Экзамен зачет учебный год 2023 / Жужжалов CULPA IN CONTRAHENDO

--------------------------------

<1> Рабинович Н.В. Указ. соч. С. 163; Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. С. 301. В п. 2 ст. 178 ГК РФ (в действующей редакции) закреплено, что нужно вообще исходить из безвиновной ответственности заблуждавшегося, когда другая сторона не виновата в его заблуждении. В новой редакции это положение будет уточняться в том отношении, что ответственность заблуждавшегося будет исключена в тех случаях, когда другая сторона знала или должна была знать о наличии заблуждения, а также когда заблуждение возникло вследствие зависящих от нее обстоятельств.

Данная логика неприменима к отношениям, находящимся на стадии переговоров. Предположим все-таки, что здесь оферта является источником гарантии (а иного выбора и нет). Очевидно, что здесь не может быть еще связанности к исполнению основного обязательства, отчего и обращение взыскания на основании одной оферты невозможно, хотя бы она не была отозвана. Тогда в чем может выражаться правонарушение? Иеринг не сумел это сформулировать, но он был к этому очень близок. Он писал по этому поводу, что оферта обнадеживает адресата, отчего нужно сначала устранить это состояние доверия и тогда только отзывать оферту. Он также писал про выбор, заключать ли договор "между отсутствующими", рассматривая этот выбор как culpam. В то же время он писал, что culpa состоит в заключении договора, а о нем нельзя говорить до того, как другая сторона совершит акцепт. Эти две позиции несовместимы. Чуть выше мы пришли к выводу, что только держась первой, можно распространить договорные отношения на преддоговорную фазу. Иеринг остановился на второй <1>. Представляется, что с помощью первой позиции можно распространить учение Иеринга на тот период преддоговорных отношений, что раньше совершения акцепта. Но возможности этого учения все равно небезграничны, и период раньше появления оферты это учение охватить не может.

--------------------------------

<1> Более внятно, чем у Иеринга, эта первая мысль сформулирована И.Б. Новицким (см.: Новицкий И.Б. Общее учение об обязательстве. С. 186 - 187 ("Оферта связывает своего автора как акт его односторонней воли. Нарушая свое обязательство не отступать от предложения в течение определенного срока, сделавший предложение тем самым препятствует заключению договора с тем контрагентом, которому сделано было предложение. Вследствие этого обстоятельства договора в таком случае нет и, следовательно, нельзя говорить ни об исполнении предполагавшегося договора в натуре, ни о возмещении положительного ущерба, причиняемого нарушением договора. Лицо, сделавшее предложение, незаконно нарушившее свое обязательство не отступать от предложения в пределах известного срока, обязано лишь возместить другой стороне ущерб, понесенный ею оттого, что предполагалось заключение договора").

В связи с этим "в порядке обсуждения" хотелось бы предложить такой подход. Поскольку указанные модели преддоговорной ответственности (culpa in cotrahendo Иеринга, culpa in tractando Фаджеллы, договорная или как бы договорная ответственность, деликтная или как бы деликтная ответственность) являются в действительности разными правовыми конструкциями <1>, возможно, было бы правильнее не выбирать между ними, руководствуясь ложной мыслью, что только одна из них истинна, а все остальные ложны <2>, но подумать, не является ли каждая из них максимально удобной для определенного фактического состава. При этом можно выделить четыре основных типа этих составов:

--------------------------------

<1> Так же как различным теориям владения соответствуют разные конструкции института владения и владельческой защиты: например, теория Ф.К. фон Савиньи - это конструкция, закрепленная в первоначальной редакции ФГК, а теория того же Иеринга отразилась на ГГУ.

<2> Даже если, как требовала Н.В. Рабинович, исходить из природы отношений, то можно заметить, что у каждой конструкции своя природа, что делает их разными правовыми явлениями, нисколько не исключающими при сосуществовании одно другого. Если бы притом у всего преддоговорного периода была единая природа, тогда пришлось бы выбирать. Но представляется, что это далеко не так.

1) заключение недействительного договора. Здесь вполне допустимо применить теорию Иеринга (culpa in contrahendo), признавая договор недействительным лишь в части;

2) прерывание переговоров, когда соглашение (consensus) сторон по всем существенным условиям было (а также, возможно, были заверения виновного контрагента, что договор будет заключен), но не были соблюдены формальные требования, при которых договор считается заключенным. Здесь применима теория Иеринга, но следует обеспечить возможность взыскания потерпевшим интереса в исполнении, как если бы договор был заключен, т.е. признать наличие договора через доктрину эстоппеля. Можно говорить о сделках, не заключенных под влиянием обмана.

Договора здесь нет, потому что нет доказательств его заключения, которые были бы приняты судом <1>, но факт его заключения признается доказанным, потому что прервавшая переговоры сторона лишается права ссылаться на незаключенность. Понятно, что распорядительный эффект без соблюдения этих требований, возможно, не будет достигнут (proprietary estoppel?), но интерес в исполнении подлежит возмещению в полном объеме. Следует особо подчеркнуть, что в этом случае переговоры могут прекратиться и по инициативе самого потерпевшего;

--------------------------------

<1> В.А. Белов приводит, на мой взгляд, единственный логически выверенный критерий для различения незаключенных и недействительных договоров: незаключенным является тот договор, заключение которого нельзя доказать (Белов В.А. Гражданское право: Общая часть. Т. II. Лица, блага, факты. 2-е изд. М., 2011. С. 708 (сн. 709)). Например, несоблюдение простой письменной формы исключает использование свидетельских показаний, так что несоблюдение данного требования не означает, что договора на самом деле нет или он не имеет действия, но нет возможности доказать основанные на нем права и обязанности. Аналогично с требованием о государственной регистрации: если договор аренды недвижимости на срок больше года не зарегистрирован, то такого договора как бы и нет вовсе, потому что нет доказательств его существования, которые примет суд. И точно так же в указанном типе составов: просто стороны договорились, что существующие доказательства наличия договора не могут считаться доказательствами заключения договора. Если к этому добавляется заверение другой стороны, что договор непременно будет заключен, то получается, что его можно признать заключенным по истечении разумного срока, в течение которого стороны должны были бы, если бы не недобросовестные действия одной из них, окончательно оформить отношения.

3) прерывание переговоров вопреки представлению потерпевшей стороны о связанности другой стороны офертой. Тут договор не заключен, и подлежащий возмещению интерес является негативным, как и в первой ситуации (снова culpa in contrahendo). Понятно, что это должно быть именно субъективное впечатление, поскольку если оферта действительно была связующей, ее нужно только акцептовать, чтобы договор был действительно заключен. В то же время, возможно, было бы правильно в ситуации, когда оферта не очевидна (есть множество промежуточных документов), а выводится из поведения недобросовестного контрагента, отказывать в признании договора действительным в части основного исполнения, давая возможность взыскать лишь отрицательный договорный интерес;

4) прерывание переговоров на стадии, когда никакой связанности одной стороны по отношению к другой нет. Недобросовестные действия в этом случае могут быть нарушением лишь объективного права, противоречить принципу добросовестности, нарушать принятые в обществе стандарты, а потому логически подпадают под понятие деликтной или как бы деликтной ответственности, даже если по тем или иным причинам, прежде всего из-за отсутствия генерального деликта, в данной правовой системе к ней будут применяться положения о договорной ответственности. Здесь господствует теория Фаджеллы (culpa in tractando), т.е. контрагенты должны выказывать заботу друг о друге и прерывать отношения при наличии к тому серьезных оснований.

Даже если предложенное различение фактических составов и подходящих для них конструкций неправильно, представляется в любом случае более взвешенным, когда правовое регулирование строится не на общих идеях вроде добросовестности, а на внимательном отношении к конкретным фактическим составам и конкретным конструкциям правовых институтов. Не так уж эти составы однородны <1>.

--------------------------------

<1> Здесь не приводится и не анализируется современный процесс заключения договора на переговорах, но он может дать полезную информацию для формулирования конкретных подходов.

2.4. У мысли Иеринга, что договорная ответственность возникает не только в рамках существующего, но и в рамках возникающего договорного отношения, есть последствие большой важности для сегодняшнего права. К примеру, он прямо называет продавца несуществующего наследства виновным в том, что тот должен был знать о невозможности договора <1>. Соответственно, обязательство второго рода имеет негативный характер: должнику надо либо устранить препятствия к предоставлению исполнения со своей стороны (ср. п. 1 ст. 416 ГК РФ), либо воспрепятствовать появлению видимости, на которую положилась бы другая сторона. Последнее возможно, если не давать обещаний либо сообщать другой стороне об обстоятельствах, при которых она сознает все риски, связанные с заключением договора.

--------------------------------

<1> В частности, эта позиция основана на практике еще римских курульных эдилов - магистратов, заведовавших торговлей на рынках Рима.

В этом можно видеть зародыш целого института преддоговорных информационных обязанностей <1>, который, впрочем, ныне тоже перерос скорее в полицейскую меру, нежели в органичное продолжение развития гражданского права. Требование обмениваться информацией вообще очень важно в условиях "субъективной теории" соотношения воли и волеизъявления (см. п. 1.3): когда стороны действительно хотят заключить сделку и заинтересованы в ней, им нужно активно обмениваться информацией, чтобы не возникало заблуждений, опорочивающих ее, или не было иных препятствий для признания сделки действительной (информационные обязанности в рамках culpae in contrahendo). Но, как уже говорилось, такие информационные обязанности являются производными по отношению к обязанности не заключать недействительный договор, когда об этом не знает и не может знать противная сторона.

--------------------------------

<1> Следует согласиться с теми авторами, которые выделяют такие обязанности в отдельную группу (см.: Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения // Закон. 2012. N 5. С. 201 и сл.).

Что же касается переговоров, относительно которых положительно неизвестно, будет ли сделка экономически выгодна обеим сторонам, проявление требования добросовестности заключается в том, чтобы обстоятельства, делающие сделку невыгодной, не замалчивались и не скрывались (информационные обязанности в рамках culpae in tractando). Это уже менее привычное правовое требование, потому что наше представление о договоре до сих пор покоится на убеждении XIX в., что в нем всегда кто-то получает выгоду, выигрывает, а кто-то проигрывает <1>. Алеаторный подход приводит, кроме того, к принципу "caveat emptor", который легко оправдывается тем, что, если кому-то что-то не нравится, он может не заключать договор.

--------------------------------

<1> Есть еще более не соответствующая действительности позиция, что не выигрывает никто, а встречные предоставления практически всегда равноценны (см. абз. 3 п. 27 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 8 октября 1998 г. N 13/14).

Принципиально следует различать две ситуации. В одной стороны обмениваются информацией, но предоставленная одной стороной информация неправильна либо другая сторона, вопреки желаниям предоставившей ее, распространяет ее среди лиц, для которых она не предназначалась. В другой ситуации одна сторона, заключая договор с другой, просит у нее дополнительной информации, потому что что-то вызывает у нее неуверенность. Но та отказывается это делать просто потому, что этого не хочет.

Первая ситуация затрагивает действительность сделки, а также может рассматриваться как деликт, если искажение информации было умышленным. Распространение конфиденциальной информации является нарушением соглашения в чистом виде. Вторая ситуация - это проблема "общей информационной обязанности", и с ней все не так просто.

Понятно, что первая ситуация в любой правовой системе получит должное внимание. В общем праве с этим борется специальный институт misrepresentation (создание ложного представления), который в английском праве относится к договорному праву <1>, а в США рассматривается строго как деликт и вместе с тем основание для расторжения договора <2>. При этом существуют отдельные основания для возникновения обязанности раскрыть информацию, но общей обязанности общее право не признает <3>.

--------------------------------

<1> O'Sullivan J., Hillard J. The Law of Contract. 3rd ed. Oxford University Press, 2008. P. 216 - 246. Последствия: расторжение договора (rescission), возмещение убытков.

<2> См. подробнее: Farnsworth E.A. Contracts. P. 236 sqq. (§ 4.10); Dobbs D.B. The Law of Torts. West Group, 2000. P. 1343 sqq. Различают и создание ложного представления по неосторожности, но последняя разновидность встречается, по понятным причинам, редко, а некоторые суды вообще ее отрицают.

<3> Atayah P.A., Smith S. Introduction to the Law of Contract. 6th ed. Oxford University Press, 2006. P. 241 - 251.

Полицейский характер этих специальных оснований понятен. Представим себе, что есть несколько крупных кредитных организаций. Положим, постепенно, возможно, без всякого сговора, возникает практика добавлять условия, делающие положение должника более тяжелым (например, должники, заключая время от времени договоры, в массовом порядке не замечают, что это условие добавлено, продолжают брать у этого банка кредиты, отчего другие банки, не будь дураками, тоже включают эти условия, на что тоже со стороны спроса нет никакой реакции). Должник в такой ситуации массового нежелания потребителей торговаться и отказываться от услуги (а может, и просто отсутствия конкурентной среды) <1> может изучить договор и понять все риски, оценить убыточность для себя этой сделки. Что он не может, так это повлиять на то, чтобы банки отказались от практики включения таких условий в договоры <2>.

--------------------------------

<1> В этом плане вызывает улыбку с точки зрения классического экономического учения ситуация, когда крупные игроки того или иного рынка что-то позволяют себе "учитывать" в цене (риски стагнации российской экономики, риски воровства продуктов из супермаркета и т.д.; смешнее всего то, что это именно риски, а не реальные убытки, из-за которых хозяйствующему субъекту приходится поднимать цену на свой товар, чтобы не разориться). Как это возможно, если цена определяется соотношением спроса и предложения? Классическая экономическая теория в этом плане не учитывает тот момент, что возможна общая практика хозяйствующих субъектов реагировать на определенные факторы одинаково, так что ценообразование перестает подчиняться законам свободного рынка.

<2> Поскольку никто из банков не решается повысить свою конкурентоспособность исключением из стандартных форм кредитного договора "убыточных" условий, в какой-то момент возникает необходимость разумно эксплуатировать спрос. В этот момент государство формирует политику щадящего правового режима для этого ресурса ("потребительское право"), чтобы он не исчерпался и отрасль не пришла в упадок.

В результате главным основанием возникновения информационной обязанности является неравенство в переговорных силах. Лицу, более слабому в экономическом отношении контрагенту, нужно заключить договор, нужно понять, с кем договор заключать лучше, но сталкивается с практикой, что никто не хочет до конца раскрывать, что получит лицо по данному договору. Здесь нет обмана, нет заблуждения. Ему просто говорят "бери или уходи". Альтернативой информационным обязанностям здесь выступают условия договоров, включаемые по умолчанию либо исключаемые принципиально, на уровне объективного права как несправедливые. Но все это вмешательство государства и, строго говоря, к договорному праву не имеет никакого отношения. Это стандартизация продукта <1>.

--------------------------------

<1> См. подр.: Leff A.A. Contract as Thing // The American University Law Review. 1970. Vol. 19. No. 2. P. 131 - 157.

Аналогичная ситуация может, к слову, возникнуть и после заключения договора, когда лицо оказывается в зависимости от контрагента, не может решить, отказываться от договора и услуг контрагента или продолжать отношения, потому что контрагент ему предоставляет не всю информацию. Это так называемые фидуциарные отношения (все разновидности представительства, включая волеобразование юридических лиц) <1>.

--------------------------------

<1> Некоторые цивилисты обоснованно предлагают даже выделить особую разновидность обязательства по предоставлению отчетов (как выделяют денежные обязательства, обязательства dare и др.) (см. подробнее: Albaladejo M. Derecho civil. Vol. 2. Derecho de los obligaciones. 14a ed. Edisofer, 2011. P. 79 - 88).

В Германии также общей обязанности предоставлять информацию нет (Grundsatz der Last der Eigeninformation) <1> - она возникает только при наличии специальных оснований. В то же время информационные обязанности в рамках culpae in contrahendo признаются. Их задача состоит в том, чтобы защитить свободу при совершении сделок, поскольку эта свобода требует, чтобы при принятии решения субъекты гражданского права имели правильное представление о том, что они делают и к чему это приведет, не говоря уже о том, чтобы сделки совершались без пороков при формировании воли (Schutz der individuellen Entscheidungsfreiheit). Только при наличии этой свободы можно говорить о том, что возможные убытки от сделки являются риском, принимаемым на себя лицом самостоятельно и под свою ответственность.

--------------------------------

<1> J. von Staudingers Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch. Buch 2: Recht der Schuldverhatnisse. § 397 - 432 / J. Busche, U. Noack, V. Rieble, M. Lowisch (Hgs.). S. 211 (J. Busche): "Angesichts der Tatsache, dass Informationsquellen im Regelfall frei zuganglich sind, ist die allgemeine Informationsbeschaffung vielmehr Aufgabe jedes einzelnen Privatrechtssubjekts"; BGB Kommentar / H. Prutting, G. Wegen, G. Weinreich (Hgs.). 4. Aufl. Luchterhand, 2009. § 242 (Rn 56) (M. Schmidt-Kessel): "Das deutsche Recht kennt keine generelle Pflicht der Parteien von Schuldverhaltnissen zur gegenseitigen Aufklarung (Auskunft, Anzeige, Hinweis, Mitteilung, Offenbarung, Information), und zwar weder vertraglich noch ausservertraglich".

В связи с этим информационные обязанности возникают, когда в них есть необходимость: при информационной асимметрии и при наличии обязанности быть лояльным к другой стороне (Loyalitatspflicht) (по существу, не отличается от французской). При этом основания для возникновения таких обязанностей в немецкой литературе раскрываются таким образом, что у судей оказывается абсолютная свобода усмотрения, но, конечно, "с учетом требований добросовестности и представления о добросовестном участии в обороте" <1>.

--------------------------------

<1> Ср.: Ermans Handkommentar zum BGB / H.P. Westermann (Hg.). 12. Aufl. C.H. Beck, 2008. § 311, Rn 29 (J. Kindl) ("Ob eine Aufklarungspflicht besteht, richtet sich nach den Umstanden des Einzelfalls unter Berucksichtigung von Treu und Glauben und der Auffassung des redlichen Geschaftsverkehrs").

В первом случае речь идет о самых разных явлениях, среди которых особняком стоят крупные финансовые институты, имеющие дело с широкой публикой. Они должны дать достаточно информации, чтобы публика могла оценить риски, связанные с совершением тех или иных сделок. Очевидно, подобные обязанности являются полицейской мерой, направленной на повышение привлекательности вступления в договоры с этими организациями посредством такого специфического государственного вмешательства. Более частноправовой характер имеет, например, обязанность сообщить о недействительности совершаемой сделки.

Во втором случае забота об интересах контрагента выражается в том, что раскрываются истинные намерения, так что у интересанта не возникает никакой иллюзии относительно, к примеру, того, что переговоры могут в любой момент прекратиться. Сюда относится и известный случай, когда собственник недвижимости, уже продавший ее третьему лицу, приглашает тем не менее осмотреть ее другого покупателя, который приезжает для этого издалека.

После реформы 2002 г. в ГГУ появилось обширное количество положений об информационных обязанностях, которые касаются прежде всего защиты прав потребителей (особенно § 312c). Есть и другие нормы. Например, согласно § 675a ГГУ в случае заключения стандартных договоров ведения дел (Geschaftsbesorgungsvertrag) необходимо раскрывать информацию о вознаграждениях и расходах на оказание услуг в рамках договора.

Вопросы искажения информации рассматриваются в континентальной юриспруденции в рамках учения о недействительности (сделки, совершенные под влиянием обмана). Также это может образовывать состав преступления.

Во Франции, напротив, информационную обязанность можно вывести из обязанности вести переговоры добросовестно и лояльно, так что судебная практика, когда идея существования такой обязанности укоренилась в ней, отошла от принципа, который у них звучит как "emptor debet esse curiosus" <1>. Такую обязанность несут даже непрофессионалы по отношению к профессионалам <2>. Бремя доказывания исполнения этой обязанности долгое время лежало на управомоченном лице, но затем было перенесено практикой на обязанного <3>. Нарушение преддоговорной обязанности по предоставлению информации носит деликтный характер (все та же ст. 1382 ФГК). Такая постановка вопроса лучше, потому что довольно странно, чтобы лицо предлагало заключать договор по поводу определенного объекта, но когда у него хотели узнать точно, что оно отчуждает, оно неожиданно говорит "не хотите - не покупайте". Против этого опять же можно возразить, что покупатель может отказаться от договора, и это правильно. Но представляется не менее правильным признать, что покупатель в этой ситуации вправе был рассчитывать, что, если продавец изначально не заявил об ином, ему удастся получить всю интересующую его информацию о предмете и заручиться поддержкой отчуждателя, если самостоятельно он это сделать не может (например, произвести осмотр недвижимого имущества). Если он, ориентируясь на отсутствие заявлений об обратном со стороны отчуждателя, входит в переговоры, отчуждатель показывает свою настроенность на отчуждение, а потом первый сталкивается с указанной ситуацией, было бы неправильно, чтобы произведенные на переговоры расходы не были возложены на отчуждателя. Нарушение обязанности сообщать (obligation de rensegnement) в форме молчания может быть признано и обманом (dol) <4>.

--------------------------------

<1> Fages B. Op. cit. P. 104.

<2> Решение Кассационного суда (Chambre civile I) от 24 ноября 1976 г. N 74-12352 (Bulletin des arrets. Cour de Cassation. Chambre civile I. N 370. P. 291).

<3> Решение Кассационного суда (Chambre civile I) от 25 февраля 1997 г. N 94-19685 (Bulletin des arrets. Cour de Cassation. Chambre civile I. N 75. P. 49): "celui qui est legalement ou contractuellement tenu d'une obligation particuliere d'information doit rapporter la preuve de l'execution de cette obligation"; см. также в сборнике: Capitant H., Terre F., Leqette Y. Les grands arrets de la jurisprudence civile. T. 1. 12e ed. Dalloz, 2008. P. 123 - 131 (N 16); решение Кассационного суда (Chambre civile I) от 28 октября 2010 г. N 09-16913 (Bulletin des arrets. Cour de Cassation. Chambre civile I. N 215. P. 202: "...tenu de rapporter la preuve de l'execution de son obligation d'information et de conseil, le vendeur est tenu de s'informer des besoins de ses clients et d'adapter le materiel propose а l'utilisation qui en etait prevue; qu'en imposant aux epoux X... de rapporter la preuve qu'ils aient informe leur vendeur de la destination du carrelage qu'ils lui avaient achete, la Cour d'appel a inverse la charge de la preuve; qu'ainsi, elle a viole les articles 1147 et 1315 du Code civil".

<4> Кассационный суд рассмотрел такой случай. Стороны собрались заключать договор купли-продажи и заключили его, причем покупатель взял на эти цели кредит. На момент заключения договора продавец знал, что в непосредственной близости от участка будет создана, по решению префекта, свиноферма, о чем он не стал сообщать покупателю. Последнему пришлось продать дом третьему лицу по цене на 15 тыс. франков ниже покупной Эту сумму покупатель, оспорив договор, потребовал в порядке реституции (см.: решение Кассационного суда (Chambre civile III) от 2 октября 1974 г. N 73-11901 // Bulletin des arrets. Cour de Cassation. Chambre civile III. 1972. N 330. P. 251; см. также в сборнике: Capitant H., Terre F., Leqette Y. Les grands arrets de la jurisprudence civile. T. 2. P. 61 - 67 (N 150)).

Информационными обязанностями являются: обязанность предоставлять информацию ("не замалчивать"); обязанность раскрывать ее ("не скрывать"); обязанность соблюдать конфиденциальность; обязанность узнавать, что хотел бы знать контрагент ("obligation de s'inforner pour informer"). При этом, как говорилось, конфиденциальность устанавливается соглашением сторон. Все же эти обязанности должны быть производными по отношению к общей идее culpae in tractando, которая заключается в том, что переговоры должны вестись таким образом, чтобы затраты, предпринятые контрагентом в ожидании покрыть их за счет исполнения по договору и обратившиеся при прекращении переговоров в убытки, изначально рассматривались им как инвестиции, которые осуществляются им на свой страх и риск <1>.

--------------------------------

<1> Контрагент должен информировать о совершаемых им тратах (необязательно в торжественной форме - достаточно, чтобы об этом было известно другой стороне). Другая сторона должна на это как-то заранее реагировать, недвусмысленно указывая на возможность прекращения переговоров в будущем, если она рассматривает такую возможность. Молчание должно считаться признанием того, что она такую возможность не рассматривает, отчего ответственность с нее снимается, только если причина переговоров окажется серьезной, т.е. такой, которая в любом случае встала бы на пути заключения договора - просто о ней до того никто не знал. Но если промолчавшая сторона знала о наличии этого обстоятельства, она, разумеется, должна отвечать.

В рамках учения Иеринга, как уже говорилось, выполнение этих обязанностей должно выражаться в том, что, чтобы контрагент был освобожден от убытков, другой контрагент, понесший их, должен был знать о наличии препятствий к заключению действительного договора. От этого нужно отталкиваться при определении конкретного содержания информационных обязанностей в каждом конкретном случае.