Учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

по правилам ст. 180 ГК РФ повышение только в части недобросовестного «излишка»?

Ксожалению, до сих пор данный вопрос не вполне прояснен.

Уобоих вариантов решения этой проблемы можно выделить свои преимущества и недостатки. Вариант тотальной ничтожности может сильно ударить по интересам стороны, осуществившей недобросовестное изменение, в условиях, когда предсказать точно, насколько добросовестным суд признает состоявшееся изменение, не всегда возможно. Например, может случиться так, что суд признает повышение ставки банком с 10 до 16% избыточным, посчитав, что предельный уровень процента, повышение ставки до которого можно было бы признать добросовестным, – это 14%, и произойдет это через пару лет после состоявшегося повышения по итогам долгого судебного разбирательства. В итоге при применении тотальной ничтожности сделки о повышении ставки банк узнает о том, что ставка не повышена вовсе, через два года, и отыграть назад будет невозможно – банк сможет лишь заявить заново о повышении ставки строго на будущее. В этом плане вариант частичной ничтожности кажется куда более щадящим и гибким: суд в описанном примере просто признает, что ставка была повышена не до 16, а до 14%.

В то же время вариант тотальной ничтожности оказывает более сильное стимулирующее воздействие и эффективнее осуществляет превенцию злоупотреблений. При его реализации сторона, управомоченная на изменение условий, должна очень сильно задуматься над уровнем изменения, о котором она хочет объявить контрагенту, так как любой «перебор» приведет к тотальной аннуляции повышения в целом. В этом плане вариант частичной ничтожности «расслабляет» управомоченную сторону и лишает ее стимула задумываться о справедливости производимого повышения: самое неприятное, что может произойти для этой стороны, так это то, что контрагент пойдет в суд и несколько скорректирует повышение до того уровня, который является справедливым.

В общем, по данному вопросу нашей судебной практике еще предстоит сделать окончательный выбор. В частности, она может рассмо-

треть и компромиссное решение: применять более гибкий и «щадящий» режим частичной ничтожности по ст. 180 ГК РФ, кроме случаев, когда доказано, что изменение условий было настолько явно недобросовестным, что у любого разумного лица на месте управомоченной стороны не должно было возникать сомнений, что производимое им повышение непропорционально (например, при повышении ставки кредита с 15 до 30% при отсутствии намеков на повышение ключевой

809

ставки, средних ставок по кредитам и иных показателей, которые могли бы оправдать такое сильнейшее повышение)1. Последний компромиссный вариант кажется наиболее сбалансированным.

Иногда в силу условий договора одна из сторон имеет правомочие не на одностороннее изменение, а на одностороннее определение условий договора. Например, в опционном договоре (ст. 429.3 ГК РФ) одна из сторон вправе востребовать исполнение обязательств, но нередко эта сторона получает расширенное право не только востребовать исполнение, но и определить объем востребованного предоставления по своему усмотрению. Если договор содержит пределы осуществления такой дискреции, проблема остро не встает, но иногда такие пределы в договоре не установлены. Например, в договоре поставки может быть указано на обязательство поставщика поставлять товар по заявкам покупателя в том объеме, который покупатель указал в таких заявках. Означает ли это, что управомоченная сторона может востребовать любой объем предоставления? Очевидно, что нет. Доктрина злоупотребления правом позволяет дискрецию ограничивать. Из применения данной доктрины следует, что управомоченная сторона не может востребовать такой объем предоставления, который не соответствует разумным ожиданиям сторон.

В ст. II.–9:105 Модельных правил европейского частного права данное преломление запрета на злоупотребление правом сформулировано так: «Если цена или иное условие договора должны быть определены одной стороной и условие, определенное этой стороной, является чрезвычайно необоснованным, установленные цена или иное условие заменяются на разумное, несмотря на положения договора об обратном». Аналогичное решение применительно к определению цены договора, оставленной открытой для одностороннего определения по воле одной из сторон, содержится в п. 2 ст. 5.1.7 Принципов УНИДРУА.

Наконец, в конкретных обстоятельствах может быть признано недобросовестным осуществление стороной своего права на отказ от договора. Это прямо прописано в п. 4 ст. 450.1 ГК РФ, прямо запрещающем недобросовестный отказ от договора, но и без такого напоминания это

следовало бы из п. 1 ст. 10 ГК РФ. Например, если сторона получает право на отказ от договора в связи с возникновением того или иного обстоятельства, но, зная об этом, данное право не осуществляет

1 См.: Заем, кредит, факторинг, вклад и счет: постатейный комментарий к статьям 807–860.15 Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронное издание. Редакция 1.0] / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 327 (автор комментария к ст. 890 –

О.М. Иванов).

810

втечение разумного срока, использование в дальнейшем этого права может быть признано недобросовестным, если очевидно, что такое поведение подрывает сформировавшиеся в результате пассивности управомоченной стороны разумные ожидания другой стороны в отношении продолжения договорного сотрудничества (вариант применения эстоппеля). Блокировка права на отказ от договора в таких ситуациях следует не только из п. 1 ст. 10 ГК РФ, но и из п. 5 ст. 450.1 ГК РФ. См. подробнее об эстоппеле п. 1.7 комментария к настоящей статье.

Еще одна иллюстрация: ГК РФ не устанавливает правил, блокирующих право кредитора, столкнувшегося с осуществлением должником некачественного предоставления (например, поставкой бракованного товара), на отказ от договора в ситуации, когда немедленно после выявления дефекта и доведения данной информации до должника от того поступает предложение устранить в разумный срок допущенный дефект (например, исправить дефект или заменить бракованный товар) в предоставленном исполнении. Если такое предложение последовало от должника своевременно и сам факт выявления дефекта не лишает кредитора интереса к договору сразу же и не оправдывает немедленный отказ в силу иных причин (например, утраты доверия к должнику, который, как выяснилось, допустил дефект умышленно

внадеже на то, что кредитор не заметит), было бы несправедливо лишить должника возможности оперативно исправиться. Отказ кредитора от договора со ссылкой на существенный дефект при наличии конструктивного предложения должника по оперативному исправлению дефекта и отсутствии особых причин, оправдывающих отклонение такого предложения и немедленный отказ от договора, может быть признан злоупотреблением правом (особенно если срок исполнения обязательства должника еще не истек). Такие правила, неизвестные нашему ГК РФ, но предусмотренные, в частности, в ст. III.–3:201 и III.–3:204 Модельных правил европейского частного права, как представляется, вполне могут быть выведены судами из общего запрета злоупотребления правом.

Другой пример: если сторона договора допустила нарушение и получила от кредитора требование устранить нарушение в некий допол-

нительный срок (Nachfrist), должник, который решил приложить усилия для исправления нарушения, может опасаться, что договор с ним будет расторгнут в момент, когда он потратит на попытку устранить нарушение значительные средства и силы. Было бы несправедливо, если бы право позволяло кредитору вначале в претензии дать должнику некий срок на устранение нарушения, а затем, не дожидаясь его окончания и видя, что должник действительно пытается или

811

уже готов устранить нарушение, отказаться от договора. Временная утрата кредитором права на расторжение договора в период, дополнительно отведенный им должнику для устранения нарушения, может быть объяснена подразумеваемым отказом от осуществления права на расторжение в течение указанного срока. Но альтернативное обоснование – ссылка на эстоппель, правила п. 1 ст. 10 и п. 3 ст. 1, п. 4

и5 ст. 450.1 ГК РФ. Выбор между вариантами обоснования зависит от того, как мы решаем общую проблему соотношения эстоппеля

иотказа от права (см. п. 1.7 комментария к настоящей статье). Как бы то ни было, сама идея такого моратория на расторжение на период предоставленного нарушителю разумного срока на устранение нарушения очевидна и отражена в п. 2 ст. 63 Венской конвенции 1980 г., п. 2 ст. 7.1.5 Принципов УНИДРУА и п. 2 ст. III.–3:103 Модельных правил европейского частного права.

Вконкретных обстоятельствах суд может не признать злоупотреблением правом отказ от договора или изменение его условий, но признать злоупотреблением осуществление некоего производного от осуществления таких секундарных прав требования. Например, представим договор долгосрочной аренды помещения в здании под размещение магазина, в рамках которого арендодатель вправе отказаться от договора при наступлении определенных обстоятельств, но при этом в договоре не содержится указание на некую отсрочку разумной продолжительности, которая должна быть предоставлена арендатору для освобождения помещения и поиск альтернативного места размещения собственного магазина. Арендодатель реализует свое право на отказ

итребует от арендатора освободить помещение немедленно, не давая

инедели на подготовку переезда. Как представляется, такое поведение является злоупотреблением правом, нарушающим подразумеваемое требование добросовестности при осуществлении права по п. 1 ст. 10

ип. 3 ст. 307 ГК РФ, и суд может признать поведение арендодателя неправомерным и привлечь его к ответственности за нарушение подразумеваемой обязанности (взыскать убытки).

Другой пример: банк реализует свое право на акселерацию кредитного долга (досрочное его истребование) в связи с нарушением того

или иного ковенанта; договор не предусматривает для заемщика никакого разумного срока для подготовки возврата всей суммы кредита, но очевидно, что из принципа доброй совести вытекает дополнение договора подразумеваемым разумным сроком на аккумулирование значительных средств, которые заемщик в связи с акселерацией долга должен вернуть банку. Если банк пытается начислить штрафные санкции за просрочку в возврате всего тела кредита, подвергнутого

812

акселерации, со следующего дня после получения заемщиком заявления об акселерации, суд может и должен отказать ему в защите этого права в части пени за период с момента доведения до заемщика волеизъявления банка об акселерации и до истечения соответствующего разумного срока. В принципе, того же результата можно добиться, применив по аналогии установленное для займов до востребования правило п. 1 ст. 810 ГК РФ о 30-дневном сроке возврата займа с момента получения требования о его возврате.

1.9. Примеры злоупотребления правом: недействительность договора, заключенного в результате злоупотребления правом

(а) Применение ст. 168 совместно со ст. 10 ГК РФ

В судебной практике до реформы ГК РФ сложился подход, согласно которому в случае, если совершение сделки сопровождалось явным злоупотреблением правом и при этом в законодательстве отсутствует поименованный состав недействительности, применимый в сложившейся ситуации, такая сделка, противоречащая императивному запрету на злоупотребление правом, признается недействительной на основании совместного применения п. 1 ст. 10 и ст. 168 ГК РФ.

Вначале этот подход закрепился в практике ВАС РФ (см. п. 9 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г.

№127, п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 декабря 2010 г. № 63; постановления Президиума ВАС РФ от 20 мая 2008 г. № 15756/07,

от 24 июня 2014 г. № 3894/14, от 11 февраля 2014 г. № 13846/13, от 26 февраля 2013 г. № 12913/12, от 13 сентября 2011 г. № 1795/11, от 13 мая 2014 г. № 17089/12, от 18 февраля 2014 г. № 15822/13, от 12 июля 2011 г. № 18484/10, от 17 июня 2014 г. № 10044/11, от 27 ноября 2012 г. № 11065/12, от 30 ноября 2010 г. № 10254/10).

После некоторых колебаний данный подход закрепился и в практике ВС РФ (см.: п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25, п. 14 Постановления Пленума ВС РФ от 22 ноября 2016 г.

№54; определения СКГД ВС РФ от 20 сентября 2016 г. № 49-КГ16-18,

от 29 марта 2016 г. № 5-КГ16-28, от 8 декабря 2015 г. № 5-КГ15-179, от 1 декабря 2015 г. № 4-КГ15-54, от 30 августа 2016 г. № 5-КГ16-119, от 14 июня 2016 г. № 52-КГ16-4, от 9 августа 2016 г. № 21-КГ16-6

и 21-КГ16-7, от 8 декабря 2015 г. № 34-КГ15-16, от 7 июля 2015 г.

№78-КГ15-7, от 19 апреля 2016 г. № 83-КГ16-4; определения СКЭС ВС РФ от 21 августа 2017 г. № 305-ЭС17-3546, от 29 апреля 2016 г.

№304-ЭС15-20061, от 15 июня 2016 г. № 308-ЭС16-1475, от 28 апреля 2016 г. № 306-ЭС15-20034, от 26 октября 2015 г. № 305-ЭС15-8046, от 28 декабря 2015 г. № 308-ЭС15-1607, от 22 мая 2015 г. № 310-ЭС15- 1312, от 15 декабря 2014 г. № 309-ЭС14-923 и др.).

813

По сути, во всех указанных судебных решениях речь шла о сделке, которая не нарушает конкретные императивные нормы закона, но суды блокируют свободу договора, видя те или иные явные злоупотребления правом и мошеннический характер сделки. Императивный запрет на злоупотребление правом закреплен в п. 1 ст. 10 ГК РФ, так что при широком толковании найти некоторую логику в применении п. 1 ст. 10 ГК РФ в качестве той самой нарушенной императивной нормы и санкции недействительности в качестве последствия нарушения такой императивной нормы из ст. 168 ГК РФ вполне можно.

Насколько обоснованна такая практика по существу? Зачем суды вместо отказа в защите права (традиционной и предусмотренной

вст. 10 ГК РФ на случай злоупотребления правом санкции) начинают применять ст. 10 в сочетании со ст. 168 ГК РФ и обосновывать тем самым недействительность сделки? Видимо, судам недействительность кажется более предсказуемым, естественным и понятным правовым последствием совершения явно недобросовестной сделки, чем вариант дожидаться возникновения спора между сторонами и выдвижения возражения одной из сторон, с тем чтобы отказать в защите права ссылаться на соответствующую сделку. Кроме того, только недействительность может позволить защитить нарушенный интерес третьего лица

втех случаях, когда обе стороны сделки, совершая ее, злоупотребили своим правом во вред интересам такого третьего лица.

Вцелом формирование на уровне судебной практики такого резервного состава недействительности сделки можно признать допустимым, так как очевидно, что действующие нормы о недействительности сделок далеко не всегда достаточны для противодействия очевидным злоупотреблениям автономией воли. Соответственно, при отсутствии подходящего специального состава недействительности, но наличии очевидной необходимости аннулирования сделки суды могут применять сочетание п. 1 ст. 10 и ст. 168 ГК РФ как основание для недействительности.

(б) Недопустимость игнорирования принципа lex specialis

В то же время здесь нельзя допустить нарушение системной логики и базового принципа приоритета специальных норм над об-

щими (lex specialis derogat generali). В ряде специальных норм закона борьба с недобросовестностью при совершении сделки традиционно велась и ведется через режим оспоримости сделки. Например, трудно найти более серьезный пример недобросовестности при совершении сделки, чем обман, а также использование прямого насилия, угроз. И тем не менее в силу специальных норм ст. 179 ГК РФ речь здесь идет лишь об оспоримости сделки. То же и в случае с урегулирован-

814

ной ст. 179 ГК РФ кабальной сделкой, где злоупотребление одной из сторон состоит в том, что она воспользовалась стечением тяжелых обстоятельств у контрагента и вынудила последнего совершить сделку на явно несправедливых условиях. Та же оспоримость предусмотрена

ив п. 2 ст. 174 ГК РФ на случай сговора представителей (директоров) или совершения сделки представителем (директором) с таким ущербом интересам представляемого, что его наличие должно было быть очевидно контрагенту (например, на случай продажи представителем (директором) имущества по очевидно заниженной цене или приобретения имущества по очевидно завышенной цене). Иначе говоря, в тех случаях, когда применение прямо предусмотренных в законе составов недействительности направлено на защиту интересов самого контрагента, закон обычно предписывает режим оспоримости.

Как уже отмечалось, применение ст. 10 и 168 ГК РФ должно носить резервный и субсидиарный характер. Этот состав недействительности должен применяться только в тех случаях, когда у суда не обнаруживается того или иного специального механизма для защиты от злоупотреблений. Как мы видим, в большом числе случаев такое специальное регулирование обнаруживается, и оно устанавливает не ничтожность, а оспоримость сделки. Эти специальные нормы должны вытеснять применение ст. 10 ГК РФ в тех областях, которые попадают в рамки гипотезы таких специальных норм.

Вреальной судебной практике такое четкое разграничение, к сожалению, проводится не всегда. Часто истцы, пропустив короткий годичный срок на оспаривание сделки по тем или иным поименованным в законе основаниям (например, ст. 174, 178 и 179 ГК РФ), подают иски о признании сделки ничтожной или реституции по ничтожной сделке на основании ст. 10 и 168 ГК РФ, в отношении которых ст. 181 ГК РФ устанавливает более длительный трехлетний срок давности. Кроме того, вариант оспаривания сделки по специальным основаниям (например, заблуждение по ст. 178 ГК РФ, злоупотребление директора по п. 2 ст. 174 ГК РФ) оказывается нередко неудобным для истца в силу того, что он сам длительное время добровольно исполнял сделку и тем самым подтверждал ее действительность, что блокирует оспаривание

по правилам абзаца четвертого п. 2 ст. 166 ГК РФ. И тогда истец отбрасывает специально предусмотренный законом для таких случаев состав недействительности и прибегает к резервному, казалось бы,

исубсидиарному по своей природе варианту применения ст. 10 в сочетании со ст. 168 ГК РФ, заявляя о ничтожности нежеланной сделки. В обоснование иска истцы указывают те фактические обстоятельства, которые соответствуют гипотезе специальных составов оспоримых

815

сделок (например, совершение невыгодной сделки в результате злоупотребления директора либо обман или введение в заблуждение), но требуют признать сделку ничтожной.

Этот путь является категорически неприемлемым, так как игнорирует субсидиарный и резервный характер режима недействительности, основанного на применении ст. 10 и 168 ГК РФ, и принцип lex specialis. Одна и та же сделка не может быть ничтожной и оспоримой одновременно (Определение СКГД ВС РФ от 24 ноября 2015 г. № 89-КГ15-13). Если фабула дела подпадает под действие гипотезы поименованных составов недействительности (обман, заблуждение, кабальность, злоупотребление директора или сговор и т.п.), предусматривающих оспаривание соответствующих сделок, то это означает, что такие сделки должны обсуждаться на предмет недействительности по правилам именно этих статей ГК РФ (т.е. с применением режима оспаривания, а не ничтожности). Обход специальных норм об оспоримых сделках за счет применения общей и по сути субсидиарной нормы ст. 10 ГК РФ категорически противоречит базовым принципам права и правоприменения. Этот важнейший принцип многократно подтверждался в практике ВАС РФ и ВС РФ (см.: Постановление Президиума ВАС РФ от 17 июня 2014 г. № 10044/11; определения СКЭС ВС РФ от 24 октября 2017 г. № 305-ЭС17-4886(1), от 17 декабря 2018 г. № 309- ЭС18-14765 и от 6 марта 2019 г. № 305-ЭС18-22069).

(в) Оспоримость или ничтожность?

В тех случаях, которые не подпадают под охват гипотез таких специальных норм, как, например, п. 2 ст. 174, ст. 178 или ст. 179 ГК РФ, и в целях пресечения злоупотреблений теоретически возможно применение именно ст. 10 ГК РФ. Судам следует осуществлять выбор между применением запрета на злоупотребление правом в сочетании с п. 1 ст. 168 ГК РФ и применением такого запрета в сочетании с п. 2 ст. 168 ГК РФ. Пункт 1 ст. 168 ГК РФ закрепляет оспоримость сделок, которые нарушают закон (в данном случае – п. 1 ст. 10 ГК РФ) и посягают на интересы самого контрагента, а п. 2 ст. 168 ГК РФ устанавливает ничтожность в отношении таких сделок, которые не только нарушают закон, но и посягают на публичные интересы и интересы третьих лиц.

Очень важно отметить, что право суда по обстоятельствам применять в сочетании со ст. 10 в одних случаях норму п. 2 ст. 168 ГК РФ (указывающую на ничтожность), а в других – п. 1 ст. 168 ГК РФ (указывающую на оспоримость), отражено и в п. 7 Постановления Пленума ВС РФ от 23 июня 2015 г. № 25.

Остается лишь определить, какое сочетание наиболее логично в тех или иных случаях, когда сделка признается недействительной на ос-

816

новании нарушения запрета на злоупотребление правом. Для этого требуется системное и телеологическое толкование закона и наличие какой-либо устоявшейся доктрины в отношении политико-правовых оснований выбора между ничтожностью и оспоримостью. К сожалению, такая доктрина до сих пор не выработана, а квалификация тех или иных сделок в качестве оспоримых или ничтожных в российском позитивном праве в ряде случаев несколько бессистемна.

В целом может показаться логичным следующее решение: во имя системной согласованности права тогда, когда запрет на злоупотребление правом применяется в целях защиты самого контрагента от злоупотреблений партнера, следует применять п. 1 ст. 10 ГК РФ в паре не с п. 2 ст. 168 ГК РФ, а с п. 1 ст. 168 ГК РФ и подводить такую сделку под режим оспоримости. В тех же случаях, когда злоупотребление направлено на причинение ущерба публичным (например, фискальным) интересам, кажется логичным квалифицировать сделку в качестве ничтожной на основании применения положений п. 1 ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ. Тогда же, когда злоупотребление состоит в причинении ущерба интересам конкретных третьих лиц (например, кредиторов одной из сторон), казалось бы, логично также применять п. 1 ст. 10 ГК РФ в сочетании с п. 2 ст. 168 ГК РФ и говорить о ничтожности сделки. Впрочем, здесь, как покажет дальнейший анализ, остается поле для сомнений. Могут быть приведены определенные аргументы и в пользу оспоримости такой сделки.

Если не выработать четкие подходы к выбору между оспоримостью и ничтожностью сделки, совершенной в результате злоупотребления правом, наше право окажется бессистемным и будет нарушен базовый принцип права: равному равное. К одинаковым по сути ситуациям будут применяться разные правовые институты. Так, было бы трудно объяснить, почему сделка, совершенная на аномальных условиях в ущерб интересам гражданина его представителем, оспорима по правилам п. 2 ст. 174 ГК РФ, а сделка, совершенная самим гражданином на таких же условиях лично, может быть признана ничтожной по правилам п. 1 ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ.

Как бы то ни было, следует констатировать, что на практике приме-

нение ст. 10 ГК РФ в паре со ст. 168 ГК РФ в подавляющем большинстве случаев приводит суды к выводу о ничтожности сделки.

(г) Конкретные примеры: сделки должника, совершенные с целью вывода имущества из-под взыскания

Классический пример применения ст. 10 и 168 ГК РФ в сочетании для целей признания сделок недействительными в российской судебной практике – это признание вне дела о банкротстве недействительными

817

сделок, направленных на вывод активов из-под взыскания в ущерб интересам конкретного кредитора или группы кредиторов (так называемое внеконкурсное оспаривание сделок). В случаях, когда должник, стремясь избежать обращения взыскания на свое имущество по требованию кредитора, отчуждает его по мнимой сделке (например, переписывая свою квартиру на ребенка, продолжая проживать в ней и фактически контролировать судьбу данного имущества), суды обычно признают такую сделку в качестве ничтожной по правилам ст. 170 ГК РФ. В тех же случаях, когда имеются сомнения в мнимости сделки, но очевидно, что имущество отчуждается в целях исключения возможности обратить на него взыскание по рассматриваемому иску конкретного кредитора или уже в рамках исполнительного производства (например, когда должник, желая вывести квартиру из-под приближающегося взыскания, дарит ее родственнику), суды нередко признают такую сделку ничтожной по правилам п. 1 ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ, тем самым аннулируя факт выбытия имущества из собственности должника и открывая дорогу для обращения на нее взыскания. По данному вопросу в последние годы сложилась устойчивая практика ВС РФ (см., например, определения СКГД ВС РФ от 18 апреля 2017 г. № 77-КГ17-7, от 28 февраля

2017 г. № 32-КГ16-30, от 20 сентября 2016 г. № 49-КГ16-18, от 9 августа 2016 г. № 21-КГ16-6, от 29 марта 2016 г. № 5-КГ16-28, от 14 июня 2016 г. № 52-КГ16-4, от 1 декабря 2015 г. № 4-КГ15-54, от 8 декабря

2015 г. № 5-КГ15-179 и 34-КГ15-16, а также Определение СКЭС ВС РФ от 13 июня 2017 г. № 301-ЭС16-20128). Встречаются и случаи, когда ВС РФ ссылается на мнимость и на сочетание ст. 10 и 168 ГК РФ одновременно, что само по себе несколько странно (Определение СКГД ВС РФ от 19 апреля 2016 г. № 83-КГ16-4).

Если рассуждать логически, то истец по такому иску о констатации ничтожности не должен требовать взаимного возврата имущества в отношениях между сторонами сделки – ему достаточно признания сделки ничтожной, так как констатация данного факта означает, что право собственности на имущество не переходило и все еще принадлежит должнику, а значит, открывается правовая возможность его ареста и обращения на него взыскания. В случае с недвижимостью или иными

объектами, права на которые подлежат регистрации, возможно, было бы логичным в иске не только требовать констатации ничтожности, но и заявлять о необходимости исправления записи в соответствующем реестре. На практике истцы также нередко требуют в иске обращения взыскания на соответствующее имущество. Впрочем, необходимость такого требования может вызывать сомнения: если суд подтверждает, что имущество все еще в собственности ответчика, а исполнительное

818