<151> Пункт 7 Обзора N 162.

В качестве примера Президиум приводит "дело о российском гражданстве", в котором участник ООО

скрыл наличие у него, помимо иностранного, также и российского гражданства. Когда это вскрылось, ООО было лишено таможенных льгот, положенных организациям с иностранными инвестициями, ради которых фальшивого иностранца и включили в состав ООО. По иску российского участника суд признал сделки, направленные на включение "иностранца" в ООО, недействительными и взыскал с "иностранца" ущерб. Эта позиция (что умолчание может быть обманом), ранее в ГК отсутствующая, была кодифицирована в поправках, вступивших в силу с 1 сентября 2013 г. <152> Обзор был выпущен уже после вступления в силу поправок, но Президиум особо подчеркивает, что данная позиция была сформирована судами на основании "старой" версии ГК РФ.

--------------------------------

<152> См.: Абз. 2 п. 2 ст. 179 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 07.05.2013 N 100-ФЗ). 6.5. Деликтная ответственность

Согласно норме, являющейся основой деликтного права России, причинитель вреда личности или имуществу гражданина, а также имуществу юридического лица, должен возместить его в полном объеме. По общему правилу вред возмещается при наличии вины, но бремя доказывания невиновности лежит на причинителе вреда <153>. Эти правила в целом соответствуют тем, что есть в ГГУ <154>.

--------------------------------

<153> См.: Ст. 1064 ГК РФ. <154> См.: BGB § 823.

В принципе подобная формулировка дает возможность требовать возмещения убытков как при умышленном обмане, так и при неосторожном предоставлении недостоверной информации. В последнем случае необходимо продемонстрировать, что у лица, предоставившего информацию, была обязанность заботиться о ее достоверности (по отношению к данному получателю).

Поскольку деликт, связанный с каким-либо договором, не является, вообще говоря, его нарушением, деликтные убытки в этом случае исчисляются по негативной модели. Иначе говоря, пострадавший приводится в такое положение, как если бы деликт не был совершен, а не как если бы договор был исполнен. Кроме того, пострадавшая сторона также может требовать возмещения убытков, причиненных злоупотреблением правом другой стороной (согласно норме, действующей с 1 марта 2013 г.) <155>. Это правило тоже аналогично немецкому <156>.

--------------------------------

<155> См.: П. 4 ст. 10 ГК РФ. <156> См.: BGB § 826.

Следует учитывать, что в России деликтное право находится, по существу, в зачаточном состоянии, так что с взысканием убытков по деликтному иску могут возникнуть проблемы, во всяком случае, если иск не основан на приговоре в уголовном деле о мошенничестве. Так же, как и в Германии, сложности может вызвать взыскание чисто экономического вреда (не связанного с физической убылью имущества потерпевшего), характерного для коммерческих споров.

6.6.Добросовестность и преддоговорная ответственность

Входе последних изменений ГК РФ важнейшее значение приобрело понятие добросовестности (столь характерное для немецкого права), ранее игравшее в российском гражданском праве скорее вспомогательную роль.

Первая же статья ГК (в редакции, действующей с 1 марта 2013 г.) предписывает всем участникам гражданских правоотношений действовать добросовестно <157>. Другая статья (действующая с 1 июня 2015 г.) конкретизирует это правило применительно к сторонам обязательства, которым при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения предписано "действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга", в том числе "предоставляя друг другу необходимую информацию" <158>.

--------------------------------

<157> См.: П. 3 ст. 1 ГК РФ. <158> Пункт 3 ст. 307 ГК РФ.

Нетрудно заметить, что эта норма представляет собой несколько расширенный вариант классической

нормы ГГУ о добросовестном исполнении обязательств <159>, с добавлением появившихся в ГГУ в 2002 г. правил об учете прав и интересов контрагента <160>, в том числе при переговорах и деловых контактах <161>.

--------------------------------

<159> См.: BGB § 242. <160> См.: BGB § 241 Abs. 2. <161> См.: BGB § 311 Abs. 2.

Поскольку упомянутые нормы в Германии в настоящее время являются законной основой доктрины culpa in contrahendo, можно заключить, что доктрина преддоговорной ответственности, изобретенная в свое время проф. Иерингом, действует теперь и в России. То же относится и к введенной Имперским верховным судом Германии доктрине постдоговорной ответственности (ведь норма ГК распространяется на отношения сторон в том числе и после прекращения обязательства).

Наконец, видимо, чтобы исключить все сомнения в отношении преддоговорной ответственности, с 1 июня 2015 г. введена в силу специальная статья ГК, посвященная переговорам о заключении договора <162>. Она предписывает сторонам действовать добросовестно при вступлении в переговоры о заключении договора, в ходе их проведения и по их завершении, в том числе не вступать в переговоры без намерения заключить договор и не предоставлять другой стороне неполной или недостоверной информации. Если сторона ведет или прерывает переговоры недобросовестно, она обязана возместить другой стороне причиненные этим убытки. Эта статья является по сути более развернутой кодификацией той же доктрины culpa in contrahendo, формулировки которой довольно близки к соответствующей статье европейского Проекта общих подходов (о недобросовестном ведении переговоров), которую мы обсуждали выше <163>.

--------------------------------

<162> См.: Ст. 434.1 ГК РФ. <163> См.: DCFR II.-3:301.

Заметим, что при желании некоторые зачатки доктрины преддоговорной ответственности можно обнаружить и в "дореформенной" судебной практике, а точнее, в одной из абстрактных правовых позиций, сформулированных ВАС РФ.

В 2011 г. Пленум ВАС РФ в своем постановлении по поводу будущей недвижимости указал, что "в случаях когда покупатель подписал договор купли-продажи будущей недвижимой вещи, находясь под влиянием заблуждения относительно того, что содержащихся в нем данных достаточно для индивидуализации предмета договора, он может потребовать от продавца возмещения реального ущерба, причиненного вследствие признания договора незаключенным, если докажет, что заблуждение возникло по вине продавца" <164>. Как видим, речь идет об ответственности, возникающей при отсутствии заключенного договора, т.е., по сути, о преддоговорной ответственности за введение в заблуждение партнера по переговорам <165>.

--------------------------------

<164> Пункт 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 N 54 "О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из договоров по поводу недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем".

<165> См.: Бевзенко Р.С. Квалификация и последствия сделок с будущей недвижимой вещью. Комментарий к Постановлению Пленума ВАС РФ от 11 июля 2011 г. N 54 "О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из договоров по поводу недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем" // Вестник ВАС РФ. 2012. N 3. С. 84 - 105, 91; Жужжалов М.Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем (комментарий к русскому переводу работы "Culpa in contrahendo, или Возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров") // Вестник гражданского права. 2013. N 3. С. 267 - 311, 278.

Таким образом, вопросы ответственности за предоставление недостоверных сведений в ходе переговоров о заключении договора в России в настоящее время довольно детально урегулированы. Напомним, что в Германии аналогичные правила являются основанием ответственности за неумышленное сообщение неверной информации партнеру по переговорам.

6.7. Заверения об обстоятельствах

Как явствует из вышеизложенного, российское право теперь содержит все те инструменты борьбы с недостоверными утверждениями, которые есть в немецком праве, и даже кое-что сверх того.

Однако на этом российский законодатель не остановился. Он счел нужным ввести в ГК РФ ст. 431.2, озаглавленную "Заверения об обстоятельствах" (действует с 1 июня 2015 г.). Она представляется наиболее

спорным из всех упомянутых новшеств.

В российской правовой литературе ведутся дискуссии по поводу значения и степени удачности формулировок этой статьи. Так, А.В. Томсинов выражает сожаление (по нашему мнению, вполне обоснованное), что во вновь принятой статье ГК РФ о заверениях об обстоятельствах не решен вопрос о ее соотношении со специальными нормами второй части ГК, в частности о соотношении между заверениями и гарантией в рамках договоров купли-продажи <166>.

--------------------------------

<166> См.: Томсинов А.В. Заверения об обстоятельствах и возмещение потерь в российском праве в сравнении с representations, warranties и indemnity в праве Англии и США // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 11. С. 91, 104.

А.Г. Карапетов, один из авторов ст. 431.2, полагает, что утверждения, сделанные в связи с договором (т.е., во вновь принятой терминологии, заверения об обстоятельствах), следует делить не на заверения и гарантии, а на "заверения-заявления" и "заверения-обязательства". По мнению ученого, новая статья была необходима в том числе, чтобы установить ответственность за недостоверность утверждений, не входящих в "предмет обязательства" (касающихся статуса контрагента и т.п.), так как ответственность за их недостоверность не может быть выведена из общей нормы о договорной ответственности (ст. 393 ГК РФ) <167>.

--------------------------------

<167> См.: Карапетов А. Комментарии от 11.01.2016 и 12.01.2016 к блогу: Будылин С. Заверения и гарантии в России. Смешать, но не взбалтывать. URL: https://zakon.ru/blog/2016/01/11/zavereniya__i_garantii_v_rossii_smeshat_no_ne_vzbaltyvat#comment_258590.

(Не углубляясь в дискуссию о терминах, отметим, что в свете принципа свободы договора идея принципиальной невозможности принятия на себя договорной ответственности за достоверность тех или иных утверждений при отсутствии особого законодательного дозволения нам представляется спорной.)

Обсудим эту новеллу в некоторых деталях.

6.7.1. Содержание нормы

Статья 431.2 посвящена заверениям об обстоятельствах, данных в связи с договором (до, после или при его заключении), а точнее, последствиям их недостоверности. Само понятие "заверения об обстоятельствах" не определено, но приведено несколько примеров, являющихся типичными заверениями и гарантиями из американского договора, в том числе сведения о финансовом состоянии дающей заверения стороны или третьего лица.

Пункт 1 этой статьи довольно близко напоминает обсуждавшуюся выше статью европейского Проекта общих подходов, посвященную "ответственности за ущерб, причиненный тем, что лицо полагалось на неверную информацию" <168>. Как мы писали ранее, в этой статье Проекта речь идет, по сути, о деликтной ответственности, а формулировки примерно соответствуют английским правилам, касающимся предоставления недостоверных заверений (misrepresentation), включая обманное и неосторожное предоставление таких заверений (representations).

--------------------------------

<168> DCFR II.-7:204.

Деликтный характер ответственности по этому пункту вполне соответствует тому, что согласно данной норме ГК признание договора незаключенным или недействительным не препятствует наступлению такой ответственности. Именно с деликтным характером ответственности связано и требование о том, что предоставившая заверение сторона исходила из того, что другая сторона будет полагаться на ее заверения. Наконец, подобной трактовке соответствует и название статьи ("Заверения об обстоятельствах"), очевидно, являющееся переводом аналогичного английского термина, подразумевающего именно деликтную ответственность.

Правда, в ст. 431.2 (в отличие от ее зарубежных аналогов) не сказано, что нужно еще, чтобы другая сторона действительно полагалась на данные ей заверения. Как показывает сравнение текста действующей нормы с внесенным в Думу законопроектом <169>, изначально такое требование там было, но депутаты <170> его зачем-то исключили.

--------------------------------

<169> См.: П. 222 ст. 1 проекта Федерального закона N 47538-6 "О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (ред., принятая Государственной Думой Федерального Собрания РФ в первом чтении 27.04.2012).

<170> Согласно информации на сайте Думы, авторство поправок в данную статью законопроекта принадлежит следующим депутатам: П.В. Крашенинников, С.Ю. Фабричный, А.А. Ремезков, Р.М. Марданшин,

В.В. Пинский, А.И. Скоробогатько, член Совета Федерации А.Ю. Петров. См.: Таблица поправок, рекомендуемых к принятию по проекту Федерального закона N 47538-6/9 "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и Федеральный закон "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" (Комитет Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству). URL: http://asozd.duma.gov.ru/main.nsf/(Spravka)?OpenAgent&RN=47538-6.

Несколько неожиданно в качестве альтернативы возмещению убытков п. 1 ст. 431.2 предусматривает возможность требовать выплаты предусмотренной договором неустойки. Это выглядит довольно странно, учитывая деликтный характер ответственности, а также возможную недействительность договора. Судя по изначальному законопроекту, этот чужеродный фрагмент был добавлен Думой в ходе правки.

Еще более поразительно в свете деликтного по сути основания ответственности по п. 1 выглядит п. 2 ст. 431.2 , согласно которому пострадавшая сторона, если заверения имели для нее существенное значение, "наряду с требованием о возмещении убытков или взыскании неустойки также вправе отказаться от договора, если иное не предусмотрено соглашением сторон".

Здесь явно речь идет уже не о деликте, а о нарушении договорного условия (аналог англо-американской гарантии - warranty). Этот пункт напоминает положение ГК об отказе от договора купли-продажи в случае существенного нарушения требований к качеству товара <171>. Отметим, однако, что здесь речь идет не только о договорах купли-продажи, а в принципе о любых договорах, а для них по общему правилу предусмотрена судебная процедура расторжения в случае существенного нарушения <172>.

--------------------------------

<171> См.: Ст. 475 ГК РФ. <172> См.: Ст. 450 ГК РФ.

Пункт 3 дублирует (с добавлением "вместо отказа от договора") положения обсуждавшихся выше статей ГК, согласно которым сторона заключенного под влиянием обмана или существенного заблуждения договора может требовать признания договора недействительным.

Вп. 4 говорится, что правила п. п. 1 и 2 применяются к стороне, предоставившей заверения при осуществлении предпринимательской деятельности (а равно в связи с корпоративным договором либо с договором об отчуждении акций или долей), независимо от того, было ли ей известно об их недостоверности, если иное не предусмотрено договором. По существу, речь идет о безвинной ответственности предпринимателей за недостоверность своих утверждений.

Вчасти договорной ответственности (по п. 2) ее безвинный характер не вызывает возражений, но в части деликтной ответственности (по п. 1) он выглядит довольно необычно и не соответствует ни общим российским деликтным правилам, ни европейской практике. (Похожее положение, как обсуждалось выше, действует в праве США, но там оно применяется лишь к заверениям, сделанным в связи с определенными видами договоров.)

Довольно странно также звучит оговорка о том, что действие данного правила может быть исключено соглашением сторон. В отношении неумышленных нарушений это не вызывает возражений. Но не означает ли подобная оговорка возможности договорного исключения ответственности также и за умышленный обман? Как показывает изучение исходного законопроекта, и эта неоднозначная фраза тоже была добавлена Думой во втором чтении.

Из формулировки данного пункта остается неясным, в каких случаях правила п. п. 1 и 2 применяются к "обычным" гражданам. Надо ли понимать так, что для применения этих правил требуется, чтобы непредпринимателю было известно, что его заверение недостоверно? А что если он об этом не знал, но должен был знать (т.е. узнал бы, если бы проявил разумную заботливость)? Или, может быть, положения п. п. 1 и 2 к "обычным" гражданам вообще не применяются? Ответов на эти животрепещущие вопросы в рассматриваемой норме мы не обнаруживаем.

Наконец, в том же п. 4 в отношении предпринимателей установлена презумпция того, что предоставившая заверения сторона знала, что другая сторона будет на них полагаться (это знание, напомним, является одним из элементов правонарушения по п. 1).

Как видим, в ст. 431.2 ГК РФ смешаны в довольно причудливый коктейль правила, относящиеся, казалось бы, к двум очень разным видам ответственности - договорной и деликтной.

6.7.2. Как это понимать?

Но как же нам теперь следует понимать статью ГК РФ "Заверения об обстоятельствах"? Принципиально мыслим целый спектр ее интерпретаций.

Быть может, ее авторы мыслили обязательства, возникающие из предоставления недостоверных заверений об обстоятельствах как совершенно особые, не относящиеся к ранее известным континентально-европейскому гражданскому праву видам обязательств (из договоров, из деликтов, из

неосновательного обогащения)? Тогда заверения об обстоятельствах - это новый и оригинальный институт российского права, неизвестный праву других стран мира.

Но стоит ли ради столь специального случая разрушать всю стройную структуру гражданского права, при этом лишая себя возможности применить общие правила, относящиеся к договорам и деликтам, для интерпретации скупых и неоднозначных формулировок новой статьи ГК РФ и к тому же оказываясь перед необходимостью как-то разрешать коллизию деликтной или договорной ответственности и нового вида ответственности за предоставление недостоверных заверений об обстоятельствах?

Быть может, авторы нормы не считают соответствующие обязательства относящимся к совершенно новой категории, но принципиально не желают разграничивать деликтную и договорную ответственность за предоставление недостоверных заверений? Если так, не пытается ли российский законодатель стереть границу между деликтным и договорным правом, обнаруженную некогда лордом Мэнсфилдом? Не возвращаемся ли мы тем самым в XVIII в. (английский)? Ведь такой подход, по-видимому, лишает нас возможности провести различие в исчислении убытков в случае различных типов нарушений, прекрасно известное праву других стран: негативные или позитивные убытки, виновный или безвинный характер ответственности и т.д. Между тем совсем не очевидно, что подход ко всем видам недостоверных утверждений должен быть одинаковым. Исходя из зарубежной практики, включая опыт Англии, США, Германии, а также европейского Проекта общих подходов, скорее очевидно обратное.

Возможно, авторы ст. 431.2 ГК РФ полагали, что любое недостоверное утверждение о фактах в связи с заключением договора влечет как деликтную, так и договорную ответственность. Похоже, они при написании нормы действительно представляли себе ситуацию (типичную для американской договорной практики), когда утверждение о фактах является одновременно и заверением, и гарантией. Такое и в самом деле нередко случается, но не стоит возводить это в общее правило. Далеко не всегда лицо, сообщающее информацию в связи с договором, имеет намерение дать гарантию ее достоверности, и далеко не всегда лицо, дающее договорную гарантию, имеет цель уверить контрагента в истинности соответствующего утверждения.

Как видно из многочисленных примеров из других юрисдикций, рассмотренных нами выше, очень часто утверждение является заверением, но не гарантией ("автомобиль мой") или, наоборот, гарантией, но не заверением ("автомобиль не сломается в течение месяца"). Между тем структура нормы ГК РФ такова, что потерпевшему предоставляются как средства защиты, характерные для внедоговорных заверений, так и средства защиты, свойственные договорным гарантиям.

Но, быть может, это и не страшно? Ведь главное - обеспечить надлежащую защиту пострадавшей стороны?

Не забудем, однако, что задача гражданского права - соблюсти баланс интересов всех участников гражданских правоотношений. В данном случае имеет место не ненадлежащая защита, а, наоборот, избыточная, и это несправедливо по отношению к делающей утверждение стороне.

Вкачестве иллюстрации рассмотрим следующий пример. Иванов, миноритарный акционер АО, продает Петрову акцию общества. При этом он показывает Петрову финансовую отчетность общества, представленную на последнем собрании акционеров. Впоследствии вскрывается недостоверность этой отчетности, и курс акций АО падает. Петров требует от Иванова возмещения убытков. Иванов возражает, указывая, что он не давал договорных гарантий достоверности отчетности и что, будучи миноритарием, не знал и не мог знать о ее недостоверности.

Всоответствии с подходами, действующими в рассмотренных выше зарубежных юрисдикциях, суд, скорее всего, признал бы, что Иванов не несет ни договорной, ни деликтной ответственности за убытки Петрова. Между тем, судя по формулировкам российской нормы, есть все основания полагать, что отчетность будет признана заверением об обстоятельствах. А это, видимо, означает, что ее недостоверность влечет полный спектр последствий, свойственных как договорным гарантиям (договорные убытки, отказ от договора), так и внедоговорным заверениям (деликтные убытки, признание договора недействительным). Причем согласно норме в обоих случаях ответственность имеет безвинный характер.

Отметим, кстати, что для взыскания деликтных убытков Петров даже не обязан доказывать, что он полагался на отчетность при совершении сделки. Возможно, он ее и не читал (или даже точно знал о ее недостоверности), а полагался исключительно на мнение собственных экспертов, которые убедили его, что стоимость акций непременно вырастет. Это, однако, ничего не меняет в его отношениях с Ивановым: согласно ГК РФ Петрову нужно доказать лишь, что Иванов "имел разумные основания исходить из предположения", что Петров положится на его заверения (и, возможно, такие основания действительно были). Представляется, что все это крайне несправедливо по отношению к Иванову.

Быть может, наконец, ст. 431.2 ГК РФ следует рассматривать как набор специальных норм по отношению к общим нормам деликтного и договорного права, причем разные положения статьи применимы к различным фактическим составам (внедоговорные заверения и договорные обязательства соответственно)?

Впринципе, наличие подобной нормы могло бы быть полезным. Для этого в ней следовало расклассифицировать все случаи предоставления недостоверных утверждений в связи с договором в

зависимости от фактического состава (утверждение стало частью договора или нет; в какой степени утверждение было существенным; недостоверное заверение было умышленным, неосторожным или недостоверным и т.д.) и для каждого состава указать конкретные правовые последствия или сделать ссылку на общие нормы ГК, применимые в данной ситуации. Иначе говоря, нужно было составить своего рода структурную схему последствий сообщения недостоверных утверждений, подобную схемам, приведенным в настоящей работе в конце каждого из разделов, посвященных различным юрисдикциям.

Отнюдь не очевидно, что авторы ст. 431.2 ГК РФ имели в виду именно это (а если и имели, то справиться с этой задачей им не удалось). Однако исходя из соображений целостности права именно такой концептуальный подход к содержащимся в данной статье правилам представляется единственно возможным. Он, в частности, дает шанс восполнить пробелы и до некоторой степени сгладить имеющиеся в ней несообразности.

Если так, то представляется разумным следующее прочтение норм ст. 431.2 ГК РФ.

Положение п. 1 (за исключением чужеродной вставки насчет неустойки) надлежит рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам о деликтной ответственности. Эта специальная норма, подобно своему прообразу из европейского Проекта общих подходов, допускает взыскание деликтных убытков за предоставление недостоверных заверений в связи с заключением договора. Как и ее прообраз, она действует не только в случае умышленного обмана или неумышленного введения в заблуждение, дающих право на признание договора недействительным (на что есть отдельные специальные нормы), но и в случае недостоверного заверения, не влекущего аннулирования договора. В соответствии с этой логикой убытки в данном случае должны исчисляться по негативной модели.

Фразу о неустойке желательно в будущем (de lege ferenda) из этого пункта исключить. Вместо нее следует добавить условие (потерянное депутатами в ходе правки законопроекта), что получившая заверения сторона должна была на них разумным образом полагаться. До тех пор судам нужно применять это условие через небуквальное толкование нормы.

Положения п. 2 ст. 431.2 ГК РФ следует рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам об ответственности за нарушение договора. Иными словами, она подлежит применению лишь в том случае, когда соответствующее заверение об обстоятельствах стало частью договора.

Во изменение общего правила, предусматривающего судебную процедуру расторжения договора в случае его существенного нарушения, п. 2 ст. 431.2 предусматривает возможность внесудебного отказа пострадавшей стороны от договора наряду с взысканием убытков (или неустойки). В соответствии с этой логикой убытки в таком случае должны исчисляться по позитивной модели. По-видимому, данная норма также не препятствует применению положений ГК о качестве товара (например, для уменьшения покупной цены в случае недостоверности финансовой отчетности приобретенной компании).

Упоминание в п. 2 ст. 431.2 ГК РФ о том, что получившая заверения сторона должна была на них полагаться, в контексте договорной ответственности является чужеродным. В будущем (de lege ferenda) его желательно из этого пункта исключить. Вместо него следует добавить разъяснение, что данный пункт применяется лишь в том случае, когда заверение стало частью сделки, т.е. сторона изъявила волю на принятие на себя ответственности за достоверность данного заверения, например, включив его в текст договора.

Пункт 3 ст. 431.2 ГК РФ, по сути, не вносит ничего нового по сравнению с общими правилами признания договора недействительным на основании обмана или существенного заблуждения.

В п. 4 следует ограничительно толковать оговорку (добавленную депутатами) "если иное не предусмотрено соглашением сторон", не допуская ее применения для исключения ответственности за умышленное предоставление недостоверной информации. При этом исключение договором ответственности за неосторожное или тем более невиновное предоставление недостоверных заверений не вызывает возражений. Вообще в будущем (de lege ferenda) этот пункт желательно полностью переписать, рассмотрев отдельно разные виды ответственности и разных субъектов правонарушения.

Правило о деликтной ответственности за невиновное предоставление недостоверных заверений выглядит аномально, и его желательно исключить (в отличие от аналогичного правила для договорной ответственности). Ответственность по п. 1 ст. 431.2 ГК РФ должна наступать, лишь если лицо, дающее заверение, знало или в разумном смысле должно было знать о недостоверности заверения (ср. с аналогичной формулировкой в европейском Проекте общих подходов).

Что касается непредпринимателя, то исходя из общих норм российского деликтного и договорного права представляется разумным установить для него оба вида ответственности (деликтную и договорную) лишь при наличии вины, т.е. если он знал или должен был знать о недостоверности утверждения.

Следует считать, что если недостоверное утверждение одновременно является и деликтом, и нарушением договора, то пострадавшая сторона имеет право на подачу обоих видов иска, но двойная ответственность за одно и то же нарушение недопустима (т.е. истцу в какой-то момент все же придется определиться, требует ли он взыскания деликтных или договорных убытков).

Таким образом, на текущем этапе реформы гражданского права задачей судов в отношении ст. 431.2 ГК РФ будет расчленение ее на составляющие. Статью надо путем интерпретации разобрать на отдельные