Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Экзамен зачет учебный год 2023 / 061-144_Shirvindt коммент 25 Плен пред-во ВЭП 12-2015

.pdf
Скачиваний:
54
Добавлен:
21.12.2022
Размер:
512.71 Кб
Скачать

Свободная трибуна

При таких обстоятельствах последовательное применение обсуждаемых правил ст. 183 ГК РФ ведет к признанию лжепредставителя стороной спорной сделки, которая, однако, будучи совершена не способным к этому лицом, оказывается ничтожной.

Констатация ничтожности совершенной лжепредставителем сделки по указанным основаниям ставит вопрос о применимости остальных элементов регулирования, закрепленного в ст. 183 ГК РФ, а именно правил об одобрении сделки представляемым (прежде всего п. 2 и первое предложение п. 3), об отказе контрагента от сделки (абз. 2 п. 1 и первое предложение п. 3) и о возмещении лжепредставителем убытков, понесенных контрагентом (п. 3). Вызывает сомнения возможность одобрения представляемым ничтожной сделки с тем эффектом, что она (ретроактивно) становится действительной для представляемого (исцеляется)36. Неясна и природа отказа контрагента от ничтожной сделки: каковы юридические последствия такого отказа, если сделка и без него ничтожна? Устранение возможности исцелить сделку последующим одобрением (если, конечно, допустить, что такое одобрение вообще возможно)? Вслед за этим встает и вопрос о предоставлении контрагенту требования о возмещении убытков, учитывая, что закон обусловливает его возникновение отказом псевдопредставляемого от одобрения (а о каком отказе можно вести речь, если само одобрение невозможно?) и отказом контрагента от сделки (первое предложение п. 3).

Вывод о том, что в рассматриваемых ситуациях из-за ничтожности сделки лжепредставителя исключается ее последующее одобрение псевдопредставляемым, а контрагент остается без требования о возмещении убытков, дает во многих случаях труднообъяснимые и неудобные в практическом плане результаты. Получается, например, что одобрение ретроактивно переводит на представляемого заключенные лжепредставителем договоры, но оставляет недействительными совершенные им же сделки, направленные на изменение в одностороннем порядке или по соглашению сторон этих самых и любых других договоров. Складывается, далее, ситуация, когда право контрагента на возмещение убытков, причиненных ему отсутствием или нехваткой полномочий у лжепредставителя, поставлено в зависимость от того, может ли сам представитель выступать стороной соответствующей сделки (продавцу, который имел дело с лжепредставителем покупателя, убытки возместят, а вот, к примеру, цессионарию, которого подвел лжепредставитель цедента, — нет). Действительно ли между обсуждаемыми типами ситуаций имеется релевантное различие, оправдывающее расхождения в правовом регулировании? Или же речь здесь идет, скорее, о случайном резуль-

36См., напр.: постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 27.12.2005 № Ф04-7521/2005(18246- А67-30) (мотивировка апелляции): «…поскольку сделка совершена без полномочий, неправомочное лицо (не являясь собственником имущества) не может выступать от своего имени по совершенной им сделке, поэтому не приняты доводы суда первой инстанции об исцелении сделки путем одобрения…»; ФАС Северо-Кавказского округа от 06.06.2014 по делу № А32-22890/2013. См. также: постановления ФАС Волго-Вятского округа от 23.05.2012 по делу № А29-7770/2011: «Законом также не предусмотрена возможность конвалидации ничтожного договора путем его последующего одобрения»; ФАС Северо-Кавказского округа от 29.04.2010 по делу № А32-2615/2009: «…действующее гражданское законодательство не предусматривает возможности исцеления ничтожной сделки путем ее одобрения». О принципе неисцелимости ничтожных сделок вообще подробнее см.: Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М., 2007. С. 301–332.

81

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 12/2015

тате работы юридической конструкции, никак не обусловленном ее титульными функциями, не связанном с теми целями, средством к достижению которых она призвана служить?

С этим результатом особенно тяжело смириться ввиду того, что вызван он применением единственного элемента закрепленного в ст. 183 ГК РФ регулирования, который к тому же не является необходимым для реализации заложенных в этой статье идей. Нетрудно заметить, что и свобода псевдопредставляемого от навязанных лжепредставителем сделок, и возможность их последующего одобрения, и защита контрагента, пострадавшего от поведения неуполномоченного лица, вполне осуществимы и без признания лжепредставителя стороной спорной сделки. Отличие лишь в том, что контрагент в таком случае не получит права настаивать на исполнении сделки лжепредставителем, а будет вынужден довольствоваться требованием о возмещении убытков (не стоит, наверное, переоценивать практическую значимость этого отличия, поскольку едва ли велик удельный вес тех случаев, когда контрагент, намеревавшийся заключить договор с псевдопредставляемым, действительно заинтересован в его исполнении представителем)37.

2.В свете сказанного становится понятным проявившееся в п. 124 постановления стремление Пленума уйти от тех неудачных результатов, к которым ведет в некоторых случаях формальное применение закрепленной в ст. 183 ГК РФ конструкции. Судя по всему, добиться этого можно двумя основными способами. Первый предполагает последовательное применение спорного правила ко всем сделкам лжепредставителя, даже к тем, которые не могут иметь силы, если будут совершены не представляемым, а представителем от собственного имени. Такие сделки пришлось бы признавать заключенными представителем, но ничтожными. Избежать описанных выше нежелательных результатов можно было бы, допустив одобрение таких сделок псевдопредставляемым (несмотря на ничтожность), который ретроактивно становился бы их стороной вместо лжепредставителя (п. 2 ст. 183 ГК РФ), что, в свою очередь, вело бы к исцелению соответствующих сделок от порока (поскольку препятствия к их действительности были связаны исключительно с личностью лжепредставителя). Там, где возможно одобрение, возможен и отказ от него, которым обусловлены требования контрагента к лжепредставителю, а также может иметь место исключающий одобрение отказ контрагента от сделки. Вместе с тем очевидно, что контрагент в таких случаях не сможет настаивать на исполнении сделки (оставшейся ничтожной). Что же касается требования о возмещении убытков, то оно вполне могло бы быть предъявлено (в таких ситуациях отказ от сделки, которым оно обусловлено в соответствии с первым предложением п. 3 ст. 183 ГК РФ, следовало бы рассматривать как излишний). Таким образом, и возможность одобрения, и допустимость отказа контрагента от

37Интересен в связи с этим опыт немецкого правопорядка, который, как и российский, разрешает контрагенту выбрать между исполнением договора и возмещением убытков лжепредставителем. Здесь признают, что первый вариант доступен лишь в случаях, когда речь идет об обязательственном договоре, и обязательство, которое предполагалось возложить на представляемого, может быть исполнено и другим лицом. Если же лжепредставитель заключил вещный договор или пытался связать псевдопредставляемого обязательством, где личность должника имеет существенное значение, контрагент может требовать только возмещения убытков (см., напр.: Шапп Я. Указ. соч. С. 325; Münchener Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch. Bd. 1. Allgemeiner Teil. 1. Halbbd.: § 1–240. ProstG. 5. Aufl. München, 2006. S. 2164, 2167 (K.-H. Schramm); Wolf M., Neuner J. Op. cit. S. 638).

82

Свободная трибуна

сделки, и предоставление контрагенту требований к лжепредставителю удалось бы согласовать с не знающим изъятий применением правила абз. 1 п. 1 и первой половины первого предложения п. 3 ст. 183 ГК РФ.

Второй способ — вовсе отказаться от применения к описанным случаям правила о назначении лжепредставителя стороной спорной сделки. Обосновать это решение можно целями законодательного регулирования: поскольку обсуждаемое правило призвано обслуживать интересы контрагента38, оно не должно применяться, когда не идет тому на пользу, да еще и парализует другие средства защиты, на которые он обычно может рассчитывать. В то же время, если возможность последующего одобрения спорной сделки и возникновение у контрагента требования о возмещении лжепредставителем убытков оказались поставлены в зависимость от первоначального существования (действительной) сделки между контрагентом и лжепредставителем, то случилось это не столько на основании осознанного плана законодателя, сколько из-за не учтенной им в полной мере логики функционирования эксплуатируемых юридических конструкций, которые, как известно, нередко начинают жить своей жизнью, без оглядки на породившие их потребности.

Текст постановления не позволяет однозначно определить, каким из названных путей идет Пленум. В п. 124 перечисляются положения ст. 183 ГК РФ, которые подлежат применению в некоторых ситуациях, где проявляются обозначенные проблемы: «К такому соглашению подлежит применению абзац второй пункта 1, пункт 2 статьи 183 ГК РФ, а также в части возмещения убытков — пункт 3 статьи 183 ГК РФ».

Содной стороны, это разъяснение может быть понято как устраняющее указанные выше сомнения: названные положения ст. 183 ГК РФ применяются даже тогда, когда соответствующая сделка, будучи совершенной лжепредставителем от собственного имени, оказывается ничтожной. Иными словами, ничтожность сделки, являющаяся прямым следствием применения абз. 1 п. 1, не исключает применения правил об одобрении и о возмещении убытков, но, разумеется, исключает требование исполнения в натуре, предусмотренное первой половиной первого предложения п. 3, так как нельзя настаивать на исполнении ничтожной сделки.

Сдругой стороны, приведенные слова постановления могут означать, что в соответствующих случаях не упомянутые в комментируемом пункте положения абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ, согласно которому сделка без полномочий связывает контрагента и лжепредставителя, и первой половины первого предложения п. 3, в соответствии с которым контрагент вправе требовать исполнения спорной сделки лжепредставителем, вообще не применяются. При таком толковании сделка лжепредставителя не считается заключенной им от своего имени, поскольку единственным основанием для этого является как раз абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ, а контрагент уже по этой причине остается без требования о ее исполнении лжепредставителем. Если предпочтение будет отдано этому подходу, нужно будет определиться с тем, как именно конструируются отношения между участниками спорных ситуаций до того, как

38См., напр.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 3: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. С. 328–329 (автор главы — М.И. Брагинский).

83

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 12/2015

поступит реакция контрагента, который узнал об отсутствии полномочий у лжепредставителя (согласно абз. 2 п. 1 ст. 183 ГК РФ он может отказаться от сделки и тем самым исключить ее последующее одобрение), или псевдопредставляемого, — в форме одобрения или отказа от одобрения.

Окажется ли в таких случаях псевдопредставляемый стороной ничтожной сделки, которая может быть исцелена последующим одобрением, но от которой до одобрения вправе отказаться контрагент? Это решение вызывает сомнения, касающиеся возможности сделать кого-либо стороной ничтожной сделки без его участия и без полномочий действовать от его имени, учитывая, что в российском праве между ничтожной сделкой и отсутствием какой бы то ни было сделки не стоит знак равенства (когда вещь продается от имени собственника по поддельной доверенности, требование о ее возврате будет реституционным (если между собственником и владельцем имела место ничтожная сделка) или виндикационным (если сделки не было)).

Обсуждения заслуживает также юридическое значение отказа от ничтожной сделки.

Или же речь должна идти не о ничтожности, а о какой-то особой форме недействительности, при которой не делается окончательного вывода об отсутствии у сделки правового эффекта и лишь констатируется временная неопределенность относительно того, породит ли она правовые последствия (юридическая конструкция, близкая к сделке под отлагательным условием)?39 Наконец, мыслим подход, при котором сделка вообще не будет считаться заключенной, а действия контрагента будут рассматриваться как своего рода адресованная псевдопредставляемому оферта — безотзывная в тех случаях, когда контрагент знал или должен был знать об отсутствии полномочий у лжепредставителя40.

Как бы там ни было, комментируемый пункт недвусмысленно закрепляет решение, при котором по крайней мере прямо названные в нем типы сделок лжепредставителя подчиняются правилам ст. 183 ГК РФ и об отказе контрагента от сделки, и об одобрении ее псевдопредставляемым, и о возмещении лжепредставителем причиненных контрагенту убытков.

3.Описанное решение Пленум формулирует только применительно к соглашениям, заключенным «во изменение или дополнение основного договора». Постановле-

39Именно таково решение немецкого права. До одобрения или отказа в одобрении сделка является schwebend unwirksam (т.е. поражена «колеблющейся недействительностью»): хотя сделка пока и недействительна, но это еще может измениться при наступлении определенных обстоятельств — либо в сторону действительности, либо в сторону теперь уже окончательной недействительности (см., напр.: Шапп Я. Указ. соч. С. 324, 265–266; Bork R. Op. cit. S. 625-626; Medicus D. Allgemeiner Teil des BGB. 10., neu bearb. Aufl. Heidelberg [et al.]: C.F. Müller, 2010. S. 404; Wolf M., Neuner J. Op. cit. S. 633. См. также: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 142–149). Аналогичный, хотя и не разработанный детально подход, господствовал в советской литературе (подробнее см.: п. 4 комментария к ст. 124 постановления).

40Отказ от применения абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ актуализирует старую дискуссию, которая разворачивалась в отсутствие какого-либо законодательного ответа на вопрос о юридической квалификации сделки лжепредставителя до одобрения ее псевдопредставляемым (подробнее см.: п. 4 комментария к ст. 124 постановления).

84

Свободная трибуна

ние не дает, однако, оснований полагать, будто Пленум рекомендует судам воздерживаться от использования того же подхода в других случаях.

Почему применительно к соглашениям во изменение или дополнение основного договора судам дается специальное разъяснение? Иначе говоря, в чем именно специфика этих соглашений, отличающая их от остальных сделок и требующая особого подхода? Если той же спецификой обладают какие-то другие сделки, то почему Пленум остановился именно на соглашениях во изменение или дополнение основного договора?

Ответив на эти вопросы, т.е. реконструировав мотивы рассматриваемого разъяснения, можно получить не только ориентиры для его корректного толкования, но и основу для выводов о том, в каких случаях сфера его применения поддается расширению посредством аналогии41, а в каких, наоборот, должна быть сужена путем телеологической редукции.

Выше мы исходили из определенного ответа на вопрос о том, относительно каких именно сделок лжепредставителя возникают обоснованные сомнения в безоговорочной применимости общего подхода — относительно тех, которые могут иметь силу, только если заключены псевдопредставляемым, но не лжепредставителем от собственного имени. Вместе с тем следует иметь в виду, что ни этот, ни иной ответ на поставленные вопросы в самом постановлении не дается: комментируемый пункт умалчивает как о мотивах особого подхода к некоторым сделкам, так и о мотивах выбора именно соглашений во изменение или дополнение основного договора в качестве предмета разъяснений.

В то же время немного дополнительной информации о позиции Пленума позволяет получить сопоставление комментируемого пункта с более старым разъяснением ВАС РФ, содержащимся в п. 6 письма № 57 и посвященным той же проблематике. Тогда, в 2000 г., Президиум ВАС РФ сообщал судам следующее: «При рассмотрении дел следует иметь в виду, что суд не может на основании пункта 1 статьи 183 ГК РФ признать представителя стороной по соглашению, заключенному во изменение или дополнение основного договора. Такое соглашение признается ничтожным (статья 168 ГК РФ), поскольку по своей природе является неотъемлемой частью упомянутого договора и не может существовать и исполняться отдельно от него». Не вдаваясь пока в содержание предлагаемого здесь решения (см. об этом п. 4 комментария к п. 124 постановления), обратим внимание на сферу его применения и мотивы.

Комментируемый пункт постановления Пленума посвящен тем же самым «соглашениям, заключенным во изменение или дополнение основного договора», что и указанное разъяснение ВАС РФ. Учитывая, что постановление так или иначе реагирует на большинство разъяснений, содержащихся в письме № 57, воспринимая, отклоняя или корректируя их, а также то, что п. 124 постановления и

41Пример применения этого подхода к цессии с прямой ссылкой на п. 6 письма № 57: постановление ФАС Северо-Западного округа от 03.11.2011 по делу № А56-57477/2010 (справедливости ради заметим, что суд не говорит об аналогии, указывая лишь, что правильность его выводов подтверждается соответствующим разъяснением высшей судебной инстанции).

85

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 12/2015

п. 6 письма № 57 посвящены одному и тому же вопросу —применимости правила абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ (п. 1 ст. 183 ГК РФ в старой редакции) к соглашениям, заключенным лжепредставителем во изменение или дополнение основного договора, и принимая во внимание то обстоятельство, что «соглашения, заключенные во изменение или дополнение основного договора» едва ли можно признать устойчивой правовой категорией, следует констатировать, что сосредоточение комментируемого пункта именно на этих сделках обусловлено его зависимостью от более старого разъяснения. Почему Пленум ВС РФ не решился пойти дальше и дополнить перечень сделок, нуждающихся в особом обхождении, или даже сформулировать общее правило для всех сделок, отвечающих определенным признакам, сказать сложно. К сожалению, своих мотивов в этой части не обнаруживает и Президиум ВАС РФ.

Если ни Пленум ВС РФ в комментируемом постановлении, ни Президиум ВАС РФ в письме № 57 не отвечают на вопрос, почему из всех сделок, относительно которых мыслимы сомнения в применимости общего подхода, выделены именно соглашения во изменение или дополнение основного договора, то, в отличие от Пленума ВС РФ, Президиум ВАС РФ прямо указывает на признак этих соглашений, из-за которого и возникают сомнения. Подобное соглашение не может рассматриваться как заключенное представителем от своего имени и ничтожно, «поскольку по своей природе является неотъемлемой частью упомянутого [основного] договора и не может существовать и исполняться отдельно от него».

4.Подлинное значение комментируемого разъяснения открывается при взгляде на него в длинной исторической перспективе. Дело в том, что правило абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ (п. 1 ст. 183 ГК РФ в старой редакции), согласно которому лжепредставитель сам становится стороной спорной сделки, — а, как мы видели, именно с ним связаны проблемы, решению которых посвящен комментируемый пункт, — впервые появилось в российском законодательстве с принятием первой части ГК РФ в 1994 г.

Пункт 4 ст. 28 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. дословно воспроизводил ст. 63 ГК РСФСР 1964 г.: «Сделка, совершенная от имени другого лица лицом, не уполномоченным на совершение сделки, или с превышением полномочия, создает, изменяет и прекращает гражданские права и обязанности для представляемого лишь в случае последующего одобрения им этой сделки. Последующее одобрение представляемым делает сделку действительной с момента ее совершения». Как видим, здесь лишь указывается, что сделка лжепредставителя не связывает представляемого, может быть им одобрена, а одобрение ретроактивно «делает сделку действительной». Речи об установлении связи между лжепредставителем и контрагентом здесь не идет.

Лаконичные Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. сделок без полномочий не касались вовсе42. ГК РСФСР 1922 г. устанавливал, что сделки представителя связывают представляемого, только если со-

42Впрочем, уже в комментариях к Основам расписывалось то регулирование, которое впоследствии было закреплено в ГК РСФСР 1964 г. (см.: Научно-практический комментарий к Основам гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик / под ред. С.Н. Братуся, Е.А. Флейшиц. М., 1962. С. 89–90 (автор комментария — С.Н. Братусь)).

86

Свободная трибуна

вершены в пределах полномочий (ст. 39), и что действия поверенного, т.е. лица, выполняющего поручение, связывают доверителя, только «если они совершены согласно доверенности или если они впоследствии одобрены доверителем» (ст. 269).

В дореволюционном проекте Гражданского уложения закреплялось более развернутое регулирование, которое применительно к сделке лжепредставителя не ограничивалось указанием, что она не связывает псевдопредставляемого до и без одобрения, а прямо определяло последствия ее совершения в отсутствие одобрения: «Если кто-либо действовал в качестве представителя, не имея полномочия, или вышел из пределов полномочия, то в лице представляемого установляются права и обязательства лишь в случае последующего изъявления им согласия на действие, совершенное от его имени. Если же согласия не последовало, то лицо, действовавшее в качестве представителя и заключившее от имени представляемого договор, обязано, по выбору другой стороны, вступившей в договор добросовестно, или возместить ей убытки, или исполнить договор, но само не вправе требовать исполнения договора за свой счет»43.

Таким образом, советские кодификации не пошли по пути, предложенному разработчиками проекта Гражданского уложения, и не стали прямо решать в законе вопрос о последствиях совершения сделки лжепредставителем в отсутствие ее одобрения со стороны представляемого. Оставленный правоприменителю и доктрине, он получил в результате следующее разрешение. Сделка лжепредставителя, разумеется, не связывает псевдопредставляемого без его одобрения, но до одобрения или отказа в одобрении связывает контрагента в том смысле, что он не может отказаться от нее, не дождавшись реакции псевдопредставляемого, и вынужден подчиниться решению последнего об одобрении сделки. Это не означает, однако, будто сделка уже до одобрения порождает те правовые последствия, на которые была направлена: ее эффект полностью исчерпывается «связанностью» контрагента, подобной той, какая сковывает оферента в отношении адресата оферты. Одобрение псевдопредставляемым с обратной силой устраняет нехватку полномочий, сделка рассматривается так, как если бы изначально совершалась уполномоченным лицом, а отказ псевдопредставляемого от одобрения лишает сделку всякого значения, устраняя даже прежнюю «связанность»44. Сложность и непривычность

43Гражданское уложение. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения / под ред. И.М. Тютрюмова. СПб., 1910. Т. 1. С. 84 (орфография приведена в соответствие с современными требованиями).

44На этой точке зрения доктрина стояла как в период действия ГК 1922 г., так и позднее — после кодификации 1960-х гг. См., напр.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 438; Иоффе О.С., Толстой Ю.К. Новый Гражданский кодекс РСФСР. Л., 1965. С. 73–74 (автор главы — О.С. Иоффе); Советское гражданское право. Т. 1 / О.С. Иоффе, Ю.К. Толстой и Б.Б. Черепахин. Л., 1971. С. 202 (автор главы — Б.Б. Черепахин); Невзгодина Е.Л. Представительство по советскому гражданскому праву. Томск, 1980. С. 141. Утверждение, будто по советскому гражданскому праву стороной сделки без полномочий становился сам лжепредставитель, встретилось нам лишь однажды. Примечательно, что иллюстрируется оно ситуацией, которая — в полном соответствии с континентально-европейской традицией — советским правом как представительство не рассматривалась (как не рассматривается и теперь правом российским): «В случае совершения сделки без полномочия права и обязанности по сделке считаются возникшими у самого представителя. Если, например, гражданин покупает в магазине вещь в расчете на своего соседа по квартире, не будучи снабжен соответствующим полномочием, то права и обязанности по сделке возникнут на стороне того, кто купил вещь, а не того, для кого вещь куплена» (Советское гражданское

87

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 12/2015

этих построений приводили к тому, что в повседневной практике и комментаторской литературе они заменялись более простой и, в общем, не отрицающей их схемой: нет одобрения — сделка недействительна, есть одобрение — действительна с момента совершения45.

Закрепленное в 1994 г. в ст. 183 ГК РФ решение связать лжепредставителя и контрагента той сделкой, которая совершалась от имени представляемого, причем связать сразу же, не дожидаясь, пока псевдопредставляемый откажется ее одобрять46, как видно, порывает с отечественной традицией. Более того, ступив на этот путь, российский правопорядок оказался чуть ли не в одиночестве. Так, специальное сравнительное исследование правопорядков Англии, Бельгии, Германии, Голландии, США, Франции, Шотландии и ЮАР, а также Принципов европейского договорного права и Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА демонстрирует, что ни один из них не идет в этом отношении тем же путем47. Даже в немецком праве, которое наделяет контрагента правом по своему выбору требовать от лжепредставителя исполнения в натуре или возмещения убытков, соответствующее требование возникает лишь при условии отказа псевдопредставляемого от одобрения, а отношения между контрагентом и лжепредставителем рассматриваются как законные, а не договорные, и регулируются несколько иначе, нежели отношения, которыми были бы связаны контрагент и представляемый, — в частности, инициативу к исполнению в натуре может проявить исключительно контрагент48

право. Ч. 1. 2-е изд., испр. и доп. / отв. ред. В.Т. Смирнов, Ю.К. Толстой и А.К. Юрченко. Л., 1982. С. 190 (автор главы — Т.А. Фадеева). В приведенном примере речь, очевидно, идет о так называемом нераскрытом, или скрытом, представительстве, т.е. ситуации, когда одно лицо действует хотя и в интересах, но не от имени другого (ср. с п. 2 ст. 182 ГК РФ; о том, что в советском праве «скрытое представительство» представительством не являлось см., напр.: Тархов В.А. Советское гражданское право. Ч. 1. Саратов, 1978. С. 88).

45Толкуя закон («последующее одобрение представляемым делает сделку действительной с момента ее совершения») от противного, комментаторы, как правило, не вдавались в подробности и констатировали, что до одобрения сделка лжепредставителя недействительна как не соответствующая закону, а после одобрения становится действительной с обратной силой (Научно-практический комментарий к ГК РСФСР / под ред. Е.А. Флейшиц. М., 1966. С. 72 (автор комментария — С.В. Поленина); Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / отв. ред. С.Н. Братусь, О.Н. Садиков. 3-е изд., испр. и доп. М., 1982. С. 93 (автор комментария — А.А. Собчак)). Если сделка не была своевременно одобрена, суды признавали ее недействительной (см., напр.: Гражданское право. Т. I / отв. ред. П.Е. Орловский и С.М. Корнеев. М., 1969. С. 234 (автор главы — Е.Н. Гендзехадзе); п. 3 информационного письма ВАС РФ от 03.08.1993 № С-13/ОП-250 «Обзор практики разрешения споров, связанных с исполнением, изменением и расторжением биржевых сделок»; постановления Президиума ВАС РФ от 14.11.1995 № 5082/94 и от 01.09.1998 № 7069/97).

46Игнорируя господствующее мнение, Ю.В. Байгушева, находящаяся под сильным влиянием немецкого права, толкует абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ («если только другое лицо (представляемый) не одобрит впоследствии данную сделку») в том смысле, что не одобрение является отменительным условием для связи между лжепредставителем и контрагентом, а отказ от одобрения — отлагательным: пока не было отказа, лжепредставитель и контрагент сторонами сделки не становятся (см.: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 147).

47См.: Busch D., Macgregor L.J. Comparative law evaluation // The Unauthorised Agent. Perspectives from European and Comparative Law / ed. by D. Busch, L.J. Macgregor. Cambridge, 2009. P. 421.

48См., напр.: Шапп Я. Указ. соч. С. 325; Bork R. Op. cit. S. 634, 635; Kötz H. Vertragsrecht. 2. überarb. und aktual. Aufl. Tübingen, 2012. S. 200, 201; Medicus D. Op. cit. S. 404, 407-408; Wolf M., Neuner J. Op. cit. S. 637–638.

88

Свободная трибуна

(в основном немецкий подход совпадает с тем, который предлагался в проекте Гражданского уложения).

К сожалению, мотивы такого неожиданного решения неизвестны. По крайней мере, ни в одной из знакомых нам публикаций на эту тему, среди которых есть и тексты разработчиков первых частей Кодекса, они не озвучиваются. Возможно, верна догадка, что при написании п. 1 ст. 183 ГК РФ старой редакции ориентировались на ст. 8 Положения о переводном и простом векселе49: «Каждый, кто подписал переводный вексель в качестве представителя лица, от имени которого он не был уполномочен действовать, сам обязан по векселю и, если он уплатил, имеет те же права, которые имел бы тот, кто был указан в качестве представляемого. В таком же положении находится представитель, который превысил свои полномочия»50.

Однако идея возвести в ранг общего правила норму вексельного права не может не удивлять. Дело даже не в том, что отклонение ст. 8 Положения и Единообразного вексельного закона от общего правила — и в первую очередь ее бóльшую строгость по отношению к лжепредставителю — объясняют как раз специфическими задачами, стоящими перед вексельным правом, т.е. прежде всего необходимостью обеспечить надежный оборот векселей, и той особой ситуацией, в которой зачастую оказывается векселедержатель, не способный оценить действительный объем полномочий представителя, подписавшего вексель51. Обоснованность генерализации этой нормы вексельного права вызывает самые серьезные сомнения ввиду того, что она посвящена только обязательственным сделкам (лжепредставитель «сам обязан по векселю»), направленным только на денежные и только на односторонние обязательства: если проставление подписи на векселе не повлекло возложения денежного обязательства на псевдопредставляемого, то должником становится сам лжепредставитель. Это вполне понятное решение: лучше получить денежное требование к лжепредставителю, чем не получить никакого требования вообще. Но эта логика в большинстве случаев не применима ни к распорядительным сделкам, ни к двусторонним обязательствам, ни к обязательствам с неденежным содержанием: едва ли всегда лучше совершить (ничтожную) распорядительную сделку с лжепредставителем, обязаться передать товар, выполнить работу и т.п. перед лжепредставителем, платежеспособность которого может уступать платежеспо-

49См.: Практика рассмотрения коммерческих споров… С. 171–172 (автор комментария — С.А. Громов).

50Утверждено постановлением ЦИК СССР и СНК СССР от 07.08.1937 № 104/1341 «О введении в действие Положения о переводном и простом векселе», имплементирующим Конвенцию о Единообразном законе о переводном и простом векселе (заключена в Женеве 07.06.1930).

51См., напр.: Вишневский А.А. Современное вексельное право: женевская (Россия) и английская системы. М., 2007. С. 60–61; Gursky K.-H. Wertpapierrecht. 3., neu bearb. Aufl. Heidelberg: C.F. Müller, 2007. S. 44; Hueck A., Canaris C.-W. Recht der Wertpapiere. 11., neubearb. und stark erweit. Aufl. München, 1977. S. 51–52. Последовательный критик обсуждаемого здесь правила п. 1 ст. 183 ГК РФ М.И. Брагинский пишет: «Оценивая приведенную норму Кодекса, следует учесть и то, что в определенных случаях содержащееся в ней решение все же может считаться обоснованным. Примером может служить выделенная в Положении о переводном и простом векселе ситуация… Подобное решение представляется полностью соответствующим особой природе векселя» (Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 3: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. С. 331 (автор главы — М.И. Брагинский)).

89

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 12/2015

собности псевдопредставляемого, или получить требование к лжепредставителю о передаче товара, выполнении работы и т.п., часто еще и возмездно, чем остаться без всякой сделки.

В свете сказанного неудивительно, что рассматриваемая новелла была встречена без особого восторга. Во-первых, в литературе отмечалось, что правило п. 1 ст. 183 ГК РФ не согласуется с принципом свободы договора, ведь в соответствии с этой нормой договор оказывается заключенным между лицами, ни одно из которых не имело и не изъявляло воли на вступление в договорную связь с другим52. Во-вторых, нередко закрепленное здесь решение идет вразрез с интересами контрагента, в защиту которых, казалось бы, введено: контрагенту очень часто совсем небезразлично, с кем именно заключать договор, от кого именно получить исполнение, для него важно, насколько состоятельна другая сторона договора, насколько опытна и профессиональна в соответствующей сфере деятельности, каковы ее организационные возможности и пр.53 В-третьих, указывали, что закрепленный в законе подход дает сбой, когда для (полноценного) участия в соответствующем договорном отношении требуется больший объем правоспособности, чем тот, что имеется у лжепредставителя, или нужна отсутствующая у него лицензия54. В-четвертых, правило о назначении лжепредставителя стороной спорной сделки не подходит для ситуаций, когда превышение полномочий выражается в совершении сделки представителем от имени представляемого в отношении себя лично или в отношении другого лица, представителем которого он одновременно является: попытка применить обсуждаемое правило к случаям выхода за этот общий предел пред-

52Ср. замечания М.И. Брагинского в отношении п. 1 ст. 183 ГК РФ в старой редакции (абз. 1 п. 1 ст. 183 ГК РФ): «При оценке юридической силы этой последней нормы следует исходить из необходимости ограничительного ее толкования применительно к случаям заключения договоров. Имеется в виду, что соответствующие последствия — договор признается заключенным с представителем — наступают только при наличии согласия третьего лица. Согласие стать контрагентом представителя не равнозначно согласию стать контрагентом представляемого» (Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. С. 175 (автор главы — М.И. Брагинский)). «Речь… идет… об определенной фикции: предполагается, хотя это заведомо не так, что представитель, действовавший без полномочий, выразил свою волю совершить сделку с третьим лицом от собственного имени <…> создана ситуация, при которой буквальное толкование приведенной нормы — договор признается заключенным независимо от воли третьего лица — вступит в противоречие с одним из основных принципов гражданского права — свободой договоров» (Они же. Договорное право. Кн. 3: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. С. 329–330 (автор главы — М.И. Брагинский)). С М.И. Брагинским соглашается О.В. Гутников (см.: Гражданское право: учебник. Т. 1 / под ред. О.Н. Садикова. М., 2006 (автор главы — О.В. Гутников)).

53См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. С. 175 (автор главы — М.И. Брагинский); Они же. Договорное право. Кн. 3: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. С. 329–330 (автор главы — М.И. Брагинский); Гражданское право. Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. С. 333–334 (автор главы — А.П. Сергеев): «Было бы, однако, нелепо полагать, что именно на самих конкретных работников в этих случаях возлагаются обязанности по исполнению заключенных ими сделок, например по снабжению энергией и газом, перевозке грузов, капитальному строительству и т.п.»; Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. 4-е изд., перераб., доп. М., 2008. С. 802; Он же. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. № 9. С. 79–94.

54См.: Российское гражданское право. Т. I. Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / отв. ред. Е.А. Суханов. С. 410 (автор главы — В.С. Ем); Гражданское право: учебник. Т. 1 / под ред. О.Н. Садикова (автор главы — О.В. Гутников)).

90