Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 1, январь 2015

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Максим Юрьевич Филатов

магистр частного права

Когда у комиссионера возникает право на вознаграждение

Имеет ли комиссионер право на вознаграждение после прекращения действия договора комиссии

Можно ли установить комиссионное вознаграждение в виде дополнительной выгоды

Посредническая деятельность является на настоящий момент достаточно распространенным и прибыльным видом деятельности. Так, комиссионер получает за свои услуги не только основное

вознаграждение, но и в ряде случаев дополнительную выгоду. Однако взыскание вознаграждения по договору комиссии предполагает ряд тонких нюансов, без учета которых комиссионер, исполнив свои обязательства, рискует остаться ни с чем. Поэтому в договоре важно четко закрепить все моменты, которые в дальнейшем могут привести к разногласиям между комиссионером и комитентом. Например, с какого момента комиссионер имеет право требовать вознаграждение? Что будет, если комитент заключит сделку с найденным комиссионером клиентом уже после прекращения действия договора комиссии? В противном случае сторонам придется руководствоваться общими положениями ГК РФ, которые не содержат ответы на большинство подобных вопросов. А значит, велика вероятность, что решать спор придется уже в судебном порядке.

Момент возникновения права комиссионера на вознаграждение при отсутствии соглашения сторон

Вознаграждение является одним из конституирующих признаков договора комиссии и представляет собой обязанность комитента выплатить встречное предоставление в обмен

на выполнение комиссионером обязательства по совершению одной или нескольких сделок.

Безусловная возмездность договора комиссии сформулирована в п. 1 ст. 990 ГК РФ. Как отмечал М. И. Брагинский, «если стороны укажут в договоре на то, что поручение совершить сделку от своего имени должно выполняться стороной безвозмездно, это будет означать, что названный комиссионным договор поименованный или даже при наличии в нем всех других признаков комиссии составляет в действительности какой-либо другой, непоименованный договор.

Следовательно, не исключено, что вопрос о порядке регулирования подобного договора должен будет решаться в соответствии с п. 2 ст. 421 ГК 2.

В то же время, как отмечается в литературе3, правила о договоре комиссии придется применять к «безвозмездной комиссии» по аналогии, что неизбежно приведет к дополнительным сложностям вследствие необходимости определения границ такой аналогии.

Буквальное прочтение п. 1 ст. 991 ГК РФ позволяет сделать вывод о единственно возможном существовании обязательства комитента по встречному предоставлению в форме уплаты денег: «комитент обязан уплатить комиссионеру вознаграждение». Хотя в дореволюционной литературе можно встретить и иную точку зрения: «не требуется непременно, чтобы комиссионное вознаграждение носило характер денежных взносов, таким вознаграждением может быть и взаимность услуг 4. Несмотря на указанное выше значение, условие о вознаграждении не является существенным для договора комиссии.

Одним из спорных вопросов комиссионного вознаграждения является момент возникновения права комиссионера на вознаграждение при отсутствии данного условия в договоре. В соответствии с ГК РФ право на уплату вознаграждения возникает у комиссионера после исполнения договора комиссии (абз. 2 п. 1 ст. 991). Как разъяснил Президиум ВАС РФ, «право требования уплаты комиссионного вознаграждения не зависит от исполнения сделки, заключенной между комиссионером и третьим лицом, если иное не вытекает из существа обязательства или соглашения сторон. Основной обязанностью комиссионера, с исполнением которой связано возникновение права на вознаграждение, является обязанность совершить сделку. При этом принятие исполнения по этой сделке может входить или не входить в предмет комиссионного поручения в зависимости от соглашения между комиссионером и комитентом» (п. 3 информационного письма от 17.11.2004 № 85 «Обзор практики разрешения споров по договору

комиссии»; далее — Информационное письмо № 85).

По исполнении поручения комиссионер обязан представить комитенту отчет и передать ему все полученное по договору комиссии (ст. 999 ГК РФ). Представляется логичным, что право комиссионера на вознаграждение возникает с момента выполнения им данных обязанностей (совершение сделки, передача полученного по сделке, предоставление отчета). Основным вопросом здесь является толкование содержания основной обязанности комиссионера по договору — действий по совершению сделки. При этом возможны несколько вариантов

(в статье рассматривается наиболее типичная модель, когда комиссионер обязуется заключить договор купли-продажи движимой вещи).

Наиболее простой вариант — когда комиссионер обязан только заключить сделку. Исполнение заключенного комиссионером договора купли-продажи и принятие исполнения по данному договору осуществляется комитентом. При таком распределении обязанностей право комиссионера на вознаграждение возникает после заключения договора купли-продажи.

Во втором варианте на комиссионера помимо заключения договора с третьим лицом возлагается обязанность по непосредственному исполнению договора купли-продажи (передача товара покупателю при продаже или уплата покупной цены при покупке). Поэтому право комиссионера на вознаграждение возникает только после совершения им соответствующих действий.

В третьем варианте на комиссионера помимо заключения договора купли-продажи возлагается обязанность по принятию от третьего лица исполнения по договору. Представляется, что здесь право на вознаграждение возникает у комиссионера после принятия исполнения либо после наступления срока исполнения третьим лицом его обязательства по договору, в случае неисполнения последним своего обязательства.

Использование в данной ситуации альтернативной привязки для определения момента возникновения права комиссионера на вознаграждение обусловлено положениями п. 1 ст. 993 ГК РФ, возлагающими риск неисполнения заключенной комиссионером с третьим лицом сделки на комитента. При этом, как отмечается и судами, и учеными (данный вопрос, в частности, был предметом обсуждения на заседании Научно-консультативного совета при рассмотрении проекта информационного письма ВАС РФ «Обзор практики разрешения споров по договору комиссии»)5, положения указанной нормы носят императивный характер (постановление ФАС Восточно-

Сибирского округа от 15.06.2000 по делу № А74-126/00-К1-Ф02-1033/00-С2).

Допущение возможности возникновения права комиссионера на вознаграждение с момента фактического исполнения сделки третьим лицом приведет к изменению баланса интересов сторон в договоре комиссии и переложению риска неисполнения сделки третьим лицом с комитента на комиссионера. С этим нельзя согласиться в силу императивного характера п. 1 ст. 993 ГК РФ. Единственным случаем, когда момент возникновения права комиссионера на вознаграждение можно связать с фактическим исполнением сделки, является ситуация принятия комиссионером на себя риска по делькредере. Данную точку зрения можно встретить в советской литературе6.

Схожий подход к определению момента возникновения права агента на вознаграждение используется в Директиве Совета Европейских сообществ от 18.12.1986 № 86/653/ЕЭС «О сближении законодательств государств — членов ЕС в отношении независимых торговых агентов» (далее -Директива).

Цитата: «Комиссионное вознаграждение следует выплатить, как только появится одно из следующих обстоятельств: a) принципал выполнил условия сделки; илиb) принципал должен был, в соответствии с соглашением с третьей стороной, выполнить условия сделки; илиc) третья сторона выполнила условия сделки. Комиссионное вознаграждение следует выплатить не позднее момента, когда третья сторона выполнила условия сделки, или должна была бы это сделать, если бы принципал выполнил свою часть сделки, как был должен» (ст. 10 Директивы).

Таким образом, для определения момента возникновения права комиссионера на вознаграждение при отсутствии в договоре четкого указания, необходимо определить «объем» основной обязанности комиссионера (совершение сделки) путем толкования содержания договора

ивзаимоотношений сторон. При невозможности четкого установления такого «объема» целесообразно использовать предложенные в литературе презумпции его определения в зависимости от характера сделки. «Когда поручение дано на закупку товара, комиссионер

должен его принять от третьего лица и оплатить, если иное не вытекает из содержания поручения. То есть, когда комитент дает поручение приобрести такой-то товар, подразумевается, что оплата

ипринятие товара от третьего лица будут осуществлены комиссионером, и лишь потом комитент, исполняя свою обязанность по абз. 2 ст. 1000 ГК РФ, примет от комиссионера все исполненное по договору комиссии и должен будет возместить комиссионеру израсходованные суммы (ч. 1 ст. 1001 ГК РФ). Когда поручена сделка продажи товара, комитент должен передать комиссионеру

этот товар, если соглашение об ином не было достигнуто 7.

В определенных случаях комиссионер имеет право на комиссионное вознаграждение и после прекращения договора комиссии

По общему правилу, если договор комиссии не был исполнен по причинам, зависящим от комитента, комиссионер сохраняет право на комиссионное вознаграждение, а также на возмещение понесенных расходов (п. 2 ст. 991 ГК РФ).

Необходимо отметить, что в число причин, зависящих от комитента, не входит отмена комиссионного поручения комитентом, поскольку данному вопросу посвящена специальная норма ГК РФ — ст. 1003.

В практике можно встретить решения, в которых суды применяют одновременно обе нормы — п. 2 ст. 991 и ст. 1003 ГК РФ (постановления ФАС Московского округа от 25.01.2001 по делу

№КГ-А40/6408-00-1, 2 и от 31.07.2008 по делу № А41-К1-21978/07). Или даже обуславливают применение п. 2 ст. 991 наличием уведомления комитента об отмене комиссионного поручения, что нельзя признать верным (постановление ФАС Уральского округа от 03.09.2003 по делу

№А60-28303/02).

Далее следует ответить на вопрос, что понимается под неисполнением договора комиссии по причинам, зависящим от комитента. В первую очередь под неисполнением договора комиссии

понимается неисполнение заключенного в рамках него договора с третьим лицом. В зависимости от распределения обязанностей сторон в договоре комиссии он может быть не исполнен по причине несовершения комитентом действий либо непосредственно в отношении третьего лица,

либо в отношении комиссионера (постановления ФАС Дальневосточного округа от 29.01.2008

по делу № А73-4693/2007–34 , от 05.07.2013 по делу № А51-14693/2012 ; АС Западно-Сибирского округа от 24.09.2014 по делу № А02-2031/2013).

Также комиссионер может не совершить сделку по вине комитента. Например, комитент не дал либо несвоевременно дал указания комиссионеру, вследствие чего возможность заключить договор с третьим лицом была упущена. В судебной практике отсутствует решение данного казуса, что позволяет предположить отрицательное отношение судов к возможности комиссионера требовать вознаграждения вследствие незаключения сделки по вине комитента.

В дореволюционной литературе право комиссионера на вознаграждение в такой ситуации допускалось только при совершении комиссионером сделки (но на иных условиях)8. Схожим образом урегулирован данный вопрос и в Германии. Так, комиссионер может потребовать выплаты вознаграждения, если исполнение совершенной им сделки не осуществилось по причинам, связанным с комитентом (п. 2 § 396 Торгового уложения Германии).

Комиссионер будет иметь право на вознаграждение и при отмене комиссионного поручения при расторжении бессрочного договора комиссии (п. 2 ст. 1003 ГК РФ) или в форме упущенной выгоды в составе возмещаемых комитентом убытков при расторжении последним договора комиссии, заключенного на определенный срок (п. 1 ст. 1003 ГК РФ).

Вто же время в ГК РФ отсутствует норма, определяющая последствия возникновения права комиссионера на вознаграждение после прекращения срока действия договора комиссии.

Всудебной практике и сейчас можно найти решение данной проблемы (постановления ФАС Северо-Кавказского округа от 21.11.2007 по делу № А32-8196/2007–20/237 , Девятого арбитражного апелляционного суда от 11.08.2011 по делу № А40-161555/09-133-617).

Водном из таких дел суд в качестве обоснования своего решения сослался на п. 3 ст. 425 ГК РФ. Подобная аргументация не лишена недостатка в том смысле, что право комиссионера на вознаграждение будет зависеть от наличия в договоре формулировки о том, что окончание срока действия договора влечет прекращение обязательств сторон по договору.

Вдругом деле суд аргументировал свою позицию ссылкой на позицию Президиума ВАС РФ, согласно которой требования об исполнении договорных обязательств за период действия договора могут быть заявлены и после расторжения договора (постановление Президиума ВАС РФ от 15.12.2009 по делу № А40-81615/08-31-795). В настоящее время можно также использовать для подобной аргументации постановление Пленума ВАС РФ от 06.06.2014 № 35 «О последствиях расторжения договора». Представляется, что отсутствуют какие-либо видимые причины для отказа от применения данной аргументации в случае прекращения договора комиссии по иным, чем расторжение, основаниям при отсутствии вины комиссионера.

Также в ГК РФ отсутствуют положения, регулирующие вопрос непосредственного заключения комитентом договора с третьим лицом после истечение срока действия договора комиссии или «параллельно» действию договора комиссии. Имеются в виду случаи, когда это третье лицо стало известно комитенту благодаря усилиям комиссионера в рамках исполнения обязательств

по договору комиссии. Описанный случай четко соответствует признакам действий по извлечению выгоды из своего недобросовестного поведения или злоупотребления правом (п. 4 ст. 1, п. 1 ст. 10 ГК РФ). Однако применить ст. 15 ГК РФ в данной ситуации не представляется возможным, поскольку для возмещения убытков необходимо нарушение права. Говорить, что в данном случае нарушено субъективное право комиссионера, вряд ли возможно. Успех на оспаривание сделки в данной ситуации представляется сомнительным, поскольку велика вероятность недобросовестности только одной из сторон совместного волеизъявления. Более целесообразным представляется включение в законодательство специального регулирования данного вопроса.

Примером формулировки подобной нормы может являться п. 4 ст. IV.D.-2:102 Модельных правил европейского частного права: «если поручение касается заключения будущего договора и этот договор заключен самим принципалом или в его интересах иным назначенным им лицом, агент управомочен на получение вознаграждения или его соразмерной части, если заключение договора полностью или в части явилось следствием исполнения агентом обязанностей по договору поручения 9.

Между комиссионным вознаграждением и дополнительной выгодой нельзя ставить знак равенства

Одной из проблем комиссионного вознаграждения является конструкция распределения дополнительной выгоды и ее соотношения с комиссионным вознаграждением. По общему правилу, если комиссионер совершил сделку на условиях более выгодных, чем те, которые были указаны комитентом, дополнительная выгода делится между комитентом и комиссионером поровну, если иное не предусмотрено соглашением сторон (абз. 2 ст. 993 ГК РФ).

Впервые данная норма была закреплена в п. 1 ст. 120 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 года. По свидетельству М. И. Брагинского, ни дореволюционное законодательство (имеется в виду закон о договоре торговой комиссии 1912 года), ни кодексы советского периода (ГК РСФСР 1922 года, ГК 1964 года) такого решения не знали, — вся выгода, полученная комиссионером вследствие совершения сделки на условиях, более выгодных, нежели согласованные с ним предварительно с комитентом, поступала последнему10.

Примечательно, что аналогичное правило о распределении дополнительной выгоды в пользу комитента содержится и в действующих актах стран Европы, в частности Германском торговом уложении (п. 1 § 387) и Швейцарском обязательственном законе (п. 3 ст. 428). Таким образом, можно предположить, что указанная в абз. 2 ст. 993 ГК РФ норма является «домашним» продуктом отечественной юридической мысли.

Многие авторы одобряют введение данной новеллы в российское законодательство. Так С. В. Скороходов считает, что подобные правила следует приветствовать, поскольку «они способствуют защите интересов комиссионера, сфера деятельности которого ограничена определенными пространственными границами. Ведь самостоятельные действия комитента в пределах выделенного договором региона или привлечение им других посредников ограничивают круг потенциальных контрагентов, осложняя деятельность комиссионера по выполнению своих обязательств, и вследствие этого лишают его возможности получения части или даже всей оплаты за оказанные услуги 11. Одобряет введение данной нормы и М. И. Брагинский: «Есть основания полагать такое решение более справедливым как обеспечивающее интересы в равной степени обеих сторон. А значит, у комиссионера появляется экономический стимул для исполнения поручения наиболее выгодным для комитента образом 12. К сожалению, авторы не поясняют, почему недостаточным, на их взгляд, образом стимулируют комиссионера к совершению сделки на наиболее выгодных для комитента условиях, во-первых, наличие соответствующей обязанности комиссионера, а во-вторых, такой распространенный в деловой практике способ определения размера комиссионного вознаграждения, как процент от цены совершенной комиссионером сделки.

Правила о распределении дополнительной выгоды порождают достаточно много проблем как с теоретической, так и с практической точек зрения. Например, является ли дополнительная выгода составной частью вознаграждения, по аналогии с вознаграждением за делькредере, или

она играет самостоятельную роль? Большинство авторов13 приходит к выводу о самостоятельном характере дополнительной выгоды.

Во-первых, с формальной точки зрения, положения о вознаграждении комиссионера, включая правило о дополнительном вознаграждении за принятие комиссионером ручательства за исполнение сделки третьим лицом (делькредере) и правило о распределении дополнительной

выгоды между сторонами, содержатся в разных статьях ГК РФ (991 и 992 соответственно).

Во-вторых, как отмечает А. В. Егоров, дополнительная выгода может быть получена в форме вещей (например, при заключении комиссионером по поручению комитента договора мены). При этом, как было сказано выше, действующее законодательство говорит об исключительно денежном

характере вознаграждения. В этой связи необходимо указать на ограничительный подход к понятию дополнительной выгоды, который был отражен в п. 11 Информационного письма № 85.

Суммы санкций, которые третьи лица должны уплатить комиссионеру в связи с допущенными ими нарушениями обязательств, не были признаны Президиумом ВАС РФ дополнительной выгодой, несмотря на их денежный характер. Полученные комиссионером средства, выплаченные третьим лицом в качестве санкций за неисполнение им обязательств, подлежат перечислению комитенту, за исключением случаев, когда комиссионер несет перед комитентом ответственность за неисполнение сделки третьим лицом.

Из вывода о самостоятельной правовой природе дополнительной выгоды с необходимостью следует невозможность установления комиссионного вознаграждения исключительно в форме дополнительной выгоды. Во-первых, опять-таки формально, комиссионное вознаграждение должно присутствовать в любом договоре комиссии в силу определения данной договорной модели в п. 1 ст. 990 ГК РФ.

Во-вторых, отнесение всей выгоды от продажи товара на комиссионера серьезно затрудняет разграничение договоров купли-продажи с установлением обязанности покупателя (комиссионера) по оплате товара под условие получения денег от третьего лица по договору последующей продажи от договора комиссии. Более того, презумпция равного распределения дополнительной выгоды (абз. 2 ст. 993 ГК РФ) также может рассматриваться как способ определения цены товара в договоре купли-продажи.

Вэтом случае единственными критериями разграничения договоров купли-продажи и комиссии будут являться обязанность комиссионера представить отчет комитенту и распределение риска неисполнения договора третьим лицом. При модели купли-продажи этот риск лежит на комиссионере, при договоре комиссии — на комитенте. Но распределение данного риска

является не причиной, а следствием квалификации договора как купли-продажи, либо как комиссии.

Втакой ситуации суду остается толковать условия договора по косвенным признакам (название договора, формулировка предмета, название сторон в договоре, переписка сторон). Эти признаки зачастую являются случайными и не свидетельствуют о реальном намерении сторон использовать тот или иной тип договора, что приводит к непредсказуемым для сторон результатам при разрешении спора в суде (постановление Президиума ВАС РФ от 09.04.2009 по делу № А40-13945/06- 68–110).

Недостаточная проработанность категории распределения дополнительной выгоды также хорошо может быть продемонстрирована на примере ситуации, когда цена фактической продажи значительно превышает указания комитента. Президиум ВАС РФ дал разъяснение похожей ситуации в п. 12 Информационного письма № 85. Стороны заключили договор, согласно которому комиссионер осуществлял от своего имени продажу имущества, принадлежащего обществу (истцу), на открытых торгах. В договоре установлено вознаграждение комиссионера в размере 1% от итоговой цены продажи. Вопрос о распределении дополнительной выгоды стороны не урегулировали. Реализовав имущество по цене, отличающейся от начальной цены торгов, комиссионер при перечислении комитенту выручки удержал не только сумму своего

вознаграждения, но и половину суммы дополнительной выгоды, исчисленной им в виде разницы между начальной и итоговой ценами торгов. Президиум ВАС РФ указал, что правило абз. 2 ст. 992 ГК РФ рассчитано на применение в случаях, когда заключение сделки на условиях, более выгодных по сравнению с названными комитентом, предстает как результат дополнительных усилий комиссионера. При комиссионной продаже имущества на торгах повышение назначенной цены обусловлено выбранным сторонами способом исполнения комиссионного поручения, а не действиями самого комиссионера.

Аргументация суда для обоснования отсутствия дополнительной выгоды в указанном деле, представляется сомнительной. Результат торгов (цена продажи имущества) является не только следствием выбранного сторонами способа исполнения комиссионного поручения, но и результатом усилий комиссионера (необходимо заметить, что в абз. 2 ст. 993 ГК РФ порядок

распределения дополнительной выгоды обуславливается не приложением комиссионером каких-либо дополнительных усилий, а самим фактом совершения сделки на более выгодных условиях). Реальной причиной подобного решения суда является необходимость корректировки заведомо несправедливого результата применения недостаточно продуманной законодателем нормы.

Таким образом, применение положения абз. 2 ст. 993 ГК РФ о распределении дополнительной выгоды между сторонами договора комиссии порождает больше проблем, чем дает выгод для участников оборота. Целесообразно вернуться к классической конструкции договора комиссии — комитент поручает за вознаграждение ведение своего дела другому лицу (комиссионеру), неся все риски и расходы ведения этого дела, но получая при этом все его выгоды.

Свобода определения момента возникновения права комиссионера на вознаграждение не безгранична

Сам по себе факт исполнения основной обязанности комиссионером не означает автоматического возникновения права на вознаграждение. Для возникновения данного права комиссионер должен, в соответствии со ст. 999 ГК РФ, передать все

полученное по сделке и предоставить отчет о выполнении поручения (постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 16.08.2001 по делу № А61-860/00–12).

Иное может быть предусмотрено соглашением сторон. Однако свобода сторон договора в определении момента возникновения права комиссионера на вознаграждение не беспредельна и ограничена моментом исполнения сделки купли-продажи третьим лицом, либо моментом, когда данная сделка должна была быть исполнена.

Установление момента возникновения права комиссионера на вознаграждение за пределами указанного выше срока будет вести к перераспределению риска неисполнения сделки третьим лицом, что, как уже отмечалось, недопустимо.

Не может быть изменено соглашением сторон положение о том, что комиссионное вознаграждение следует выплатить не позднее момента, когда третья сторона выполнила условия сделки или должна была бы это сделать, если бы принципал выполнил свою часть сделки. Это закреплено в упомянутой выше Директиве Совета Европейских сообществ № 86/653/ЕЭС.

В практике можно встретить достаточно примеров, когда суды признают право сторон на произвольное определение момента возникновения права на вознаграждение. Однако это приводит к явно несправедливым и не соответствующим принципам гражданского права последствиям.

Так, в одном деле поверенный осуществлял поиск клиентов и заключал с ними договоры на оказание услуг сотовой связи от лица доверителя. В соответствии с этими договорами клиенты обязаны были совершать звонки в течение 10 дней с даты активации услуги. По условиям договора поручения право на вознаграждение возникало у поверенного только при условии выполнения клиентами указанной обязанности. В противном случае вознаграждение не выплачивалось.

Суд признал подобное условие допустимым и отказал в иске поверенного об уплате вознаграждения, проигнорировав положения п. 2 ст. 971 ГК РФ (права и обязанности по сделке, совершенной поверенным, возникают непосредственно у доверителя) и подп. 4 п. 1 ст. 575 ГК РФ (запрещение дарения в отношениях между коммерческими организациями) (постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 02.08.2006 по делу № Ф08-3460/2006).

В другом деле комиссионер заключил от своего имени договор продажи определенного количества товаров. Обязательства по поставке исполнялись непосредственно комитентом. Сторонами была согласована следующая формула уплаты комиссионного

вознаграждения: комитент выплачивает комиссионеру комиссионное вознаграждение в размере 1 евро с одной единицы товара, принятого покупателем на день платежа. В последующем комитент исполнил договор купли-продажи не в полном объеме и уплатил вознаграждение пропорционально поставленному товару. Суд отказал комиссионеру в иске об уплате разницы в комиссионном вознаграждении, возникшей в результате недопоставки товара.

При этом суд не нашел оснований для применения п. 2 ст. 991 ГК РФ (сохранение права комиссионера на вознаграждение, если договор комиссии не был исполнен по причинам, зависящим от комитента) (постановление ФАС Волго-Вятского округа от 11.09.2011 по делу № А28-2704/01–92/19).

1Автор выражает благодарность А. В. Егорову за высказанные в ходе написания данной статьи критические замечания и предложения.

2Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга вторая: Договоры о передаче имущества. 2-е изд. М.: Статут, 2011. С. 426.

3См., напр.: Егоров А. В. Распределение дополнительной выгоды в договоре комиссии // Вестник ВАС РФ. 2005. № 1. С. 132.

4Гойхбарг А. Г. Торговая комиссия: Практический комментарий к закону о договоре торговой комиссии. СПб.: Право, 1914. С. 82.

5Вестник ВАС РФ. 2005. № 1. С. 123–126.

6См., напр.: Антимонов Б. С. Договор комиссии // Отдельные виды обязательств. Сер.: Курс советского гражданского права. М., 1954. С. 317.

7Егоров А. В. Предмет договора комиссии // Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. Вып. 5 / под ред. проф. В. В. Витрянского. М.: Статут, 2002: эл. версия. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

8См., напр.: Гойхбарг А. Г. Указ. соч. С. 46–57, 85.

9Модельные правила европейского частного права / пер. с англ.; науч. ред. Н. Ю. Рассказова. М.: Статут, 2013.

10См. об этом: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 426.

11Скороходов С. В. Договор комиссии по российскому законодательству. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2006. С. 95, 96.

12Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 449.

13См., напр.: Егоров А. В. Распределение дополнительной выгоды в договоре комиссии // Вестник ВАС РФ. 2005. № 1; Скороходов С. В. Указ. соч.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Кирилл Юрьевич Судаков

магистр юриспруденции (РШЧП), ведущий юрист-аналитик ООО «Консультант: ИС»

Законно ли угрожать совершением правомерного действия

Как доказать принуждение в отношении юридического лица Может ли принуждение касаться только мотивов сделки

Человек, знакомый с реалиями современного гражданского оборота, наверняка согласится с утверждением, что насилие и угрозы при заключении сделок встречаются на практике не так

уж и редко. Тем не менее изучение судебной практики показывает, что количество дел указанной категории, по которым исковые требования были удовлетворены, ничтожно мало. Причина этого кроется прежде всего в сложности доказывания соответствующих обстоятельств применения насилия или угрозы. Однако отсутствие понимания того, что служит условием для признания таких обстоятельств достаточными основаниями для оспаривания сделки, также не способствует достижению истины в споре. Четкая система таких условий позволила бы участникам отношений правильно определить предмет доказывания, а суду — верно разрешить спор.

Воля юрлица формируется в две стадии, на каждую из которых можно оказать давление

Среди основных условий действия насилия или угрозы суды оценивают такие факторы, как: наличность принуждения; реальность угрозы; существенность принуждения; направленность принуждения на заключение сделки; причинная связь между принуждением и заключением оспариваемой сделки.

Наличность принуждения означает, что оно должно существовать объективно, то есть насилие должно быть примененным, а угроза — выраженной. Насилие при этом определяется как физическое воздействие, а угроза — как психическое воздействие на другое лицо, представляющее предупреждение (нереализованное обещание) о посягательстве1 (постановления ФАС Поволжского округа от 21.10.2008 по делу № А06-1125/08–9, Волго-Вятского округа от 05.10.2009 по делу № А11-9877/2008 ; определение ВС РФ от 25.03.2014 № 4-КГ13-40).

Способы применения насилия могут быть самыми разнообразными. Нет необходимости пытаться дать исчерпывающий перечень возможных способов проявления жизни, так как она намного богаче представлений о ней и подвержена изменениям в связи с развитием научно-технического прогресса.

Можно лишь сказать, что условным ориентиром в определении круга таких способов могут служить составы преступлений, предусмотренные Уголовным кодексом РФ.

Объективация угрозы во внешнем мире проявляется в различных формах. Угроза может проявляться как словесно, так и в жестах, иных действиях, в том числе, путем демонстрации оружия (например, пистолета, ножа).

Принуждение как основание для признания сделки недействительной должно существовать до или непосредственно в момент заключения сделки.

При определении наличности насилия или угрозы может возникнуть проблема: как решить спор, если установлено, что лицо, совершившее сделку, добросовестно считало, что в отношении него применено насилие или выражена угроза, но таковых в действительности не было?

По этому поводу Ульпиан писал, что «если какой-либо трус напрасно испугается чего-либо, что в действительности отсутствует, то он <…> не восстанавливается в первоначальном положении, так как он поступал не под давлением силы и не вследствие страха"2.

Представляется, что наличность принуждения должна оцениваться исключительно по объективным критериям, и ошибки потерпевшего на этот счет не должны восприниматься как обстоятельства, позволяющие оспорить сделку.

Следующей проблемой наличия давления является вопрос о том, могут ли признаваться недействительными сделки, совершенные под принуждением, если таковое оказывалось не контрагентом, а третьими лицами. При этом контрагент по сделке не знал и не должен был знать об этом.

А. Г. Карапетов со ссылкой на компаративистские исследования указывает, что в одних странах (например, во Франции, в Бельгии, Италии) допускают такое оспаривание, считая, что интерес жертвы насилия или угрозы в аннулировании договора должен иметь приоритетную защиту перед интересом добросовестного контрагента, не знавшего об этих обстоятельствах. В других странах (например, в Англии, Голландии, Австрии) считают стабильность оборота более важной ценностью3. Я. Шапп считает, что не имеет значения, исходило ли принуждение от контрагента по сделке или от третьих лиц4.

Представляется, что для разрешения этой проблемы необходимо исходить из того, что давление посредством насилия или угрозы является крайним проявлением нарушения воли человека, поэтому для признания сделки недействительной неважно, знал ли контрагент о принуждении в отношении потерпевшего со стороны третьих лиц.

Еще одна проблема связана с вопросом о том, можно ли принимать во внимание принуждение в отношении юридического лица. Ответ на этот вопрос осложняется отсутствием в науке единого мнения о порядке формирования его воли. По мнению одних ученых, действия юридического

лица — это действия физического лица (либо нескольких физических лиц), совершенные от имени юридического лица5. Другие, напротив, не связывают волю физических лиц с волей юридического лица, полагая, что юридические лица обладают своей автономной волей6.

Представляется, что воля юридического лица формируется куда более сложным порядком, чем это кажется на первый взгляд. Следует признать, что все теории сущности юридического лица в качестве первоначальных источников воли предполагают физических лиц, то есть субъектов,

наделенных психикой. Именно физические лица выполняют обязанности органов юридического лица, как единоличных, так и коллегиальных.

Далее начинает проявляться специфика: формирование воли в рамках юридического лица предполагает выполнение определенных юридических процедур, установленных нормативными актами. Например, формирование воли коллегиального органа юридического лица в самом общем виде может выглядеть так: представление предложения (предварительной формулировки правила поведения), затем оценка предложения членами коллегиального органа (голосование), включая стадию установления результата голосования7.

Таким образом, можно сказать, что процесс образования воли у юридического лица имеет две основные стадии, которые тесно переплетены, так как могут существовать параллельно.

Первая стадия — психическая, она характеризуется формированием воли у физического лица, исполняющего роль единоличного органа юридического лица, либо являющегося членом коллегиального органа.

Вторая стадия имеет юридическую природу и обусловлена процедурой принятия решения в рамках органа юридического лица.

Такое понимание порядка формирования воли у юридического лица позволяет сделать вывод о том, что насилие и угрозы в адрес юридического лица вполне возможны. Причем такие

порочащие волю внешние факторы могут быть направлены как на психическую, так и на юридическую стадии формирования воли юридического лица, и было бы неправильно лишать потерпевшую сторону возможности оспорить такую сделку.

Добросовестное заблуждение о реальности угрозы позволит оспорить сделку

При оценке угрозы как основания признания сделки недействительной важно оценить ее реальность. Реальность угрозы заключается в оценке вероятности ее исполнимости. При этом по общему правилу она должна оцениваться по объективным критериям. Так, объективно

неисполнимая угроза (например, угроза превратить человека в лягушку) не может считаться реальной. В таких случаях в исковых требованиях о признании сделки недействительной следует отказывать, на что справедливо указывает судебная практика (постановления ФАС ЗападноСибирского округа от 03.07.2008 по делу № А27-9180/2007- 1 ; Центрального округа от 07.12.2009 по делу № А36-1085/2008 ; определение Санкт-Петербургского городского суда от 01.07.2014 № 33–10131/2014).

При оценке реальности необходимо также учитывать временной фактор: если на момент заключения сделки потерпевший знал об отпадении возможности исполнить угрозу, то угрозу нельзя признать реальной.

Однако возможна ситуация, при которой лицо, совершившее сделку, добросовестно заблуждалось относительно реальности угрозы, а другая сторона намеренно ввела его в заблуждение на этот счет и воспользовалась этим. Например, угроза осуществлялась незаряженным, неисправным, не пригодным для стрельбы оружием, о чем потерпевший не знал и не мог знать. При таких обстоятельствах потерпевшему следует предоставить судебную защиту на общих основаниях.

Как насилие, так и угрозы должны быть существенными для потерпевшего настолько, чтобы принудить лицо к совершению сделки.

Судебная практика указывает на то, что вопрос о существенности принуждения решается судом исходя из конкретных обстоятельств дела (постановления ФАС Северо-Кавказского округа от 02.12.2011 по делу № А32-5344/2011, Уральского округа от 23.12.2011 по делу № А71-1226/2011 ; апелляционное определение Московского городского суда от 26.04.2012

по делу № 11–5450).

Вместе с тем анализ судебных актов не позволил выявить какие-либо правила ее определения и прямо ответить на вопрос: необходимо ли оценивать серьезность насилия и угроз только

по объективным критериям, сложившимся в обществе, или следует учитывать также субъективные качества потерпевшего.

По этому поводу Гай считал, что при оценке угроз должен учитываться не страх пустого человека, но страх, который может испытывать в силу достаточных оснований в высокой степени твердый человек8. Однако такой подход вряд ли может быть оправданным в современном мире. Представляется, что существенность насилия и угроз должна выводиться как из объективных факторов, так и из субъективных, относящихся к потерпевшему. В качестве объективных обстоятельств при разрешении конкретного дела следует, в частности, считать интенсивность воздействия, количество посягавших, их возраст, пол, физическое развитие, место, время посягательства, предшествующие этому события, наличие у посягающего оружия.

Вкачестве субъективных факторов следует учитывать, прежде всего, возраст, пол, физическое развитие, состояние физического и психического здоровья потерпевшего, его возможности отразить посягательство или прибегнуть к чужой помощи.

Всвязи с тем что с момента давления на потерпевшего до момента заключения сделки может пройти определенное время, оценка вышеуказанных факторов должна производиться не только на момент применения насилия или выражения угрозы, но и на момент заключения сделки.

Насилие и угроза могут быть признаны существенными, если они направлены как на лицо, заключающее сделку, так и на третьих лиц. Если насилие или угроза направлены на близкого потерпевшему человека (таковыми могут быть лица, состоящие с ним в родстве, свойстве, а также иные лица, жизнь, здоровье и благополучие которых дороги потерпевшему), о чем заведомо знал виновный, то их существенность для потерпевшего не вызывает сомнения.

Однако как разрешить дело, если применено насилие или высказана угроза причинить зло человеку, который с потерпевшим даже не знаком (допустим, первому встречному)?

Представляется, что и в этом случае такое давление должно признаваться существенным с учетом разобранных выше факторов. Основанием для такого вывода служит следующее.

Во-первых, такой подход в большей степени соответствует нормам Конституции РФ о праве каждого на жизнь (ч. 1 ст. 20), свободу, личную неприкосновенность (ч. 1 ст. 22) и на другие предусмотренные ею блага.

Во-вторых, лишение возможности оспорить сделку по данному основанию вступало бы в прямое противоречие с одним из основополагающих начал гражданского законодательства о недопустимости извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ).

В-третьих, предоставление исковой защиты по оспариванию такой сделки устранило бы часть стимулов к проявлению незаконного поведения.

Представляется, что принуждение может быть направлено на любые объекты гражданских прав, в том числе на нематериальные блага (ст. ст. 128, 150 ГК РФ).

С вопросом о существенности принуждения тесно связана другая проблема. Дело в том, что ни в судебной практике, ни в юридической литературе нет единства мнений по вопросу о том, может ли служить основанием для оспаривания сделки угроза правомерными действиями.

Из большинства судебных актов российских арбитражных судов следует, что угрозой является обещание совершить как правомерное, так и неправомерное действие (постановления ФАС Северо-Западного округа от 11.09.2003 по делу № А26-980/03- 15, Северо-Кавказского округа от 02.12.2011 по делу № А32-5344/2011, Уральского округа от 23.12.2011 по делу № А71-1226/2011).

Однако есть и противоположная судебная практика, когда суды принимают во внимание только неправомерные угрозы (постановления ФАС Северо-Кавказского округа от 05.08.2008 по делу № А32-22441/2007–7/592, Центрального округа от 07.12.2009 по делу № А36-1085/2008).

Римские юристы считали, что угрозы совершить правомерные действия являются основанием для защиты потерпевшего при заключении сделки, если в будущем такие правомерные действия могут повлечь неправомерные. Так, Ульпиан полагал, что следует защищать вора, который, будучи застигнутым на месте кражи, обязался к чему-либо из страха, что он будет передан органам власти и будет убит неправомерно9.

По мнению Ю. С. Гамбарова, угрозы прервать деловые сношения, оставить место, вступить в договор с другим лицом, открыть конкурирующее промышленное заведение и тому подобные не оказывают влияния на действительность сделок10.

Заслуживает внимания точка зрения В. А. Тархова по этому вопросу. По его мнению, последствие, которым угрожают, необязательно должно быть противоправным, так как для признания сделки недействительной, совершенной под влиянием угрозы, важны не противоправность последствий, а противоправность самой угрозы. Ученый пишет, что раскрыть правонарушение и привлечь правонарушителя к ответственности всегда правомерно. Но если человек предложит правонарушителю совершить с ним какую-то сделку с угрозой доноса о правонарушении, то угроза является неправомерной и совершенная сделка по требованию потерпевшего может быть оспорена11.

Зарубежная судебная практика предлагает более сложный подход к решению этой проблемы. Например, французский кассационный суд признает противоправной угрозу по предъявлению иска, если при этом скрытой целью является использование такого иска в качестве средства угрозы. Либо когда с помощью угрозы хотят извлечь из действий другого партнера выгоду, которая не имеет никакой связи или отношения к его первоначальным обязательствам по договору12.

Английские суды при оценке противоправности угрозы учитывают, в частности, такие обстоятельства, как: заявлялся ли стороной протест против угроз и как быстро подан иск с требованием о признании угроз неправомерными13.

Зарубежными цивилистами также указывается, что противоправной является угроза заявить о совершенном преступлении, если при этом преследуется цель побудить адресата угрозы предоставить исполнение того, к чему он не обязан14 или побудить его исполнить свое обязательство, которое, однако, никак не связано с этим преступлением15.

Рекомендации ВАС РФ в целом отражают вышеприведенные позиции (п. 14 информационного письма Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 № 162 «Обзор практики применения арбитражными судами статей 178 и 179 Гражданского кодекса Российской Федерации»).

Возможно, по мере развития практики разрешения дел данной категории суды выработают дополнительные критерии уважительности доводов об угрозах правомерными действиями.