§61, Существо и условия судебного толкования.

В узако­нениях этих Государственный совет справедливо видел осуще­ствление одного из главных начал, положенных им в основание нового судебного порядка, а именно начала об отделении су­дебной власти от законодательной. Между тем как прежде само применение законов контролировалось законодательной вла­стью, принимавшей в нём деятельное участие, с 1864г. оно стало исключительной функцией судебной власти.

Деятельность законодательная носит творческий характер. Суд не твори? юридических норм, а применяет нормы готовые, другим органом созданные. Применение нормы необходимо предполагает существование ее. Поэтому толкование сводится к решению двух вопросов: существует ли известная норма, обнимает ли она данный вопрос или случай, решению под­лежащий?

Как законодательная и исполнительная власти не вправе принимать к своему разрешению вопросы, возникающие по производящимся в судебном порядке делам, так и власть су­дебная не может создавать новых норм. Мало того, судебные места лишены даже законодательной инициативы, принадле­жавшей им в прежнем процессуальном строе. Положение это, вытекающее из общего разума судебных уставов, категорически высказано и Высочайше утвержденным 7 марта 1866 г. мнением Государственного совета. Возбуждение законодательных вопро­сов по части судебной предоставлено лицам прокурорского над­зора, по донесениям которых министр юстиции дает им даль­нейшее движение или же оставляет их без последствий (ст. 136 УСУ). По части же административной возбуждение и пред­варительное рассмотрение законодательных вопросов при­надлежит, без всякого в том участия мест и лиц судебного

¹ Ст. 9 У ГС: „Все судебные установления обязаны решать дела по точному разуму существующих законов, а в случае их неполноты, неяс­ности, недостатка или противоречия — основывать решение на общем смысле законов",

² Ст. 10 УГС:'„Воспрещается останавливать решение дела под пред­логом неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов. За нарушение сего правила виновные подвергаются ответственности, как за отказ в правосудии".

б* 163

ведомства, с одной стороны, всем министрам по принадлеж­ности, а с другой — общему присутствию губернского управления и палат — казенной, государственных имуществ и контрольной.

Существенно отличаясь от творческой деятельности зако­нодателя, деятельность судебной власти применяет закон в гра­ницах конкретно определенного дела, разрешению его подле­жащего. Положения, ею высказанные, обязательны для дела, по которому они даны. Для других дел, хотя и аналогичных, обязательного значения они не имеют: по каждому делу, к суду поступающему, судебная деятельность начинается вновь, как бы прежних "дел"вовсе не существовало. Но преемственность возможна и уместна и в судебной практике; взгляды, ранее вы­сказанные, не будучи обязательными по другим делам, могут, однако, служить к дальнейшему разъяснению закона. Тогда они становятся прецедентами, или примерными решениями, способными оказывать влияние и на дальнейшую практику, ко­торая не освобождается, однако, от обязанности проверять их законность (ст. 68, 69 Основных законов; ст. 930 У У С).

,Как орган применения закона суд сам должен знать законы (jura novit curia). Это одно из основных правил толкования, богатое выводами. Из него вытекает, что суд не может требо­вать от сторон указания закона, подлежащего применению; при отсутствии такого указания суд обязан приискать соответст­вующую норму и-применить ее к рассматриваемому случаю. Но если речь идет о норме производной, то суд может потребовать от сторон доказательств ее существования. На том же правиле основывается, что неправильное указание закона сторонами не влечет для них само по себе никаких невыгодных процессуаль­ных последствий, а возлагает на суд обязанность заменить не­верную ссылку другой, надлежащей, и согласно ей определить дальнейшую судьбу дела. Это выражается формулой, в нашей практике ^принятой: юридическая квалификация факта, т.е. подведение его под закон, принадлежит суду. Так, подсудность дела определяется не указанием закона, стороной сделанным, а обстоятельствами его при поступлении в суд. Не только невер­ные ссылки на закон, в обвинительном акте сделанные, необя­зательны для суда, но прокуратуре даже рекомендуется избе­гать точного указания уголовного закона, деянию соответст­вующего, ограничиваясь ссылкой на закон в его родовых признаках (1867/263, Достакова и Кетхудова; 1868/120, Ив-кина; 1868/191, Рязанова и др.). Апелляционная инстанция обязана исправить неправильные ссылки на закон, допущенные судом первой инстанции, хотя бы о том стороны не ходатайст­вовали (1869/854, Гринберг и др.).

Суд применяет закон в том именно виде, как он вышел из рук законодательной власти. Для него обязательно официаль-

164

ное издание закона. Поэтому в циркулярном указе Сената И февраля 1875г. рекомендуется осторожность относительно частных изданий из-за встречающихся в них многочисленных опечаток.

§ 62. Равенство судебных мест в отношении права тол­кования. Право и обязанность применения закона принадлежат всем судебным местам без различия инстанций и иерархической между ними подчиненности. Запрещение останавливать реше­ние дела под предлогом неясности, неполноты, противоречия или недостатка в законах относится в равной мере ко всем су­дебным установлениям — как местным, так и общим, как низ­шим, так и высшим. Различия между судебными местами в этом отношении, прежнему законодательству известные, вполне устранены в новом законодательстве.

Но отсюда же вытекает, что все судебные установления имеют ныне право толкования в одинаковом объеме и оконча­тельные решения каждого судебного установления имеют оди­наковую силу. Высшая инстанция может отменять только не вошедшие в законную силу приговоры инстанций низших, и приговор каждого суда по окончательно разрешенному им делу, с одной стороны, есть закон для этого дела, а с другой сто­роны— возможный прецедент для пояснения закона при раз­решении других дел. Все судебные места по силе толкования законов равны между собой. Статьи 930 и 933 У УС не подры­вают этого положения, а, напротив, подкрепляют его. Обяза­тельность решения Сената как суда высшего признается ею только для того дела, по которому оно состоялось. Что лее ка­сается других дел, то при рассмотрении их судебные места от­нюдь не связаны толкованиями, от Сената исходящими. Как прецедент они могут иметь нравственный авторитет, но не обя­зательную силу закона. Разделяя взгляды Сената, судебные места могут приводить их в своих решениях как пояснение за­конов; не разделяя, они властны и обязаны толковать закон по своему разумению *.

Иного взгляда по этому предмету держится наша сенатская Практика (1868/440, Петрушина и др.). Она стремилась и продолжает стремиться установить, что разъяснения законов, в кассационном порядке от Сената последовавшие, имеют для судебных мест обязательную силу не только по тому делу, по которому они состоялись, но и по всем иным делам, где встре­тятся аналогичные вопросы. Этот взгляд стараются подкрепить

¹ Материалы для знакомства с русской судебной практикой суть: Сб. решений кассационных департаментов Сената и общего их собрания, выходящие ежегодно с 1866 г.; Сб. циркулярных указов Правительст­вующего сената, изданный в 1878 г.; решения других судов печатались в повременных юридических изданиях, преимущественно в "Судебном вестнике".

165

165

как назначением кассационного суда содействовать единооб­разному применению закона в империи, так и правом надзо­ра, принадлежащего Сенату по отношению к прочим судеб­ным местам. Но ни то, ни другое соображения неубедитель­ны.

Кассационный суд назначением своим, подобно другим су­дам, имеет обеспечение правильности правосудия. Эта задача достигается двумя путями: во-первых, путем отрицательным, состоящим в отмене приговора, нарушившего закон, и, во-вторых, путем положительным, состоящим в разрешении юри­дического вопроса, который встретился в данном деле¹. Подоб­но прочим судебным установлениям он постановляет реше­ния, имеющие для данного дела силу закона; такую силу, не­сомненно, должны иметь и разъяснения закона, от кассацион­ного суда исходящие. От прочих судебных установлений кас­сационный суд отличается тем только, что он не входит в об­суждение дела по существу, ограничиваясь оценкой его юридических сторон. Кассационными решениями, в этих пре­делах постановленными, и обеспечивается единообразию судеб­ной деятельности в государстве. Один на всю империю, касса­ционный суд в этом смысле направляет всю- судебную практику и руководит ею. Если затем по другим делам судебные уста­новления не согласятся с разъяснением суда кассационного, то последний по мере поступления к нему этих дел в порядке ин­станций имеет полную возможность настоять на прежнем разъ­яснении или же согласиться с другим толкованием.

Обязательность кассационных разъяснений для всех вооб­ще дел,,в судебные установления поступающих, стараются под­крепить ссылкой на ст.933 УУС и 815 У ГС. . По ст.933, „решения Сената печатаются во всеобщее сведение, для руко­водства к единообразному исполнению и применению закона". То же положение в несколько иной форме изложено в ст.815: „Все определения Сената по просьбам об отмене решений пуб­ликуются во всеобщее сведение для руководства к единообраз­ному истолкованию и применению законов". Наконец, на осно­вании закона 10 июня 1877г., допустившего рассмотрение кас­сационных дел в отделениях Сената, предписывается рассмотрение в присутствии всего департамента таких дел, „по

¹ Градовский признает только первый из этих путей и совершенно отрицает второй. Такое мнение обусловливается влиянием французской литературы. Во Франции кассационный суд есть учреждение полу судеб­ное-полузаконодательное. Существенно отличается^ от него наш кассаци­онный суд, который есть учреждение исключительно судебное (ст.4 УСУ). Решения Сената как высшего суда по тому же делу обязательны и для низших судов. Даже во Франции законом ~1837 г. признана обяза­тельность для того же дела кассационных разъяснений, последовавших в общем собрании.

166

оторым оказывается необходимость в разъяснении точного мысла законов для руководства к единообразному их истолко-|'анию и применению", причем опубликование во всеобщее све-[ение ограничено решениями департамента, разъясняющими очный смысл законов.

Но из этих положений общеобязательность кассационных шъяснений не вытекает. Так: 1) и во Франции решения кас­сационного суда публикуются во всеобщее сведение, из чего, однако, никто не делает вывода об обязательности содержа­щихся в них разъяснений; 2) публикование, предписанное от­носительно кассационных решений, существенно отличается от обнародования законов и обязательных правительственных распоряжений и по органам, и по порядку; оно делается не че­рез 1-й департамент Сената, минует губернские правления, и решения Сената излагаются применительно к отдельному част­ному делу, а не в виде общих распоряжений; 3) юридическая сила кассационных решений состоит в отмене обжалованного приговора и в обязанности суда, в который дело передано, при­ступить к его рассмотрению; правило же о публиковании не имеет никакого отношения к вопросу о юридическом значении кассационного решения, что доказывается как тем, что оно по­мещено в самом конце главы IV раздела 5 книги II Устава уго­ловного судопроизводства, так и тем, что, по закону 10 июня 1877г., решения отделений, имеющие силу, равную с реше­ниями департаментов, не публикуются; 4) если бы законода­тель желал сообщить разъяснениям Сената общеобязательное для судебных мест значение, то он должен был бы совершенно переделать-ст.69 Основных законов, оставшуюся нетронутой, и в точности определить, какие лменно части сенатских решений и при каких условиях получают обязательное для судов значе­ние; так, например, при этом потребовалось бы и правило о том, как должен поступать суд, если решение Сената окажется не соответствующим законам или противным интересу власти верховной, ибо если даже против законов, подобные распоря­жения в себе содержащих, дозволяется и даже требуется пред­ставление Сенату (ст.76 Основных законов), то нет оснований признавать в этом отношении тверже и выше закона судебное разъяснение; 5) если бы раз высказанный Сенатом взгляд имел обязательное значение по всем делам, то и для самого Сената следовало бы признать обязательность его и руководствоваться правилом, в ст.233 и 234 Учреждения Правительствующего се­ната постановленным, согласно которому Сенат не может сам собой ни уничтожить, ни переменить своего решения, ни далее входить в" суждения, к изменению его решений клонящиеся; наконец, 6) сенатские решения, по словам самого закона, пуб­ликуются „для руководства к единообразному применению и толкованию законов". Это выражение „для руководства" рав-

167

несильно другому официальному термину „к сведению" и суч щественно разнится от правила „к исполнению". Оно значит,] что документ, присутственным местом полученный, должеЦ быть им изучен, но оценка содержащихся в нем распоряжений| или указаний подлежит его свободному усмотрению в нормаль­ных пределах прав, такому месту предоставленных.

Стремление привить сенатским разъяснениям. законов необязательное для всех судебных мест значение стоит в г боком противоречии с природой и задачами судебной практи Существенное качество ее состоит в ее подвижности, измен вости. С вопросами права она встречается не в общей их пос новке, а в очертаниях, конкретными обстоятельствами отде ного дела предлагаемых. В другом деле тот же вопрос мо: представиться в совершенно ином виде благодаря иным его стоятельствам. Сила судебной практики — в опыте, в обшир сти'и значительности материала, ею разработанного. Взгл ею высказанный по одному делу, должен быть проверен ю другим делам, и только выдержав такую проверку, он получает авторитет судебного прецедента. Оттого-то судебным местам прежде установления прочных положений приходится долго колебаться, отступать от мнений, раз высказанных, заменяя их новыми, порой диаметрально противоположными. Примерами таких колебаний и противоречий богата и наша кассационная практика; почти по каждому вопросу, ею разъясненному, в ней можно встретить ответы за и против. Нельзя, очевидно, ставить это в вину кассационной практике; добросовестные колебания и даже противоречия составляют необходимое качество всякой судебной практики, непременное условие ее процветания и раз­вития. Застой во что бы то ни стало, упорство судов в поддер­жании ошибок доказанных были бы крайне опасны для граж­данского общества. Легко видеть, однако, в каком безотрадном положении должны были бы оказаться и судебные места, и Сенат при начале общеобязательности сенатских разъяснений ввиду такого нергзбежного в судебной практике явления. К услугам каждого взгляда было бы готово сенатское разъяс­нение. Место аргументации, логически выясняющей искомое положение и составляющей лучшее орудие судебной деятельно­сти, заступила бы ссылка на номер и год сенатского сборника. Судебные решения более и более стали бы наполняться цифра­ми, ничего не говорящими, в ущерб внутренней убедительно­сти. При разноречии кассационных разъяснений Сенат начал бы настаивать на обязательности только позднейших из них по времени. Но с какого же момента такая обязательность насту­пает, если решение Сената печатается значительное время спус­тя после его постановления, и где тот закон, который одному составу дает право отменять толкование, признанное другим составом того же суда? Притом решения Сената, как и подоба-

168

ет судебным решениям, излагаются в пределах данного дела, и в них лишь изредка встречаются общие (совершенно неумест­ные) обращения к судебным установлениям; нередко весьма трудно распознать, отменяются ли новым решением прежде сделанные разъяснения или только дополняются и развивают­ся. Прямая критика более ранних разъяснений если порой и встречается, то лишь как крайне редкий прием, нетактичность которого явно чувствуется.

Обязательность сенатских разъяснений нельзя вывести и из принадлежащего Сенату права высшего надзора за всеми в им­перии судебными у станов лениями, по уставам 20 ноября обра­зованными (ст.249, 250 УСУ). Право надзора необходимо строго отличать от права управления судебными местами, Се­нату в прежнем порядке принадлежавшего (ст.35, 36, 204, 224, 230 Учреждения Правительствующего сената). Право надзора входит в право управления, но не обнимает его. Орган управ­ляющий по отношению к управляемому есть власть, распоря­жения которого для него обязательны. Право надзора состоит в исправлении отдельных упущений, надзираемым допущенных, и в принятии общих мер к устранению замеченных неправиль­ностей. Эти меры выражаются в праве ревизии и в праве изда­ния циркулярных разъяснений или распоряжений, граничаще­го с правом автономии. Такие общие распоряжения могут быть издаваемы мировыми съездами для принадлежащих к их окру-, гу мировых судей, судебными палатами — для окружных су­дов, Сенатом—для всех судебных мест империи. Они могут быть отменяемы в порядке инстанций по представлениям су­дебного места или лица, к которому относятся. Впредь до от­мены они имеют для подчиненных мест обязательную силу, на­сколько ими предписывается устранение прямых нарушений закона или насколько ими на подчиненные места возлагаются служебные обязанности разного рода. Так, например, Сенат потребовал, чтобы в случае принесения кассационных отзывов или протестов судебные места по каждому отдельному делу представляли вместе с делом свои объяснения о принятых ими мерах пресечения обвиняемым способов уклоняться от суда, о времени подачи жалобы, о внесении кассационного залога, о присоединении к жалобе участников по делу¹, ввиду того что для кассационного производства своевременное получение та­ких сведений крайне важно. Но толкования закона, в таких указах встречающиеся, имеют лишь значение программы, кото­рой Сенат держится и предполагает держаться в своей прак­тике, необязательной ни для него, ни для судебных мест, .кото­рым она препровождена. Высшее начало судебной деятельно-

гказы 28 октября 1868 г., 30 ноября 1871 г., марта 169

1873 г.

сти — независимость убеждения судей, которая ничем, кроме закона, не должна быть ограничиваема. Сам Сенат в образцо­вом циркулярном указе 18 февраля 1882 г., посвященном вы­яснению вопроса о надзоре судебных палат за окружными су­дами и границах его, между прочим говорит:

„Точный и буквальный смысл ст.249 и 250 УСУ приводит к убеждению, что по надзору за судебными установлениями и лицами все надзирающие места пользуются одинаковыми пра­вами и несут одинаковые обязанности, различаясь в этом отно-1 шении между собой только кругом ведомства надзора... А потому следует заключить, что надзор судебных палат про­стирается на все действия окружных судов по исполнению ле­жащих на них обязанностей, кроме тех, которые изъяты из ве­дения этого надзора особыми узаконениями. Признавая за над­зором судебных палат над окружными судами указанное выше значение и пределы, Правительствующий сенат считает необхо­димым высказать, что надзор этот должен быть осуществляем палатами с крайней осмотрительностью, без всякого колебания достоинства подведомых им окружных судов и умаления дове­рия к их деятельности, простираться на порядок и способы ис­полнения судами лежащих на них обязанностей, но не втор­гаться в сферу деятельности судебного убеждения составляю­щих их чинов; вытекающие же из этого надзора права исправления упущений и привлечения к ответственности ви­новных должны быть применяемы палатами только к тем дей­ствиям окружных судов, в которых заключаются несомненные нарушения совершенно точных предписаний закона, причем судебным палатам надлежит иметь постоянно в виду, что для действительности надзора и охранения достоинства судебных учреждений существенно необходимо, чтобы надзирающее ме­сто правильностью своих указаний и распоряжений по надзору служило руководящим примером для подведомых ему мест и лиц".

Итак, в качестве суда Сенат имеет право толкования зако­нов, равное с прочими судебными местами; в качестве органа надзора ему принадлежит власть принятия общих мер для уст­ранения замеченных неисправностей, власть, которой должны подчиниться судебные места, но которая не переходит в право обязательного для них аутентического толкования законов при разрешении отдельных дел. Интересы единообразия в доста­точной степени ограждаются правом кассационного суда отме­нять доходящие до него приговоры. Интересы надзора обеспе­чиваются властью устранять прямые нарушения закона и разъ­яснять должностные обязанности судебных мест. Ни те, ни другие не требуют рабского подчинения судов голосу Сената и превращения судебной деятельности в механическую, сводя­щуюся к подсчитыванию сенатских указов. Решения Сената

170

имеют и будут иметь для судебных установлений высокий ав­торитет как решения высшего в империи суда. Но авторитет этот должен опираться на нравственную их силу, на их логи­ческую убедительность, на эрудицию их авторов, а не на силу

физическую.

В позднейшей практике Сената замечаются приятные признаки смягчения прежнего взгляда об общеобязательно­сти его решений. Была пора, когда Сенат весьма щедро рас­точал даже дисциплинарные взыскания для тех членов судебных мест, которые не подчинялись последовавшим от него разъяснениям. В последнее время такие случаи встре­чаются реже и реже.

§ 63. Объем судебного права толкования. В каком же объ­еме принадлежит судебным местам право толкования законов? Постановления нашего законодательства по этому предмету не вполне между собой согласованы.

Оба наших судопроизводственных устава дают судебным местам право толкования по дхэчному смыслу и по общему ра­зуму законов. Но устав уголовно-судебный открывает послед­нее только при неполноте, неясности или противоречии зако­нов, устав гражданский — и при недостатке законов. Является вопрос: как быть уголовному суду в последнем случае?

Неверно было бы утверждать, что применение законов по общему разуму их при недостатке закона уголовным судам за­прещено вообще, так как правило Устава уголовного судопро­изводства (ст. 12) говорит только о законах, „коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания", между тем уго­ловные суды в деятельности своей могут встретиться и с дру­гими группами законов, каковы гражданские, процессуальные и т.п. Еще менее правильно было бы, основываясь на букве ст. 12, утверждать, что право толкования по общему разуму принадлежит уголовный судам только относительно законов, „коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания", между тем как прочие части законодательства подлежат приме­нению не иначе как по точному смыслу законов. Если и суще­ствуют какие-либо основания к ограничению судебного толко­вания, то во всяком случае они уместны лишь относительно за­конов уголовно-материальных, т.е. таких, „коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания'⁵, и совершенно не приложимы к другим частям законодательства.

Выше мы видели уже, что составители законов 20 ноября неохотно и лишь в последнюю минуту внесли в уставы правила о судебном применении законов. В их работах о судебной реформе сквозит мысль, что не Устав уголовного судопроиз­водства должен определять границы уголовного суда в этом от­ношении. Как орган применения закона суд уголовный управ­ляется общими началами, судебную деятельность определяю-

171

I

щими; в специальном уголовном уставе было уместно изложить лишь те особенности, которые применимы к законам уголов­ным. Их-то и излагает Устав уголовного судопроизводства в ст. 12 и 13, составляющих дополнение ст.9 и 10 Устава граж­данского судопроизводства. Различие между ст. 12 и 13 УУС и ст.9 и 10 У ГС относится не к роду судебных мест, а к роду за­конов, судебными местами применяемых. Все законы вообще применяются всеми судебными установлениями по правилам гражданского устава; изъятие сделано лишь для законов, „коими судимое деяние воспрещается под страхом наказа­ния": их применение регулируется правилами уголовного

устава.

По изложенным соображениям следует прийти к заключе­нию, что уголовные суды при толковании законов, „коими су-димое деяние воспрещается под страхом наказания", руковод­ствуются ст. 12 и 13 УУС; при толковании же всех прочих за­конов для них, как и для судов гражданских, имеют силу"ст.9

и 10 УГС.

§ 64. Толкование по точному разуму и по общему смыс­лу. Уставы различают толкование по точному разуму и по общему смыслу законов. В Основных положениях этого раз­личия еще не было; оно введено впервые в текст уставов, притом не судебной комиссией, а лишь соединенными де­партаментами Государственного совета. В чем же оно со­стоит?

По общеупотребительному значению „точный разум зако­на" есть понятие родовое, „общий смысл" его — понятие видо­вое. Точный разум закона может быть раскрываем или из его буквального изложения, или из сравнения его с другими час­тями законодательства, выяснения задач, им преследовавших­ся, и изменений, им произведенных в системе целого. Следова­тельно, грамматически в праве толкования закона по точному разуму заключается и право толкования по общему смыслу за­конов.

Но не такое значение придают этим понятиям наши судо­производственные уставы. В них одно не подчинено другому, а равноправно с ним; между ними существуют отношения не ро­дового к видовому, а родового к родовому. Толкование по об­щему смыслу устраняет толкование по точному разуму, и на­оборот. Первенство принадлежит толкованию закона по его точному разуму; с него должен начинать суд, обращаясь к тол­кованию по общему смыслу законов лишь при невозможности прийти к уразумению их путем толкования по их точному ра­зуму. Условия этой невозможности определяются уставами; они состоят в неясности, неполноте или противоречии законов, а по Уставу гражданского судопроизводства — и в недостатке

их.

172

Закон неясен, если из изложения его невозможно заклю­чить о действительной воле законодателя. Задача суда состоит в изъяснении точного смысла закона, какой он должен иметь согласно цели и намерениям законодателя. Любопытный при­мер неясности процессуальных законов представляла прежняя редакция ст.277 УУС, из текста которой нельзя было заклю­чить, предоставлялось ли ею право прекращения следствия су­ду окружному или судебной палате; она подала повод к об­ширным комментариям, опиравшимся на общий смысл уголов­но-процессуальных законов. Другой пример представляет закон 9 мая 1878г.; выделяя дела по обвинениям в некоторых пре­ступлениях против порядка управления из ведомства присяж­ных заседателей и подчиняя их „в отношении подсудности, предания суду и производства самого суда" порядку, установ­ленному для производства дел, подлежащих ведению судебных палат с участием сословных представителей, закон этот остав­лял без разрешения вопрос: действуют ли палаты по таким де­лам, как суд, с участием или без участия присяжных, т.е. обя­заны ли они приводить в приговор>е соображения и оценку по обстоятельствам дела; Сенат, исходя из общего смысла законо­дательства, приравнял палаты с сословными представителями к судам без участия присяжных (кассационное решение 23 мая 1879 г. по делу Желябужского и Власова).

Законы противоречивы, если на один и тот же вопрос они дают разные ответы, что происходит вследствие существования в законодательстве нескольких правил, совпадающих по пред­мету и несогласованных по содержанию. Задача суда сводится в таком случае к определению, какое из этих правил должно быть применено к рассматриваемому вопросу; раз закон из­бран, судья в применении его подчиняется его точному разуму. Примеры противоречий встречаются наиболее часто при колли­зии законов, в.разное время изданных; они разрешаются пра­вилом, по которому закон позднейший отменяет законы, ему предшествовавшие. Противоречия между законами общими и особенными нередко умышленные, но иногда бывают и не­умышленными вследствие простого различия в редакции; ре­шение вопроса в ту или иную сторону зависит от определения действительной воли законодателя по приемам историческому и сравнительному. Наконец, иногда встречается противоречие в законах однородных и одновременных. Пример его представ­ляют ст.547 и 549 УУС; первая предписывает окружному суду по всякому делу, поступившему на его рассмотрение, „опреде­лить порядок, в котором оно подлежит дальнейшему произ­водству"; вторая, напротив, запрещает окружному суду входить „в рассмотрение порядка производства дела, по которому со­стоялось определение судебной палаты о предании обвиняемого суду". Но так как и по делам последней категории окружной

173

суд имеет власть оказывать влияние на порядок производства, то соглашение этих законов при помощи общего смысла их достигается толкованием, по которому законы эти одному и то­му же выражению „порядок производства" придают неодина­ковое значение.

Грамматически неполнота и недостаток законов — понятия равнозначные. Но уставы желают резко разграничить их друг от друга, не допуская применения по общему смыслу при не­достатке законов уголовно-материальных. Отсюда следует за­ключить, что под недостатком закона разумеется тот случай, когда встречается надобность в судебном пополнении закона, в применении его по аналогии (см. ниже, §67), т.е. случай со­вершенного отсутствия закона; под неполнотой же, открываю­щей право толкования по общему смыслу даже законов уголов­но-материальных, следует понимать случаи, когда в самом за­коне содержится общее правило, рассматриваемый вопрос обнимающее, но развито законодателем недостаточно. Следова­тельно, неполнота закона есть результат несоответствия между логическим разумом закона, с одной стороны, и буквальные смыслом его текста — с другой стороны. Это несовершенстве закона устраняется при помощи ограничения или распростра­нения¹ буквального смысла закона в видах согласования его с действительной волей законодателя.

Наконец, случай недостатка законов приводит к судебному пополнению закона, которое существенно отличается от толко­вания и должно быть рассмотрено особо.

Таковы условия, при которых допускается толкование за­конов по общему их смыслу; при отсутствии их судебные места обязаны применять закон по точному его разуму.