Зарубежная практика
Сергей Львович Будылин
старший юрист компании Roche & Duffay
Подразумеваемое условие о добросовестности в английском договоре, или Дело о добродушном шейхе
Комментарий к делу Sheikh Tahnoon Bin Saeed Bin Shakhboot Al Nehayan v. Kent [2018] EWHC 333 (Comm.) (22 February 2018)
В этом деле, разрешенном Высоким судом Англии и Уэльса, встал вопрос о том, существует ли в английском договорном праве обязанность действовать добросовестно. Точнее, имеют ли участники договора о совместном предприятии друг перед другом такую обязанность. Лордсудья Дж. Легатт высказал новаторскую для английского права мысль, что такая обязанность существует в качестве подразумеваемого условия в некоторых видах договоров.
Применительно к данному делу обязанность добросовестности означала, по заключению судьи, что сторона договора не имеет права принуждать партнера к несправедливому разделу бизнеса, а также втайне от партнера вести сепаратные переговоры о продаже своей доли в бизнесе третьему лицу. Впрочем, судья признал, что вопрос о существовании обязанности добросовестности остается спорным. Так что в качестве альтернативного аргумента решение было основано на деликтном праве: принуждение партнера шантажом и угрозами к заключению невыгодного соглашения о разделе бизнеса является не только нарушением договорной обязанности действовать добросовестно (если таковая существует), но и деликтом.
Ключевые слова: Англия, раздел бизнеса, договорное право, добросовестность, деликт, принуждение, запугивание
39
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
Sergey Budylin
Senior Lawyer at Roche & Duffay
The Implied Term of Good Faith in the English Contract, or the Case of the Warm-Hearted Sheikh
Commentary to the Case Sheikh Tahnoon Bin Saeed Bin Shakhboot Al Nehayan v. Kent [2018] EWHC 333 (Comm.) (22 February 2018)
In this case, as decided by the High Court of England and Wales, the question arose as to whether there is a duty in English contract law to act in good faith. More precisely, whether the parties of a joint venture contract have such a duty to each other. Lord Justice G. Leggatt suggested an innovative idea for the English law that such a duty exist as an implied term in certain types of contracts.
In this case, the duty of good faith meant, according to the judge, that a party to the contract has no right to force an unfair division of the business, as well as secretly from the partner to conduct negotiations on the sale of its share of the business to a third party. However, the judge admitted that the question of the existence of the duty of good faith remains controversial. So in alternative the decision was based on tort law: forcing a partner through blackmailing and threatening to enter into a disadvantageous agreement for a business division is not only a violation of the contractual duty (if any) but is also a tort.
Keywords: England, division of a business, contract law, good faith, tort, duress, intimidation
Вконтинентальных правопорядках важную роль в договорном праве играет принцип добросовестности. Стороны должны исполнять договор добросовестно.
Это означает, что, помимо обязанностей, предусмотренных самим договором, правопорядок возлагает на стороны целый ряд дополнительных обязанностей, в целом диктующих необходимость проявления некоторой степени заботы о контрагенте (предоставление ему существенной для исполнения договора информации и т.п.). Их объем законом однозначно не определен; он зависит от конкретного договора и в конечном счете определяется судом ex post с учетом обычаев оборота.
В английском договорном праве принцип добросовестности отсутствует. Стороны не обязаны исполнять договор добросовестно; они обязаны исполнить договор, и на этом точка. Правопорядок не вменяет им обязанностей, которые они не приняли на себя добровольно. Столь высокая правовая определенность — одна из причин, по которым участники международных коммерческих отношений так любят подчинять свои договоры английскому праву.
Однако стороны могут по собственному желанию включить в договор требование о добросовестном сотрудничестве в ходе исполнения договора. Обычно за этим следует расшифровка, что именно стороны имеют в виду (как нужно обмениваться информацией и т.п.). Но если такой расшифровки нет, то английскому суду придется выяснять значение термина «добросовестность» в рамках толкования договора.
40
Зарубежная практика
Более того, в некоторых случаях суд, толкуя договор, может прийти к выводу, что стороны хотя и не включили в него условие о добросовестности, но неявно подразумевали такое условие (implied term). И в этом случае к сторонам все же будет применимо требование о добросовестном исполнении договора.
Так что в Англии вменяемое судом требование добросовестности сторон договора — это не общее правило, а редкое исключение, порой применяемое судами к определенным договорам. Как правило, это договоры, подразумевающие долгосрочное сотрудничество на доверительной основе (relational contracts): совместное предприятие, дистрибьюторское соглашение и т.п.
***
«История слишком знакомая, — так начинает свое решение лорд-судья Дж. Легатт (Lord Justice Leggatt). — Двое друзей вместе начинают бизнес. Бизнес терпит крах, их дружба идет ко дну, и все заканчивается в зале суда, где они оказываются противоположными сторонами в споре».
Греческий предприниматель по имени Иоаннис (Джон) Кент занимался бизнесом в области туризма. У него было агентство по онлайн-бронированию туров (YouTravel), и он мечтал о расширении своего бизнеса. Предприниматель решил для начала взять в аренду пару-тройку отелей на берегу моря, а потом расширяться дальше. Проблема, как обычно, была лишь в том, где взять для всего этого деньги.
Однажды (в 2008 г.) у предпринимателя заказал тур (путешествие на яхте) настоящий арабский шейх. Это был член правящей семьи Абу-Даби шейх Тахнун (Sheikh Tahnoon Bin Saeed Bin Shakhboot Al Nehayan). Шейх пригласил и самого грека покататься с ним на яхте. Там предприниматель и шейх познакомились поближе и даже подружились.
Предприниматель рассказал шейху о своих коммерческих планах. Шейху эти планы очень понравились, и он неожиданно выразил желание принять в них финансовое участие. По свидетельству предпринимателя, он был несколько шокирован, но воспринял разговор с шейхом как заключение юридически обязывающего соглашения. Шейх впоследствии заключение такого соглашения на первой же встрече отрицал, но признавал, что он действительно проявил интерес к сделке.
Судья Легатт отверг тезис предпринимателя о юридически обязывающем соглашении на этой стадии отношений как совершенно фантастический. По заключению судьи, г-н Кент «склонен к чрезмерному оптимизму» и для него «два плюс два легко может равняться пяти». С другой стороны, шейха Тахнуна судья нашел «добродушным и простосердечным человеком», который мог со «спонтанным энтузиазмом» поддержать грандиозные планы предпринимателя, не осознавая, какие ожидания он этим вызывает у собеседника. «Хотя эти двое мужчин и стали близкими друзьями, сочетание их личных качеств не могло быть здоровой основой для коммерческих отношений», — отмечает судья.
41
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
Так или иначе, после окончания тура грек, не веря своему счастью, отправился в Дубай для обсуждения деталей проекта. Шейх не обманул ожиданий предпринимателя: по результатам беседы со своим новым другом он направил в Грецию своего помощника (некоего г-на Розарио) для оценки проекта на месте. Осмотрев уже арендованные предпринимателем отели, а также другие предлагаемые для аренды или продажи гостиницы, Розарио остался очень доволен.
После недолгих переговоров шейх согласился вложить в компанию грека (Aquis) 4 млн евро в обмен на 50% акций. Шейх вначале даже согласился стать председателем совета директоров компании, но вскоре ушел с этого поста: читать и подписывать деловые бумаги у него желания не было.
Как вскоре оказалось, эти 4 млн были лишь первым траншем. Грек немедленно приступил к расширению бизнеса и договорился о покупке в собственность компании двух отелей на Крите (Bella и Silva). Для покупки нужно было 8 млн евро (в дополнение к ипотечному кредиту на приобретение этих отелей).
Предприниматель договорился о том, что владелица отелей (г-жа Метаксас) съездит в Дубай для встречи с шейхом. Шейх, согласно его свидетельским показаниям, нашел отели «очень милыми» (quite pretty), а мадам Метаксас «очень, очень приятной леди» (very, very nice lady), а потому с удовольствием дал деньги для приобретения отелей.
Вскоре быстро растущий бизнес стал испытывать трудности с оборотными средствами. Денег на счете не хватало для оплаты уже выданных чеков, и перед предпринимателем замаячила угроза уголовной ответственности за выпуск непокрытых чеков. Грек обратился к своему другу шейху (через мистера Розарио), и тот дал еще 2 млн.
Впоследствии этот сценарий неоднократно повторялся. Предприниматель обращался к шейху за дополнительным вливанием, шейх отправлял его к Розарио, Розарио со скрипом выделял деньги.
Между тем бизнес расширялся и расширялся. Предприниматель брал в аренду все новые и новые отели, рассчитывая на то, что вскоре выручка от их деятельности решит все проблемы с нехваткой оборотных средств.
***
В 2010 г. в Греции грянул долговой кризис. Экономика страны встала, поток туристов прекратился, стоимость приобретенных и заложенных отелей рухнула. Бизнес предпринимателя оказался на грани катастрофы, а сам он — на пороге тюрьмы (по поводу все тех же непокрытых чеков).
На конец года накопленные убытки бизнеса составили 16 млн евро. Предприниматель обратился к шейху (называя его «брат мой») с мольбой о помощи.
42
Зарубежная практика
Но шейху, похоже, уже надоело вливать деньги в бездонную бочку, и он ничего не дал. Грек еще несколько раз встречался с шейхом и просил о дополнительном финансировании их совместного бизнеса. Тот говорил слова утешения, но денег не давал. Наконец шейх прервал личные контакты со слишком назойливым другом, переадресовав его своему деловому партнеру, г-ну Эль-Хуссейни.
Эль-Хуссейни с коллегами посетили офис компании в Афинах с инспекцией (2011 г.). Они пришли к выводу, что компания управляется в целом неплохо, а ее проблемы принципиально разрешимы. Была достигнута договоренность о еще одном вливании от шейха — в размере 6,5 млн евро, но на этот раз в обмен на дополнительные 20% акций компании. После этого представители шейха стали принимать участие в собраниях совета директоров компании.
Но и этого вливания оказалось недостаточно. Предприниматель лихорадочно искал возможность продать часть активов, чтобы спасти все остальное. Он нашел немецкую фирму (FTI Touristik GmbH), заинтересованную в приобретении пакета акций агентства по онлайн-бронированию.
Однако для продажи акций нужно было согласие шейха, а его представители такого согласия не давали. Предприниматель очень нервничал: он не мог понять, почему представители шейха ставят палки в колеса сделке, которая может спасти бизнес от краха, а его самого от тюрьмы.
Как выяснилось много позже (а именно в ходе обсуждаемого судебного процесса), представители шейха в то же самое время тайно вели сепаратные переговоры с той же немецкой компанией о продаже доли шейха в агентстве. Именно поэтому они и оттягивали выдачу разрешения на альтернативную сделку.
***
К этому времени представители шейха уже уверились, что толку от продолжения этой истории не будет. Они пришли к выводу, что совместный бизнес пора разделить. Шейх возьмет себе два отеля (Bella и Silva), возместив большую часть своих инвестиций (которые на тот момент достигли 31 млн евро), а грек пусть забирает все остальное и выкручивается, как знает. По расчетам представителей шейха, для полного возмещения инвестиций шейха грек должен был еще доплатить 5 млн евро.
С этим предложением Эль-Хуссейни и направился к греческому предпринимателю. Он пригрозил, что, если грек не согласится с оценкой, шейх обратится в суд. Когда же Кент заметил, что в суде шейх не обязательно выиграет, Эль-Хуссейни заявил, что у них есть и другие способы получить то, чего они хотят.
«Как же?» — спросил Кент. «Кровью», — был ответ.
Впоследствии в суде представители шейха отрицали, что такой диалог имел место, хотя почему-то не вызвали Эль-Хуссейни в качестве свидетеля. Однако судья, основываясь на показаниях Кента и его заметках, сделанных после встре-
43
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
чи, нашел, что угроза действительно прозвучала и что предприниматель счел ее вполне реальной. Добродушный шейх, по заключению судьи, ничего не знал об угрозах.
Поторговавшись немного, деморализованный предприниматель подписал всё, что от него требовали: рамочное соглашение о разделе бизнеса и вексель на 5 млн евро. По соглашению шейх забирал себе два отеля вместе с некоторыми относящимися к ним долгами (ипотечный кредит и др.), а грек брал на себя погашение некоторых других долгов отелей (относящихся к текущей операционной деятельности).
Что было весьма важно для предпринимателя, шейх по согласованию с кредиторами освобождал его от персональных поручительств по кредитам для отелей, беря соответствующие обязательства на себя. Это спасало грека от перспектив личного банкротства.
В итоге активы были разделены в соответствии с соглашением, подготовленным представителями шейха (2012 г.).
Что касается переговоров с немецкой фирмой, то в итоге предложенные немцами условия арабов не устроили, и греку наконец было дано желанное согласие на его собственную сделку с немцами. В рамках этой сделки предприниматель также получил освобождение от своего персонального поручительства по долгам агентства. Так что в смысле перспектив личного банкротства для предпринимателя все закончилось более или менее благополучно.
***
Увы, расчеты представителей шейха оказались, мягко говоря, чрезмерно оптимистичными. Как впоследствии заключил судья, и та часть бизнеса, которая досталась шейху, и та, которая осталась греку, не стоили практически ничего.
Влив в злосчастные отели еще 2 млн евро для поддержания ликвидности, шейх через два года с большим трудом продал их (со всеми долгами) за 3 млн евро, да и то с рассрочкой на 14 лет. В общей сложности шейх выбросил на ветер более 30 млн евро.
Компания Aquis продолжила деятельность под руководством греческого предпринимателя, изнемогая под тяжестью долгов. По состоянию на конец 2015 г. чистые обязательства компании достигли 27 млн евро, и на момент написания судебного решения были серьезные сомнения в возможности продолжения ее деятельности.
По расчетам представителей шейха, по рамочному соглашению грек остался должен шейху 10 млн евро плюс 5 млн по векселю. Однако предприниматель категорически отказался платить эти деньги.
44
Зарубежная практика
***
Команда помощников шейха уверилась, что хитрый грек просто-напросто надул наивного шейха на 30 млн. Они решили вернуть хоть что-нибудь из пропавших инвестиций.
Шейх предъявил греческому предпринимателю иск на 15 млн евро в английском суде. Иск был основан на рамочном соглашении о разделе бизнеса и на выданном греком векселе. Оба документа были явным образом подчинены английскому праву. Что касается исходного соглашения о создании совместного предприятия (которое также обсуждалось в суде), то уже в ходе процесса стороны согласились считать, что и оно также было подчинено английскому праву.
Изначально предприниматель потребовал аннулировать рамочное соглашение вкупе с векселем, ссылаясь на то, что они были подписаны под принуждением (duress).
Однако вскоре предприниматель одумался и отозвал эти требования. Ведь если соглашение о разделе бизнеса недействительно, то, надо понимать, отели вместе с долгами должны вернуться его компании, а его персональные поручительства перед банками должны быть восстановлены. Очевидно, такой поворот событий не входил в планы предпринимателя.
Тогда грек выдвинул более тонкие возражения. Прежде всего он подверг сомнению расчеты представителей шейха. По его собственным расчетам, он полностью погасил те долги, которые должен был погасить по рамочному соглашению.
Но от векселя таким образом отделаться было невозможно. Тогда г-н Кент предъявил шейху встречный иск на нескольких альтернативных основаниях.
По словам предпринимателя, в связи с тем, что они с шейхом создали совместное предприятие, шейх имел перед ним фидуциарные и договорные обязанности, которые затем нарушил. И если бы не это нарушение, предприниматель не подписал бы ни рамочного соглашения, ни векселя.
Кроме того, по мысли г-на Кента, принуждение к заключению договора является не только основанием для аннулирования договора, но и деликтом. А значит, с шейха можно взыскать убытки за этот деликт без аннулирования самого договора.
Сумма причиненных предпринимателю убытков равняется той сумме, которую суд взыщет с него по иску шейха. А раз так, то в итоге платить предприниматель ничего не должен!
***
Вначале судья Легатт рассматривает иск шейха к предпринимателю. Он подробнейшим образом разбирает все те требования по оплате долгов по рамочному соглашению, которые представители шейха предъявили предпринимателю.
45
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
Не буду вдаваться в подробности, но в итоге судья пришел к выводу, что все заявленные истцом долги по рамочному соглашению либо были должным образом погашены, либо не были документально подтверждены, либо вовсе не покрываются соглашением — будь то в силу действительной воли сторон или ввиду многочисленных юридических дефектов соглашения. Так что по этому соглашению г-н Кент шейху действительно ничего не должен.
Однако в части долга по векселю у судьи никаких вопросов не возникло. В итоге в прямом иске судья взыскал с предпринимателя в пользу шейха долг по векселю (5 млн евро).
После этого судья переходит к рассмотрению встречного иска.
***
Первый аргумент г-на Кента состоял в том, что его отношения с шейхом представляли собой товарищество. Если так, то стороны, как участники любого товарищества, имеют по отношению друг к другу фидуциарные обязанности, в том числе обязанность лояльности (loyalty) по отношению к партнеру. Даже если это было не товарищество, то это было совместное предприятие (joint venture), подразумевающее взаимное доверие, а значит, аналогичные фидуциарные обязанности. Принуждение партнера к заключению невыгодного для него соглашения о разделе бизнеса было нарушением этих фидуциарных обязанностей.
С этим аргументом судья не согласился. Предприниматель и шейх были не партнерами в товариществе, а акционерами в компании. А акционеры по английскому праву, вообще говоря, не имеют фидуциарных обязанностей друг перед другом.
Теория совместного предприятия с фидуциарными обязанностями также не убедила судью. Фидуциарные обязанности возникают не в силу отношений доверия как таковых (каковые действительно имели место), а в силу того, что одно лицо принимает дискреционные решения от имени и за счет другого. Тогда такое лицо обязано забыть о своем интересе и действовать исключительно в интересах принципала.
Однако шейх участия в управлении бизнесом не принимал. Всеми делами управлял сам г-н Кент. Так что если у кого-то и были фидуциарные обязанности перед партнером, то это у предпринимателя перед шейхом, но не наоборот!
Первый аргумент предпринимателя был отвергнут судом.
***
Второй аргумент г-на Кента состоял в том, что даже если это было не товарищество, то между ним и шейхом существовал устный договор о совместном предприятии, предполагающий обязанность добросовестного сотрудничества сторон.
46
Зарубежная практика
Предприниматель даже заявил, будто бы этот договор предполагал, что шейх обязан вкладывать деньги в общий бизнес по мере того, как в этом будет возникать нужда.
Что касается обязанности неограниченного финансирования, то эту теорию судья сразу отверг как фантастическую. Однако тезис насчет обязанности действовать добросовестно показался ему более убедительным.
Дело в том, что именно судья Легатт — это чуть ли не единственный судья во всей Англии, который сочувственно относится к идее добросовестности в договорном праве. В деле от 2013 г. он даже высказал крамольную мысль, что «традиционная английская враждебность по отношению к доктрине добросовестности при исполнении договоров... является неуместной»1.
Впрочем, это было скорее замечание в сторону (obiter dictum), чем правовое основание решения (ratio decidendi). По существу же в том деле судья Легатт признал наличие подразумеваемого условия о добросовестном сотрудничестве в долгосрочном дистрибьюторском соглашении. Он, правда, подчеркнул, что это гораздо более слабое требование, чем то, что предъявляется фидуциарию: стороне договора нет необходимости полностью забывать о своих интересах, нужно лишь действовать честно и в духе взаимного сотрудничества. Таким образом, не возводя обязанность добросовестности до уровня общего принципа договорного права, судья нашел возможность признать ее существование в конкретном договоре.
Судья Легатт с удовлетворением отмечает, что в последние годы продвигаемая им позиция находит некоторую поддержку в английской судебной практике, и обсуждает соответствующие кейсы. Он считает, что именно договор о совместном предприятии (joint venture), такой как был между предпринимателем и шейхом, — это один из наиболее типичных примеров договоров, содержащих подразумеваемое условие о добросовестности (good faith), поскольку он предполагает долгосрочное сотрудничество на доверительной основе.
Конкретный объем обязанностей, маркируемых термином «добросовестность», определяется в каждом случае индивидуально. В рассматриваемом нами деле судья пришел к выводу, что шейх нарушил эти обязанности дважды. Первый раз — когда вел сепаратные переговоры с немцами втайне от партнера. (Правда, это нарушение в итоге не причинило тому ущерб, так как арабы и немцы не договорились.) А второй — когда при разделе бизнеса добился для себя финансовых выгод за счет партнера.
Второй аргумент предпринимателя был принят судом.
***
Наконец, третий аргумент г-на Кента состоял в том, что принуждение (duress), которому он подвергся при заключении соглашения о разделе бизнеса, является
1Yam Seng Pte Ltd v. International Trade Corp. [2013] EWHC 111 (QB).
47
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
не только основанием для аннулирования (rescission) соглашения, но и самостоятельным деликтом (tort), допускающим взыскание убытков без аннулирования соглашения.
Прежде всего судья детально анализирует смысл термина «принуждение». По его словам, так называется нелегитимное давление при заключении договора, которое может означать как прямое правонарушение (например, угроза убийством), так и угрозу совершения правомерных действий в сочетании с неоправданными требованиями (например, оттягивание выдачи разрешения на жизненно необходимую сделку в сочетании с требованием несправедливого раздела активов).
В подтверждение того, что угроза совершения правомерных (хотя и неприятных для истца) действий в сочетании с явно неоправданными требованиями ответчика может представлять собой принуждение, судья цитирует знаменитый трактат по договорному праву Chitty on Contracts2. Впрочем, он также цитирует и правоведческую работу, где высказывается противоположное мнение3.
Судья присоединяется к мнению авторов Chitty on Contracts, но находит нужным уточнить их формулировку (взяв за образец формулировку из нормы уголовного закона о шантаже): требование в сочетании с угрозой совершения правомерного действия считается нелегитимным, если (a) ответчик не имел разумных оснований для предъявления этого требования и (б) угроза не была бы признана разумными и честными людьми надлежащим средством поддержки требования.
Судья также сообщает, ссылаясь на прецеденты, что правила определения наличия причинно-следственной связи варьируются в зависимости от природы принуждения. Если речь идет об угрозе насилия, то достаточно, чтобы она была хотя бы одной из причин («a» reason) заключения договора. Если же речь идет об экономическом принуждении, то применяется обычный критерий причинности: истец не заключил бы договор, если бы не действия ответчика («but for» test).
Судья подробнейшим образом обсуждает все обстоятельства заключения спорного соглашения, включая финансовое состояние компаний, потенциальные последствия краха бизнеса для предпринимателя, а также доступные для него варианты выбора. Он заключает, что ситуация для предпринимателя была крайне тяжелая, а его надежды на выход из финансового тупика основывались на планируемой сделке с немецкой фирмой, на которую арабы никак не давали разрешения.
Требования о подписании невыгодного для г-на Кента соглашения о разделе бизнеса (включая вексель на 5 млн) не имели разумных оснований. Да, инвестиции шейха в совместный бизнес пропали, но нет очевидных оснований полагать (и представители шейха этого не заявляли), что предприниматель был юридически ответствен за эти потери и юридически обязан их возмещать.
2См.: Chitty J., Chitty Th., eds. On Contracts. General Principles. 32nd ed. London, 2016.
3См.: Davies P.S., Day W. «Lawful Act» Duress // Law Quarterly Review. 2018. Vol. 134. No. 1. P. 5–10.
48
Зарубежная практика
Судебное преследование — это, конечно, правомерное действие, но угроза судебного преследования при отсутствии правовых оснований такового может быть признана нелегитимным давлением.
Впрочем, если говорить о принуждении, то сам предприниматель ссылался не на угрозу судебного преследования, а на угрозу решить спор «кровью». И вот эта угроза точно неправомерна. А значит, речь идет о принуждении к заключению соглашения. По заключению судьи, угроза стала одной из причин заключения соглашения, так что требуемая причинно-следственная связь налицо.
Представитель шейха возражал, что сам шейх ничего не знал об угрозах, но судья указывает, что это не имеет правового значения. Шейх отвечает за поведение своих представителей, имевшее место в рамках выполняемых ими функций (in the course of their employment).
Судья считает нужным добавить, что при необходимости он бы признал поведение представителей шейха не только принуждением (в смысле договорного права), но и шантажом (в смысле определения уголовного закона, но с применением граж- данско-правового стандарта доказывания).
Как уже было сказано, г-н Кент решил не требовать аннулирования договора, заключенного под принуждением. Вместо этого он просил суд признать поведение представителей шейха деликтом.
Судья отмечает, что вопрос о том, является ли принуждение к заключению договора деликтом, не имеет однозначного ответа в прецедентах. Общее мнение — такое поведение иногда является деликтом, а иногда нет.
Применительно к данному случаю судья счел, что поведение представителей шейха попадает под определение известного английскому праву деликта «запугивание» (intimidation). Напомню, что в Англии действует принцип сингулярного (а не генерального) деликта, т.е. деликтом признается не любое виновное причинение вреда, а только подпадающее под специальную (прецедентную) норму деликтного права и, соответственно, обычно имеющее специальное наименование.
Существование деликта «запугивание» было зафиксировано в деле Палаты лордов от 1964 г.4 А относительно недавно элементы этого иска были перечислены в одном из судебных актов в процессе «Березовский против Абрамовича»5. Если несколько упростить, то суть этого определения состоит в том, что угроза совершения неправомерных или нелегитимных действий, вынудившая истца совершить что-то себе в убыток, признается деликтом.
Иначе говоря, шантаж и угрозы, совершаемые с целью принуждения к заключению невыгодной сделки, являются деликтом (что, конечно, вполне логично).
4Rookes v. Barnard [1964] AC 1129.
5Berezovsky v. Abramovich [2011] EWCA Civ. 153.
49
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
***
Итак, судья Легатт определил, что шейх, во-первых, нарушил подразумеваемую его договором с предпринимателем обязанность действовать добросовестно, а во-вторых, совершил (в лице своих представителей) деликт «запугивание» (intimidation). В результате этих нарушений г-н Кент подписал невыгодное для себя соглашение, частью которого являлся вексель на 5 млн.
Будь то нарушение договора или деликт, нарушитель отвечает за убытки потерпевшего. Каковы же были убытки предпринимателя?
По сути, партнеры разделили бизнес, который на момент раздела ничего не стоил. Ни одна из сторон не доказала, что от этого раздела одна из них потерпела убытки или получила прибыль.
Единственным убытком предпринимателя стала та сумма в 5 млн, которую, как определил чуть ранее судья, тот должен заплатить шейху по векселю. Предприниматель должен шейху 5 млн по векселю, шейх должен предпринимателю ту же сумму в виде убытков. А значит, в силу принципа замкнутого круга (principle of circuity of action) никто никому ничего не должен.
***
Витоге судья Легатт приходит к следующим выводам:
1)шейх не доказал, что г-н Кент что-то должен ему по рамочному соглашению;
2)шейху полагаются убытки в размере суммы, которую предприниматель отказался уплатить по своему векселю (5 млн евро);
3)однако рамочное соглашение и вексель были подписаны предпринимателем в результате поведения представителей шейха, которое, помимо того что оно было принуждением (duress), было нарушением договорной обязанности добросовестности (a breach of a contractual duty of good faith), а также деликтом (actionable in tort);
4)в таких обстоятельствах любая выплата предпринимателем по векселю породила бы равную и противоположную ответственность шейха, так что требование уплаты по векселю отпадает в силу принципа замкнутого круга.
Врезультате ни одна из сторон не получает права взыскать какую-либо сумму с другой стороны.
***
Для нас, пожалуй, в этом деле наиболее интересен вопрос о договорной обязанности добросовестности, которая стандартна для континентального права, но столь необычна для английского.
50
Зарубежная практика
По мнению судьи Легатта, для договоров, предполагающих долгосрочные отношения (relational contract), требование добросовестности необходимо, чтобы придать эффект разумным ожиданиям сторон. А значит, выполнен критерий для признания такого требования подразумеваемым условием (implied term) договора, зафиксированный недавно Верховным судом6.
Но что же значит слово «добросовестность»? Ведь английскому договорному праву оно неизвестно. Английские судьи испытывают серьезные сложности с интерпретацией этого термина, например, в том случае, когда стороны явно включили эту обязанность в свой договор, не пояснив ее конкретного содержания.
Судья Легатт отмечает, что хорошие наработки на этот счет имеются в Австралии (по крайней мере некоторые штаты Австралии признали общую обязанность сторон договора исполнять его добросовестно)7. Так что при необходимости истолкования понятия «добросовестность» применительно к договорам английские судьи порой пользуются именно австралийским опытом.
На австралийский прецедент ссылается и сам судья Легатт в попытке отыскать определение добросовестности:
«В деле Paciocco v. Australia and New Zealand Banking Group Limited ([2015] FCAFC 50, para 288), рассмотренном Федеральным судом Австралии, судья Олсоп (Allsop CJ) кратко охарактеризовал обычное содержание обязательства добросовестности как
[1]обязательство действовать честно и быть верным своей сделке;
[2]обязательство не действовать бесчестно и не действовать в ущерб заключенной сделке или сущности договорных выгод, о которых достигнута договоренность; и
[3]обязательство действовать разумно и справедливо с учетом интересов сторон (которые иногда неизбежно противоречат друг другу) и положений, целей и назначения договора, определенных объективно.
По моему мнению, это резюме также соответствует английской судебной практике в той степени, в которой она пока что существует, но с оговоркой, что обязательство добросовестности не является слишком жестким и всего лишь требует от стороны воздержаться от поведения, которое в соответствующем контексте было бы рассмотрено как коммерчески неприемлемое разумными и честными людьми (на пункты разбито нами. — С.Б.)».
Не совсем ясно, действительно ли эта формулировка вносит ясность в смысл слова «добросовестность», но судью Легатта она устраивает. Дополнительно он подчеркивает, ссылаясь также на австралийский опыт, что конкретный объем таких
6Marks & Spencer Plc v. BNP Paribas Securities Services Trust Co (Jersey) Ltd [2015] UKSC 72.
7См.: McDougall R. The Implied Duty of Good Faith in Australian Contract Law. New South Wales Judicial Scholarship. 2006. No. 2. P. 1–9. http://www8.austlii.edu.au/cgi-bin/viewdoc/au/journals/NSWJ- Schol/2006/2.html.
51
Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 1/2019
обязанностей зависит от «договорного и фактического контекста», т.е., по сути, каждый раз определяется судом индивидуально.
***
Следует понимать, что вопрос о существовании обязанности действовать добросовестно в английском договорном праве, пусть даже лишь применительно к договорам, предполагающим долгосрочные отношения сторон (relational), остается как минимум неоднозначным. Именно судья Легатт является, похоже, самым активным сторонником договорной обязанности добросовестности (во всяком случае, это уже второе дело, в котором он признает ее существование), хотя и сам согласен с тем, что вопрос этот спорный.
Представители шейха обратились к судье Легатту с просьбой разрешить обжалование его решения в апелляции (в Англии так положено)8.
По этому поводу был выпущен еще один судебный акт9.
В качестве первого основания обжалования представители шейха назвали именно мнение судьи о том, что якобы у шейха была договорная обязанность действовать добросовестно. На это судья возразил, что договорная обязанность добросовестности была лишь одним из оснований удовлетворения встречного иска. Даже без нее спор нужно разрешать так же на основании деликтного права: «Я признаю, что это спорный вопрос права, и если бы от решения этого вопроса зависел исход дела, я бы дал разрешение на обжалование. Однако если шейх Тахнун не имеет реальных перспектив также поставить под сомнение вывод о том, что вексель был получен путем шантажа и принуждения, то этот вопрос является лишь академическим».
Фактов шантажа и принуждения адвокаты шейха не отрицали. Они оспаривали лишь вывод судьи о причинно-следственной связи между угрозами и подписанием договора. Однако судья указал, что этот вывод подтвержден свидетельскими показаниями, так что он, судья, не видит здесь перспектив для обжалования.
Решать же в более высокой инстанции «академический вопрос» о существовании договорной обязанности добросовестности судья Легатт не считает нужным.
Отвергнув еще несколько оснований для обжалования, выдвинутых представителями шейха, судья заключил: нет никаких шансов, что Апелляционный суд отменит его решение. В итоге он не дал шейху разрешения на обжалование.
Никаких сведений о дальнейшем движении дела в опубликованных судебных актах нет. Очевидно, дело было окончательно разрешено в пользу греческого пред-
8Впрочем, в случае отказа сторона может обратиться за разрешением на обжалование непосредственно в суд апелляционной инстанции (Civil Procedure Rules. Rule 52.3).
9Sheikh Tahnoon Bin Saeed Bin Shakhboot Al Nehayan v. Kent (aka John Kent) [2018] EWHC 614 (Comm.) (22 March 2018).
52
Зарубежная практика
принимателя. А суды более высоких инстанций так и не высказали свое мнение по поводу того, есть ли в договорном праве Англии обязанность исполнять договоры (хотя бы некоторые) добросовестно...
References
Chitty J., Chitty Th., eds. On Contracts. General Principles. 32nd ed. London, Sweet and Maxwell, 2016. 2561 p.
Davies P.S., Day W. «Lawful Act» Duress. Law Quarterly Review. 2018. Vol. 134. No. 1. P. 5–10.
McDougall R. The Implied Duty of Good Faith in Australian Contract Law. New South Wales Judicial Scholarship. 2006. No. 2. P. 1–9.
Information about the author
Sergey Budylin — Senior Lawyer at Roche & Duffay (115054 Russia, Moscow, Dubininskaya St., 57, bld. 1A, office 1-204, Roche & Duffay; e-mail: sergey.budylin@gmail.com).
53
