учебный год 2023 / Kommentariy-k-statyam-400-401-GK-ob-osnovaniyah-otvetstvennosti-i-ee-ogranichenii-V.V.-Baybak

императивными и не могут быть изменены соглашением сторон. Однако с точки зрения телеологического толкования положений п. 1–3 комментируемой статьи нет препятствий к установлению в договоре между участниками оборота (особенно предпринимателями) иного режима субсидиарной ответственности, как минимум если такое соглашение заключено между основным должником, субсидиарным должником и кредитором и при этом соблюдаются пределы свободы договора, очерченные в Постановлении Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16.

Кроме того, установление иных правил субсидиарной ответственности возможно и в договоре между субсидиарным должником и кредитором, если условия такого соглашения не ухудшают положение основного должника. Например, в силу п. 35 Постановления Пленума ВАС РФ от 12 июля 2012 г. № 42 «договором поручительства может быть предусмотрено, что кредитор получает право на предъявление требований к поручителю только после наступления определенных обстоятельств (например, в случае неисполнения должником обязательства в течение срока, установленного для исполнения исполнительного документа о взыскании задолженности основного должника в пользу кредитора, либо только в случае признания должника банкротом)». Иначе говоря, субсидиарный должник и кредитор могут установить дополнительные отлагательные условия, обусловливающие право кредитора требовать исполнения от субсидиарного должника (ст. 3271 ГК РФ). Это может быть и неисполнение основным должником судебного решения о взыскании с него долга, и возбуждение против должника дела о банкротстве, и безуспешная попытка кредитора обратить взыскание на заложенное по долгу основного должника имущество и т.п.

Такие же особенности, видимо, могут быть установлены и в соглашении кредитора и нового должника о переводе на последнего основного долга и трансформации долга первоначального должника в субсидиарную ответственность (п. 3 ст. 391 ГК РФ), если такое соглашение кредитора и нового должника не ухудшает положение основного должника.

Статья 400. Ограничение размера ответственности по обязательствам

1.По отдельным видам обязательств и по обязательствам, связанным с определенным родом деятельности, законом может быть ограничено право на полное возмещение убытков (ограниченная ответственность).

2.Соглашение об ограничении размера ответственности должника по договору присоединения или иному договору, в котором кредитором является гражданин, выступающий в качестве потребителя, ничтожно, если размер ответственности для данного вида обязательств или за данное нарушение определен законом и если соглашение заключено до наступления обстоятельств, влекущих ответственность за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства.

Комментарий

1. Ограничение ответственности законом обычно продиктовано спецификой отдельных обязательств. Так, традиционно ограничена ответственность перевозчиков

695

(п. 2 ст. 796 ГК РФ) и организаций связи (ст. 36 Федерального закона от 17 июля 1999 г. № 176-ФЗ «О почтовой связи»). Это вызвано сугубо практическими соображениями, ибо с учетом объема операций, совершаемых данными субъектами, они не в состоянии в полном объеме компенсировать убытки от нарушений своих обязательств. Ограничение ответственности может быть установлено как путем исключения отдельных компонентов из объема возмещаемых убытков (например, упущенной выгоды), так и посредством фиксации предельной суммы возмещения.

2.Из п. 2 комментируемой статьи следует вывод, что ответственность за нарушение обязательств может быть ограничена не только законом, но и соглашением сторон. Право сторон своим соглашением ограничивать ответственность по договору прямо признается и в судебной практике (п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7).

2.1.Договорные ограничения объема ответственности обычно осуществляются тремя основными способами:

1) установление пределов возмещения убытков; 2) согласование исключительной неустойки (см. п. 1 ст. 394 ГК РФ);

3) исключение права взыскания отдельных компонентов убытков, которые подлежали бы возмещению по общим правилам ГК РФ (например, запрет на взыскание упущенной выгоды или иные правила).

2.2.Свобода усмотрения сторон в ограничении ответственности небезгранична. Например, в зарубежном праве обычно устанавливается общий принцип недопустимости злоупотребления свободой договора в форме навязывания сильной стороной слабой стороне явно несправедливых условий об ограничении ответственности (см. например, ст. III.-3:105 Модельных правил европейского частного права; ст. 7.1.6 Принципов УНИДРУА). Его применение основано на значительной судебной дискреции, которая позволяет учесть все конкретные обстоятельства (специфику сферы деятельности, паритетность или диспаритетность положения сторон в вопросах ограничения ответственности, разумность предела возмещения убытков и т.п.).

Следует учитывать, что российская судебная практика начинает двигаться в том же направлении. ВАС РФ в Постановлении Пленума от 14 марта 2014 г. № 16 установил в п. 8–10 общие правила борьбы с несправедливыми договорными условиями

излоупотреблениями неравенством переговорных возможностей (см. подробнее комментарий к ст. 428 ГК РФ), которые в полной мере применимы и к формально законным, но явно несправедливым условиям об ограничении ответственности. Развивая эти общие принципы, суды с учетом конкретных обстоятельств могут прийти к выводу о недопустимости такого соглашения об ограничении ответственности, которое минимизирует ответственность за нарушение договора сильной стороны, никак при этом не ограничивая ответственность другой стороны. С точки зрения упомянутых разъяснений ВАС РФ это будет грубым нарушением баланса интересов сторон

2.3.Равным образом недопустимо такое ограничение ответственности, которое противоречит существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства (п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7) или является настолько аномальным, что блокирование таких условий оправданно даже без оглядки на сопоставление переговорных возможностей. Иначе говоря,

696

некоторые особо вопиющие аномалии в условиях договора об ограничении ответственности могут блокироваться судами на основании ст. 10 ГК РФ даже тогда, когда договор заключался между относительно равными контрагентами. Например, если профессиональный хранитель, принимая на склад груз на хранение по обычной, принятой в обороте цене, выговаривает условие, что в случае гибели груза по любой причине, не связанной с умыслом хранителя, его ответственность ограничена какой-то символической суммой, есть основания для блокирования такого условия, ведь символическая ответственность означает по сути, что хранитель не отвечает за сохранность, получая за это рыночную цену, а отсутствие ответственности в данном случае равнозначно тому, что хранитель не принимает на себя какое-либо юридически связывающее обязательство. Такая аномалия в распределении прав

иобязанностей вряд ли может возникнуть без каких-либо пороков воли. Даже если последние и не доказаны, судам логичнее презюмировать это в случаях, когда содержание договора до такой степени аномально.

2.4.Все указанное выше о праве судов заблокировать ex post некоторые явно несправедливые условия об ограничении ответственности следует из применения общих положений ГК РФ о пределах свободы договора. Особенность комментируемого пункта состоит в том, что им вводится дополнительно специальный запрет на включение в договор условий об ограничении ответственности, т.е. свобода договора ограничивается в этом аспекте не на основе судебного усмотрения ex post

иоценки всех обстоятельств, а посредством установления императивного запрета, жестко и механически (ex ante).

2.5.Суть этого указанного в п. 2 комментируемой статьи ограничения состоит в запрете ограничивать ответственность в договоре присоединения или ином потребительском договоре при одновременном наличии двух условий: (а) такая ответственность определена законом и при этом (б) соглашение об ограничении ответственности заключено до нарушения обязательства.

Толкование этих положений может вызывать определенные вопросы. Во-первых, не вполне понятно, следует ли читать эту норму так, что запрет уста-

новлен исключительно в отношении потребительских договоров, как оформленных по модели договора присоединения, так и не оформленных в качестве таковых, либо все-таки законодатель намеревался распространить запрет не только на потребительские договоры, но и на любые договоры присоединения (включая сугубо коммерческие договоры такого типа). В частности, неясно, относится ли фраза «в котором кредитором является гражданин, выступающий в качестве потребителя» к фразе «по договору присоединения». По этому вопросу в отечественном праве высказываются разные точки зрения. Представляется, что распространение столь жесткого запрета такого рода условий на сугубо коммерческие договоры присоединения (а это большая часть коммерческого оборота) будет реакцией, явно несоразмерной проблеме. Договор присоединения может ограничивать ответственность автора проекта договора, но не переходя известную черту, за которой начинается явная несправедливость; кроме того, такой договор может равным образом ограничивать ответственность и присоединяющейся стороны; наконец, ограниченная ответственность может быть оправдана спецификой договора. Как бы то ни было, жестко запрещать сам факт ограничения ответственности в сугубо коммерческом договоре между двумя предпринимателями без учета всех обстоятельств дела будет

697

явно нелогичным и необоснованным ограничением конституционного принципа свободы договора. Поэтому представляется оправданным ограничительное толкование указанной нормы и сужение ее гипотезы только до потребительских договоров. В целом текст нормы допускает такую интерпретацию.

Но даже и при таком толковании п. 2 комментируемой статьи можно усомниться

вобоснованности столь жесткого запрета на ограничение ответственности коммерсанта по договору с потребителем. Как представляется, здесь более уместным было бы не однозначное запрещение, а применение судом инструментов борьбы с несправедливыми условиями (ex post контроль). Но в контексте действующего законодательства не остается иного выбора, кроме как признать, что в потребительских договорах какое-либо ограничение размера ответственности коммерсанта не допускается и является ничтожным.

Во-вторых, не вполне понятно, что закон имеет в виду, указывая на распространение установленного в комментируемом пункте запрета исключительно на случаи, когда размер ответственности установлен в законе. Первый вариант интерпретации состоит в том, чтобы видеть здесь указание на случаи, когда какието специальные нормы закона в отношении того или иного договора повторяют общую норму закона (ст. 393 ГК РФ) о праве на взыскание убытков за нарушение обязательства. Такое толкование представляется нелогичным. Нет смысла в том, чтобы запрет на ограничение ответственности по договору работал только тогда, когда в какой-то специальной норме применительно к тому или иному договору законодатель решил зачем-то еще подтвердить действие общих правил об ответственности, и не работал в остальных случаях. Поэтому, видимо, логичен второй подход, который по большому счету состоит в простом игнорировании этого условия применения указанного в комментируемом пункте запрета с учетом того, что закон в общих нормах (ст. 15, 393 ГК РФ) устанавливает объем ответственности за нарушение обязательства. В то же время, если мы признаем, что п. 2 ст. 400 ГК РФ касается только потребительских договоров, эта проблема теряет свою актуальность, так как в многочисленных нормах Закона о защите прав потребителей закреплена обязанность предпринимателя возместить потребителю убытки

вполном объеме.

2.6.Указание в комментируемой норме на то, что установленный ею запрет касается только соглашений об ограничении ответственности, заключенных до нарушения, означает, что законодатель не видит особых проблем в том, что должник заключит с кредитором соглашение об ограничении претензий кредитора в части объема убытков уже после нарушения обязательства. Такое соглашение, по мысли законодателя, возможно и в случае нарушения потребительского договора. В этой части нет никаких замечаний к тексту закона. Единственный нюанс, на который следует обратить внимание, состоит в том, что такое соглашение, заключенное уже после нарушения и созревания обязательства по возмещению убытков, будет, по сути, соглашением о прощении части долга (ст. 415 ГК РФ).

2.7.Следует учитывать, что помимо упомянутого жесткого запрета на условия об ограничении ответственности в потребительском договоре в ГК РФ имеется еще один императивный запрет на условия об ограничении ответственности: это запрет ограничения ответственности за умышленное нарушение обязательства (см. комментарий к п. 4 ст. 401 ГК РФ).

698

Статья 401. Основания ответственности за нарушение обязательства

1.Лицо, не исполнившее обязательства либо исполнившее его ненадлежащим образом, несет ответственность при наличии вины (умысла или неосторожности), кроме случаев, когда законом или договором предусмотрены иные основания ответственности.

Лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства.

2.Отсутствие вины доказывается лицом, нарушившим обязательство.

3.Если иное не предусмотрено законом или договором, лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы, то есть чрезвычайных

инепредотвратимых при данных условиях обстоятельств. К таким обстоятельствам не относятся, в частности, нарушение обязанностей со стороны контрагентов должника, отсутствие на рынке нужных для исполнения товаров, отсутствие у должника необходимых денежных средств.

4.Заключенное заранее соглашение об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства ничтожно.

Комментарий

1. Пункт 1 комментируемой статьи закрепляет общий принцип ответственности за вину при нарушении обязательств. При этом с учетом положений п. 3 ст. 401 ГК РФ принцип виновной ответственности в российском праве действует ограниченно и применяется только в отношении случаев, когда нарушителем обязательства является лицо, для которого заключение договора не являлось элементом предпринимательской деятельности.

1.1. Понятие вины в ГК РФ не раскрывается, зато в абз. 2 п. 1 приводится определение невиновности. Рассуждая от обратного, можно сформулировать следующее легальное определение понятия вины: вина состоит в непроявлении должником той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и по условиям оборота.

Иначе говоря, в отличие от уголовно-правовой трактовки понятия вины, предполагающей оценку субъективного психического отношения нарушителя к своему общественно опасному поведению, в гражданском праве закреплен объективный критерий вины: суд при определении виновности оценивает, как должен вести себя любой должник при исполнении обязательства, и сравнивает с этим объективным стандартом поведение конкретного нарушителя.

Определение виновности, соответственно, предполагает значительную степень судебного усмотрения в установлении должного стандарта поведения должника. Сложность и неоднозначность этого вопроса можно проиллюстрировать на следующем примере. Долгие годы судебная практика исходила из того, что сам факт того, что бюджетное учреждение не исполнило свои денежные обязательства в силу недофинансирования, достаточен для того, чтобы констатировать невиновность учреждения и освободить его от ответственности. Но в п. 8 Постановления Пленума

699

ВАС РФ от 22 июня 2006 г. № 21 сформулирована иная правовая позиция: «...Отсутствие у учреждения находящихся в его распоряжении денежных средств само по себе нельзя расценивать как принятие им всех мер для надлежащего исполнения обязательства с той степенью заботливости и осмотрительности, которая требовалась от него по характеру обязательства и условиям оборота. Поэтому недофинансирование учреждения со стороны собственника его имущества само по себе не может служить обстоятельством, свидетельствующим об отсутствии вины учреждения, и, следовательно, основанием для освобождения его от ответственности на основании пункта 1 статьи 401 Кодекса». При этом судебная практика нижестоящих судов сейчас показывает, что суды нередко готовы признавать учреждения невиновными, если будет доказано, что в ситуации недофинансирования руководство учреждения предпринимало активные (пусть и не увенчавшиеся успехом) действия по получению дополнительного финансирования.

1.2.ГК РФ закрепляет двухчленное деление вины на умысел и неосторожность. Закон не дает дефиниций умысла и неосторожности. Обычно считается, что вина в форме неосторожности означает, что нарушитель не действовал умышленно, но не проявил должную заботливость и осмотрительность при исполнении обязательства.

1.3.Неосторожность также принято подразделять на грубую и простую. Это разграничение не зафиксировано в самой ст. 401 ГК РФ, но косвенно следует из множества специальных норм ГК РФ, которые в отступление от общего правила устанавливают, что должник отвечает только за умысел и грубую неосторожность (например, п. 1 ст. 693, ст. 697, п. 2 ст. 901 ГК РФ и др.). Грубая неосторожность обычно описывается как игнорирование элементарных, очевидных всем и самых минимальных мер заботливости и осмотрительности при исполнении обязательства. Так, если судовладелец отправляет судно в рейс после капитального ремонта, даже не проверив качество ремонтных работ, он проявляет грубую неосторожность.

Простая неосторожность заключается в том, что должник проявляет заботливость

иосмотрительность при исполнении обязательства, но в недостаточной степени, исходя из характера обязательства и условий оборота.

Между грубой и простой неосторожностью существует довольно тонкая грань, которая не зафиксирована в законе и требует учета всех особенностей каждой конкретной ситуации с большой долей судейского усмотрения (см. Определение КС РФ от 21 февраля 2008 г. № 120-О-О).

1.4.Значительные проблемы возникают в отечественном праве при определении умышленного нарушения. Дело в том, что такая квалификация нарушения имеет определенные правовые последствия (например, в силу п. 4 ст. 401 ГК РФ условия договора об освобождении от ответственности или ее ограничении не работают в случае умышленного нарушения). В то же время применение законодательной дефиниции вины, предполагающей оценку поведения должника на предмет принятия им должных мер заботливости и осмотрительности и, казалось бы, игнорирующей психологическое отношение должника к своему поведению, не вполне сочетается с такой формой вины, как умысел. Получается, что все же в случае с умыслом суды вынуждены оценивать психологические аспекты поведения нарушителя. Учитывая то, что в гражданском обороте львиная доля сделок приходится на юридические лица, фиксация умысла становится крайне затруднительной. Чье психологическое

700

отношение суды должны оценивать: руководителя юридического лица, курирующего сделку топ-менеджера или конкретного сотрудника-исполнителя? И какими средствами вообще это психологическое отношение может быть объективно выявлено в суде?

Эта проблема пока в отечественном праве не решена. ВС РФ по этому поводу дал только два важных разъяснения (п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Во-первых, он указал, что умышленный характер нарушения предполагается, а отсутствие умысла подлежит доказыванию нарушителем договора. Во-вторых, ВС РФ разъяснил, что отсутствие умысла может подтверждаться тем, что должник проявил хотя бы минимальную степень заботливости и осмотрительности при исполнении обязательства. Оба разъяснения следует признать логичными.

В то же время из указания на то, что для опровержения подозрений в умышленном характере нарушения должник должен доказать, что он предпринял хотя бы минимальные меры заботливости и осмотрительности, следует, что судебная практика фактически размывает границу между умыслом и грубой неосторожностью, ведь если должник докажет, что он проявил минимальную степень заботливости и осмотрительности, он неминуемо докажет, что в его поведении не было признаков грубой неосторожности.

Российскому праву еще предстоит окончательно определиться в указанном вопросе. Возможно,в контексте ответственности за нарушение обязательства нет смысла разграничивать умысел и грубую неосторожность.

1.5.В отличие от уголовного права форма вины по общему правилу не влияет на размер гражданско-правовой ответственности. Например, для возмещения убытков в полном объеме достаточно наличия вины в любой форме. В то же время

вцелом ряде случаев, предусмотренных законом или договором, наличие вины

вконкретной форме приобретает принципиальное значение. Так, в договоре морского страхования страховщик освобождается от выплаты страхового возмещения

втом случае, если убытки возникли вследствие умысла или грубой неосторожности страхователя или выгодоприобретателя (ст. 265 КТМ РФ).

1.6.Комментируемая норма сформулирована как диспозитивная, поэтому основания ответственности должника могут быть изменены. Например, договором может быть предусмотрена расширенная ответственность должника, не являющегося коммерсантом, даже за случайные (невиновные) нарушения. В то же время такие условия договора могут быть оценены на предмет справедливости и с учетом конкретных обстоятельств не признаны судом, если они были навязаны слабой стороне договора (ст. 10 и 428 ГК РФ).

1.7.Если суд определил, что должник невиновен в нарушении обязательства, констатируется так называемый случай (casus). Последнее означает, что должник вел себя так, как должен был вести себя заботливый и добросовестный участник оборота, но в силу определенных посторонних обстоятельств он не смог избежать нарушения.

1.8.Случай (т.е. ситуация, при которой должник невиновен в нарушении обязательства) является лишь препятствием для применения к должнику мер ответственности (взыскание убытков, неустойки и т.п.), но не мешает использовать иные средства защиты. Так, кредитор даже при случайном нарушении договора должником не теряет право расторгнуть договор в связи с его нарушением и потре-

701

бовать возврата аванса, уплаченного за имущество, которое так и не было получено от должника. Ни расторжение договора, ни возврат имущества при расторжении не являются мерами ответственности. Возврат аванса или иного имущества при расторжении договора согласно ст. 453 ГК РФ подчиняется правилам ГК РФ о неосновательном обогащении, а не правилам об ответственности.

В равной степени не зависит от вины и возможность применения кредитором такой особой меры защиты, как соразмерное снижение цены при передаче некачественного предоставления (п. 1 ст. 475, п. 1 ст. 612, п. 1 ст. 723 ГК РФ). Эта санкция не является мерой ответственности, так как не возлагает на должника какие-либо дополнительные компенсационные обременения, а лишь восстанавливает эквивалентность в обмене. Покупатель дома не должен платить за проданный ему дом, который в нарушение договора имеет скрытый дефект, цену качественного дома, а должен платить ровно столько, сколько на рынке стоит дом с таким дефектом, независимо от того, что нарушение, возможно, произошло не по вине продавца, так как он сам не знал и не мог знать о наличии данного дефекта.

Не препятствует случай и использованию таких средств защиты, как приостановление своего встречного исполнения и даже понуждение к исполнению обязательства в натуре (если, конечно, исполнение обязательства в натуре остается возможным).

2.В п. 2 комментируемой статьи закреплена презумпция виновности нарушителя обязательства. Несмотря на то что такой подход является традиционным для нашего права, примечательно, что далеко не во всех странах действует презумпция вины при нарушении договора.

2.1.Является ли эта норма императивной или диспозитивной? Если кредитор – коммерсант, а должник – гражданин, такое условие о перераспределении бремени доказывания вины и облегчение положения гражданина следует признать допустимым. Ведь в конечном итоге принцип вины применяется в основном в ситуации, когда должником является некоммерсант. Более дискуссионным будет вопрос о том, как быть в ситуации, когда кредитор тоже некоммерсант. Но представляется, что

ив этом случае такое проявление свободы договора при отсутствии явного неравенства переговорных возможностей следует признавать. В то же время такого рода условия могут с учетом конкретных обстоятельств быть заблокированы по правилам ст. 10 ГК РФ, если они были навязаны слабой стороне договора.

2.2.В тех случаях, когда по закону для возникновения ответственности за нарушение обязательства необходима особая форма вины (обычно умысел или грубая неосторожность), в силу комментируемой нормы наличие такой особой формы вины также презюмируется (п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Так, после того, как поклажедатель должен забрать вещь, переданную на хранение, хранитель отвечает за утрату или повреждение вещи лишь при наличии с его стороны умысла или грубой неосторожности (п. 2 ст. 901 ГК РФ). В случае спора презюмироваться будет не просто вина хранителя, а именно умысел или грубая неосторожность.

2.3.Презумпция вины может быть опровергнута должником путем представления доказательств того, что он использовал все принятые в обороте и соответствующие природе обязательства меры для надлежащего исполнения обязательства. При ис-

702

следовании вопроса вины суд оценивает не только то, возможно ли было вообще исполнить обязательство, но и обстоятельства, в которых находился конкретный должник. В частности, для того, чтобы признать должника невиновным, необходимо установить, что любой участник оборота, находясь в таких же условиях, что

идолжник, не смог бы исполнить обязательство надлежащим образом.

2.4.В случае нарушения обязательств, предметом которых является имущество, определенное родовыми признаками (родовые вещи, бездокументарные акции и облигации, находящиеся в открытом обращении, и т.п.), следует исходить из того, что отсутствие у должника необходимого количества имущества само по себе не свидетельствует об отсутствии вины должника и предполагает, что должник в таком случае должен приобрести на рынке соответствующее имущество и передать его кредитору. Но если будет доказано, что разумное лицо на месте должника, прояви оно должную меру заботливости и осмотрительности, не смогло бы приобрести такое имущество

ипередать его кредитору, суд может констатировать случай.

3. Поскольку предпринимательская деятельность ведется на свой риск (т.е. объективно невозможно предусмотреть и контролировать все последствия того или иного коммерческого решения), ответственность за нарушение обязательств, связанных с осуществлением должником предпринимательской деятельности, наступает независимо от его вины (т.е. носит строгий характер).

3.1.При применении комментируемой нормы необходимо учитывать, что ГК РФ устанавливает безвиновную ответственность не по субъектному признаку (т.е. для специальных субъектов – коммерческих организаций и индивидуальных предпринимателей), а в зависимости от характера деятельности, связанной с обязательством. Так, в силу п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25 при осуществлении некоммерческой организацией приносящей доход деятельности на нее «в части осуществления приносящей доход деятельности распространяются положения законодательства, применимые к лицам, осуществляющим предпринимательскую деятельность». Соответственно, некоммерческие организации в случае нарушения ими договора, связанного с осуществлением ими приносящей доход деятельности, несут строгую ответственность и отвечают за нарушение даже при отсутствии вины.

3.2.Как представляется, принцип строгой ответственности применяется и к должникам, которые хотя и не являются коммерческими организациями или индивидуальными предпринимателями, но совершают сделку, носящую явно предпринимательский характер. Например, независимо от вины должны отвечать физические лица, фактически являющиеся предпринимателями (собственниками бизнеса), которые нарушили договор об отчуждении крупного пакета акций или долю в ООО

или корпоративный договор.

3.3.Обстоятельством, которое освобождает должника от ответственности даже

вобязательствах, связанных с предпринимательской деятельностью, является непреодолимая сила. При этом бремя доказывания непреодолимой силы возлагается на должника (п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7).

В судебной практике долгие годы отсутствовали четкие позиции в отношении толкования данного понятия. В последнее время стала формироваться судебная практика, свидетельствующая о достаточно строгом отношении судов к этому воп-

703