учебный год 2023 / 1vestnik_grazhdanskogo_prava_2014_06

Проблемы ЧАСТНОГО (гражданского) ПРАВА

21

отсутствии – в месте своего пребывания». Аналогичная презумпция предусмотрена в ст. 108 Кодекса Бельгии 2004 г. о международном частном праве (Wetboek van internationaal privaatrecht / Code de droit international privé).

Наконец, возможна еще одна проблема, связанная с квалификацией понятия места осуществления представителем своих действий. Возникает вопрос о том, как быть в ситуации, если представитель долгое время вел переговоры с третьим лицом о заключении договора в одном месте, но затем формально договор был подписан им на территории другой страны. Существуют весомые доводы в пользу того, чтобы в такой ситуации считать местом осуществления действий представителя место ведения переговоров, поскольку это будет лучше отвечать разумным ожиданиям сторон в ситуации, когда место формального подписания договора носит чисто случайный характер1. Таким образом, мы видим, что квалификация понятия места осуществления представителем полномочий во многих ситуациях может вызывать серьезные сложности, в конечном итоге лишая определение применимого права необходимой степени предсказуемости и определенности.

Рассматриваемая привязка имеет и другие недостатки2. Она неудобна для использования в отношении так называемых генеральных (длящихся) доверенностей (Dauervollmachten), выдаваемых для многократного совершения сделок3. Получается, что при заключении представителем каждого отдельного договора с третьим лицом статут добровольного представительства может меняться, если для заключения договоров представитель выезжает в разные страны. Особенно парадоксальным этот результат выглядит в ситуации, когда представитель, действуя на основании одной и той же генеральной доверенности, в разных местах последовательно заключает несколько договоров с одним и тем же третьим лицом: обращение к разному применимому праву в этой ситуации выглядит явно необоснованным усложнением и противоречит разумным ожиданиям сторон4.

Кроме того, данная привязка потенциально создает угрозу манипуляций со стороны недобросовестного представителя, поскольку он может сознательно направлять сообщения, касающиеся заключения договора с третьим лицом, с территории других стран, чтобы изменить применимое право.

В ситуации, когда заключению договора с третьим лицом предшествуют длительные переговоры, которые ведутся в разных странах, привязка к месту осущест-

1  В пользу такого подхода см., например: Verhagen H.L.E. Agency in Private International Law: The

Hague Convention on the Law Applicable to Agency. P. 291; Heinz N. Op. cit. S. 164.

2  Подробнее критику этого коллизионного решения см.: Convention on the Law Applicable to Agency / Convention sur la loi applicable aux contrats d’intermédiaires et à la représentation. Draft Convention adopted by the Thirteenth Session and Explanatory Report by I.G.F. Karsten / Projet de Convention adopté par la Treizième session et Rapport explicatif de M. I.G.F. Karsten. Paras. 49, 75, 210; Heinz N. Op. cit. S. 160–166; Ruthig J. Op. cit. S. 161.

3  См.: Heinz N. Op. cit. S. 164–165; Ruthig J. Op. cit. S. 137–138. 4  Schwarz S. Op. cit. S. 762.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 6 2014 ТОМ 14

22

вления представителем своих полномочий ведет к неопределенности применимого права вплоть до момента заключения договора. Это неудобно с практической точки зрения, поскольку очевидный интерес третьего лица заключается в возможности проверки полномочий представителя уже на самых ранних этапах ведения переговоров, ведь при отсутствии у представителя необходимых полномочий продолжение ведения переговоров с ним может быть просто бессмысленным.

Наконец, как было отмечено выше, данная привязка в некоторых случаях может приводить к случайному результату (например, в ситуации подписания договора с третьим лицом в ложе в транзитном аэропорту), а потому трудно утверждать, что она во всех случаях приводит к применению права, имеющего наиболее тесную связь с отношением.

Таким образом, несмотря на широкое распространение, привязку к месту осуществления представителем своих полномочий сложно признать самым эффективным коллизионным решением.

3.4. Привязка к месту нахождения представителя

В последнее время все большее признание получает коллизионная привязка к месту нахождения коммерческого предприятия представителя. Именно эта привязка выступает в качестве основной в ст. 11 Гаагской конвенции 1978 г.1 Она также используется в ст. 126(2) Закона Швейцарии 1987 г. о международном частном праве (Loi fédérale sur le droit international privé (LDIP) / Bundesgesetz über das Internationale Privatrecht (IPRG)), ст. 60(1) Закона Италии 1995 г. о реформе итальянской системы международного частного права (Legge «Riforma del sistema italiano di diritto internazionale privato»), ст. 18(2) Закона Южной Корее 2001 г. о реформе международного частного права и законодательстве ряда других государств. Активно применяется эта привязка и в германском международном частном праве, при условии что представитель имеет коммерческое предприятие2.

Данная коллизионная привязка имеет следующие преимущества в сравнении с другими коллизионными решениями3. Во-первых, место нахождения пред-

1  Однако, как отмечалось выше, преимущество отдается месту осуществления представителем действий, направленных на заключение договора с третьим лицом, если оно совпадает с местом нахождения представляемого или третьего лица (см. ст. 11(а) и (b) Гаагской конвенции 1978 г.).

2  КоллизионноерегулированиеотношенийдобровольногопредставительствавГерманиинеимеетзаконодательного закрепления, а потому до сих пор основывается на судебной практике и доктрине.

3  Подробнее о преимуществах данной коллизионной привязки см.: Convention on the Law Applicable to Agency / Convention sur la loi applicable aux contrats d’intermédiaires et à la représentation. Draft Convention adopted by the Thirteenth Session and Explanatory Report by I.G.F. Karsten / Projet de Convention adopté par la Treizième session et Rapport explicatif de M. I.G.F. Karsten. Para. 77; Verhagen H.L.E. Agency in Private International Law: The Hague Convention on the Law

Applicable to Agency. P. 76, 111–115; Internationales Vertragsrecht: Das internationale Privatrecht der Schuldverträge / Chr. Reithmann, D. Martiny (Hgs.). 7. Aufl. S. 1653–1654; Schwarz S. Op. cit. S. 748–750; Heinz N. Op. cit. S. 169–172.

Проблемы ЧАСТНОГО (гражданского) ПРАВА

23

ставителя является предвидимым как для представляемого, так и для третьего лица, поскольку все они контактируют с представителем. Акцент на персональных характеристиках представителя как лица, занимающего промежуточное место в треугольнике «представляемый – представитель – третье лицо», выглядит оптимальным компромиссом с точки зрения анализа противоречивых интересов представляемого и третьего лица.

Во-вторых, в отличие от той же привязки к месту осуществления представителем своих действий, определение места нахождения представителя, как правило, не должно вызывать сложностей и больших проблем с квалификацией этого понятия. Данная привязка носит более стабильный характер и значительно меньше подвержена искусственным манипуляциям, нежели привязка к месту осуществления представителем своих полномочий или привязка к статуту основного договора.

В-третьих, эта привязка позволяет представителю ориентироваться на одно и то же применимое право в ситуациях, когда в его полномочия входит совершение нескольких различных сделок либо когда он занимается профессиональным представительством различных принципалов. Соответственно, эта привязка не ведет к расщеплению применимого права в отношении генеральных (длящихся) доверенностей, выдаваемых для совершения представителем нескольких сделок. Все это позволяет представителю минимизировать свои издержки и ориентироваться на хорошо знакомое ему право по месту его нахождения.

Наконец, использование привязки к месту нахождения представителя во многих случаях будет приводить к весьма желательному совпадению статута добровольного представительства и статута внутреннего отношения, поскольку – при отсутствии иного соглашения сторон – для договора поручения или агентского договора (статута внутреннего отношения) будет презюмироваться применение права страны по месту нахождения поверенного или агента1.

Различные точки зрения высказываются по вопросу о том, может ли эта привязка применяться в ситуации, когда представитель – физическое лицо не имеет собственного коммерческого предприятия, а потому ориентироваться можно только на его место жительства или место фактического пребывания (habitual residence)2. Довольно широкое распространение имеет точка зрения о том, что место жительства или место фактического пребывания физического лица не является адекватной коллизионной привязкой, поскольку это место может не иметь непосредственного отношения к профессиональной деятельности представителя,

1  В российском международном частном праве см. подп. 13) и 15) п. 2 ст. 1211 ГК РФ.

2  К сожалению, в российском международном частном праве отсутствует используемое за рубежом различие между местом жительства (domicile, Wohnsitz) и местом фактического пребыва-

ния (habitual residence, gewöhnlicher Aufenthalt) физического лица. Российское международное частное право оперирует только первым понятием, что обедняет доступный правовой инструментарий (см.: Асосков А.В. Указ. соч. С. 428–429).

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 6 2014 ТОМ 14

24

связанной с представлением интересов представляемого. Эта мысль нашла отражение, например, в ст. 11(d) Гаагской конвенции 1978 г., в соответствии с которой если представитель не имеет коммерческого предприятия (business establishment), то подлежит применению право по месту осуществления представителем своих полномочий1. Статья 126(2) Закона Швейцарии 1987 г. о международном частном праве прямо говорит о том, что если у представителя нет коммерческого предприятия (Niederlassung), то подлежит применению не право по месту пребывания представителя, а право страны, где преимущественно действовал представитель в конкретном случае. Эта точка зрения также является преобладающей в германском международном частном праве2.

Однако в последнее время все большее признание получает подход, согласно которому привязка к месту фактического пребывания (habitual residence) представителя – физического лица в любом случае является более предпочтительной в сравнении с другими коллизионными привязками, в частности в сравнении с привязкой к месту осуществления представителем своих действий, которая выступает тем альтернативным решением, к которому, как мы убедились, прибегают законодатели некоторых стран.

Эта точка зрения, в частности, отстаивается в двух фундаментальных работах последнего времени о коллизионном регулировании отношений добровольного представительства3. Авторы этих работ отмечают, что установление факта наличия или отсутствия у представителя коммерческого предприятия может представлять определенную сложность, учитывая, что возникновение такого коммерческого предприятия не связано с соблюдением каких-либо регистрационных и т.п. формальностей4. Что же касается трудностей с установлением

1  См. также: Convention on the Law Applicable to Agency / Convention sur la loi applicable aux contrats d’intermédiaires et à la représentation. Draft Convention adopted by the Thirteenth Session and Explanatory Report by I.G.F. Karsten / Projet de Convention adopté par la Treizième session et Rapport explicatif de M. I.G.F. Karsten. Para. 82. При этом подход Гаагской конвенции 1978 г.

нельзя назвать до конца последовательным, поскольку, как отмечалось выше, согласно ее ст. 13, если договор с третьим лицом заключается представителем дистанционно, то местом осуществления представителем своих действий может считаться не только место нахождения его коммерческого предприятия (business establishment), но и – при его отсутствии – место фактического пребывания представителя (habitual residence).

2  Internationales Vertragsrecht: Das internationale Privatrecht der Schuldverträge / Chr. Reithmann, D. Martiny (Hgs.). 7. Aufl. S. 1655; Schwarz S. Op. cit. S. 752–754 (автор в связи с этим критикует проект Регламента «Рим I», в котором не проводилось различие между местом нахождения коммерческого предприятия и местом фактического нахождения представителя).

3  См.: Verhagen H.L.E. Agency in Private International Law: The Hague Convention on the Law Applicable to Agency. P. 112, 289; Heinz N. Op. cit. S. 188–191.

4  Подробнее о сложившихся за рубежом подходах к понятию коммерческого предприятия (place of business) см.: Асосков А.В. Венская конвенция ООН 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров: постатейный комментарий к положениям, определяющим сферу ее применения. М.: Инфотропик Медиа, 2013. С. 20–30.

Проблемы ЧАСТНОГО (гражданского) ПРАВА

25

места фактического пребывания физического лица, то эти трудности не следует преувеличивать. Во многих случаях установить такое место будет значительно легче, нежели четко определить место осуществления представителем своих действий (например, в ситуации с дистанционным заключением договора с третьим лицом). Кроме того, привязка к месту фактического пребывания физического лица, не ущемляя интересы третьего лица, обеспечивает бóльшую предсказуемость для представляемого, который легко может получить информацию

оместе фактического пребывания физического лица, но которому значительно сложнее предвидеть, на территории каких стран представитель будет осуществлять действия, направленные на заключение договора с третьим лицом.

Возможность использования привязки к месту фактического пребывания физического лица постепенно находит признание в законодательстве. Например, как уже отмечалось выше, ст. 108 Кодекса Бельгии 2004 г. о международном частном праве исходит из презумпции, что местом осуществления представителем действий является место его нахождения, которое – при отсутствии у представителя коммерческого предприятия – может определяться по месту его фактического пребывания.

Однако применение привязки к месту нахождения представителя (месту его коммерческого предприятия, а при его отсутствии – месту его фактического пребывания) также может привести к ущемлению интересов третьего лица, если оно не знало и не должно было знать о месте нахождения представителя1. В литературе приводится следующий пример для иллюстрации такой ситуации2. Предположим, что итальянский представитель американского представляемого ведет переговоры

опоставке автомобилей с французскими и испанскими покупателями на международном автомобильном шоу в Женеве (Швейцария). Если мы представим себе, что переговоры завершатся подписанием договора уже в ходе этой выставки, причем в ходе переговоров представитель не предоставит покупателям информацию

освоей деятельности и месте своего нахождения, то применение итальянского права будет выглядеть полной неожиданностью для третьих лиц (покупателей).

Отказ от применения привязки к месту нахождения представителя в ситуации, когда третье лицо не знало и не должно было знать о таком месте, имеет широкое распространение в коллизионном законодательстве разных стран3.

1  См.: Heinz N. Op. cit. S. 173–175 (автор также убедительно критикует положения Гаагской конвенции 1978 г., которые не предусматривают данного ограничения).

2  См.: Max Planck Institute for Comparative and International Private Law. Comments on the European Commission’s Proposal for a Regulation of the European Parliament and the Council on the law applicable to contractual obligations (Rome I) // Rabels Zeitschrift für ausländisches und internationales Privatrecht. 2007. Bd. 71. Heft 2 (доступно в Интернете по адресу: http://scholarship.law. duke.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=2612&context=faculty_scholarship).

3  См. ст. 126(2) Закона Швейцарии 1987 г. о международном частном праве, ст. 60(1) Закона Италии 1995 г. о реформе итальянской системы международного частного права и др.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 6 2014 ТОМ 14

26

Поскольку для оценки осведомленности третьего лица обычно используется как субъективный, так и объективный тест («лицо должно было знать»), необходимо определить те критерии, которыми может руководствоваться суд. В качестве таких критериев с учетом совокупности всех обстоятельств дела предлагается рассматривать значимость договора для третьего лица, его статус профессионального предпринимателя или потребителя, сложившиеся в соответствующей области обыкновения в части проверки полномочий представителя и обращения за помощью к юридическим консультантам, период времени, которым располагало третье лицо для проведения юридической проверки и согласования всех условий договора, и т.п.1

Влитературе высказывается точка зрения о том, что бремя доказывания того, что третье лицо не знало и не должно было знать о месте нахождения представителя, следует возложить на само третье лицо2. С этим подходом трудно согласиться. Во-первых, защита интересов третьего лица, как мы убедились, является основной задачей не только материально-правового, но и коллизионного регулирования отношений добровольного представительства. Во-вторых, как известно, доказывание негативных фактов является сложноосуществимой задачей, а потому оно может предусматриваться лишь в крайних случаях. Очевидно, что представителю (или представляемому с помощью представителя) будет значительно проще доказать позитивный факт вручения третьему лицу каких-то документов или материалов, в которых содержалось указание на место нахождения представителя, нежели третьему лицу доказывать, что ни в одном из полученных им документов или материалов подобное указание не фигурировало. Поэтому более обоснованным выглядит возложение бремени доказывания данного обстоятельства на представителя или представляемого (в зависимости от того, кто является стороной в соответствующем процессе).

3.5.Вывод об оптимальном коллизионном решении и российское законодательство о международном частном праве

Таким образом, можно сделать вывод о том, что привязка к месту нахождения представителя является наиболее предпочтительным коллизионным решением для отношений добровольного представительства. Однако данная привязка не может применяться, если третье лицо не знало и не должно было знать о месте нахождения представителя. В последнем случае в качестве субсидиарной коллизионной нормы можно использовать привязку к праву по месту осуществления представителем действий, связанных с заключением договора с третьим лицом.

Вто же время привязки к месту выдачи доверенности и месту нахождения представляемого, которые использовались ранее в отечественном международ-

1  Heinz N. Op. cit. S. 173.

2  Ibid. S. 194.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 6 2014 ТОМ 14

28

Поскольку отношения добровольного представительства по общему правилу1 не затрагивают публичные интересы, а также интересы других лиц за пределами треугольника «представляемый – представитель – третье лицо, с которым представитель заключает договор от имени представляемого», отсутствуют причины, по которым принцип автономии воли не мог бы применяться в данной области2. Разрешение выбора применимого права самими участниками отношений имеет то несомненное преимущество, что позволяет заранее внести предсказуемость и определенность в определение статута добровольного представительства3. Допустимость обращения к принципу автономии воли для определения статута добровольного представительства допускается даже в тех странах, в которых на этот счет отсутствует прямая законодательная норма4.

Установив отсутствие общих препятствий для признания автономии воли в сфере определения права, применимого к отношениям добровольного представительства, мы должны определить, какой механизм может быть использован для фиксации договоренности о выборе применимого права. Сложность заключается в том, что в рассматриваемые отношения вовлечены сразу три субъекта (представляемый, представитель, третье лицо), каждый из которых заинтересован в том, чтобы четко понимать, какое право является применимым. Несмотря на то что при нормальном развитии событий представитель не становится стороной основного договора, заключаемого с третьим лицом, как мы отмечали выше, он тоже имеет непосредственную заинтересованность в своевременной идентификации статута добровольного представительства, поскольку по нему будет определяться, является ли стороной основного договора представляемый (ведь на месте стороны договора может оказаться сам представитель), а также на базе этого применимого права будут решаться вопросы потенциальной ответственности представителя перед третьим лицом5.

В ст. 14 Гаагской конвенции 1978 г. указывается на возможность использования традиционной модели соглашения о выборе применимого права: «В изъя-

1  Об исключениях см. ниже.

2  Вопрос об исключениях, связанных с участием в отношениях добровольного представительства слабой стороны (например, потребителя), выходит за рамки настоящей статьи и вызывает противоречивые суждения в иностранной доктрине.

3  См.: Schwarz S. Op. cit. S. 775. Вместе с тем следует отметить, что степень определенности зависит от того, насколько большое количество государств готово санкционировать выбор применимого права для отношений добровольного представительства.

4  Например, выбор права представляемым в доверенности однозначно признается в швейцарской судебной практике и доктрине, несмотря на то что в ст. 126 Закона Швейцарии 1987 г. о международном частном праве отсутствует прямая норма на этот счет (см.: Honsell H., Vogt N., Schnyder A., Berti St. Internationales Privatrecht. 2. Aufl. Helbing & Lichtenhahn, 2007. S. 952).

5  См.: Internationales Vertragsrecht: Das internationale Privatrecht der Schuldverträge / Chr. Reithmann, D. Martiny (Hgs.). 7. Aufl. S. 1648; Schwarz S. Op. cit. S. 800.

Проблемы ЧАСТНОГО (гражданского) ПРАВА

29

тие из ст.11, если письменный выбор представляемым или третьим лицом права, применимого к вопросам, входящим в сферу действия ст. 11, был прямо выраженно акцептован другой стороной, выбранное таким образом право должно применяться к этим вопросам». Однако такая двусторонняя модель соглашения о выборе применимого права с прямо выраженными письменными офертой и акцептом на стороне как представляемого, так и третьего лица выглядит малопригодной с практической точки зрения1.

Цель института добровольного представительства заключается в том, чтобы исключить прямой контакт между представляемым и третьим лицом, поэтому трудно себе представить, что представляемый и третье лицо будут заключать между собой специальное соглашение о выборе статута добровольного представительства. Если исходить из того, что соответствующее соглашение будет фиксироваться в основном договоре с участием третьего лица (например, наряду с условием о выборе права, применимого к этому договору), то возникает вопрос о том, каким образом согласие на такой выбор применимого права выразит представляемый. В литературе высказывалось предложение о том, чтобы презюмировать наличие у представителя подразумеваемого полномочия на согласование с третьим лицом статута добровольного представительства от имени представляемого2. Однако такая презумпция ущемляет интересы представляемого (неслучайно в Официальном отчете к Гаагской конвенции 1978 г. эта идея отвергается3). Конечно, возможен вариант, когда представляемый прямо выраженно уполномочивает представителя согласовать с третьим лицом статут добровольного представительства, однако такие случаи встречаются на практике крайне редко.

В результате получается, что единственный механизм выбора применимого права для отношений добровольного представительства, который удобен с практической точки зрения и способен получить широкое распространение, – это указание применимого права представляемым в доверенности или ином письменном документе, подтверждающем полномочия представителя4. Требуется ли в этом случае установление отдельного прямо выраженного акцепта применимого права со стороны третьего лица?

1  См., например, критику модели Гаагской конвенции 1978 г.: Verhagen H.L.E. Agency in Private

International Law: The Hague Convention on the Law Applicable to Agency. P. 355–358; Schwarz S. Op. cit. S. 779–780; Badr G.M. Op. cit. P. 145; Heinz N. Op. cit. S. 196.

2  Badr G.M. Op. cit. P. 94–95.

3  Convention on the Law Applicable to Agency / Convention sur la loi applicable aux contrats d’intermédiaires et à la représentation. Draft Convention adopted by the Thirteenth Session and Explanatory Report by I.G.F. Karsten / Projet de Convention adopté par la Treizième session et Rapport explicatif de M. I.G.F. Karsten. Para. 225.

4  См.: Ibid. Para. 66; Internationales Vertragsrecht: Das internationale Privatrecht der Schuldverträge / Chr. Reithmann, D. Martiny (Hgs.). 7. Aufl. S. 1646–1647.

ВЕСТНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА № 6 2014 ТОМ 14

30

Было бы совершенно непрактичным требовать, чтобы третье лицо прямо выраженно соглашалось со сделанным в доверенности выбором применимого права (например, путем проставления своей подписи на тексте доверенности). Интересы третьего лица будут в достаточной степени защищены, если он будет просто заранее извещен о сделанном представляемым выборе применимого права. В большинстве случаев такое извещение будет происходить вполне естественным образом путем презентации третьему лицу письменной доверенности или иного документа, подтверждающего полномочия представителя и содержащего условие о праве, применимом к отношениям добровольного представительства. Если третье лицо, осведомленное о сделанном представляемым выборе применимого права, не отказывается от заключения договора с соответствующим представителем, то следует исходить из того, что третье лицо не имеет возражений против условия о применимом праве.

Конечно, с теоретической точки зрения можно было бы утверждать, что и в описанной выше ситуации речь идет о двустороннем соглашении о выборе применимого права, в котором акцепт со стороны третьего лица происходит в форме конклюдентных действий (заключения основного договора с представителем, действующим от имени представляемого)1. Однако такая теоретическая конструкция выглядит достаточно искусственной. Например, в ситуации с генеральной (длящейся) доверенностью, выданной представителю для совершения сделок с несколькими третьими лицами, она означает, что при заключении каждого основного договора с использованием одной и той же доверенности происходит заключение подобного рода соглашений о применимом праве с каждым из третьих лиц.

Значительно более простым и эффективным решением анализируемой проблемы выглядит признание односторонней модели выбора применимого права представляемым, для достижения юридического эффекта которого достаточно, чтобы третье лицо и представитель были извещены о состоявшемся выборе применимого права. В странах германской правовой семьи (в том числе в России) такая модель полностью соответствует материально-правовой природе доверенности как одностороннего акта представляемого о наделении представителя полномочием действовать от имени представляемого2. Кроме того, данная модель позволяет исключить ситуации, когда третье лицо может в ущерб интересам представляемого обойти условие о выборе применимого права. Речь идет

1  Многие авторы обращают внимание на то, что невелико практическое различие между моделью одностороннего выбора применимого права представляемым и моделью двустороннего соглашения с акцептом со стороны третьего лица в форме конклюдентных действий по заклю-

чению основного договора (см.: Internationales Vertragsrecht: Das internationale Privatrecht der Schuldverträge / Chr. Reithmann, D. Martiny (Hgs.). 7. Aufl. S. 1647; Verhagen H.L.E. Agency in Private International Law: The Hague Convention on the Law Applicable to Agency. P. 124–125; Ruthig J. Op. cit. S. 124).

2  Schwarz S. Op. cit. S. 778; Ruthig J. Op. cit. S. 124; Windmöller M. Die Vertragsspaltung im Internationalen Privatrecht des EGBGB und des EGVVG. Nomos, 2000. S. 66.