учебный год 2023 / Dissertatsia_K_Gnitsevicha_Po_Preddogovornoy_Otvetstvennosti

141

без конструирования общего принципа преддоговорной ответственности. Во-вторых,

вопрос о допустимости формирования общих положений о преддоговорной ответственности на основании спорадических предписаний, включенных в текст действующего ГК РФ.

§ 3. Недостаточность существующего правового регулирования для удовлетворения потребностей оборота

Наличие в ГК РФ положений о преддоговорной ответственности, не охватывающих все возможные варианты нарушения доверия на стадии переговоров,

заставляет задуматься о возможности восполнения пробелов в законодательном регулировании вопросов преддоговорной ответственности наиболее простым путем — посредством применения по аналогии содержащихся в законодательстве норм о последствиях нарушения доверия контрагента при заключении договора, а также правил об ответственности за ненадлежащее исполнение обязательств.

Аналогия закона, обращение к которой при регулировании гражданских правоотношений допускается пунктом 1 ст. 6 ГК РФ, является наиболее действенным средством преодоления пробелов в позитивном праве. Оно восстанавливает состояние правовой определенности и снижает риск возможных ошибок правоприменителя,

избавленного от необходимости определения прав и обязанностей участников правоотношения исходя из общих принципов гражданского законодательства при использовании аналогии права. Однако допустимость применения нормы закона по аналогии должна определяться исходя из одновременного выполнения следующих трех условий: 1) сходство отношения, урегулированного нормой закона, и общественного отношения, нуждающегося в правовом регулировании; 2) соответствие применяемого по аналогии правила существу подлежащего урегулированию отношения; 3)

безальтернативность аналогии, то есть отсутствие конфликта (разночтений, коллизий,

конкуренции норм) в правовом регулировании сходных отношений, принимаемом при аналогии закона за образец.

В ряде случаев можно ожидать соответствия предлагаемого восполнения пробела в законодательном регулировании первым двум критериям. Однако ввиду принципиальной неоднородности законодательных решений, отсутствия четко прослеживаемого в законе

142

правила о размере ответственности и условиях ее наступления возникают серьезные сомнения в том, что попытки реализации преддоговорной ответственности на основании аналогии закона не обернутся формированием непоследовательной и противоречивой судебной практики и фактическим установлением в регулировании данной сферы общественных отношений бесконтрольного судейского усмотрения и в конечном итоге — произвола правоприменителей. Напомним, что законодательно установленные последствия идентичных нарушений преддоговорной обязанности добросовестного ведения переговоров, приведших к одному результату — заключению невыгодного для добросовестной стороны договора, различны и зависят от вида договора, заключенного сторонами. Пестрое регулирование преддоговорной ответственности, реализация которой в одних случаях зависит от отказа стороны от исполнения договора (при розничной купле-

продаже) или его расторжения (при несообщении контрагенту о юридических недостатках вещи, являющейся объектом договора аренды или ссуды), в других случаях возможна безотносительно к судьбе самого договора (по договорам аренды или ссуды при фактических недостатках вещи), в третьих — осуществляется по нормам деликтного права

(при договорах дарения и хранения), в четвертых — исключается (при заключении любого договора купли-продажи, кроме розничной), не позволяет определить общий порядок ее реализации.

Не меньшие сложности связаны с определением правила о значении вины недобросовестного контрагента. Закон содержит как формулировки, допускающие преддоговорную ответственность независимо от вины (ст. 178 и ст. 612 ГК РФ), так и правила, рассматривающие вину как ее непременное основание. В некоторых случаях имеет значение и форма вины (умысел и грубая неосторожность — ст. 693 ГК РФ).

Исключение преддоговорной ответственности при простой неосторожности контрагента применительно к договору ссуды указывает на общее правило, что такая форма вины недостаточна для наступления ответственности, когда она проявлена при заключении безвозмездного договора лицом, намеревавшимся произвести по нему предоставление.

Однако значение вины в переговорах о заключении возмездных договоров остается невыясненным.

Ограничительное регулирование вопросов преддоговорной ответственности по действующему ГК РФ распространяется лишь на поименованный в законе перечень нарушений преддоговорных обязанностей, допущенных указанным в законе субъектом.

144

2. В железнодорожной кассе ООО "Агентство по продаже авиа- и

железнодорожных билетов «Авиа Лайнс»", находящейся в гостинице "Москва" в Санкт-

Петербурге, в течение 2007 г. располагалось недействующее расписание движения поездов дальнего следования со всех вокзалов города (расписание на 2006 г.). В нем не был указан период его действия, так что у потенциального пассажира создавалась полная иллюзия того, что ему предоставлена возможность ознакомиться с действующим расписанием. В расписании было указано, что скорый поезд № 36 "Сибелиус" из Санкт-Петербурга в Хельсинки отправляется в 16:30 с Ладожского вокзала. В действительности этот поезд в 2007 г. отправлялся в 16:10 с Финляндского вокзала. Если при продаже билета на этот поезд сотрудники агентства не сообщали пассажиру, что вывешенное у них расписание не действует и что поезд отправляется с другого вокзала и в другое время, в их действиях усматриваются признаки culpa in contrahendo463. И если пассажир, доверяя полученной у перевозчика (или его агента) информации, в день отъезда приехал на Ладожский вокзал, он понес бы дополнительные расходы, чтобы не опоздать на поезд (незапланированные расходы на такси).

Применительно к этим случаям заслуживают внимания следующие обстоятельства. Во-первых, преддоговорная ответственность перевозчика или агента не исключается указанием в билете сведений об аэропортах и вокзалах отправления и назначения. Эта информация вносится в билет с помощью специальных обозначений, значение которых обычный гражданин-потребитель не может и не обязан знать. Их расшифровки не содержатся в билете и не могут быть получены пассажиром, проявляющим разумный уровень заботливости464. Во-вторых, заключение договора перевозки в помещении,

463 Согласно с п. 1 ст. 786 ГК РФ и ст. 82 Устава железнодорожного транспорта РФ (см.: Устав железнодорожного транспорта Российской Федерации: Федеральный закон от 24 декабря 2002 г. // СЗ РФ. 2003. № 2. Ст. 170. С послед. изм. и доп. В ред. Федерального закона от 04.07.2008 г. № 160-ФЗ // СЗ РФ. 2008. № 30 (ч. 2). Ст. 3616), договор перевозки пассажира железнодорожным транспортом является консенсуальным. Вопрос о том, выступало ли агентство в отношениях с потребителями от имени перевозчика или от собственного имени, не имеет значения для определения наличия здесь преддоговорного нарушения.

464 Не секрет, что понимание содержания российских билетов зачастую вызывает трудности у пассажиров. Действие принципа добросовестности при заключения договора должно проявляться в обязанности перевозчика дать контрагенту необходимые разъяснения о маршруте перевозки, времени и месте ее начала и окончания или по крайней мере указать соответствующую информацию в билете общедоступным способом и на общедоступном языке — государственном языке Российской Федерации. Перевозчик или агент, не исполняющий такой обязанности, может

быть привлечен к ответственности за culpa in contrahendo,

отсутствием у пассажира достоверной информации. В последнее время в этом отношении наметилась тенденция к обеспечению некоторого минимума прав пассажира. Генеральная прокуратура РФ квалифицировала как нарушение прав граждан использование иностранного языка или латинского алфавита при оформлении электронных билетов. Как указывается в официальном сообщении пресслужбы ведомства, это "создает определенные трудности пассажирам в прочтении билетов, а также нарушает их права". URL: http://www.genproc.gov.ru/news/news-10017/ (Дата обращения 18.08.2009).

145

специально предназначенном для работы с клиентами, формирует доверие последнего к информации, предоставленной для всеобщего ознакомления. Если она не соответствует действительности, это нарушает требование добросовестности при заключении договора даже при условии, что в приобретенном билете отражены верные сведения о перевозке.

Как видно, конструкция в ст. 12 Закона о защите прав потребителей,

устанавливающая условием возмещения убытков от преддоговорного нарушения отказ гражданина от исполнения договора, непригодна в случае заключения договора, не предполагающего передачи ему материального объекта во владение или в собственность.

Разумеется, эта норма обладает определенным потенциалом к формированию универсального правила о преддоговорной ответственности, однако для придания ей необходимого в данном случае расширительного толкования правоприменителю необходим четкий ориентир, состоящий в признанном отечественной цивилистикой доктринальном основании преддоговорной ответственности. Одного лишь принципа добросовестности, выводимого из п. 2 ст. 6 и п. 3 ст. 10 ГК РФ, для этого недостаточно,

поскольку он не позволяет установить условия и размер ответственности, исключающие ее обстоятельства и т.д. Во-вторых, в отсутствие доктринального признания универсальной ответственности за culpa in contrahendo любое расширительное толкование этого правила,

устраняющее из процедуры реализации притязания потребителя один или несколько обязательных элементов, противоречит действительному смыслу закона.

Многие традиционные для европейской цивилистики проявления общего принципа преддоговорной ответственности не могут быть выведены из положений ГК РФ путем простой аналогии закона. Это касается признаваемой в государствах континентальной Европы ответственности за разрыв переговоров, установление которой имеет первостепенное значение для коммерческого оборота, хотя она играет важную роль и в отношениях между иными лицами. Действующие правила об ответственности за уклонение от заключения договора не могут применяться для привлечения к преддоговорной ответственности лица, внезапно отказавшегося от продолжения переговоров, если в правилах о договорах соответствующего вида отсутствует аналогичная ст. 507 ГК РФ норма, предусматривающая обязательную процедуру урегулирования разногласий сторон.

Рестриктивные положения ст. 165 ГК РФ обусловливают возмещение убытков конвалидацией сделки, совершенной с нарушением требования к ее форме, либо сделки, не

146

прошедшей государственной регистрации. Возможность конвалидации таких сделок закон связывает 1) с исполнением совершенной в ненадлежащей форме сделки, требовавшей нотариального удостоверения либо 2) с соблюдением требований к форме сделки,

подлежащей государственной регистрации, если одна из сторон уклоняется от ее государственной регистрации465.

Эти положения закона неспособны путем аналогии восполнить отсутствие правила о возмещении убытков, причиненных уклонением от соблюдения формы сделки путем составления одного документа даже в тех случаях, когда закон не устанавливает требование о ее государственной регистрации (например, при заключении договора аренды здания или сооружения на срок менее одного года, ст. 651 ГК РФ), поскольку в таком случае будет нарушено не только требование к форме сделки, но и предписание об индивидуализации объекта договора, вследствие неисполнение которого договора признается незаключенным (применительно к договору аренды такое правило установлено п. 3 ст. 607 ГК РФ, конкретизируемым п. 3 ст. 26 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", который предписывает в качестве приложения к договору аренды недвижимости представлять на государственную регистрацию поэтажные планы объекта с указанием сдаваемых в аренду помещений и их площади466). Об использовании данной нормы ГК РФ для обоснования общего правила об ответственности за разрыв переговоров говорить не приходится.

Однако убытки от необоснованного прекращения переговоров могут быть весьма существенными, а вина второго контрагента в их возникновении — неоспоримой.

Например, участник общей долевой собственности на квартиру, желая продать долю, в

силу п. 2 ст. 250 ГК РФ извещает сособственника о согласованных с потенциальным покупателем условиях. Сособственник начинает подготовку к исполнению договора и заключает договор кредита с банком. Но продавец отказывается подписать договор в форме единого документа (ст. 550 ГК РФ), сообщая, что он передумал467. Негативная

465 Подробнее о процедуре исцеления недействительных сделок см.: Тузов Д.О. Конвалидация ничтожных сделок в российском гражданском праве // Вестник ВАС РФ. 2004. № 7. С. 145 — 165.

466 Именно в конкретизации требований ст. 607 ГК РФ видит одно из значений п. 3 ст. 26 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" Конституционный Суд РФ, см.: п. 3 Определения Конституционного Суда РФ от 5 июля 2001 г. № 154-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы закрытого акционерного общества "СЭВЭНТ" на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 1 статьи 165, пункта 3 статьи 433 и пункта 3 статьи 607 Гражданского кодекса Российской Федерации" // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2002. № 1.

467 Следует отметить, что в случае отказа продавца от государственной регистрации договора, предусмотренной п. 2 ст. 558 ГК РФ, покупатель защищен ст. 165 ГК РФ, предоставляющей ему право требовать государственной регистрации сделки и возмещения убытков, вызванных задержкой в ее регистрации.

147

свобода договора не позволяет признать договор заключенным, однако возникает вопрос о возмещении убытков контрагента, вызванных его доверием к серьезности намерений продавца. В действующем ГК РФ нет ни одной нормы, позволяющей требовать их возмещения.

Наконец, практическую потребность в правилах о преддоговорной ответственности демонстрируют ситуации заключения договора, исполнение которого изначально невозможно, если одна сторона, зная о существовании обстоятельств, препятствующих исполнению обязательства, не сообщила о них при заключении договора. ГК РФ, как и советские кодексы, не содержит правил о первоначальной невозможности. Любые соображения за или против признания первоначальной невозможности основанием недействительности сделки основаны на доктринальном толковании ст. 416 ГК РФ,

устанавливающей правовые последствия возникшей впоследствии невозможности исполнения обязательства.

Communis opinio doctorum признает первоначальную невозможность основанием недействительности сделки468, что соответствует как римско-правовой традиции469, так и контексту создания ГК РФ. Такое правило содержалось до реформы 2001 г. в § 306 BGB, а

в настоящее время есть в австрийском (§ 878 ABGB) и швейцарском (ст. 20 OR)

законодательстве. Однако растет популярность идей, согласно которым нужно отказаться от "юридической максимы двухтысячелетней давности, которая уже в момент своего возникновения знала достаточное число исключений, а ныне не имеет ни прямого, ни косвенного закрепления в законодательстве", и признать правомерность иного подхода,

учитывающего новые тенденции в германской цивилистической доктрине и международном частном праве470. С такими выводами и ходом рассуждения согласиться невозможно.

Во-первых, неверной является ссылка А.А. Павлова на германский опыт.

Германскому гражданскому праву в период действия BGB конструкция прекращения

468 Такого мнения придерживались как советские, так и современные российские цивилисты, см.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. С. 457 (автор главы — М.И. Брагинский); Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 21; Халфина Р.О. Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве. М., 1960. С. 199, 201; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под. ред. О.Н. Садикова. С. 930 — 931 (автор комментария — О.Ю. Шилохвост).

469 Правило о недействительности сделки вследствие первоначальной невозможности ее исполнения было предложено Цельсом и вошло в Дигесты Юстиниана: D. 50.17.185. Он же (Цельс) в 8-й книге "Дигест". Невозможное не является (предметом) обязательства. Пер. цит. по: Дигесты. Т. VII (2). М., 2005. С. 558 — 559.

470 См.: Павлов А.А. Некоторые вопросы учения о невозможности исполнения обязательств // Очерки по торговому праву: Сборник науч. тр. / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Вып. 11. Ярославль, 2004. С. 57 — 60.

148

обязательства ввиду невозможности его исполнения известна не была изначально,

поскольку BGB никогда не содержало такого основания прекращения обязательства.

Упомянутый автором § 275 BGB предусматривал невозможность предъявления иска об исполнении обязательства, если его исполнение становилось невозможным. Само обязательство невозможностью не прекращалось, и на его месте не возникало новое охранительное правоотношение, в рамках которого реализовывалась бы ответственность недобросовестной стороны. Напротив, обязательственное правоотношение (напр., из договора купли-продажи) прекращалось исполнением обязанности возместить причиненный вред471.

Во-вторых, "оговорку о недопустимости подобных договорных обязательств"

нельзя, вопреки мнению автора, увидеть в § 306 BGB. Эта норма общей части обязательственного права была исключена из Уложения в 2001 г. Теперь в § 311а BGB

предлагает противоположное правило, до введения которого все рассуждения по поводу несправедливости § 306 велись de lege ferenda. Но даже если бы наука и практика выработали подход для нейтрализации § 306 BGB, на их пути не было предписания,

аналогичного ст. 416 ГК РФ, поскольку § 275 BGB предлагал совершенно иное решение.

Однако в 2001 г. была создана и новая редакция § 275 BGB, где слова "иск об исполнении обязательства исключается, если исполнение невозможно", были заменены словами "иск… исключен…", вследствие чего это правило было распространено и на случаи первоначальной невозможности472.

Иной вывод из текста ст. 416 ГК РФ, чем связывающий первоначальную невозможность и недействительность сделки, противоречит логике и способен породить множество неразрешимых проблем, связанных с определением основания и момента прекращения обязательства, исполнение которого изначально невозможно. Исходя из рассуждений А.А. Павлова, можно предположить, что в его концепции порожденное сделкой обязательство существует определенное время и прекращается в силу невозможности его исполнения, когда такое исполнение должно быть произведено.

Однако такая конструкция не согласуется ни с текстом ст. 416 ГК РФ даже применительно к невозможности последующей, ни с общим контекстом гл. 26 ГК РФ. В силу п. 1 ст. 416

471 О последующей невозможности в германском гражданском праве, не изменившейся в связи с реформированием BGB в 2001 г., см.: Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Rechts. S. 360, 456.

472 Об изменениях, произошедших в правовом регулировании последствий невозможности исполнения обязательства, см.: Zimmermann R. The New German Law of Obligations. P. 43 — 49.

149

ГК РФ последующая невозможность прекращает обязательство в момент собственно возникновения невозможности; иной вывод требует если не формально закрепленного, то хотя бы доктринально признанного основания. Кроме того, юридические конструкции,

описывающие иные основания прекращения обязательств, позволяют сделать вывод, что в случае несовпадения моментов возникновения основания прекращения обязательства и собственно его прекращения такое несовпадение неминуемо отражается в тексте закона либо может быть логически выведено из него, что в первую очередь имеет отношение ко всем способам прекращения обязательства сделкой.

Конечно, иное решение этого вопроса способствовало бы hic et nunc большей защите добросовестного участника оборота, который при отсутствии общего принципа преддоговорной ответственности получил бы возможность возмещения своих убытков с помощью иска из действительного договора. Однако сложности теоретического и практического характера, вызванные отступлением от общей логики закона, даже предпринятым ради столь благородной цели, как защита добросовестного контрагента, и

искажения нормативного контекста, к которым привело бы такое решение, были бы несоразмерной платой за результат. В условиях применения ГК РФ можно вести речь о защите потерпевшего применяемым по аналогии п. 2 ст. 178 ГК РФ, поскольку из-за виновного деяния другой стороны на стадии переговоров он был введен в заблуждение относительно действительности сделки, которое хотя и не подпадает под понятие существенного заблуждения, закрепленное в абзаце 2 п. 1 ст. 178 ГК РФ, тем не менее должно быть учтено судом при распределении имущественных потерь между сторонами.

Пожалуй, единственной нормой ГК РФ, хотя и не предусматривающей преддоговорной ответственности непосредственно, но не вызывающей, на первый взгляд,

сложностей с определением ее основания и объема, является ст. 183, посвященная заключению договора неуполномоченным лицом (falsus procurator). Не объявляя такую сделку недействительной и не устанавливая обязанность возмещения убытков в тексте ст. 183 ГК РФ, закон признает неуполномоченного представителя стороной в обязательстве,

если представляемый прямо не одобрит сделку. Подобная конструкция порождает убежденность в том, что убытки контрагента от заключения ненужной ему сделки возмещаются им с помощью основывающегося на ненадлежащем исполнении обязательства иска из договора.

Однако в определенных случаях эта схема способна дать сбои. И дело здесь