учебный год 2023 / Kommentariy-k-statyam-o-preddogovore-optsione-optsionnom-dogovore-i-zavereniyah-A.-Karapetov

до сих пор не сложилось четкого мнения о целесообразности расширения понятия обязательства с целью охвата такого рода договорных гарантий в отношении предмета договорного предоставления. Если российское право пойдет по пути обязательственной квалификации таких гарантий за счет той или иной фикции (например, фикции возникновения обязательства на логическую секунду и его немедленного прекращения), ответственность за несоответствие предоставления таким гарантиям будет развиваться по общим правилам ГК РФ об ответственности за неисполнение обязательства (ст. 401, 404 ГК РФ и т.п.), и потребности в применении ст. 4312 ГК РФ не будет. Если же право не решится применять к таким гарантиям правила об ответственности за нарушение обязательства, теоретически возможно применение

ктаким гарантиям положений ст. 4312 ГК РФ о заверениях.

Вто же время если судебная практика будет применять положения ст. 4312 ГК РФ о заверениях в описанных выше случаях предоставления договорных гарантий в отношении предмета предоставления, следует учесть две вещи. Объем взыскиваемых убытков (как минимум, если договор является действительным) должен соответствовать модели защиты позитивного интереса. Иначе говоря, пострадавшая сторона за счет взыскания убытков должна быть поставлена в то положение, в котором она находилась бы в случае, если гарантии оказались достоверны. Иначе говоря, объем ответственности должен быть приближен к объему ответственности за неисполнение обязательства, как он определен в п. 2 ст. 393 ГК РФ. Подводя промежуточный итог, можно сказать, что применительно к заверениям (по сути, гарантиям), предоставля-

емым в отношении тех или иных характеристик осуществляемого предоставления, применение положений ст. 4312 ГК РФ либо вовсе невозможно, так как данная норма вытесняется положениями ГК РФ об ответственности за неисполнение обязательства (случай с заверениями в отношении характеристик передаваемого в рамках исполнения обязательства имущества), либо является дискуссионным (в пограничных случаях ответственности за недостоверные заверения в отношении компании, акции или доли которой отчуждаются, а также ответственности за несоответствие указанным в договоре характеристикам фактически осуществленного по договору предоставления, не являвшегося предметом обязательства).

Вцелом нормы комментируемой статьи рассчитаны в первую очередь на заверение иных видов (см. далее). Применение их в отношении заверений в отношении характеристик предоставления (договорных гарантий) может происходить от безысходности, из-за некоторых пробелов в доктрине договорных обязательств.

1.3. Вторая группа заверений, предоставляемых на практике, – это заверения в отношении самой стороны договора. В частности, в рамках таких заверений заемщик уверяет банк о своем финансовом положении, сторона предоставляет контрагенту информацию о наличии необходимых лицензий, о наличии (отсутствии) в составе акционеров тех или иных предприятий, о налоговом резидентстве, об использовании того или иного налогового режима или о праве на применение той или иной ставки НДС, о своем брачном статусе и т.п. В ряде случаев недостоверность данной информации может спровоцировать возникновение у контрагента, положившегося на полученные заверения, убытков, которые он вполне обоснованно захочет возместить за счет того, кто предоставил такую информацию. Например, иностранная компания может заверить российского контрагента о том, что она является налоговым резидентом соответствующей страны, с которой у Российской Федерации

955

имеется договор об избегании двойного налогообложения, и является конечным бенефицаром причитающихся ей роялти по лицензионному договору (в понятийном аппарате ст. 7 и ст. 312 НК РФ – «лицом, имеющим фактическое право на такие доходы»), не выступая в качестве промежуточного звена между российским контрагентом и некой компанией в другой офшорной зоне, с которой у Российской Федерации не заключено соглашение об избегании двойного налогообложения. При таких условиях российский контрагент в силу международного договора между Российской Федерацией и соответствующей страной вправе не удерживать налог (или применить пониженную ставку налога) на выплачиваемые этой иностранной компании роялти. Если эта информация окажется ложной, российские налоговые власти могут применить к российскому контрагенту санкции, предусмотренные в НК РФ.

Другой пример: российское законодательство может запретить российской компании сотрудничать с иностранным партнером, подпавшим под те или иные российские санкции как напрямую, так и через его дочерние предприятия. В этих условиях для российского контрагента принципиально важно быть уверенным в том, что в состав акционеров его контрагента не входит соответствующая иностранная компания, попавшая под российские санкции. Вполне очевидно, что российский контрагент в таких условиях, не имея возможности получить доступ к текущему состоянию реестра акционеров своего партнера, потребует предоставления ему заверений на сей счет. Если они окажутся ложными и у российского контрагента возникнут проблемы с отечественными властями, он должен иметь право возместить возникшие убытки.

Еще один пример – это заверения контрагента в отношении своего холостого статуса. Покупателя недвижимости брачный статус продавца может интересовать, так как при наличии брака отсутствие согласия супруга на распоряжение общим имуществом может быть поводом к оспариванию сделки (ст. 35 СК РФ). Проверить отсутствие или наличие брака покупатель в российских реалиях не может (отсутствие штампа в паспорте ничего не доказывает, а реестра данных о регистрации браков в РФ не существует), и ему остается положиться на заверения продавца и надеяться на то, что в случае оспаривания сделки супругом продавца все связанные с этими спорами (чем бы они не завершились) издержки продавец компенсирует. Это особенно важно для случаев, когда речь идет о недвижимости или иных видах имущества, права на которые подлежат государственной регистрации (например, доли в ООО), так как в силу доминирующей до сих пор в судах интерпретации п. 3 ст. 35 СК РФ при отсутствии согласия супруги на распоряжение таким имуществом соответствующие сделки признаются недействительными даже тогда, когда покупатель абсолютно добросовестен и понятия не имел о наличии у продавца супруга (Определение КГД ВС РФ от 6 сентября 2016 г. № 18-КГ16-97).

Таких примеров можно приводить достаточно много.

Если предоставление достоверной информации о самом себе в силу указаний в законе или договоре является обязанностью стороны уже заключенного договора, при предоставлении недостоверной информации, безусловно, речь идет о нарушении обязательства. Но что если такая информация, как это чаще всего и бывает, предоставляется до заключения договора или включена в сам договор? В отношении этой группы заверений применение в случае их недостоверности правил

956

об ответственности за неисполнение обязательства не представляется возможным даже в случае самого широкого толкования понятия обязательства. Нельзя говорить, что в таких случаях сторона предоставила гарантии в отношении причитающегося с нее предоставления. Сторона при заключении договора или до его заключения не обещает что-либо делать или не делать и не гарантирует некие характеристики своего предоставления, а сообщает другой стороне некую информацию о себе, получение которой имеет для другой стороны важное значение при принятии решения о целесообразности заключения договора. И здесь востребованными оказываются положения именно ст. 4312 ГК РФ.

1.4. Третья группа заверений, встречающихся на практике, дается в отношении правовой судьбы самого договора. В частности, в рамках таких заверений одна из сторон заявляет другой, что директор может совершать сделку без необходимых предварительных согласований с иными органами управления компании в силу устава и иных внутренних документов компании; сделка не является для соответствующей стороны крупной, или она является крупной, но прошла все необходимые внутренние согласования; что на сделку получены иные необходимые согласия государственных органов или третьих лиц (например, залогодержателя на перевод обеспеченного залогом долга, супруга на совершение сделки с общим имуществом, должника на уступку в нарушение договорного запрета на уступку; других участников ООО на отчуждение доли третьему лицу и т.п.); наконец, что сделка соответствует национальному праву и т.п.

Такие заверения обычно даются тогда, когда имеется определенная угроза для действительности сделки, а контрагент не может быть абсолютно уверен в ее действительности. В таких случаях заверения нужны для того, чтобы в случае признания сделки недействительной или возникновения иных судебных споров в отношении заключенного договора из-за наличия соответствующих неидентифицированных контрагентом при заключении договора пороков этот пострадавший контрагент был вправе взыскать со своего партнера, давшего недостоверные заверения, возникающие убытки.

Смысл таких заверений обычно состоит в том, чтобы позволить контрагенту меньше сил и времени направлять на перепроверку соответствующих обстоятельств в рамках due diligence. В итоге экономятся трансакционные издержки. Приведем такой пример. Компания дает своему контрагенту заверения, что сделка не является крупной, или заявляет, что крупная сделка прошла все необходимые согласования. Безусловно, в силу специальных норм российских законов об АО и ООО

суд не признает сделку недействительной, если выяснится, что контрагент не знал

ине должен был знать о ее крупности или отсутствии одобрения. Контрагента беспокоит именно последнее «должен был знать». Толкование данного критерия может быть как широким, так и достаточно узким и вызывает в судебной практике множество споров. Все зависит от того, какой стандарт должной заботливости

иосмотрительности применит суд при разрешении спора об оспаривании сделки. Заранее угадать это не всегда возможно. Поэтому контрагент хочет подстраховаться

итребует предоставления соответствующих заверений. Если в итоге суд посчитает, что контрагент с точки зрения стандартов разумной осмотрительности должен был запросить устав, баланс, документ о согласовании такой сделки соответствующим органом управления другой стороны или иные документы и заподозрить неладное,

957

и в итоге признает сделку недействительной, у контрагента при наличии в договоре таких заверений будет резервная возможность взыскать убытки с компании за ложь со стороны ее директора. Такая перспектива дает дополнительную уверенность, снижает трансакционные издержки на проверку полномочий и упрощает принятие решения о заключении договора.

Кроме того, наличие такого заверения об отсутствии у заключаемого договора характера крупной сделки позволяет контрагенту быть уверенным, что если суд по иску акционеров другой стороны об оспаривании крупной сделки установит, что контрагент не должен был знать о крупном характере сделки и отсутствии согласия на нее соответствующего органа управления другой стороны, и откажет в признании договора недействительным, он сможет взыскать все понесенные в связи с данным спором убытки (судебные расходы, не возмещенные по правилам АПК РФ, упущенную выгоду, возникшую в связи с возможным арестом приобретенного им по такой сделке имуществу, и т.п.) с компании, чей директор (или иной представитель) дал при заключении договора недостоверные заверения.

Применение к таким заверениям правил об ответственности за неисполнение обязательств невозможно, так как здесь отсутствует обязательство при самом широком толковании этого понятия. Как и в случае с заверениями в отношении самого контрагента, подобные заверения не являются гарантиями в отношении предмета предоставления. Сторона при заключении договора или до его заключения не обещает что-либо делать или не делать, а сообщает ту или информацию в отношении фактических обстоятельств, касающихся действительности договора. Соответственно, открывается пространство для применения ст. 4312 ГК РФ.

1.5. Четвертая группа заверений – это заверения, которые даются уже после заключения договора и в ходе его исполнения. Например, арендатор, пытаясь склонить арендодателя к расторжению договора, сообщает ему о постоянных сбоях в работе арендованного транспортного средства. Арендодатель тратит средства на проведение экспертизы, которая не выявляет каких-либо дефектов и подтверждает, что никаких сбоев в работе оборудования на самом деле не было. В итоге возникает вопрос

овозмещении арендатором таких понесенных расходов.

Втаких случаях речь не идет о нарушении некоего ранее сформулированного обязательства и, казалось бы, нет оснований для применения норм ГК РФ об от-

ветственности за неисполнение обязательства, и поэтому может быть востребовано применение ст. 4312 ГК РФ об ответственности за недостоверные заверения. Альтернативное обоснование ответственности в такого рода случаях может строиться на выведении из общего принципа добросовестности (п. 3 ст. 307 ГК РФ) не прописанного в договоре прямо, но подразумеваемого негативного обязательства не сообщать недостоверную информацию в ходе исполнения договора. При таком подходе иск об ответственности в случае предоставления недостоверной информации можно обосновать ссылкой на ст. 393 ГК РФ. Пока российское право не определилось в вопросе о том, на какое из указанных правовых оснований будет опираться иск

овозмещении убытков в такого рода ситуациях. Более логичным было бы, видимо, подведение таких ситуаций под общие правила о договорной ответственности.

Вцелом, с учетом широкого применения принципа договорной добросовестности (п. 3 ст. 307 ГК РФ) упоминание в ст. 4312 ГК РФ заверений, предоставляемых после заключения договора, видимо, было излишним.

958

1.6.Иначе говоря, как мы видим, значение ответственности за предоставление недостоверной информации по правилам ст. 4312 ГК РФ состоит в том, чтобы создать правовые основания для возмещения убытков в тех ситуациях, когда с этой задачей не справляется институт ответственности за неисполнение обязательства. Чем шире мы понимаем ответственность за неисполнение обязательства, тем меньше пространства остается для ответственности за предоставление недостоверных заверений, и наоборот.

В случае наложения этих правовых феноменов (предоставление недостоверной информации и нарушение обязательства что-либо сделать или не делать) приоритет должен, видимо, отдаваться более разработанным нормам о договорной ответственности.

1.7.Также следует иметь в виду, что ГК РФ предусматривает в норме п. 2 ст. 179 право оспорить сделку, совершенную в результате обмана. Одновременно п. 6 ст. 178 ГК РФ допускает оспаривание сделки, совершенной под влиянием заблуждения,

вситуации, когда это заблуждение возникло по обстоятельствам, за которые отвечает другая сторона (эту ситуацию условно можно обозначить как введение в заблуждение). Обманом следует считать умышленное предоставление недостоверной информации, а введением в заблуждение – неосторожное предоставление недостоверной информации. Обе указанные нормы предусматривают в качестве дополнительной к оспариванию сделки санкции взыскание с лица, допустившего обман или введение в заблуждение, убытков. Эти последствия могут применяться только к случаям предоставления ложных заверений до или при заключении договора.

Оправданно ли допущение оспаривания сделки, совершенной в результате обмана или введения в заблуждение? Безусловно. Но всегда ли обманутое или введенное в заблуждение лицо заинтересовано в аннуляции такого договора? Очевидно, что нет. Во многих случаях договор мог быть давно исполнен к моменту выяснения ложности предоставленной информации и возникновения у жертвы соответствующих неблагоприятных последствий. В ряде других случаев аннуляция договора просто не соответствует интересам жертвы. Недостоверная информация могла не быть столь существенной, чтобы подорвать интерес к сделке в целом. Жертва может и часто имеет сильный интерес в сохранении договора, несмотря на всплывшую недостоверность предоставленной информации. В то же время у жертвы, полагавшейся на полученную информацию, могут возникнуть убытки. И здесь встает вопрос о том, что было бы справедливо и целесообразно возместить эти убытки за счет обманщика или лица, предоставившего недостоверную информацию по неосторожности.

Ответственность за убытки, наступающая и тогда, когда сделка не аннулируется, – это абсолютно необходимое правовое решение, которое будет способствовать превенции обмана или неосторожного предоставления недостоверной информации при переговорах и заключении договора. Должна быть обеспечена неотвратимость наказания, т.е. компенсация убытков. Нередко лицо, предоставившее недостоверную информацию, понимает, что жертва вряд ли будет заинтересована в оспаривании договора, и при действовавшей до 1 июня 2015 г. редакции ГК РФ могло быть уверено, что иск об убытках ему не грозит (так как по п. 6 ст. 178 и п. 4 ст. 179 ГК РФ взыскание убытков является неотъемлемым элементом оспаривания договора). При появлении же в праве возможности привлечения к ответственности за предо-

959

ставление ложной информации без оспаривания сделки такой недобросовестный расчет не срабатывает.

Необходимость признания самостоятельного, не сопрягаемого с оспариванием договора права жертвы, положившейся на полученную недостоверную информацию, требовать возмещения убытков, возникших в результате сообщения ложной информации, широко признана в зарубежном праве. Так, в Модельных правилах европейского частного права помимо права на оспаривание сделки, совершенной в результате обмана или заблуждения, прямо предусматривается отдельная статья, дающая лицу самостоятельное право на взыскание с контрагента убытков, возникших в связи с предоставлением недостоверной информации. Такое право может быть согласно этим Правилам реализовано и в случаях, когда сделка не оспаривается (ст. II.-7:204 Модельных правил европейского частного права).

По сути, ст. 4312 ГК РФ, вступившая в силу с 1 июня 2015 г., реализует именно эту задачу выделения права на взыскание убытков в случае предоставления недостоверной информации в качестве самостоятельного средства защиты, которое можно применять и без оспаривания сделки. Этот же режим ответственности может применяться и тогда, когда сделка аннулируется по иным, нежели ст. 178, 179 ГК РФ, основаниям (например, крупная сделка, сделка, совершенная с нарушением ограничений полномочий директора, и т.п.).

1.8. В принципе, функцию обоснования ответственности за предоставление ложной информации за рамками случаев, когда передача информацию носит обязательственный характер (т.е. характеризует предмет обязательства) и охватывается общими правилами об ответственности за неисполнение обязательства, а также случаев, когда сторона оспаривает сделку по ст. 178, 179 ГК РФ, может теоретически выполнять и новая ст. 4341 ГК РФ об ответственности за недобросовестное ведение переговоров, тем более что в ст. 4341 ГК РФ предоставление ложной информации указано в качестве одного из видов недобросовестности при ведении переговоров. Тем не менее выведение самостоятельной статьи для регулирования ответственности за предоставление ложных заверений оправдано по следующим основаниям.

Во-первых, в силу п. 3 ст. 4341 ГК РФ убытками, возмещаемыми на основании данной статьи за недобросовестное ведение переговоров, являются расходы, понесенные на ведение переговоров, или убытки, вызванные утратой возможности заключить договор с третьим лицом. Согласно п. 20 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7 «в результате возмещения убытков, причиненных недобросовестным поведением при проведении переговоров, потерпевший должен быть поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы не вступал в переговоры с недобросовестным контрагентом». Очевидно, что законодатель при формулировании правил об объеме преддоговорной ответственности явно исходил из предположения о том, что в результате недобросовестного ведения переговоров договор так и не был заключен. Иначе трудно объяснить, что ответственность сводится лишь к возмещению негативного интереса, нацеленного на возврат контрагента посредством присуждения денежной компенсации в положение до начала ведения переговоров. В то же время убытки, вызванные предоставлением ложных заверений, урегулированные ст. 4312 ГК РФ, куда шире и включают в себя все потери, возникшие у стороны в связи с тем, что она полагалась на полученную информацию (см. п. 1.11 комментируемой статьи). Логично предположить следующее разграничение

960

сфер применения ст. 4341 и 4312 ГК РФ. Если ложная информация предоставляется в ходе переговоров и договор в итоге так и не был заключен, применяется режим преддоговорной ответственности за недобросовестное ведение переговоров по ст. 4341 ГК РФ (т.е. взыскиваются убытки по модели негативного интереса). Если же договор в итоге был заключен и является действительным, то независимо от того, предоставлялись ложные заверения до, в момент или после заключения договора, применяется специальная норма ст. 4312 ГК РФ о заверениях об обстоятельствах.

Это толкование вступает в некоторое противоречие с п. 7 ст. 4341 ГК РФ, согласно которому преддоговорная ответственность за недобросовестное ведение переговоров наступает независимо от того, заключен ли договор в итоге таких переговоров. Но иного пути примирить эти нормы нет. Дело в том, что взыскание убытков по модели негативного интереса, нацеленных на возвращение стороны в положение, в котором она находилась бы, не вступи она в переговоры, просто никак не согласуется с ситуацией, когда договор заключен. Иначе говоря, п. 7 ст. 4341 ГК РФ, очевидно, не согласуется с указанным в п. 3 ст. 4341 ГК РФ объемом ответственности за недобросовестное ведение переговоров (см. комментарий к ст. 4341 ГК РФ).

В принципе, судебная практика ВС РФ применительно к аналогичной проблеме соотношения правил об ответственности за недобросовестное ведение переговоров

вформе предоставления недостоверной информации по правилам ст. 4341 ГК РФ и специальных правил ГК РФ об ответственности за непредоставление или предоставление недостоверной информации, установленных в ряде норм ГК РФ (на-

пример, ст. 495, 732, 804, 944), пошла по аналогичному пути. По сути, игнорируя положения п. 7 ст. 4341 ГК РФ, ВС РФ указал, что правила ст. 4341 ГК РФ об ответственности за недобросовестное ведение переговоров применяются в таких случаях, если в итоге договор так и не был заключен, в то время как указанные специальные нормы действуют тогда, когда договор в итоге был заключен (п. 21 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7). Аналогичный подход к дифференциации

правовых оснований ответственности за предоставление недостоверной информации должен, видимо, применяться и в отношении коллизии правил ст. 4341 и 4312 ГК РФ.

Во-вторых, ст. 4341 ГК РФ напрямую регулирует отношения сторон на стадии переговоров. Ложные заверения же могли как предоставляться на стадии переговоров, так и включаться непосредственно в сам договор. Последнее наиболее типично. В этом плане применение в отношении заверений, отраженных в тексте договора, статьи об ответственности за недобросовестную практику ведения переговоров не вполне логично. Кроме того, заверения могли предоставляться и после заключения договора.

В-третьих, предоставление ложной информации как форма недобросовестного ведения переговоров предполагает виновность лица, иначе трудно говорить о недобросовестности. В то же время ответственность за предоставление недостоверной информации в ситуации заключения договора может наступать в ряде описанных

вп. 4 ст. 4312 ГК РФ случаях и при отсутствии вины.

1.9.Заверения должны касаться обстоятельств, которые имели место в прошлом или имеют место на момент их предоставления (в случае заверений, включенных

вдоговор, – на момент его заключения). Заверения не могут касаться обстоятельств, которые могут наступить в будущем. Если стороны желают установить возмещение убытков на случай, если в будущем наступит то или иное обстоятельство или

961

изменится то или иное состояние дел, имевшее место на момент предоставления заверений, они могут это сделать, используя либо конструкцию обязательства (одна из сторон обязуется обеспечить за счет своего поведения наступление или ненаступление того или иного обстоятельства), либо конструкцию возмещения потерь по правилам ст. 4061 ГК РФ (одна из сторон принимает на себя бремя возмещения потерь, которые могут возникнуть у другой стороны в связи с наступлением тех или иных обстоятельств в будущем, которые не зависят от ее поведения).

1.10.Правом на иск о взыскании убытков, вызванных ложными заверениями, обладает только добросовестный контрагент, который не знал и не мог заведомо знать об их ложности. Если такой контрагент лишь мог знать о ложности заверений

вслучае, если бы он проявил принятый в обороте стандарт должной заботливости и осмотрительности, этого, на наш взгляд, недостаточно для блокирования иска об убытках, так как иначе важная функция заверений по снижению трансакционных издержек не будет выполняться. Заверения, собственно говоря, и берутся во многом именно для того, чтобы положиться на них вместо проведения кропотливой и нередко дорогостоящей проверки соответствующей важной для заключения данного договора информации, предоставляемой другой стороной. Но если будет доказано, что контрагент точно знал о ложности заверений или заведомо не мог не знать об этом, то вряд ли можно признать его разумно полагающимся на такие заверения и добросовестным. Соответственно, в такой ситуации иск об убытках должен отклоняться.

Например, как уже отмечалось, если заверения касались отсутствия у договора характеристик крупной сделки для одной из сторон, такой договор тем не менее может быть оспорен, если контрагент не проявил должную и принятую в обороте степень заботливости и осмотрительности. Но это не значит, что сторона, получившая такие заверения, является недобросовестной, если она решила положиться на полученные заверения. Вера партнеру на слово может быть признаком нарушения стандарта осмотрительности, но не эквивалентна недобросовестности, нечестности. Соответственно, иск о взыскании убытков с несостоявшегося контрагента должен быть поддержан. Но если будет доказано, что это лицо точно знало о ложности полученных от другой стороны заверений, или имеются обстоятельства, указывающие на то, что оно, очевидно, не могло не знать об этом (например, само являлось акционером компании, от лица которой совершена крупная сделка, входило в ее руководство или было тесно аффилировано с такими лицами), то иск о взыскании убытков должен быть отклонен.

1.11.Последствием предоставления ложных заверений согласно п. 1 ст. 4312 ГК РФ является право на взыскание убытков или установленной в договоре неустойки. Что касается объема взыскиваемых убытков, то, как представляется, вопрос этот должен решаться следующим образом: взыскиваются все убытки, возникшие у стороны в связи с тем, что она положилась на полученную информацию.

При этом если заверения давались в отношении действительности договора, то признание договора недействительным исключает возможность взыскания

вкачестве убытков так называемого позитивного интереса (включая упущенную выгоду от невозможности реализовать задуманное). Взыскание убытков в таком случае не может переносить жертву в то состояние, в котором она находилась бы, если бы договор оказался действительным и был исполнен. Отпадение договора

962

лишает стороны правовых оснований рассчитывать и на реальное исполнение, и на получение денежного суррогата такого исполнения. Все, что может жертва в таком случае, – взыскать убытки, возникшие у нее в связи с тем, что она полагалась на договор (т.е. реальный ущерб в виде понесенных расходов на подготовку своего исполнения или принятие исполнения от контрагента, иные расходы, а также упущенную выгоду от утраты возможности заключить договор с третьим лицом). Иначе говоря, при недействительности договора взыскание убытков защищает так называемый негативный, а не позитивный интерес.

При этом если российское право пойдет по пути применения комментируемой статьи к договорным гарантиям, предоставляемым в отношении предмета предоставления (что, как указано в п. 1.2 комментария к настоящей статье, является вопросом дискуссионным), недостоверность таких гарантий должна позволять взыскивать убытки по модели позитивного интереса, как если бы речь шла о нарушении обычного обязательства (п. 2 ст. 393 ГК РФ).

1.12.Насчет возможности установления в договоре неустойки, уплачиваемой на случай выявления ложности заверений, следует заметить, что наличие неустойки упрощает положение жертвы обмана в плане снятия необходимости доказывания убытков. К такого рода неустойке вполне могут применяться все общие правила

онеустойке за неисполнение обязательства (ст. 330–333, 394 ГК РФ) по аналогии закона.

1.13.Согласно прямому указанию в п. 1 ст. 4312 ГК РФ действительность заверений не зависит от действительности договора, который сопровождается такими заверениями. Иначе говоря, сам по себе факт недействительности договора не освобождает сторону, сообщившую до, при или после заключения договора другой стороне ложную информацию и тем самым спровоцировавшую возникновение с другой стороны убытков, от возмещения таких убытков. Необходимость такой нормы состоит в том, что, как уже отмечалось, заверения могут даваться в отношении правовой судьбы договора, его действительности. Соответственно, было бы логично исходить из того, что если договор признается недействительным (например, в рамках применения правил о крупных сделках) и это вскрывает ложность заверений об отсутствии у сделки крупного характера, то это само по себе не препятствует жертве обмана опереться на включенные в договор заверения и взыскать убытки. В то же время если будет доказано, что те или иные пороки поражают и само заверение, предоставление недостоверных заверений не будет влечь ответственности (например, если такие заверения были получены в результате насилия или угроз). При этом, напомним, что ответственность в данной ситуации будет ограничена возмещением негативного интереса, т.е. взыскиваться будет такая сумма, которая должна поставить пострадавшую в сторону в то положение, в котором она находилась бы, если бы в принципе не заключила данный договор.

В некоторых случаях независимость заверений может помочь и в случае некоторых иных категорий заверений. Например, если заверения давались в отношении самого контрагента, их ложность спровоцировала у другой стороны некоторые убытки, а впоследствии договор в целом был признан судом недействительным по тем или иным корпоративным основаниям, пострадавшая сторона вправе требовать возмещения убытков, возникших в связи с предоставлением недостоверной информации, несмотря на то, что договор аннулирован.

963

Остается только отметить, что если порок, влекущий аннуляцию договора, затрагивает и сами заверения, недействительными являются в том числе и последние. Например, если договор, содержащий соответствующие заверения, заключен под влиянием насилия, заверения не имеют юридической силы.

1.14. Согласно прямому указанию в п. 1 ст. 4312 ГК РФ условием удовлетворения иска об убытках является доказанность того факта, что при предоставлении заверений лицо осознавало или должно было осознавать, что такая информация может вызвать у другой стороны доверие и подтолкнуть ее положиться на полученные заверения. Если соответствующую реакцию реципиента заверений трудно было предположить и очевидно, что разумное лицо на такие заверения бы не полагалось, иск об убытках отклоняется. Дело в том, что часто при ведении переговоров сторона несколько приукрашивает реальность и другая сторона в ряде случаев прекрасно это осознает (например, артист заявляет, что он является лучшим в мире исполнителем той или иной роли). В таких случаях предоставление ложной информации не имеет целью ввести другую сторону в заблуждение, а является своеобразным ритуалом ведения переговоров. Разумные контрагенты это прекрасно понимают и не должны придавать серьезного значения такой информации.

По общему правилу тот факт, что ложные заверения предоставлялись с полной серьезностью и имели целью действительно склонить другую сторону к доверию этой информации, подлежит доказыванию реципиентом таких заверений, подающим иск об убытках. Исключение из этого правила, переворачивающее бремя доказывания в отношении коммерческих и некоторых иных договоров, установлено в п. 4 ст. 4312 ГК РФ.

При этом представляется, что даже за рамками случая, указанного в п. 4 настоящей статьи, факт включения заверений в договор сам по себе свидетельствует о серьезности представляемой информации. Соответственно, в таких случаях доказывать то, что лицо, предоставившее заверения, должно было осознавать, что они будут восприниматься другой стороной всерьез, не требуется.

1.15.На практике нередко заверения в отношении тех или иных обстоятельств сопровождаются указанием на то, что эти заверения уточняются в рамках прилагаемого

кдоговору «письма о раскрытии», в котором соответствующая сторона детализирует данные в общем виде заверения или указывает те или иные исключения из общих, указанных в договоре заверений. Объем предоставленных заверений в таком случае должен оцениваться с учетом содержания такого письма.

1.16.Природа ответственности за предоставление недостоверной информации по ст. 4312 ГК РФ может вызывать споры. Законодатель воздержался от какого-либо однозначного ответа на этот вопрос. Во-первых, можно исходить из того, что в той степени, в которой заверения не входили в предмет обязательства и ответственность за их недостоверность не укладывается в правила ГК РФ об ответственности за неисполнение обязательства, ответственность за недостоверный характер заверений носит деликтный характер. Во-вторых, можно предположить, что в случае включения заверений в договор мы имеем дело с какой-то особой формой договорной ответственности, не являющейся при этом ответственностью за неисполнение договорного обязательства (ответственность по гарантии достоверности того или иного факта). В-третьих, не исключен и такой компромиссный вариант, при котором в случаях взыскания убытков за недостоверность заверений, включенных в текст договора,

964