Экзамен зачет учебный год 2023 / О действительности продажи чужого имущества - Скловский К. И

О ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРОДАЖИ ЧУЖОГО ИМУЩЕСТВА*

Еще несколько лет назад рассуж­дения о различении вещного и обязательственного эффекта купли-продажи казались многим юристам отвлеченной теорией. Сегодня ситуация заметно измени­лась. Трудно сказать, явилось ли это результатом усилий по цивилизации юриспруденции либо возрастание числа запутанных конфликтов, ост­рота которых лишь увеличивалась в зависимости от стоимости спорного имущества, заставило искать допол­нительные юридические ресурсы. Так или иначе, но теперь уже и в су­дебной практике более или менее последовательно проводится прин­цип: купля-продажа обязывает сторо­ны, а возникновение собственности происходит путем передачи (тради­ции), регистрации или иным спосо­бом, указанным в законе или догово­ре. Купля-продажа и переход соб­ственности для нынешнего россий­ского цивилиста перестали быть синонимами.

Конечно, это - не завершение боль­шой проблемы юридического освое­ния купли-продажи, а только начало пути. И в самом его начале нас ожи­дает другой вопрос, важность которо­го кажется не меньшей.

В последнее время все чаще, прав­да с весьма различных позиций, зву­чит тезис о действительности прода­жи, совершенной лицом, не имеющим права на отчуждение вещи (неуправомоченным отчуждателем).

Эти выступления, не лишенные культуртрегерских устремлений, ста­вят под сомнение до сих пор преобла­дающий взгляд, многократно под­твержденный отечественной судеб­ной практикой, о ничтожности такой продажи в современном российском праве.

Понятно, что задет вопрос, не толь­ко весьма актуальный практически, но и затрагивающий важнейшую сферу оборота и, без сомнения, зани­мающий одно из центральных мест в системе гражданского права.

Прежде всего, отмечу, что пробле­ма должна решаться именно на почве российского Гражданского кодекса, так как и в истории, и в современном праве других стран мы найдем доста­точно случаев действительности про­дажи чужого имущества¹.

Известно, что в римском праве

* Статья поступила в редакцию до публикации статьи Л. Василевской "О специфике пра­вовой конструкции вещного договора по германскому праву" (Вестник ВАС РФ. 2003. № 5-6), в которой также затронуты проблемы соотношения договора купли-продажи и передачи вещи, и не является полемикой с ней. - Прим. ред.

¹ В дальнейшем я буду употреблять определение "продажа чужого имущества" для обо­значения всякого отчуждения вещи неуправомоченным отчуждателем. Известно, что пра­вомочие на отчуждение вещи может базироваться не только на праве собственности, но и на праве залога, компетенции конкурсного управляющего, судебного пристава и т.д. Продажа чужого имущества - предмет настоящего исследования - предполагает отсут­ствие какого бы то ни было правомочия на отчуждение при физическом владении вещью.

Свободная трибуна

81

вовсе не требовалось собственности на стороне продавца: передавалось только спокойное владение. На этой почве возникла ответственность про­давца за утрату покупателем владе­ния вещью в виде возмещения убыт­ков (эвикция). Нельзя не заметить, что отсутствие у покупателя титула собственника, препятствующее рас­поряжению вещью, само по себе в римском праве не влекло ответ­ственности продавца². Обычно это объясняют краткими сроками приоб­ретения по давности (два года для зе­мельного участка, год для иных ве­щей), гарантирующими покупателю достаточно скорое возникновение права собственности в любом случае. Иными словами, если владение он не терял, то отсутствие права соб­ственности не давало оснований в чем-либо упрекать продавца.

Впрочем, известная российскому Гражданскому кодексу ответствен­ность за эвикцию, также предусмат­ривающая лишь утрату владения, но не отсутствие права собственности у покупателя (ст. 461 ГК РФ), дей­ствует подобно римской, хотя наши сроки приобретательной давности значительно больше римских (в ран­нем римском праве). Тем не менее само существование этого института, конечно, может дать материал для выводов, близких классическому римскому праву.

Но на воззрения современ­ных российских юристов в еще большей мере воздействуют

решения германского права.

А германское право допускает при­обретение собственности от неуправомоченного продавца при условии добросовестности приобретателя (§ 932 ГГУ). Германское право, что еще более важно, проводит прин­цип абстрактности традиции (переда­чи вещи в порядке передачи собственности), ее независимости от сделки, создающей обязательство купли-про­дажи (§ 929 ГГУ)³.

На этой почве возникают возмож­ности юридических конструкций, поз­воляющих противопоставить договор купли-продажи, передачу вещи и пе­редачу права собственности продав­цом. Впрочем, наиболее существен­ным следствием абстрактности тра­диции обычно считают сохранение ею силы при недействительности куп­ли-продажи: тогда покупатель сохра­няет собственность, несмотря на по­роки договора, только в силу того, что получил вещь от традента-собственника, а продавец защищается посредством кондикции.

Однако я намерен обсудить прямо противоположную ситуацию, когда традент - не собственник. Соответ­ственно, механизм абстрактной тра­диции для нас выступает лишь как один из возможных технических спо­собов приобретения собственности.

Такой подход, конечно, ставит под сомнение естественность абст­рактной традиции. Природа традиции познавалась путем тщательного изу­чения классического права. И хотя

² Поэтому изменение купли-продажи таким образом, что продавец обязан передать право собственности, начинает конфликтовать с эвикцией как формой ответственности за утрату не права, а владения, резко сужая ее сферу. В отечественном праве это особенно заметно из-за широкой возможности изъятия вещи у покупателя третьими лицами (подробнее этот вопрос анализировался в статье: Скловский К. Некоторые последствия продажи чужого имущества // Хозяйство и право. 2000. № 9). Но ив германском праве принцип обязатель­ной передачи права "входит в противоречие с принципом эвикции в раннем римском пра­ве" (Медику с Д. Отдельные виды обязательств в Германском гражданском уложении // Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии. М., 2001. С. 90).

³ Эти особенности германского права не нуждаются в изложении ввиду общеизвестнос­ти. Впрочем, можно указать на их характеристику в самом кратком виде в компендиуме:

Жалинский Л., Рерихт Л. Введение в немецкое право. М., 2001. С. 421-422.

"Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ" № 9

82

"Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации" № 9/2003

римское право имело статус писано­го разума, естественность абстракт­ной традиции, даже если бы она была прямо выведена из римского права, как мне кажется, все же не очевидна. Более того, именно римское право дает основание и для вывода о "сме­шанном" характере традиции, зависи­мости ее от основания отчуждения (каузы). В частности, как незаконные сделки (дарение между супругами, сознательное принятие недолжного исполнения), так и сделки, исключа­ющие волю традента на отчуждение, лишали традицию эффекта⁴.

Итак, при обсуждении проблемы продажи чужого имущества приходится постоянно иметь в виду разные варианты соотношения купли-продажи и отчуждения вещи без собственности на стороне продавца.

Теоретически возможны и в разных системах права сконструированы юридические механизмы, позволяю­щие совершить действительный дого­вор купли-продажи и в том случае, когда продавец не является собствен­ником продаваемой вещи.

Речь идет о механизме, который состоит в том, что продавец обязыва­ется передать в собственность поку­пателю вещь, не имея на нее права. Это обязательство возникает, но соб­ственность не переходит к покупате­лю именно по причине отсутствия права собственности на стороне про­давца. Договор тем не менее действу­ет и служит основанием ответствен­ности продавца за убытки, возникшие у покупателя из-за отсутствия у него права на полученную по договору вещь.

Именно этот механизм регулирует случай обязательственного эффекта продажи чужого имущества и только о нем имеет смысл говорить в дальнейшем, пытаясь определить, есть ли место этому механизму в современ­ном российском праве. Подчеркну это сразу, чтобы не смешивать этот действительно конструктивный ана­лиз с имеющим мало смысла обсуж­дением взгляда, согласно которому действительность купли-продажи чужого имущества будто бы может сама по себе привести к возникнове­нию собственности у покупателя.

Ряд обстоятельств в большей или меньшей мере сопровождают эффект действительности продажи (еще раз подчеркну - не отчуждения) чужого имущества там, где она допус­кается законом, и без них такой эффект едва ли может состояться.

Я бы, во всяком случае, выделил как важные или необходимые такие факторы, как четкое разделение не только в доктрине, но и в позитив­ном праве договора об обязательстве и абстрактной сделки по передаче вещи, а также описание фигуры покупателя вещи без собственности на нее не только в понятиях обяза­тельственного права, но и в понятиях права вещного, то есть не только как покупателя, но и как владельца.

Нетрудно убедиться, что в нашем праве эти условия едва ли выполнены.

Закон говорит о сделке как основа­нии возникновения права собственно­сти, имея в виду именно договор куп­ли-продажи, но не сделку передачи вещи (п. 2 ст. 218 ГК РФ). Такая сдел­ка здесь и не упоминается.

Можно заметить известную преем­ственность нормы пункта 2 статьи 218 ГК РФ с предыдущим российским за­конодательством. Г. Шершеневич, как и другие русские цивилисты, кри­тиковал нормы русского гражданско­го законодательства, в силу которых договор указывался как способ при­обретения собственности, замечая,

⁴ См.: Трепицын И.Н. Переход права собственности на движимые имущества посред­ством передачи и соглашения. Одесса, 1903. С. 133.

что договор купли-продажи сам по себе собственности еще не созда­ет, а является только основанием⁵. (Обращу внимание на то, что тради­ция характеризовалась Г. Шершеневичем как "физический акт"⁶. Выбор этого термина не позволяет отожде­ствить традицию со сделкой (догово­ром). Это весьма важное обстоятель­ство, если учесть авторитет автора и прямо выраженное им сочувствие германской модели.)

Впрочем, в статье 218 ГК РФ бук­вально сказано, что право собствен­ности возникает "на основании" дого­вора купли-продажи, мены, дарения и др. Это означает, что законодатель не имел в виду прямо выводить соб­ственность из договора. Системное значение нормы статьи 218 ГК РФ, стало быть, состоит в том, что иной нормы об основаниях приобретения права собственности, кроме нормы, указывающей в этом качестве на до­говоры, в названном Кодексе не име­ется. Статья 224 ГК РФ, перечисляя действия, которые приравниваются к традиции, уклоняется от квалифи­каций их в качестве основания воз­никновения права собственности. Соотношение норм статей 218, 223 и 224 ГК РФ не является, конечно, свидетельством приверженности за­конодателя консенсуальной модели приобретения собственности, а ско­рее выражает каузальность тради­ции, исполнение ею "вспомогатель­ной" функции⁷.

Но еще более важно, что данное в статье 305 ГК РФ определение за­конного владельца как лица, получив­шего вещь по договору, определенно не допускает возможности того, что такой владелец не имеет права на вещь - вещного или обязатель­ственного. Иными словами, ГК РФ решительно исключает возможность того, что титульный владелец, то есть владелец, получивший вещь по дей­ствительному договору, не получил на нее права. Видимо, нужно заме­тить, что сам титульный владелец, то есть лицо, имеющее договорное основание (титул), хотя прямо в ГК РФ и не упоминается, практиче­ски единодушно отождествляется с законным владельцем (обсужде­нию подлежит лишь другой вопрос: могут ли быть иные, кроме титульных, законные владельцы? Но этот вопрос здесь рассматривать не имеет смысла, так как он относит­ся уже к проблеме защиты владения).

Однако если мы допускаем действи­тельность договора купли-продажи вещи без перехода собственности на нее, то мы должны будем допустить и фигуру титульного владельца, не име­ющего права на вещь (незаконного вла­дельца - в системе понятий ГК РФ).

Очевидно, что допущение возмож­ности титульного незаконного владе-

⁵ Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 182. Конечно, важным является вопрос, насколько абсолютно представленное здесь же ут­верждение, что договор в принципе, "по своему существу" не может создать вещной связи (Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 183). Одно только указание на французское право (Г. Шер­шеневич весьма критически оценивал нормы французского Гражданского кодекса о куп­ле-продаже), дающее противоположный пример, переводит этот вопрос из категории непосредственно практических в разряд вопросов общей теории гражданского права. Тем не менее вопрос остается. На мой взгляд, при обсуждении этого вопроса, который, видимо, не имеет абсолютно непротиворечивого решения, следует учитывать генетиче­скую неродственность собственности и договора.

⁶ Там же. С. 183.

⁷ В. Бердников приводит взгляды отечественных цивилистов, в том числе М.М. Агарко-ва и Е.А. Флеишиц, считавших распорядительные сделки, поскольку они могут быть выде­лены, вспомогательными, производящими эффект лишь "в силу основной сделки" (Е.А. Флеишиц) (см.: Бердников В. В. Распорядительная сделка как способ изменения иму­щественно-правового положения лица // Законодательство. 2002. № 3. С. 30).

84

"Вестник Высшего Арбитра^но&о Суда Российской Федерации¹¹ № 9/2003

ния действующим ГК РФ заведомо исключено.

Не можем мы обнаружить в ГК РФ и достаточных средств для описания механизма взаимодействия действи­тельной купли-продажи и ничтожной передачи титула.

Так же, как действительность цес­сии в нашем гражданском праве ока­зывается в зависимости от основания (каузы), так и традиция не может иметь эффекта без каузы - договора купли-продажи (поскольку мы об­суждаем именно эту ситуацию как модельную). Но эта зависимость ока­зывается, насколько можно судить, обратимой: если традиция не может перенести собственность, то не мо­жет устоять и основание, поскольку причина ничтожности традиции, то есть отсутствие собственности отчуждателя, имеет место и в отноше­нии купли-продажи. Отказ от абст­рактности традиции⁸, видимо, и не мог привести к иному результа­ту. Признание связи, пусть и с подчи­нением, сделки и передачи заставля­ет требовать одновременной действи­тельности и для сделки, и для передачи в отношении тех факторов, которые идентичны для обоих актов, что ка­жется очевидным. Но отсюда выте­кают и другие следствия: недействи­тельность сделки влечет недействи­тельность традиции, а недействитель­ность традиции, поскольку причины ее недействительности не вытекают из самой традиции (нарушение поряд­ка ее совершения и т.п.⁹), означает и недействительность сделки. Очевидно, что по тому мотиву, что традент - не собственник, ГК РФ не допускает оспаривания вещного эффекта традиции таким образом, чтобы при этом покупатель мог тем не менее сохранить свой титул, то есть договор купли-продажи, и иметь позицию действительного по­купателя, как об этом уже говорилось применительно к статье 305 ГК РФ.

К такому выводу, не имеющему, конечно, универсального характера, нас подталкивают также и нормы об основаниях возникновения права собственности, указывающие именно на сделку, а не на акт передачи.

Абстрактность традиции не может не влечь за собой изменения содержа­ния и структуры закона, установив­шего каузальную или консенсуальную передачу собственности.

Известно, что французская модель не проводит принципа абстрактности передачи собственности, поскольку здесь собственность переходит в силу самой продажи¹⁰ (я не буду специаль

⁸ Вообще говоря, и абстрактная традиция знает случаи, когда договор купли-продажи и традиция одновременно поражаются одним и тем же пороком: например, и договор, и передача совершаются недееспособным лицом либо под влиянием насилия и т.п. Но для отчуждения чужой вещи здесь делается исключение, продиктованное известными практическими соображениями.

⁹ В. Бердников говорит о необратимости традиции (Указ. соч. С. 34). Видимо, имеется в виду, что, поскольку содержание традиции предельно ограничено (воля на передачу соб­ственности без каких-либо дополнительных условий), заведомо отпадает возможность ее оспаривания. Полагаю все же, что если считать традицию сделкой, то нужно признать и возможность ее недействительности. В практике, например, нередки случаи соверше­ния передачи неуполномоченным лицом либо с составлением поддельного акта приема-передачи.

Понятно, что в нашем случае применение нормы статьи 183 ГК РФ в части связывания сделкой самого неуполномоченного представителя исключено, так как эта сделка никакой обязательственной связи не устанавливает.

¹⁰ Исторически французская консенсуальная система развилась из традиции посредством систематического употребления такого исключения из традиции, как constitutum possessorium. В XVI-XVII вв. нотариусы включали это условие в договор уже формально, независимо от желания сторон. В конечном счете передача собственности договором куп­ли-продажи стала правилом и была закреплена во французском Гражданском кодексе.

но обсуждать действие правила об индивидуализации, не имеющего принципиального значения для на­шей проблемы¹¹). Прямым следстви­ем этого является недействитель­ность (оспоримость) сделки по прода­же чужого имущества. Обстоятельно и более подробно, чем во француз­ском Гражданском кодексе, этот под­ход изложен в общих положениях о продаже Гражданского кодекса Квебека. Согласно статье 1713 Гражданского кодекса Квебека про­дажа чужого имущества может быть признана недействительной. Сделка, стало быть, оспорима.

Собственник вправе оспорить сдел­ку и виндицировать имущество, если только продажа не была совершена под контролем суда либо покупатель не приобрел вещь по приобретательной давности.

Может сделку оспорить и покупа­тель, кроме случая, когда собствен­ник не имеет права на виндикацию вещи (статьи 1714-1715 Гражданско­го кодекса Квебека).

Сравнение германского механиз­ма абстрактной традиции и избран­ного ГК РФ механизма каузальной передачи заставляет прийти к вы­воду, что каузальность делает невозможным сохранение действи­тельности купли-продажи при не­действительности передачи по причинам, связанным не с самой передачей, а с правами на вещь.

Что касается выпекающей из фран­цузской модели оспоримости сделки, то фактически в нашем обороте так и происходит, когда проданы родовые вещи¹².

Кроме того, мне казалось бы весь­ма уместным заимствовать из фран­цузского права запрет продавцу оспа­ривать продажу чужого имущества в любом случае. Пока же такие иски могут отвергаться лишь на основании пункта 1 статьи 10 ГК РФ, а этого по­чти не случается.

Вообще говоря, сегодня именно за­имствование французского варианта в части купли-продажи чужого иму­щества (хотя наша система в целом и примыкает к германской) потре­бовало бы наименьших изменений ГК РФ и наименьших потрясений сло­жившейся практики и правовых пред­ставлений юристов.

Итак, мы имеем три подхода. В римском праве по купле-про­даже передавалось только спокойное владение, а собственность переходи­ла посредством традиции; если на стороне продавца собственности не было, то при наличии известных условий собственность у покупателя возникала по приобретательной дав­ности. Таким образом, поскольку пе­редача собственности оказывалась факультативным следствием купли-

¹¹ Впрочем, И.Н. Трепицын связывает нужду в традиции как с индивидуализацией, так и с продажей чужой вещи (Указ. соч. С. 419), имея в виду, видимо, то, что в обоих случаях в момент заключения договора предмет отсутствует. (Поскольку речь идет о чужой вещи, имеется в виду, конечно, ее приобретение к моменту передачи.) Тогда традиция нужна для завершения договора. В целом это замечание И. Трепицына не столько служит под­тверждением значимости традиции, сколько отводит ей место дополнения договора, то есть, по существу, лишает ее самостоятельного значения.

¹² Здесь же включается и другой механизм, который как-то выпал из нашего права: дого­вор может быть оспорен лишь до тех пор, пока он не исполнен. Это правило, одновременно и справедливое, и отвечающее нуждам оборота, остается пока достоянием доктрины. Но нынешним цивилистам уже кажется неприемлемым и другое правило: если договор расторгнут, он не может быть признан недействительным. Не раз, излагая этот подход, мне приходилось слышать: "Но как же можно сохранить силу за сделкой, ничтожной в силу закона?" Этот аргумент, вполне уместный в праве публичном, едва ли имеет доста­точные основания в частном праве.

продажи, сам договор имел эффект при передаче одного только спокой­ного владения. Такое решение и се­годня могло бы быть признано, пожа­луй, наиболее гармоничным и вполне жизнеспособным¹³.

Германские юристы предложили принципиально разделить куплю-продажу и переход собственности, придав второму акту независимость от первого. Тогда продавец в любом случае обязывается по сделке. Это, в частности, означает, что он несет ответственность и за то, что покупатель не получил права соб­ственности.

Французская конструкция купли-продажи, увязывающая переход собственности с заключением дого­вора¹⁴, приводит к неизбежному вы­воду о том, что договор купли-про­дажи - это договор о передаче пра­ва, а не вещи. Вещь передается уже не покупателю, а собственнику, в том числе - виндикационным иском. Таким образом, не право сле­дует за вещью, а вещь следует за правом. Из этого вытекает юри­дическая невозможность передать покупателю собственность, если ее нет у продавца. Передача вещи здесь ничего изменить не может. Однако собственник, отказавшись преследовать вещь, может дать санкцию отчуждению.

На мой взгляд, избранная ГК РФ модель, обнаруживая, кстати, преем­ство с прежними русскими граждан­скими законами¹⁵, уступает всем изложенным с точки зрения соответ­ствия практическим нуждам оборота. Именно этим, видимо, и вызваны по­пытки поместить в рамки действую­щего ГК РФ иные решения, в том чис­ле - заимствованные из римского или германского права.

Однако прежде, чем обсуждать приемлемость тех или иных измене­ний, имеет смысл обсудить, насколь­ко заложенное в ГК РФ решение со­ответствует механизму перехода прав, взятому "в чистом виде" (на­сколько вообще можно отвлечься от существующих систем).

Еще раз обратим внимание на раз­личие между римской и германской куплей-продажей. По римскому пра­ву продавец передавал только спо­койное владение. Собственность пе­реходила посредством традиции. По германскому праву продавец обя­зан передать владение товаром и пе­редать собственность (§ 433 ГГУ)¹⁶. На это различие обращает внимание, например, Р. Циммерман, именно его определяя как существенное и реша-

¹³ Римское условие о перенесении риска случайной гибели (порчи) вещи на покупателя с момента заключения договора, а не передачи вещи кажется не вполне удобным, но никто и не ведет речь о буквальном переносе римской модели в современное право.

¹⁴ Известное исключение о продаже родовых вещей не будем обсуждать ввиду его оче­видности.

¹⁵ Анализируя соответствующие положения русского гражданского права, И.Н. Трепи-цын пришел к выводу, что вытекающая из русского права недействительность продажи чужого имущества позволяет найти в нем консенсуальную систему передачи права соб­ственности ("раз наш закон требует наличности права собственности у продавца, значит, он держится системы соглашения" (Трепицын И.Н. Указ. соч. С. 383), которую он полагал наиболее прогрессивной, следуя своей теории прогресса договоров от формальных через реальные к консенсуальным. Впрочем, другие цивилисты, не отрицая недействительности продажи чужого имущества, все же находили в русском праве систему традиции (см.: Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 185, 319).

¹⁶ Этому правилу аналогично правило статьи 30 Венской конвенции о договорах между­народной купли-продажи товаров: "Продавец обязан поставить товар, передать относящи­еся к нему документы и передать право собственности на товар в соответствии с требова­ниями договора и настоящей Конвенции".

Свободною трибуна

87

ющее отличие¹⁷. Но ведь и в герман­ском праве собственность переходит посредством традиции. Теория объяс­няет, что продавец лишь обязывает­ся, а реальный эффект, то есть пере­ход собственности, возникает в про­цессе исполнения, которое может оказаться и тщетным, если собствен­ности нет у традента.

Но тогда возникает вопрос: а что, кроме традиции, должен сделать про­давец (собственник), чтобы испол­нить свою обязанность "предоста­вить право собственности на вещь" (§ 433 ГГУ)? Ответа на этот вопрос решительно не видно¹⁸.

Между тем именно это неуловимое действие и составляет, как кажется, суть вопроса.

Пытаясь обнаружить его субстан­цию, И.Н. Трепицын пишет, что до традиции этот вещный договор "юридически бессилен", "не успевши реализоваться, пропадает бесследно" и т.п.¹⁹. Однако договор как юридиче­ский факт, то есть явление матери­альное, должен иметь все же больше натуральности, больше физического содержания, отличаясь от того фан­тома, который возникает из данного описания. А результирующий вывод И. Трепицына - "traditio и договор должны органически слиться в одно неразрывное целое, как душа и тело"²⁰, - оставляя договору, по-видимому, все же роль души (не считать же за та­ковую акт передачи вещи), приводит к заключению, что вещный договор полностью утрачивает материаль­ную природу, превращаясь в феномен идеальный, в "душу". Вывод, пожа­луй, правильный, хотя из него и следу­ет, что мы имеем трудно согласуемый с основами права юридический факт (договор, сделку), существующий в сфере не фактического, материаль­ного, а идеального ("душевного").

Л. ван Влит, отстаивая идею реаль­ного договора в рамках нидерланд­ской системы каузальной традиции (что имеет для нас непосредственный интерес), оспаривает взгляды против­ников этого концепта, заявляющих, что. поскольку воля на передачу соб­ственности уже выражена сторонами в договоре купли-продажи, "дополни­тельное соглашение", сопровождаю­щее передачу вещи²¹, было бы излиш-