учебный год 2023 / Dissertatsia_K_Gnitsevicha_Po_Preddogovornoy_Otvetstvennosti

161

обязанности:

если бы при надлежащем исполнении преддоговорных обязанностей договор не был заключен, то удовлетворение иска о возмещении таких убытков, освобождает стороны от обязанностей по исполнению обязательства;

если при рассмотрении дела будет установлено, что при надлежащем исполнении преддоговорных обязанностей стороны заключили бы договор о том же предмете, но на иных условиях, суду необходимо привести заключенный договор в соответствие с их действительной волей, то есть произвести его изменение. Допустимость данного решения с точки зрения общих принципов действующего гражданского права подтверждается возможностью изменения договора ввиду существенного изменения обстоятельств, что допускает пункт 4 ст. 451 ГК РФ;

если при рассмотрении дела будет установлено, что заключенный сторонами договор соответствует воле сторон, которая сформировалась бы в отсутствие преддоговорного нарушения, то за данным договором необходимо сохранить юридическую силу. Примеры такого развития событий не являются редкостью, хотя зачастую ускользают от взгляда исследователя: вспомним хотя бы рассмотренный нами случай преддоговорной ответственности при продаже бытовой техники. Конечно, в

приведенном примере обязательство из купли-продажи прекратилось исполнением, однако если модифицировать ситуацию, допустив, что товар был продан в кредит (ст. 488 ГК РФ)

или в рассрочку (ст. 489 ГК РФ) с сохранением за продавцом права собственности на переданную вещь до полной его оплаты (ст. 491 ГК РФ), станет очевидным, что для изменения или расторжения данного договора нет решительно никаких оснований.

Конечно, второй и третий варианты последствий, которые имеет удовлетворение иска о возмещении преддоговорных убытков, являются исключениями из описанного в первом варианте общего правила об освобождении сторон от обязанностей по договору,

поскольку их реализация требует наличия доказательственной базы, очевидно свидетельствующей о соответствии такого решения данного вопроса действительной воле сторон. Предлагая эти варианты в качестве гипотетически возможных, мы понимаем,

насколько серьезными зачастую будут сложности процессуального плана. Однако такие затруднения не могут служить основанием для отказа от формулировки общего положения материального права, направленного на максимальную защиту добросовестной стороны.

162

Кроме того, п. 2 ст. 68 ГПК РФ488 и ст. 70 АПК РФ489 допускают возможность признания сторонами обстоятельств, имеющих значение для дела, вследствие чего можно, как представляется, рассчитывать на то, что при действительной выгоде обеих сторон в изменении заключенного ими договора или сохранении за ним юридической силы все связанные с этим проблемы доказательственного плана будут сняты.

Такой механизм восполнения пробела в правовом регулировании преддоговорной ответственности основывается на формулировках ГК РФ и исходит из признания качества юридического факта за вступлением в переговоры и характеристики правоотношения за самими переговорами, в рамках которых должны быть реализованы соответствующие преддоговорные обязанности сторон.

Сравнительно-правовой анализ не способен дать нам однозначный ответ о природе преддоговорной ответственности, поскольку в различных правопорядках получили распространение различные подходы к его решению. Следование какому-то одному из них в настоящее время в большей степени определяется устоявшейся традицией, свойственной цивилистической доктрине той или иной страны. По этой причине при конструировании положений об ответственности за вину в переговорах применительно к российскому гражданскому праву невозможно слепое копирование западных образцов. Необходимо определиться с природой такой ответственности исходя из конкретных положительных и отрицательных последствий возможных решений с учетом отечественного нормативного контекста.

Российское деликтное право не дает возможности имплантации в его структуру правила о преддоговорной ответственности, поскольку обязанность возмещения вреда по нормам деликтного права связывается с виновным совершением причиняющего вред деяния, повлекшим наступление неблагоприятных для потерпевшего последствий.

Подобная схема предполагает, что вред имуществу потерпевшего возникает после

совершения причинителем вреда противоправных действий. Это понятное и вполне логичное с точки зрения деликтного права положение создает препятствия на пути установления деликтной ответственности за culpa in contrahendo в ряде не поименованных в действующем ГК РФ случаев.

488 См.: Гражданский процессуальный кодекс РФ от 23.10.2002 г. // СЗ РФ. 2002. № 46. Ст. 4532. С послед. изм. и доп. В ред. Федерального закона от 09.06.2009 г. № 128-ФЗ // СЗ РФ. 2009. № 26. Ст. 3126.

489 См.: Арбитражный процессуальный кодекс РФ от 14.06.2002 г. // СЗ РФ. 2002. № 30. Ст. 3012. С послед. изм. и доп. В ред. Федерального закона от 11.06.2009 г. № 124-ФЗ // СЗ РФ. 2009. № 26. Ст. 3122.

163

Если убытки потерпевшего возникли вследствие нарушения его доверия к благоприятному исходу переговоров, когда его контрагент в противоречие со своим предшествующим поведением внезапно прекращает переговоры о заключении договора,

то убытки могут заключаться в расходах, предпринятых для ведения переговоров

(например, в расходах на проведение инвентаризации и оценки имущества, на которых настаивал контрагент), и в заблаговременно предпринятых расходах на исполнение обязательства. Разумеется, к ним можно отнести и упущенную выгоду, которую мог бы получить добросовестный контрагент, если бы он в надежде на заключение и исполнение интересовавшего его договора не отказался от совершения иных сделок. Между тем убытками данные траты становятся лишь в тот момент, когда контрагент потерпевшего принимает не продиктованное изменившимися внешними обстоятельствами решение отказаться от заключения договора, вследствие чего доверие, питаемое потерпевшим к серьезности намерений его делового партнера, оказывается подорванным. Предпосылки для возникновения убытков в данном конкретном размере формируются до возникновения причиняющего вред обстоятельства, а вредом, то есть бесполезными расходами, эти траты становятся в момент отказа от дальнейшего участия в переговорах. Размер причиненного вреда не зависит от причинителя вреда, который может и не знать, какие расходы и на какие цели понес его контрагент в расчете на предстоящее исполнение сделки. Кроме того,

сомнительна характеристика действий стороны, порождающих ее ответственность перед добросовестным контрагентом, как причинения вреда в смысле деликтного права. Вступая в переговоры о заключении договора, оба контрагента поступают абсолютно правомерно.

Не нарушает закон и тот из них, кто принимает решение отказаться от совершения сделки,

что всецело соответствует негативной составляющей принципа свободы договоров.

Однако вследствие совершения таких объективно правомерных, с точки зрения процедуры заключения договора, действий контрагент терпит убытки по вине недобросовестной стороны. Нарушение обязанности позитивного информирования контрагента,

заключающееся в несообщении ему о возможном отказе от заключения договора, создает предпосылки для того, чтобы понесенные впоследствии добросовестным контрагентом расходы, связанные с подготовкой к исполнению договора, стали бесполезными в случае отказа недобросовестной стороны от заключения договора. Подобное сочетание преддоговорного нарушения и объективно правомерных действий недобросовестной стороны, а также совершения добросовестным контрагентом действий по подготовке к

164

исполнению будущего договора, необходимое для формирования подлежащих возмещению преддоговорных убытков, исключает возможность оценки преддоговорного нарушения исключительно сквозь призму деликтного права.

Аналогично при попытке обосновать деликтную природу ответственности за culpa in contrahendo, когда переговоры сторон венчаются заключением договора — как действительного, так и недействительного, экономические потери добросовестной стороны также чаще всего связаны с превращением в убытки или с изначальной нецелесообразностью расходов, предпринятых в неведении о наличии обстоятельств,

предопределяющих недействительность либо невыгодность договора. О размере, моменте,

даже факте таких расходов виновный может не знать, но это не имеет значения для того,

чтобы признать их понесенными вследствие преддоговорного нарушения убытками.

Таким образом, деликтная модель ответственности за culpa in contrahendo

непригодна для введения общего правила о преддоговорной ответственности ввиду ее внутренней противоречивости и несоответствия потребностям оборота. Однако она не может быть отнесена в строгом смысле слова и к ответственности договорной, поскольку договорная ответственность не может возникнуть в отсутствие заключенного сторонами действительного договора. Однако в связи с тем, что формальным основанием института culpa in contrahendo являются нормы договорного права, а убытки, подлежащие возмещению потерпевшей от culpa in contrahendo стороне, связаны с ее расходами,

понесенными в связи с подготовкой к заключению договора, которые в случае заключения недействительного либо невыгодного для потерпевшего договора, а равно в случае незаключения договора становятся бесполезными, следует признать, что эта ответственность по своим характеристикам ближе к договорной, то есть является

квазидоговорной490.

Полученный принцип преддоговорной ответственности может быть реализован в правоприменительной практике без изменения законодательства, что повышает

490 Определение природы преддоговорной ответственности имеет непосредственное практическое значение для выбора способа восполнения законодательного пробела, так как применение по аналогии положений деликтного права к договорным отношениям может привести к существенным сложностям. Именно поэтому утверждение В.Г Полякевич, что "преддоговорная ответственность не составляет самостоятельного вида ответственности, принципиально отличного от деликтной или договорной ответственности, а обладает чертами как той, так и другой, почему и характеризуется как квазиделиктная, или квазидоговорная. Данная позиция открывает путь к использованию институтов аналогии закона и аналогии права в соответствии с п.1 ст. 6 ГК РФ", представляется лишенным научного содержания и практической ценности. Неясно при этом, каким образом с таким мнением автора соотносится ее вывод о том, что "в целом применение принципов договорного права к проблемам ответственности за преддоговорные нарушения представляется естественным путем теоретического и практического осмысления этих проблем". см.:

Полякевич В.Г. Указ. соч. С. 17-18.

165

практическую ценность наших выводов. Институт culpa in contrahendo, встраиваемый в систему российского законодательства путем аналогии права, лишь немногим отличается от своих западных образцов – главным образом ограничением размера убытков,

причиненных заключением недействительного договора, реальным ущербом. Для преодоления этого изъяна и окончательного нормативного закрепления правил о преддоговорной ответственности предлагаем внести в Гражданский кодекс РФ следующие изменения и дополнения:

В абзаце 2 п. 2 ст. 178 и в п. 2 ст. 179 ГК РФ слова "причиненный ей реальный ущерб" заменить словами "понесенные ею убытки".

Дополнить текст Кодекса статьей 4321 следующего содержания:

Статья 4321. Обязанности сторон при заключении договора

1. В ходе переговоров о заключении договора каждая из его сторон обязана,

действуя в соответствии с принципом добросовестности, обеспечивать соблюдение интересов другой стороны.

2. Лицо, не сообщившее другой стороне об обстоятельствах, могущих послужить основанием для признания договора недействительным, а равно об иных имеющих значение для другой стороны обстоятельствах, о которых оно знало или должно было знать, либо иным образом нарушившее установленную пунктом 1 настоящей статьи обязанность, должно возместить другой стороне понесенные ею убытки (статья 15), если иной размер возмещения вреда не установлен законом, даже если сторонами не был заключен действительный договор.

Сторона, ненадлежащим образом исполнившая обязанность, установленную пунктом 1 настоящей статьи, освобождается от ответственности, если докажет, что нарушение данной обязанности возникло не по ее вине.

С учетом специфики и характера обязательств отдельного вида законом может быть предусмотрено ограничение ответственности, предусмотренной настоящим пунктом,

случаями совершенного умышленно или по грубой неосторожности нарушения обязанностей при заключении договора.

3. Удовлетворение требования о возмещении убытков, предусмотренного пунктом

2 настоящей статьи, освобождает стороны от исполнения обязанностей по договору, если при рассмотрения дела не будет установлено, что надлежащее исполнение стороной

166

обязанностей, установленных пунктом 1 настоящей статьи, не повлияло бы на решение другой стороны заключить договор на таких же условиях либо повлекло бы за собой заключение договора на иных условиях. В последнем случае суд по требованию заинтересованной стороны вправе принять решение об изменении договора.

Выводы

Действующее российское гражданское законодательство вполне пригодно для включения в его систему института преддоговорной ответственности. Способом восполнения существующего законодательного пробела может служить аналогия права, на основании которой и при помощи отдельных положений об ответственности за culpa in contrahendo, касающихся урегулированных законом частных случаев, может быть сформулировано общее правило, охватывающее все возможные варианты нарушения обязанности добросовестного поведения в ходе переговоров, известные цивилистической доктрине стран Западной Европы. Полученный таким образом институт преддоговорной ответственности, предполагающий ее квазидоговорный характер и подлежащий включению в систему договорного права, является догматически непротиворечивым вариантом укоренения норм об ответственности за culpa in contrahendo в системе действующего гражданского права России и не требует изменений существующего нормативного массива для начала реализации предусмотренных им положений.

Единственным недостатком выработанного при помощи аналогии права института преддоговорной ответственности является дифференциация размера подлежащего возмещению вреда в зависимости от действительности заключенного договора и ограничение убытков, возмещаемых при недействительности сделки, реальным ущербом.

Основанием такого решения выступают положения ст. 178 и 179 ГК РФ, ограничивающие ответственность за заключение договора, недействительного вследствие существенного заблуждения или умышленного обмана, реальным ущербом, в связи с чем установление более строгой ответственности в иных случаях проявления недобросовестности в переговорах, повлекшей заключение недействительного договора, представляется невозможным.

Окончательная унификация института ответственности за culpa in contrahendo в

российском гражданском праве с его европейскими прообразами возможна путем замены

167

установленных в ст. 178 и 179 ГК РФ указаний на реальный ущерб обязанностью полного возмещения убытков. Кроме того, окончательному нормативному оформлению института преддоговорной ответственности и обеспечению необходимого уровня правовой определенности будет способствовать закрепление сформулированных нами положений об ответственности за culpa in contrahendo в тексте действующего ГК РФ, поскольку в силу особенностей сложившейся правовой культуры отечественные суды никогда не применяют на практике аналогию права даже там, где она вполне уместна.

168

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы исследовали возникновение доктрины culpa in contrahendo в науке пандектного права и ее восприятие судебной практикой и законодательством Германии, охарактеризовали процесс формирования общего института преддоговорной ответственности в нормативном контексте BGB и

продемонстрировали общие закономерности, связанные с распространением учения об ответственности за преддоговорную вину в другие европейские правопорядки,

выявили общие характеристики преддоговорной ответственности в российском гражданском праве и выработали некоторые рекомендации по восполнению выявленного нами пробела в отечественном гражданском законодательстве.

На основе грамматического, систематического и лексикологического анализа закрепленных в кодификации Юстиниана правовых норм и высказываний римских юристов мы определили, что римскому праву классической эпохи конструкция ответственности за culpa in contrahendo оставалась неизвестной. Для целей возмещения вреда, причиненного введением в заблуждение лица, вступившего в переговоры относительно заключения договора, использовался деликтный иск об умысле (actio doli). Между тем, свойственное данному средству правовой защиты инфамирующее действие побудило составителей Corpus Iuris Civilis провести почти повсеместное замещение данного иска исками из соответствующих договоров либо исками, основанными на фактическом составе (actiones in factum). С учетом изложенного можно согласиться с высказываемым в западной цивилистической литературе мнением, что вывод Р. Иеринга относительно наличия в римском праве норм, позволяющих выстроить непротиворечивую концепцию преддоговорной ответственности, является тенденциозным.

Однако вследствие острой потребности интенсифицирующегося гражданского оборота в установлении такой ответственности идеи Р. Иеринга были в общем и целом благосклонно приняты современниками, которые в большинстве своем стремились лишь внести необходимые коррективы в представления о догматическом основании ответственности за culpa in contrahendo, но не отказаться от данного средства восполнения пробела в позитивном праве. Вследствие этого до

169

введения в действие BGB состоялся ряд судебных решений, признающих ответственность за culpa in contrahendo в случае недействительности заключенного впоследствии договора. Однако на тот момент ни наука, ни практика еще не имели в своем арсенале достаточных средств для конструирования стройного и непротиворечивого принципа преддоговорной ответственности, которая представляла собой лишь систему исков о возмещении убытков, имевших между собой нечто общее — недействительность заключенного сторонами договора, и

покоившихся на представлениях о материальной справедливости. В таком виде — как ответственность за недействительность договора — идея culpa in contrahendo

была включена в первый проект Гражданского уложения для Германской империи,

азатем и в сам текст BGB.

Вделе выработки общего института преддоговорной ответственности на основе разрозненных специальных норм BGB ведущую роль сыграл творческий подход германской правоприменительной практики к интерпретации включенных в Уложение правовых предписаний, вследствие чего к 1930-м гг. немецкая цивилистика явила миру догматически стройную и конструктивно безупречную теорию преддоговорной ответственности, предполагающую особое основание ответственности и распространяющуюся на все случаи нарушения преддоговорных обязанностей одним из контрагентов независимо от действительности заключенного впоследствии договора, включая и случаи непосредственного причинения вреда жизни, здоровью или имуществу делового партнера в ходе переговоров. В

результате реформы обязательственного права 2001 г. в гражданском законодательстве ФРГ были закреплены основные положения выработанного доктриной и практикой института преддоговорной ответственности, чем и ознаменовалось окончание развития данной доктрины в германской цивилистике.

Основным положением об ответственности за culpa in contrahendo в нынешнем тексте BGB является § 311, в соответствии с которым вступление в переговоры или

"аналогичные сделочные контакты" сторон признаны юридическим фактом,

порождающим обязательственные отношения сторон, выстроенные по модели договорных.

170

Безоговорочное принятие выработанной германской юридической наукой и правоприменительной практикой ответственности за culpa in contrahendo

законодательством и цивилистической доктриной стран, входящих в германскую

(Австрия, Швейцария, Греция) и романскую (Франция, Италия) правовые семьи,

показывает, что восприятие идеи преддоговорной ответственности явилось общим направлением развития правопорядков континентальной Европы в XX веке. Между тем, скандинавская правовая семья, представленная Швецией, Данией и Финляндией, предоставляет добросовестному контрагенту значительно большие гарантии защиты его имущественных интересов, распространяя на случаи проявления culpa in contrahendo правило о толковании договора в пользу добросовестной стороны, что исключает необходимость введения самостоятельного института преддоговорной ответственности. Напротив, англо-саксонская правовая семья основывается на принципе caveat emptor (то есть будь осторожен,

покупатель!), вследствие чего немногочисленные случаи признания ответственности за culpa in contrahendo выступают здесь исключением из общего правила.

Таким образом, вполне закономерным представляется вывод, что в странах континентальной Европы, цивилистическая доктрина которых ориентирована не только на защиту добросовестности, но и на обеспечение баланса интересов сторон,

преддоговорная ответственность стала полноправным элементом системы гражданского права, предполагающим необходимость возмещения вреда в полном объеме независимо от того, признан ли заключенный под влиянием ненадлежащего исполнения одним из контрагентов своих преддоговорных обязанностей договор недействительным или нет. Применяемые в Германии определение объема ответственности согласно критерию негативного либо позитивного интереса, а

равно возмещение в рамках института culpa in contrahendo вреда, причиненного непосредственно жизни, здоровью или имуществу контрагента, представляются региональными отклонениями от генеральной линии развития данного правового института и объясняются в первом случае восприятием германской цивилистической доктриной теории интересов, а во втором — свойственной