Учебный год 2023 / 12. Принципы европейского деликтного права
.docx12. Принципы европейского деликтного права
Для Билета использовался Коциоль
КОМПЕНСАЦИОННАЯ ФУНКЦИЯ.
Столь распространенная сегодня тенденция к отказу от понятия компенсации и сосредоточению внимания на сдерживающей функции, например, противоречит не только позитивному праву, но и упускает из виду тот факт, что это привело бы к разрыву нормативной базы, поскольку тогда ни один правовой институт не выполнял бы функцию компенсации ущерба. Эта функция свойственна и для строгой ответственности и для ответственности на основе вины.
БЕЛЬЦ полагает, что строгая ответственность направлена не на компенсацию морального вреда, а на нарушение получаемых преимуществ.
КОЦИОЛЬ критикует, отмечая, что это противоречит положениям позитивного права и теоретически неоправданно, т.к. правовые последствия очевидно направлены на возмещение понесенного ущерба и степень опасности являет критерием за ущерб, по сути эквивалентный ущербу.
КЕТЦ также скептически относится к данной функции:
Компенсация ущерба не всегда нужна;
Не ясно, какие цели преследовал законодатель при выборе особых оснований, которые приводят к компенсации ущерба.
КОЦИОЛЬ в данной связи отмечает, что разработка понятия компенсации не нацелена на то, чтобы дать представление об основаниях ответственности, а просто уточнить, какую функцию должно иметь право на компенсацию, если критерии ответственности соблюдены. Компенсаторная функция позволяет определить пределы иска, исключая внедрение штрафных убытков, отвращение(?) в рамках закон о возмещении убытков.
В Германии говорят, что компенсация нематериального вреда имеет основную или дополнительную функцию удовлетворения (satisfaction). Иск в случае причинения боли - Параграф 847 БГБ – иск разделительного типа с двойной функцией (отличается от обычного иска). По мнению суда, оно призвано предложить жертве соответствующую компенсацию за ту часть ущерба, которая не носит имущественного характера, и в то же время учитывать мнение о том, что причинитель вреда обязан выплатить жертве сатисфакцию за то, что он с ней сделал. В доктрине такой подход вызывает опасения: поскольку ущерб от боли и страдания может таким образом переместиться в сторону концепции частного наказания.
Эти опасения оправданы, поскольку аспекты, рассматриваемые в контексте функции удовлетворения, могут быть без дальнейших церемоний интегрированы в компенсационную функцию: например, если потерпевшему в случае грубой небрежности на основе функции удовлетворения должно быть присуждено больше убытков за причинение боли и страданий, то это также может быть оправдано в определенной степени в соответствии с компенсационной функцией, поскольку в тех случаях, когда вредное действие было особенно серьезным, причиненный таким образом эмоциональный ущерб усугубляется.
Г. ВАГНЕР также справедливо указывает, что функция удовлетворения, понимаемая как искупление посредством ущерба за боль и страдания, сама по себе несовместима со строгой ответственностью. Кроме того, это также было бы неприемлемо в сфере ответственности за вину, поскольку невозможно обосновать, почему возмездие было бы необходимо только тогда, когда причинен моральный ущерб, но не в гораздо более распространенных случаях материального ущерба.
ФУНКЦИЯ СДЕРЖИВАНИЯ.
Закон о возмещении ущерба имеет сдерживающий характер. Однако КОЦИОЛЬ не признает эту функцию решающей. Чтобы эта функция была доминирующей (закон подходил для реализации понятия сдерживания), наказание не должно зависеть от ущерба, а выноситься на основе оценки поведения (подготовительные действия и т.п.). Сдерживающая функция также сокращается вследствие применения страхования ответственности перед третьими лицами.
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ ПРАВА.
Возмещению подлежит рыночная обычная стоимость независимо от интереса собственника, который понес убытки. Также происходит достижение функции сдерживания: причиняющая ущерб сторона должна возместить как минимум ущерб от потери объективно-абстрактной стоимости, по крайней мере, если уничтоженный или поврежденный товар пользуется общей оценкой, и даже если субъективный ущерб меньше или ущерб был перенесен.
Этот способ исчисления не противоречит, как иногда утверждается, принципу запрещения обогащения: потерпевший фактически несет материальный ущерб, открытый для объективной оценки, и, следовательно, имеет право распоряжаться этой ценностью, как он это делал ранее. Безусловно, следует также отметить, что, хотя в целом в Германии поддерживается только субъективно-конкретная оценка ущерба и, таким образом, объективно-абстрактная оценка ущерба там решительно отвергается 31, ущерб фактически объективно оценивается в проблемных случаях, даже если это не признается или, по крайней мере, не признается открыто.
Хорошим примером является компенсация «потери коммерческой ценности» (merkantiler Minderwert): эта минимальная стоимость основана на том факте, что на рынке автомобиль, поврежденный в результате аварии, оценивается как стоящий меньше, даже если он был полностью отремонтирован, чем автомобиль, который не был вовлечен в какую-либо аварию. Следовательно, снижается не стоимость использования, а только рыночная стоимость.
Если интерес к автомобилю рассчитывается на субъективной основе, то недостаток может быть установлен только тогда, когда автомобиль продан, но не в процессе его использования, пока не останется только стоимость лома или, по крайней мере, до того момента, когда потеря коммерческой стоимости снова уменьшится до нуля. BGH32 считает, однако, что не имеет решающего значения, проявилась ли потеря стоимости при продаже автомобиля, и принимает объективное снижение рыночной стоимости в качестве единственной основы. По правде говоря, это не что иное, как объективно-абстрактная оценка ущерба, поскольку учитывается только рыночная стоимость, а не субъективно-конкретный интерес потерпевшего.
Принцип сохранения права не применяется, когда ущерб, причиненный жертве, состоит в том, что она несет ответственность или вынуждена нести расходы; в обоих случаях требование о компенсации не будет представлять собой продолжение действия поврежденного товара.
С другой стороны, объективно-абстрактная оценка не ограничивается только имущественным ущербом, упомянутым в § 1332 ABGB, фактически она всегда применяется в соответствии с основным принципом, когда охраняемое право или юридическое благо, которое повреждено, имеет рыночную стоимость.
Поэтому, например, потерпевшему, который пострадал от снижения его способности зарабатывать, может быть присуждена абстрактная рента в качестве компенсации. С другой стороны, когда человек убит, даже продолжение теории права не может привести к объективно-абстрактной оценке компенсации, хотя абсолютно защищенное право на жизнь было нарушено. Этот подход здесь не работает, потому что жизнь не имеет никакой объективируемой денежной ценности в том смысле, что она приобретается или продается за деньги. Кроме того, озабоченность возникает в связи с предложением о том, чтобы в случае гибели человека требование о возмещении стоимости человека, которая в любом случае не измеряется в деньгах или даже просто в стоимости его уничтоженной способности зарабатывать, признавалось и считалось передаваемым их наследникам. Способность зарабатывать является активом, но она никогда не включается в состав имущества и, соответственно, никогда не может быть передана наследникам; вместо этого способность зарабатывать истекает вместе с человеком и, следовательно, не может быть унаследована. Если в случаях возникновения обязательства, связанного с убийством, требование о компенсации в этом отношении было признано и включено в состав имущественной массы в качестве обычного денежного требования, то в конечном итоге сугубо личное и, следовательно, не наследуемое имущество будет преобразовано в неличное и, следовательно, наследуемое денежное требование исключительно для того, чтобы наследники получили актив. Однако в конечном счете эти наследники получат активы, которые они никогда бы не получили, если бы не было уничтожено денежное благо. Следовательно, признание такого требования о компенсации, когда кто-то убит, не будет иметь существенного отношения к тому факту, что способность зарабатывать неотделима от человека и, таким образом, заканчивается с указанным человеком.
Те же основания говорят еще более решительно против присуждения компенсации за разрушенную жизнь, так как в отличие от возможности заработать таковое не является денежным благом и может быть причитающимся только определенному лицу, поскольку оно является сугубо личным и по самой своей природе не подлежит передаче
КАРАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ
Он может – если вообще может-применяться только в сфере ответственности за вину, поскольку только поведение, подлежащее осуждению, может быть направлено на то, чтобы вызвать наказание в строгом смысле этого слова.
В Германии важность концепции штрафов вызывает даже споры в зоне ответственности за вины. Й. Хагер справедливо отмечает, что германское право возмещения ущерба не имеет уголовно-правовой функции, хотя элементы некоторых норм могут также иметь уголовно-правовой характер.
В австрийском праве Исходная позиция видится несколько иначе: согласно §§ 1323, 1324 ABGB, в случае грубой небрежности весь процент, в частности также любая потеря прибыли (lucrum cessans), должен быть возмещен; в случае легкой небрежности, с другой стороны, только фактический убыток (damnum emergens). Эта градация размера компенсации в зависимости от степени вины-естественно, слишком схематично-упорядоченная градуированным понятием ущерба " 45 показывает, что понятие штрафа действительно играет роль. В других правовых системах также признается, что понятие наказания имеет определенное значение.
Точка зрения Коциоля. Однако, на мой взгляд, правило в § 1324 ABGB далеко не является необоснованным отклонением от понятия компенсации или от трансплантации уголовного элемента уголовного права в деликтное право или обеспечения наказания в строгом, уголовно-правовом смысле; скорее оно очень правильно учитывает серьезность оснований для ответственности за оценку компенсации (например, была ли грубая или легкая небрежность):чем серьезнее основания для ответственности, тем легче или серьезнее могут быть применены правовые последствия обязанности компенсировать ущерб. В этом контексте наказание следует понимать не в уголовно-правовом смысле, а только в широком смысле реакции правовой системы, заключающейся в наложении обременительного правового последствия. Такая градация ответственности и, следовательно, причитающейся компенсации не может быть объяснена уголовно-правовой концепцией наказания, поскольку соответствующий учет тяжести основания для ответственности должен также применяться в области строгой ответственности. Однако, прежде всего, никакие юридические последствия, превышающие возмещение ущерба, не налагаются, даже в случае грубой небрежности не может быть предписано более чем полное возмещение; с другой стороны, в случае лишь незначительных критериев ответственности ответственность уменьшается, так что в любом случае должен быть возмещен только вред, причиненный ответственной стороной. Поэтому юридическое последствие всегда обосновывается понятием компенсации и, следовательно, частноправовым структурным принципом двустороннего обоснования правовых последствий; никакое истинное наказание, выходящее за рамки этого или без какой-либо компенсационной цели, не налагается.
Когда речь заходит о значении понятия наказания в строгом смысле, следует также учитывать, что оно не может быть выражением основной функции деликтного права. Это уже очевидно на том основании, что континентальное европейское деликтное право не предусматривает какого-либо наказания, вызванного исключительно запрещенным поведением; вместо этого обязанность возместить ущерб может возникнуть только в том случае, когда ущерб был причинен; таким образом, попытка причинить ущерб не может быть урегулирована деликтным правом.
Экономическая эффективность.
Компенсируется не стоимость нематериального блага, а, наоборот, – в упрощенном виде-присуждаемая награда предназначена для того, чтобы жертва могла испытывать соответствующие положительные чувства в качестве компенсации за причиненные ей отрицательные чувства.
Соответственно, Кетц, например, утверждает, что теория права и экономики может показать, что предотвращение аварий имеет смысл только в том случае, и, следовательно, стимул для принятия мер по предотвращению аварий должен быть создан только при условии, что затраты на предотвращение аварий меры по предотвращению аварии ниже, чем затраты на предотвращение аварии.
Поэтому, по его мнению, эта экономическая оценка имеет первостепенное значение даже в отношении незаконности и, следовательно, в отношении существования претензий за повреждения. Если принять во внимание результаты экономического анализа, то проблемы, связанные с такой оценкой, очевидны. Отт / Шефер, например, хотят вывести ценность жизни из фактически уплаченных премий за риск. Принимая во внимание готовность платить за меры предосторожности, способствующие безопасности, они приходят к оценочным значениям для жизни, лежащим между 11 и 809 раз социальным продуктом на душу населения. Оценка с такой степенью субъективного усмотрения неуместна и фактически сводится к чистому произволу.
Эта исключительная ссылка на соотношение издержек и выгод в интересах общего блага и отказ от законного распределения благ другому лицу неизбежно приводит к далеко идущему пренебрежению распределением благ в рамках правовой системы: если издержки избежания ущерба или выгоды общества от вмешательства в права третьих лиц больше, чем ущерб, понесенный собственником такого имущества, то, согласно экономическому анализу права, вмешательство в собственность третьих лиц допустимо., и нет необходимости в процедурных и материально-правовых ограничениях, применимых в случае отчуждения имущества или рассмотрения вопроса об общем благе. Разрешение вмешательства в собственность третьих лиц из-за большей прибыли означало бы отрицание собственности, фактически всех субъективных прав, в той мере, в какой владелец лишен защитных прав и решения о том, как использовать свою собственность.
Но и помимо этого: даже если товары третьих сторон должны соблюдаться в соответствии с принципами экономического анализа права, остается существенная неопределенность в отношении определения обязанностей поведения в конкретных случаях. Таупиц очень ярко продемонстрировал это на примере немецкого игрового фехтования для защиты дикой природы. Представляется, что аргументы, достаточно точные для того, чтобы убедить юристов и тем самым способствовать желаемой предсказуемости и прозрачности решений, не могут быть достигнуты с помощью экономического анализа права.
В конечном счете, трудно отделаться от впечатления, что экономический анализ права страдает от определенного внутреннего конфликта, связанного с его основной перспективой ex ante, которую он противопоставляет подходу ex post деликтного права. В этом ключе Боккара, например, пишет: "с одной стороны, экономисты смотрят на проблему деликта с точки зрения ex ante, тогда как, с другой стороны, юристы смотрят на проблему деликта с точки зрения ex post. Рассмотрение проблемы деликта с точки зрения ex ante означает установление стимулов для врачей в целях предотвращения ущерба, в то время как рассмотрение проблемы деликта с точки зрения ex post означает определение того, в какой степени жертва может выздороветь. Дихотомия между ex ante-ex post приводит к двум основным функциям гражданской ответственности: сдерживающая функция и компенсационная функция."Кажется, что решение, предложенное экономистами, по крайней мере, менее чем идеально, когда они, тем не менее, используют для своих целей ориентированный на ex post подход закона убытков и соответственно хотят связать применение своих сдерживающих мер с возникновением ущерба. Это означает, в конце концов, что поведение, которое с высокой вероятностью может привести к ущербу, не наказывается и, следовательно, не создается стимула воздерживаться от такого поведения в будущем, пока риск не проявляется в конкретном случае. Однако поскольку влиять можно только на поведение, именно оно должно быть главным, а не более или менее случайное возникновение ущерба, поскольку в противном случае сдерживающий эффект ослабляется. Таким образом, логическое развитие подхода ex ante и далеко идущая, насколько это возможно, реализация цели сдерживания требуют, чтобы наказание применялось к любому опасному поведению, которое осуждается, независимо от того, действительно ли причиняется ущерб, просто потому, что такое поведение с высокой вероятностью может привести к снижению общественного благосостояния и, таким образом, запрещено в соответствии с соображениями экономического анализа права.
Неполное осуществление основного принципа, предусматривающего наложение штрафа на причинение ущерба, также порождает еще одно проблематичное последствие: хотя причинность ущерба объявляется существенной предпосылкой для наложения штрафа, штраф не основывается на ущербе. Если сдерживающий эффект компенсации ущерба действительно слишком слаб, потому что не все потерпевшие обращаются в суд, некоторые потерпевшие не имеют преимущественной силы в своих требованиях, или преимущество, полученное истцом, превышает ущерб, подлежащий возмещению, тогда ущерб, присужденный в качестве сдерживания, должен быть больше, чем понесенный ущерб; кроме того, в некоторых таких случаях предлагается наложение штрафного ущерба. Присуждение компенсации больше не связано с ущербом, когда размер компенсационной выплаты основан не на ущербе, а на полученном преимуществе. С другой стороны, также подчеркивается, что компенсация не должна покрывать весь ущерб до тех пор, пока существует достаточный стимул для людей избегать причинения ущерба по небрежности. В связи с этим возникает вопрос о том, почему возникновение ущерба должно быть решающим для того, чтобы наказание, обеспечивающее сдерживание, применялось, когда такое наказание в конечном счете не основано на понесенном ущербе.
Чрезмерная компенсация по соображениям сдерживания приводит – как уже было объяснено – к результатам, которые противоречат основополагающему принципу частного права, а именно принципу двустороннего обоснования (см. выше № 2/59): в случае, если потерпевший получает больше, чем возмещение причиненного ему ущерба, хотя могут быть основания для наложения таких платежных обязательств на потерпевшую сторону, не может быть, конечно, никакого обоснования того, почему именно потерпевший получает такие выплаты, если, с другой стороны, потерпевшему не присуждается полная компенсация, поскольку это не требуется для целей сдерживания, это противоречило бы понятию коммутативной справедливости, которое было принято на протяжении тысячелетий. Также не представляется возможным адекватно обосновать, почему Конкретная жертва-которая не может предотвратить ущерб, который, следовательно, не может быть ему вменен – должна нести часть ущерба сама только потому, что потенциальные причинители вреда не требуют каких-либо дополнительных стимулов для надлежащего и надлежащего поведения в будущем. В отношениях между потерпевшей стороной и потерпевшим, которые являются определяющими с точки зрения частного права, все аргументы говорят в пользу того, чтобы потерпевшая сторона понесла ущерб, и нельзя ожидать, что человек понесет ущерб по общим социальным причинам. Возложение такого бремени на человека, несомненно, также противоречит принципу равного обращения.
Экономисты склонны отвечать на все эти вопросы аргументом о том, что основной целью деликтного права является просто сдерживание, а не компенсация. Однако при этом они подвергают себя, в частности, критике за то, что деликтное право в его специфической форме сегодня во всех правовых системах в первую очередь служит цели компенсации, и поэтому экономический анализ права вступает в противоречие с позитивным правом и законодательным намерением. Кроме того, любое изменение деликтного права в качестве инструмента, направленного в первую очередь на сдерживание, приведет к возникновению нормативного пробела: как показывает история права, существует необходимость в нормах, направленных в первую очередь на возмещение ущерба. Следовательно, было бы неразумно отчуждать современное деликтное право, направленное на возмещение ущерба, от той задачи, которую оно выполняло до сих пор, создавая тем самым необходимость в новой отрасли права, занимающейся возмещением ущерба, которая по существу соответствовала бы существующим в настоящее время законам..
Здесь нужно учитыватья различие в подходах:
Континентальный - право Schadensatzrecht, это достаточно однородная область правил, которые являются едиными, если не для всех, то для многих видов деликтов. Предусматриваются одинаковые предпосылки и правовые последствия для достаточно обширной категории ситуаций. И в этом смысле мы можем говорить о том, что существуют единые правила и принципы, позволяющие считать данную область деликтного права единым целым.
Сommon law, мы бы увидели не деликтное право, а право деликтов (law of torts). По подсчётам Коциоля речь идёт о 70 типах деликтов, каждый из которых имеет определённые предпосылки и последствия, отличающихся друг от друга. И то, что деликты в common law не являются однородной областью, позволяет английским правоприменителя спокойно относится к превентивной функции и взыскивать штрафные убытки. При этом судьи и адвокаты не отказываются от компенсационной направленности деликтного права.
На континенте идея со штрафными убытками не зайдет:
идея, заложенная в ядре штрафных убытков, противоречит уравнивающей справедливости, зеркальности вреда и его возмещения.
она противоречит некоторым принципам публичного права.
Коциоль говорит, что уголовно-правовой принцип «нет преступления - нет наказания без указания на это в законе» также не выдерживается.
штрафные убытки противоречат представлениям о принципиально разном распределении в уголовном и частном праве бремени доказывания.