Экзамен зачет учебный год 2023 / Статья Уставный капитал хозяйственного общества в современн

--------------------------------

<1> International Financial Reporting Standards (IFRS) - Международные стандарты финансовой отчетности (МСФО), допускающие, в частности, учет и распределение не только полученной, но и будущей прибыли.

<2> Pellens B., Sellhorn T. A.a.O. S. 484 ff.

Выводы группы Луттера позволяют считать установленной невозможность полной замены системы императивных правил о "твердом капитале" системой диспозитивного договорного регулирования, при которой слабо защищенными или вовсе не защищенными остаются слишком многие группы кредиторов - от наемных работников и граждан-потребителей до государственных налоговых органов. В будущем возможна комбинация жестких правил о "твердом капитале" с индивидуально-договорным механизмом обеспечения интересов кредиторов, который может выступать в роли дополнительного средства их защиты, однако конкретные формы такой комбинации нуждаются в тщательной разработке, поскольку пока они находятся в "структурном дефиците" <1>.

--------------------------------

<1> Mankowski P. A.a.O. S. 506 - 507.

Некоторыми участниками группы признаны полезными для западноевропейского права отдельные институты англо-американского законодательства о банкротстве, направленные на дополнительную защиту интересов кредиторов, такие как предоставление последним права на оспаривание действий менеджмента компаний-должников, объективно причиняющих ущерб интересам кредиторов (law of fraudulent transfers - известный "Паулианов иск", воспринятый английским правом еще в Средние века), а также получивший практическое распространение английский институт судебной "дисквалификации управляющих" (Directors' Disqualification, disqualification for unfitness, предусмотренный Законом 1986 г. о дисквалификации директоров компаний (Companies Directors Disqualification Act)), хотя в целом именно в ситуациях неплатежеспособности (банкротства) традиционная "система твердого капитала", закрепленная Второй директивой ЕС, представляется более эффективной <1>. Примечательно, что специально проведенный английским исследователем Эндрю Хиксом еще в 1998 г. опрос практиков-специалистов по несостоятельности (банкротству) компаний относительно значимости теоретически возможного установления минимального уставного капитала для английских private limited company показал, что две трети опрошенных посчитали эту меру эффективнее любой другой из известных и предложенных им на выбор мер <2>.

--------------------------------

<1> Bachner T. Glaubigerschutz durch Insolvenzrecht in England // Das Kapital der Aktiengesellschaft in Europa. Zeitschrift fur Unternehmens- und Gesellschaftsrecht. Sonderheft 17. S. 527 ff.; Veil R. A.a.O. S. 112.

<2> Bachner T. A.a.O. S. 572 - 573.

6. Система "твердого капитала" в корпоративном праве континентальных европейских стран традиционно рассматривается и как "ключ" к распределению правомочий (компетенции) внутри компании, определяющий структуру внутрикорпоративного управления <1>. Так, необходимость контроля за размером (состоянием) капитала корпорации предопределяет ряд важнейших правомочий общего собрания, а в странах германской правовой системы - еще и создание наблюдательного совета. Поэтому последовательно проведенная отмена требований к твердому (уставному) капиталу ставит вопрос о целесообразности самого законодательного определения этой структуры и передачи ее формирования в любом возможном виде полностью на усмотрение самих участников корпорации.

--------------------------------

<1> См., например: Urbain-Parleani I. A.a.O. S. 577.

С этой целью предлагается широкое использование корпоративных соглашений <1>, которые вместе с внутрикорпоративными "внутренними регламентами" (business judgment rule), по мысли отечественных инициаторов этой идеи, призваны полностью заменить "императивное" ("законодательное") регулирование статуса компаний (заодно лишив сколько-нибудь реального значения их публично регистрируемые и доступные для ознакомления уставы) и сделать договорное ("диспозитивное") регулирование господствующим как во внутрикорпоративных отношениях, так и в отношениях корпораций с третьими лицами (кредиторами). Таким образом, следуя этому подходу, традиционное "корпоративное право" должно быть постепенно вытеснено "договорным правом".

--------------------------------

<1> Понятия корпоративного и акционерного соглашения (shareholders agreements) тождественны в англо-американском праве, где термином share обозначаются как акции, так и "доли" ("паи").

По замыслу сторонников этой идеи, корпоративное соглашение должно определять не только распоряжение участниками корпорации принадлежащими им акциями (долями) (т.е. быть разновидностью обычной гражданско-правовой сделки по распоряжению имуществом), но и структуру и порядок управления делами корпорации, причем в нем необходимо разрешить участие не только самой корпорации в целом, но и ничего не вносивших в ее имущество третьих лиц. Тем самым названное соглашение превращается в особую "корпоративную" сделку, оформляющую уже не отчуждение (переход) имущества, а организацию деятельности корпорации. При этом не только содержание, но и само наличие такой сделки предлагается сделать "коммерческой тайной", информация о которой недоступна не только третьим лицам (кроме, разумеется, тех из них, кто привлечен к участию в таком секретном соглашении), но даже и некоторым участникам корпорации, например не участвовавшим в его подписании либо вступившим в корпорацию после его заключения. Эти последние попадают в особо "пикантную" ситуацию: они приобретают акции (доли) по рыночной цене, находясь в полном неведении относительно того, какие реальные возможности управления корпорацией и участия в прибылях и убытках они фактически получают.

Ничего подобного, разумеется, нет в европейском континентальном корпоративном праве, сохраняющем принцип твердого капитала компаний. Оно допускает такие соглашения, рассматривая их как обычные гражданско-правовые сделки владельцев акций по распоряжению этим своим имуществом. Согласно господствующим взглядам, они представляют собой разновидности "объединений гражданского права" (Gesellschaften des burgerlichen Rechts), т.е. договоров простого товарищества, или договоров о совместной деятельности (хотя на этот счет имеются и другие мнения), а потому иногда именуются "договорами о создании консорциума", "пула" или "синдиката". Ими могут устанавливаться известные особенности в осуществлении права голоса (участия в управлении), но, разумеется, они не являются и не могут быть строго секретными. Такими соглашениями ни в каком случае нельзя менять императивно закрепленную законом структуру корпорации. Безоговорочно исключается также заключение "соглашений о голосовании" в интересах третьего лица (в том числе поскольку эти последние могут расходиться с общими интересами корпорации).

Так, в Германии такого рода соглашения (Stimmbindungsvertrage, т.е. "договоры о связанном голосовании") допустимы лишь в отношении согласованного по конкретным вопросам голосования на конкретных собраниях акционеров или на определенный период - на всех собраниях, если при этом не происходит "скупки голосов", не нарушаются императивные принципы акционерного права и "добрые нравы" (например, запрещено голосование по указанию акционера, не участвующего в голосовании) <1>. Во Франции аналогичные "соглашения о голосовании" (conventions de vote) возможны в отношении голосования акционеров на конкретном собрании (а не в течение какого-либо срока), если при этом они не лишаются права на участие в управлении делами общества и не нарушаются интересы общества в целом (срочные или бессрочные "акционерные соглашения о голосовании" допускаются только в "упрощенных акционерных обществах" - SAS). В последние годы допускаются также "преференциальные соглашения", ограничивающие передачу (отчуждение) акций. Содержание акционерного соглашения должно быть известным как обществу в целом, так и органу по контролю за финансовыми рынками <2>. В Австрии такие соглашения возможны по вопросам голосования на общем собрании акционерного общества, включая выборы директоров и аудиторов компании, и не могут быть заключены между акционерами и членами коллегиальных исполнительных органов общества <3>.

--------------------------------

<1> Hueck G., Windbichler Ch. A.a.O. S. 345.

<2> Arlt M.-A. Franzosische Aktiengesellschaft. Monistisches und dualistisches System im Spannungsfeld der Corporate Governance. Wien, 2006. S. 161.

<3> Kalls S., Nowotny Ch., Schauer M. Osterreichisches Gesellschaftsrecht. Systematische Darstellungsamtlicher Rechtsformen. Wien, 2008. S. 72.

Наиболее широко их содержание трактуется в швейцарской правоприменительной практике, которая, однако, допускает их заключение только между участниками "малых" (закрытых, "непубличных") акционерных обществ (Aktionarbindungsvertrage - "связывающие акционеров договоры"). Здесь их содержание может касаться как вопросов согласованного голосования, так и преимущественной покупки акций, а также возложения на акционеров некоторых дополнительных обязанностей (например, по воздержанию от взаимной конкуренции, по неразглашению определенной информации) или предоставления им дополнительных прав (например, права на получение информации и (или) на участие в принятии некоторых решений) <1>.

--------------------------------

<1> Meier-Hayoz A., Forstmoser P. Schweizerisches Gesellschaftsrecht. 10. Aufl. Bern, 2007. S. 280, 550.

Акционерные соглашения повсеместно считаются обязательными только для их сторон, но не для корпорации в целом (которая и не является их участником). В случае их нарушения одним из участников на него может быть возложена лишь договорная ответственность в виде обязанности компенсировать контрагентам убытки или уплатить заранее согласованную неустойку, но результаты его голосования и принятые корпорацией решения остаются юридически действительными и не могут быть оспорены по этому основанию. Современная судебная практика Германии и Австрии в ряде своих решений посчитала условия такого соглашения обязательными для общества в целом, если его участниками являются все без исключения участники общества. Однако эта позиция подверглась единодушной резкой критике в литературе, отметившей, что такой подход в конечном итоге может привести к возникновению "параллельного регулирования" статуса корпораций их уставами и "корпоративными соглашениями" без соблюдения необходимых "предписаний о публичности" (поскольку содержание последних останется неизвестным для третьих лиц, прежде всего для кредиторов корпорации), а также нарушит традиционный основополагающий принцип "разрыва" личности и имущества юридического лица (корпорации) и ее участников (членов) <1>.

--------------------------------

<1> См.: Vavrovsky N. Stimmbindungsvertrage in Gesellschaftsrecht. S. 121 - 123. Примечательно, что еще более ста лет назад, в своих первых решениях по этому вопросу, германская судебная практика признавала такие соглашения ничтожными, как противоречащие "добрым нравам" (решениями Имперского суда Германии от 16 марта 1904 г. и от 7 июня 1908 г. таковыми были объявлены соглашения участников обществ с ограниченной ответственностью об избрании члена наблюдательного совета и об установлении преимуществ при отчуждении доли (см.: Vavrovsky N. A.a.O. S. 23)), причем необходимость соответствия содержания корпоративных соглашений "добрым нравам" (§ 134 германского BGB и абз. 1 § 879 австрийского ABGB) до сих пор остается одной из границ их действительности.

В Италии расширение свободы формирования системы управления акционерным обществом стало одним из важных направлений реформы итальянского корпоративного права, осуществленной в 2001 - 2004 гг., которое, однако, реализовывалось с учетом необходимости правовой защиты интересов всех участников гражданского оборота. Корпоративные соглашения с 2003 г. здесь прямо признаются законом, что объясняется историческими причинами <1>. Однако они в любом случае не могут противоречить императивным нормам закона, а их предмет весьма ограничен: осуществление права голоса в акционерном обществе или в его "материнской" компании; ограничение передачи акций или участия в таких компаниях; совместное осуществление контроля над "дочерней" компанией. Срок их действия - до пяти лет. В "публичных" компаниях такие соглашения подлежат оглашению на общих собраниях, а их содержание заносится в протокол собрания и в торговый реестр (ст. 2341-bis и 2341-ter ГК Италии).

--------------------------------

<1> До 2003 г. общества с ограниченной ответственностью (societa a responsabilita limitata, S.r.l.) в итальянском праве считались не самостоятельным видом юридических лиц (корпораций), а разновидностью акционерных обществ, что влекло распространение на них действия всех общих норм закона о статусе акционерных обществ, подлежащих прямому воспроизведению в их уставах, а особенности их конкретного статуса отражались в "корпоративных соглашениях", обязательных только для их участников, - отсюда и традиционное название таких договоров - "dei patti parasociali", т.е. "дополнительные", или "зависимые", соглашения. С признанием ООО (S.r.l.) самостоятельным видом юридических лиц расширилась и свобода содержания "зависимых корпоративных соглашений", которые, однако, по-прежнему не могут противоречить императивным нормам, установленным в интересах оборота и третьих лиц (кредиторов) (см.: Oelkers J. A.a.O. S. 106).

Таким образом, в континентальном европейском корпоративном праве сохраняется господство подхода, согласно которому механизм регулирования статуса "объединений капиталов" ("хозяйственных обществ") "как целое не может оформляться диспозитивным правом, так как его модификации на основе частной автономии и замены отдельных краеугольных камней могут привести к обрушению всего здания правового регулирования"; участникам корпоративных отношений законодатель предоставляет свободу выбора между различными установленными им моделями (конструкциями), в которых он сочетает императивное и диспозитивное регулирование (принцип "соотношения императивного права с частной автономией" - "zwingendes Recht versus Privatautonomie"), что в наибольшей мере соответствует индивидуально определенному уровню защиты интересов всех участников <1>. Идея свободного выбора между императивно закрепленными законом "моделями управления" корпорацией (например, между "дуалистической", или германской, системой, предусматривающей наличие наблюдательного совета наряду с советом директоров, или правлением, и "монистической", или французской, системой, в которой наблюдательный совет отсутствует) "считается современным международным стандартом в области корпоративного управления" и в этом качестве была положена в основу нового Модельного закона об акционерных обществах для стран СНГ 2010 г. <2>.

--------------------------------

<1> Kalls S., Schauer M. Die Reform des osterreichischen Kapitalgesellschaftsrechts. Gutachten zum 16. Osterreichischen Juristentag. Wien, 2006. S. 29, 39, 94 (цит. по: Oelkers J. A.a.O. S. 41); Gestaltungsfreiheit im Gesellschaftsrecht / H. Wiedemann, M. Lutter (Hgs.). Zeitschrift fur Unternehmens- und Gesellschaftsrecht. Sonderheft 13. Berlin, 1997.

<2> См.: Чантурия Л. Корпоративное управление в новом Модельном законе об акционерных обществах для государств СНГ // Актуальные проблемы частного права. Алматы, 2011. С. 117 - 119 и сл.

Такой подход принципиально расходится с идущей от американского права идеей устанавливать свободно заключаемым "корпоративным соглашением" любую структуру управления компанией и привлекать к участию в нем на любых условиях любых третьих лиц, т.е. с самым широким использованием в корпоративном праве принципа свободы договоров. При этом стоит учесть, что в американском корпоративном праве, направленном прежде всего на защиту интересов участников корпораций (а не кредиторов, интересы которых защищаются здесь договорно-правовыми способами), корпоративные соглашения также служат этой главной цели, позволяя восполнять недостаток законодательно закрепленных правомочий их акционеров (участников). Этого не требуется в континентально-европейском корпоративном праве, императивные положения которого служат защите имущественных интересов как кредиторов, так и миноритариев.

Что касается договорной свободы, то, будучи принципом именно договорного, а не корпоративного права, она далеко не всегда отвечает существу последнего. Ведь в корпоративных отношениях изначально существует юридическое неравенство "миноритариев" и участников корпораций, юридически и (или) фактически контролирующих их деятельность. Оно и должно уравновешиваться императивным регулированием, не говоря уже о том, что в роли защищаемых законом "третьих лиц" здесь должны выступать еще и кредиторы корпораций (а не "законспирированные инвесторы", тайно управляющие их деятельностью с помощью секретных "корпоративных соглашений").

7. Сравнительный анализ зарубежного корпоративного права, в том числе сопоставление выводов "группы Рикфорда" и "группы Луттера", позволяет сделать несколько важных общих выводов применительно к спорам об уставном капитале и статусе хозяйственных обществ, развернувшимся в связи с подготовкой проекта новой редакции ГК РФ.

Во-первых, можно констатировать, что настойчивые призывы со стороны Минэкономразвития РФ и рабочей группы МФЦ к кардинальной "модернизации" российского корпоративного права вовсе не основаны на каком-то принципиально новом подходе, содержащем некие "инновационные" решения, а в действительности являются всего лишь возобновлением традиционных для современных отечественных реформаторов попыток рецепции в российское гражданское право чужеродных для него американских юридических конструкций.

Во-вторых, в любом случае очевидна невозможность простой "замены" уставного капитала компании "ограничителем распределения" ее имущества между участниками по типу "теста на состоятельность". Даже закрепляющие данный подход нормы RMBCA отражают "американскую модель" регулирования этих отношений в высшей степени неполно. Следует отдавать себе отчет в том, что ее восприятие европейским правом потребует широкого выхода за рамки корпоративно-правового регулирования и "вторжения" в сферу других законодательных отраслей - от законодательства о несостоятельности (банкротстве) и об аудите и финансовой отчетности до законодательства о договорах, трудового и даже уголовного законодательства. В ином случае, т.е. при отказе от уставного (твердого) капитала без принятия указанных дополнительных мер, попытки "ограничения распределения имущества" и защита кредиторов окажутся еще более слабыми, чем имеющиеся в США (на что обращается внимание в европейской литературе <1>).

--------------------------------

<1> Engert A. A.a.O. S. 796.

Проблема, следовательно, состоит даже не в возможности отказа от европейских правовых традиций и заимствовании американских правил (что принципиально уже допускается Комиссией Евросоюза), а в необходимости "системного" использования этих последних. Такая ситуация, впрочем, неплохо знакома отечественному правопорядку, в который в 1993 г. уже был "с размаху" "введен" англо-американский "траст" <1> без какого бы то ни было учета того обстоятельства, что он является институтом неизвестного ни западноевропейским, ни тем более российскому правопорядкам "права справедливости" (law of equity), в системе которого он только и в состоянии эффективно функционировать. Неслучайно и в континентальной Европе не заработали созданные по "международным стандартам" в 1999 г. "Принципы европейского трастового права" (Principles of European Trust Law) <2>, а единственной западноевропейской страной, активно использующей институт траста, стал Лихтенштейн как небезызвестное "место оказания финансовых услуг и регистрации банков". При этом даже такой "международный финансовый центр" вынужден был разработать проект собственного специального закона о трасте, положения которого предполагается сначала осторожно использовать в национальном законодательстве о статусе "фондов", в большом количестве зарегистрированных в этом "офшоре" <3>.

--------------------------------

<1> Статья 1 Указа Президента РФ от 24 декабря 1993 г. N 2296 "О доверительной собственности (трасте)" // Собрание актов Президента и Правительства РФ. 1994. N 1. Ст. 6.

<2> Hayton D.J., Kortmann S.C.J.J., Verhagen H.L.E. Principles of European Trust Law. Den Haag, 1999; Grundregeln eines Europaischen Treuhandrechts // Basistexte zum Europeischen Privatrecht. Textsammlung / R. Schulze, R. Zimmermann (Hgs.). Baden-Baden, 2000.

<3> См. выступление министра юстиции (в настоящее время - председателя Правительства) Лихтенштейна Клауса Чючера на состоявшейся в Венском университете в ноябре 2007 г. конференции по проблемам совершенствования австрийского Общего гражданского уложения // ABGB 2011 - Chancen und Moglichkeiten einer Zivilrechtsreform / C. Fischer-Czermak, G. Hopf, G. Kathrein, M. Schauer (Hgs.). Wien, 2008. S. 6.

В-третьих, необходимо отметить, что "новые подходы", активно навязывавшиеся разработчикам упомянутого российского законопроекта, в большинстве случаев отражали лишь собственные "сверхлиберальные" взгляды их оппонентов, фактически оторванные даже от освещенных выше англо-американских институтов и уж во всяком случае ушедшие гораздо "дальше" последних. Так, при обсуждении в правительственных органах новой редакции гл. 4 ГК РФ (посвященной юридическим лицам), предложенной Советом по кодификации и основанной в части уставного капитала хозяйственных обществ на европейской континентальной традиции, отечественные противники этого подхода ни разу не выставили в качестве контраргумента предложений о замене "твердого" уставного капитала американской системой "тестов на состоятельность" или о необходимости существенного реформирования законодательства о банкротстве (например, путем разделения по американскому образцу "несостоятельности" и "банкротства") и никогда не обращались к содержанию и результатам обсуждения этой проблематики в Комиссии Евросоюза, в том числе используя материалы докладов группы Рикфорда или группы Луттера.

Вместе с тем ими многократно отмечалась и подчеркивалась предстоящая в 2012 г. в Нидерландах отмена минимального уставного капитала для обществ с ограниченной ответственностью, но не было сказано о том, что взамен этого в Нидерландах предлагается установить обязанность компании после "распределения" имущества иметь собственный капитал в размере финансовых "резервов", установленных законом и уставом (и соответствующих особым требованиям нидерландского законодательства об отчетах и балансах), а также обязательное подтверждение менеджмента о ее платежеспособности, по сути аналогичное американскому Solvency test (не говоря уже о почти десятилетнем сроке всестороннего обсуждения этих предложений) <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об этой реформе см., например: Kluiver H.-J. de, Rammeloo S.F.G. Capital and Capital Protection in The Netherlands: A Doctrine in Flux // Das Kapital der Aktiengesellschaft in Europa. Zeitschrift fur Unternehmens- und Gesellschaftsrecht. Sonderheft 17. S. 656 ff.

Не говорилось, разумеется, и о прошедшей в это же время реформе испанского корпоративного права (Закон 2003 г. об обществах с ограниченной ответственностью), в ходе которой возникла новая разновидность общества с ограниченной ответственностью - Sociedad Limitada Nueva Empresa (SLNE), предусматривающая ускоренную государственную регистрацию - по общему правилу в течение 24 часов(!). Но такая быстрота достигнута здесь не за счет "упрощения" или сокращения законодательных требований к государственной регистрации компаний, а за счет широкого применения в этом процессе современных информационных технологий и максимальной координации деятельности нотариусов, государственного реестра и других публичных служб, тогда как требования к минимальному уставному капиталу SLNE не только остались (в виде традиционной суммы в 3 тыс. 12 евро), но даже ужесточились: указанная сумма теперь подлежит оплате исключительно денежными средствами <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см., например: Irujo J.M.E. Capital Protection in Spanish Company Law // Das Kapital der Aktiengesellschaft in Europa. Zeitschriftfur Unternehmens- und Gesellschaftsrecht. Sonderheft 17. S. 682 - 684.

Невозможно сказать, был ли такой "избирательный" подход оппонентов следствием их неведения или сознательного поведения, но можно с уверенностью утверждать, что представители Минэкономразвития РФ и рабочей группы по созданию МФЦ в реализации своих воззрений действительно пошли гораздо дальше самых современных американских подходов. Таковы, в частности, были их настойчивые требования полной отмены правил о минимальном и вообще о всяком уставном капитале хозяйственных обществ, а не замены их какой-либо иной, "альтернативной" системой (типа Solvency test и т.п.). В итоге эта линия поведения принесла им свои "плоды" в виде успешно проведенного через Федеральное Собрание РФ законопроекта о хозяйственных партнерствах, практически полностью устранившего для этих "корпораций" какие бы то ни было требования к их "складочному" капиталу (при этом доли участников "партнерства", о которых по традиции упоминает этот Закон, могут быть сколь угодно малы) <1>. К счастью, такой подход пока еще не удалось сделать общим правилом для всех российских хозяйственных обществ.

--------------------------------

<1> Статья 10 Федерального закона от 3 декабря 2011 г. N 380-ФЗ "О хозяйственных партнерствах" // СЗ РФ. 2011. N 49 (ч. 5). Ст. 7058.

Интересно, что "транзакционные издержки" по созданию минимального уставного капитала "партнерства" заменены никак не меньшими расходами по обязательному нотариальному оформлению и хранению "соглашения об управлении партнерством", что вновь показывает лукавство настойчивых предложений о максимальном сокращении расходов предпринимателей по созданию юридических лиц (корпораций).

В заключение стоит отметить, что требование существенной "либерализации" корпоративного, да и всего гражданского законодательства (в котором некоторые адвокаты, представлявшие МФЦ, настойчиво предлагали закрепить как общую презумпцию диспозитивности его норм, так и достичь максимальной диспозитивности содержания всех норм корпоративного права), в свою очередь, основывается на пожеланиях и представлениях той части отечественного бизнеса, которая, с одной стороны, заинтересована в привлечении в страну любых "инвестиций" независимо от источников их происхождения, а с другой стороны, рассчитывает на эффективную защиту именно своих интересов в условиях столь "благоприятного инвестиционного климата" (который почему-то стараются создать за счет максимальной "модернизации" гражданского, т.е. частноправового, регулирования, а не путем кардинального улучшения налогового, таможенного, валютно-финансового, учетно-бухгалтерского и иного законодательства, относящегося к публично-правовой сфере).

Мнение этих кругов было озвучено, в частности, руководителем рабочей группы по созданию МФЦ А.С. Волошиным, по словам которого "...когда Нью-Йорк формировался в качестве глобального международного финансового центра, там была фантастическая ситуация - гангстеры с пистолетами бегали по улицам, каждый день убивали десятки людей, была абсолютно коррумпированная полиция, полуразваленное государство. Тем не менее развивалась финансовая индустрия. Почему? Потому что наряду с этими проблемами было что-то привлекательное. А привлекательной была большая, динамично развивающаяся экономика и достаточно высокая степень экономической свободы. И это перевешивало, как ни странно, несмотря на разгул преступности, коррупции, всего прочего, именно в тот период Нью-Йорк формировался как международный финансовый центр.

Поэтому нам, безусловно, надо бороться с теми проблемами, которые у нас есть, но нужно на чашу весов класть что-то, что может перевешивать ее в нашу пользу. Вот над чем нам надо думать. Может быть, это должен быть очень хороший для развития финансовой индустрии Гражданский кодекс (пока он так не выглядит, я имею в виду новый проект), может быть, нечто другое, но нам, безусловно, надо что-то класть на чашу весов и перевешивать, параллельно решая все наши проблемы" <1>.