самосознательно мыслящему ин- дивиду, который занимал абсолютистскую позицию в мире и представлялся себе ко-

17 Знаменитый тезис Маклюэна «The medium is the message», снимающий классическую бинар- ную оппозицию между «что» и «как» в коммуника- ции, фиксируеткакразважностьперформативной фактичности (McLuhan M. Understanding Media. N.Y., 1964). Примечательно, чтоврусскомиздании (Маклюэн М. Понимание медиа. М., 2003) этот те- зис ничтоже сумняшеся пытаются переводить, тем самым по инерции привычных шагов идя против него или не замечая потерь (См.: Кузнецов В.Ю. Перформативность и уровни коммуникации //

Логос. – 2009. – № 2).

тогочтобыееразрешать. Разумеется, еслибы этот проект увенчался успехом, то есть если бы им удалось достичь искомого онтолого- гносеологического рая или хотя бы постро- ить его действующую модель, тогда они об- релибыиполныйаксиологическийиммуни- тет– никтонесмогбыихнивчемупрекнуть (даже в случае появления каких-либо допол- нений), но ведь их проект-то оказался невы- полнимым, хотя позиционировался как ре- альный и реализуемый. Безусловно, заслуги классиков неоспоримы: в конце концов, вся неклассика не только опирается на класси- ку, но и во многом продолжает ее, не гово- ряужеомощныхинтеллектуальныхресурсах

инакопленном резерве допущений, которые только и ждут (выборочной) модификации постклассикой. Однако, ирония заключается в том, что практически все их многочислен- ные достижения и результаты– это вовсе не то, кчемуонистремилисьичтоставили(или мечталипоставить) себев заслугу.

Чрезвычайнопоказательно, кстати, ито обстоятельство, что сам переход от к клас- сики к неклассике был схвачен и концепту- ализирован фактически на столетие позже, чем произошел. Действительно, если появ- ление неклассических стратегий философ- ствования во второй половине XIX века олицетворяется именами Маркса, Ницше

иФрейда, то осмысление значения дан- ного перехода происходит только в конце 60-х годов ХХ века – прошедшее время как раз и потребовалось для подготовки реф- лексивного оборачивания неклассики на самою себя. Дальнейшая трансформация философии была связана во многом с про- должением наращивания порядков реф- лексии, не сводимых к классическим образ- цам. Однако сами по себе дополнительные рефлексивные уровни не дают автоматиче- ски никаких концептуальных преимуществ,

еслинепроработанывсевыводыизихпри- нятия, ведущие обратным ходом к критиче- скому пересмотру фундаментальных фило- софских оснований. И это весьма нетри- виальная задача – иллюзии не так уж легко поддаются даже выявлению, не говоря уже о их развеивании. За примерами далеко ходить не надо. «Главная иллюзия, конеч- но, – это пустое пространство между на- шим якобы бесплотным взглядом и его ви- димым объектом. Необходимо разрушить подобное интуитивное мышление в этой области, высвобождая поле для анализа того, что на самом деле происходит в мире и его отражении <курсив мой. – В.К.>»21. А ведь это – заключительная фраза книги, посвя- щенной как раз тщательному критическо- му разбору классических представлений об отражении мира как он есть на самом деле в зеркале нашего сознания!22

21Мамардашвили М.К. Классический и не- классический идеалы рациональности. – М., 2004. – С. 99.

22Ср.: «Любая культура, незаметно отрываясь от предписываемыхейеепервичнымикодамиэмпири- ческих порядков, впервые занимая по отношению к ним определенную дистанцию, заставляет их терять свою изначальную прозрачность, перестает пассив- но подчиняться их проникновению, освобождается отихнепосредственногоинезримоговлияния, осво- бождается в достаточной мере, чтобы отметить, что этипорядки, возможно, неявляютсяниединственно возможными, ни наилучшими… Дело обстоит так, как если бы, освобождаясь частично от своих линг- вистических, перцептивных, практических решеток, культура применяла бы к ним иную решетку, кото- рая нейтрализует первые и которая, накладываясь на них, делала бы их очевидными и одновременно из- лишними, вследствие чего культура оказывалась бы передлицомгрубогобытияпорядка» (ФукоМ. Слова

ивещи. СПб., 1994. – С. 33). Другими словами, здесь Фуко предполагает наличие некоего глубинного, но естественного порядка, независимого от любой культуры, хотя вся его книга – об условности любой классификации и упорядоченности, определяемой языковыми, познавательными, мыслительными и другими культурнымипрактиками.

Таким образом, разделение классиче- ских и неклассических стратегий фило- софствования позволяет не только охва- тить одним нередукционным принципом философию в качестве комплекса разно- родных проектов, не только разглядеть также фундаментальные тенденции ее трансформации, но и предоставляет до- статочно богатый набор вполне эффек- тивных концептуальных инструментов (а прежде всего – способы немеханиче- ского наращивания порядков рефлексии) для разрешения целого ряда разнообраз- ных тактических задач. Кроме того, по- следовательное проведение указанного принципа, осуществив различение уже в неклассике классической и некласси- ческой фаз, дает возможность стратеги- ческого позиционирования философии и постановки перспективных целей (что особенно актуально в ситуации совре- менного кризиса).

Однако последовательное наращи- вание порядков рефлексии в некласси- ке в какой-то момент неизбежно дости- гает некоторого рефлексивного замы- кания (в той степени, естественно, в ка- кой это вообще возможно), когда мыс- литель не просто осуществляет традици- онное для философии осознание того, что он делает, не только делает поправ- ку на неустранимое действие имплицит- ных онтолого-гносеологических, социо- культурных, аксиологических и антропо- логических предпосылок, но и пытается контролировать собственную позицию и выполняемый маневр в соответствующем

концептуальном пространстве. И этот за- ход уже означает свершение принципи- ального сдвига в самой неклассике, ее ра- дикальную трансформацию – появление постнеклассики. Но это уже совсем дру- гая история.

ЛИТЕРАТУРА

Кузнецов В.Ю. Перформативность и уровни коммуникации // Логос. – 2009. – № 2.

Лефевр В. Рефлексия. – М., 2003. Маклюэн М. Понимание медиа. – М., 2003.

Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы-

рев В.С. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии // Фило- софия в современном мире. Философия и нау-

ка. – М.: Наука, 1972. – С. 28–94.

Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы-

рев В.С. Классическая и современная буржуаз- ная философия // Вопросы философии, 1970. – № 12. – С. 23–38; 1971. – № 4. – С. 58–73.

Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швы-

рев В.С. Классическая и современная буржуаз- ная философия // Классический и некласси- ческий идеалы рациональности // Логос. – 2004. – С. 147–207.

Рорти Р. Релятивизм: найденное и сде- ланное // Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. – М.: Традиция, 1997.

Фуко М. Ницше, Фрейд, Маркс // Кен-

тавр. – 1994. – № 2. – С. 48–56.

ФукоМ. Словаивещи. – СПб.: A-cad, 1994. – 408 с.

Щедровицкий Г.П. Рефлексия. Избранные труды. – М.: Школа культурной политики, 1995. – 800 с.

McLuhan M. Understanding Media. – N.Y., 1964.