Арбитраж 22-23 учебный год / ВЭП РФ, 2019, 10

Рецензия

даже были введены в законодательство (например, в Закон Испании о компаниях в ходе недавней реформы была включена норма, позволяющая участнику непубличной компании требовать выкупа его долей (акций), если на пятый год с момента учреждения компании не принимается решение о выплате не менее чем 30% прибыли, полученной за время, прошедшее с момента учреждения) и судебную практику2.

Положительно можно оценить то, что автор не просто воспроизводит иностранные рецепты решения проблем, но и адаптирует их к российским условиям, например в части формулирования предварительного перечня ситуаций, которые свидетельствуют о фактах притеснения (с. 199–202). А иногда и прямо признает неприемлемость иностранного опыта — в случае с такой мерой, как назначение временного управляющего, которое в российских условиях попросту невозможно из-за отсутствия корпуса лиц, способных честно и эффективно выполнять соответствующие функции (с. 223).

О высоком качестве работы свидетельствует и то, что автор не просто хорошо аргументирует все свои предложения, но сразу же старается озвучить возможные возражения, выдвигая против них контрдоводы (например, с. 209, 219–221). Это, на наш взгляд, свидетельствует о том, что для Т.С. Бойко важнее истина, а не любование собственными предложениями.

***

В то же время работа не лишена некоторых спорных моментов.

1.Вызывает серьезное сомнение предлагаемый автором к внедрению в российское право институт притеснения (с. 198 и далее), известный англо-американскому праву.

Представляется, что автор допускает ошибку, утверждая, что в российском праве отсутствует такой институт, и делая вывод о необходимости его внедрения. Анализ правопорядков, быть может, за исключением самых родственных, никогда не может основываться на прямом сравнении, нужно функциональное сопоставление, т.е. сравнению подлежит не факт наличия (отсутствия) соответствующего института, а то, как решается тот или иной правовой вопрос в сравниваемых правопорядках.

Так, обсуждаемый Т.С. Бойко институт притеснения представляет собой не что иное, как набор отдельных способов защиты, которые могут быть применены судом, когда участник доказал наличие притеснения.

2Обзор подходов европейских правопорядков по этому вопросу подробнее см.: Rodas Paredes P. La separación del socio en la Ley de sociedades de capital. Madrid, 2013. P. 66–79.

209

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 10/2019

Список этих способов, равно как и основание их применения в действительности, во многом совпадает с теми правовыми средствами, которые доступны лицу в российском правопорядке (оспаривание решения, взыскание убытков, исключение участника, выкуп доли (акций) по требованию участника (акционера)). В отдельных случаях отечественное право даже лучше защищает участника. Например, ему дано право оспорить любую сделку компании, в то время как иностранные правопорядки аналогичного права участникам, как правило, не предоставляют или оно используется крайне редко. Можно спорить и обсуждать, насколько хорошо эти меры работают в России, но нельзя отрицать их наличие.

При этом, разумеется, сложно отрицать необходимость расширения перечня способов защиты, доступных участнику. В частности, мы поддерживаем дополнение российского законодательства таким способом, как выкуп доли (акций) миноритарного участника (акционера), если будет доказано его притеснение.

Однако это не имеет никакого отношения к введению какого-либо самостоятельного института притеснения, а лишь предполагает расширение перечня доступных участнику способов защиты своих прав и законных интересов, а также совершенствование уже существующих.

2.При изложении средств защиты, предусмотренных российским правопорядком, автором допущены досадные неточности и в целом видно, что описание местами было выполнено недостаточно скрупулезно, с намерением показать только недостатки, что контрастирует с тем, как автор описывает иностранное право.

2.1.Так, при описании этих средств Т.С. Бойко по какой-то причине не упоминает о широких правах участников на оспаривание сделок общества (ст. 65.2 ГК РФ), не имеющих аналогов в зарубежном праве, ограничиваясь лишь кратким упоминанием п. 2 ст. 174 ГК РФ (с. 182 и далее). Вместо этого автор с упоением предается критике реформы сделок с заинтересованностью (с. 183–187), что само по себе возражений бы не вызывало, если бы она также озвучила аргументы сторонников реформы и критиковала с их учетом. Научный текст все же предполагает дискуссию с анализом того, что по этой теме было сказано ранее. Если же автор полагала, что широкое обсуждение сделок с заинтересованностью выходит за рамки книги, тогда не нужно было и вовсе об этом писать. Однако Т.С. Бойко предпочла озвучить лишь собственное мнение, при этом по какой-то причине изменив и собственной методологии — сравнительно-правовой, которой она прекрасно следует в остальных частях работы.

Так, автор повторяет неоднократно озвучивавшийся как до, так и после реформы довод о формальности критериев для признания сделки сделкой с заинтересованностью. Она добавляет, что это якобы приводит к тому, что «миноритарные участники оказываются не способными признать недействительными подобные сделки в тех случаях, когда они приводят к выводу ценных активов из общества в компании, фактически подконтрольные мажоритарному участнику» (с. 183).

Между тем совершенно неясно, почему невозможность признать сделку сделкой с заинтересованностью мешает признать ее недействительной, если такая сделка, как говорит автор, приводит к выводу активов, ведь возможность оспорить сделку,

210

Рецензия

направленную против интересов общества, никто не отменял (п. 2 ст. 174 ГК РФ). В частности, именно в таком ключе сформулирован абз. 3 п. 21 постановления Пленума ВС РФ от 26.06.2018 № 27 «Об оспаривании крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность», где говорится, что «невозможность квалификации сделки в качестве сделки, в совершении которой имеется заинтересованность, не препятствует признанию судом такой сделки недействительной на основании пункта 2 статьи 174 ГК РФ, а также по другим основаниям».

Более того, сам по себе факт признания сделки сделкой с заинтересованностью никогда не служил достаточным основанием для признания сделки недействительной, ибо всегда законодательство требовало доказать наличие ущерба от такой сделки (абз. 5 п. 5 ст. 45 и абз. 5 п. 5 ст. 46 Федерального закона от 08.02.1998 № 14 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об

ООО) в ред. до 01.01.2017, абз. 5 п. 6 ст. 79 и абз. 5 п. 1 ст. 84 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО) в ред. до 01.01.2017). Напротив, до реформы в этом случае было неясно, зачем вообще доказывать наличие заинтересованности (юридической или фактической), если доказанный ущерб от сделки и так является достаточным основанием для признания сделки недействительной (п. 2 ст. 174 ГК РФ).

Что касается так называемой фактической аффилированности, то много раз озвучивался аргумент о том, что ее допущение ввергло бы отечественный оборот, который и так погряз в бесконечных получениях согласий на совершение сделок, в состояние полнейшей неопределенности. В результате каждую первую сделку требовалось бы согласовывать. Возможно, Т.С. Бойко так себе представляет нормальный гражданский оборот, но нам нормальным это не кажется. И автору следовало бы указать, в каких иностранных правопорядках это обстоит так, как она предлагает сделать, учитывая еще и возможность оспаривания таких сделок, где контрагенту фактически вменяется обязанность проверять факт наличия одобрения.

Весьма симптоматично, что здесь Т.С. Бойко не приводит никаких отсылок к иностранному опыту.

Также не ясно, на чем основано утверждение о том, что после признания оспаривания сделок с заинтересованностью частным случаем оспаривания сделки по п. 2 ст. 174 ГК РФ «миноритарные участники фактически лишаются возможности защищать свои права и законные интересы посредством оспаривания сделок, поскольку на них возлагается чрезмерное бремя доказывания: помимо доказывания признаков заинтересованности и знания другой стороны об отсутствии необходимого одобрения миноритарию необходимо доказать то, что сделка была совершена в ущерб интересам общества, т.е. другая сторона сделки знала или должна была знать о явном ущербе для общества либо имели место обстоятельства, которые свидетельствовали о сговоре либо об иных совместных действиях органа общества и другой стороны сделки в ущерб интересам общества» (с. 186). Как мы уже упоминали, нормы Законов об АО и об ООО в редакции, действовавшей до 01.01.2017, требовали доказать наличие ущерба, причиненного сделкой, как необходимого условия для удовлетворения иска о признании такой сделки недействительной, и реформа здесь ничего не изменила.

211

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 10/2019

2.2.Недостаточно проработано такое средство защиты, как оспаривание корпоративных решений (с. 180–182), поскольку российская практика все же шире, чем это показывает автор. Тот факт, что эта мера практически неизвестна в англо-амери- канских правопорядках, сам по себе ее не порочит.

Предоставление участникам хозяйственных обществ возможности оспаривания решений общих собраний и активное использование этого средства в судебной практике является отличительной особенностью континентальных правопорядков3.

В настоящее время, несмотря на наличие в корпоративном праве, в том числе отечественном, новых эффективных средств защиты (косвенные иски о взыскании убытков с членов органов управления и об оспаривании сделок общества, исключение участника), а также иных гарантирующих соблюдение прав и законных интересов участника (акционера) мер (право требовать выкупа долей (акций) в случае принятия определенных решений, институт обязательного предложения, право преимущественного приобретения дополнительно выпускаемых акций и т.п.), оспаривание решений общих собраний сохраняет свою актуальность, а в ряде случаев и вовсе выступает безальтернативным средством, поскольку иным образом противодействовать, например, несправедливым изменениям устава нельзя.

Особое значение как средство защиты участников оспаривание решений общих собраний приобретает в первую очередь потому, что в континентальных правопорядках широкий круг вопросов (например, избрание директора, реорганизация, совершение крупных сделок, изменение уставного капитала, выплата дивидендов) подлежит разрешению на общем собрании. Поэтому именно эта мера позволяет эффективно контролировать мажоритария при принятии решений по таким вопросам, в том числе с точки зрения соблюдения обязанности добросовестности (лояльности) по отношению к обществу и миноритарным участникам4.

Все это означает, что оспаривание решений собраний было и остается необходимым способом защиты прав участников (акционеров).

Равным образом нельзя согласиться и с доводом автора о том, что зачастую отсутствует конкретная норма права, которую нарушает решение собрания (с. 181). Как и романские правопорядки, российское право располагает такой же общей нормой о запрете злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ). В качестве ее нарушения можно расценивать решение общего собрания, которое направлено против интересов общества и (или) отдельных участников. Кроме того, имеется судебная практика относительно признания решений общих собраний недействительными именно по мотиву того, что они нарушают интересы общества или участника5.

3Подробнее см.: Кузнецов А.А. Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров) // Корпоративное право в ожидании перемен: сб. ст. к 20-летию закона об ООО / отв. ред. А.А. Кузнецов. М., 2019.

4См.: Gelter M. Mapping Types of Shareholder Lawsuits across Jurisdictions. URL: https://papers.ssrn.com/ sol3/papers.cfm?abstract_id=3011444.

5См.: Кузнецов А.А. Указ. соч.

212

Свободная трибуна

2.3.Совершенно необоснованной выглядит критика такого средства разрешения корпоративных конфликтов, как исключение участника.

Т.С. Бойко предпочитает сразу заклеймить эту меру как неоптимальную (с. 187). Однако, как представляется, у этой меры есть свои достоинства и конечный выбор должен быть сделан участником с учетом всех обстоятельств. Поэтому исключение участника является такой же альтернативой, как и иные меры, в отношении которых автор не делает выводов об их заведомой неприемлемости.

Не вполне понятна аргументация в пользу того, что выкуп доли миноритария — более либеральное средство, потому что он сам соглашается уйти, а при исключении участника один заставляет другого уйти (с. 188). Сложно усмотреть что-то нелиберальное в том, что миноритарий может захотеть сохранить бизнес, прогнав нарушителя. Да и вообще, каким образом этот довод способен умалить значение исключения участника? Этот вопрос, кажется, повисает в воздухе.

Большинство доводов автора о том, что миноритарий не обладает необходимыми знаниями, а также финансовыми средствами для продолжения бизнеса, основаны на предположении и не всегда отвечают реальности (например, в качестве миноритария может выступать весьма профессиональный инвестиционный фонд). Почему миноритарий должен быть лишен возможности выбора (уйти или прогнать нарушителя) в этой ситуации, также остается непонятным.

Довод автора о том, что исключение мажоритария противоречит логике корпоративного права, в котором господствует принцип большинства (с. 189), вызывает удивление, так как бóльшая часть книги посвящена тому, чтобы убедить всех в том, что у мажоритария нет права на злоупотребление и никакой принцип большинства это не оправдывает.

Ну и напомним, что в европейских правопорядках исключение участника, в том числе мажоритария, широко применяется наряду с выходом участника. Автор хотя и упоминает об этом, но не дает подробных комментариев, будто бы сам факт использования такой меры только в этих странах уже сам по себе умаляет ее значение.

***

Изложенные замечания не портят прекрасное впечатление от проделанной автором работы (особенно в части описания иностранного опыта), которая достойна всяческих похвал.

В целом представляется, что книга Т.С. Бойко являет собой прекрасный образец нового поколения работ в сфере корпоративного права, опирающихся на хорошо проработанный иностранный опыт, судебную практику и отказавшихся от формализма и буквального прочтения закона. Безусловно, эта работа может быть рекомендована всем интересующимся корпоративным правом.

213

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 10/2019

References

Conac P.-H., Enriques L., Gelter M. Constraining Dominant Shareholders’ Self-Dealing: The Legal Framework in France, Germany, and Italy. European Company and Financial Law Review. 2007. No. 4. P. 491–528.

Fleischer H. Chapter 3. Shareholder Conflicts in Closed Corporations, in: Bachmann G., Eidenmuller H., Engert A. et al. Regulating the Closed Corporation. ECFR Special Vol. 4. Berlin, De Gryuter, 2014. P. 28–82.

Gelter M. Mapping Types of Shareholder Lawsuits across Jurisdictions. Available at: https://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id=3011444 (Accessed 21 August 2019).

Kuznetsov A.A. Disputing Decisions of General Shareholder Meetings [Osparivanie resheniy obschikh sobranii uchastnikov (aktsionerov)], in: Kuznetsov A.A., ed. Corporate Law Pending Changes: A Collection of Articles Dedicated to the 20th Anniversary of the Law on LLCs [Korporativnoe pravo v ozhidanii peremen: sb. st. k 20-letiyu Zakona ob OOO]. Мoscow, Statute, 2019 (Forthcoming).

Rodas Paredes P. La separación del socio en la Ley de sociedades de capital. Madrid, Marcial Pons, 2013. 154 p.

Roth G.H., Kindler P. The Spirit of Corporate Law: Core Principles of Corporate Law in Continental Europe. Muenchen, C.H. Beck, 2013. 190 p.

Information about the author

Alexander Kuznetsov — Master of Jurisprudence (Russian School of Private Law), PhD in Law (e-mail: aakuznetsovlaw@yandex.ru).

214

Реклама