Экзамен зачет учебный год 2023 / Савиньи_Римское право в средние века

Лонгобарды, подобно Франкам, не составляли нового кодекса для своих Римских подданных: книги Юстиниана были довольно богаты, чтобы избавить их от нового труда. История должна собрать в национальных законах документы, акты и самых Писателей для доказательства продолжения Римского Права. Есть два рода коллекций Лонгобардских законов: одна хронологическая, а другая систематическая, называемая Lombarda. Содержание их одно и то же, различие состоит только в методе изложения. Эти законы утвердили достоинство Римского Права и заимствовали от него многие начала. В это время уже стречаются акты, которые доказывают положительную силу Римских законов. Не останавливаясь здесь, перейдем к сочинениям о Римском Праве, написанном в Лонгобардском Царстве. В 900 году Бревиарий был вновь издан, более сообразно с Ломбардо-Римскими законами, под заглавием Lex Romana Utinensis. Этот новый труд слишком посредствен. Потом Муратори издал Quaestiones ac monita, которые доказывают его знание всех частей Юстинианова законодательства. Толкования на Лонгобардские законы, принадлежащие к этому времени, известное давно под именем Brachylogus, которое было сочинено в Италийской Ломбардии. Оно новее кодекса Utinensis и Quaestiones ac monita, но стоит выше их, хотя и само имеет недостатки. О настоящем появлении этого сочинения были разные мнения: одни относили его к временам Юстиниана, другие к XVI веку; но есть положительное доказательство, что оно не может быть отнесено к временам позднее Лудовика Кроткого, и если было писано в начале двеннадцатого столетия, то Ирнериуса можно считать Автором этого творения. Это систематическое изложение Римского Права, составленное без всякого таланта по книгам Юстиниана; но оно важно для Истории Права. И так Право Юстиниана всегда существовало у Лонгобардов. Если при Карломане Бревиарий проникнул в Ломбардию и подвергся изменениям, нам уже известным, то источники Права также утратили свою власть, без чего Короли не помышляли бы об уничтожении их.

До сих пор мы ничего не сказали о Церкви. Это от того, что Церковь составляла тогда для всей Европы мир всеобщий и отдельный, глубоко от нее отличавшийся, существовавший отдельно и властвовавший над ее духом. Что касается до нее, то здесь всеобщий тип всегда преобладал над характером местным; здесь, собственно говоря, вы не встретите разности страны и племен: везде Церковь обработывала Римское Право и руководствовалась его началами. Доказательством этому служат отдельные сочинения, как-то: Письма Григория Великого, сочинение Агобара, Письма Папы Иоанна VIII, творения Епископа Гинкмара и другие документы; наконец собрания Канонического Права.

Здесь оканчивается первая и важнейшая часть книги Г. Савиньи, доказывающая светлыми доводам продолжение Римского Права во время и после завоеваний Варваров. Ясно, что Римское Право стало одним из элементов нового мира, и что соединясь с учреждениями Варваров и Христианством, оно, вместе с ними, служило основанием политического и юридического устройства Европы. Такой результат выводится изо всех фактов, собранных Г. Савиньи.

Теперь перейдем к другому отделу – к Истории Римского Права, начиная с XII века.

До двенадцатого века существовало положительное Законодательство побежденных и было одним из элементов гражданственности Средних веков, служившим для применения к пратическим делам и к гражданскому быту. Но в двеннадцатом веке появились Школы, образовалась теория, которая вместе с Богословием и Схоластикой разделила область Науки. Пример единственный в Истории: мертвое Законодательство покоренного народа стало для Европы Наукой общественной и политической, которого теория сделалась столь же необходимой и цветущей, как и практика. Особенно Франция с самых Средних веков не могла избегнуть влияния Римского духа, проявляющегося в ее Литературе и законах.

Происхождение, начало и первое время ученого обработывания Римского Права в Европе – вот предмет второй части сочинения Г. Савиньи, которое с сих пор есть чисто литературная История. Г. Савиньи начинает критическим рассмотрением всех источников и всех сочинений об этом предмете – труд тягостный, но драгоценный для Науки. Только Германское терпение могло обречь себя на подобное занятие. Половину тома он посвящает Истории первых Университетов Средних веков и их устройству; доходит до глоссаторов; и тут излагает какими источниками Римского Права они могли руководствоваться, какие материалы имели они под рукой; исследывает вообще их влияние, труды Ученых и Писателей, наконец представляет их жизнеописание. Почти весь четвертый том наполнен частностями и подробностями, которые могут показаться чуждыми для Науки Права, но Г. Савиньи изложил в начале некоторые объяснения, которые походят на защитительную речь. Он доказывает, как необходима в Науке Права История его Литературы для догматической Истории. Что касается до Истории Науки, то для сравнения характера и самобытности различных эпох, можно избрать две различные точки зрения, то есть, или изучать положительные открытия того века, или независимо от точных результатов стараться узнать направление Науки в каждое время, и то, каким образом она проявлялась в людях, наиболее замечательных. Иногда, правда, эти драгоценные следы истребляются переворотами, и однако как полезно не терять их из виду. Каждая эпоха имела сильное влияние, и если мы всегда в состоянии присоединить к своим силам силы прошедших времен, то мы их удвоим. Одна только История Литературы может воскресить времена минувшие; она успеет в этом, особенно если не удалиться от фактов и подробностей, рассматривая их с критическим разбором, что может доставить обширная ученость. Надобно уметь сделать выбор. Когда всеобщий дух Науки проявляется иногда под особными формами, и когда из смеси общей особности происходит то, что мы называем самобытностью, то здесь и должно остановиться долгое время с ученой любознательностью. Таким образом, обращаясь к Истории Права, он говорит, что глоссаторы сделали гораздо более, чем их последователи. Глоссаторы удивляют вас своим знанием живым и свободным, тогда как их последователи идут по протоптанной дороге без независимости и силы. Должно более распространяться о двенадцатом и тринадцатом столетиях, чем о четырнадцатом и пятнадцатом, и при помощи манускриптов вызвать из забвения творения, которые были в таком пренебрежении. Вот каким образом Г. Савиньи понимает Историю Права, и таковы выгоды, которые обещает себе этот ученый Законоведец.

Представим главные результаты этих двух томов.

Римское Право существовало в Европе; его применяли к делам, и изучали; но практика и теория не имели ни силы, ни блеска, как вдруг в двенадцатом веке оно пробудилось от своей дремоты и пролило живой луч света. В Болонии образовался блестящий Университет, о котором слава проникла за Альпы; многочисленные ученики стекались туда из всех стран Европы, и возвращаясь на родину, передавали прекрасные знания, ими приобретенные, распространяли их там разным образом – посредством приговоров, ими произносимых, посредством своих сочинений, и наконец посредством самых Университетов, образованных в подражание Болонскому.

Откуда произошел этот дивный переворот? Не есть ли он следствие могущественной воли? Нет: это результат существенной и глубокой необходимости. Лонгобардские города были богаты и населены. Деятельность их промышленности и множество сделок, от того возникавших, требовали усовершенствованного Гражданского Права. Германское Законодательство не могло соответствовать этому благодействию, также и посредственные знания, приобретенные ими о Римском Праве; но они пользовались источниками Права, столь богатого, и Наука могла доставить Ломбардии законодательство, которое могло удовлетворять всем его нуждам. Уже личное Право совершенно исчезло с древним Правом. Со времени Карломана привыкли смотреть на большую часть народов и Государств Европы, как на тесно соединенных между собой, и видеть, среди национальных особенностей, что-то общее. Общим были Государство, Церковь, Религия, употребление латинского языка, и наконец Римское Право, которое уже не рассматривалось как частное Право Римских провинций, но как общее Право Христиан. Это мнение возвышало его в умах народа и содействовало к распространению его влияния. Движение происходило от общества, сколько по причине практического применения Римского Права в судах, столько и потому, что оно было перподаваемо в Университетах (привилегия, данная Фридериком II, есть только почетное признание того, что было уже и без того делано). Изучение Римского Права не было делом партии в борьбе Лонгобардских городов против Императоров; в числе знаменитых юрисконсультов было более Гвельфов, чем Гибеллинов, и Болония, в которой особенно процветала Наука, была неприязненна Императорам. Но к особенному возвышению Римского Права содействовало наиболее общественное положение юрисконсультов, которые в вольных городах составляли особенное сословие, исправляли важные должности, пользовались высоким званием и всеобщим уважением. Также члены известнейших фамилий предавались изучению Науки и вносили в нее практические знания свои и свою ученость. В этом заключается причина первенства Болонского Университета. Случай ли сделал Болонский Университет центром этого ученого переворота? Нет: богатство города, его благоденствие, соседство с Равенной, где еще сохранилось Училище Римского Права, предназначили Болонию к столь блестящему поприщу. Бросим взгляд на его устройство и на состояние Италии; но прежде упомянем о буквальном предании касательно возрождения Римского Права.

Многие долгое время полагали, что Римское Право совершенно исчезло во время Средних веков; что единственный манускрипт Пандектов был сокрыт в Амальфи; что в 1135 году, жители Пизы, разграбив этот город, овладели манускриптом; что Император Лотарий II, которого они были союзниками, подарил его им, и издал закон, отменявший Германское Право в пользу Римского. Теперь уже известна причина забвения Римского Права во время Средних веков. Что касается до закона Лотария, то на существование его нет ни малейшего доказательства, и История Амальфи представляет только два легкие доказательства: одно место из хроники, писанной по Италиянски, в четырнадцатом веке, и которая никогда не была напечатана; потом другое место из исторической Поэмы того же времени¹. Эти два свидетельства появились через два века после события, о котором они рассказывают. Перейдем к Лонгобардским городам.

Римские муниципии не были совершенно рушены, и содержали в себе основу устройства, появившегося в двенадцатом веке; но великие перемены в общественном быту также содействовали этому важному событию. В Ломбардии, как и во Франции, Дворянство было связано феодализмом. Знатное Дворянство получало лены от самого Короля, или Герцогов и Епископов, и держало в такой же зависимости и рабстве прочее Дворянство. Каждая фамилия без лен, или недавно получившая поместье, была объявлена принадлежащей к простому народу. Таким образом объясняется нам скромное состояние Ариманов. Они не имели феодального владения. Города в начале имели все устройство Римское, и Лонгобарды были там чужеземцами. Позже, города, соделавшись могущественнее, принудили Дворянство, обитавшее в окрестностях их, принять право гражданства и проживать у них часть года. С тех пор вид городов изменился. Если Дворянство подверглось влиянию Римского устройства, то оно также сообщило городам свою рыцарскую гордость и свою любовь к войне и своеволию. Здесь тогда было три класса граждан: знатное Дворянство (capitanei), малое Дворянство (valvassores) и граждане (populares, plebs). К третьему классу относились Римляне и Ариманы без лен. Соединение трех классов вместе составляло общину. Община имела верховную власть и проявляла ее посредством своих представителей, созываемых на общее собрание; она имела право быть управляемой своими собственными постановлениями, иметь свой суд и назначать главных сановников, особенно консулов, которых она могла выбирать из всех трех классов. Всем известны борьба, поддерживаемая городами против Императоров, сейм в Ронкалье и наконец Констансский мир, который утвердил их самостоятельность. Но в тринадцатом веке, народ, обогащенный торговлей и промышленностью, не хотел довольствоваться влиянием и могуществом, которые были ему предоставлены. Не уничтожая совершенно древнюю общину, он разделился на отдельные цехи, в которые назначал начальников, таким образом, что в короткое время эти мелкие чиновики успели приобрести себе власть в Республике. Благородные были угнетаемы и преследуемы, и многие, для того, чтобы сохранить некоторое влияние или только некоторую безопасность, вступили в цех ремесленников. Но в первой половине четырнадцатого века, эта наглая демократия уступила место дикому тиранству нескольких граждан. Угнетение Дворянства повело за собой разрушение прав личных: появилось рабство.

Болония имела те же постановления и то же предназначение, как и другие Лонгобардские города. Здесь встречаются различия столь ничтожные, что об них не стоит и упоминать. Теперь перейдем к Университетам.

С двенадцатого века Университеты играли важную роль в умственном быту Европы. Везде, они доставили свои ученикам великую независимость духа и даже пытались развить ее более. Вот что сделали их сила и их достоинство; в этом и состоит общая черта сходства, которая сближает нынешние Университеты с Университетами Средних веков. Но сии последние были более необходимы, нежели наши, для успехов просвещения: ибо тогда не было того бесчисленного множества книг и сочинений, которые ныне наполняют и просвещают Европу; изустное преподавание было единственным средством для передачи и приобретения знаний. От того в университетах Средних веков, ученики занимались долее, чем в нынешних: то были часто люди зрелого возраста, значительные по своему званию и занимаемым им местам. Университеты Средних веков отличиются от нынешних еще своим происхождением. Они не обязаны своим учреждением ни воле Государей, ни щедрости городов; но вот каким образом получали свое начало: человек, движимый любовью к Наукам, собирает вокруг себя многих учеников; несколько Профессоров присоединяются к нему; круг слушателей увеличивается, и без чуждой помощи основывают Училище.

Три Университета процветали в одно время: Париж славился преподаванием Богословия и Философии, Болония – Римского Права, Салерна – Медицины. Но Салерна не простирала влияния далее своего круга: ибо Медицинские Школы, образовавшиеся в последствии, скоро стали подражать своим устройством Училищам Правоведения и Медицины. Напротив того Париж и Болония служили образцом для других Университетов; устройство их представляет замечательную противоположность. В Париже, сами Профессоры составляли особенное сословие, имели власть, а ученики их были подданными, состоящими как бы под зависимостью небольшого Государства. В Болонии, напротив того, ученики составляли особенное сословие, выбирали из себя начальников, и Профессоры зависели от них. Это происходило от того, что в Болонии царствовал республиканский дух, а в париже главную роль играло Богословие, необходимую принадлежность составляют покорность и смирение. Италия, Испания и Франция подражали Болонии; Англия и Германия Парижу.

Твердили, что Болонский Университет обязан своим существованием Феодосию II; но это предание не имеет никакого основания. Собрание учеников вокруг знаменитого Профессора – вот происхождение школы, которая в начале была далеко от того, чтобы составить особенное сословие. Чрез несколько времени привилегия Фридерика I, данная на Ронкальянском сейме, предоставляла особенное покровительство чужеземным ученикам, которые из любви к Наукам переносили столько трудностей; запрещено было, под опасением строжайших наказаний, беспокоить их во время путешествия; они были подчинены особому суду Епископа и своих Професссоров. Но в конце двенадцатого века, своеволие учеников заставило Профессоров отказаться от уголовного суда и удержать над ними только суд гражданский. Однако, спустя столетие, они опять приняли в свои руки уголовный суд.

Сначала в Болонии было одно только Училище Правоведения, и от того должен был образоваться один Университет; но на самом деле их было два, и они различались между собой только числом учеников – ultramontani и citramontani. В последствии многочисленные ученики, занимаясь Медициной и Искусствами, под руководством отличнейших Профессоров, пожелали также иметь свои Университеты. Они встретили сильное сопротивление со стороны Юристов; но в 1316 году, новопришельцы восторжествовали, образовали значительное сословие и приняли название philosophi et medici vel physici, и общее имя artistae. Наконец во второй половине четырнадцатого века Иннокентий VI основал в Болонии Училище Богословия. С этого времени в Болонии находилось четыре Университета: два Правоведения, один Медицины и Философии, и один Богословия. Два первые, где преподавалось Право, отличались совершенно от двух других, и составляли одно сословие; часто принимали их за один и тот же Университет.

Чужеземные ученики имели полное право гражданства, и каждый год приносили присягу на покорность Ректору и законным установлениям. Собрание их, созываемое Ректором, составляло Университет в собственном значении этого слова. Здесь надлежало бывать по крайней мере три раза в год, чтобы не потерять права гражданства. Болонские уроженцы были избавлены от этого собрания и от обязанностей Университета. Причина такого различия заключалась в привилегии Фредерика I-го и в той зависимости, в которой Болония находилась от своих жителей. Профессора были точно так же подчинены, как и ученики; они, подобно им, присягали, были в зависимости от суда Ректора, который имел право наложить на них штраф и отрешать от должностей; наконец, в прениях университетских они не могли подавать голоса, если не были Ректорами. Помощниками Университета избирали всех артистов, которые приносили присягу в верности ему, должны были ему повиноваться и работали в особенности для учеников: таковы были писцы и переплетчики. Наконец каждогодно избирали купцов, для торговых сношений с учениками, и последние обязаны были так же, как и предыдущие, давать присягу пред лицом Ректора.

Первое место принадлежало Ректору. Для достижения этого звания надлежало быть учеником или Профессором, Духовным, Холостым, не принадлежать ни к какому религиозному Обществу и изучать пять лет, на свой счет, Правоведение. Ректоры были избираемы ежегодно прежними Ректорами, Советниками и известным числом избирателей, назначаемых Университетом. Они производили суд и раправу по делам гражданским и уголовным. За Ректорами следовали Советники наций, Синдики и другие низшие должности. Понятно, как любопытна должна была казаться Болония по блеску своего Университета. Он предоставлял многие привилегии Профессорам и ученикам; заботился даже о доставлении им удовольствий: ибо приказывал Жидам платить каждый год известную сумму юристам и артистам на увеселение во время масляницы. Смерть и конфискация имений были наказанием тому, кто вздумал бы подговаривать учеников переходить в другую школу.

Перейдем к преподаванию. Слово doctor составляло прежде почетный титул Пофессора, а не достоинство, не должность; но когда, около половины двенадцатого века, Университет получил прочное основание, тогда имя и достоинство Доктора, предоставлявшее право преподавания, нельзя было получить иначе, как подвергнувшись испытанию¹. Эти испытания были двух родов - частные и публичные. Прежде частного экзамена, кандидату давали две темы для изъяснения. В тот же самый день кандидат должен был читать свое сочинение. Доктор, представлявший его, рассматривал один, а другие Доктора могли только предлагать вопросы и суждения касательно заданной темы. Тотчас после экзамена приступали к собиранию голосов, и если кандидат был допускаем, то получал степень Доктора. Публичный экзамен, особенное испытание на Доктора, производился в Соборе, куда собирались с торжественной процессией. Получающий степень Доктора произносил речь и потом рассуждение; тут ученики, а не Докторы, входили с ним в диспут. Испытание оканчивалось речью Президента, который провозглашал нового Доктора. Ему тотчас представляли знаки его нового достоинства: книгу, кольцо и докторскую шапку; потом возвращались с таким же церемониалом, как и пришли.

Докторы имели право преподавать не только в Болонии, но, на основании повеления Папы, и во всех других Университетах. Они содействовали также избранию новых Докторов, когда сами принадлежали к Факультету. Факультет, отличавшийся от Университета, состоял из Докторов, которые располагали повышениями в степени. Он имел свои уставы и привилегии.

Лиценциаты не имели Права преподавать. Считаясь в числе учеников, они не имели никаких преимуществ; но ученики могли, с дозволения Ректора, читать трактат или комментарии: ученик, читавший лекции, назывался Бакалавром.

Профессоры были за преподавание награждаемы иногда от городом, а чаще от самих учеников, которые выбирали известнейших законоведцев; но в Болонии Профессоры имели столько источников к обогащению, что часто преподавали без всякой награды.

Курс разделялся на ординарный и экстраординарный (ordinariae, extraordinariae lecturae). Это потому, что книги, по которым учились, разделялись на книги ординарные и экстраординарные. К первым книгам относились Римское Право, или Дигесты, и Каноническое Право, которое составляли постановления и декреталии. Все другие книги были экстраординарные. От того и курсы учения разделялись на два рода, смотря по тому, по каким книгампроходили. Ординарными Профессорами назывались те, которые были торжественно уполномочены преподавать по обыкновенным книгам; Экстраординарные Профессоры могли преподавать только по другим книгам.

Таков был Болонский Университет в главных его основаниях. После него процветали Университеты в Падуе, Пизе, в Верчелли, в Арензо, в Ферраре, в Риме; основанный в Неаполе Фридрихом II отличался от других своим устройством; кроме того находились еще Университеты в Пьяченце, Модене, Реджио, Павии и Турине.

Париж славился преподаванием Богословия, как Болония Правоведением, и его Университет имел такую же власть. Древнейшие свидетельства, доказывающие его учреждение, суть два предписания Папы Александры III, в конце одиннадцатого века; потом привилегия, данная Филиппом-Августом в 1200 году, которую по ошибке приняли за основание Университета. Этот Университет отличался своим политическим влиянием, преувеличенным чувством о сем достоинстве, и необыкновенным расположением к нему народа. Он сам составлял для себя правила, предоставлял всю власть Профессорам, вмешивался во все богословские прения, защищал долгое время права свои на судебную власть против Парламента, и наконец гордился тем, что был «старшей дочерью» Королей.

Но здесь должно рассмотреть, каким образом трактовали о Римском Праве. В начале Средних веков, Римская Церковь любила и обработывала Римское Право: она часто умела извлекать из него свои выгоды, и обязано ему многим. Но в двенадцатом веке, когда она увидела, что Юриспруденция возвышается и может с ней соперничествовать, порабощает умы, и похищает большое число тех пылких людей, которые пристрастились к Науке, она тотчас изменила свой образ мыслей, и Св. Бернард горько сетовал, что даже в палатах Папы следовали не Божиему, а Юстинианову закону. На Реймском Соборе запрещено монахам, в 1131 году, изучение Римского Права и Медицины, и это запрещение было подтверждено и другими Соборами. Гонорий, в 1220 г., запретил Священикам изучать Римское Право. Однако нашли средство с смягчению этого строгого повеления, и исходатайствовали многие разрешения. Но тем же самым определением Гонорий запрещал преподавание Римского Права в Париже и его окрестностях, под тем предлогом, что его не применяли в судах. Притязания Папы понятны: Парижская школа была главным местом преподавания Богословия и была подчинена его надзору. Но какое было в самом деле предназначение Римского Права? Не смотря на преобладание Богословия и Философии, оно появилось в Париже в двенадцатом веке и было обработываемо здесь с усердием. Вот причина издания повеления Гонория. Ему повиновались еще в пятнадцатом веке; но в 1568 году, Парижский Парламент дозволил преподавание Римского Права. Чрез несколько лет, именно в 1576 году, он издал повеление, которым предоставил право преподавания известному Кюжà; чрез три года, опять было возобновлено прежнее запрещение; наконец в 1679 г. оно было навсегда уничтожено.

Мы не станем рассматривать в подробности Университетов: Монпельерского, основанного в 1289; Орлеанского, который слишком рано имел знаменитое Училище Правоведения; Тулузского, Валенцского и Буржского, которые славились в шестнадцатом веке.

Испанские Университеты гораздо позже приобрели известность преподаванием Римского права: преимущественно же основанные в XIII веке в Саламанке и в XVI в Алкале. Английские остались почти чуждыми сему преподаванию.

Таково было поприще глоссаторов; таковы были учреждения для преподавания Наук, открытые Правоведцам. Но прежде, чем приступим к рассмотрению их трудов, необходимо показать те творения и материалы, которые были у них под рукой – Пандекты, Кодекс, Институты и труд Жюльена. Все, что мы знаем о Римском Праве, кроме этих источников, им было неизвестно. Они имели еще закон Лонгобардский, собрание, посвященное Ломбардскому Феодальному Праву, новые Императорские законы, постановления городов и Канонические книги. Из всего этого мы будем рассматривать только Пандекты, которые стали быть известны в Болонии только постепенно и по частям.

Касательно текста, подлежат рассмотрению два важные вопроса: должно знать наперед, какие манускрипты мы имеем и какое их сравнительное достоинство; какие манускрипты имели глоссаторы и что извлекли они для объяснения текста. Мы обладаем Флорентийским манускриптом, который содержит в себе все пандекты и большое число других манускриптов, в которых заключались только некоторые их отрывки. Сии последние манускрипты согласуются ли с Флорентийскими, или их текст различен? Писатели разных об этом мнений. Одни рассматривают их, как простое повторение Флорентийских; другие, во главе которых Кюжà, доказывают, что эти манускрипты имеют основанием, независимо от Флорентийских, первоначальные манускрипты, и таким образом уроки их будут иметь оригинальное достоинство. Это мнение Кюжà имеет неопровержимые доказательства. Теперь рассмотрим, какие манускрипты имели Глоссаторы? Должно принять за верное, что они кроме Флорентийского знали еще древние манускрипты, и что признавая выше всех текст Флорентийский, они употребляли и другие, для того, чтобы составить новый текст, который мы можем называть Болонским: вот происхождение и изъяснение толкования. Весьма несправедливо будет, если мы станем представлять себе этот труд предприятием систематическим и общим, что не соответствует ни идеям, ни силе того времени. Нет, каждый работал со своей стороны; направление могло быть единообразное, но вход оставался независимым, и от этих-то частных работ происходило толкование. Такое обширное обработывание должно принадлежать Ирнериусу; оно кончилось с Аккюрсом.