учебный год 2023 / AP12_24-31_2015_Egorov_ponyatie_sdelki_VS

Андрей Владимирович Егоров, к. ю. н., первый заместитель председателя Совета, ИЦЧП при Президенте РФ, главный редактор журнала «Арбитражная практика для юристов» an.egorov@action-media.ru

Постановление Пленума Верховного суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами неко-

торых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Постановление), бесспорно, станет документом, определяющим практику применения судами гражданского законодательства на долгие годы. Документ сопоставим по своему значению с эпохальным постановлением двух высших судебных инстанций 1996 года, известным в юридическом мире под аббревиату-

рой «6/8» (постановление Пленума ВС РФ № 6, Пленума ВАС РФ № 8 от 01.07.1996 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»). На фоне совместного постановления новые разъяснения демонстрируют, насколько существенный прогресс в развитии отечественного гражданского права произошел за последние 19 лет.

Ниже мы рассмотрим положительные стороны Постановления, а также отдельные положения, которые вызывают вопросы.

Возможно, они связаны с отсутствием должной критической массы на стадии обсуждения проекта этого постановления.

Разумеется, критика соответствующих положений является личным мнением автора этих строк, которое ни в коем случае не претендует на бесспорность или истину.

Более того, автор искренне считает принятое постановление крайне удачным во многих его проявлениях. Собственно, именно на этом фоне и становятся заметны некоторые его недочеты.

При квалификации действия как сделки ВС РФ предлагает ориентироваться на возможность признания ее недействительной

В пункте 50 Постановления Верховный суд освещает доктринальный вопрос о правовой природе сделки. Он дает достаточно важное уточнение тому термину «действие», который использован при определении понятия сделки в ст. 153 ГК РФ. Согласно Постановлению сделкой является не любое действие, а именно волеизъявление, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Это довольно нетрадиционный для современной отечественной науки подход, хотя в Германии, например, ключевой категорией является именно категория волеизъявления. Таким образом, уточнение, сделанное Верховным судом, можно считать в целом правильным. При этом практическое значение данного уточнения вызывает вопросы. Например, имел ли в виду Верховный суд, что передача вещи не является сделкой, поскольку в этом действии нет волеизъявления?

Или, напротив, что составление акта приема-передачи может быть признано волеизъявлением, направленным на перенос права собственности на вещи, поименованные в указанном акте? На эти вопросы предстоит ответить судебной практике. Верховный суд привел примеры волеизъ-

явлений, признаваемых сделками, то есть дал положительные примеры, но не привел отрицательных примеров, то есть не назвал виды действий, за которыми суды ранее признавали значение сделок. А теперь, после того как на передний план вышла категория волеизъявления, стала понятна ошибочность прежнего понимания (собственно, для этого и требовалось вводить уточнение понятия сделки). Нам такие проблемы не известны. Возможно, разработчикам знакома судебная практика, свидетельствующая об их наличии.

Еще один речевой оборот, использованный в п. 50 Постановления, вызывает вопросы: «при решении вопроса о правовой квалификации действий участника (участников) гражданского оборота в качестве сделки для целей применения правил о недействительности сделок». Что означает «для целей применения правил о недействительности сделок»? Вообще-то, первично понимание явления — сделка это или нет, — а вопрос о том, можно ли его оспорить, это уже производный вопрос. На наш взгляд, использованный речевой оборот можно истолковать в том смысле, что могут быть какие-то действия, признаваемые сделками не для целей их оспаривания, но не признаваемые таковыми для этих целей. Однако такое толкование было бы странным и его следует избегать. Сделка — единое понятие, его содержание не должно меняться в зависимости от каких-то целей правоприменителя.

Возможно, Верховный суд хотел дать подсказку судам — когда затрудняетесь с ответом на вопрос, сделка перед вами или нет, задумайтесь, можно ли ее признать недействительной. Тут многое встает на свои места. Например, передача вещи, конечно, не может быть признана недействительной, ведь вещь переместилась в пространстве и перешла во владение к другому лицу. Теперь эту вещь можно обязать передать обратно, но это отнюдь не признание

ГЛАВНАЯ ТЕМА

недействительной первоначальной передачи. И, напротив, если в акте приема-переда- чи вещи сокрыта воля отчуждателя на перенос права собственности на определенные вещи и воля приобретателя на принятие этих вещей в собственность, этот акт может оспариваться.

Случаи, когда признание долга и согласие на сделку не являются волеизъявлениями

Рассмотрим далее перечень волеизъявлений, которые Верховный суд рекомендует считать сделками. В него попали граждан- ско-правовой договор, выдача доверенности, признание долга, заявление о зачете, односторонний отказ от исполнения обязатель-

РАЗЪЯСНЕНИЯ ВС ПО СДЕЛКАМ

ства, согласие физического или юридического лица на совершение сделки.

В целом этот перечень правильный, но необходимо сделать одну важную поправку в отношении признания долга и согласия на совершение сделки. И то, и другое может принимать форму волеизъявления, но может обойтись и без нее. В части согласия высказанное нами соображение относится, конечно, к согласию в форме последующего одобрения. Если речь идет о предварительном разрешении на сделку, то это всегда волеизъявление. Разберемся подробнее, о чем речь.

Признание долга. В постановлении Пленума ВС РФ от 29.09.2015 № 43

Как правило, для оспаривания акта будет не так много оснований, но тем не менее они могут иметь место. Например, насилие или угрозы. Предположим, продавец обязался продать покупателю трех коров из своего стада в сто голов. В данном случае продавец обязан передать товар среднего рода и качества, то есть не обязан отдавать своих лучших племенных животных, но и не вправе настаивать на принятии покупателем худших из них. Далее покупатель приезжает к месту нахождения коров и заставляет продавца или его представителя под угрозой применения силы отдать ему трех самых лучших коров и составить об этом соответствующий акт. Вопрос: может ли здесь что-то быть оспорено? На наш взгляд, да. Ведь собственность на коров перешла покупателю не в момент заключения договора купли-продажи, а в момент их выбора и передачи ему, сопровождаемой волеизъявлением в форме акта приема-передачи. Оспорено в данном случае должно быть волеизъявление о переносе собственности на трех конкретных коров, так как оно сформирова-

но с пороками воли продавца. И только после того, как оно будет оспорено, продавец вправе требовать возврата себе тех трех животных, которых он лишился. Возврат животных должен происходить в порядке применения последствий недействительности сделки. После такого возврата восстановится обязательство продавца перед покупателем, и должны быть переданы иные три коровы среднего рода и качества.

Полагаем, что иные подходы к решению данного вопроса, отрицающие возможность возврата коров продавцу, будут способствовать проявлениям насилия или угроз в обороте и не могут признаваться справедливыми. Понятно, что на месте коров в приведенных нами примерах могут быть любые иные объекты — станки, оборудование и т. п. Главное, чтобы сохранялась их индивидуальность после передачи покупателю, поскольку в противном случае произойдет смешение с его собственным имуществом и удовлетворить вещный иск продавца будет невозможно.

«О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности» содержится следующий перечень обстоятельств, из которых может следовать признание долга как основание для перерыва срока исковой давности: признание претензии; изменение договора уполномоченным лицом, из которого следует, что должник признает наличие долга, равно как и просьба должника о таком изменении договора (например, об отсрочке или о рассрочке платежа); акт сверки взаимных расчетов, подписанный уполномоченным лицом (п. 20). Казалось бы, прямо выраженное волеизъявление, адресованное кредитору, с фразой «я признаю долг по такому-то договору» является сделкой, которая может быть оспорена. Однако даже в этом случае все далеко неоднозначно. В германской доктрине считается, что признание долга есть чисто фактическое поведение должника в отношении его кредитора, из которого следует то, что должник осознает существование притязания кредитора к нему1.

И тем более акт сверки взаимных расчетов или абстрактная просьба об отсрочке, не содержащая в себе никакой конкретики, достаточной для признания ее офертой об изменении договора (то есть односторонней сделкой), по-видимому, не является волеизъявлением. В момент совершения такого действия должник может не осознавать тех целей, которые он достигает данным волеизъявлением. Однако осознанное преследование цели порождения правовых последствий есть неотъемлемый атрибут сделки, на наш взгляд.

Тем не менее ситуация сложнее. Можно ли оспорить признание долга, сделанное под давлением? Справедливость требует положительного ответа на данный вопрос.

Но тогда как оспаривается такое признание? Германская доктрина придумала для этого категорию сделкоподобных действий (geschaeftsaehnliche Handlungen), к которым могут применяться некоторые правила о сделках, в частности о дееспособности и оспаривании ввиду наличия пороков воли.

В России такой параллельной категории нет. Может быть, это послужило основой для расширительного толкования Верховным судом категории признания долга и отнесения ее к сделкам.

Последующее одобрение сделки. Комментируемое постановление не содержит специальных примеров в отношении общего института последующего одобрения. Однако для такого специального случая, как одобрение сделки неуполномоченного лица, в п. 123 Постановления приведено достаточно примеров. Под последующим одобрением сделки представляемым могут пониматься, в частности: письменное или устное одобрение независимо от того, кому оно адресовано; признание представляемым претензии контрагента; иные действия представляемого, свидетельствующие об одобрении сделки (например, полное или частичное принятие исполнения по оспариваемой сделке, полная или частичная уплата процентов по основному долгу, равно как и уплата неустойки и других сумм в связи с нарушением обязательства; реализация других прав и обязанностей по сделке, подписание уполномоченным на это лицом акта сверки задолженности); заключение, а равно одобрение другой сделки, которая обеспечивает первую или заключена во исполнение либо во изменение первой; просьба об отсрочке или рассрочке исполнения; акцепт инкассового поручения.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Думается, рассуждения в данном случае могут быть примерно такими же, как и приведенные выше в отношении признания долга. Иными словами, могут быть примеры поведения, которое засчитывается как одобрение, но при этом волеизъявлением не является. Предположим, неуполномоченное лицо приобрело от имени И. билет в театр, И. посетил спектакль, то есть принял исполнение и одобрил сделку. Будем ли мы рассматривать нахождение И. в зрительном зале как волеизъявление? Сможем ли его оспорить? Думается, что вряд ли.

Таким образом, подводя промежуточный итог затронутой теме, мы полагаем, что п. 50 Постановления охватываются только те случаи признания долга и одобрения сделки, которые являются подлинными волеизъявлениями, но не конклюдентными действиями.

Общий подход ВС РФ к односторонним сделкам

В пункте 51 Постановления Пленум обратил внимание на институт односторонних сделок, который является несправедливо забытым в российской доктрине, ориентирующейся, прежде всего, на договоры (двух или многосторонние сделки).

Основной вопрос, который решается в Постановлении, — о последствиях совершения односторонней сделки с несоблюдением требований к ней или в случаях, когда возможность ее совершения не предусмотрена ни законом, ни соглашением сторон. Согласно разъяснению такая сделка не влечет юридических последствий, на которые она была направлена.

Задумаемся, что это означает? Что хотел этим сказать Верховный суд и почему он не упомянул одну из разновидностей недействительных сделок — ничтожность или оспоримость? Нам сложно ответить на данный вопрос. Как представляется, односторонняя сделка, которая нарушает закон, должна признаваться ничтож-

РАЗЪЯСНЕНИЯ ВС ПО СДЕЛКАМ

ной, поскольку при ней чаще всего идет речь о правах и обязанностях третьих лиц (п. 2 ст. 168 ГК РФ). Ничтожность должна наступать в случае, если в одностороннем порядке заявлено о зачете требования, не пригодного для зачета, равно как если заявлен отказ от договора без оснований, предусмотренных данным договором. Например, условие договора позволяло отказаться от договора при наличии двух непогашенных последовательных платежей, а кредитор отказался при однократной просрочке.

Думается, удвоение понятий в данном случае было ни к чему. Судам придется разбираться, что скрывается за словами «сделка не влечет юридических последствий». Надеемся, они будут решать дела, как если бы такие сделки были прямо названы Пленумом ВС РФ ничтожными.

Интересно также поразмышлять, какие случаи имел в виду Верховный суд, когда говорил о том, что возможность совершения односторонней сделки может быть предусмотрена законом или соглашением сторон? Следует ли это понимать таким образом, что стороны могут выдумать новый вид односторонней сделки?

На наш взгляд, лучше понимать разъяснение более ограничительно, а именно: если закону известна такая-то сделка (например, односторонний отказ от договора), то стороны могут предусмотреть в договоре условия ее совершения — например, если закон не устанавливает возможность одностороннего отказа от договора по инициативе одной из сторон, они, тем не менее, могут договориться об этом.

Юридически значимые сообщения относятся к односторонним сделкам

и получают силу с момента поступления к адресату

Применительно к односторонним сделкам в Постановлении затрагивается еще одна

ГЛАВНАЯ ТЕМА

висимо от того, когда мои соседи получили письма, и получили ли они их вообще. То есть в таком случае «информация об односторонней сделке» не будет иметь никакого правового значения и, значит, применять правила ст. 165.1 ГК просто никому не придет в голову.

Напротив, если банк из-за просрочек заемщика написал ему письмо об одностороннем отказе от договора и досрочном возврате кредита, получит оплату от ничего не подозревающего об отказе заемщика до того, как последнему поступит такое письмо, то односторонний отказ банка не вступит в силу. Дело в том, что проверка оснований для отказа должна производиться на момент поступления уведомления об отказе (то есть в момент вступления отказа в силу). То же самое касается и заявления о зачете. Очевидно, что если А и Б имеют встречные требования друг к другу на одинаковую сумму и А, имея по условиям договора такую возможность, погасит свой долг перед Б путем платежа на счет третьего лица, а Б при этом уже успеет направить заявление о зачете в адрес А, которое, правда, поступит А лишь после платежа, то зачет не произведет своего действия по прекращению встречных обязательств. Как следствие, А сможет потребовать от Б платежа, несмотря на сделанное последним заявление о зачете.

Об отзыве предварительного согласия достаточно уведомить лишь одну сторону сделки

Еще один пример, где Пленум сталкивается с ситуацией односторонней сделки, требующей восприятия — отзыв предварительного согласия на сделку (п. 57 Постановления). Данный отзыв должен приобрести силу только с момента поступления его адресату. Понятно, что если отзыв поступит по адресу уже после совершения соответствующей сделки, он опоздает, и сделка будет действительна. Примечательно, что для обоснования этой совершенно правильной

РАЗЪЯСНЕНИЯ ВС ПО СДЕЛКАМ

идеи Верховный суд прибег не к ст. 165.1 ГК (хотя с учетом п. 66 Постановления это было бы логично), а к аналогии с правилами об отзыве акцепта.

ЦИТАТА: «Поскольку гражданским законодательством не установлены правила об отзыве согласия третьего лица на совершение сделки, в таком случае по аналогии закона подлежат применению положения об отзыве акцепта (пункт 1 статьи 6, статья 439 ГК РФ)» (п. 57 Постановления) .

Конечно, в указанной норме об акцепте закреплена та же общая идея о сделках, требующих восприятия, которая описана выше. Но Верховный суд предпочел аналогию со специальным правилом, а не ссылку на общее правило, которое он же и придумал (имеется в виду ст. 165.1 ГК).

Однако аналогия со ст. 439 ГК РФ об отзыве акцепта обостряет вопрос о том, кто является лицом, которое должно воспринять отзыв согласия для того, чтобы отзыв приобрел силу. Применительно к акцепту все понятно — это другая сторона сделки. А как быть с согласием? На наш взгляд, отзыв должен приобретать силу с момента получения его тем лицом, для которого требовалось согласие (родителем несовершеннолетнего при отзыве согласия органа опеки и попечительства, арендатором при отзыве согласия арендодателя на субаренду, первоначальным должником при отзыве согласия на перевод долга и т. п.).

Тем не менее Верховный суд однозначно так не высказывается. Он разъясняет, что «отзыв согласия, сообщение о котором поступило сторонам сделки после ее совершения, считается несостоявшимся». Попутно заметим, что в этом случае правильнее говорить о том, что отзыв согласия является недействительной сделкой (то есть, которая не произвела правовых последствий), причем в третьей форме — не оспоримой и не ничтожной. Это показывает

недостаточность классификации недействительных сделок на оспоримые и ничтожные. А термин «несостоявшаяся сделка», воспринятый Верховным судом должен применяться скорее в случаях, когда сделки вообще нет. Например, если в отзыве согласия (как в одностороннем волеизъявлении) не определен или недостаточно определен его предмет (то есть отзываемое согласие).

Обратим внимание на то, что Пленум Верховного суда говорит про сообщение об отзыве согласия в адрес «сторон сделки», а не одной из сторон, для которой требовалось согласие. Здесь необходимо толкование. На наш взгляд, не стоит толковать данную фразу таким образом, что об отзыве согласия обязательно нужно оповестить обе стороны сделки. Оповестить достаточно одну. Другое дело, что если эта сторона, даже зная об отсутствии согласия (ввиду его отзыва), все-таки заключит сделку с контрагентом, который будет добросовестно полагать, что согласие имеет место, то сделка останется в силе (п. 2 ст. 173.1 ГК). При этом недобросовестность контрагента может следовать не только из того, что он знал об отмене согласия, но и из того, что он должен был знать об этой отмене. В последнем случае речь идет об определенном вменении обязанности знания (например, если об отмене согласия знал его контролирующий участник или кто-либо из членов наблюдательного совета). Если же мы говорим о том, что отмена согласия происходит только в случае уведомления этой другой стороны сделки, то оценка добросовестности через вменение обязанности знания уже уходит на второй план. Это в очередной раз доказывает неправильность идеи о том, что следует уведомлять об отзыве предварительного согласия обе стороны сделки.

Правило о защите добросовестного контрагента применяется только в случае, когда речь идет об оспоримых сделках. Таков буквальный текст закона, и можем засвидетельствовать, что таким было

намерение законодателя. Это значит, что для ничтожных сделок правильное толкование разъяснения Пленума Верховного суда является крайне важным: если надо уведомить обе стороны сделки об отзыве предварительного согласия, то уведомления только одной стороны недостаточно и сделка получит силу; если только одну сторону — то сделка окажется ничтожной.

Закон прямо называет ничтожной такую сделку без согласия, как перевод долга, например. На наш взгляд, отстаиваемая выше позиция о том, что достаточно уведомить одну сторону (первоначального должника), подтверждается еще и тем соображением, что кредитор может и не знать

одругой стороне сделки перевода долга. Согласие на перевод долга могло быть дано конкретно (с указанием нового должника), а могло быть дано более абстрактно (с указанием нескольких возможных должников или даже критериев их выбора, например — «любая кредитная организация Российской Федерации»). В последнем случае странно требовать от кредитора, что он должен направить уведомления об отзыве согласия широкому кругу лиц.

Собственно, в любом случае отзыва предварительного согласия лицо, управомоченное давать согласие, в момент отзыва не знает доподлинно, кто является другой стороной сделки (ведь сделки пока нет; если она есть — бессмысленно отзывать согласие, оно уже «сработало»).

Подводя итог своим кратким рассуждениям по проблемам, которым в развитой доктрине посвящают целые монографии, отметим, что самое главное достижение Верховного суда Российской Федерации заключается в том, что базовые вопросы

опонятии сделки стали, наконец, предметом судебного толкования. И в этом плане уже не столь важны те шероховатости, которые можно заметить в данных разъяснениях. При их правильном истолковании они вполне работоспособны и полезны для практиков.