вознаграждения за услуги (если вознаграждение не было привязано к достижению результата в виде взысканной с должника суммы). Законодатель, введя в ГК РФ упоминание инкассо-модели факторинга, забыл учесть ее специфику в комментируемом пункте.

3.4. Резюме. Абсолютно очевидно, что в заданных условиях норма комментируемого пункта просто не нужна, так как не учитывает в полной мере специфику различных моделей факторинга, которые законодатель подразумевал при введении нового правового режима данного договора.

Статья 828. Недействительность запрета уступки денежного требования

1.Уступка финансовому агенту денежного требования является дей­ ствительной, даже если между клиентом и его должником либо между клиентом и лицом, уступившим ему право требования, существует согла­ шение о ее запрете или ограничении.

2.Положение, установленное пунктом 1 настоящей статьи, не осво­ бождает клиента от обязательств или ответственности перед должником или другой стороной в связи с уступкой требования в нарушение сущест­ вующего между ними соглашения о ее запрете или ограничении.

Комментарий

Комментируемая статья на настоящий момент представляет собой еще один пример избыточности нормативного материала. Надо признать, что принцип невозможности аннулирования уступки, совершенной в нарушение запрета (или ограничения) цессии денежного требования, который установлен в договоре между клиентом и должником, впервые (в 1996 г.) в отечественном правопорядке появился именно в нормах о факторинге. Общие нормы ГК РФ о цессии такого правила тогда не предусматривали, а суды нередко за рамками факторинга признавали уступку в нарушение договорного запрета недействительной. Соответственно, в течение достаточно долгого времени специальные правила комментируемой статьи о факторинге действительно предусматривали правило, которое суды отказывались применять в отношении обычной цессии. Но с 1 июля 2014 г. это правило было воспроизведено в реформированных общих положениях об уступке требования; при этом законодатель добавил указание на то, что нарушение договорного запрета на уступку не может служить

762

основанием для расторжения договора между должником и цедентом (п. 3 ст. 388 ГК РФ). Изначально данное правило распространялось только на договорные запреты, включенные в договоры между предпринимателями, но с 1 июня 2015 г. такое ограничение было исключено, и правило приобрело свой законченный, универсальный вид. Аналогичным образом в том же п. 3 ст. 388 ГК РФ появилось указание на то, что, несмотря на действительность цессии денежных требований, совершенной в нарушение договорного запрета на уступку, цедент будет отвечать перед должником за нарушение данного запрета (имеется в виду возмещение убытков, уплата неустойки и т.п.). Соответственно, правила о факторинге сейчас дублируют общие нормы о цессии. В связи с этим сложно понять, зачем при наличии данной общей нормы комментируемая статья в рамках реформы норм главы о факторинге 2018 г. оставлена в силе.

Тот же подход отражен и в ст. 6 Оттавской конвенции 1988 г.: «Уступка требования поставщиком фактору будет иметь силу, несмотря на любое соглашение между поставщиком и дебитором, запрещающее такую уступку» (п. 1), но это не исключает ответственности клиента перед своими должниками за нарушение такого запрета (п. 3). О том же см. п. 2 ст. 9 Конвенции ООН об уступке дебиторской задолженности.

Впрочем, потенциально возможно иное толкование комментируе­ мой нормы: невозможность аннулирования цессии в рамках факторинга распространяется не только на случаи нарушения договорного запрета, который установлен по соглашению между клиентом и должником, но и на те ситуации, когда сам клиент приобрел требование у иного лица, и соглашением об уступке последующая цессия была запрещена. Может ли эта норма комментируемой статьи, расширяющая сферу применения правила о недопустимости аннулирования уступки, выглядеть как специальная и неприменимая к обычной уступке? Безусловно, нет. Невозможность аннулирования сделки перепродажи приобретенного имущества, совершенной в нарушение обязательств продавца перед предыдущим собственником не производить такую перепродажу, хотя и не отражена в общих правилах о цессии или ку- пле-продаже, но носит универсальный характер и касается любых случаев цессии и в целом отчуждения имущества. Тот факт, что лицо, приобретающее имущество, обещало продавцу его не отчуждать третьим лицам, не лишает первое лицо в отношениях с третьими лицами возможности произвести отчуждение им данного имущества. Такое отчуждение действительно, поскольку договорные ограничения носят сугубо относительный характер и связывают стороны этого договора, но не третьих лиц. Эта идея в полной мере вытекает из положения

763

п. 3 ст. 308 ГК РФ и принципа относительности обязательственных отношений.

В то же время, даже при наличии комментируемой нормы в правилах о факторинге, следует учитывать разъяснения, данные в п. 17 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54. Так, ВС РФ подтвердил, что в случае нарушения договорного запрета на уступку цессия не может быть признана недействительной, даже если цессионарий знал о наличии такого запрета. Но при этом ВС РФ указал, что если при наличии договорного запрета цессии цедент и цессионарий действовали с намерением причинить вред интересам должника (злоупотребление правом), то уступка может быть квалифицирована

вкачестве ничтожной сделки на основании п. 1 ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ. Не вызывает сомнений то, что это разъяснение применимо и к уступке, совершенной в рамках договора факторинга и противоречащей договорному запрету цессии. Впрочем, ВС РФ не сделал никаких намеков в отношении того, в каких конкретно ситуациях нарушающая договорный запрет уступка может быть признана ничтожной в связи со злоупотреблением правом. Очевидно, что одного лишь знания цессионария (фактора) о наличии запрета недостаточно для обнаружения злоупотребления правом. Но не окажется ли достаточным то, что будет доказано знание цессионария (фактора) о том, что такой запрет нарушен, и согласия должника на уступку нет? Или требуется обнаружение еще большей упречности в поведении цедента (клиента) и цессионария (фактора), которое позволяет квалифицировать сговор фактора и «интервента» в качестве шиканы? Если последнее, то в чем оно может выражаться? Эти вопросы пока остаются без ответа

впрактике­ ВС РФ.

Те же выводы применимы и к случаям, когда клиент уступает фактору требование, которое он сам ранее приобрел у третьего лица,

вдоговоре с которым клиент обещал не производить последующую уступку требования. Хотя по общему правилу уступка, совершенная

внарушение такого договорного ограничения, и действительна и не может быть аннулирована в силу прямого указания в комментируемой статье и общих принципов относительности обязательственных запретов (п. 3 ст. 308 ГК РФ), при определенных обстоятельствах суд может квалифицировать такую уступку как ничтожную на основании бурно формирующейся сейчас в судебной практике доктрины недобросовестного вторжения (интервенции) в чужие договорные отношения по правилам ст. 10 и ст. 168 ГК РФ (определения КГД ВС РФ от 9 января 2018 г. № 50-КГ17-27 и от 27 марта 2018 г. № 49-КГ17-35, определения КЭС ВС РФ 25 января 2018 г. № 308-ЭС17-14180 (1, 2),

764

от 26 декабря 2017 г. № 305-ЭС17-14389, от 19 апреля 2018 г. № 307- ЭС17-11311, от 16 апреля 2018 г. № 305-ЭС16-10864 и др.). Очевидно, что для этого должно быть как минимум установлено, что цессионарий (фактор) знал о том, что цедент (клиент), уступая ему требование, нарушает свои обязательства перед предыдущим обладателем уступаемого права последующее отчуждение требования не производить. Но не вполне ясно, достаточно ли этого, или для констатации злоупотребления правом требуется установить более высокий уровень порочности поведения цессионария (фактора).

Иначе говоря, как в случае обычной уступки, так и в случае уступки

врамках договора факторинга договорные ограничения на уступку, включенные в договор между должником и цедентом (клиентом) либо

вдоговор между цедентом (клиентом) и предыдущим обладателем требования, у которого цедент (клиент) ранее это требование приобрел, по общему правилу не позволяют пострадавшему от нарушения такого ограничения должнику или предыдущему обладателю требования аннулировать совершенную уступку, но при определенных обстоятельствах в качестве исключения из данного правила уступка может быть признана ничтожной по правилам ст. 10 и 168 ГК РФ, если будет установлено очевидное злоупотребление правом в поведении цедента (клиента) и цессионария (фактора). И в обоих случаях критерии признания поведения цессионария (фактора) в качестве злоупотребления правом не вполне ясны: в частности, неясно, достаточно ли для ничтожности уступки, чтобы цессионарий (фактор) точно знал о нарушении цедентом (клиентом) договорного запрета или ограничения. Таким образом, данная проблематика носит универсальный характер и, видимо, должна решаться общим образом, независимо от того, какова правовая природа договора, на основании которого происходит спорная уступка. Оснований для дифференциации регулирования не наблюдается.

Кроме того, следует учитывать, что правило п. 3 ст. 388 ГК РФ предусматривает дополнительные положения на случай нарушения договорных запрета или ограничения уступки, нежели комментируемая статья. А именно она не только устанавливает действительность цессии, но и подчеркивает, что нарушение договорного запрета или ограничения не дает должнику права на расторжение договора, из которого возникло уступленное требование. Эта позиция почерпнута, видимо, из п. 2 ст. 9 Конвенции ООН об уступке дебиторской задолженности. Нет сомнений в том, что аналогичные правовые последствия (в виде отсутствия у должника права на расторжение) имеют место и в связи с уступкой в рамках договора факторинга.

765

В то же время ВС РФ в п. 16 Постановления Пленума от 21 декабря 2017 г. № 54 указал, что соглашением должника и кредитора уступка требования без необходимого в силу условий договора согласия должника может быть признана основанием для одностороннего отказа от договора, права (требования) по которому были предметом уступки. Это разъяснение применительно к уступке неденежных требований не вызывает никаких вопросов. Но из текста комментируемого пункта Постановления прямо не следует, что он не касается уступки денежных требований. Теоретически из данного разъяснения можно вывести мысль о том, что возможность оговорить в контракте право на отказ должника от договора при несанкционированной уступке кредитором своего требования открыта и в случае уступки денежного требования без согласия должника. Если это действительно так, то данное разъяснение имеет большое значение, поскольку п. 3 ст. 388 ГК РФ прямо говорит о том, что нарушение договорного запрета на уступку денежного требования по умолчанию не может являться основанием для расторжения договора. В этой норме законодатель решил установить, что по общему правилу нарушение такого запрета не считается существенным, а отказ от договора (или его судебное расторжение) является непропорциональной реакцией. Но некоторые юристы исходили из того, что из данного положения вытекает и нечто большее, а именно запрет на согласование в договоре условия о праве на расторжение договора в случае несанкционированной уступки. Но ВС РФ в духе Постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16, несмотря на отсутствие в норме п. 3 ст. 388 ГК РФ оговорки о праве согласовать иное, толкует ее диспозитивно и признает право сторон согласовать возможность отказа от договора на случай допущения цедентом такого нарушения.

При этом, по логике, должник вправе заявить подобный отказ, даже если цессионарий был добросовестным и не знал о нарушении данного запрета. Этот отказ может как не повлечь прекращения уступаемого права (например, при уступке права на получение уже начисленной за прошедшие периоды задолженности по арендной плате и отказе арендатора от договора аренды в связи с нарушением договорного запрета на уступку), так и повлечь (например, при уступке права на получение оплаты за еще не отгруженную партию товара и отказе покупателя от договора поставки в связи с нарушением договорного запрета на уступку). А последнее, в свою очередь, позволяет должнику выдвинуть соответствующее возражение против требования цессионария на основании правил ст. 386 ГК РФ (о возражениях должника см. п. «г» комментария к ст. 830 ГК РФ).

766