Швейцария
В основных чертах позиция швейцарской доктрины соответствует тому, что мы видели в германских источниках, за исключением некоторых деталей, на которых стоит остановиться подробнее.
В Швейцарии любой сособственник вправе самостоятельно и без привлечения остальных сособственников прибегать к любым способам защиты владения и права собственности на вещь, в т.ч. к иску о признании права при наличии к тому достаточного интереса в получении правовой защиты. Эти требования можно заявлять даже в том случае, если отдельные сособственники выразили явное согласие с нарушением или не возражали против него42. Согласия всех собственников не требуется на осуществление требования против нарушителя. Считается, что «принцип единогласия был бы доведён в данном случае до абсурда, если бы возражение одного из сособственников могло бы заблокировать осуществление прав другими сособственниками»43.
Комментаторы единодушны во мнении, что при неделимом притязании сособственник вправе осуществить данное притязание в целом. Возникает вопрос только о правовых особенностях данного требования: заявляется ли оно в свою пользу или в пользу всех сособственников. Высказывается мнение, что все сособственники являются кредиторами в обязательстве с неделимым предоставлением и любой из них вправе потребовать исполнения в пользу всех, являясь в силу закона лицом, ведущим чужие дела без поручения (gesetzlicher negotiorum gestor)44.
Если же требование является делимым, сособственник может заявить только ту его часть, которая соответствует его доле. Данная точка зрения поддерживается, например, Б. Шнайдером, поскольку она проводит в жизнь принцип долевого участия сособственников45. При этом в качестве делимых притязаний большинство учёных рассматривают те, которые способны к количественному разделу. Напротив, Б. Шнайдер не соглашается с последним утверждением, поскольку, на его взгляд, оно базируется на безгранично индивидуалистичных взглядах на общую собственность. По его сведениям, в Германии от подобной точки зрения отказались вскоре после выхода ГГУ.
Это привело к тому, что к господствующему уже на тот момент мнению в 1953 г. присоединился Верховный Суд ФРГ, указавший следующее: не любое само по себе делимое предоставление причитается сособственникам лишь в долях; больше бывает таких предоставлений (плоды вещи, доход от наёмной платы и проч.), использование которых относится не к компетенции отдельных сособственников, а к компетенции сообщества всех сособственников46. Поэтому с правовой точки зрения данные предоставления являются неделимыми. Он предлагает отказаться «…от догмы, происходящей ещё из классического римского права о делимости притязаний, допускающих раздел в количественном плане, поскольку эта догма не соответствует современному регулированию общей долевой собственности»47.
На примере работы Б. Шнайдера, написанной в 1973 году, мы видим отголоски борьбы сложного германского начала с более простым пониманием, выработанным в Швейцарии. Можем засвидетельствовать, что господствующая доктрина Швейцарии по-прежнему квалифицирует делимость притязаний на основе количественного критерия, согласно которому денежные требования, требования в отношении родовых вещей, требования о выдаче плодов и доходов являются делимыми. Это означает, что такие требования участники общей долевой собственности могут заявлять только пропорционально своей доле48.
Но в конечном итоге это, конечно, спор о деталях. Глобально германский и швейцарский правопорядки движутся в одном направлении.
Россия
Если общая вещь будет продана одним из участников долевой собственности без согласия других участников равно как с согласия, которое окажется недействительным, то передать приобретателю право на вещь в целом отчуждатель не сможет. Налицо будет классическая ситуация распоряжения вещью со стороны неуправомоченного отчуждателя. При этом неважно, знал ли приобретатель о том, что вещь находится в общей долевой собственности и ошибочно полагался на то, что остальные участники выразили своё согласие на отчуждение её, либо он вообще не знал, что приобретает вещь, которая находится в режиме общей долевой собственности.
В случае незаконного отчуждения вещи возникает вопрос о способах защиты того участника общей долевой собственности, который не согласен с подобным отчуждением. В этих аспектах общая долевая собственность проявляет существенные отличия от единоличной собственности. Причём возможны разные пути установления указанных отличий.
Первый путь, который был подробно рассмотрен выше, сводится к тому, что участник долевой собственности, права которого нарушены, вправе заявить в интересах всех участников иск об отобрании вещи у приобретателя и возвращении её во владение участников общей долевой собственности. С этой точки зрения, возникает вопрос о том, насколько правомерно возвращать вещь тому же самому участнику долевой собственности, который ей незаконно распорядился, не спросив согласия остальных её участников? Как представляется, вещь должна возвращаться истцу, заявившему соответствующий иск. При этом ввиду нарушения другим участником общей собственности, который владел вещью по соглашению сособственников, но незаконно распорядился ею, своих обязанностей по отношению к другим сособственникам возникают основания для пересмотра указанного соглашения. В любом случае истец, выигравший дело и отобравший вещь у приобретателя, вправе её удерживать до тех пор, пока по новому соглашению всех сособственников или в судебном порядке не будет установлено вновь, у кого во владении будет находиться общая вещь.
Ещё более простой будет ситуация в том случае, если вещь будет продана не одним из сособственников, а третьим лицом (либо владельцем по договору, получившим вещь на время от сособственника, либо вором). В этом случае любой из сособственников сможет предъявить иск к приобретателю об отобрании указанной вещи.
К сожалению, пока ещё в практике настоящие затруднения вызывает вопрос о том, может ли один из долевых собственников требовать передачи ему вещи в целом, которая оказалась у неуправомоченного лица, пользуется ли он теми же средствами защиты, что и единоличный, недолевой собственник (ст.301 ГК РФ), или такой иск возможен только по соглашению всех участников49. Нам видится приемлемой идея зарубежных правопорядков, не ограничивающих право отдельного сособственника необходимостью получать согласие остальных сособственников (см. выше).
Ввиду того, что в отечественном законодательстве отсутствует процессуальный механизм, позволяющий присуждать вещь в пользу всех сособственников независимо от того, все ли они обратились с иском о защите, наука должна предпринять усилия по разработке подобного механизма. Впредь до его введения в процессуальное законодательство в судебной практике желательно предпринимать меры, направленные на достижение того же результата имеющимися правовыми средствами. В частности, судам рекомендуется принимать меры к тому, чтобы остальные сособственники знали о процессе, инициированном одним из них, и далее привлекать всех сособственников в качестве третьих лиц на стороне истца, а ещё лучше – в качестве соистцов. Если на этом пути будут стоять какие-то непреодолимые сложности (например, ввиду большого числа сособственников), можно присуждать вещь в пользу истца, вознаграждая его тем самым за проявленную активность в деле защиты общих прав и полагаясь на его добросовестность, т.е. на то, что в дальнейшем он не будет чинить препятствий иным сособственникам во владении и пользовании спорной вещью. Если эти надежды окажутся напрасными, в может быть рассмотрен спор между всеми сособственниками об установлении порядка пользования вещью.
Если же сособственник предъявляет денежное требование, например, о возмещении убытков, причинённых вещи, думается между двумя путями – германским и швейцарским – предпочтительно выбрать первый, т.е. не допускать деление общего денежного требования в пропорциональном отношении, а предоставлять одному сособственнику право требовать уплаты полной суммы в пользу всех. Особенностью исполнения данного решения суда должно стать внесение всей суммы в депозит, распоряжаться которым сособственники смогут только все вместе.
Нередко в судебной практике отечественные суды не идут тем путём, который известен зарубежным правопорядкам. Взамен исков, защищающих право на вещь в целом, они сосредотачиваются на защите долей, ступая на довольно опасный путь «возврата доли» в натуре. Возможно, одной из причин этого является полнейшая неразработанность данной проблематики в отечественной доктрине гражданского права. Другой причиной, по-видимому, стало предъявление истцом не вполне верных (находящихся не в русле описанной выше зарубежной доктрины) требований о виндикации не вещи в целом, а своей доли в указанной вещи.
Особенно это может быть актуальным в том случае, если, например, вещь украдена у избранного сособственниками из их числа владельца и продана третьему лицу. Неужели каждый из сособственников вправе заявить только требование об отобрании у ответчика своей доли? На наш взгляд, такой подход был бы весьма странным и неудобным с точки зрения политики права. Представим, что сособственников 100. Что, в этом случае судебная система должна рассмотреть 100 исков, а не довольствоваться одним, предъявленным в интересах всех сособственников? Как представляется, в контексте приведённого примера подходы зарубежного права выглядят весьма интересно.
В противном случае российским правоприменителям придётся решать ещё более тяжёлые задачи, например, искать решение в случае, когда из 100 сособственников иски предъявят только 2 сособственника. Что произойдёт в этом случае с оставшимися 98 долями? Они будут приобретены от неуправомоченного лица? Но как? По давности владения? Но что такое владение долей? Это вещь до настоящего времени немыслимая, если рассуждать канонами классической теории гражданского права.
И почему, например, те 2 сособственника, которые отобрали свои доли у приобретателя (мы помним, что его добросовестность в силу ст.302 ГК РФ в этом случае не важна, т.к. вещь была украдена), не могут потребовать перевода на себя долей оставшихся 98 сособственников, которые отчуждены под видом отчуждения вещи? А если они могут этого потребовать, то с какого момента? Ведь у тех 98 сособственников есть 3 года на предъявление исков об отобрании их долей, пока течёт исковая давность. Мы видим, что вопросы имеют склонность нарастать как снежный ком. И возможно виной тому – не вполне корректный способ защиты в виде отобрания у ответчика долей в праве, а не самой вещи.
Мы обнаруживаем именно этот подход, не дающий сособственнику ту защиту, которую ему предоставляют за рубежом, в постановлении Президиума Мособлсуда от 31.08.2011 г. № 351 по делу № 44г-124/11. В данном деле один из двух участников общей долевой собственности с долей 5/6 продал вещь в целом, а второй сособственник обратился с иском о признании данной сделки недействительной. Если бы суд исследовал добросовестность приобретателя и вопрос о том, кто фактически владел объектом на момент его продажи, и дал защиту, например, добросовестному приобретателю от неуправомоченного лица, это был бы правильно обоснованный отказ в иске. Однако суд избрал иное обоснование. Он указал, во-первых, что второй сособственник (собственно – нарушитель права истца) и приобретатель вещи сделку не оспаривали. Как мы понимаем, было бы довольно оригинально ожидать от сособственника, ставшего нарушителем права истца, чтобы он оспорил собственную сделку. И, во-вторых, в решении суда недвусмысленно прозвучала идея о том, что истцу принадлежит лишь 1/6 в праве и, следовательно, он вправе требовать восстановления права лишь на указанную долю. Доля в 5/6 права на вещь оказалась, по мнению суда, безусловно проданной. Возможно, иностранный суд пришёл бы в данном случае к такому же выводу, но для этого требовалось исследовать гипотетическую волю сторон в ходе конверсии (трансформации) заключённой сделки. К сожалению, никаких сведений об исследовании указанного обстоятельства в тексте отечественного судебного акта не содержится.