учебный год 2023 / егоров подборка комиссия

исполнение которых не требует личного участия комитента. В то же время, на наш взгляд, этот признак очень важен, но не является единственным из тех, которые позволяют ограничить круг сделок, входящих в предмет договора комиссии.

В.Н. Шретер в 1928 году писал, что "по характеру комиссионных отношений комиссионеру может быть поручено совершение лишь определенного вида сделок (курсив мой. - А.Е.). Основным случаем является поручение что-либо купить или продать для предприятия. Этот случай и является комиссией в точном смысле слова. Наряду с этим комиссионеру, согласно ст. 275-а (имеется в виду ПС РСФСР 1922 года. - А.Е.), могут быть особо поручены отправка и страхование товара и грузов какого-либо предприятия. В этом случае мы говорим об экспедиторской сделке, а комиссионер именуется экспедитором или экспедитором. Наконец, в банковской практике практикуются комиссионные поручения по инкассированию и производству платежей за счет поручителя"32.

В одной из своих работ Е.А. Суханов отмечал, что применение договора комиссии, в принципе, не ограничено рамками торгового оборота, хотя именно на него ориентировано содержание большинства норм ПС РФ, посвященных комиссии. Например, управления и отделы капитального строительства (УКСы и ОКСы) исполкомов местных Советов, выполняя функции заказчика по строительству кооперативных жилых домов, заключают договоры с ЖСК, по которым обязуются в интересах и за счет ЖСК заключить договоры с проектной организацией на изготовление проектно-сметной документации и со строительной организацией на строительство жилого дома. По юридической природе договор ЖСК с УКСом (ОКСом) исполкома является не чем иным, как разновидностью договора комиссии33.

Однако не все ученые полагают, что какое-либо ограничение круга поручаемых комиссионеру сделок должно происходить. Встречаются высказывания, что предметом этого договора являются всякие незапрещенныё законом сделки, поручаемые комиссионеру: договоры купли-продажи, подряда, страхованияит.п34. С этим подходом сложно согласиться.

Представляется, что неопределенный круг договоров, могущих стать предметом договора комиссии согласно буквальному толкованию норм ГК РФ о Том, что комиссионер принимает на себя совершение одной или нескольких сделок, в теории должен быть подвергнут ограничению.

Во-первых, цель и существо комиссионного договора состоит в самостоятельном приобретении комиссионером прав и обязанностей и передаче комитенту имущественного результата, поэтому предметом комиссионного обязательства может служить совершение лишь таких сделок, последствия которых могут быть, в случае надобности, переносимы на другое лицо и которые могут быть исполнены комиссионером без участия комитента. К числу такого рода сделок можно отнести практически любые договоры, в которых комиссионер выступает лицом, вносящим в оплату встречного предоставления деньги. Например, заказчиком в договоре подряда33 или возмездного оказания услуг, грузоотправителем в договоре перевозки, заказчиком по авторскому договору заказа, поклажедателем в договоре хранения, страхователем в договоре страхования, а также во всех иных случаях, отвечающих общим признакам, выделенным выше.

На практике суды не усматривают каких-либо нарушений законодательства, когда комиссионеру дается поручение выступить от своего имени заказчиком по контракту на постройку судов, по контракту на переработку нефтепродуктов, пшеницы, заказчиком при капитальном ремонте недвижимости36.

Во-вторых, комиссионеру может быть поручено совершить только такую сделку, в которой не присутствуют особые лично-доверительные отношения между ее сторонами, препятствующие исполнению этой сделки как комитентом, так и третьим лицом в адрес комитента, равно как и передаче комиссионером комитенту прав по данной сделке.

И, в-третьих, с практической точки зрения чаще всего предметом выступает купля-

продажа и сходные сделки, так как обязательства по отправке и страхованию грузов отошли от договора комиссии и стали предметом договора экспедиции; сделки по производству платежей и предоставлению кредита отнесены законодателем к институтам расчетно - кредитных правоотношений37.

Наиболее близкое нашей правовой системе германское право толкует договор комиссии непосредственно после купли-продажи как особый ее вид. Параграф 383 Германского торгового уложения (ГТУ) 1897 года определяет комиссионера как лицо, принимающее на себя в качестве промысла продажу или покупку товаров или ценных бумаг за счет другого лица (комитента), но от собственного имени. В то же время предмет договора комиссии по германскому торговому праву не ограничивается сделками куплипродажи, как это может показаться, если не анализировать весь комплекс норм о договоре комиссии. Согласно абзацу первому параграфа 406 ГТУ, имеющему название "Подобные (схожие) сделки", предписания раздела о договоре комиссии находят свое применение и в тех случаях, когда комиссионер в процессе осуществления своей торговой деятельности принимает на себя заключение за счет другого лица, но от собственного имени сделки иного рода, нежели обозначено в параграфе 383 ГТУ. В качестве примеров в немецкой литературе приводят договоры о сдаче в прокат видеофильмов и иные подобные сделки. Этот подход позволяет выделять сделку купли-продажи как предмет договора комиссии в сипу исторического развития и сущности комиссионных отношений, но наряду с ней и иные двусторонние сделки, которые могут заключаться на комиссионном начале. Дать конкретный перечень таких сделок не представляется возможным, тем более что гражданское законодательство России содержит принцип свободы договора (ст. 421 ГК РФ), согласно которому стороны могут заключить договор, как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными; правовыми актами. В этой связи вывод о том, допустим ли в качестве предмета договора комиссии конкретный договорный тип, избранный сторонами, должен делаться в каждом конкретном случае на основе критериев, которые мы попытались проанализировать в настоящей статье.

А.В. ЕГОРОВ, главный консультант Управления анализа и обобщения судебной практики Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации

К ВОПРОСУ О ПРАВАХ ПО СДЕЛКАМ, ЗАКЛЮЧЕННЫМ КОМИССИОНЕРОМ

Согласно абзацу шестому статьи 1002 ГК РФ в случае объявления комиссионера несостоятельным (банкротом) его права и обязанности по сделкам, заключенным им для коми тента во исполнение указаний последнего, переходят к.комитенту. За этим, казалось бы, ничем особо не примечательным законодательным предписанием скрыт своеобразный подход отечествен ного гражданского права к решению давней проблемы сочетания формально юридической принадлежности прав требования по заключаемым комиссионером сделкам самому комиссионеру с экономическим взглядом на эти права как на нечто, принадлежащее комитенту. Вопросам, возникающим в этой связи, с параллельным рассмотрением конкретной ситуации из практики арбитражных судов посвящается настоящая статья.

Российская правовая система, следуя в русле континентальной правовой традиции, как представляется, до настоящего момента обоснованно не признает деление на лицо - носителя и лицо — "временного владельца" субъективного права, по аналогии с делением на собственника и владельца вещи, хотя попытки ввести такое деление на законодательном уровне предпринимаются (чего стоит одна фигура номинального держателя на рынке ценных бумаг). Поэтому с правовой точки зрения права по сделке комиссионера с третьим лицом, заключенной во исполнение комиссионного поручения, принадлежат комиссионеру, и только ему.

Но все же известная связь между комитентом и правами комиссионера существует. Другое дело, что она не носит характера правовой связи. Как отмечают, в частности, германские цивилисты, в данной ситуации можно говорить об экономической принадлежности комитенту прав комиссионера по отношению к третьим лицам'. Только этим можно объяснить обязанность комиссионера в соответствующих случаях уступить данные права комитенту, не получая за них никакого встречного предоставления (пункты 2 и 3 ст. 993 ГК РФ;, параграф 392 германского Торгового уложения, далее - ГТУ).

Сравнительный анализ

признание "экономической" принадлежности комитенту прав, о которых идет речь, порождает весьма интересное регулирование соответствующих вопросов в германском праве. Попутно следует отметить, что анализ основных законодательных актов, действовавших в Европе к началу XX века, позволил обнаружить германский подход к правам комиссионера, только в австрийском Гражданском уложении (ст. 368)2 и венгерском Торговом уложении (ст. 374)3. Но ни в голландском, ни в испанском, ни в итальянском торговых уложениях законодатель не последовал ему. Проект Гражданского Уложения Российской империи, который не вступил в силу по политическим причинам, также не воспринял германскую модель регулирования4. Как и в России, в Германии комитент не является стороной сделки во исполнение комиссионного поручения. Поэтому требования из этой сделки возникают не у комитента, а у комиссионера (параграф 3921 ГТУ). Из этого делается справедливый для обеих правовых систем вывод, что до тех пор, пока комиссионер не уступил эти требования комитенту, последнему угрожает опасность, что какой-либо кредитор комиссионера в порядке принудительного исполнения обратит взыскание на данное требование. По действующему российскому законодательству не существует препятствий для обращения взыскания на это требование, в Германии же для зашиты интересов комитента установлена юридическая фикция параграфа 392 II ГТУ. Ее

суть изложена в тексте нормы указанного параграфа: требования по сделкам, заключенным комиссионером во исполнение комиссионного поручения, даже если еще не произошла уступка этих требований комитенту, рассматриваются (признаются) в отношениях между комитентом и комиссионером или кредиторами последнего как требования комитента. Если кредитор комиссионера обращается за наложением ареста на это требование или с иском о переводе этого требования на себя (параграфы 829, 835 Гражданского процессуального положения Германии), то комитент вправе предъявить иск (Drittwiderspruchsklage), аналогичный по своей природе искам об исключении имущества из описи в российском процессуальном праве. Путем такого иска комитент может добиться того, что обращение взыскания на требование комиссионера будет признано недопустимым.

Если в отношении комиссионера открывается конкурсное производство, то комитенту принадлежит право на исключение данного права требования из конкурсной массы (параграф 47 германского Положения о несостоятельности).

Вслучае, когда комиссионер распоряжается правом требования путем передачи его в целях обеспечения своему кредитору или производит зачет этого требования со встречным требованием такого кредитора к комиссионеру, комитент может не рассматривать такие действия комиссионера как производящие для комитента какие-либо правовые последствия.

Так работает эта фикция из параграфа 392IIГТУ, но, по-видимому, как всякая фикция, помогает она далеко не во всех случаях. Так, считается спорным, должен ли комитент признавать действительным (в отношении себя) зачет, который осуществляется третьим лицом в отношении требования, существующего у третьего лица к комиссионеру. Мы видим здесь обратную ситуацию, когда о зачете заявляет не комиссионер (в этой части германская доктрина определилась), а третье лицо.

Последовательное проведение фикции о принадлежности прав комиссионера комитенту означало бы, что комитент вправе не рассматривать заявление третьего лица о зачете как порождающее правовые последствия в отношении себя. Однако не все немецкие авторы готовы выступать последовательно в своих рассуждениях. Многие из них признают, что интересы третьего лица заслуживают большей защиты, чем интересы комитента. Улучшение положения комитента не может происходить в результате нарушения интересов третьего лица (zur Lasten des Dritten)5. Поэтому параграф 392 П ГТУ должен быть истолкован ограничительно в том смысле, что к "кредиторам" комиссионера не относится сторона по договору, заключенному во исполнение комиссионного поручения. Такую же позицию занял и Верховный суд ФРГ в 1969 году6.

Всвете принятого решения остается непонятным, чем отличаются интересы третьего лица в случае, когда о зачете заявляет оно само, от его интересов, когда о зачете заявляет его контрагент (будучи чьим-то комиссионером). И в той и в другой ситуации третье лицо не знает об "экономической принадлежности" права, в отношении которого производится зачет. На этом основании можно достаточно критично оценить то правовое средство в виде юридической фикции, которое было создано в Германии для ликвидации разрыва между правовой и экономической принадлежностью требований комиссионера в отношении третьих лиц. По-видимому, на практике третьим лицам ничего не остается, как на всякий случай заявлять своему контрагенту о зачете даже после получения от него аналогичного заявления: вдруг контрагент в действительности является комиссионером другого лица и его комитент откажется рассматривать такое заявление как действительное?

Подход, изложенный в законодательстве и доктрине Германии, можно назвать непоследовательным также и на том основании, что не существует нормы, препятствующей обращению взыскания на товар, приобретенный комиссионером для комитента, в то время как право требования передачи этого товара освобождается от взыскания по иску комитента, о чем шла речь выше.

Вотличие от действующего российского законодательства, признающего вещи, поступившие к комиссионеру от комитента либо приобретенные комиссионером за счет комитента, собственностью последнего (п. 1 ст. 996 ГК РФ), в Германии комитент сохраняет право собственности только на вещи, переданные комиссионеру для продажи, но вещи, закупленные комиссионером для комитента, сначала поступают в собственность комиссионера. Вследствие этого и становится возможным обращение взыскания на эти вещи по долгам комиссионера. Норма же параграфа 392 II ГТУ, согласно господствующему в Германии мнению, не применяется в отношении таких случаев, поскольку она регулирует только вопросы, связанные с правами требования; такое же соображение действует для случаев обращения взыскания на деньги, полученные комиссионером в собственность от третьего лица.

Комитенту предлагается самому защищать свои интересы, например заботиться о том, чтобы третье лицо осуществляло исполнение непосредственно в адрес комитента или комиссионер незамедлительно производил перечисление денежных средств, полученных от третьего лица7.

Все же странно, что на право требования передать вещь, обращенное к продавцу товара, кредиторы комиссионера не могут обратить взыскание, а на саму вещь, которая получена в результате реализации такого права требования, взыскание обращается без каких-либо проблем.

Вто же время представляется, что российское законодательство и правоприменительная практика учитывают также только один аспект комплексной проблемы, освобождая от обращения взыскания вещи, приобретенные комиссионером для комитента, но допуская обращение взыскания по долгам комиссионера на права,

Вопросы допустимости"удержания" права комиссионером.

Нельзя не признать, что фикция параграфа 392 П ГТУ все же несет в себе и ряд положительных черт. Именно потому, что требования по заключенным комиссионером сделкам рассматриваются как требования комитента, становится ясным смысл параграфа 399 ГТУ: комиссионер может получить удовлетворение собственных требований к комитенту, указанных в параграфе 397 ГТУ, за счет прав требования, которые основаны на заключенных за счет комитента сделках с третьими лицами.

В России подобной нормы нет, и, следовательно, в ситуации, когда право на комиссионное вознаграждение возникло, но сделка еще не была исполнена третьим лицом, а комитент требует передать ему все права по этой сделке, комиссионер вынужден передать комитенту право в полном объеме и не имеет возможности обеспечить свой интерес в отношении комиссионного вознаграждения.

Включение в действующее законодательство норм, направленных на закрепление правомочия комиссионера задержать передачу комитенту соответствующих прав до исполнения комитентом встречных обязательств перед комиссионером, было бы вполне оправданно, так как подобная мера заняла бы свое место наряду с удержанием вещей комитента (п. 2 ст. 996 ГК РФ) и зачетом денежных сумм, причитающихся комитенту (ст. 997 ГК РФ).

На первый взгляд необходимый эффект может быть достигнут конструированием в законе или на практике своеобразного права "удержания" комиссионером прав, подлежащих уступке комитенту, до момента исполнения комитентом обязательств перед комиссионером. Но все же при применении в отношении имущественных прав юридической конструкции, созданной для вещей, должны использоваться, по меньшей мере, основные признаки такой конструкции, как они сформулированы в законе и доктрине. А для права удержания одной из ключевых особенностей является возможность

удерживать только чужую вещь8. Следовательно, удержание в сфере имущественных прав смогло бы реально работать только в случаях удержания "чужого" права. Вместе с тем по заключаемым комиссионером сделкам только он становится носителем субъективных гражданских прав. Это означает, что ввиду невозможности удержания собственного объекта обеспечение интересов комиссионера, когда комитент требует уступить ему соответствующее право требования к третьему лицу, должно происходить при помощи иных правовых средств.

Таким образом, удержать свое собственное право к третьему лицу комиссионер не может. Но как тогда можно охарактеризовать действия комиссионера по отказу совершить уступку права комитенту, на которые он с точки зрения de lege ferenda должен иметь право в случаях, когда комитент не исполняет свои обязательства перед ним?

Из известных российскому праву конструкций можно использовать, по-видимому, только институт встречного исполнения обязательств (ст. 328 ГК РФ).

Однако необходимо учитывать, что согласно пункту 1 статьи 328 ГК РФ встречным признается исполнение обязательства одной из сторон, которое в соответствии с договором обусловлено исполнением своих обязательств другой стороной, и что обязанности сторон в комиссионном обязательстве уплатить комиссионное вознаграждение и уступить право к третьему лицу не отвечают признакам встречности при отсутствии специального регулирования на этот счет в договоре комиссии. В этой связи, с одной стороны, можно рекомендовать сторонам устанавливать в договоре комиссии встречный характер соответствующих обязанностей, а с другой стороны - действующий закон может быть дополнен нормой, разрешающей комиссионеру не производить уступку по требованию комитента, если он не получил от комитента того, что ему причиталось.

Это предложение способно в какой-то степени снизить остроту существующей проблемы, хотя у комиссионера по-прежнему не будет возможности, не нарушая своих обязательств по договору комиссии, реализовать право требования к третьему лицу с целью получения удовлетворения по своим требованиям к комитенту из полученных денежных средств. Поэтому и такое право de lege ferenda следовало бы предоставить комиссионеру, но с одновременным соблюдением интересов комитента, у которого должна быть возможность в разумный срок исполнить свои обязательства перед комиссионером и избежать утраты даже той экономической связи, которая существует между комитентом и интересующим его субъективным правом комиссионера по сделке с третьим лицом.

Дореволюционное регулирование

Своеобразных взглядов на проблему прав по заключенным комиссионер ром сделкам придерживался дореволюционный российский законодатель. Согласно статье 54" Закона о договорах торговой комиссии от 14 апреля 1910 г. "препоручитель вправе требовать уступки ему требований комиссионера к третьим лицам по заключенным за счет препоручителя сделкам, по которым препоручитель еще не получил того, что ему причитается. В случае объявления комиссионера несостоятельным должником, препоручитель сохраняет означенное право и, сверх того, ему передаются платежи третьих лиц по упомянутым сделкам, поступающие после объявления несостоятельности в конкурсную массу, причем удерживаются следующие комиссионеру с препоручителя суммы, указанные в ст. 542!".

На основе этой нормы доктрина делала вывод, что комиссионер обязан переуступить комитенту требования к третьему лицу, вытекающие из сделки, заключенной по поручению и за счет комитента. В случае же отказа комиссионера переуступить такие требования они могли быть признаны переуступленными на основании постановления суда и без согласия комиссионера9. Вместе с тем признавалось, что право комитента требовать принудительной уступки ему этих требований может существовать при наличии двух условий. Во-первых, необходимо, чтобы эти требования были еще и требованиями комиссионера, то есть чтобы он также являлся и кредитором по этим

требованиям. Бели комиссионер уступил уже эти требования третьему лицу, комитент лишается права требовать переуступки их от этого третьего лица, хотя бы последнее и знало в момент уступки* что требования, уступаемые ему комиссионером, вытекают из сделок, заключенных последним за счет комитента10.

На основе этих рассуждений можно сделать вывод, что еще до революции российская доктрина не восприняла постулаты германской науки и не рассматривала сделки уступки, совершенные самим комиссионером с третьими лицами, как необязательные для комитента.

Вкачестве второй предпосылки выступало условие, что комитент не получил еще по сделкам, из которых эти требования вытекают, того, что ему причитается". Например, если за третье лицо комиссионер уплатил комитенту собственные средства, то не существовало сомнений, что комитент лишался права предъявить иск 66 уступке ему требований комиссионера по сделке с указанным третьим лицом.

Это положение полностью сохраняет свое значение и для современных условий: комиссионер, исполнивший обязательство третьего лица, например, ввиду принятого на себя ручательства перед комитентом (делькредере), не обязан передавать комитенту право требования к неисправному контрагенту. С точки зрения природы комиссионных отношений такой подход очевиден, но при отсутствии специального регулирования на этот счет в законе практика может столкнуться со случаями, когда не совсем добросовестный комитент будет толковать пункт 2 статьи 993 ГК РФ не системно, а буквально и требовать от суда передачи ему прав комиссионера независимо от полученного имущества12.

Те же соображения позволяют утверждать, что и правило абзаца шестого статьи 1002 ГК РФ должно толковаться в том смысле, что при банкротстве комиссионера его права требования к третьим лицам по сделкам, заключенным во исполнение указаний комитента, переходят к последнему лишь в том случае, если комитент не получил по соответствующим сделкам того имущества, которое ему причиталось. Основанием для подобного толкования действующего закона служит природа комиссионных отношений и идея эквивалентности, существующая в гражданском праве. Иной подход приводит к обогащению комитента, которое не имеет под собой никаких оснований.

Возвращаясь к истории, заметим, что в дореволюционном Законе о договорах торговой комиссии существенное значение имела статья 5420: "Комиссионер освобождается от тех обязательств перед препоручителем, по которым последний примет от него требования на третьих лиц". Она представляла собой как бы обратный случай и вместе со статьей 5419 охватывала все отношения, которые могут сложиться между комитентом и комиссионером при неисполнении третьим лицом сделки: передача прав комитенту влекла прекращение обязанностей самого комиссионера по передаче имущества (актуально для случаев ответственности комиссионера за неисполнение сделки третьим лицом, поскольку в обычной ситуации комиссионер не имеет перед комитентом соответствующих обязанностей), а передача имущества комитенту лишала его права требовать уступки прав.

К сожалению, действующий российский закон не позволяет отнести к числу своих достоинств столь же всеобъемлющее регулирование этого аспекта в комиссионных отношениях. Из закона не следует, какие последствия влечет за собой уступка прав комитенту или передача ему причитающейся денежной суммы (иного имущества). Поэтому большое значение имеет правильное и сообразное природе комиссионных отношений системное толкование главы 51 ГК РФ в правоприменительной практике. Интерес вызывает сопоставление двух норм — дореволюционной и современной, — посвященных праву комитента на передачу ему прав требования к третьему пилу. В пункте 2 статьи 993 ГК РФ сказано, что право требовать от комиссионера передачи прав по такой сделке возникает у комитента в случае неисполнения третьим лицом сделки,

заключенной с ним комиссионером.

Встатье 54" цитировавшегося выше дореволюционного российского закона такое

право предоставлялось комитенту безотносительно к факту неисполнения сделки третьим лицом и было поставлено в зависимость только от того, получил ли комитент причитающееся ему имущество по соответствующей сделке.

Довольно близкое регулирование, как может показаться на первый взгляд, поскольку неполучение комитентом причитающегося ему, как правило, связано с неисполнением сделки третьим лицом. И действительно, в большинстве случаев применение и той и другой нормы способно привести к тождественному результату, но несколько примеров способны показать, что дореволюционная формулировка нормы была более емкой. Так, до революции комитент вправе был требовать уступки ему права по сделке, в которой третьему лицу комиссионером была предоставлена отсрочка платежа, буквальный же текст действующего закона не предоставляет аналогичного права комитенту. И наоборот, передача комиссионером собственного имущества комитенту при отсутствии исполнения со стороны третьего лица по действующему законодательству формально никак не затрагивает правомочия комитента получить право требования к третьему лицу. Этот пример подробно рассматривался выше.

Все это позволяет сделать вывод, с одной стороны, о более удачном характере дореволюционной нормы, и с другой - о необходимости определенной корректировки действующего закона со стороны правоприменительной практики в направлении сформулированного ранее правила.

Но толкование должно происходить в комплексе с обеспечением прав комиссионера, поскольку, передав комитенту право требования (пример с отсрочкой оплаты), комиссионер может утратить механизмы, обеспечивающие его право на комиссионное вознаграждение (удержание вещей, зачет денежных средств). По-видимому, совместить противоположные интересы в случае с такими ненаступившими правами требования можно, предложив комитенту предоставить комиссионеру обеспечение причитающихся ему сумм в качестве предпосылки для получения права требования к третьему лицу.

Подводя итог краткому теоретическому обзору двух подходов к правам комиссионера по заключенным с третьим лицом сделкам, следует отметить, что и германский, и российский подходы имеют свои плюсы и минусы. В этой связи сложно утверждать, что какой-либо из этих отличных друг от друга подходов лучше, каждый хорош в той правовой системе, где он работает. Но само по себе знание о существовании других способов решения возникающих на практике вопросов способствует оптимизации правового регулирования.

Практический аспект

Любая теоретическая проблема рано или поздно проявляется на практике, - этот тезис можно считать практически бесспорным, а его наглядной иллюстрацией способно служить одно из дел, рассмотренных в Арбитражном суде города Москвы.

Кратко опишем фабулу этого дела. В 1998 году через банк-агент со счета Минсельхоза России были перечислены средства спецфонда льготного кредитования на счета заемщиков — организаций агропромышленного комплекса России. Перечисление производилось на основании трехстороннего договора, заключенного между Минсельхозом России, Минфином России и банком-агентом, а также в соответствии с договорами займа, которые банк-агент заключил с конкретными заемщиками.

Давая оценку правовой природе возникших отношений, можно утверждать, что государство в лице своего органа (и распорядителя соответствующей частью бюджетных средств) заключило договор комиссии с коммерческим банком, который принял на себя обязательство от собственного имени, но за счет и в интересах комитента (государства в лице Минсельхоза России) совершить несколько договоров займа, выступая в качестве заимодавца.

Заемщики по истечении сроков пользования средствами спецфонда обязаны были их возвратить через банк-агент в федеральный бюджет.

В дальнейшем банк-агент был признан банкротом, и в отношении него в 1999 году

было открыто конкурсное производство. В декабре 2000 года конкурсный управляющий банка-агента заключил с другим банком (далее — банк-цессионарий) договоры уступки прав требований, которые банк-агент имел к заемщикам - организациям сельскохозяйственного комплекса. В настоящее время банк-цессионарий предъявляет иски в арбитражные суды субъектов Российской Федерации по месту нахождения заемщиков, направленные на реализацию прав требований, которые уступил ему банк-агент.

Данная ситуация вызвала немалое беспокойство Минсельхоза России, который даже не привлекается к участию в таких делах.

Ранее, когда иски о взыскании задолженности с заемщиков предъявлялись самим конкурсным управляющим, государство в лице своих органов привлекалось к участию в процессе в качестве третьего лица, и нередко суды выносили решения о взыскании долга непосредственно в доход федерального бюджета (в лице Минфина России по статье 165 Бюджетного кодекса Российской Федерации). Этот подход вызывает серьезные сомнения в своей обоснованности, как с процессуальной, так и с материально-правовой точки Зрения, но об-, суждение этих вопросов способно увести от главной идеи предпринятого исследования, и поэтому мы их оставляем. . в стороне. Если же теперь иски банкацессионария будут удовлетворяться, можно прогнозировать ущерб для федерального бюджета и связанное с этим нарушение публичных интересов, хотя и косвенное - государство не утратит возможности повторного обращения к заемщикам, но произвести повторный возврат кредита для ряда заемщиков может стать невозможным с экономической точки зрения.

Установить, какие правовые нормы обосновывают наличие права требования государства к заемщикам, не представляет большого труда, Основная из этих норм легла в основу данной статьи и была озвучена нами уже в самом начале - это абзац шестой статьи 1002 ГК РФ: комитент (Российская Федерация) получил права по заключенным сделкам займа (эти договоры односторонне обязывающие, у комиссионера нет обязанностей, и поэтому вопрос о них не затрагивается) в тот момент, когда комиссионер (банк-агент) был признан несостоятельным (банкротом), а переход состоялся в силу закона без каких-либо дополнительных волеизъявлений.

Итак, рассмотрим, что произойдет в случае, если суды, начнут взыскивать долги с заемщиков в пользу банка-цессионария, а потом к ним же иски станет предъявлять и Российская Федерация. Второй иск будет иском с тем же предметом (возврат задолженности), но с несколько иным основанием (вместо сделки уступки будет фигурировать фактический состав, приведший к переходу прав в силу закона) и новым составом сторон, следовательно, отказ в принятии такого иска будет необоснован. Суд обязан рассмотреть данный иск и взыскать сумму задолженности повторно, несмотря на то, что тем же самым судом ранее было вынесено решение о взыскании задолженности в пользу банка-цессионария, то есть допущена судебная ошибка. Заметим здесь, что в определенных случаях суд может и не знать о факте комиссионных отношений и особом положении банка-агента как юридического носителя экономически чужих прав, то есть объективную ошибку будет сложно поставить в вину суду. Поэтому и может иметь существенное значение практика федеральных арбитражных судов округов и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Именно эти судебные инстанции должны сформировать однозначную практику отказов в исках банку-цессионарию и удовлетворения исков государства к заёмщикам.

Более того, инициатива в обжаловании неправомерных судебных актов должна исходить от самих заемщиков. Именно ввиду того обстоятельства, что сумма задолженности может быть взыскана с них повторно, они должны приложить максимум усилий для отмены судебного акта, вынесенного в пользу банка-цессионария. Позиция "все равно кому платить, раз платить надо" может обернуться для них большими проблемами. Напомним, срок обжалования в кассационную инстанцию истекает через месяц после вынесения судебного решения или постановления апелляционной инстанции

(ст. 164 АПК РФ). Следующий иск к заемщику может быть предъявлен существенно позже, а значит, изначально неверно оценивший доводы банка-цессионария и не ставший оспаривать вынесенное решение (постановление) заемщик останется с единственной возможностью защитить свои нарушенные права путем обращения в Высший Арбитражный Суд Российской Федерации с заявлением о принесении протеста на состоявшиеся судебные акты. Излишне говорить, что далеко не все проигравшие стороны прибегают к этой возможности.

Никакие иски к банку-цессионарию о возврате неосновательно полученного, возможный при добровольном платеже ему суммы займа, после вынесения судебного акта не должны признаваться допустимыми, поскольку фактически ОНИ были бы направлены на пересмотр уже вынесенного судебного акта вне установленного для этого порядка.

Основной способ защиты государства в создавшейся ситуации, видимо, состоит в предъявлении иска к заемщику. Российская Федерация не может обратиться к банкуцессионарию ни с каким иском, основанным на договоре, так как не имеет с этим банком соответствующих отношений. Возможность удовлетворения иска, основанного на деликте, по нашему мнению, в изложенной ситуации также отсутствует. У Российской Федерации не было бы иска к банку-цессионарию и в том случае, если бы сделка цессии состоялась до признания банка-агента несостоятельным (банкротом), хотя в последнем случае банк-цессионарий приобрел бы, по-видимому, полноценное право требования к заемщику. Единственное недоговорное основание иска, о котором здесь можно было бы рассуждать, - неосновательное обогащение, но в правомерности такого основания у нас есть сомнения.

Изложенную выше проблему никак нельзя назвать надуманной. Свидетельство тому -решение Арбитражного суда города Москвы. По этому делу иск к заемщику был заявлен банком-агентом (его конкурсным управляющим). Определением суда в качестве третьих лиц, заявляющих самостоятельные требования на предмет спора, были привлечены Минфин России (основание требований - статья 165 Бюджетного кодекса Российской Федерации, так как кредит выдавался из бюджетных средств) и Минсельхоз России (основание требований— переход всех прав по договору с заемщиком к комитенту с момента признания банка-агента несостоятельным в силу статьи 1002 ГК РФ).

Суд сделал следующие выводы.

1.Признание банка-агента банкротом влечет в силу статьи 1002 ГК РФ прекращение договора комиссии. Прекращение же договора лишает комитента его прав.

Здесь спорен не столько вывод, сколько распространение его на права и обязанности, уже возникшие в рамках комиссионного обязательства до прекращения договора, в частности на право комитента получить права по сделке, заключенной комиссионером во исполнение комиссионного поручения.

Нельзя понимать положение закона о прекращении договора комиссии при объявлении комиссионера несостоятельным в том смысле, что прекращаются всё: обязанности комиссионера, например обязанность передать комитенту все полученное по уже заключенным для него сделкам, и др. Договор прекращается лишь в том смысле, что комиссионер не обязан осуществлять свою основную обязанность в виде заключения сделок для комитента, в остальном же правоотношение между сторонами сохраняется вплоть до исполнения каждой из сторон своих обязательств.

2.Минсельхоз России в своем письме в декабре 2000 года предложил банкуагенту уступить права по договору с заемщиком, что признано судом отменой

поручения на обслуживание бюджетных средств, не противоречащей статье 1003 ПС РФ.

Комментируя такой вывод суда, можно оценить его достаточно критично, поскольку логической последовательности вывода мы здесь не наблюдаем. С другой стороны, можно привести этот случай в пример участникам отечественного оборота: вот до каких курьезов может довести непонимание природы каких-либо правовых явлений (здесь - перехода