учебный год 2023 / Dissertatsia_K_Gnitsevicha_Po_Preddogovornoy_Otvetstvennosti

151

представляемого исходя из установленного § 278 BGB правила474, согласно которому должник отвечает за вину своего представителя или помощника при исполнении обязательства как за свою собственную475.

Практика рассматривает эти случаи не с точки зрения culpa in contrahendo, а в контексте доктрины кажущихся (мнимых) полномочий (Anscheinsvollmacht) или доктрины falsus procurator476. Согласно этой концепции, представляемый несет ответственность за действия мнимого представителя, если он хотя и не знал о них, но при необходимой внимательности должен был иметь о них представление и мог им препятствовать.

Непринятие мер против деятельности лица, обладавшего мнимыми полномочиями, может квалифицироваться контрагентом, с которым тот вступил в правовую связь, как согласие представляемого с таким представительством. В русле этого подхода правоприменительная практика восстанавливает потерпевшему состояние,

соответствующее его представлениям о возникшем правоотношении: германские суды признают представляемого стороной заключенного договора и предоставляют потерпевшему позитивную защиту доверия477.

Российское законодательство не располагает средствами защиты добросовестного контрагента в подобных обстоятельствах. Применяемые в этом случае общие последствия недействительности сделки, предусмотренные ст. 167 ГК РФ, не предполагают обязанности недобросовестной стороны возместить убытки потерпевшего.

Ограничительные положения абз. 2 п. 2 ст. 178 ГК РФ пригодны для этого лишь в случае,

если заключенный договор имеет строго личный характер, вследствие чего несоответствие субъектного состава ожиданиям добросовестного субъекта является существенным заблуждением, однако в этом случае ответственность неуполномоченного представителя

474 Frotz G. Verkehrsschutz im Vertretungsrecht. Zugleich ein Beitrag zur sozialen Verantwortung als Korrelat privatautonomer Gestaltungsfreiheit. Frankfurt am Main, 1972. S. 247; Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 104.

475 Поскольку вступление в переговоры, согласно § 311 BGB, порождает обязательственное правоотношение договорного характера, положения § 278 BGB применяются для обоснования ответственности представляемого за вину действительных представителя или помощника, допущенную на стадии переговоров.

476 См.: Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 104; Peters F. Zur Geltungsgrundlage der

Anscheinsvollmacht // Archiv für die civilistische Praxis. 1979. Bd. 179. S. 214, 235 — 237; Rabello A.M. The Theory Concerning Culpa in Contrahendo. Precontractual Liability: From Roman Law to the German Legal System – A hundred years after the death of Jhering // European Legal Traditions and Israel. Essays on Legal History, Civil Law and Codification, European Law, Israeli Law; With Appendix New Israeli Laws of Contracts, Property and Succession [Prof. Guido Tedeschi in memoriam, Rovigo, May 17, 1907 – Jerusalem, November 21, 1992] / Ed. By Alfredo Mordechai Rabello. Jerusalem, 1994 (- XIII, 780 P.). P. 149 — 150.

477 См.: Canaris C.-W. Die Vertrauenshaftung im deutschen Privatrecht. München, 1971. S. 5, 192 – 193;

Fikentscher W. Scheinvollmacht und Vertreterbegriff // Archiv für die civilistische Praxis. 1955. Bd. 154. S. 1 – 9; Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 104.

152

ограничена реальным ущербом потерпевшего. Фидуциарных сделок в обороте сравнительно немного, а в большинстве случаев добросовестное лицо, заключившее договор с неуполномоченным представителем другого лица, не одобренный последним и недействительный по основаниям, которые отсутствовали бы, если бы стороной договора оказался представляемый, не имеет возможности компенсировать свои убытки.

При наличии общего принципа преддоговорной ответственности эта ситуация оценивается по-другому. Согласно § 179 BGB, добросовестный контрагент вправе требовать от неуполномоченного представителя исполнения договора (если оно фактически возможно) либо возмещения убытков. Ответственность за вину в переговорах не зависит от действительности договора и прочих его характеристик478. Следует, однако,

учитывать, что наличие этого положения в тексте BGB сегодня является данью традиции.

После нормативного закрепления в тексте уложения общего принципа о преддоговорной ответственности § 179 BGB лишь иллюстрирует возможный случай действия доктрины culpa in contrahendo, однако в этом состоит его актуальность для сравнительно-правовых исследований.

Наконец, российское гражданское законодательство обходит молчанием вопрос об ответственности стороны за заключение по ее вине договора, недействительного в силу скрытых разногласий сторон. Подобные преддоговорные нарушения могут быть проиллюстрированы известным в нашей стране по художественному фильму "Мимино"

примером, когда из-за поспешности сотрудницы телефонной компании, не удостоверившейся в правильности ее понимания заказа, сделанного лицом, в

недостаточной степени владеющим языком, на котором велись переговоры, герой фильма вынужден был оплачивать разговор с абонентом, находившимся в Тель-Авиве, вместо того, чтобы сделать звонок в Телави479.

478 § 179 BGB. Ответственность представителя без полномочий. (1) Тот, кто заключил договор в качестве представителя, обязан, если он не может доказать свои полномочия, по выбору другой стороны исполнить договор либо возместить вред, если представляемый отказывает в одобрении договора. (2) Если представитель не знал об отсутствии полномочий, он обязан лишь возместить вред, который терпит другая сторона вследствие доверия к его уполномоченности, но не свыше размера интереса, который другая сторона имела к действительности договора. (3) Представитель не несет ответственности, если другая сторона знала или должна была знать об отсутствии у него полномочий. Представитель также освобождается от ответственности, если он ограничен в дееспособности, разве только он действовал с согласия своего законного представителя.

Об ответственности представителя без полномочий в германском гражданском праве см.: Flume W. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Rechts II. S. 801 – 808; Nickel C. Die Rechtsfolgen der culpa in contrahendo. S. 103 – 104;

Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Rechts. München, 1997. S. 933 – 943.

479 Юридическую оценку данного случая см.: Чантурия Л.Л. Введение в общую часть гражданского права (сравнительно-правовое исследование с учетом некоторых особенностей постсоветского права). М., 2006. С. 252 —

254.

153

В завершение необходимо оценить допустимость использования по аналогии ст. 309 и ст. 393 ГК РФ для конструирования иска о возмещении преддоговорных убытков.

Подобное решение основывалось бы на доктринальной концепции Ф. Леонгарда, что отчасти сняло бы напряженность в вопросах практического признания ответственности за culpa in contrahendo в случаях заключения невыгодного договора. Обязанность добросовестного участия в переговорах и закрепленная в ст. 309 ГК РФ обязанность надлежащего исполнения обязательств выводятся из принципа добросовестности, а потому можно утверждать, что такая аналогия закона будет соответствовать требованию сходства подлежащих регулированию по аналогии правоотношений с принимаемыми за образец480.

Однако применению по аналогии положений ст. 309 и 393 ГК РФ,

устанавливающих обязанность надлежащего исполнения обязательств и ответственность за ее нарушение, к вопросам преддоговорной ответственности связано с серьезными проблемами. Данный вариант восполнения пробела в законе пригоден лишь в ситуации заключения действительного, но невыгодного добросовестной стороне договора, и не охватывает иные случаи наступления преддоговорной ответственности. Следование подобной аналогии закона означает, что к условиям ответственности относится и действительность сделки. Такое решение ставит под сомнение универсальность идеи преддоговорной ответственности, поскольку применение конкретной модели реализации ответственности зависит от последствий преддоговорного нарушения в части действительности заключенного договора.

Это решение могло бы стать временной мерой защиты добросовестности, если бы его реализация не была сопряжена со сложностями иного порядка. Однако применение ст. 309 и 393 ГК РФ к преддоговорным отношениям было бы допустимо, если бы в законе отсутствовали иные варианты регулирования сходных отношений. Однако пестрота законодательных решений заставляет усомниться в том, что применение по аналогии общих положений о договорной ответственности к ситуациям culpa in contrahendo будет поддержано практикой. Принципиально неразрешимые по действующему ГК РФ споры о том, какой именно из закрепленных в законе подходов заслуживает предпочтения,

480 Это, конечно, не означает, признания абсолютного сходства юридических составов, влекущих возникновение соответствующих обязанностей, поскольку обязанность добросовестного ведения переговоров формируется и реализовуетмя до заключения договора и вне порождаемого им правоотношения, тогда как об обязанности надлежащего исполнения договора можно вести речь лишь после заключения действительного договора и наступления срока его исполнения. Бесспорно, обязанность такого рода может быть реализована только в рамках порожденного действительным договором обязательственного правоотношения.

155

выполнение работ, оказание услуг либо смешанного или вообще не урегулированного в законе договора.

Выводы

Таким образом, российское гражданское законодательство предусматривает ответственность за culpa in contrahendo не как общий принцип, а применительно к отношениям конкретного вида или к отдельным преддоговорным нарушениям, которые входят во все выделяемые в европейской цивилистике группы случаев culpa in contrahendo. В столь же ограниченном виде эти вопросы были урегулированы и советскими кодексами.

Применение этих положений закона по аналогии вызывает сложности, связанные с непоследовательностью законодательных решений, не позволяющей определить общее правило, подлежащее применению путем простой аналогии закона. Различные условия ответственности за culpa in contrahendo при заключении договоров разных видов препятствует применения к неурегулированным случаям нарушения преддоговорных обязанностей общих правил об ответственности за ненадлежащее исполнение обязательств в порядке аналогии закона, поскольку универсальность предусмотренных ст. 393 ГК РФ правовых последствий может быть поставлена под сомнение с учетом законодательных норм, устанавливающих иные основания, условия и размеры ответственности.

Следовательно, единственным способом защиты добросовестного участника переговоров выступает формирование, доктринальное признание и нормативное закрепление общего принципа преддоговорной ответственности, то есть правила об обязательности следования принципу добросовестности при заключении договора и последствиях его нарушения.

Глава 4. Принцип ответственности за culpa in contrahendo в российском гражданском праве

Допустимость формирования общего правила о преддоговорной ответственности на основании положений действующего законодательства о последствиях преддоговорных нарушений в отдельных случаях уже рассматривалась отечественными авторами. По

156

мнению К.Д. Овчинниковой, этому препятствует системный анализ закона, показывающий желание законодателя ограничить сферу действия этой идеи. "Определение преддоговорной ответственности в рамках действующего права должно включать в себя оговорку «в предусмотренных законом случаях» и по сути представлять собой несколько систематизированное изложение частных… случаев. Об общей обязанности добросовестного ведения переговоров по отечественному праву говорить нельзя"482.

Предпосылкой для отвержения этого повсеместно признанного в странах континентальной Европы принципа оказалось неверное понимание автором места и роли института ответственности за culpa in contrahendo в системе гражданского права. Отождествляя ее с любыми случаями установления обязанности одной из сторон возместить другой какие-

либо убытки, связанные с заключением договора, К.Д. Овчинникова подменяет научный анализ проблемы калейдоскопом казусов, содержательно не связанных между собой.

Такой "системный анализ" случаев, когда дееспособная сторона возмещает неполностью дееспособному либо не понимающему значения своих действий или неспособному руководить ими контрагенту реальный ущерб (ст. 171, 172, 175 — 177 ГК РФ), вписанных в контекст собственно преддоговорной ответственности, подталкивает только к выводу о невозможности формирования общего правила, охватывающего все эти ситуации.

Несостоятелен и второй аргумент К.Д. Овчинниковой, согласно которому "в

отечественном праве не существует нормы, которая придала бы значение юридического факта началу переговорного процесса в качестве общего правила"483. Германский опыт показывает, что отсутствие такого положения в законе не препятствовало догматическому обоснованию и применению доктрины culpa in contrahendo в течение целого столетия действия BGB. Этот пробел в праве восполнялся интерпретаций отдельных положений закона Наоборот, законодательное придание переговорам характера правоотношения (п. 1

ч. 2 § 311 BGB)стало возможным лишь вследствие длительного применения на практике выработанного доктриной института преддоговорной ответственности с учетом предложенных наукой основания и условий такой ответственности.

482 См.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 32. Такой же вывод делает и А.Н. Кучер, см.: Кучер А.Н. Ответственность за недобросовестное поведение. С. 23; Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. С. 225 — 226. Щетинкина М.Ю. Реализация и ограничение действия принципа свободы договора: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 17-18. Противоположного мнения придерживается О.Н. Садиков, полагающий, что доктринальным основанием преддоговорной ответственности при отсутствии ее нормативного закрепления может выступать п. 1 ст. 10 ГК РФ, см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 977. (автор комментария — О.Н. Садиков).

483 Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 32.

157

Кроме того, К.Д. Овчинникова допускает еще одну ошибку. По ее мнению: 1)

Преддоговорная ответственность представляет собой ответственность за нарушение обязанностей, возникших до заключения договора. 2) Закон предусматривает обширное число случаев такой ответственности, но не содержит общего правила о ней. 3)

Формирование подобного общего правила невозможно, поскольку закон, по общему правилу, не считает вступление в переговоры о заключении договора правопорождающим юридическим фактом.

Выяснение критериев отнесения вступления в переговоры к юридическим фактам при таком подходе обречено на неудачу: в случае преддоговорной ответственности за заключение невыгодного договора следует констатировать, что юридическим фактом является вступление в переговоры о заключении договоров определенных в законе видов.

Переговоры относительно всех прочих договоров не порождают преддоговорные обязанности, нарушение которых приводит к преддоговорной ответственности.

Однако зачастую стороны могут вступать в переговоры, имея в виду возможность заключения любого договора, который способен привести к интересующему одного из контрагентов правовому результату. Например, А, желая получить во владение и пользование принадлежащий В объект, предлагает заключить договор, на который согласится В, — либо куплю-продажу, либо аренду. В процессе переговоров В не сообщает А об известных ему физических недостатках вещи. При этом В до последнего не знает, какой из двух договоров ему предпочтительней, а А готов на заключение любого из них. Возможно ли поставить решение вопроса о том, считать ли переговоры правоотношением, в зависимость от того, заключат ли стороны договор аренды,

относительно которого в законе предусмотрены последствия нарушения преддоговорных обязанностей, или же договор купли-продажи, для которого такая норма отсутствует?

Далее, исходя из ст. 178 ГК РФ, следовало бы признать, что правоотношением являются только такие переговоры, в ходе которых совершаются такие преддоговорные нарушения, приводящие к недействительности сделки ввиду существенного заблуждения стороны. В этом случае закономерен будет вопрос, как надлежит расценивать вступление в переговоры в том случае, если в их ходе не будет нарушена обязанность добросовестного поведения контрагентов либо ее нарушение не приведет к формированию существенного

заблуждения?

На наш взгляд, решение вопроса о признании за переговорами качества

158

правоотношения недопустимо ставить в зависимость как от вида подлежащего заключению договора, так и от характера нарушения преддоговорной обязанности. Эти обстоятельства приобретают значение для реализации ответственности за culpa in contrahendo при ее казуистическом закреплении, но не влияют на юридическую природу переговоров. Таким образом, и в отсутствие прямого указания закона всякое вступление в

переговоры о заключении любого договора является юридическим фактом,

порождающим права и обязанности сторон на стадии переговоров. Такой вывод соответствует концепции действующего ГК РФ, поскольку перечень юридических фактов,

закрепленный в п. 1 ст. 8, является неисчерпывающим, так что к числу иных действий граждан и юридических лиц может быть отнесено и вступление в переговоры о заключении договора. Таким образом, вступление в переговоры порождает особого рода преддоговорное правоотношение, содержанием которого выступают взаимные права и обязанности контрагентов по ведению переговоров на началах добросовестности.

Поскольку целью субъектов этого правоотношения является заключение договора на согласованных ими условиях, оно по своей юридической природе, подобно отношению из предварительного договора, является организационным484. Определение момента его возникновения является вопросом факта. Составление протокола о намерениях или иной способ фиксации отдельных элементов содержания будущего договора (т.н. пунктация, не являющаяся предварительным договором) 485 является лишь одним из способов доказательства факта вступления в переговоры.

В действующем законодательстве отсутствуют положения, препятствующие включению института culpa in contrahendo в систему российского гражданского права.

Практическая потребность в данном правовом институте несомненна; его доктринальная необходимость диктуется наличием общего принципа добросовестности, дедуцируемого из п. 2 ст. 6 и п. 3 ст. 10 ГК РФ, и подкрепляется законодательным закреплением правил о преддоговорной ответственности, охватывающих множество частных случаев.

Вусловиях отсутствия нормативного закрепления общего правила о

преддоговорной ответственности и с учетом невозможности использования аналогии

484 К числу организационных правоотношений относят отношения из предварительного договора, договора об организации перевозок и некоторые другие правоотношения. Подробнее см.: Кирсанов К.А. Гражданско-правовое регулирование организационных правоотношений: Автореф. диссертации на соискание уч. ст. канд. юр. наук. Екатеринбург, 2008. С. 3 – 25; Елисеев И.В., Кротов М.В. Предварительный договор в российском гражданском праве // Очерки по торговому праву. Вып. 7 / Сб.нучн. тр. под ред. Е.А.Крашенинникова. Ярославль. 2000. С. 64 – 84.

485 Дернбург Г. Пандекты. Обязательственное право. С. 24.

159

закона единственным способом конструирования института преддоговорной ответственности выступает допускаемая п. 2 ст. 6 ГК РФ аналогия права. Формирование общего положения о преддоговорной ответственности не может осуществляться в отрыве от закрепленных действующим законодательством правил. Из содержания предписаний ГК РФ, закрепляющих обязанность возмещения убытков, возникших вследствие culpa in contrahendo, могут быть сделаны следующие выводы касательно содержания общего правила о преддоговорной ответственности:

Вступление в переговоры порождает обязанность участвовать в них в соответствии с принципом добросовестности.

Нарушение преддоговорных обязанностей, вытекающих из принципа добросовестности, влечет за собой обязанность возмещения убытков, причиненных добросовестной стороне нарушением ее доверия контрагенту, хотя бы переговоры не завершились заключением действительного договора.

Основанием преддоговорной ответственности выступает нарушение возникшей при вступлении в переговоры обязанности добросовестного их ведения. Условием ответственности является вина стороны. Она наступает только за виновное нарушение преддоговорной обязанности, если иное не предусмотрено в законодательстве. С учетом специфики конкретных правоотношений законодатель для отдельных особых случаев может установить правило об ответственности только за такие нарушения преддоговорной обязанности, которые были совершены умышленно или по грубой неосторожности.

Размер преддоговорных убытков должен определяться на основании общего правила, закрепленного в ст. 15 ГК РФ. Перенесение на российскую почву дискуссии о возмещении негативного или позитивного интереса не имеет достаточных оснований ввиду отсутствия следов породившей ее теории интереса в российской цивилистике и принципиально различного подхода российского и германского законодательства к целям возмещения убытков486. Из § 249 BGB следует необходимость восстановления состояния,

которое существовало бы в данный момент времени при отсутствии нарушений закона.

Это позволяет обсуждать допустимость возмещения отрицательного или положительного договорного интереса как взаимоисключающих способов определения имущественных

486 Следует, впрочем, отметить, что некоторые отечественные авторы высказывались за право на существование категорий негативного и позитивного интереса в отечественном нормативном контексте. См., напр.: Яблочков Т.М. Негативный договорный интерес // Право и жизнь. 1923. № 3. С. 34, 35; Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 248.