учебный год 2023 / Алексеев Теория права

5 Существенный интерес представляет оценка семей правовых систем и двух укрупненных (логических) систем

Разумеется, правовой прогресс, поступательное развитие юридической формы социального регулирования так или иначе в тех или иных темпах проявляются во всех семьях правовых систем Даже в религиозно-общинных правовых и заидеологизированных системах, хотя по большей части крайне медленно, исподволь, сквозь столкновение противоречивых тенденций, но все же происходит известное обособление юридического инструментария, становление более или менее чистых юридических институтов, эволюция, напоминающая эволюцию близких институтов в других семьях. Процесс этот значительно усиливается, а подчас приобретает и доминирующее значение в развитии всей системы социального регулирования в тех странах, где устанавливаются прогрессивные политические режи-

мыОбратимся к оценке англосаксонского общего права. Конечно, формирование общего прецедентного права, обусловленное своеобразными историческими, социально-политическими условиями Англии, можно охарактеризовать в качестве «особого пути» в правовом развитии. Природа общего прецедентного права такова, что в нем не может в полной мере развернуться ряд свойств и особенностей права (в частности, его особенности, связанные с нормативными обобщениями), из-за чего в известной мере не получают развития некоторые другие его характеристики (например, системность).

И все же правовые системы англо-американской группы — это эффективно работающие нормативные регулятивные механизмы, отвечающие основным потребностям жизни общества и потому, кстати, воспринятые в том или ином виде немалым числом государств. Они имеют ряд позитивных специальных технико-юридических черт. Такие свойства юридического регулирования, как определенность и нормативность1, выражаясь в них несколько своеобразно, характеризуются все же достаточно высоким уровнем. Эти системы оказались весьма динамич-

1 Общее прецедентное право национальных правовых систем англо-амери- канской группы отличается особым характером норм, но оно не лишено свойства нормативности, как полагают некоторые авторы Напротив, нормативность общего права благодаря принципу $1аге йесшз имеет весьма высокий уровень

ными: сохраняя стабильность и незыблемость традиционных, подчас архаичных начал юридического регулирования, они в то же время могут приспосабливаться к новым технико-эконо- мическим и социально-культурным условиям Иными словами, юридический инструментарий, которым располагает англосаксонское общее прецедентное право, можно рассматривать в качестве значительной ценности, выражающей достоинства нормативно-судебной системы юридического регулирования, и имеющей уникальный характер.

Быть может, мы вообще еще недостаточно оценили феномен общего прецедентного права (судебно-нормативной системы). Не образуют ли его исторические разновидности ключевые вехи на пути мирового правового прогресса?

Ведь строго говоря, римское частное право, являющееся исторической первоосновой мировой юридической культуры и правового прогресса, в своем первозданном виде представляло собой правовую систему, создаваемую в основном при рассмотрении конкретных юридических дел, т. е., в сущности, в прецедентном порядке.

Ныне же этот путь характерен для единого европейского права, в формировании которого значительную роль играет люксембургский Суд европейских сообществ

Классическим может быть назван путь формирования и развития романо-германского права. Классическим потому, что здесь в результате прямого правотворчества компетентных органов, использования нормативных обобщений открывается простор для развертывания тех качеств права, которые образуют главное содержание правовой культуры и наиболее полно и всесторонне характеризуют правовой прогресс в общест-

ве.Прямое правотворчество компетентных государственных органов, свойственное нормативно-законодательным системам, позволяет целенаправленно строить юридическую систему, внедрять в нее данные юридической науки и практики, достигать высокого уровня нормативных обобщений и в связи с этим обеспечивать все то социально ценное, что сопряжено с нормативностью права, с его формальной определенностью, системностью, иными его регулятивными качествами.

Другой вопрос, что этот позитивный потенциал был скован исторически конкретными условиями развития тех или иных стран и в средневековый, и в буржуазный периоды их исто-

рии. В принципе же по самой логике нормативно-правовог регулирования развитие правовой формы, выраженной в нор- мативно-законодательной системе, является естественным магистральным путем, способным обогатить правовую культуру наиболее значимыми специальными технико-юридическими ценностями. Так и произошло в истории права, когда на базе достижений римского частного права в эпоху Возрождения были разработаны обобщенные положения, оказавшие столь сильное влияние на развитие системного, кодифицированного законодательства в странах континентальной Европы, а ныне во все более возрастающих масштабах оказывающие воздействие и на правовые системы англо-американской группы.

В последующем в контексте утвердившихся политического режима и идеологии некоторые из этих достижений воспринимались и советским правом, а ныне российским правом. Этот процесс с географической и историко-социальной точек зрения был подготовлен тем, что отечественное право возникло именно на территории, охватывавшей в значительной степени континентальную Европу и уже в той или иной степени имевшей соответствующие правовые традиции.

Вполне понятно поэтому, что в настоящей книге, целью которой является характеристика достижений, ценности права, его правовых средств и механизмов, его роли в жизни общества, общетеоретические положения формулируются на основе именно тех фактических данных (взятых главным образом из отечественного права), которые соответствуют магистральному пути правового прогресса в истории права и, следовательно, связаны в первую очередь с правовыми системами норма- тивно-законодательного характера, к которым по главным своим особенностям относится российское право. К тому же, по всем данным, указанные юридические ценности имеют значение и на перспективу: они несомненно войдут (и в передовых демократических странах уже входят) в право современного гражданского общества.

6. Несколько соображений по поводу закономерностей развития национальных систем и их семей в современном мире. Это развитие характеризуется сложными, многообразными, порой противоречивыми, сталкивающимися тенденциями, среди которых можно выделить ряд доминирующих.

Прежде всего должна быть отмечена тенденция, выражающая закономерности развития социально-политических отношений на современной стадии цивилизации. Это все большее

фактическое признание позитивной ценности тех достижений юридической культуры, которые выражены в нормативно-за- конодательной системе юридического регулирования. Данная линия правового прогресса, обусловленная необходимостью нормативного решения сложных проблем социальной жизни в связи с научно-технической революцией, с всепланетным движением к свободе, с развитием товарно-рыночного хозяйства, с углублением парламентаризма, ' рядом других социальноэкономических и политических процессов, отчетливо прослеживается во всех странах развитой демократии.

В то же время утверждается ценность положений прецедентного права (уже говорилось об их развитии в едином европейском праве), да и законодательные решения практически всех стран становятся вполне работающими юридическими реальностями лишь после того, как они «пропущены» через судебную деятельность и обогащены прецедентами.

Эти линии правового развития можно осветить и с несколько иной стороны. Многими исследователями подмечен факт сближения юридических систем различных семей. Возникли вариации правовых систем, вобравшие черты и романо-гер- манского, и общего права: шотландское право, право Филиппин и др. И если в Англии, США и других странах общего права усилилась (и притом в немалой степени) роль закона, общих норм кодификации, то в странах континентальной Европы тенденция формулирования все более абстрактных норм породила закономерную по логике юридических систем встречную тенденцию: усиление роли судебных органов в процессе юридического регулирования, развитие их индивидуально-пра- вовой, созидательной правосудебной деятельности. И еще более примечательным фактом является выработка в ходе правовой европейской интеграции, в частности Судом европейских сообществ, положений и конструкций, объединяющих, казалось бы, несоединимое — качественно различные положения и конструкции континентального права и общего прецедентного права.

Чем объяснить сближение по юридическим, технико-кон- структивным чертам правовых систем различных семей? Здесь, видимо, ряд причин. Главная из них заключается, думается, в том, что в современных условиях отчетливо проявилось определяющее значение для правовых систем их общецивилизационной, общекультурной основы, глобальных процессов интег-

рации и утверждения свободы. Возможно, здесь есть и другое] не менее важное основание. Нужно обсудить вопрос, не согласующийся с традиционным видением данной проблемы (отраженным и в этой книге): не являются ли прецеденты — в не сколько ином обличье — характерными и для романо-герман-[ ского права и, стало быть, одним из изначальных элементов права вообще?

В целом же можно с уверенностью считать, что во всех пра-1 вовых системах современности определяющим фактором, от-| ражающим отмеченные общецивилизационную и общекультурную основу, единые общечеловеческие начала, права человека, является развитие всех стран в направлении современного гражданского общества, вбирающего основополагающие ценности цивилизации, среди которых важная роль принадлежит основополагающим правовым ценностям, началам правозаконности.

Глава десятая Право России

I.Исторические предпосылки. Советское право

1.Исторические предпосылки, предопределяющие развитие

иперспективы права в России, сложны и противоречивы. Среди этих предпосылок обычно в центре внимания находятся факторы негативного характера (имперская государственность, общинный коллективизм, феномен советского права), которые отодвигают право как таковое на периферию общественного развития, порождают правовой нигилизм, приоритет критериев нравственности, совести, идеологию права власти.

При всей справедливости таких оценок (о них — дальше) нужно все же обратить внимание на наличие в России и благоприятных исторических предпосылок, предопределяющих саму возможность прогрессивного развития права как явления цивилизации и культуры, права гражданского общества.

Эти предпосылки относятся к истокам формирования российского общества, к начальным, доимперским стадиям его развития. Они связаны с особенностями становления российской народной общности, в том числе с преимущественно мирным расселением русских славян, восприятием ими достижений северо-западной европейской культуры.

Подтверждением наличия таких предпосылок стало и фактическое развитие российского права.

Примечательно, что в качестве одного из первых российских правовых памятников выступили заключенные русскими князьями в X в. договоры с греками, которые были призваны юридически опосредовать внешнеторговые отношения с южными странами-соседями, находившимися на довольно высокой стадии экономического и правового развития.

Достойно внимания и то, что вместе с православием, а в связи с этим вместе со всей византийской культурой на российскую землю распространился дух позднеримского права — величайшего шедевра мировой юридической культуры. Свидетельством этого стал ряд юридических документов православной Руси — в первую очередь Русская Правда (XI в.).

Заметное влияние на доимперское российское право оказала, по всем данным, весьма передовая североевропейская

правовая культура, утвердившаяся на российских просторах вместе с русскими князьями (варягами), с норманским пластом европейской цивилизации.

Самое же существенное — это то, что достижения правовой)} культуры, имеющие общеевропейское значение, воспринимались в России с учетом своеобразия доимперского общества Отсюда самобытность российского права, ряд его прогрессивных, привлекательных сторон (таких, в частности, как смяг-| ченное кулачное право, элементы состязательного процесса, | дифференциация вины и др.).

Высокий уровень доимперского российского права, выражен-! ного в ряде судебников, судебных грамот, уложений, подтвер-1 ждается, помимо прочего, тем, что в долгие годы татаро-мон-1 гольского ига российское право не подпало под влияние вос-1 точных юридических догм и постулатов (также весьма значи-1 мых, но относящихся все же к другим сферам цивилизации).

А вот имперская государственность, воцарившаяся в России в XVI—XVIII веках христианской эры (которая, несмотря на свое европеизированное обличье, коренится в ордыно-ханских истоках), если не сломала, то во всяком случае подмяла, отодвинула исконные российские правовые начала, не дала раскрыться их прогрессивным потенциям. Вместо этого в русской имперской юридической системе возобладали формализован- но-бюрократические каноны и нравы, механически воспринятые регламенты феодальной Европы, соединенные с доморощенной восточно-варварской чиновничьей практикой. В этой обстановке утвердилась, притом в феодально-абсолютистской интерпретации, идеология права власти, резко противостоящая естественно-правовому мировоззрению, прирожденным правам человека. Негативную роль сыграли здесь и укоренившиеся в российской жизни начала общинного коллективизма, отторгающие индивидуалистическое правопонимание.

Только во второй половине XX в., после потрясения, вызванного поражением в Крымской войне, и последовавшего затем освобождения крестьян от крепостной зависимости* развертывания земского движения, возникли условия для воскрешения древних российских правовых начал. И потому успех судебной реформы 1864 г., которая, надо полагать, стала самым крупным и наиболее перспективным, обнадеживающим событием в области политико-государственной жизни дооктябрьской России, во многом обусловлен как раз той прорвав-

шейся через века «памятью права», которая позволила выдвинуть именно право и судебную культуру в качестве ключа к проведению назревших демократических преобразований российского общества.

Годы, непосредственно предшествующие большевистскому перевороту Октября 1917 г.,— это годы резкого подъема российского правоведения, выхода его на самые передовые рубежи мировой юридической культуры. В это время российскими юристами был подготовлен ряд крупных законопроектов, судейская и адвокатская деятельность стала рассматриваться как одна из самых престижных и гражданственных, а ведущие российские правоведы сделались кумирами интеллигенции, молодежи.

2. Судьбу российского права невозможно понять, если не учитывать влияния на него большевизма — радикально-воин- ствующего крыла социал-демократической партии, названного уже после 1917 г. коммунистической партией.

Большевизм в России имел некоторые исторические корни. Это идеология русского бунта, анархистско-социалистические течения народников, движения Бакунина, Кропоткина, «героика» Нечаева. И все же главное в российском большевизме — это предельное, последовательное и обнаженное выражение марксистской доктрины. Назовем следующие основные черты большевизма (ленинизма):

во-первых, крайне утопический характер программы большевизма, его целей и задач, что придало большевистской программе привлекательный для бедных и обездоленных людей, соблазнительно-коварный характер (следует отметить в этой связи такие лозунги большевиков, как немедленное после захвата власти введение коммунистических начал жизни, быстрое устранение пороков эксплуататорского строя, дележ богатств — «грабь награбленное», отмирание государства и т. д.);

во-вторых, радикально-революционный путь достижения поставленных целей и задач, основанный на насилии, заговоре, на вооруженном завоевании власти и подавлении контрреволюции, установление ничем не ограниченной диктатуры, что привлекло на сторону большевиков романтически-решитель- ных людей, радикалов, авантюристов.

Эти черты большевизма, пронизывающие всю практическую деятельность большевиков-ленинцев, характеризующие сущность и функционирование созданного на этой основе дикта-

горского режима власти, отвергали саму возможность существования сколько-нибудь развитого права. Ибо развитое право не приемлет постановки утопических целей и задач, далеких от реальной жизни людей, а еще более — идеологии и практики насилия, вседозволенности, попрания личности, ее неотъемлемых прирожденных прав.

Право рассматривалось идеологами большевизма по юридическим вопросам (Стучкой, Пашуканисом и др.) в качестве контрреволюционного элемента, оставшегося от прошлого, реакционного института, участь которого — скорое и желаемое отмирание.

Большевистские идеология и практика признавали оправданным, в сущности, одно лишь «революционное» право и «революционное» правосознание.

3. Право в советском обществе до начала 90-х годов и было в основном продуктом и средством юридизированного обеспечения теории и практики большевизма и соответственно радикального военно-коммунистического строя, прикрываемого идеологизированными понятиями и терминологией «научного социализма». По своей природе оно представляло собой право власти, соединенное с правом войны.

Эти оценки не меняет то обстоятельство, что в первые десятилетия Советской власти появилось большое количество юридических документов. Ведь даже Октябрь 1917 г., ставший выражением осуществленного по законам террористического заговора государственного переворота, ознаменовался широковещательными юридическими документами — декретами. Великое множество декретов, иных актов издано в последующие годы; появилась целая серия сменяющих одна другую конституций — 1918г., 1924 г., 1936 г.

Но революционные декреты служили, по прямому признанию Ленина, прежде всего целям пропаганды. Главное же состоит в том, что и они, и весь гигантский массив юридических документов, как и практика юридических органов, строились в соответствии с духом «революционного» правосознания, никак не связывали всевластие партийных чиновников и административного аппарата партийного государства, юридически облагораживали ничем не ограниченные внесудебные и судебные репрессии, расправу с неугодными, «контрреволюционерами» и «оппозицией».

С учетом этого необходимо отметить две особенности советского «революционного» права, выражающие его тоталитарную природу.

1) Декреты и иные нормативные документы того времени реально включили в жизнь тот неправовой в юридическом смысле инструмент регуляции, который, как тогда представлялось, был обусловлен потребностями революции, а в действительности обосновывал, оправдывал прямые насильственные действия и акции, опирающиеся на «революционное» правосознание. Такой настрой легализовал и обосновал насилие и стал предпосылкой оправдания произвола, беззаконий и в первое послеоктябрьское время, и в особенности в условиях сталинского тоталитаризма, репрессивного строя. Такого рода насильственные действия, акты террора занимали все большее место в жизни общества, придав публично-правовой облик всей правовой системе.

2) Тоталитарные идеологические моменты непосредственно заключались в ткань революционного права. В обстановке сталинского режима они вылились в диктат догматической идеологии (прикрываемой наименованием марксизм-ленинизм, понятиями и терминами социализма), которая, подчинив право, пропитав его догмами, превратила правовую систему в предельно заидеологизированную, тоталитарную, привела к утрате коренных правовых ценностей.

Советская юридическая система (вопреки тому, что уготовано праву историей) выступила как сугубо государственная, диктаторски-публичная и не только ни в чем не стала преградой диктатуре, террору, вакханалии беззакония, но и стремилась придать всему этому законный облик.

4. Суть, природа права в советской России не изменилась и в условиях, когда развеялась романтика декларированного «революционного» права и когда после ожесточенной борьбы в правящей коммунистической верхушке в конце 1920-х годов в Советском Союзе утвердилась единодержавная сталинская диктатура.

В обстановке единодержавной сталинской тирании получил развитие феномен советского права. Это право официально именовалось и действительно должно быть признано советским потому, что оно функционировало в обществе, где официально государственная власть сосредоточивалась в руках у «полновластных» Советов. Советы в официальной идеологии изображались в качестве высшего типа демократии, и офи-