учебный год 2023 / Dissertatsia_K_Gnitsevicha_Po_Preddogovornoy_Otvetstvennosti

111

необходимыми ему свойствами. Если вследствие неполноты информации стало невозможным использование товара (работы, услуги) по назначению, удовлетворению этого требования потребителя должна была предшествовать подготовительная процедура

— заявление требования о предоставлении ему информации. Только если информация не предоставлялась в оговоренный срок, он мог требовать расторжения договора и возмещения убытков.

Состоявшееся закрепление принципа преддоговорной ответственности для случаев заключения невыгодного для потребителя договора означало значительный шаг вперед — несмотря на реализацию в нем несвойственной европейской цивилистической доктрине идеи, связывающей возмещение преддоговорных убытков с расторжением договора.

Слабые стороны такого подхода очевидны: несложно представить себе случаи, когда расторжение договора купли-продажи и как следствие — возврат продавцу купленной вещи (что прямо предусматривалось абзацем 2 ч. 1 ст. 12 Закона) способны причинить покупателю (не обязательно потребителю) значительно большие убытки и неудобства, чем уже возникшие из-за отсутствия у него информации о товаре. Кроме того, данная схема вряд ли соотносится с обязательствами по производству работ или оказанию услуг.

Желание законодателя ввести в систему обязательственного права общий принцип преддоговорной ответственности несомненно. Он стремился следовать в общем русле европейской юриспруденции, и его вряд ли следует упрекать в невнимании к применяемым в европейских странах схемам такой ответственности. Причина появления ст. 10/12 Закона о защите прав потребителей именно в таком виде может быть найдена в следующем: в 1991 г. выходит в свет работа А.С. Комарова "Ответственность в коммерческом обороте", в главе III которой обсуждаются вопросы преддоговорной ответственности в западном правопорядке. В общем верно описывая доктрину culpa in contrahendo в гражданском праве ФРГ, автор допускает неточность в части ответственности за преддоговорную вину при заключении действительного договора.

Учитывая важность этого момента, приведем соответствующий фрагмент названной работы целиком:

"Аналогично должны быть возмещены убытки, когда одна сторона сообщает по небрежности неправильную информацию, которая побудила контрагента вступить в договор. Если бы не было сообщено этих данных, договор не был бы заключен или, по крайней мере, он был бы заключен на иных условиях. Лицо, которое оказалось в такой

112

ситуации, должно быть поставлено в положение, в котором оно находилось бы, если бы договор не был заключен, как это предусмотрено ст. 249 ГГУ ("лицо, обязанное возместить вред, должно восстановить состояние, существовавшее до причинения вреда"). Это означает, что договор должен признаваться несостоявшимся, а виновник обязан возместить расходы, предпринятые в связи с исполнением договора, ставшие теперь бесполезными"387.

Правовое регулирование такой ответственности в гражданском праве ФРГ рассмотрено нами ранее388. Учитывая, что ни текст цитированного абзаца, ни вывод из него автор не снабжает ссылками на источники, в которых бы разделялось подобное мнение, остается лишь предположить, что такая позиция сформировалась под влиянием представлений отечественной цивилистики о способах защиты гражданских прав и некритически перенесена им в правовую реальность, к тому моменту уже почти столетие как отказавшуюся от следования подобным канонам.

Между тем книга А.С. Комарова является единственным исследованием преддоговорной ответственности, появившимся на рубеже 1980-х — 1990-х гг., и одним из немногих произведений, написанных по этому вопросу современными российскими авторами на основе иностранных источников с должной их проработкой. Поэтому ее влияние на законодателя выглядит вполне закономерным.

В Законе о защите прав потребителей содержится еще одна норма, которую можно рассматривать как отголосок доктрины culpa in contrahendo в немецком ее выражении.

Согласно п. 2 ст. 12 (начиная с 1996 г. — ст. 14) Закона, право требовать возмещения вреда, причиненного вследствие недостатков товара (работы, услуги), предоставляется любому потерпевшему независимо от того, состоял ли он в договорных отношениях с продавцом (исполнителем). Очевидно, что данное правило, избыточное при наличии принципа генерального деликта, восходит к идее защиты личности и имущества контрагента, которая в германском правопорядке с учетом присущих ему особенностей

387 См.: Комаров А.С. Ответственность в коммерческом обороте. М., 1991. С. 48 — 49. Такую же ошибку в характеристике преддоговорной ответственности при заключении действительного договора допускает и С.Л. Дегтярев, см.: Дегтярев С.Л. Возмещение убытков в гражданском и арбитражном процессе: Учебно-практическое пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2003. С. 59 — 60.

388 Имеет, впрочем, смысл обратить внимание на то обстоятельство, что приведенный А.С. Комаровым перевод § 249 BGB не соответствует его фактическому содержанию: в действительности предложение первое § 249 BGB в редакции до 1 января 2002 г. (в действующей редакции — часть 1 этого параграфа) предусматривает обязанность не "восстановить состояние, существовавшее до причинения вреда", а восстановить такое состояние,

которое существовало бы в том случае, если бы обстоятельство, обязывающее к возмещению ущерба, не возникло. Перевод, соответствующий действительному тексту этой нормы, приводит В.А. Савельев, ср.: Савельев В.А. Гражданский кодекс Германии: История, система, институты. М., 1994. С. 80.

113

регулирования деликтных отношений реализуется в рамках института culpa in contrahendo.

В первоначальном виде данные положения Закона о защите прав потребителей существовали недолго: уже в 1996 г. они претерпели правку, несущественную с точки зрения преддоговорной ответственности. Формулировки частей 1 и 2 ст. 14 Закона остаются с того момента неизменными, но перечень оснований ответственности в ч. 1 ст. 12 был пересмотрен в 1999 г.389, когда в этой норме закона были объединены 1)

ответственность за необоснованное прекращение переговоров с потребителем, поскольку непредоставление потребителю при заключении договора информации о товаре, работе или услуге квалифицируется как уклонение от заключения договора, и 2) ответственность за заключение невыгодного потребителю договора. Установив право потребителя во всех этих ситуациях требовать полного возмещения убытков, законодатель сохранил закрепленное ранее условие для случаев второй группы, состоящее в расторжении договора и возвращении потребителем купленного товара продавцу (в отношении результатов работы или услуги правило об их возврате исполнителю действует постольку,

поскольку это соответствует характеру работ или услуг). Таким образом, это правило предусматривает восстановление имущественного состояния потерпевшего, заключившего невыгодный договор, в котором он находился бы, если бы заключение данного договора вообще не имело места, то есть преддоговорная ответственность наступает в размере негативного договорного интереса.

Современный вид положения ст. 12 Закона приобрели в 2004 г., когда требование потребителя о расторжении договора было заменено его правом на односторонний отказ от договора390. Предписания Закона о защите прав потребителей были унифицированы с правилами ст. 495 ГК РФ391, что существенным образом облегчило бремя потребителя,

389 См.: О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации "О защите прав потребителей": Федеральный закон от 17.11.1999 г. № 212-ФЗ // СЗ РФ. 1999. № 51. Ст. 6287.

390 См.: О внесении изменений в Закон РФ "О защите прав потребителей" и о признании утратившим силу п. 28 ст. 1 Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Закон РФ «О защите прав потребителей»": Федеральный закон 26.11.2004 г. № 171-ФЗ // СЗ РФ. 2004. № 52 (ч. 1). Ст. 5275. Разница между требованием расторжения договора и отказом от его исполнения состоит в том, что реализация первого из них связана либо с получением согласия другой стороны, либо с заявления такого искового требования, тогда как односторонний отказ от исполнения договора в случаях, допускаемых законом, влечет безусловное прекращение обязательства.

391 Хотя по смыслу абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК РФ в случае коллизии положений ГК РФ и иных федеральных законов, применяются нормы Кодекса, что должно, казалось бы, означать невозможность применения ст. 12 Закона о защите прав потребителей к отношениям розничной купли-продажи до унификации содержавшихся в ней правил с положениями ст. 495 ГК РФ, эта норма применялась судов общей юрисдикции. Согласно абзацу 2 п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.09.1994 г. № 7 "О практике рассмотрения судами дел о защите прав потребителей", в том числе в ред. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.11.2000 г. № 32 (Российская газета. 13.01.2001. № 7-8), судам следовало руководствоваться положениями ст. 12 Закона. Вопрос о соответствии данной нормы ст. 495 ГК РФ в Постановлении не затрагивался. Кроме того, положения ст. 12 Закона в

114

избавив его от необходимости заявления и поддержания в процессе двух исковых требований — о расторжении договора и о возмещении убытков, причиненных неисполнением продавцом (исполнителем) преддоговорных обязанностей, — вместо одного искового требования о возмещении убытков. Изменения не коснулись условий ответственности перед потребителем. Потребитель, отказавшийся от исполнения обязательства, обязан возвратить товар, результат работы или услуги, как и в случае расторжения договора.

Таким образом, современная редакция Закона о защите прав потребителей охватывает, хотя и с оговорками, все известные европейской цивилистике группы случаев преддоговорной ответственности, в том числе и связанные с непосредственным причинением вреда личности и имуществу потерпевшего, традиционно не выделяемые в правопорядках, основывающихся на принципе генерального деликта. Унифицировав последствия преддоговорных нарушений, повлекших незаключение договора и заключение невыгодного договора, законодатель сохранил обязанность возврата продавцу

(исполнителю) товара (результатов работ или услуг) как условие предъявления потребителем иска о возмещении убытков, вызванных заключением ненужного ему договора. В связи с этим область применения норм о преддоговорной ответственности была существенно сужена.

В ГК РФ отсутствует общая норма о последствиях нарушения преддоговорной обязанности информирования контрагента о свойствах объекта договора. Как и в советских кодексах, в ряде его статей встречаются отголоски идеи culpa in contrahendo и

предписания относительно последствий нарушения принципа добросовестности392 в ходе

любом случае применялись к отношениям из договоров о выполнении работ или оказании услуг. См., напр.: Постановление Президиума Московского городского суда от 05.09.2002 г. // БВС РФ. 2003. № 4.

392 В отечественной литературе в последнее время наблюдается возрастание внимания к проблеме конструирования принципа добросовестности участников гражданского оборота как общего начала регулирования частноправовых отношений. При этом касательно объективного требования добросовестности участников оборота современные исследования в большинстве своем не раскрывают его содержания, указывая лишь, что "когда недостаточно конкретных норм, необходимо обращаться к принципу социальной справедливости. Правило об этом закреплено в ч. 2 ст. 6 ГК РФ", см.: Иванова С.А. Некоторые проблемы реализации принципа социальной справедливости, разумности и добросовестности в обязательственном праве // Законодательство и экономика. 2005. № 4 С. 30-31. См. также: Белов В.А. Добросовестность, разумность, справедливость как принципы гражданского права // Законодательство. 1998. № 8. С. 49-52; Богданов Е. Категория "добросовестности" в гражданском праве // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 12-14; Вороной В. Добросовестность как гражданско-правовая категория // Законодательство. 2002. № 6. С. 10-21; Дедиков С. Наивысшая добросовестность: принцип под сомнением? // Бизнес-адвокат. 2006. № 2. С. 11-12; Емельянов В.И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002; Краснова С.А. Определение понятия "добросовестность" в российском гражданском праве // Журнал российского права. 2003. № 3. С. 62-67; Михайлов С.В. Значение категории добросовестности для обязательственных отношений и последствий недействительности договоров цессии // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика. Сб. ст. / Отв. Ред. М.А. Рожкова. М., 2006. С. 174-193; Попова А.В. Понятие принципа

115

переговоров об условиях договора конкретного вида, которые вместе с закрепленным в ст. 1064 ГК РФ принципом генерального деликта позволяют в определенной степени отстаивать интересы добросовестных контрагентов. В отечественной литературе приводится обширный перечень положений ГК РФ о преддоговорной ответственности.

Вместе с тем попытки некоторых российских юристов выстроить обобщенное учение о culpa in contrahendo на материале действующего ГК часто ошибочны ввиду недопонимания их авторами догматической природы и практического значения данной доктрины.

Так, В.А. Кияшко полагает, что она охватывает случаи "взыскания убытков,

вызванных отказом от исполнения незаключенного договора" (выделено мной. — К.Г.)393.

Хотя во всех правопорядках такое поведение является абсолютно правомерным и единственно возможным, а предложенная автором ответственность представляется нонсенсом, он настаивает, что его мнение поддерживается доктриной. Однако О.Н.

Садиков, к которому он апеллирует, рассматривает culpa in contrahendo как институт ответственности за отказ от заключения договора, то есть в рамках общего для советской цивилистики подхода394. Такая оценка абсолютизирует лишь одну из сторон преддоговорной ответственности и не дает верного представления о ее истинных роли и значении. Однако точка зрения О.Н. Садикова все же ближе к истине, чем явное заблуждение В.А. Кияшко395.

Не вполне корректна позиция К.Д. Овчинниковой, которая под преддоговорной ответственностью понимает ответственность стороны за недобросовестное ведение переговоров396 и называет статью Иеринга ее догматическим основанием397, но стремится

добросовестности в обязательственном праве: европейские и российские подходы // Юрист. 2005. № 9. С. 2-6; Попова А.В. Принцип добросовестности в обязательственных правоотношениях: судебная практика иностранных и международных судов // Арбитражный и гражданский процесс. 2005. № 6. С. 44-48; Попова А.В. Принцип добросовестности в международном коммерческом обороте: законодательство и судебная практика Российской Федерации и стран — членов Европейского Союза. Автореф. дис. … к.ю.н. М., 2005. С. 7-30; Скловский К.И. К вопросу о применении понятий добросовестности и основы правопорядка и нравственности // Хозяйство и право. 2005. № 8. С. 132-144 и др.

393 См.: Кияшко В.А. Правовые последствия признания договора незаключенным (сделки несостоявшейся) // Право и экономика. 2003. № 9. С. 83.

394 См.: Садиков О.Н. Недействительные и несостоявшиеся сделки // Юридический мир. 2000. № 6. С. 9 — 10; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ; [Авилов Г.Е. и др.]; Рук. авт. коллектива и отв. ред. О.Н. Садиков. — 3-е изд., испр., доп. и перераб. М., 2005. С. 977. (автор комментария — О.Н. Садиков).

395 Впоследствии и сам В.А. Кияшко оценивает преддоговорную ответственность как "взыскание убытков, связанных с незаключением договора". См.: Кияшко В.А. Несостоявшиеся сделки: очерк законодательства, теории и правоприменительной практики. СПб., 2007. С. 132.

396 Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. №№ 3, 4. См.: № 3. С. 8 —

9.

116

причислить к проявлениям ответственности за culpa in contrahendo все предусмотренные ГК РФ случаи, когда обязанность возмещения убытков так или иначе связана с заключением договора398. В фокусе исследования оказывается серия различных и не связанных между собой притязаний, имеющих самостоятельные характеристики и объединенных в общую группу по случайному признаку. Автору остается лишь констатировать "намерение законодателя закрепить преддоговорную ответственность в ограниченных, специально поименованных случаях"399. Несколько большую сдержанность при формировании перечня положений ГК РФ о преддоговорной ответственности демонстрирует А.Н. Кучер400. Однако этой исследовательнице также не удается избежать ошибок в сравнительно-исторической части исследования401, не позволяющих сформировать четкие представления о юридической природе преддоговорной ответственности.

Анализ современной отечественной литературы о преддоговорной ответственности показывает, что у российских авторов возникают сложности при разграничении случаев culpa in contrahendo и иных закрепленных в ГК РФ юридических составов, влекущих обязанность стороны несостоявшегося договора возместить другой стороне убытки. К

проявлениям преддоговорной ответственности относят положения ГК РФ, обязывающие возместить реальный ущерб лицу, не обладавшему при совершении сделки полной дееспособностью либо не способному понимать значение своих действий или руководить ими, если дееспособный контрагент знал или должен был знать о таких качествах

397 Знакомство К.Д. Овчинниковой с работой Р. Иеринга и последующим развитием доктрины culpa in contrahendo в германской цивилистике весьма поверхностно, о чем свидетельствуют отсутствие ссылок собственно на сочинение Иеринга и множество неточностей в описании конструкции преддоговорной ответственности в зарубежных правопорядках. Ср. с первоисточником: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. S. 1 — 112. Об истории зарождения и первых этапах развития доктрины culpa in contrahendo см.: Гницевич К.В. Доктрина culpa in contrahendo в немецкой цивилистике второй половины XIX века. С. 130 — 140.

398См.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 32 — 34.

399Там же. № 4. С. 32

400См.: Кучер А.Н. Ответственность за недобросовестное поведение при заключении договора //

Законодательство. 2002. № 10. С. 20 — 25.

401 Кроме неточностей в описании пандектной доктрины culpa in contrahendo А.Н. Кучер проявляет небрежность при анализе BGB. Из ее изложения следует, что § 122 является аналогом ст.ст. 178 и 179 ГК РФ, то есть что им охватываются все случаи недействительности договора вследствие обмана или заблуждения одной из сторон.

Однако § 122 BGB предусматривает последствия недействительности (ничтожности или оспоримости)

волеизъявления по причинам несерьезности намерений (§ 118), заблуждения стороны (§ 119) или недостоверности передачи волеизъявления (§ 120). Неприменимость положений § 122 BGB к случаям оспоримости волеизъявления, сделанного под влиянием обмана, подчеркивается в литературе (см., напр.: Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des

Bürgerlichen Rechts. München, 1997. S. 695; Boehmer G. Einführung in das bürgerliche Recht. 2. durchgearb. und erg. Aufl.

Tübingen, 1965. S. 340). В тексте перевода § 122 А.Н. Кучер заменяет многоточиями номера других параграфов BGB, предусматривающих основания недействительности волеизъявления (там же. С. 19). Такое же вольное отношение юридическим конструкциям западных правопроядков проявляется в монографии того же автора, см.: Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа: юридический аспект. М., 2005. С. 213 — 215.

117

контрагента402. С содержательной точки зрения, посвященные этому виду

"преддоговорной ответственности" нормы ГК РФ отличаются от положений ГК РСФСР

1964 г. только снижением возраста, по достижении которого гражданин переходит из группы "малолетние" в следующую возрастную категорию, с 15 (ст.ст. 13, 14 51 и 54 ГК РСФСР 1964 г.) до 14 лет (ст.ст. 26, 28, 172 и 175 ГК РФ). Значит, сохраняют силу все аргументы, высказанные против отнесения таких положений закона к проявлениям преддоговорной ответственности по советскому гражданскому праву.

Отметим, что ни российский, ни какой-либо из западных правопорядков не устанавливают ответственность за заключение недействительного договора вообще.

Ответственность за culpa in contrahendo, когда стороны заключают недействительный договор, связана не с его недействительностью самой по себе, а с несообщением контрагенту об основаниях его недействительности, известных другой стороне. Абсурдно было бы интерпретировать положения соответствующих статей ГК РФ так, будто они обязывают дееспособную сторону разъяснить неполностью дееспособному или не понимающему значения своих действий контрагенту наличие соответствующего основания недействительности сделки, чтобы затем рассматривать эти правила как проявления преддоговорной ответственности.

Следует учитывать, что сделки, недействительные вследствие отсутствия у одной из сторон полной дееспособности, не во всех случаях будут невыгодными для неполностью дееспособного контрагента. Зачастую осведомленность другой стороны о наличии субъективных препятствий к действительности сделки не может означать, что он заключит недействительный договор. Иногда такой контрагент будет действовать вполне добросовестно. Так, если несовершеннолетний в возрасте от 16 до 18 лет приобретает бывший в употреблении мотоцикл или велосипед, он может сообщить продавцу, что он распоряжается полученными им самостоятельно доходами (например, что на эту покупку он откладывал стипендию и заработок, полученный за время каникул), то есть что договор купли-продажи будет в силу подпункта 1 п. 2 ст. 26 ГК РФ действительным. Если

402 Общее для этих случаев правило закреплено в абзаце 3 п. 1 ст. 171 ГК РФ, ссылки на который имеются в п. 1 ст. 172, абзаце 2 п. 1 ст. 175, абзаце 2 п. 1 ст. 176 и п. 3 ст. 177 ГК РФ. Предложение о квалификации этих положений закона как частных случаев "ответственности из culpa in contrahendo" высказаны, в частности, К.Д. Овчинниковой, И.В. Бекленищевой и А.Н. Кучер, см.: Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 4. С. 33 — 34; Бекленищева И.В. Гражданско-правовой договор. С. 163; Кучер А.Н. Ответственность. С. 23 (здесь к случаям culpa in contrahendo автор относит только ст. 177 ГК РФ, не называя при этом причины, по которым остальные положения Кодекса, содержащие идентичные правила, не могут быть причислены к категории преддоговорной ответственности); Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. С. 226.

118

впоследствии договор будет оспорен его родителями и выяснится, что несовершеннолетний таких доходов не имел, то в силу абзаца 2 п. 1 ст. 175 и абзаца 3 п. 1

ст. 171 ГК РФ продавец будет обязан возместить несовершеннолетнему реальный ущерб,

несмотря на то, что продавец, зная об отсутствии у контрагента полной сделкоспособности, действовал абсолютно добросовестно.

Напомним, что доктрина Р. Иеринга в таких ситуациях возлагала ответственность за culpa in contrahendo на само не обладающее полной дееспособностью лицо, не сообщившее о препятствиях к действительности сделки403. При таком подходе осведомленность дееспособной стороны об отсутствии необходимого объема сделкоспособности у контрагента исключает преддоговорную ответственность, но не является самостоятельным ее основанием.

Под общее понятие преддоговорной ответственности отечественные авторы довольно часто подводят закрепленное в ст. 179 ГК РФ правило о специальных последствиях недействительности сделки, заключенной под влиянием обмана, состоящих в обязанности виновного возместить потерпевшему реальный ущерб404. Допустимость создания такой обобщенной теории преддоговорной ответственности, объединяющей неосторожное введение в заблуждение (culpa in contrahendo) и умышленный обман (dolus in contrahendo), является довольно спорной. Европейская цивилистика исходит из невозможности построения такого учения и самостоятельности каждой из его составляющих. Ответственность за умышленный обман и мошенничество (dolus) была известна еще деликтному праву Древнего Рима классической эпохи и реализовывалась с помощью actio doli —иска о возмещении вреда405. Доктрина culpa in contrahendo,

появившаяся во второй половине XIX в. и развивавшаяся европейской цивилистикой в течение столетия, изначально рассматривалась как самостоятельная концепция преддоговорной ответственности, и не мыслилась как дополнение или развитие известных праву норм об ответственности за dolus in contrahendo. Принципиальную неоднородность

403 Р. Иеринг пишет об установленных для некоторых субъектов ограничениях способности отчуждать имущество или обязывать себя по сделкам перед прочими лицами, см.: Jhering R.v. Culpa in contrahendo. SS. 45, 57 — 62. Иное прочтение работы Р. Иеринга, встречающееся в отечественной литературе (см., напр.: Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. С. 214), вряд ли соответствует тексту первоисточника.

404 Овчинникова К.Д. Преддоговорная ответственность. № 4. С. 33 — 35; Кучер А.Н. Ответственность. С. 19. Кучер А.Н. Теория и практика преддоговорного этапа. С. 29 — 30, 215, 227, 233 — 239; Бекленищева И.В. Гражданскоправовой договор: классическая традиция и современные тенденции. М., 2006. С. 163.

405 См.: Покровский И.А. История римского права (по изд. 1917 г.). М.: Статут, 2004. С. 445 — 446. Деликтный характер ответственности за умышленный обман при заключении договора отмечали: Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. Рига, 1924. С. 266 — 267; Дормидонтов Г.Ф. Система римского права. Общая часть. Второе студенческое издание. Казань, 1915. С. 203 — 205; Митюков К.А. Курс римского права. С. 50.

119

оснований этих концепций отмечали европейские исследователи данной проблематики,

начиная с пандектистов. В BGB оспоримость волеизъявления, сделанного под влиянием обмана или угрозы, предусмотрена § 123. Обязанность возмещения вреда является деликтной и реализуется, как указывается в литературе, "на общих основаниях", – по правилам § 823 и 826 BGB. Германская цивилистика и сегодня разграничивает эти случаи и culpa in contrahendo, настаивая на различиях в основании ответственности, ее размере и иных характеристиках406. Насколько нам известно, предложения объединить ответственность за dolus in contrahendo с теорией преддоговорной ответственности и создать на их основе общее учение в науке не высказывались. В системе цивилистических представлений стран Западной Европы деликтный характер ответственности за dolus in contrahendo407 не вызывает никаких сомнений, а природа ответственности за culpa in contrahendo остается в центре внимания. Однако существующее сегодня в отечественной цивилистике классическое понимание юридической ответственности408 вызывает существенные сложности при попытке рецепции подобного подхода на российскую почву.

Вопрос этот, впрочем, находится вне предметной плоскости настоящей работы и заслуживает более внимательного специального рассмотрения в рамках самостоятельного исследования.

Следует отметить, что случаи culpa in contrahendo невозможно оценивать сквозь призму учения о злоупотреблении правом. В науке гражданского права наибольшей поддержкой сегодня пользуется предложенное В.П. Грибановым понимание

злоупотребления правом как особого типа гражданского правонарушения, совершаемого управомоченным лицом при осуществлении им принадлежащего ему права, связанного с использованием недозволенных форм в рамках дозволенного законом общего типа

406 См.: Larenz K., Wolf M. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Rechts. S. 705; Boehmer G. Einführung in das bürgerliche Recht. S. 340; Flume W. Allgemeiner Teil des Bürgerlichen Rechts II. S. 532.

407 С тем, что описанные в ст. 179 ГК РФ действия, направленные на формирование у контрагента порочной воли к совершению сделки, совершаются умышленно, согласно большинство отечественных цивилистов. См., напр.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Под ред. Т.Е. Абовой и А.Ю. Кабалкина. М.: Юрайт-Издат, 2004. С. 450 — 455 (авторы комментария — Р.О. Халфина, Н.М. Коршунов); Постатейный научнопрактический комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации / Под общ. ред. А.М. Эрделевского. М., 2001. // ИПС "Гарант"; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Под. ред. О.Н. Садикова. С. 490 — 493 (автор комментария — О.Н. Садиков); Гражданское право: Учеб. / Под ред. Е.А. Суханова. 2-е изд., перераб. и доп. Т. 1. М., 2004. С. 369 — 373 (автор главы — В.С. Ем).

408 См., напр.: Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976, Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955; Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой ответственности. М., 1970.

120

поведения409. Однако согласиться с мнением данного автора о форме вины, необходимой для такого правонарушения, вряд ли возможно. Он полагает, что злоупотребление правом может быть и умышленным, и неосторожным410. Представляется, что такой подход был оправдан в эпоху действия Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.411, содержание ст. 5 которых и исследовалось В.П. Грибановым, однако абсолютно не соответствует современному нормативному контексту.

Существенное отличие закрепленного в ст. 10 ГК РФ правила от положений ст. 5

Основ 1961 г. состоит в отказе от использовавшейся ранее объективной категории

осуществления прав в противоречии с их назначением и ее замене на субъективный критерий осуществления прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу

с указанием возможности злоупотребления правом в иных формах. Такое уточнение в диспозиции правовой нормы о необходимости прямого умысла для совершения шиканы, а

также общий нормативный контекст, предполагающий возможность исключительно умышленного совершения правонарушения, состоящего в злоупотреблении412, является достаточным основанием, чтобы согласиться с авторами, полагающими возможным совершение злоупотребления правом исключительно при наличии вины в форме умысла413. Это исключает отнесение culpa in contrahendo к проявлениям злоупотребления правом414.

Основания ответственности за culpa in contrahendo, предусмотренные действующим ГК РФ, можно распределить на следующие группы:

1. В действующем ГК РФ преддоговорная ответственность непосредственно

409 Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992. С. 28 и сл. (ос. С. 53). См. также: Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. 2-е изд., испр. и доп. М., 2008; Яценко Т.С. Категория шиканы в гражданском праве: история и современность. М., 2003. С. 79 — 103.

410См.: Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 46 — 51.

411См.: Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, утв. Законом СССР от

08.12.1961 г. // Ведомости ВС СССР. 1961. № 50. Ст. 525.

412 См., напр., ст. 159, 165, 185, 201, 202, 285 Уголовного кодекса РФ от 24 мая 1996 г. // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2954 (с послед. изм. и доп.; в ред. Федерального закона от 15 июля 2009 г. № 215-ФЗ // СЗ РФ. 2009. № 31. Ст. 3921). Подобный метод, предполагающий установление содержания понятия злоупотребления на основании положений нормативных актов, относящихся к иным, чем гражданское право, отраслям права, использовался и В.П. Грибановым, см.: Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 47.

413 См.: Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. С. 159; Яценко Т.С. Категория шиканы в гражданском праве. С. 103.

414 Кроме того, следует учитывать, что правила о последствиях злоупотребления правом применяются судами с большой осторожностью, см.: Обзор практики применения арбитражными судами ст. 10 ГК РФ: Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25.11.2008 г. № 127 // Вестник ВАС РФ. 2009. № 2. С. 156-171.