учебный год 2023 / Kommentariy-k-glavyi-24-GK-V.-Baybak

же моменту, не определен или определен моментом востребования (подробнее см. комментарий к ст. 412 ГК РФ). Если цессионарий столкнулся с зачетом, основанным на встречных требованиях должника к цеденту, он вправе привлечь цедента к ответственности за нарушение гарантий, упомянутых в комментируемой статье. Модельные правила европейского частного права, в отличие от ГК РФ, говорят об этом прямо (п. 2 ст. III.-5:112).

2.4.Приведенный перечень гарантий и обязательств цедента не имеет исчерпывающий характер. Дополнительные гарантии могут быть предусмотрены как законом, так и соглашением об уступке требования. Так, целесообразно предусмотреть, что цедент гарантирует цессионарию отсутствие у третьих лиц каких-либо притязаний, которые могут затруднить или сделать невозможным осуществление уступленного требования (например, залогов). Впрочем, даже при отсутствии в соглашении таких гарантий многие из них могут считаться подразумеваемыми или вытекающими из диспозитивных норм закона (например, правил ст. 460 ГК РФ об обязанности продавца передать покупателю отчуждаемое имущество свободным от прав третьих лиц).

2.5.Некоторые из указанных в п. 2 гарантий и обязательств цедента установлены диспозитивно, в то время как другие – императивно.

(а) Как уже отмечалось в комментарии к п. 1 настоящей статьи, нет политикоправовых оснований для того, чтобы запрещать сторонам договариваться о том, что цедент не несет ответственности перед цессионарием, если уступаемое право на самом деле недействительно (за рядом исключений, вытекающих из применения принципа добросовестности и п. 4 ст. 401 ГК РФ).

(б) Что касается возможности исключить договором ответственность в ситуации отсутствия у цедента распорядительной власти, следует отметить следующее. Ситуация отсутствия у цедента распорядительной власти очень распространена на практике при переуступке права в случае признания недействительной одной из предыдущих сделок цессии. В таком случае после совершения последней по очереди сделки цессии выясняется, что цедент не имел этого права, так как либо сам приобрел его по недействительной сделке, либо недействительной признана еще более ранняя сделка цессии и выясняется, что в связи с этим автоматически рушится распорядительный эффект всех последующих договоров об уступке. Этот своего рода «эффект домино» действует в связи с тем, что наше право пока не признает принцип абстрактности распорядительных сделок, а также не знает защиты добросовестного приобретателя по модели ст. 302 ГК РФ в отношении оборота обязательственных прав. В таких условиях иногда цедент обговаривает условие договора о том, что

вслучае выявления недействительности одной из промежуточных сделок цессии и обнаружения в связи с этим отсутствия у него на момент уступки распорядительной власти (т.е. отсутствия у него самого уступаемого права и правомочий его отчуждать) риск подобного развития событий ложится на цессионария. Насколько законны такие условия?

Ответ очевиден в тех случаях, когда цедент знал или должен был знать о том, что он сам не имеет распорядительной власти и одна из предыдущих сделок цессии недействительна или имеет пороки, которые способны привести к признанию ее недействительной. В таких случаях условие об исключении ответственности цедента за уступку не принадлежащего ему права не должно иметь юридической силы (в силу п. 4 ст. 401 ГК РФ). Но как быть, когда сам цедент не знает и не должен знать об этом

608

имы имеем добросовестную с обеих сторон попытку перенести соответствующий риск с цедента на цессионария? Думается, что серьезных аргументов против допущения такого проявления свободы договора нет (как минимум в отношениях между предпринимателями).

(в)Не вызывает сомнений, что стороны могут своим договором исключить гарантию того, что цедент не совершал действия, которые могут являться основанием для возражений должника против уступленного требования. Но допустимой формой такого исключения ответственности является прямое указание на те действия, которые цедент уже совершил, и исключение ответственности цедента в случае выдвижения должником возражений, вытекающих из этих оснований. Кроме того, можно допустить условие об абстрактном освобождении цедента от ответственности на случай, если действия, дающие основания для возражений, совершили предшествующие обладатели права (при переуступке). Последнее условие является обычным механизмом перераспределения риска. При этом в силу п. 4 ст. 1 и п. 4 ст. 401 ГК РФ ничтожным будет условие об освобождении цедента от ответственности в ситуации, когда он не раскрыл цессионарию информацию о совершении им или его предшественниками действий, способных стать основанием для возражений.

(г) Что касается обязательства не совершать в будущем действий, способных стать основанием для возражений должника, то согласование в договоре освобождения цедента от ответственности ставит цессионария в зависимость от произвола цедента, поведение которого после уступки может абсолютно обесценить или обессилить приобретаемое цессионарием право. Это настолько аномально и грубо нарушает баланс интересов сторон, что, видимо, здесь следует подразумевать императивность нормы об ответственности.

(д) Также представляется невозможным исключить договором гарантию того, что уступаемое требование ранее не было уступлено цедентом другому лицу. Такое условие явно и грубо нарушает баланс интересов сторон, абсолютно несправедливо

ианомально и, по сути, освобождает цедента от ответственности за свое недобросовестное поведение, что невозможно в силу императивного характера принципа недопустимости недобросовестного поведения (п. 3 и п. 4 ст. 1 ГК РФ), а также нормы п. 4 ст. 401 ГК РФ.

3. Пункт 3 комментируемой статьи устанавливает общие последствия нарушения обязательств цедента, упомянутых в п. 1 и 2 комментируемой статьи.

По смыслу п. 3 нарушение гарантий и обязательств цедента рассматривается как существенное нарушение соглашения об уступке требования, дающее цессионарию право на односторонний отказ от исполнения соглашения о цессии и соответственно право на возврат того, что было представлено цеденту в качестве встречного предоставления за соответствующее требование.

Другим упомянутым здесь средством защиты является право на взыскание убытков. Такие убытки должны взыскиваться по модели защиты позитивного интереса, т.е. должны поставить цессионария в то положение, в котором он находился бы, если бы гарантии и обязательства, указанные в данной статье, были бы соблюдены цедентом.

3.1. Если право уступалось на основании договора купли-продажи в случае нарушения цедентом своих обязательств, могут дополнительно применяться нормы

609

ГК РФ о купле-продаже в отношении последствий нарушения своих обязательств продавцом, если иное не следует из существа отношений. Так, например, в принципе в некоторых случаях, видимо, может применяться положение ст. 475 ГК РФ о соразмерном снижении цены. Практика ВС РФ также складывается в пользу допустимости применения в случаях передачи некоторых недействительных требований в рамках пула требований нормы п. 1 ст. 466 ГК РФ о последствиях передачи покупателю товара в количестве меньшем, чем было согласовано в договоре (см. Определение КЭС ВС РФ от 8 июня 2015 г. № 304-ЭС14-8595).

3.2. Норма п. 3 не содержит прямого указания на ее природу. В целом она должна считаться частично диспозитивной. Стороны, например, могут предусмотреть, что вместо полного возмещения убытков цессионарий вправе претендовать лишь на возмещение реального ущерба (ст. 15 ГК РФ), или установить предел размера ответственности или исключительную неустойку (с учетом ограничений, содержащихся в ст. 400 и п. 4 ст. 401 ГК РФ). Но очевидно, что эта диспозитивность не простирается настолько далеко, чтобы стороны могли полностью исключить право на взыскание убытков и возврат уплаченной цены там, где в силу отмеченного выше закон (см. комментарий к п. 2) императивно подразумевает запрет на исключение ответственности (в первую очередь случаи умышленного нарушения цедентом указанных в п. 1 и 2 гарантий и обязательств).

4.В п. 4 комментируемой статьи решается проблема конкуренции цессионариев

вслучае параллельных уступок одного и того же требования. В данной ситуации цедент, как правило, действует недобросовестно и уступает одно требование разным лицам. Очевидно, что распорядиться обязательственным требованием цедент может лишь один раз, все последующие распорядительные сделки цессии будут недействительны, ибо после первой уступки право требования цеденту уже не принадлежит. Соответственно право будет считаться перешедшим тому цессионарию,

вотношении которого распорядительная сделка (или наступление поставленного под условие или в зависимость от срока распорядительного эффекта совершенной распорядительной сделки) состоялась ранее. Именно такое решение и выбирает законодатель в п. 4 комментируемой статьи. Другие претенденты на обязательственное право остаются ни с чем и вправе воспользоваться средствами защиты, предусмотренными в п. 3 комментируемой статьи, так как цедент уступил им право, которого у него уже не было.

4.1.В международных актах унификации частного права закреплен иной подход: приоритетом обладает не тот цессионарий, которому право было уступлено ранее, а тот, в отношении которого раньше остальных был уведомлен должник (п. 1 ст. III.-5:121 Модельных правил европейского частного права). Причем это правило приоритета действует даже в тех случаях, когда о более поздней уступке должник был уведомлен ранее, чем о предшествующих уступках.

Следует сказать, что до реформы гл. 24 ГК РФ в 2014 г. этот подход к определению того, кому считается перешедшим право при «двойной уступке», встречался в судебной практике ВАС РФ. В Постановлении Президиума ВАС РФ от 11 июня 2013 г. № 18431/12 приоритет был отдан тому из нескольких цессионариев, информация об уступке в пользу которого была получена должником ранее (т.е. ключевую роль играет то, о какой уступке первым узнает должник).

610

Этот подход, альтернативный тому, который закреплен сейчас в ГК РФ, представляется менее логичным с точки зрения механизма уступки, однако он позволяет освободить должника от рисков, связанных с двойной уступкой одного и того же требования.

4.2. Выше были рассмотрены правила, которые определяют приоритет того или иного цессионария при недобросовестной уступке цедентом своего права нескольким лицам. Как было показано, этот вопрос в российском праве (в отличие от Модельных правил европейского частного права) решается без привязки к моменту получения должником уведомления. Но как защитить интересы должника в ситуации, когда он осуществляет исполнение в пользу того лица, в отношении которого он получил уведомление об уступке, а впоследствии выясняет, что право было на самом деле уступлено цедентом другому лицу? В абз. 2 п. 4 комментируемой статьи предусмотрено, что если должник исполнит обязательство не тому цессионарию, в отношении которого была совершена первая цессия, а тому, который был указан в первом уведомлении об уступке, все неблагоприятные последствия такого исполнения возлагаются на цедента или цессионария, знавших о более ранней уступке. Как следует толковать это достаточно многозначное положение закона?

Переход права при двойной уступке действительно не зависит от того, в отношении какого из цессионариев должник был уведомлен первым, иначе бы нарушались базовые принципы правопреемства на основании сделки. Но если должник добросовестно осуществит исполнение тому, в отношении кого он получил первое уведомление от самого цедента, и не имел никаких оснований сомневаться в управомоченности того, кому он осуществляет исполнение, а впоследствии выяснится, что само право было ранее передано цедентом другому лицу, должник должен быть защищен от риска повторного исполнения в пользу реального цессионария. В противном случае недобросовестность цедента, проявившаяся как в двойной уступке, так и в направлении должнику ложного уведомления, может привести к возложению на добросовестного должника риска двойного исполнения.

Данный вывод опирается на уже упоминавшийся принцип недопустимости ухудшения положения должника при уступке требования. Право может допускать произвольную смену кредитора без согласия должника только в той мере, в какой интересы должника не страдают. Описанный выше риск оказаться заложником недобросовестного поведения цедента, осуществившего двойную уступку и направившего должнику ложное уведомление, для должника слишком серьезный, чтобы право могло его игнорировать. С учетом того, что договорные запреты и ограничения цессии не препятствуют переходу денежных требований, недопустимо ставить должника в столь беззащитное положение на случай двойной уступки.

Обосновать этот вывод нормативно можно следующим образом. В силу п. 3 ст. 382 ГК РФ «если должник не был уведомлен в письменной форме о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим неблагоприятных для него последствий. Обязательство должника прекращается его исполнением первоначальному кредитору, произведенным до получения уведомления о переходе права к другому лицу». Иначе говоря, право защищает должника, который осуществил исполнение своему прежнему кредитору, несмотря на то, что право было ранее передано новому кредитору, если должник не был уведомлен о переходе права. Не раскрытая должнику уступка не имеет для должника значения,

611

и он вправе исходить из того, что его изначальный кредитор сохраняет свой статус. Применяя это абсолютно правильное решение в ситуации двойной уступки, мы получаем следующее обоснование сделанного выше вывода о защите должника. Если должник не был уведомлен о действительной уступке, он имеет право полагаться на видимость управомоченности своего изначального кредитора. И эта защита видимости права должна проявлять себя не только в том, что должник имеет право исполнить свое обязательство изначальному кредитору, пусть он и передал право другому лицу (п. 3 ст. 382 ГК РФ), но и в том, что должник, воспринимая прежнего кредитора в качестве управомоченного лица, может не бояться исполнять свое обязательство тому, в отношении кого он получил уведомление об уступке от самого «видимого» кредитора.

Более сложная ситуация возникает тогда, когда должник получил первое уведомление не от своего «видимого» кредитора, а от некоего третьего лица, выдающего себя за цессионария и представившего надлежащие доказательства уступки, осуществляет исполнение такому лицу, а впоследствии сталкивается с иском реального кредитора, требующего повторить исполнение уже в его пользу. Решение данной коллизии менее очевидно. Но представляется, что, как минимум при первом приближении, и в таком случае добросовестный должник должен получить защиту.

4.3. Сказанное выше не распространяется автоматически на ситуацию, когда должник, получивший уведомление об уступке в адрес одного лица, до момента предоставления исполнения этому лицу получает второе уведомление об уступке с указанием другого цессионария. Как следует решить коллизию, когда должник до момента исполнения осведомлен о конкурирующих цессионариях в силу получения двух уведомлений об уступке?

Пункт 2 ст. III.-5:121 Модельных правил европейского частного права решает эту проблему так: должник вправе и в такой ситуации осуществлять исполнение тому, в отношении кого он получил первое уведомление, и соответственно может игнорировать последующее уведомление. Это вполне согласуется с общим решением, выбранным авторами данного документа: ведь согласно той же статье Правил при конкуренции цессионариев само право перейдет тому, в отношении кого должник был уведомлен первым. Но такое решение не вписывается в контекст п. 4 комментируемой статьи. Защита добросовестного должника выводится не на основе формальной привязки определения приоритета при конкуренции кредиторов к первому уведомлению, а из общих принципов, не допускающих ущемление интересов добросовестного должника. Соответственно здесь неминуемо должен исследоваться вопрос о добросовестности должника.

Как представляется, в стандарт добросовестного поведения должника, получившего два противоречащих друг другу уведомления об уступке, входит приостановление исполнения до прояснения ситуации, а также депонирование денег или ценных бумаг, являвшихся предметом его обязательства, у нотариуса. Как известно, п. 1 ст. 327 ГК РФ допускает такое депонирование в случае неопределенности в отношении личности кредитора.

Однако из этого правила, видимо, следует сделать одно исключение: если должник получает сначала от некоего третьего лица уведомление об уступке, не сопровождающееся доказательствами уступки, а затем уведомление цедента об уступке права в пользу иного цессионария (или имеет место обратная последовательность

612

уведомлений), то у должника вряд ли должны быть разумные основания верить на слово незнакомому третьему лицу, утверждающему о переходе к нему права. Соответственно уведомление цедента, безусловно, будет иметь приоритетное значение для должника. Если должник исполнит тому, кто был указан в уведомлении цедента, до подтверждения перехода права тем лицом, кто заявил о приобретении требования

кдолжнику, а впоследствии окажется, что уведомление цедента не соответствовало действительности, при том что право на самом деле перешло соответствующему третьему лицу, интересы должника должны быть защищены на основе доктрины видимости права (п. 1 ст. 385 ГК РФ).

4.4.Каковы в такой ситуации последствия осуществления добросовестным должником исполнения в адрес того лица, который на самом деле не стал новым кредитором из-за двойной уступки? Закон говорит, что все неблагоприятные последствия добросовестного предоставления исполнения должника в пользу лица, указанного в уведомлении, но не являющегося истинным кредитором, ложатся на «цедента или цессионария, знавших о более ранней уступке». Это положение означает, что цессионарий, к которому на самом деле перешло право, может предъявить иск к тому, кто получил исполнение от должника, с требованием возврата неосновательного обогащения. Такой иск должен быть удовлетворен, если будет доказано, что этот ответчик знал о том, что ему уступается право, которое было ранее уступлено истцу. Кроме того, такой цессионарий вдобавок к иску о неосновательном обогащении вправе взыскать дополнительные убытки с цедента, осуществившего двойную уступку и создавшего своим поведением невозможность получения исполнения от должника (абз. 5 п. 2 ст. 390 ГК РФ). Он также может отказаться от договора уступки и потребовать от цедента возврата всего уплаченного за это право и возмещения всех убытков.

Изменится ли решение в ситуации, когда лицо, получившее от должника исполнение, добросовестно (т.е. не знало о более ранней уступке)? При двойной уступке закон возлагает на цессионария, знавшего о более ранней уступке, риск исполнения должником неуправомоченному лицу. От обратного можно предположить, что нельзя возлагать такой риск на добросовестное лицо, получившее исполнение от должника, будучи уверенно в наличии у него права. Соответственно цессионарий,

ккоторому право на самом деле перешло, не может требовать возврата неосновательного обогащения от добросовестного лица, получившего исполнение от должника, и ограничен возможностью отказаться от договора и потребовать от недобросовестного цедента, осуществившего «двойную уступку», возврата всей уплаченной ему цены за уступаемое право и возмещения убытков в размере не меньшем, чем разница между возвращаемой ценой и тем, что должник реально исполнил неуправомоченному лицу. Это решение кажется логичным как минимум в тех ситуациях, когда после совершения первой уступки цедент сохранил за собой оригиналы документов, подтверждающих долг должника, и передал их второму цессионарию. Тот факт, что первый цессионарий, формально получивший право, не позаботился о том, чтобы забрать такие документы и лишить тем самым цедента возможности создавать перед третьими лицами видимость сохранения прав за цедентом, может быть учтен судом при разрешении подобной коллизии.

Что произойдет далее? Цедент, осуществивший двойную уступку и вернувший настоящему цессионарию деньги за уступленное право и возместивший убытки,

613

может истребовать неосновательное обогащение от того лица, которое получило исполнение от должника, ошибочно рассчитывая на переход к нему права. В то же время как минимум в тех случаях, когда двойная уступка произошла в результате очевидно недобросовестного поведения цедента (а чаще всего это именно так), такой кондикционный иск должен быть отклонен на основании ст. 10 или абз. 5 ст. 1109 ГК РФ.

Впрочем, надо признать, какой-либо ясности по вопросу двойной уступки в контексте п. 4 комментируемой статьи в российской судебной практике пока нет.

4.5.Если должник уведомлен об уступке, но исполняет другому лицу, которое он ошибочно считает цессионарием, должник действует неправомерно и не должен освобождаться от неблагоприятных последствий своих действий. Но если тот, кому должник осуществил исполнение вопреки уведомлению, на самом деле оказывается тем, кто получил право от цедента, для должника не возникает каких-либо неблагоприятных последствий.

4.6.Что произойдет, если цедент заключит несколько обязательственных соглашений об уступке одного и того же требования, но не успеет передать требование (совершить распорядительную сделку цессии) никому из контрагентов? В данном случае в порядке аналогии закона допустимо применить ст. 398 ГК РФ, определяющую нарушение обязанности передать индивидуально-определенную вещь. Спор между цессионариями, претендующими на одно и то же требование, может быть решен следующим образом: приоритет будет отдан тому из цессионариев, кто первым заключил обязательственное соглашение об уступке, а если это невозможно определить – то тому, кто первым предъявил иск о понуждении к уступке права требования. Цессионарии, оставшиеся в проигрыше, могут отказаться от договора и воспользоваться иском о возврате уплаченного за право и требованием о возмещении убытков.

§ 2. Перевод долга

Статья 391. Условие и форма перевода долга

1.Перевод долга с должника на другое лицо может быть произведен по соглашению между первоначальным должником и новым должником.

В обязательствах, связанных с осуществлением их сторонами предпринимательской деятельности, перевод долга может быть произведен по соглашению между кредитором

иновым должником, согласно которому новый должник принимает на себя обязательство первоначального должника.

2.Перевод должником своего долга на другое лицо допускается с согласия кредитора

ипри отсутствии такого согласия является ничтожным.

Если кредитор дает предварительное согласие на перевод долга, этот перевод считается состоявшимся в момент получения кредитором уведомления о переводе долга.

3. При переводе долга по обязательству, связанному с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, в случае, предусмотренном абзацем вторым пункта 1 настоящей статьи, первоначальный должник и новый должник несут солидарную ответственность перед кредитором, если соглашением о переводе долга не предусмотрена субсидиарная ответственность первоначального должника либо первоначальный

614

должник не освобожден от исполнения обязательства. Первоначальный должник вправе отказаться от освобождения от исполнения обязательства.

К новому должнику, исполнившему обязательство, связанное с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, переходят права кредитора по этому обязательству, если иное не предусмотрено соглашением между первоначальным должником и новым должником или не вытекает из существа их отношений.

4.К форме перевода долга соответственно применяются правила, содержащиеся

встатье 389 настоящего Кодекса.

Комментарий

1. Пункт 1 комментируемой статьи закрепляет два принципиально возможных варианта изменения субъектного состава обязательства на стороне должника. Первый из них – перевод долга, предполагающий выбытие первоначального должника, который осуществляется на основании соглашения между первоначальным и новым должниками (с согласия кредитора).

Новый вариант, появившийся в ГК РФ с 1 июня 2015 г., – вступление в обязательство нового должника на основании соглашения между кредитором и новым должником (так называемая интерцессия или экспромиссия). Согласия первоначального должника для реализации этого варианта не требуется. Применение данного способа смены должника допускается лишь в обязательствах, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности.

Все эти два варианта признаются как в Модельных правилах европейского частного права (ст. III.-5:202), так и в Принципах УНИДРУА (ст. 9.2.5).

1.1.Идея об отсутствии необходимости согласия первоначального должника на интерцессию, видимо, позаимствована из ст. 9.2.1 Принципов УНИДРУА. Согласно Модельным правилам европейского частного права вступление нового должника в обязательство всегда происходит с согласия первоначального должника (см. ст. III.-5:204, III.-5:206 и III.-5:208 Модельных правил европейского частного права). Это позволяет должнику предотвратить произвольное вмешательство посторонних лиц в его обязательственные правоотношения. Такое решение представляется более логичным, чем то, которое отражено в комментируемой норме.

1.2.Означает ли положение абз. 2 п. 1 комментируемой статьи, закрепляющее возможность перевода сугубо коммерческого долга по соглашению между кредитором и новым должником без согласия первоначального должника, что по обязательству с иным субъектным составом такая опция заблокирована? Текст закона наводит на утвердительный ответ на этот вопрос. Но за счет расширительного толкования следует вывести как минимум два исключения. Во-первых, нет причин возражать против интерцессии в отношении долга предпринимателя перед лицом, предпринимательскую деятельность не осуществляющим, по соглашению такого кредитора и третьего лица. Во-вторых, в договоре между должником, не являющимся предпринимателем, и кредитором может быть предусмотрено, что кредитор вправе перевести долг должника без его согласия на нового должника и тем самым полностью освободить должника от долга. По сути такое условие договора будет заранее данным согласием должника на перевод долга. С учетом того, что такой перевод, как правило, не ущемляет существенно интересы первоначального должника, тот

615

факт, что это согласие выражается заранее и абстрактным образом в договоре с кредитором, а не в форме участия должника в соглашении о переводе долга, не может вызвать какого-либо серьезного беспокойства.

1.3. Можно ли в договоре запретить кредитору переводить долг должника на другое лицо без согласия последнего? Представляется, что такой запрет вполне возможен. Перевод долга на нового должника, согласно п. 3 комментируемой статьи, по общему правилу навязывает изначальному должнику трансформацию его обязательства в солидарное с участием неизвестного ему третьего лица и последующий переход к этому новому должнику, погасившему долг, прав кредитора. С учетом описанного последствия перевод долга без согласия должника в таком его формате, по сути, идентичен по своим последствиям уступке изначальным кредитором права третьему лицу. Поэтому с точки зрения системной согласованности и принципа «равному – равное», которые противятся дифференцированному регулированию содержательно идентичных, но формально разноименных правовых конструкций, следует считать, что в случае с неденежным обязательством такой запрет на перевод долга (как и при запрете на уступку) будет иметь юридическую силу и позволит оспаривать перевод долга. В ситуации с денежными обязательствами договорный запрет на перевод долга будет означать, что при его нарушении кредитором последний будет отвечать за убытки первоначального должника (если таковые будут доказаны). Для отмеченных выводов достаточно применения норм п. 2 ст. 382 и п. 3 ст. 388 ГК РФ о последствиях нарушения договорного запрета на уступку по аналогии закона.

Кроме того, такой перевод долга, видимо, должен подчиняться упомянутым правилам п. 2 ст. 382 и п. 3 ст. 388 ГК РФ о последствиях нарушения запрета на уступку и тогда, когда в договоре есть не прямой запрет на перевод долга, по модели интерцессии, а стандартное условие о запрете уступки без согласия должника. Как уже было отмечено, перевод долга по соглашению между новым должником

икредитором, согласно которому при исполнении обязательства новым должником происходит суброгация, по своим последствиям в целом ничем не отличается от уступки права. Такая изощренная форма нарушения условия договора о запрете уступки (по сути, обход этого запрета) должна подводиться под правила о последствиях нарушения договорного запрета на уступку. В противном случае за счет использования указанной в комментируемой статье схемы перевода долга без участия первоначального должника с последующей суброгацией кредитор сможет обойти договорные запреты на уступку, позволяющие оспаривать не согласованную должником уступку или как минимум привлечь кредитора к ответственности.

1.4.Нормы п. 1 этой статьи умалчивают о возможности перевода будущих долгов или перевода части долга. В то же время представляется, что эти проявления автономии воли сторон должны быть признаны в системном единстве с нормами ГК РФ о допустимости уступки будущих прав или части права. В то же время детали регулирования таких специфических случаев перевода долга в ГК РФ не содержатся

идолжны формулироваться посредством судебного толкования. Некоторые нормы об уступке части права или будущих прав могут здесь применяться по аналогии закона (что особенно очевидно в случае перевода долга по соглашению кредитора

инового должника с последующей суброгацией).

Кроме того, ничто не препятствует сторонам договориться о переводе долга по уплате сумм договорных санкций (убытков, неустойки, процентов годовых) или

616

иных дополнительных обязательств с сохранением за изначальным должником долга по основному обязательству (п. 21 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 30 октября 2007 г. № 120).

1.5. Закон ничего не говорит о возмездности перевода долга и соотношении безвозмездного перевода долга и признанного в ст. 575 ГК РФ запрета на дарение между коммерческими организациями. Как бы мы ни относились к этому запрету, de lege lata требуется согласование этих норм. Если перевод долга осуществляется на основании соглашения кредитора и нового должника, проблема не возникает, если стороны не отступят от общего правила и к исполнившему долг новому должнику перейдут в силу закона права кредитора (абз. 2 п. 3 комментируемой статьи). Но в случае классического перевода по соглашению между новым и первоначальным должниками, а также при интерцессии с освобождением прежнего должника от долга возникает довольно острый вопрос. Если в этом случае в обмен на перевод на себя долга новый должник получает от первоначального должника некую компенсацию, дарение, очевидно, не происходит. Если в соглашении о переводе на такую компенсацию или иное встречное предоставление не указано, но и нет прямого указания на безвозмездность, возмездный характер перевода долга должен презюмироваться (п. 3 ст. 423 ГК РФ), а размер компенсации определяться по правилам п. 3 ст. 424 ГК РФ.

Но как быть в случае, когда в соглашении о переводе долга, заключенном между двумя коммерческими организациями, прямо указано на его безвозмездность? На первый взгляд такой перевод долга противоречит ст. 575 ГК РФ и может быть признан недействительным, если будет установлено, что воля сторон была направлена именно на одарение первоначального должника и у нового должника не было никакой, пусть и косвенной, выгоды от освобождения первоначального должника от долга. В то же время это решение может серьезно ударить по интересам кредитора. Ведь получив уведомление о переводе долга и дав на него согласие, он будет исходить из того, что у него теперь новый должник. Кредитор в большинстве случаев не может проверить, была ли у нового должника некая выгода от освобождения первоначального должника от долга. Признание недействительным перевода долга ex post может подорвать разумные ожидания кредитора и в целом дестабилизировать оборот.

Возможны два варианта решения этой проблемы. Во-первых, потенциальным решением является признание предлагаемого иногда в литературе абстрактного характера перевода долга как своего рода распорядительной сделки, действительность которой не зависит от действительности соглашения о переводе долга (даже в случае, когда мы имеем единый текст соглашения о переводе долга). При таком варианте само соглашение о безвозмездном переводе долга может быть недействительным, но это не приводит автоматически к тому, что признается недействительным заложенное в это соглашение правовое последствие в виде замены должника (в случае если воля лиц на такую замену явно образом выражена и отсутствуют очевидные дефекты воли, которые могли бы опорочить и распорядительное волеизъявление). В результате недействительность безвозмездного соглашения о переводе долга приводит к отпадению правового основания для состоявшегося и сохраняющего свой правовой эффект перевода долга, первоначальный должник неосновательно обогащается, будучи освобожден от обязательства без какой-либо компенсации, и новый должник получает право на кондикционный иск к первоначальному должнику

617