учебный год 2023 / Алексеев, Восхождение к праву

Пока обо всем этом приходится говорить в сугубо постановочном порядке. Вместе с тем нужно твердо знать, что как раз на данном пути научных исследований, и притом в условиях, когда оказывается возможным использовать научный потенциал теорий частного права и уже не требуется "оглядываться" на тотально господствующую систему коммунистических догм, могут открыться значительные, еще не использованные резервы правоведения как одной из высокозначимых гуманитарных наук. И, следовательно, именно здесь кроется важнейший потенциал правоведения, перспектива использования его данных для решения проблем, относящихся и к углубленной проработке острых современных проблем, и к более широкому кругу вопросов о судьбе человеческого общества, его будущего.

§3. Чистое право и реальное право

1.Категории чистого права и реальные правовые явления. Категории чистого права (которые, напомню, выражают его идеальный образ) тогда приобретают фактическое жизненное значение, когда они претворяются в живой материи права — в содержании действующей правовой системы. И следовательно, когда они становятся живой социальной реальностью.

Но как эти категории претворяются (могут и должны претворяться) в реальных правовых институтах и отраслях права? Ведь реальная, живая ткань права формируется и развивается под воздействием многообразных факторов. Наряду с особенностями данной национальной юридической системы, ее юридического типа на реальное право влияет вся сумма конкретно-исторических условий и импульсов жизнедеятельности — экономических, политических, идеологических, в том числе (а во многом прежде всего) предмет правового регулирования. Плюс многообразное, порой решающее влияние факторов субъективного порядка. Словом, реальное право — право (под уг-

лом зрения особенностей категории "чистое") во многих отношениях "не чистое'\

Более того, ряд научных воззрений вообще связывает право исключительно с такого рода факторами, преимущественно экономическими, которые не имеют сколь- ко-нибудь существенного значения для правовой материи как таковой, а касаются чуть ли не исключительно фактического содержания действующего права.

Именно такой подход в понимании права, в истолковании исключительной роли его предмета утвердился и приобрел, пожалуй, даже аксиоматический характер в советской юридической науке. Тем более что он напрямую в официальной идеологии связывался в прошлом с марксистскими постулатами об определяющей роли в жизни общества "экономического базиса".

Не менее жесткую позицию по данной проблеме (повидимому, не без влияния марксистских взглядов, но, к счастью, без их идеологических интерпретаций) занимает и О. Шпенглер. Он вообще рассматривает право исключительно в контексте "общественного и экономического опыта", видит в нем "произвольную форму существования", "вне зависимости от того, было ли оно признано на уровне чувств, импульсивно (неписаное право, обычное право, equity) или абстрагировано посредством обдумывания, углублено и приведено в систему {закон)1". И под углом зрения своей генеральной концепции ("заката Европы"), ведущей, в частности, к отрицанию общей интеллектуальной ценности категорий римского частного права, О. Шпенглер отстаивает свою идею права как элемента чисто практической жизни эпохи и пишет, в частности: "римское право... ценно как свидетельство отношений, существовавших между римским бытием и римскими правовыми понятиями. Оно может научить нас тому, как на основании собственного опыта выстроить собственное право"2.

1Шпенглер О. Указ. соч. Т. 2. С. 380.

2Там же. С. 86.

Научные соображения об органической связи предмета правового регулирования, общественного и экономического опыта с "органикой" права достойны серьезного внимания.

Да, реальное ("живое") право неотделимо от социальной и экономической жизни, живет и действует в самой ее гуще. И в этом отношении предмет регулирования, как и все фактические отношения, оказывает влияние на особенности их юридического регулирования, в том числе и на юридическую специфику отраслей права, влияние подчас весьма существенное. Особенно в области формирования и действия комплексных отраслей, когда в ходе социального и правового развития происходит своего рода "юридическая мутация" в структуре права. И здесь соображения О. Шпенглера об исключительном своеобразии современной эпохи и ее влиянии на юридическую материю в принципе вполне справедливы (об этом — несколько дальше).

Но если даже рассматривать правовую систему современного общества в целом, во всех ее многообразных сторонах и подразделениях, необходимо все же исходить из того, что право не может быть сведено к одному лишь общественному и экономическому опыту и что в этой плоскости сам по себе "предмет" права не является единственным, а по главным пластам правовой системы — не главным, определяющим фактором, обусловливающим деление объективного права на отрасли, а тем более самую суть, природу права. Соотношение здесь другое — более тонкое, сложное и даже драматичное. Ключом к пониманию такого соотношения и стали категория чистого права, потенциал разума, с которыми напрямую связано формирование и бытие права.

С этой точки зрения, надо заметить, нет и в принципе не может быть "собственного — для данного общества — права", не построенного на ценностях общей правовой культуры. В основе правового словоупотребления, точнее правового категориального аппарата, лежит вовсе не исключительно текущая и трепетная жизнь данного

времени, как полагает О. Шпенглер1, а прежде всего, во всяком случае в плоскости фундаментальных основ права,

такие структурные построения (категории внутренней формы), которые благодаря силе разума и культуры концентрируют в категориях чистого права глу-

бинные ценности жизни. И это уже относится не просто к правовой логике (тем более не к логике словоупотребления), а к тем пластам нашего бытия, которые выражают и опосредствуют в правовых категориях его смысл.

Другой вопрос, что категории чистого права необходимо рассматривать в соотношении с теми правовыми явлениями, которые продиктованы общественным и экономическим опытом, требованиями, вытекающими из данных фактических отношений, прежде всего предмета правового регулирования, цели регулирования и т. д. И в этой плоскости рассматривать в таком сложном соотношении категории чистого права в качестве "естественной" (в смысле естественного права как идеи разума) ос-

новы, определяющей "дух" права, его основополагающие начала, его особенности как жесткого организма и живо-

го права [П. 7. 7]. Именно здесь нужно видеть существенно важную роль, которую играют в правовой системе такие фундаментальные отрасли, как гражданское и административное право.

Об этом уже говорилось в отношении публичного и административного права... Теперь о гражданском праве

вего соотношении с правом частным.

2.О соотношении частного права и гражданского права. Нередко в современных исследованиях по цивилистике в качестве чуть ли не само собой разумеющегося звучит положение о том, что гражданское право — это "рыночная отрасль" (увы, в печати сейчас проскальзывает и с восторгом произносится выражение — "рыночная демократия"; впрочем, кто знает, быть может, для нашей сегодняшней российской обстановки, притом в примитивном значении слова "рыночное", и верное).

Шпенглер О. Указ. соч. Т. 2. С. 85.

В действительности дело обстоит иначе. Гражданское право (цивилистика) как отрасль национальной юридической системы действительно складывается и развивается на основе требований рынка, точнее имущественных отношений, формирующихся в условиях товарнорыночной экономики, отношений собственности, гражданского оборота. Именно "рынок", его требования обусловливают необходимость того, чтобы право собственности имело абсолютный характер, способом, определяющим взаимоотношения между субъектами, был договорный метод, существовал беспристрастный суд — независимый институт решения разногласий, споров, конфликтов и т. д., словом, обусловливают необходимость существования сферы, где вопросы решаются по воле и в соответствии с интересами участников рыночных отношений, занимающих юридически равные позиции.

Но гражданское право, прежде всего и все более по мере прогресса, все большего утверждения разума в реальной жизни, развития институтов демократии, выступает в качестве прямого выражения частного права как продукта и высшего проявления разума. Той, скажу вновь, первородной обители частноправовых начал, которая первично реализует важнейшую природную, естественную сторону биосоциального основания права, коренящуюся в свободе человека, в его естественном праве свободы.

Подходя к обсуждаемой проблеме с несколько более широких позиций, допустимо сказать так. "Чистая юридическая форма", представляющая "оцивилизованную свободу" (или в другой области внешних отношений, в области публичного права, — иерархические порядки подчинения), может совпадать с "предметом", его требованиями, например с существующими рыночными или управленческими отношениями, а может и не совпадать.

В гражданском праве то и другое в основном совпало. И исторически развивалось во взаимодействии и во взаимном влиянии. Хотя не полностью и не во всех ипостасях. Например, отмеченными обстоятельствами объясняется тот, обычно трудно понимаемый и неуклюже

интерпретируемый наукой факт, что гражданское право регулирует личные неимущественные отношения, в том числе (в реальном правовом бытии) те, которые никак не связаны с отношениями имущественными, да и по своей сути далеки от "рынка", порой не совместимы с ним.

Отсюда же — особенности российского Гражданского кодекса, в статье первой которого, например, при формулировании основных начал гражданского законодательства, наряду с частноправовыми принципами — "равенством", "свободой договора", "автономией" и др. (принципами, имеющими самостоятельное значение и лишь "отвечающими" требованиям рыночной экономики) — назван принцип "восстановления нарушенного состояния" — принцип, напрямую обусловленный преимущественно особенностями имущественных отношений рыночного типа.

Так что, частное право не продукт рынка. А гражданское право не только продукт рынка, а прежде всего отрасль-обитель "чистых" частноправовых начал, в наибольшей мере совпавшая с требованиями и условиями товарно-рыночных отношений. И потому вмещающая нормативные положения рыночного характера не только без отторжения и сопротивления, но и в юридических формах и конструкциях, оптимальных для рыночной экономики. И плюс к тому еще содержащая определенные элементы публично-правового характера (например, "публичный договор")1.

Вместе с тем истории права известны и иные соотношения. Такие, когда, например, правовые формы, рожденные частным правом, не воспринимают и более того отторгают и сопротивляются навязываемому им "предмету". В этом и состоит истинная драма советского гражданского права, особенно в той его части, которая строилась по конструкциям ГК 1922 г., воспринявшего

Бублик В. А. Указ. соч. С. 6—15.

через дореволюционные проекты достижения мировой частноправовой культуры. Оно находилось в непреодолимом противоречии (настойчиво сглаживаемом советскими цивилистами) с "планом", "приоритетом государственной собственности" и другими управленческими, административными юридическими реалиями советского времени, упорно вводимыми официальной догмой в содержание гражданского права как отрасли социалистической правовой системы.

3. Новые "пласты социальности" и право в совре-

менную эпоху. Ранее уже отмечалось, что гигантский научно-технический прогресс, с которым человечество подошло к концу второго тысячелетия христианской эры, породил новые сложные проблемы, вызвал к жизни новые "пласты социальности". Такие, как экологические отношения, широкие и многообразные участки объективированных духовных ценностей (интеллектуальная собственность), управленческие и информационные структуры, которые во многом "втягивают" строго вещные отношения, своеобразные формы предпринимательской рыночной активности, специфические отношения по услугам, таким, как медицинские, сочетающим большую социальную значимость и высокий профессионализм, требования современной техники.

Но следует ли из этого, что ныне возникла потребность и уже складывается "собственное" для новой эпохи право, которое имеет дело не с "телами" (предметами, объективированными реалиями) и в этой связи не с прежней правовой культурой, а с "функциями" и "энергией" (О. Шпенглер) и отсюда с неким "новым правом"?

Думается, нет, не следует.

Право — такой своеобразный институт социальной жизни, который по самой своей природе сопряжен с внешними, объективированными отношениями. Его природ-

ное предназначение — статика, регулирование внешних, "предметных"} практических отношений.

Право, отвечающее требованиям современной постиндустриальной эпохи, призвано заниматься не чем-то "другим", т. е. вовсе не социальными делами и процессами, ему по рождению и по органике не свойственными. Напротив, его смысл и предназначение и в новой обстановке в связи со сложностями, опасностями и бедами этой обстановки состоят в том, чтобы по-прежнему решать "проблемы статики" — создать строго определенную, нор-

мативную и твердую основу для всего комплекса современных отношений, в том числе и для их динамики.

Вместе с тем нужно видеть, что сложные экономические и социальные проблемы постиндустриальной эпохи, в особенности новые "пласты социальности" (в широком смысле "предмет"), весьма основательно влияют на содержание права, на юридические особенности его отраслей и институтов. Влияют в двух основных направлениях:

в о - п е р в ы х , новые реалии в экономической и социальной жизни в той или иной степени преобразуют юридические формы и конструкции в традиционных отраслях права, в том числе в таких фундаментальных, как гражданское право и административное право (например, в области гражданского права трансформируют отношения собственности: наряду с собственностью в значении вещных прав, предопределяют необходимость формирования интеллектуальной собственности; через ценные бумаги, их бездокументарный оборот предопределяют необходимость возрождения и нового прочтения понятия "бестелесной вещи"1, известного еще римскому частному праву);

в о - в т о р ы х , новые реалии в экономической и социальной жизни современной эпохи приводят к тому, что начинают складываться целые отрасли права, которые призваны стать основой для решения сложных экономических и социальных проблем, юридически опосред-

1 См.: Мурзин Д. В. Ценные бумаги — бестелесные вещи. М.: Статут, 1998. С. 67—89.

ствовать новые "пласты социальности". Такими отраслями права (в настоящее время — комплексными) являются, в частности, экологическое право, информацион - ное право, предпринимательское право, медицинское право.

И процессы преобразования в современных условиях традиционных юридических форм и юридических конструкций, и в не меньшей мере формирование в системе права новых структурных подразделений — все это требует повышенного внимания юридической науки по ряду направлений выработки новых подходов для научно корректного и основательного осмысления фактов современной действительности.

Вместе с тем новые экономические, социальные, правовые реалии современной эпохи вовсе не предполагают того, чтобы "отбросить все старое" и создавать в области права все заново, формировать юридические понятия и конструкции с "чистого листа", опираясь на один лишь нынешний экономический и социальный опыт. Напротив, по всем данным, плодотворное осмысление фактов современной действительности возможно лишь на ос-

нове достижений мировой правовой культуры, фундаментальных научных ценностей, выработанных интел-

лектом и талантом специалистов многих поколений, на основе трудной практики, в кропотливом труде, порой в нелегкой борьбе, в столкновении интересов и разных подходов.

Вот почему наиболее адекватной в научном и практическом отношений характеристикой новых отраслей права (экологического, информационного, предпринимательского) является их определение в качестве вторичных, комплексных отраслей. И не только потому, что они — во всяком случае на первых порах, до того как они в полной мере выявят свою юридическую специфику и нарастят свой самобытный правовой материал (и пока еще нет основательных данных, свидетельствующих о том, насколько это вообще возможно) — представляют собой комплекс разноотраслевых элементов. Главное, что пре-

допределяет их оценку в качестве вторичных, комплексных, заключается в том, что они даже в сферах своих специфических отношений напрямую воплощают те правовые начала, которые характерны другим отраслям, прежде всего базовым — гражданскому и административному праву, отраслям процессуального права.

Например, в области предпринимательства уже сейчас могут быть обособлены специфические отношения, требующие юридически своеобразного опосредствования. О. Шпенглер справедливо пишет: "...для нас организатор, изобретатель и предприниматель являются творящей силой, которая воздействует на другие, исполняющие силы, придавая им направление, намечая цели и средства для их действия. И те и другие принадлежат экономической жизни не как владельцы вещей, но как носители энергии"1.

Здесь перед нами действительно специфические, внутриадминистративные (внутрихозяйственные) отношения. Но юридическое своеобразие их регулирования не может быть понято без того, чтобы не взять за исходную основу такого понимания саму суть предпринимательской деятельности с правовой стороны — не администра- тивно-властные принципы, а начала свободы и диспозитивности, которые в соответствии с ценностями гражданского права определяют исходные юридические позиции для "творящей силы". Они-то и реализуют экономические отношения, выраженные в слове "энергия". Стало быть, новые в данной области правовые явления следует рассматривать в качестве продолжения и развития фундаментальных правовых категорий и ценностей, выраженных в достижениях гражданско-правовой культуры, а не как нечто такое, что должно войти в юриспруденцию

взамен их.

Высказанные соображения касаются не только фундаментальных начал права, прежде всего права гражданского, но и характерных для него юридических кон-

Шпепглер О. Указ. соч. Т. 2. С. 86.

струкций, являющихся достижениями мировой юридической культуры. Так, юридическая природа такого, казалось бы, ультрасовременного экономического и правового явления, как бездокументарный оборот ценных бумаг, не может получить достаточно развернутую, убедительную трактовку, если не взять за основу такого понимания конструкцию "бестелесной вещи", выработанную в римском частном праве1, которое, как говорилось ранее, стало уже в условиях античности воплощением чистого права.

А все это свидетельство того, что и здесь на, казалось бы, специфических участках современного правового бытия (где будто бы надлежит все строить и научно интерпретировать "заново") основополагающее значение принадлежит достижениям многовековой правовой культуры, а через них и началам чистого права.

§4. Чистое право

ивопросы практики юриспруденции

1.Предубеждение, помноженное на сложность. Нет никакой уверенности в том, что идеи чистого права получат сколько-нибудь быстрое и единодушное признание

внауке и в практической жизни. Уже два столетия мысли Канта, других философов и правоведов на этот счет — пусть и не развернутые и не "пропущенные" через специальную юридическую проблематику — не привлекали должного внимания. А если как-то и были использованы в правоведении, то, увы, для обоснования философской самодостаточности крайних вариантов юридического позитивизма. Идеи чистого права и по сей день, наверное,

1 Д. В. Мурзин, отметивший это обстоятельство, пишет, что вопрос о бестелесных вещах "вторгается, пожалуй, в сферу психологии античной и современной цивилизации: бестелесное имущество появилось в римском частном праве в силу его непревзойденной логичности; бестелесное имущество было отвергнуто постантичным гражданским правом из-за практицизма западрюй цивилизации и ее излишнего увлечения философией материализма" (см.: Мурзин Д. В. Указ. соч. С. 70).

молчаливо причисляются к неким, не очень-то значимым философским причудам кенигсбергского затворника как некий отзвук его общепризнанных идей о чистом разуме.

А здесь, в этой книге, кантовские мысли и основанные на них теоретические выводы и предположен ия (и вдобавок близкие идеи и раздумья других авторов, российских правоведов в том числе) усложнены к тому же еще и другим — положениями о своеобразной логике права, сведениями из юриспруденции, имеющими, по мнению многих людей, абстрактный, оторванный от живой жизни, схоластический характер. Прибавим сюда своеобразные участки социальной жизни нового постиндустриального времени (экология, объективированные формы интеллектуальной жизни, управленческих и информационных структур, предпринимательской деятельности, особые услуги в социальной сфере). И плюс к тому еще тут есть сложности, связанные с трудностями изложения нового, непривычного для нашей науки материала, которые автору, понятно, не удалось во всем преодолеть, как не преодолеть, можно ожидать, и аналогичные по истокам трудности его восприятия.

Но, как бы то ни было, от всего того, что связано с идеями чистого права, в конечном счете никуда не уйдешь. И коль скоро праву, по всем данным, уготована основательная перспектива и его действительная роль в жизни людей будет неуклонно возрастать, то независимо от наших предубеждений и трудностей хочешь не хочешь надо вести упорную разработку теоретических проблем, связанных с миссией права, которой и ныне, и в будущем нет альтернативы. Тем более что научная основательность (выводящая правоведение на уровень всей суммы современных наук), а также истинная привлекательность, научная красота и изящество этих проблем намного превосходят упомянутые предубеждения и трудности.

В каких же направлениях идеи чистого права могут проявить себя — положительным образом сказаться на реализации предназначения права в жизни общества?

Таких направлений два.

Одно — практического порядка, связанное главным образом с законодательством. Другое — раскрывающее потенциал идей чистого права, — принципиально теоретического, концептуального характера, относящееся к постижению действительной ценности права в жизни людей, его смысла.

2. "Нет ничего практичней хорошей теории". На пер-

вый взгляд, приведенные слова великого ученого в области естественных знаний меньше всего относятся к сфере права, еще менее к практической правовой деятельности, даже к такой ее разновидности, как законотворчество.

В самом деле. Если даже видеть в праве значительное явление в жизни людей, то все же представляется очевидным, что такая сугубо практическая работа, как подготовка проектов законов, их текстов (дело, понятно, непростое, предполагающее необходимость напряженной, сосредоточенной работы, использование определенной суммы данных и знаний), требует прежде всего практического опыта и здравого смысла и касается в первую очередь знаний экономического, политического порядка, данных психологии, этики, этологии. И если тут полезна "хорошая теория", то это, казалось бы, не некая правовая философия, а в первую очередь — теория, которая помогла бы определить действительные потребности общества и человека, задачи законодателя, способствовала бы учету особенностей регулируемых отношений, моральных предпосылок и требований.

А юридические знания? Если судить по некоторым внешним приметам, характерным для порядков и нравов многочисленных законодательных (федерального и'"областных") собраний России конца XX в., то это знания, не очень-то сложные, не относящиеся к высокой теории. И хотя почти все члены федерального и региональных законотворческих учреждений часто употребляют выражение "прописать закон" (выражение, еще лет пять-шесть тому назад используемое исключительно правоведами-

профессионалами, участвовавшими в подготовке законопроектов), такое "прописывание" понимается, как правило, в технико-юридическом смысле, в смысле подгонки текстов под юридический стиль, создания внешнего антуража современного законодательного документа, в лучшем случае — работы по устранению противоречий в законах, по их согласованию.

Что ж, верно, законоподготовительная работа — дело действительно во многом практическое и прозаическое, требующее владения многообразными данными и знаниями: экономическими, политическими, психологическими, порой сугубо техническими. Нужны и технико-юридичес- кие знания, которые при всей их сложности не представляют собой все же достаточно значимых высот правовой философии, тем более некой теории "чистого права".

И ясно, что никому не придет в голову, скажем, приступая к подготовке проекта закона, начинать это многотрудное дело с данных теории философского уровня, абстрактных, казалось бы, чуть ли не на грани заумного сочинительства, отвлеченных положений об "основном правовом законе", типах регулирования, юридической структуре и о многом другом, столь же абстрактном, отвлеченном. При подготовке любого законопроекта исходными и неизменно главными остаются требования и факты самой жизни, запросы практического порядка, экономические, политические расчеты, порой расчеты чисто бухгалтерского свойства и соответствующие данные, знания и прогнозы научного характера.

Тем не менее можно с весьма большой степенью категоричности утверждать, что использование на практике данных правовой философии, в том числе данных теории "чистого права", — это необходимый и важный этап или элемент законоподготовительной работы. Этап или элемент, скажу еще раз, в практической деятельности не исходный, не самый первый, но все же совершенно необходимый и исключительно важный, предопределяю-

щий саму возможность того, чтобы действующее право достигло высокого современного уровня.

В практическом отношении суть дела в том, чтобы при подготовке законопроектов участвовали и имели при этом весомое слово специалисты-правоведы, основательно знающие и умеющие применять на практике данные правовой философии и, по-видимому, прежде всего данные теории "чистого права" (впрочем, кто знает, быть может, со временем окажется необходимой и практически возможной особая экспертиза по вопросу соответствия проекта закона требованиям, вытекающим из идеи чистого права).

Главное — принципиально важно, чтобы специалис- ты-правоведы в каждом случае подготовки законопроекта могли ответить, в частности, на такие вопросы.

Не ущемляет ли предоставление субъективных прав определенным лицам свободу других людей?

Является ли проектируемый законодательный порядок по своей основе частноправовым или же публичноправовым?

Если в законопроекте говорится о предоставлении прав, то достаточны ли и весомы ли в проекте предусмотренные на этот счет юридические гарантии?

Если же говорится об обязанностях, то следуют ли за этим должные меры юридической ответственности?

Если вводится общий запрет, то достаточно ли он "обставлен" условиями и исключениями?

И так далее. Требуются убедительные и конкретные ответы на все другие вопросы, которые по своей сути есть вопросы "техники", но вопросы такой "техники", которая представляет собой прикладную сторону философской проблематики.

При тщательном, углубленном анализе принятых в России законов (особенно на региональном уровне — областях, краях) выясняется, что основные их огрехи касаются вовсе не вопросов сугубо технического свойства и даже не согласованности законов, в том числе соответствия региональных законов федеральным (хотя таких

недостатков немало, и потери от таких недостатков громадные), а отсутствия во многих из них основательной правовой культуры и, стало быть, учета данных высокой правовой теории и с этой точки зрения юридической техники высокого уровня.

Весьма показательным в этом отношении является явный недоучет в законотворчестве теоретических положений о частном и публичном праве, о юридической специфике отраслей права, типов регулирования, основополагающих юридических конструкций. Хотя законодательные акты, и действующие и проектируемые, имеют по большей части комплексный характер, при решении любого юридического вопроса существенно важно с самого начала определить отраслевую основу намечаемого решения: от этого помимо иного зависят адекватность, отработанность и действенность всего применяемого в данном случае юридического инструментария, носящего по своему содержанию отраслевой характер.

Сама жизнь, например, в настоящее время требует обратить повышенное внимание на ту сферу современной социальной действительности, которая относится к медицине. Ведь здесь весьма специфические отношения по услугам, сочетающие высокую социальную значимость и высокий профессионализм, требования современной техники. И здесь вполне естественно возникает ориентация на то, чтобы построить медицинские услуги на сугубо публично-правовой основе. По всем данным, на многих участках медицинского дела такая ориентация оправданна, и опыт мирового значения (и в социалистических странах — СССР, Кубе, и в странах со свободной рыночной экономикой) весьма убедителен. В то же время медицина в развитом гражданском обществе при всех своих "публичных" характеристиках, не может функционировать в отрыве от общей инфраструктуры частноправовой (рыночной) конкурентной экономики. И потому в самой организации медицинского дела и тем более на отдельных ее участках (сопряженных, в частности, с внедрением новейшей техники, поддержкой инициативной деятельнос-

ти, оказанием ряда специфических медицинских услуг и т. д.) вполне оправдано внедрение коммерческих начал, а отсюда построение складывающихся отношений на частноправовой основе. Каково в этом случае оптимальное соотношение публично-правовых и частноправовых элементов? Каковы юридические формы соответствующих отношений? Их гарантирования, правового обеспечения? Ответы на все эти и аналогичные им вопросы требуют как углубленных знаний о фундаментальных началах публичного и частного права, так и четких представлений о комплексных структурах, причем таких, которые способны учитывать разнообразные и разноплоскостные факторы социальной жизни.

Возьму на себя риск высказать мнение о том, что практически значимая грань есть и у самых, казалось бы, абстрактных положений идей о чистом праве — таких, как положения о кантовском "основном правовом законе". С этой точки зрения возникающие порой проблемы при подготовке законопроектов, трактуемые подчас по рубрике "социальных", с юридической стороны затрагивают вопросы философского порядка, в том числе "всеобщий правовой закон". Они, к сожалению, именно в таком качестве сразу же не вычленяются и не получают должного разрешения потому, что не принимается во внимание принципиально-юридическая сторона дела.

Так было, например, когда разрабатывалась конструкция аренды как способа приватизации, в соответствии с которой арендаторами становились не трудовые коллективы (как при последующей официальной приватизации), а самостоятельный субъект — организация арендаторов, формируемая из активных работников-трудяг данного коллектива. При подготовке законопроекта об аренде, могу засвидетельствовать, так и не был поставлен и решен вопрос, относящийся к идее философского "основного закона": не ущемляет ли порядок предоставления государственного имущества арендаторам из числа работников коллектива права (и свободе) других членов коллектива? И если да, то каково возможное решение

трудностей, возникающих при реализации закона? И верно, трудности подобного свойства в последующем действительно были. И об этом ныне приходится говорить еще и потому, что аналогичные по важности и трудности проблемы возникают при совершении сделок, предметом которых является имущественный комплекс (предприятие в целом), включающий работающих там людей — персонал1.

Можно, пожалуй, утверждать, что участие в законоподготовительных работах специалистов-правоведов, владеющих знаниями высокой правовой теории, и достойное авторитетное их место в таких работах — это верный показатель уровня юридической культуры в данной стране. Таким показателем является и признание того, что критерием высокой классности юриста-профессиона- ла должно считаться знание и умение применять на практике такого рода знания. А значит, и их разработанность в юридической науке, а также соответствующая указанным требованиям организация подготовки юристов-про- фессионалов, их ориентация (деловая и официальная) на такого рода деятельность.

Если приведенные соображения верны для законоподготовительной работы, то они тем более справедливы для деятельности в области государственно-правовой жизни более высокого порядка.

По всем данным, идеи и категории чистого права должны быть признаны основополагающими в сложных процессах формирования и развития государства и законодательства, а также при решении вопросов о соответствии принимаемых законов общим правовым принципам. И Кант поясняет: "Эти принципы не столько законы, которые дает уже образовавшееся государство, сколько законы, единственно на основании которых и возможно образование государства в соответствии с исходящими из

1 См. по этому вопросу разработки С. А. Степанова (Предприятие как имущественный комплекс по Гражданскому кодексу Российской Федерации. Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000).

чистого разума принципами внешнего человеческого права вообще"1.

К сожалению, надо признать, что у нас, в современной России, в наших многочисленных и обширных рассуждениях о "строительстве правового государства", о "правовой реформе", и не менее в практических действиях, совершаемых как будто бы в этом направлении, вопрос о "принципах чистого права вообще" даже не ставится. И, понятно, в практической плоскости не ставится сейчас, когда в политической жизни порой реанимируются авторитарные, силовые тенденции.

3. Необходимая ступень постижения права. Науч-

ным положениям о чистом праве принадлежит существенное, возможно, незаменимое значение и в философском, концептуальном отношении.

Суть вопроса в том, что эти положения вплотную подводят к постижению истинного смысла права, его, если угодно, мирозданческого предназначения в жизни людей, их судьбе, их будущем.

Ведь идеи о чистом праве, пусть в каком-то смысле романтизированные, даже с налетом мечты и плюс к тому сформулированные на высших уровнях научных абстракций, обращены к тем сторонам исконной природы права, которые коренятся в глубинных основах жизнедеятельности, в высших проявлениях естественного права.

Такова же суть других идей, которые, по всем данным, могут быть отнесены к чистым правовым началам. В том числе о частном и публичном праве, о дозволительной структуре и об общедозволительном типе юридического регулирования, которые сориентированы на свободное поведение человека.

Подобная оценка положений о чистом праве, возможно, предстанет еще более обоснованной, если рассматривать эти положения под углом зрения юридической логики, в том числе структуры собственного содержания пра-

Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 285.

ва, той определяющей стороны этой структуры, когда центром собственного содержания права (его внутренней формы), "стягивающим" к себе все частицы правовой материи, выступают субъективные права участников общественных отношений, причем права, по терминологии юриспруденции, "на собственное поведение", и, стало быть, открывающие простор для активности, творческой самодеятельности людей.

Словом, именно идеи чистого права выводят на те теоретические позиции, с которых открывается путь к постижению других основополагающих положений философии права, прежде всего — и это особо существенно — к рассмотрению права как ближайшего объективированного бытия разума и права человека (права людей).

Глава четырнадцатая Право — бытие разума

§1. Разум в праве. Путь к разгадке

1.Право как объективированное бытие разума. На-

стала пора сказать о том главном, к чему в предшествующих главах подводили суть и сам ход ранее рассматриваемых вопросов — становления и развития гуманистического права как естественного, предопределенного логикой Истории процесса.

Это главное таково. По своим коренным особенностям право выступает в качестве продукта разума в области внешних, практических отношений, а в идеале, по заложенным в нем потенциям (реально — по мере перехода человечества к цивилизациям последовательно демократического, либерального типа, реализации в обществе высокой юридической культуры) — "самого" бытия разума.

Ивот здесь (во всяком случае, хотя бы здесь, в качестве исходной констатации авторской позиции) необходи-