ФИЛИППОВА

СОФЬЯ

ЮРЬЕВНА

доцент кафедры коммерческого права и основ правоведения юридического факультета МГУ

имени М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук

ШИТКИНА

ИРИНА

СЕРГЕЕВНА

профессор кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры», доктор юридических наук

152

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

ТИПОВЫЕ УСТАВЫ:

К ВОПРОСУ О ПРАВОВОЙ ПРИРОДЕ И НАЗНАЧЕНИИ

В статье рассматривается правовая природа и назначение типовых уставов. Авторы приходят к выводу, что типовые уставы являются частью подзаконного нормативного правового акта, содержащего факультативное регулирование. Типовые уставы представляют собой стандартизованные правила, регулирующие деятельность общества с ограниченной ответственностью разными способами, исходя из тех возможностей, которые представляет Закон об ООО

субъектам для самостоятельной регламентации. В статье проанализирована процедура принятия решения о переходе общества с ограниченной ответственностью на типовой устав как при его учреждении, так и в процессе деятельности общества.

Ключевые слова: типовой устав, общество с ограниченной ответственностью, факультативное регулирование, диспозитивное регулирование

…Хоть видит око, Да зуб неймет.

И.А. Крылов. Лисица и виноград

Федеральным законом от 29.06.2015 № 209-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части введения возможности использования юридическими лицами типовых уставов» (далее — Закон о типовых уставах) п. 2 ст. 52 Гражданского кодекса (ГК) РФ был изложен в следующей редакции: «Юридические лица могут действовать на основании

SOFIA YU. FILIPPOVA

Associate Professor at

the Chair of Commercial

Law and Basics of Legal

Method of the Faculty

of Law at Lomonosov

Moscow State University,

PhD in Law

IRINA S. SHITKINA

Professor at the Chair

of Business Law of

the Faculty of Law at

Lomonosov Moscow State

University, Managing

Partner at Shitkina and

Partners, LLD

MODEL CHARTERS:

LEGAL NATURE AND PURPOSE

The article deals with the legal nature and purpose of model charters. The authors conclude that model charters form part of by-laws optional regulation, standardised rules regulating the activity of a limited liability company in different ways, based on independent regulation options offered by the Federal Law on LLCs. The article analyses the decision-making procedure for transferring a limited liability company to the model charter both at its establishment and in the course of its activity.

Keywords: model charter, limited liability company, optional regulation, dispositive regulation

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

должна была положительно отразиться на процессе государственной регистрации юридических лиц и тем самым способствовать улучшению инвестиционного климата в России. В качестве цели было названо сокращение (а) количества этапов, необходимых для регистрации, (б) времени на прохождение всех этих этапов, (в) затрат на регистрацию.

Постановка таких задач была обусловлена процессом исполнения так называемых майских указов Президента РФ, обратившего внимание на необходимость обеспечить «повышение позиции Российской Федерации в рейтинге Всемирного банка по условиям ведения бизнеса со 120-й в 2011 году до 50-й — в 2015 году и до 20-й — в 2018 году»2. Именно поэтому в качестве контрольного показателя успешной реализации дорожной карты был установлен рейтинг Doing Business, составляемый Всемирным банком, и повторялись показатели, названные Президентом. Отмечалось, что целевым ориентиром в соответствии с этим рейтингом является включение России в двадцатку лучших стран.

Как следует из пояснительной записки к проекту Закона о типовых уставах, основная идея документа заключалась в предоставлении учредителям (участникам) юридического лица возможности действовать на основании типового устава, утвержденного уполномоченным государственным органом, путем принятия общим собранием участников (учредителей) соответствующего решения.

Разработчики законопроекта рассматривали типовой устав как «составную часть нормативного правового акта», притом что индивидуальные сведения о конкретном ООО, использующем типовой устав (сведения о наименовании, местонахождении, размере уставного капитала), будут отражаться не в уставе, а только в Едином государственном реестре юридических лиц (ЕГРЮЛ).

В соответствии с п. 2.1 ст. 17 Федерального закона от 08.08.2001 № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» (далее — Закон о регистрации юридических лиц), с учетом изменений, внесенных

2См.: п. «д» п. 1 Указа Президента РФ от 07.05.2012 № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике».

Законом о типовых уставах, при государственной регистрации изменений, связанных с принятием решения, что юридическое лицо будет действовать на основании типового устава, в регистрирующий орган должны представляться документы для внесения в ЕГРЮЛ изменений, касающихся сведений о юридическом лице, но не связанных с внесением изменений в учредительные документы юридического лица, то есть не связанных с внесением изменений в устав юридического лица.

Вавгусте 2018 г. Минэкономразвития России были утверждены типовые формы устава3. Соответствующий приказ вступил в силу по истечении девяти месяцев со дня его официального опубликования — 24 июня 2019 г.

Всоответствии с подп. «е» п. 1 ст. 5 Закона о регистрации юридических лиц сведения о том, что компания действует на основании типового устава, должны отражаться в ЕГРЮЛ. По сообщению Федеральной налоговой службы, в настоящее время ведется работа по изменению форм документов, представляемых в регистрирующий орган, в целях их приведения в соответствие с изменениями, внесенными в законодательство Российской Федерации4. То есть система государственной регистрации готовится к фиксации сведений о том, что ООО действует на основании типового устава. Также разработан проект Административного регламента предоставления Федеральной налоговой службой государственной услуги по государственной регистрации юридических лиц, индивидуальных предпринимателей и крестьянских (фермерских) хозяйств: его п. 23 описывает порядок внесения сведений, касающихся перехода на типовой устав.

Таким образом, на данный момент формы типовых уставов утверждены, участники ООО могут принять решение общего собрания о переходе на типовой устав. При этом отсутствует форма внесения изменений в ЕГРЮЛ для отражения в Реестре того факта, что общество действует на основании типового уста-

3Приказ Минэкономразвития России от 01.08.2018 № 411 «Об утверждении типовых уставов, на основании которых могут действовать общества с ограниченной ответственностью» (зарегистрирован в Минюсте России 21.09.2018 № 52201; далее — Приказ об утверждении типовых уставов).

4См.: письмо Минфина России от 09.08.2019 № 03-12- 13/60357.

ва, и конкретного номера этого устава. Понятно, что такая техническая нестыковка законов и подзаконных нормативных актов не является коллизией (коллизия возникает между нормативными актами равной юридической силы), предполагающей необходимость разрешения на законодательном уровне, а всего лишь требует дополнения формы № Р140015 несколькими строками или дополнительным листом.

При всей очевидности скорого завершения технического процесса внедрения типовых уставов нас более интересует сама сущность типового устава. Решая задачи оптимизации процедуры регистрации, законодатель, по сути, создал новый для современной российской правовой системы феномен. Получается, что для ООО существуют два способа регламентации внутренней структуры и отношений между корпорацией и участниками:

1)путем утверждения индивидуального устава или

2)путем принятия решения о том, что корпорация будет действовать на основании типового устава.

Таким образом, с помощью типовых уставов должны решаться следующие социально-экономические задачи:

а) ознакомление субъектов с предоставленными правовыми возможностями;

б) легализация формулировок отдельных положений устава для исключения правовой неопределенности в части допустимости таких формулировок;

в) упрощение процедуры регистрации.

Мы неоднократно обращались к вопросу о правовой природе устава6.

5 Утверждена приказом ФНС России от 25.01.2012 № ММВ-

По нашему мнению, устав корпорации представляет собой индивидуальный регулятор организации и деятельности корпорации, отличающийся по своей природе от нормативных правовых актов, а также корпоративного до­ говора и внутренних документов.

Типовые же уставы представляют собой стандартизованные правила, регулирующие деятельность ООО разными способами, исходя из тех возможностей, которые предoставляет Федеральный закон от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об ООО) субъектам для самостоятельной регламентации.

Каждый из типовых уставов состоит из 8 разделов: I. Общие положения; II. Права и обязанности участников; III. Порядок перехода доли (части доли) в уставном капитале общества другому лицу; IV. Выход участника из общества; V. Управление в обществе; VI. Порядок хранения документов общества и порядок предоставления информации участникам общества и иным лицам; VI. Сделки общества, в которых имеется заинтересованность; VIII. Реорганизация и ликвидация общества.

В тех разделах, где по закону могут содержаться разные варианты регулирования, типовые уставы вариативно предлагают соответствующие положения. Например, типовые уставы № 2, 32 устанавливают возможность выхода участника из общества, тогда как, например, типовые уставы № 33, 34 и др. выход не предусматривают. Типовые уставы № 2, 3 устанавливают нотариальное удостоверение принятия решений общим собранием и состава участников, т.е. реализована диспозитивная норма ГК; в типовом уставе № 19 устанавливается удостоверение принятия решений общим собранием путем подписания протокола общего собрания участниками, принимавшими участие в этом собрании, т.е. использована альтернативная правовая возможность, также соответствующая зако-

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

позволяющей субъектам просто «кликнуть мышью» по устраивающему варианту каждого из 8 разделов типового устава и в результате осознанно выбрать оптимальное для них регулирование. Это предполагает и перевод регистрации в автоматический режим на системе публичного блокчейна. В настоящее время такая автоматизация недоступна субъектам, но будем надеяться, что это дело недалекого будущего.

Участникам ООО предоставлено широкое поле возможностей, поскольку наибольшая степень дозволительности в корпоративном праве установлена именно для ООО7. Организационно-правовая форма таких обществ пригодна для решения самых разных задач, начиная от мелкого частного бизнеса вроде интернет-магазина и заканчивая крупнейшими биз- нес-проектами, когда активы отдельных ООО исчисляются миллиардами. Например, «Ашан» в России существует в форме ООО, притом что его годовая выручка по состоянию на 31 декабря 2018 г. составила более 270,7 млрд, а баланс — 139,6 млрд руб.8

Законодатель предоставляет достаточно дифференцированный правовой инструментарий для решения всего этого многообразия задач, стоящих перед участниками ООО. Однако для того, чтобы воспользоваться этими правовыми возможностями, субъекты как минимум должны их понимать. Зачастую юридическая техника Закона об ООО весьма сложна для неюристов, поэтому мелкий бизнес испытывает затруднения в поиске того, что можно внести в устав на основании Закона, а также в вербальном выражении своих целей и избранных вариантов. В результате представители мелкого бизнеса пользуются случайно найденными в Интернете шаблонами, зачастую содержащими откровенно незаконные или невыгодные им положения. Например, в практике авторов статьи был случай, когда спустя несколько лет после создания двумя участниками ООО при получении кредита в банке было обнаружено, что в обществе по уставу создается совет директоров, который должен утверждать кредитные договоры, при этом согласно уставу в совет директоров должно быть избрано пять членов, являющихся участниками общества. В этом

7См. об этом: Филиппова С.Ю. Мосты сожжены // ЭЖ-Юрист. 2013. № 33.

8Сведения из ресурса «Контур.Фокус». См.: https://focus. kontur.ru/ (дата обращения: 23.03.2020).

конкретном примере для решения вопроса с получением кредита обществу пришлось сначала изменить свой устав. Конечно, такая ситуация стала следствием невнимательности участников при формировании устава общества. Другой типичный случай, характеризующий указанную проблему, — утверждение устава с недостаточным продумыванием отдельных его положений. Так, одной из типичных ошибок является упущение в части положений о выходе участника или порядка принятия в состав участников наследников умершего участника. Когда возникает реальный корпоративный конфликт, разрешением которого мог бы стать бы выход участника из общества, исправить устав бывает уже трудно. Равно как и менять положения устава после смерти участника будет поздно — вопросы перехода прав к наследникам будут решаться по уставу, действующему на момент смерти участника. Все эти ситуации являются следствием недостаточной продуманности устава учредителями при создании общества.

Типовые уставы явно выигрывают в сравнении с сомнительного содержания шаблонами из Интернета. Главное их преимущество — краткость изложения, каждый типовой устав состоит не более чем из двух страниц. Все положения выражены коротко, в концентрированной форме. Это дает надежду, что учредители, выбирая из 36 уставов, смогут разобраться и выразить волю, более направленную на достижение определенного результата.

Однако при всех благих намерениях разработчиков типовые уставы как правовое явление и конкретный набор типовых форм, утвержденный для использования, в настоящее время вызывают ряд вопросов теоретического и практического характера.

Не все положения утвержденных типовых уставов безупречны с позиций их соответствия закону.

Например, типовой устав № 4 устанавливает, что участники общества не обладают преимущественным правом покупки доли или части доли участника, который производит ее отчуждение третьим лицам. Аналогичное положение содержится в типовых уставах № 10, 16, 22, 28, 34. По нашему мнению, ст. 21 Закона об ООО, устанавливающая преимущественное право покупки доли, отчуждаемой третьему лицу, является

императивной9. Это значит, что, утверждая индивидуальный устав, учредители (участники) не могут включить в него условие, отменяющее преимущественное право покупки, а если оно будет включено, то оно будет ничтожным в соответствии с п. 2 ст. 168 ГК РФ как сделка, нарушающая требования закона и при этом посягающая на охраняемые законом интересы третьих лиц.

Установление в типовых уставах возможности отказа от преимущественного права покупки доли фактически предоставляет субъектам путь для обхода закона с помощью перехода на типовой устав.

Вряд ли можно согласиться с допустимостью существования в отечественной правовой системе ситуации, когда подзаконным актом изменяются положения закона. Это полностью не соответствует ключевым идеям правового государства, в частности принципам верховенства закона (ч. 5 ст. 76 Конституции РФ).

Мы можем наблюдать, как Минэкономразвития через принятие типовых уставов пытается легализовать те идеи, которые не удалось провести через процедуры законопроектной работы по внесению изменений в Закон об ООО.

Так, в 2018 г. министерство выносило на обсуждение вопрос об отмене императивности правил о преимущественной покупке участниками ООО долей при отчуждении третьим лицам, полагая, что указанная норма является императивной и «участники ООО

не могут предусмотреть в уставе общества и/или корпоративном договоре иные положения, которые предоставляли бы всем или части участников право распоряжения долей без соблюдения преимущественного права иных участников на покупку доли». По мнению Мин­экономразвития, наличие такого преимущественного права является «необоснованным ограничением принципа диспозитивности в регулировании гражданских (в том числе, корпоративных)

отношений»10. То есть на момент разработки типовых уставов представители Минэкономразвития ясно понимали, что положения Закона о преимущественном праве не являются диспозитивными, однако все же провели свои идеи на уровне подзаконного нормативного акта, утвердив типовые формы уставов, исключающих возможность преимущественного права покупки доли в ООО.

Некоторые положения типовых уставов, с нашей точки зрения, основаны на неверном понимании ключевых начал корпоративного права. Подобного рода сомнения можно адресовать типовому уставу № 10, согласно которому каждый участник общества является его единоличным исполнительным органом.

Получается, что в силу самого факта приобретения доли в уставном капитале участник приобретает и возможность без доверенности действовать от имени юридического лица в качестве его единоличного исполнительного органа. При этом согласно п. 1 ст. 53 ГК РФ «юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным документом». В соответствии с п. 2 этой же статьи приобретать гражданские права и принимать на себя гражданские обязанности юридическое лицо может через своих участников только в случаях, предусмотренных ГК. Данная норма сформулирована как императивная. В настоящее время такая конструкция (действия через участников) может быть применима в хозяйственных товариществах (полном и на вере — ст. 72, 84 ГК РФ), но не в ООО: императивными положениями ст. 53 ГК РФ и ст. 32 Закона об ООО установлено, что общество осуществляет деятельность через свои органы управления.

Все те проблемы в части законности типовых уставов,

окоторых мы говорим, возвращают нас к вопросу

оправовой природе типовых уставов. Приказ об утверждении типовых уставов является подзаконным

Возникает вопрос: могут ли перейти на типовой устав общества, созданные до принятия Закона о типовых уставах? Для ответа на него следует выявить порядок действия Закона о типовых уставах во времени. В соответствии с п. 1 ст. 4 ГК РФ по общему правилу акты гражданского законодательства не имеют обратной силы и применяются к отношениям, возникшим после введения их в действие. Согласно п. 2 этой статьи если отношения возникли до введения в действие акта гражданского законодательства, то он применяется к правам и обязанностям, возникшим после введения его в действие.

Таким образом, положения Закона о типовых уставах начали действовать только после его вступления в силу, т.е. по истечении ста восьмидесяти дней после дня его официального опубликования (ст. 5 Закона), и не распространяли свое действие на отношения, возникшие до его принятия. Значит ли это, что перейти на типовые уставы сможет лишь общество, созданное после вступления в силу закона о типовых уставах? Однозначный отрицательный ответ на этот вопрос прямо следует из закона, который допускает переход на типовые уставы для любых уже созданных и действующих обществ.

Рассмотрим процедуру перехода на типовой устав.

Как вытекает из п. 4 ст. 12 Закона об ООО, участники общества, действующего на основании устава, утвержденного учредителями (участниками) общества, вправе в любой момент принять решение о том, что общество в дальнейшем будет действовать на основании типового устава. Порядок перехода на типовой устав регламентирован Законом об ООО,

подп. 2 п. 2 ст. 33 которого был изменен Законом о типовых уставах. В соответствии с Законом об ООО

решение вопроса о переходе на типовые уставы отнесено к компетенции общего собрания участников. В силу п. 8 ст. 37 решения по вопросам, отнесенным к п. 2 ст. 33, т.е. включающим и вопрос о переходе на типовые уставы, принимается большинством не менее 2/3 голосов от общего числа голосов участников общества, если необходимость большего числа голосов для принятия такого решения не предусмотрена Законом об ООО или уставом общества. Это значит, что в уставах обществ, которые будут создаваться после введения в действие Закона о типовых уставах, учредители (участники) могут увеличить

необходимое количество голосов, необходимое для принятия решения о переходе на типовой устав (например, 3/4 или единогласно), при этом установить простое большинство, снизив пороговое значение, установленное законом, нельзя. Такое правило введено для защиты прав и законных интересов миноритариев.

Сведения о том, что общество действует на основании типового устава, представляются в орган, осуществляющий государственную регистрацию юридических лиц, в порядке, установленном федеральным законом о государственной регистрации юридических лиц.

Выводы:

1)типовые уставы можно рассматривать в качестве прогрессивного способа оптимизации процесса создания и деятельности ООО. Как и любые правовые средства, типовые уставы имеют пределы в использовании. Представляется, что они могут быть применимы мелким и средним бизнесом, не имеющим возможности получать юридическую помощь на постоянной основе, поскольку несут в себе массу преимуществ по сравнению с шаблонами уставов, разработанными неизвестными лицами и выложенными в сеть Интернет. Вместе с тем типовые уставы вряд ли можно считать оптимальным выбором для крупного бизнеса, поскольку они не позволяют использовать все возможности дозволительного регулирования корпоративных отношений и адаптировать органи- зационно-правовую форму ООО для достижения собственных целей;

2)разработчикам типовых уставов нельзя допускать использование типовых уставов для обхода закона и включать в них положения, противоречащие императивным нормам закона. Это деформирует правосознание, поскольку создает у участников гражданского оборота сомнения в верховенстве закона. В связи с этим настоятельно рекомендуем пересмотреть предложенные типовые уставы, провести надлежащую юридическую экспертизу их содержания с привлечением квалифицированных специалистов и устранить противоречия закону;

3)существующим ООО при переходе на типовые уставы следует соизмерить пользу такого решения,

159

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

состоящую в снижении расходов и упрощении доказательств знания контрагентами корпоративной структуры организации с рисками утраты индивидуального регулирования. Если польза перевесит риски, то можно воспользоваться существующей процедурой перехода на типовой устав;

4)авторы рассматривают в качестве перспективы возможность перехода на типовые уставы и акционерных обществ. При этом есть опасность, что развитие технологий и перевод процедур создания, регистрации, ведения реестра юридических лиц на систему блокчейн могут повлечь тотальный переход к типовым уставам. Но утрата возможности выбора чревата потерями многих достижений науки корпоративного права и опыта правореализационной деятельности. Есть угроза, что типовой устав станет началом конца корпоративного права13;

5)принципиально значимой проблемой для отечественной правовой системы является длительность внедрения в жизнь положений законов. Сама возможность создавать препятствия в действии закона путем медленного процесса разработки, а то и вовсе саботирования принятия ведомственного акта снижает ценность закона как главнейшего регулятора частных отношений. Представляется недопустимой ситуация, когда отсутствие строчки в форме заявления о регистрации на четыре года останавливает действие федерального закона;

6)ошибки в разработке типовых уставов, технические дефекты процедуры регистрации перехода на типовые уставы, отсутствие электронной платформы для выбора условий типовых уставов могут привести к утрате субъектами правореализационной деятельности интереса к типовым уставам. Так хорошая идея может потеряться в досадных деталях.

13А.И. Савельев назвал «умные» контракты «началом конца классического договорного права». См.: Савельев А.И. Договорное право 2.0: «умные» контракты как начало конца классического договорного права // Вестник Гражданского права. 2016. № 3. С. 32–60.

REFERENCES

Braginskiy, M.I. and Vitryanskiy, V.V. Contract Law. Book One. General Provisions [Dogovornoye pravo. Kniga pervaya. Ob­ shchiye polozheniya]. Moscow, 1999. 848 p.

Filippova, S.Yu. “Bridges are burnt” [Mosty sozhzheny]. EJLawyer [EZh-Yurist]. 2013. No. 33.

Filippova, S.Yu. and Shitkina, I.S. Sale and Purchase of Business: Transactional Legal Services [Prodazha i priobreteniye biznesa: pravovoye soprovozhdeniye sdelki]. Moscow, 2019. 191 p.

Kozlova, N.V. and Filippova, S.Yu. “The Charter as a Form of Legal Existence” [Ustav kak forma sushchestvovaniya yuridicheskogo litsa]. Representative Power [Predstavitel’naya vlast’]. 2017. No. 4. P. 12–17.

Kozlova, N.V. and Filippova, S.Yu. “The Nature of the Charter of a Legal Entity” [K voprosu o prirode ustava yuridicheskogo litsa]. Bulletin of Moscow University, Series 11: Law [Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 11: Pravo]. 2017. No. 1. P. 64–79.

Saveliev, A.I. “Contract Law 2.0: ‘Smart’ Contracts as the Beginning of the End of Classical Contract Law” [Dogovornoe pravo 2.0: “umnye” kontrakty kak nachalo kontsa klassicheskogo dogovornogo prava]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2016. No. 3. P. 32–60.

Shitkina, I.S. (ed.). Corporate Law. A Course Book [Korporativnoye pravo: ucheb.]. Moscow, 2019. 735 p.

Shitkina, I.S. (ed.). Treatise on Corporate Law. Vol. 1 [Uchebnyy kurs. Korporativnoye pravo. T. 1]. Moscow, 2017. 976 p.

Shitkina, I.S. “Articles of Association of Russian Business Entities: What Should They Look Like?” [Ustavy rossiyskikh khozyaystvennykh obshchestv: kakimi im byt’?]. Entrepreneurial Law [Predprinimatel’skoye pravo]. 2019. No. 2. P. 14–23.

INFORMATION ABOUT THE AUTHORS

Sofia Yu. Filippova

Associate Professor at the Chair of Commercial Law and Basics of Legal Method of the Faculty of Law at Lomonosov Moscow State University, PhD in Law (e-mail: Filippovasy@yandex.ru).

Irina S. Shitkina

Professor at the Chair of Business Law of the Faculty of Law at Lomonosov Moscow State University, Managing Partner at Shitkina and Partners, LLD (e-mail: ishitkina@shitkina-law.ru).

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

СКОБЛИКОВ

ПЕТР

АЛЕКСАНДРОВИЧ

ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН, доктор юридических наук

ОБНОВЛЕННАЯ РЕДАКЦИЯ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПЛЕНУМА ВЕРХОВНОГО СУДА РФ О СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ ПО ДЕЛАМ О КОРРУПЦИОННЫХ

ПРЕСТУПЛЕНИЯХ: ПРОБЕЛЫ, ПРОТИВОРЕЧИЯ И ПУТИ ИХ УСТРАНЕНИЯ

В статье представлен критический анализ ряда важных и неоднозначных положений Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях», которое с 24 декабря 2019 г. действует в новой редакции. Автор комментирует ряд новых и оставленных без изменения положений, выдвигает и обосновывает предложения о внесении корректировки в данное Постановление в связи с имеющимися в нем пробелами, неточностями и коллизиями.

Ключевые слова: коррупционные преступления, получение взятки, предмет взяточничества, предмет коммерческого подкупа, согласие на посредничество во взяточничестве, мошенничество, общественная опасность деяния, доказательства намерения оказать посредничество во взяточничестве

24декабря 2019 г. Пленум Верховного Суда РФ издал Постановление № 59, которым существенно модифицировал редакцию своего предыдущего Постановления от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» (далее — Постановление № 24). Внесенные коррективы объясняются произошедшим за истекшие годы изменением законодательства, а также возникающими в судебной практике вопросами. Стоит также упомянуть, что пробелы и противоречия Постановления № 24 об-

суждались в юридической литературе еще пять лет назад1.

1См.: Симиненко А.Н., Пестерева Ю.С., Чекмезова Е.И. Лакуны в тексте постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о взяточничестве и об

161

PETR A. SKOBLIKOV

Leading Researcher at

the Institute of State

and Law of the Russian

Academy of Sciences,

LLD

THEORY AND PRACTICE

REVISED RUSSIAN SUPREME COURT PLENARY RESOLUTION ON CORRUPTION CASE LAW: GAPS, CONTRADICTIONS AND WAYS TO REMOVE THEM

This article presents a critical analysis of a few important yet ambiguous provisions of the Supreme Court Plenary Resolution dated July 9, 2013, No. 24 “On Judicial Practice in Cases of Bribery and Other Corruption Crimes” which has got its new edition since December 24, 2019. The author comments on a number of newly introduced as well as unchanged provisions, and justifies certain proposals for correcting gaps, inaccuracies and conflicts of laws in this Resolution.

Keywords: corruption crimes, bribery, subject of bribery, subject of commercial bribery, consent to bribery mediation, fraud, public danger of act, proof of intent to mediate in bribery

Проблема повышения эффективности борьбы с коррупцией уже многие годы является одной из центральных в современной уголовной политике, причем проб­ лемой, может быть, наиболее сложной, свойственной как России, так и другим странам2. Соответственно,

иных коррупционных преступлениях» // Вестник Омской юридической академии. 2015. № 4. С. 64–66.

2См., напр.: Бородко Н.П. Коррупция и ее общественная опасность // Труды Белорусского государственного технологического университета. Серия 5. Политология, философия, история, филология. 2009. № 5. С. 61–63;

Федоров А.Ю., Алимпиев С.А. Коррупция в России: обще-

162

обновленная редакция Постановления № 24 заслуживает самого пристального внимания. В настоящей статье автор намерен сосредоточиться на анализе тех положений, которые представляются неоднозначны-

ственная опасность, проблемы противодействия // Вестник Нижегородской академии МВД России. 2010. № 1. С. 235– 238; Гуров М.П., Примакин А.И. Коррупция в современной России как угроза безопасности государства: история и современность // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2011. № 4. С. 109–115; Шейренов Ж.Н. Коррупция и ее общественная опасность в Кыргызстане // Академическая мысль. 2019. С. 81–84.

ми, чреватыми негативными последствиями, а также на имеющихся пробелах указанного документа, их последствиях и способах устранения.

1. У правоприменительных органов существовала потребность в разъяснении того, с какого момента следует считать посредничество во взяточничестве оконченным. Этот запрос был обусловлен тем, что использованная законодателем формулировка объективной стороны преступлений, предусмотренных в ст. 291.1 и 204.1 Уголовного кодекса (УК) РФ, допускает, при буквальном ее толковании, по крайней мере две интерпретации — ограничительную и расширительную: а) посредничество окончено, если действия посредника привели к определенному позитивному результату с позиции участников коррупционной сделки — достижению соглашения между взяткодателем и взяткополучателем (а равно между лицом, передающим предмет коммерческого подкупа, и лицом, получающим его) по основным параметрам этой сделки; частичной или полной реализации соглашения (передаче оговоренных ценностей или информации, позволяющей получить доступ к ним, и т.д.); и др.; б) посредничество окончено, если посредник совершил любые действия, нацеленные на способствование коррупционной сделке, независимо от эффективности этих действий. Например, стороны (потенциальные взяткодатель и взяткополучатель) при содействии посредника (которого одна из сторон попросила организовать встречу) встретились, но не смогли договориться о совершении коррупционной сделки.

С принятием Постановления № 59 указанный пробел устранен — в Постановление № 24 включен новый п. 13.2, абз. 2 которого имеет следующее содержание: «…посредничество путем иного способствования в достижении или реализации соглашения следует считать оконченным с момента выполнения посредником одного из этих действий независимо от достижения или реализации соглашения между взяткодателем и взяткополучателем, а равно между лицом, передающим предмет коммерческого подкупа, и лицом, его получающим».

Таким образом, Пленум Верховного Суда РФ избрал расширительную интерпретацию (вариант «б» в представленной альтернативе) и

пошел по пути усиления карательной составляющей закона, что, по мнению автора, означает нарушение принципов справедливости и гуманизма уголовного права (ст. 6 и 7 УК РФ).

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Не менее важно то, что в соответствии с уголовным законом квалификация действий посредника во взяточничестве обусловливается размером вознаграждения, которое передается (будет передаваться) взяткополучателю. Если размер незначителен (25 тыс. руб. и менее3) — ответственность не наступает. Если же размер крупный или особо крупный — ответственность резко ужесточается (применятся ч. 3 или 4 ст. 291.1 УК РФ); соответственно, преступление попадает в категорию особо тяжких4.

Однако если договоренность о даче взятки, ее условиях и параметрах не достигнута, то нет и оснований говорить о размере взятки. При таких условиях квалификация содеянного по ст. 291.1 УК РФ (какая бы часть этой статьи ни применялась) будет означать произвольное вменение, нарушение конституционных принципов правовой определенности и справедливости, создавать условия для злоупотреблений и коррупции в уголовном процессе.

2. Новацией также является абз. 3 п. 13.2, которым дополнено Постановление № 24. Этот абзац гласит: «Если согласно договоренности между взяткополучателем либо лицом, принимающим предмет коммерческого подкупа, и посредником деньги и другие ценности, полученные от взяткодателя либо лица, передающего коммерческий подкуп, остаются у посредника, то преступление считается оконченным с момента получения ценностей посредником».

Приведенный текст нуждается в комментарии. Полезно понять, для чего может заключаться соглашение о том, что деньги и другие ценности остаются у посредника. Видятся как минимум две возможные ситуации. Во-первых, такое соглашение может заключаться для усиления безопасности (в плане возможного разобла­ чения и уголовного преследования) либо удобства взяткополучателя или лица, принимающего коммерческий подкуп. В этом случае полученные деньги и другие ценности остаются у посредника, так сказать, на ответственном хранении, до востребования. Соответственно, посредник не является выгодоприобретателем. Во-вторых, взяткополучатель или лицо, принимающее коммерческий подкуп, может считать

3См. п. 1 примечаний к ст. 290 УК РФ.

4Наиболее строго наказание, установленное в санкциях этих частей, — 12 лет лишения свободы.

себя должником посредника или по иной причине желать улучшения его имущественного положения (вследствие родственных, дружеских отношений и пр.), — в этом случае посредник является выгодоприобретателем. Но он может не знать о коррупционном происхождении переданного ему имущества, так что Пленуму Верховного Суда РФ следовало бы обратить внимание судов на это обстоятельство, на необходимость доказывания умысла получателя имущества на оказание посредничества в получении взятки.

3. Постановление № 24 дополнено новым п. 13.5, абз. 3 которого гласит: «В случае, когда лицо, обещавшее либо предложившее посредничество во взяточничестве, коммерческом подкупе, заведомо не намеревалось передавать ценности должностному лицу, или лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, или посреднику и, получив указанные ценности, обратило их в свою пользу, содеянное следует квалифицировать как мошенничество без совокупности с преступлением, предусмотренным частью 5 статьи 291.1 либо частью 4 статьи 204.1 УК РФ». Аналогичное положение содержалось в абз. 3 п. 26 и абз. 3

п.24 Постановления № 24 в прежней редакции; сейчас

п.24 изменен, а п. 26 полностью исключен из текста.

Однако данного разъяснения недостаточно, поскольку оно исходит из крайней ситуации, а криминальная практика вариативна. Нередки случаи, когда лицо, получившее деньги и иные ценности для передачи в качестве взятки, передает взяткополучателю только их часть, а остальное присваивает, утаив факт присвоения от взяткодателя и взяткополучателя. Необходимо дать разъяснения, что в таких ситуациях содеянное посредником требуется квалифицировать как совокупность преступлений — посредничество во взяточничестве либо коммерческом подкупе и мошенничество.

Возможна также ситуация, когда лицо, обещавшее либо предложившее посредничество во взяточничестве, коммерческом подкупе, первоначально намеревалось передать ценности по назначению, согласно условиям коррупционной сделки, но, получив их, передумало и обратило их в свою пользу в полном объеме. Эта ситуация п. 13.5 Постановления № 24 не охватывается. Поскольку здесь имеет место добровольный отказ от доведения преступления до конца (ст. 31 УК РФ), ответственности по ч. 5 ст. 291.1 либо ч. 4 ст. 204.1 УК РФ несостоявшийся посредник не

подлежит. Сложно усмотреть в его действиях и состав мошенничества, поскольку при получении имущества во владение у него не было умысла на противоправное безвозмездное изъятие и последующее обращение чужого имущества в свою пользу. Умысел на обращение имущества в свою пользу возник после того, как имущество оказалось в его распоряжении. Однако при мошенничестве завладение имуществом не может предшествовать появлению умысла на завладение им.

Как представляется автору, в действиях несостоявшегося посредника усматриваются признаки присвоения чужого имущества, вверенного виновному (ст. 160 УК РФ). Если же состав этого преступления не будет доказан, приобретатель имущества подлежит ответственности по ст. 165 УК РФ за причинение имущественного ущерба путем злоупотребления доверием и, может быть, обмана (например, если это лицо, оправдываясь перед взяткодателем, ложно заявляло, что предмет взятки украден, утерян, изъят сотрудниками правоохранительного органа и т.д.).

Поэтому предстоит определиться с тем, какая квалификация и при каких обстоятельствах будет наиболее точной. Однако Пленум Верховного Суда РФ уклонился от решения данной задачи.

4. В абз. 1 п. 26 Постановления № 24 (п. 13.5 в новой редакции) разъясняется, что обещание или предложение посредничества во взяточничестве считается оконченным преступлением с момента совершения лицом действий (бездействия), направленных на доведение до сведения взяткодателя и (или) взяткополучателя информации о своем намерении стать посредником во взяточничестве5.

4.1. Приведенное толкование исходит из однолинейного представления о человеческих отношениях и не учитывает того обстоятельства, что в ряде случаев лицо, к которому возможный взяткодатель обращается с предложением стать посредником во взяточниче-

5Автор еще до издания Постановления № 59 обращал внимание на изъяны рассматриваемого пункта Постановления № 24, но тогда обоснованные автором предложения остались без внимания. См.: Скобликов П.А. К вопросу о необходимости совершенствования судебной практики по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях // Российская юстиция. 2019. № 11. С. 28–30.

стве, дает согласие, не намереваясь свое обещание исполнить.

Например, внезапно попавший в сложную жизненную ситуацию человек, не видящий легальных и действенных путей разрешения острой проблемы (допустим, Васечкин), обращается к другу, работающему или работавшему в государственном органе (допустим, к Павлову), с просьбой выступить посредником в даче взятки кому-то из сослуживцев. Павлов, чтобы успокоить Васечкина и дать ему возможность прийти в себя, а также не допустить обращения Васечкина к кому-то еще и совершения им преступления (передача или попытка передачи взятки), дает согласие на посредничество, изначально не намереваясь обещание исполнить. В последующем же общении Павлов предлагает Васечкину не торопиться с передачей взятки и поискать другие пути решения проблемы — правомерные. И даже подсказывает такие пути.

Другой вариант: Васечкин и Павлов не являются друзьями, но хорошо знакомы и встречаются на вечеринке. Васечкин находится в нетрезвом состоянии и обращается к Павлову с просьбой стать посредником во взятке. Последний, зная особенности поведения Васечкина в состоянии опьянения, полагает, что отказ приведет к скандалу, поэтому дает согласие. При этом Павлов изначально не намеревается свое обещание исполнить. Он считает, что, протрезвев, Васечкин забудет о своем намерении или хотя бы больше к этой теме не вернется.

Однако если Васечкин или Павлов находились под оперативным наблюдением, их разговор, в котором Павлов дает согласие на посредничество во взяточничестве, может быть задокументирован, и, ориентируясь на разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, Павлов будет немедленно задержан правоохранительными органами, привлечен к уголовной ответственности и осужден.

Чтобы избежать необоснованного осуждения невиновных лиц в описанных ситуациях, необходимо разъяснить судам, что предусмотренный в ч. 5 ст. 291.1 УК РФ состав преступления, с учетом принципов уголовной ответственности, закрепленных в Общей части УК РФ, будет отсутствовать, если обещание посредничества во взяточничестве дано без намерения посредничество оказать.

Обязательным признаком любого преступления является общественная опасность деяния (ч. 1 ст. 14 УК РФ). Однако в приведенных выше примерах такой опасности действия лица, давшего согласие на посредничество во взяточничестве, не имеют. Они не только неопасны, но даже невредны. Более того, в первом случае они общественно полезны, направлены на то, чтобы предупредить возможное преступление.

4.2. Чтобы облегчить разграничение деяний, влекущих и не влекущих уголовную ответственность по ч. 5 ст. 291.1 УК РФ, целесообразно дополнить Постановление № 24 примерным перечнем доказательств того, что лицо, давшее согласие на посредничество во взяточничестве, действительно намеревалось оказать содействие в заключении и (или) в реализации коррупционной сделки. Думается, что, помимо прочего, на это указывает следующее:

а) условием своего посредничества во взяточничестве лицо оговаривает денежное вознаграждение или ка- кую-либо услугу со стороны участника или участников коррупционной сделки;

б) потенциальный посредник во взяточничестве сам предложил свои услуги предполагаемому взяткодателю или взяткополучателю;

в) после контакта, в ходе которого было дано согласие на посредничество во взяточничестве, посредник первым вышел на новый контакт с лицом, которому дал согласие, для уточнения параметров коррупционной сделки или плана по ее реализации, размера и формы своего вознаграждения и т.д.

4.3. Возможно также, что лицо, к которому потенциальный взяткодатель или взяткополучатель обратился за посредничеством в передаче взятки, в силу неожиданности обращения, эмоциональной окраски ситуации первоначально не нашло в себе сил отказаться и дало согласие на посредничество, намереваясь оказать содействие своему товарищу, родственнику и пр. Однако вскоре после общения с потенциальным участником коррупционной сделки оно осознало неприемлемость посредничества и сообщило о своем отказе от договоренности заинтересованному лицу либо стало избегать потенциального взяткодателя-взяткополу- чателя и не осуществило никаких действий, которые способствовали бы передаче взятки.

165

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Полагаю, что в такой ситуации действия несостоявшегося посредника в силу их малозначительности не представляют общественной опасности и уголовное преследование должно быть прекращено на основании ч. 2 ст. 14 УК РФ. Однако такое разъяснение отсутствует в новой редакции Постановления № 24.

Всвязи с изложенным считаю необходимым дополнить Постановление № 24 и дать судам разъяснение, что если вскоре после дачи согласия на посредничество лицо добровольно отказалось от своего намерения и никаких действий по способствованию взяточничеству не совершило, то, с учетом обстоятельств и мотивов, при которых было дано согласие, суд может прийти к выводу, что содеянное в силу малозначительности преступлением не является.

Взавершение замечу, что возможности автора проанализировать в рамках одной статьи столь объемные и сложные документы, как Постановление № 24 и Постановление № 59, ограничены, поэтому не все противоречия, пробелы этих правовых актов здесь прокомментированы. Это — задача новых исследований и публикаций.

REFERENCES

Borodko, N.P. “Corruption and It’s Public Danger” [Korruptsiya i ee obshchestvennaya opasnost’]. Proceedings of Belarusian State Technological University. Series 5. Political Science. Philosophy. History. Philology [Trudy Belorusskogo gosudarstvennogo tekhnologicheskogo universiteta. Seriya 5. Politologiya, filosofiya, istoriya, filologiya]. 2009. No. 5. P. 61–63.

Fedorov, A.Yu. and Alimpiyev, S.A. “Corruption in Russia: Public Danger, Problems to Combat” [Korruptsiya v Rossii: obshchestvennaya opasnost’, problemy protivodeystviya]. Journal of Nizhny Novgorod Academy of Ministry of Internal Affairs of Russia [Vestnik Nizhegorodskoy akademii MVD Rossii]. 2010. No. 1. P. 235–238.

Gurov, M.P. and Primakin, A.I. “Corruption in Modern Russia Is a Threat of National Security: Past and Present” [Korruptsiya v sovremennoy Rossii kak ugroza bezopasnosti gosudarstva: istoriya i sovremennost’]. Bulletin of the Saint Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia [Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii]. 2011. No. 4. P. 109–115.

Sheyrenov, Zh.N. “Corruption and It’s Public Danger in Kyrgyzstan” [Korruptsiya i eye obshchestvennaya opasnost’ v Kyrgyzstane]. Academic Thought [Akademicheskaya mysl’]. 2019. No. 4. P. 81–84.

Siminenko, A.N., Pestereva, Yu.S. and Chekmezova, E.I. “Gaps in the Resolution of the Plenum of the Rf Supreme Court ‘On Trials of Bribery and Other Corruption Crimes’” [Lakuny v tekste postanovleniya Plenuma Verkhovnogo Suda RF “O sudebnoy praktike po delam o vzyatochnichestve i ob inykh korruptsionnykh prestupleniyakh”]. Vestnik of the Omsk Law Academy [Vestnik Omskoy yuridicheskoy akademii]. 2015. No. 4. P. 64–66.

Skoblikov, P.A. “On the Need to Improve Judicial Practice in

po delam o vzyatochnichestve i ob inykh korruptsionnykh prestupleniyakh]. Russian Justitia [Rossiyskaya yustitsiya]. 2019. No. 11. P. 28–30.

INFORMATION ABOUT THE AUTHOR

Petr A. Skoblikov

Leading Researcher at the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences, LLD (119019, Russia, Moscow, Znamenka St., 10; e-mail: skoblikov@list.ru).

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

ЛОМИДЗЕ

ОЛЬГА

ГЕОРГИЕВНА

судья Ростовского областного суда, профессор кафедры гражданского и предпринимательского права ЮжноРоссийского института управления РАНХиГС, доктор юридических наук

ЛОМИДЗЕ

ЭДУАРД

ЮРЬЕВИЧ

доцент кафедры гражданского и предпринимательского права ЮжноРоссийского института управления РАНХиГС, кандидат юридических наук

ИСКОВАЯ ДАВНОСТЬ ПО ОБЯЗАТЕЛЬСТВУ ИЗ НЕОСНОВАТЕЛЬНОГО ОБОГАЩЕНИЯ

В статье рассматривается применение положений абз. 2 п. 2 ст. 200 Гражданского кодекса РФ как в редакции, действовавшей до 1 сентября 2013 г., так и в актуальной редакции. Обсуждаются практические последствия внесения изменений в названную норму Федеральным законом от 07.05.2013 № 100-ФЗ. Авторы заключают, что специальные правила начала течения срока исковой давности не предполагают противоречия с общим правилом («течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права») и подлежат толкованию с учетом него. Согласно представленной в статье позиции критерий осведомленности лица, право которого нарушено, о соответствующем нарушении должен всегда приниматься во внимание при толковании положений законодательства относительно сроков защиты нарушенного права. В статье приводятся обстоятельства, подлежащие учету для верного применения нормы п. 2 ст. 200 ГК РФ к обязательствам из неосновательного обогащения.

Ключевые слова: неосновательное обогащение, исковая давность, исчисление сроков давности, нарушение прав кредитора

Положения Гражданского кодекса (ГК) РФ применительно к сроку исполнения делят обязательства на две группы: с определенным сроком исполнения и с неопределенным сроком исполнения либо определенным моментом востре-

бования.

К обязательствам с определенным сроком исполнения относятся как обязательства, предусматривающие день либо период исполнения, так и те, которые позволяют определить день или период исполнения (п. 1 ст. 314 ГК РФ).

167

OLGA G. LOMIDZE

Judge of the Rostov

Regional Court, Professor

of Civil and Business

Law at the South Russian

Institute of Management

of the Russian Presidential

Academy of National

Economy and Public

Administration, LLD

EDUARD YU. LOMIDZE

Associate Professor of

Civil and Business Law

at the South Russian

Institute of Management

of the Russian Presidential

Academy of National

Economy and Public

Administration, PhD in Law

THEORY AND PRACTICE

LIMITATION ON OBLIGATION FROM UNJUST ENRICHMENT

The article deals with the application of § 2 Art. 200(2) of the Civil Code of the Russian Federation both in the wording in force until September 1, 2013, and in the current version. The said norm was amended by the Federal Law dated May 7, 2013, No. 100-FZ, and the authors, having discussed practical effect of this legislative decision, conclude that the special rules regarding the beginning of the limitation period do not contradict the general rule (“the limitation period begins from the day when the person has learned or should have learned about the violation of his right”) and are to be interpreted taking it into account. According to the position presented in the article, the criterion of the knowledge of a person whose right has been infringed that this violation has occurred must always be considered when interpreting the legal provisions on the time limit for protection of the infringed right. The article discovers the circumstances which are essential for the correct application of § 2 Art. 200(2) to obligations from unjust enrichment.

Keywords: unjust enrichment, limitation period, calculation of limitation period, violation of creditor’s rights

Срок исполнения этой обязанности при безналичной форме расчета равен сроку исполнения расходной банковской операции. Аналогичные выводы следуют из ст. 711 ГК РФ применительно к обязанности заказчика уплатить подрядчику обусловленную цену.

Что же касается обязательства с неопределенным сроком исполнения, то нормы п. 2 ст. 314 ГК РФ позволяют выделить следующие его признаки: день либо период исполнения не предусмотрен обязательством; обязательство не содержит условия, позволяющего определить день или период исполнения.

Обязательства с неопределенным сроком исполнения названы ГК РФ наряду с обязательствами, срок исполнения которых определен моментом востребования.

Из п. 2 ст. 314 ГК РФ следует, что обязательство с неопределенным­ сроком также предполагает исполнение в определенный срок. Однако этот срок подлежит исчислению со дня предъявления кредитором требования об исполнении обязательства. По общему правилу установлен срок в семь дней.

В соответствии со ст. 307.1 ГК РФ общие положения Кодекса об обязательствах применяются как к обязательствам из договора (договорным обязательствам), так и к обязательствам вследствие причинения вреда, вследствие неосновательного обогащения, к обязательствам, возникшим из корпоративных отношений, а также к обязательствам, связанным с применением последствий недействительности сделки (с установленными в п. 1–3 указанной статьи ограничениями).

К обязательствам с неопределенным сроком исполнения и сроком исполнения, определенным моментом востребования, могут относиться как обязательства из договоров, так и внедоговорные.

Примерами договорных обязательств, срок исполнения которых не определен (определен моментом востребования), являются: обязательство арендатора по возврату объекта аренды арендодателю, если срок аренды в договоре не определен либо при возобновлении договора аренды на неопределенный срок в порядке п. 2 ст. 621 ГК РФ; обязательство ссудополучателя по возврату переданной вещи по договору безвозмездного пользования, заключенному без указания срока; обязательство заемщика возвратить

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

сумму займа в случае, если срок возврата займа договором не установлен или определен моментом востребования; обязательство банка по договору банковского вклада, заключенного на условиях выдачи вклада по требованию; обязательство хранителя возвратить вещь поклажедателю (п. 2 ст. 610, п. 1 ст. 699, п. 1 ст. 810, ст. 837, 889, 904 ГК РФ). При отсутствии согласования срока обязательства в соглашении сторон к обязательствам с неопределенным сроком исполнения следует отнести, например, обязательство продавца по передаче товара (п. 1 ст. 457); обязанность стороны договора мены по передаче товара (п. 2 ст. 567); и т.п.

Сроки исполнения внедоговорных обязательств не установлены ни в главе 59, ни в главе 60 ГК РФ.

В доктрине не высказано серьезных сомнений по поводу отнесения кондикционных обязательств к тем, срок исполнения которых не определен.

Пример разъяснений, в которых отражена именно такая оценка этих обязательств, — п. 3 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда (ВАС) РФ от 12.07.2012 № 42 «О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством»1. Ранее, в декабре 2011 г., Президиум ВАС РФ обратил внимание на то, что обязанность по возврату неосновательно удерживаемых после расторжения договора денежных средств представляет собой обязательство без определенного срока исполнения2.

Практическая актуальность характеристики обязательства, срок исполнения которого не определен, обусловлена абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ. В частности, для обязательств, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования, срок исковой давности начинает течь со дня предъ-

1Согласно данному пункту поручительство может быть дано в отношении обязательства, возникшего не из договора (например, по возмещению причиненного вреда, возврату неосновательного обогащения), срок исполнения которого определяется в соответствии с п. 2 ст. 314 ГК РФ. Здесь и далее все нормативные акты, постановления Пленумов ВС и ВАС РФ, судебные акты цит. по: СПС «КонсультантПлюс».

2См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 01.12.2011 № 10406/11 по делу № А53-15356/2010. Ссылка на указанную правовую позицию дана в Определении ВС РФ от 24.08.2017 по делу № 302-ЭС17-945 (№ А19-9543/2015).

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

явления кредитором требования об исполнении обязательства, а если должнику предоставляется срок для исполнения такого требования, исчисление срока исковой давности начинается по окончании срока, предоставляемого для исполнения такого требования.

Отметим, что вопросы «требуется ли для того, чтобы началось течение срока исковой давности, предъявление кредитором требования исполнить обязательство» и «отражается ли… льготный срок на начальном моменте срока исковой давности» обсуждались в юридической литературе задолго до принятия рассматриваемых положений ГК РФ3.

До 1 сентября 2013 г. (до вступления в силу Федерального закона от 07.05.2013 № 100-ФЗ; далее — Закон № 100-ФЗ) применительно к обязательствам с неопределенным сроком законодатель не связывал начало течения срока исковой давности с действием кредитора по предъявлению требования. Начало течения срока исковой давности определялось моментом, когда у кредитора возникает право предъявить требование об исполнении обязательства (если должнику предоставляется льготный срок для исполнения такого требования, исчисление исковой давности начиналось по окончании указанного срока)4.

Очевидно, что буквальный текст п. 2 ст. 200 ГК РФ в редакции Закона № 100-ФЗ влечет ограничения возможности защиты ответчика ссылкой на пропуск исковой давности.

Между тем анализ применения абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ не позволяет говорить о достаточности одного только установления момента возникновения у кредитора права предъявить требование об исполнении

3См., напр.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. М., 1954. С. 171.

4Как отмечено в доктринальном толковании, «мыслимо утверждение, что согласно этому подходу в абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ под „правом предъявить требование об исполнении обязательства“ следует понимать возможность предъявить иск и таким образом реализовать нарушенное право». См.: Церковников М.А. Дело «Стенли Джеймс Бредан против общества „Зелен Камень“» // Правовые позиции Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: избранные постановления за 2009 год с комментариями / под ред. А.А. Иванова. М., 2012; СПС «КонсультантПлюс».

обязательства либо момента предъявления кредитором такого требования.

Развитие практики применения прежней редакции п. 2 ст. 200 ГК РФ привело к формированию хорошо просматриваемого в судебных актах подхода, согласно которому возникновение у кредитора права предъявить требование об исполнении обязательства не тождественно нарушению права кредитора.

Так, при предоставлении займа без согласования срока возврата заимодавец вправе потребовать возврата займа в любой момент. Предъявление такого требования активирует обязанность по возврату займа. Право кредитора можно полагать нарушенным только после истечения льготного срока, установленного для возврата займа.

При этом неверным будет вести речь о возникновении обязанности должника после предъявления соответствующего требования кредитора — обязанность возникает при получении предоставления от контрагента. В приведенном примере — при получении займа. Поэтому уступка соответствующего требования кредитора не рассматривается как уступка будущего требования; квалификация требования как текущего платежа для целей применения законодательства о несостоятельности (банкротстве) не зависит от момента направления требования кредитора5.

В судебной и судебно-арбитражной практике при применении абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ в редакции, действовавшей до 1 сентября 2013 г., внимание уделялось следующему: предполагают ли положения ГК РФ об определенной договорной конструкции предъявление правообладателем контрагенту отдельного (отдельно оформленного) требования для целей получения исполнения? Пример — положения п. 1 ст. 810 о займе при несогласовании условия о сроке возврата суммы займа, ст. 961 о

5См.: п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 № 63 «О текущих платежах по денежным обязательствам в деле о банкротстве», п. 6 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки».

направлении страховщику уведомления о наступлении страхового случая. В приведенных случаях срок исковой давности исчислялся (и исчисляется) не ранее момента предъявления соответствующего требования6.

Как отмечено в юридической литературе, избежать противоречия между нормами ст. 195 и абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ (в прежней редакции) было возможно, истолковав абз. 2 п. 2 ст. 200 в соответствии с понятием исковой давности, данным в ст. 195. «Поскольку до нарушения права срок исковой давности не может исчисляться, то применительно к обязательствам, определенным моментом востребования, нарушение может быть допущено должником не ранее, чем кредитор обратится к должнику с предложением исполнить обязательство»7.

Обязанность по возврату неосновательного обогащения потерпевшему возникает непосредственно после наступления условий, позволяющих констатировать обогащение: наличие обогащения, т.е. увеличение или сохранение в прежнем размере имущества на одной стороне как следствие соответствующего его уменьшения на другой стороне и неосновательность обогащения.

Закон не обусловливает обязанность неосновательно обогатившегося возвратить неосновательно полученное (сбереженное) предъявлением потерпевшим соответствующего требования.

С учетом действующей редакции абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ возникает вопрос: в любом ли случае неосновательного обогащения срок давности следует исчислять со дня заявления требования кредитора?

Иначе говоря, для любого ли случая неосновательного обогащения внесение изменений в п. 2 ст. 200 ГК РФ

6См.: п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 27.06.2013 № 20 «О применении судами законодательства о добровольном страховании имущества граждан»; п. 4 Постановления Пленума ВС РФ от 26.12.2017 № 58 «О применении судами законодательства об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств»; Постановления Президиума ВАС РФ от 21.07.2009 № 5586/09 по делу № А60-29734/2007, от 18.11.2008 № 3620/08 по делу № А32-9802/2007-62/230; Определение ВС РФ от 15.03.2005 № 59-В04-8.

7Церковников М.А. Указ. соч.

Законом № 100-ФЗ означает разворот в сторону интересов кредитора (правообладателя)?

Анализ судебной практики показывает, что суды не считают квалификацию обязательства как кондикционного достаточной для применения положений абз. 2 п. 2 ст. 200 об исчислении срока исковой давности со дня предъявления кредитором требования об исполнения обязательства.

Так, правовым основанием для взыскания с фактических пользователей земельных участков неосновательно сбереженных ими денежных средств являются ст. 1102 ГК, ст. 35, 65 Земельного кодекса (ЗК) РФ. Из ст. 36 Конституции, подп. 7 п. 1 ст. 1, ст. 65 ЗК РФ следует, что использование лицами публичных земель в отсутствие правового основания не влечет освобождения данных лиц от обязанности по внесению платы за использование земли.

Неосновательное обогащение взыскивается по требованию собственника. Применительно к использованию публичной земли — уполномоченного органа (ст. 125 ГК РФ).

По искам уполномоченных органов о взыскании платы за пользование земельным участком в отсутствие договора суды исходят из необходимости применения срока исковой давности с момента, когда истец узнал или должен был узнать о нарушении своего права.

Суды указывают на то, что применение в этой ситуации абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ позволяло бы осведомленному о нарушении своего права истцу в течение неоправданно продолжительного времени не заявлять о соответствующем требовании к ответчику8.

В целом суды склоняются к применению общего правила начала течения срока исковой давности, согласно которому течение этого срока начинается со дня,

8См., напр.: постановление АС Северо-Западного округа от 02.09.2019 по делу № А21-12290/2018. Приведенная формулировка встречается и в иных судебных актах, которыми отклонена ссылка на п. 2 ст. 200 ГК РФ, истцам отказано в иске в связи с пропуском срока исковой давности (см.: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 14.03.2018 по делу № 305-ЭС17-18595 (№ А40-210677/2016)).

171

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права (п. 1 ст. 200 ГК РФ).

Так, рассматривая требование о возврате аванса в счет будущей сделки, которая не была заключена, Верховный Суд (ВС) РФ исходил из ст. 196, 1102 ГК РФ и указал на то, что по общему правилу срок исковой давности для требований о взыскании неосновательного обогащения надлежит исчислять с момента уплаты денег или передачи иного имущества, поскольку истец при совершении этих действий, как правило, должен знать об отсутствии соответствующих правовых оснований9.

Действительно, необходимость в предъявлении требования потерпевшего о возврате обогащения для активации обязанности неосновательно обогатившегося по возврату неосновательного обогащения отсутствует. Но в какой момент следует признать нарушенным право лица, совершившего предоставление без наличия к тому основания (например, перечислившего без основания иному лицу денежные средства)?

Актуальность ответа на данный вопрос определяется следующим.

Представляется, что специальные правила начала течения срока исковой давности не предполагают противоречия с общим правилом («течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права») и подлежат толкованию с учетом него. Специальное правило начала течения срока исковой давности, по сути, называет момент, с которого лицо признается осведомленным о нарушении своего права.

Например, начало исполнения ничтожной сделки по общему правилу означает информированность стороны этой сделки о нарушении ее права (законного интереса). Срок исковой давности по требованиям о применении последствий недействительности ничтожной сделки и о признании такой сделки недействительной согласно специальной норме п. 1 ст. 181 ГК РФ исчисляется со дня, когда началось исполнение

9Определения Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 13.08.2019 № 127-КГ19-8 и № 127-КГ19-7.

ничтожной сделки, а в случае предъявления иска лицом, не являющимся стороной сделки, со дня, когда это лицо узнало или должно было узнать о начале ее исполнения.

Полагаем, наличие специальной нормы о начале течения срока исковой давности не должно нивелировать юридическую значимость критерия осведомленности лица о нарушении его права.

Иное приводит к предоставлению ответчику ничем не обусловленного приоритета перед истцом в споре при заявлении ответчиком о пропуске истцом срока исковой давности.

Наглядным примером служит разъяснение, получившее закрепление в п. 82 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Постановление № 25), в сопоставлении с ранее, до него, существовавшей судебно-арбитражной практикой.

Вуказанном пункте приведено следующее толкование по вопросу о сроке исковой давности для требования о возврате вещи, переданной по недействительному договору во временное владение. Учитывая особый характер временного пользования индивидуально-оп­ ределенной вещью, срок исковой давности по иску о ее возврате независимо от момента признания сделки недействительной начинается не ранее отказа соответствующей стороны сделки от ее добровольного возврата (абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ).

Всложившейся до приведенного толкования судебной практике есть решения, в которых суды при применении положений п. 1 ст. 181 ГК РФ исходили из того, что в случае ничтожности договора аренды передача вещи свидетельствует о начале исполнения такой сделки, истечение срока исковой давности является самостоятельным основанием для отказа в иске10.

10См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 05.02.2013 № 11906/12 по делу № А56-4194/2011. Как отметил Президиум ВАС РФ, ввиду ничтожности договоров аренды требование о возврате имущества подлежит рассмотрению на основании ст. 167 ГК РФ как требование о применении последствий недействительности сделки. Исковая давность по требованию о возврате переданного в пользование по-

Исчисление трехлетнего срока с момента начала исполнения сделки способно в рассматриваемом случае дать нарушителю ничем не обоснованный приоритет перед субъектом, которому имущество предоставлено в установленном порядке (и от которого это имущество потребуют, например в случае неоплаты арендных платежей либо истечения срока аренды).

Через толкование новой редакции п. 2 ст. 200 ГК РФ разъяснение п. 82 Постановления № 25 переключает определение момента начала срока исковой давности с формального момента — начала исполнения сделки — на общее правило: день, когда правообладатель узнал или должен был узнать о нарушении своего права.

Причем этот момент — знание о нарушении своего права — приравнивается к открытому противопоставлению нарушителем своего права праву истца, выраженному в отказе вернуть имущество.

Ранее акцент на необходимости констатации нарушения права истца для применения срока исковой давности по заявлению ответчика был сделан в п. 5 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 25.02.2014 № 165 «Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными». Согласно названному пункту течение исковой давности по требованию о возврате переданного по незаключенному договору начинается не ранее момента, когда истец узнал или, действуя разумно и с учетом складывающихся отношений сторон, должен был узнать о нарушении своего права.

Таким образом, применительно к последствиям передачи вещей по недействительным сделкам и предоставления по незаключенным сделкам судебная практика генерировала идею о необходимости разграничить факт незаконного владения, пользования имуществом и факт нарушения права правообладателя, что очевидно послужило более верной расстановке приоритетов.

Представляется, что критерий осведомленности лица, право которого нарушено, о соответствующем нарушении должен всегда приниматься во внимание при толковании положений законодательства относительно

мещения исчислена с момента начала исполнения недействительной сделки.

сроков защиты нарушенного права. В свою очередь, исследование вопроса о наличии такой осведомленности имеет смысл только в том случае, если право соответствующего лица (истца) действительно нарушено.

Для верного применения положений п. 2 ст. 200 ГК РФ к обязательствам из неосновательного обогащения следует исходить из того, что:

—срок исковой давности установлен для защиты нарушенного права, поэтому не может начать исчисляться ранее нарушения права истца (его правопредшественника) ответчиком;

—право может считаться нарушенным ответчиком, если между таким нарушением и поведением ответчика имеется причинно-следственная связь.

В отношении обязательств из неосновательного обогащения, как и в рассмотренной выше ситуации утраты владения, перспективно применять подход, согласно которому возникновение кондикционного требования еще не тождественно нарушению права — хотя речь и идет о внедоговорном правоотношении.

Вина обогатившегося в кондикционном правоотношении не имеет значения именно потому, что положение обогатившегося нетождественно положению нарушителя чужого права — в отличие от положения деликвента. В одном из первых комментариев к части второй ГК РФ отмечена независимость возникновения кондикционного обязательства от того, лежит или не лежит в его основании правонарушение, является или не является это правонарушение (если оно имело место) виновным11.

Соответственно, с учетом необходимости применения критерия осведомленности лица о нарушении его права, приходим к выводу, что квалификация обязательства как кондикционного не является достаточным основанием для исчисления срока исковой давности по правилам абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ.

11Маковский А.Л. Обязательства вследствие неосновательного обогащения (глава 60) // Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (часть вторая) / под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова. М., 1996; СПС «КонсультантПлюс».

173

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

При исчислении срока исковой давности по обязательству из неосновательного обогащения следует учитывать, в какой именно момент с учетом обстоятельств конкретного взаимодействия нарушено право кредитора.

Так, в ситуации, когда не исполняется установленная законом обязанность платежа (как в приведенном выше примере использования земельного участка без договора), право кредитора нарушено самим фактом неплатежа, поэтому применению подлежат общие правила п. 1 ст. 200 ГК РФ, срок давности надлежит исчислять с момента осведомленности истца о нарушении права, а не со дня направления кредитором требования должнику.

Напротив, констатация совершения каким-то лицом иному лицу платежа без основания сама по себе недостаточна для вывода о нарушении права плательщика получателем денежных средств, ведь платеж выполняется самим плательщиком. При оставлении на ка­ кое-то время платежа у получившего этот платеж лица по воле плательщика вряд ли уместно утверждать, что право плательщика нарушено получателем денежных средств.

Если право нарушено только при уклонении обогатившегося от возврата неосновательно полученного, исковая давность должна исчисляться в соответствии с правилом абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ со дня предъявления кредитором требования об исполнении либо истечения предоставленного для исполнения в соответствующем требовании срока.

Такой подход обеспечивает паритетные начала во взаимодействии сторон кондикционного обязательства. Нормативным его обоснованием служат в том числе положения п. 2 ст. 307.1 ГК РФ, согласно которым к обязательствам вследствие неосновательного обогащения общие положения об обязательствах применяются, если иное не вытекает из существа соответствующих отношений.

Стабилизация положения должника обеспечивается нормой абз. 2 п. 2 ст. 200 ГК РФ, согласно которой срок исковой давности во всяком случае не может

превышать десять лет со дня возникновения обязательства.

При этом осведомленность приобретателя о неосновательности получения или сбережения имущества для целей применения п. 2 ст. 1107 ГК РФ не тождественна как моменту нарушения права кредитора, так и осведомленности кредитора о таком нарушении. Должник, которому не предъявлено требование о возврате неосновательного обогащения, может исполнить обязательство, в том числе в порядке ст. 327 ГК РФ, либо считаться, по сути, прокредитованным за чужой счет, с вытекающими последствиями по уплате процентов.

REFERENCES

Makovskiy, A.L. “Obligations Arising from Unjust Enrichment (Chapter 60)” [Obyazatel’stva vsledstviye neosnovatel’nogo obogashcheniya (glava 60)], in: Kozyr’, O.M., Makovskiy, A.L. and Khokhlov, S.A. (eds.). A Commentary on the Civil Code of the Russian Federation (Part Two) [Kommentariy k Grazhdanskomu kodeksu Rossiyskoy Federatsii (chast’ vtoraya)]. Moscow, 1996, available at “ConsultantPlus” Legal Reference System.

Novitskiy, I.B. Transactions. Limitation Period [Sdelki. Iskovaya davnost’]. Moscow, 1954. 247 p.

Tserkovnikov, M.A. “Stanly James Bredan v. Zelen Kamen CJSC” [Delo “Stenli Dzheyms Bredan protiv obshchestva ‘Zelen Kamen’“], in: Ivanov, A.A. (ed.). Legal Postiions of the Presidium of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation: Selected Resolutions of 2009 (Annotated) [Pravovyye pozitsii Prezidiuma Vysshego Arbitrazhnogo Suda Rossiyskoy Federatsii: izbrannyye postanovleniya za 2009 god s kommentariyami]. Moscow, 2012, available at “ConsultantPlus” Legal Reference System.

INFORMATION ABOUT THE AUTHORS

Olga G. Lomidze

Judge of the Rostov Regional Court, Professor of Civil and Business Law at the South Russian Institute of Management of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, LLD (e-mail: pismabudut@yandex.ru).

Eduard Yu. Lomidze

Associate Professor of Civil and Business Law at the South Russian Institute of Management of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, PhD in Law (e-mail: pismabudut@yandex.ru).

КОСТИН

АЛЕКСАНДР

АЛЕКСЕЕВИЧ

преподаватель департамента общих и межотраслевых

юридических дисциплин факультета права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», кандидат юридических наук, LLM

Встатье исследуется правило, согласно которому сторона при обращении в суд (арбитраж) обязана заявить все имеющиеся у нее исковые требования под угрозой невозможности обращения с ними в последующих разбирательствах (англ. issue estoppel, фр. concertation des moyens). Отдельно в ней рассматривается возможность применения данного правила в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже на территории РФ.

Врамках своего исследования автор обращается к принципу правовой определенности, согласно которому вынесение арбитражного решения в отношении требований, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства, нарушает публичный порядок РФ (Определение ВС РФ от 27.09.2017 по делу № 310-ЭС17-5655). На основании анализа доктрины и правоприменительной практики автор приходит к выводу о том, что принцип правовой определенности не может рассматриваться в качестве основополагающего принципа российского права и тем самым служить основанием отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения.

Ключевые слова: issue estoppel, принцип правовой определенности, международный коммерческий арбитраж

Как известно, защита нарушенных или оспоренных гражданских прав обеспечивается в том числе благодаря такому свойству судебного решения, как исключительность (запрет на обращение в суд при наличии решения, вынесенного между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям, — п. 2 ч. 1 ст. 134 Гражданского процессуального кодекса (ГПК); п. 2 ч. 1 ст. 150 Арбитражного процессуального кодекса (АПК) РФ)1. В то же время недобросовестные

1Зейдер Н.Б. Судебное решение по гражданскому делу М., 1966. С. 134. См. также: Чечот Д.М. Некоторые вопросы вступления судебных решений в законную силу // Вопросы государства и права. Л., 1958. С. 141.

175

ALEXANDER А. KOSTIN

Lecturer at the

Department of General

and Interdisciplinary Legal

Studies of the Law Faculty

at the National Research

University “Higher School

of Economics”, PhD in

Law, LLM

THEORY AND PRACTICE

THE RULE OF ISSUE ESTOPPEL AND INTERNATIONAL COMMERCIAL ARBITRATION

участники разбирательства зачастую пытаются преодолеть данное свойство законной силы судебного решения путем обращения в суд с иском, основанным на тех же фактических обстоятельствах, но с иным предметом требований.

В целях противодействия подобной процессуальной тактике в английском праве сформировался подход, согласно которому не допускается повторное предъявление иска в том случае, если соответствующее требование

176

могло быть заявлено стороной в рамках первоначального разбирательства (англ. issue estoppel)2. Подобное правило было впервые сформулировано в решении Палаты лордов по делу Henderson v. Henderson (1843 г.)3;

2Sime S. A Practical Approach to Civil Procedure. Oxford University Press, 2017. P. 329. См. также: Andrews N. The Modern Civil Process: Judicial and Alternative Forms of Dispute Resolution in England. Mohr Siebeck, 2008. P. 316.

3Hare 100, 67 ER 313. URL: http://www.commonlii.org/uk/cases/ EngR/1843/845.pdf (дата обращения: 13.04.2020).

в соответствии с ним не допускается (за исключением особых случаев) инициирование нового судебного разбирательства в отношении тех требований, которые не были заявлены стороной (в первоначальном процессе) по причине ее небрежности, недосмотра, а также случайности. Применение данного правила было подтверждено в решении Палаты лордов по делу Johnson v. Gore Wood & Co. (2002 г.)4, в котором указывается, что правило issue estoppel направлено на противодействие процессуальным злоупотреблениям сторон (англ. abuse of process).

Отметим, что в отдельных странах континентальной Европы существуют сходные концепции, призванные не допустить злоупотребление правом на иск. Так, в решении по делу Cesareo (2006 г.) Кассационный суд Франции указал, что сторона обязана предъявить все имеющиеся у нее исковые требования под угрозой невозможности обращения с ними в иных разбирательствах с участием данных лиц5. Для обозначения данного правила используется термин принцип концентрации средств защиты (исков) (фр. concentration des moyens)6.

В связи с концепцией issue estoppel / concentration des moyens возникают вопросы о возможности ее применения к различным аспектам международного коммерческого арбитража на территории РФ7. В частности, вправе ли состав арбитража отказать в иске или прекратить производство без вынесения

4URL: https://publications.parliament.uk/pa/ld200001/ldjudgmt/ jd001214/johnso-1.htm (дата обращения: 13.04.2020).

5Cass. Ass. plén., 7 juillet 2006, JCP, 2007. II. 10070. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/affichJuriJudi.do?idTexte=JURI-

решения, основываясь на том, что соответствующее исковое требование не было заявлено стороной в рамках первоначального разбирательства? Равным образом, вправе ли российский суд отказать в признании и исполнении иностранного арбитражного решения, основываясь на том, что состав арбитража не применил и/или неправильно применил концепцию issue estoppel?

Для ответа на данные вопросы обратимся к содержанию понятия issue estoppel (concentration des moyens) в доктрине и правоприменительной практике иностранных государств.

1. Применение правила issue estoppel к вопросам международного коммерческого арбитража в иностранных правопорядках

1.1. Применение правила issue estoppel в праве Англии и Уэльса

В основе английского подхода к природе арбитражного решения лежит представление о том, что вынесение арбитражного решения приводит к прекращению

первоначального субъективного права, лежащего в основе исковых требований (англ. doctrine of mer­ ger of action)8. Как поясняется в авторитетной работе М. Мастилла и С. Бойда, в результате обращения в международный коммерческий арбитраж изначальное субъективное право, послужившее основанием иска, трансформируется в новое (бесспорное) субъективное право, которое находит свое подтверждение в арбитражном решении9. Как следствие, прекращение

бирательства в международном коммерческом арбитраже практически не освещалась в российской доктрине. Так, публикация А.М. Заброцкой и И.М. Кокорина «Issue estoppel в контексте третейского разбирательства» (Третейский суд. 2014. № 6) касается преюдициального значения решений государственных судов на разбирательство в международном коммерческом арбитраже и наоборот. Работа А.П. Сергеева и Т.А. Терещенко «Issue Estoppel Effect of Arbitral Awards» (Czech (& Central European) Yearbook of Arbitration Czech & Central European, Yearbook of Arbitration. 2019. Vol. IX) затрагивает применение правила о преюдиции в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже.

8Merkin R., Flannery L. Merkin and Flannery on the Arbitration Act 1996. Taylor & Francis, 2019. § 66.6. См. также: Hill J., Chong A. International Commercial Disputes: Commercial Conflict of Laws in English Courts. Bloomsbury Publishing, 2014. P. 879.

9Mustill M., Boyd S. The Law and Practice of Commercial Arbitration in England. London, Edinburgh, 1989. P. 410. В данном аспекте английская доктрина существенно отличается от отечественного подхода, который основан на том, что суд в рамках рассмотрения дела именно подтверждает, а не создает новое субъективного право. Подробнее см.: Добровольский А.А. Исковая форма защиты права. М., 1965.

177

в связи с чем арбитражное решение приобретает свойство исключительности (res judicata)10.

Вместе с тем в английской доктрине обращается внимание на то, что свойство исключительности (res judicata) арбитражного решения было бы поставлено под угрозу, если бы сторона могла предъявить иные иски, вытекающие из правоотношения, которое ранее было предметом разбирательства в международном коммерческом арбитраже11. По этой причине М. Мастилл и С. Бойд говорят о наличии у состава арбитража права по применению процессуальных санкций, включая отказ в рассмотрении исковых требований, которые не были заявлены стороной в рамках первоначального разбирательства (т.е. применение концепции issue estoppel)12. Как подчеркивается указанными авторами, стороны арбитражного разбирательства должны предпринять все усилия для того, чтобы заявить все имеющиеся у них исковые требования, а не часть из них13.

Применительно к рассматриваемому подходу обратим внимание на то, что применение концепции issue estoppel основывается именно на полномочиях состава арбитража по определению процедуры разбирательства (т.е. обусловлено дискрецией состава арбитража). В данном случае состав арбитража реализует свои процессуальные полномочия с тем, чтобы не допустить нарушения свойства исключительности предшествующего арбитражного решения. Тем самым обеспечивается процессуальная экономия, а также противодействие злоупотреблениям сторон14.

10Redfern A., Hunter M. Law and Practice of International Commercial Arbitration. Sweet & Maxwell, 2004. P. 387.

11Mustill M., Boyd S. Op. cit. P. 412. См. также: Brekoulakis S.

The Effect of an Arbitral Award and Third Parties in International Arbitration: Res Judicata Revisited // American Review of International Arbitration. 2006. Vol. 16. P. 177, 179–180.

12Mustill M., Boyd S. Op. cit. P. 412.

13Аналогичная точка зрения на природу применения концепции issue estoppel сформулирована американским ученым Г. Борном, отмечающим, что из самой природы международного коммерческого арбитража как быстрого и эффективного средства разрешения частноправовых споров следует обязанность стороны заявить все имеющиеся у нее требования в рамках одного разбирательства (Born G. International Commercial Arbitration. Kluwer Law International, 2014. Vol. 3. P. 3745–3746). Cм. также: Williams D.A.R., Tu­ shingham M. The Application of the Henderson v. Henderson Rule in International Arbitration // Singapore Academy of Law Journal. 2014. Vol. 26. P. 1048–1049.

14На необходимость противодействия процессуальным злоупотреблениям сторон указывается в Рекомендациях Ассоциации международного права о применении доктрин lis

Отметим, что тезис о возможности применения концепции issue estoppel (дело Henderson v. Henderson) в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже поддерживается не всеми специалистами. Так, В. ван Видер утверждает, что наличие предшествующего арбитражного решения не может помешать обращению с требованиями, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства15. В обоснование данного подхода английский ученый указывает, что прекращение производства по делу в международном коммерческом арбитраже может иметь место лишь в том случае, если нарушается свойство исключительности предшествующего арбитражного решения. В тех случаях, когда исковое требование не заявлялось стороной, оно не находит отражение в соответствующем решении и, значит, не может служить основанием для прекращения производства.

Для ответа на вопрос о возможности применения концепции issue estoppel в рамках арбитражного разбирательства обратимся к решению Высокого суда правосудия Англии и Уэльса по делу Nomihold Securities Inc. v. Mobile Telesystems Finance SA (2012 г.)16.

Компания Mobile Telesystems Finance SA (Люксембург) обратилась с иском в Лондонский международный третейский суд (ЛМТС) к компании Nomihold Securities Inc. (Британские Виргинские острова) в связи с предполагаемым нарушением ответчиком ряда заверений

pendens и res judicata в отношении арбитража. См.: De Ly F., Sheppard A. ILA Final Report on Res Judicata and Arbitration Arbitration International. 2009. Vol. 25. P. 75. URL: https://ac- ademic.oup.com/arbitration/article-abstract/25/1/67/208234?re- directedFrom=PDF (дата обращения: 13.04.2020).

15Veeder v. V. Issue Estoppel, Reasons for Awards and Transnational Arbitration, Complex Arbitrations Perspectives on their Procedural Implications // ICC International Court of Arbitration Bulletin, Special Supplement. 2003. P. 73. Аналогичная точка зрения содержится в комментарии к Арбитражному регламенту МТП (ICC) 2005 г., см.: Schwartz E., Derains Y. Guide to the ICC Rules of Arbitration. Kluwer Law International, 2005. P. 309–310.

16[2012] EWHC 130 (Comm). URL: https://www.bailii.org/cgi-bin/ format.cgi?doc=/ew/cases/EWHC/Comm/2012/130.html (дата обращения: 13.04.2020). В авторитетном пособии «Russel on Arbitration» данное решение приводится в качестве обоснования возможности применения концепции issue estoppel в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже (Sutton D., Gill J., Matthew G. Russell on Arbitration. London, 2015. P. 358).

и гарантий по договору купли-продажи 51% акций киргизского оператора сотовой связи, а также связанного с ним договора опциона-пут на приобретение оставшихся 49% акций. По результатам разбирательства состав арбитража установил, что договор купли-про- дажи 51% акций является действительным.

Впоследствии компания Mobile Telesystems Finance SA инициировала ряд других разбирательств в ЛМТС, заявив новый довод о том, что указанные договоры были заключены в результате коррупционных действий. В свою очередь, Nomihold Securities Inc. (истец по первоначальному иску) обратилась в Высокий суд правосудия Англии и Уэльса с требованием о вынесении судебного запрета на проведение арбитражных разбирательств (англ. anti-arbitration injunctions) в ЛМТС, инициированных Mobile Telesystems Finance SA

в связи с предположительным нарушением арбитражного соглашения17.

Применительно к доводам сторон судья Э. Смит указал, что вынесение приказа о запрете арбитражного разбирательства призвано обеспечить исполнение сторонами обязательства по передаче споров в арбитраж. Данное обязательство также подразумевает совершение составом арбитража действий, призванных не допустить повторного рассмотрения фактов, установленных в рамках предшествующего разбирательства, включая применение концепции issue estoppel18. Как подчеркивается судьей Э. Смитом, в данном аспекте полномочия состава арбитров существенно не отличаются от аналогичных полномочий государственного суда19. Основываясь на наличии у состава арбитража данного правомочия, а также принимая

17Подробнее про природу antisuit injunction см.: Гландин С.В.

Возможен ли английский world freezing injunction в России? // Закон. 2015. № 4. С. 107–120.

18В комментарии к Регламенту ЛМТС (1998 г.) также указывается на возможность применения составом арбитража концепции issue estoppel в отношении исковых требований, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства (Turner P., Mohtashami R. A Guide to the LCIA Arbitration Rules. Oxford, 2009. § 6.09–6.13).

19В английской правоприменительной практике и доктрине обращается внимание на наличие у английского суда «подразумеваемых полномочий» (англ. inherent powers) по противодействию процессуальным злоупотреблениям. См.: Hunter v. Chief Constable of the West Midlands Police. [1982] AC 529, [1981] 3 WLR 906, [1981] UKHL 13, [1981] 3 All ER. См. также: Kaplan N., Moser M. Jurisdiction, Admissibility and Choice of Law in International Arbitration: Liber Amicorum Michael Pryles. Kluwer Law International, 2016.

во внимание отсутствие иных чрезвычайных обстоятельств, английский суд отказал в вынесении приказа о запрете арбитражного разбирательства.

Решение по делу Nomihold Securities Inc. v. Mobile Telesystems Finance SA (2012 г.) касалось правомочий состава арбитража по применению правила issue estoppel в рамках разбирательства на территории Англии и Уэльса. Вместе с тем возникает вопрос о возможности отказа в признании и приведении

висполнении иностранного арбитражного решения

вслучае неприменения / неправильного применения правила issue estoppel. На текущий момент практика английских судов по данному вопросу отсутствует. Однако вероятность отмены арбитражного решения по причине нарушения публичного порядка в связи с неприменением / неправильным применением концепции issue estoppel представляется незначительной. В обоснование данного подхода сошлемся на недавнее решение Высокого суда Англии и Уэльса по делу

RBRG v. Sinocore International Ltd (2018 г.), согласно которому существует значительный общественный интерес в обеспечении окончательного характера иностранных арбитражных решений20.

1.2. Применение правила concertation des moyens (аналог issue estoppel) в праве Франции

Во французском праве также существует подход, согласно которому стороне надлежит заявить все существующие у нее исковые требования по отношению к процессуальному оппоненту под угрозой невозможности обращения с ними в последующих разбирательствах (фр. concertation des moyens)21. Применение данной концепции в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже обосновывается принципом добросовестного использования процессуальных прав (фр. le principe de la

20RBRG Trading (UK) Limited v. Sinocore International Co Ltd. [2018] EWCA Civ 838. URL: https://www.bailii.org/cgi-bin/format. cgi?doc=/ew/cases/EWCA/Civ/2018/838.html&query=(Sinocore) (дата обращения: 13.04.2020).

21Posez A. Le principe de concentration des moyens, ou l’autorité retrouvée de la chose jugée // RTDciv: Revue Trimestrielle de droit civil. 2015. Nº 2. P. 283–310. См. также: Cour de cassation, Chambre civile 2, 11 avril 2019, 17-31.785. URL: https:// www.doctrine.fr/d/CASS/2019/JURITEXT000038427067 (дата обращения: 13.04.2020).

179

bonne foi)22. Как отмечается Д. Ашером, этот принцип подразумевает, что стороны должны стремиться к разрешению всех споров, существующих между ними, в рамках одного арбитражного разбирательства23. При этом, по ироничному замечанию Э. Гайара, концепция concertation des moyens основывается на общеправовом понятии («добросовестность»), которое свойственно правовым системам континентального права.

В свете изложенного выше возникает вопрос: является ли применение концепции concertation des moyens в рамках разбирательства правом или обязанностью состава арбитража (место арбитража — Франция)? Для ответа на него обратимся к решению Международного арбитражного суда МТП (ICC)24.

Корпорация Marriott International Hotels Inc. (штат Мэриленд, США; далее — Mariott) инициировала арбитражное разбирательство в отношении компании JNAH (Ливан) c целью установить надлежащее исполнение обязательств по договору об эксплуатации гостиницы на территории г. Бейрут (Ливан). Ответчик заявил встречное требование о взыскании с Marriott убытков и о раскрытии документации. По результатам рассмотрения дела состав арбитража отказал в удовлетворении первоначального иска и частично удовлетворил встречные требования JNAH (решение JNAH-1).

Впоследствии JNAH (ответчик по первоначальному иску) инициировала новое разбирательство в МАС

22Gaillard E. Abuse of Process in International Arbitration ICSID Review. P. 13–14. URL: https://www.shearman.com/~/media/ Files/NewsInsights/Publications/2017/01/icsidreviewsiw036full. pdf (дата обращения: 13.04.2020). Но см.: Loquin E. Autorité de la chose jugée et concentration des moyens // Revue de l’Arbitrage, Comité Français de l’Arbitrage; Comité Français de l’Arbitrage. 2016. № 1. Р. 107–125.

23«La bonne foi suppose de régler le litige et tout le litige par une sentence revêtue de l’autorité de la chose jugée, sous réserves des éventuelles causes de revision» (Hascher D. L’autorité de la chose jugée des sentences arbitrales // Travaux du Comité français de droit international privé. 2004. № 15. P. 25. URL: https://www.persee.fr/docAsPDF/tcfdi_1140-5082_2004_ num_15_2000_1116.pdf (дата обращения: 13.04.2020)).

24Цит. по: решение Апелляционного суда г. Парижа от 09.09.2010 № 334 (CA Paris, pôle 1-ch. 1 le 9 Septembre 2010 № 334. URL: http://www.kluwerarbitration.com/document/kli- ka-1220009-n?q=%22Henderson%20c.%20Henderson%22 (дата обращения: 13.04.2020)). См. также: Rubino-Sammar- tano M. International Arbitration Law and Practice. Juris Publishing, Inc., 2014.

при МТП о взыскании с Marriott упущенной выгоды в связи со снижением международной классификации отеля. Свои требования JNAH также обосновывала ненадлежащим исполнением договора эксплуатации гостиницы со стороны Mariott. По результатам рассмотрения дела состав арбитража вынес решение в пользу JNAH (решение JNAH-2).

Mariott обратилась с заявлением об отмене арбитражного решения JNAH-2 в Апелляционный суд г. Парижа25, указав, что арбитражное соглашение прекращает свое действие в отношении требований, которые были рассмотрены арбитрами в предшествующем решении. Отдельно заявителем утверждалось, что свойство исключительности (res judicata) арбитражного решения распространяется не только на требования, рассмотренные в арбитражном решении,

но также на те требования, которые сторона могла заявить в первоначальном разбирательстве. Тем самым, по мнению заявителя, рассмотрение составом арбитража требований, которые могли быть заявлены в рамках первоначального разбирательства, приводит к нарушению международного публичного порядка.

Применительно к доводам заявителя французский суд указал, что рассматриваемое дело касается именно

допустимости рассмотрения требований, которые не были заявлены в рамках первоначального арбитражного разбирательства, а не прекращения действия арбитражного соглашения. В свою очередь, вопрос о возможности рассмотрения соответствующего требования и наличии у состава арбитража компетенции является прерогативой арбитров. Из этого, по мнению французского суда, следует, что состав арбитража вправе рассмотреть требования, которые не были заявлены стороной в рамках первоначального разбирательства26. Поскольку вынесение решения JNAH-2 не привело

25Согласно сложившейся практике заявление об отмене арбитражного решения, вынесенного во Франции, рассматривается Первым составом Отделения 1 Апелляционного суда г. Парижа, см.: https://globalarbitrationreview.com/ jurisdiction/1004950/france (дата обращения: 13.04.2020).

26В последующей арбитражной практике МАС при МТП (ICC) также указывается, что в международном коммерческом арбитраже на текущий момент отсутствует принцип, в силу которого стороны должны заявить все исковые требования в рамках первоначального разбирательства (цит. по: Radicati di Brozolo L.G. Res Judicata in International Arbitral Awards. ASA Special Series 2011. URL: https://papers.ssrn. com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1842685 (дата обращения: 13.04.2020)).

к возникновению во Франции двух юрисдикционных актов, содержащих взаимоисключающие выводы, в удовлетворении заявления Mariott было отказано.

Таким образом, анализ практики французских судов и арбитражей позволяет сделать вывод, что применение правила concertation des moyens

обусловлено усмотрением состава арбитров. Как следствие, неприменение данного правила (неправильное его применение) не может служить основанием отмены арбитражного решения по причине нарушения международного публичного порядка.

1.3. Применение правила issue estoppel в праве Швеции

Отметим, что далеко не все правопорядки признают за арбитрами право применить концепцию issue estoppel (дело Henderson v. Henderson) к требованиям, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства.

Так, в доктрине Швеции обращается внимание на необходимость обеспечения максимально широкого доступа к правосудию в том числе в рамках международного коммерческого арбитража (англ. broad concept of claim)27. Как отмечается в комментарии к Закону Швеции 1999 г. «Об арбитраже»28, действие принципа res judicata (исключительность судебного решения) не распространяется на исковые требования, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства. В обоснование подобного подхода указывается, что на этапе обращения в суд (арбитраж) сторона не всегда может оценить, какое из требований для нее является значимым, и по этой причине ей должна быть предоставлена возможность заявить данные требования в последующих разбирательствах29. Тем самым

27Heuman L., Jarvin S. The Swedish Arbitration Act of 1999, Five Years on: A Critical Review of Strengths and Weaknesses. Juris Publishing, Inc., 2006. P. 349–350. См. также: Heuman L. Arbitration Law of Sweden: Practice and Procedure. Juris Publishing, Inc., 2003. P. 579.

28The Swedish Arbitration Act (SFS 1999:116). URL: https:// sccinstitute.com/media/37089/the-swedish-arbitration-act.pdf (дата обращения: 13.04.2020).

29Soderlund Ch. Lis Pendens, Res Judicata and the Issue of Parallel Judicial Proceedings // Journal of International Arbitration. 2005. Vol. 22 (4). P. 301–322.

в доктрине утверждается, что правило issue estoppel отсутствует в шведском праве30.

Аналогичный подход к применению концепции issue estoppel был сформулирован в решении Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма по делу № SCC 24/200231. Датская компания (подрядчик) обратилась с иском к таиландской компании (заказчик) о взыскании задолженности по договору строительного подряда. Заказчик предъявил встречный иск о взыскании убытков, причиненных нарушением сроков сдачи-приемки объекта. Однако разбирательство по встречному иску было прекращено в связи с тем, что ответчик не уплатил арбитражный сбор. При этом в окончательном арбитражном решении единоличный арбитр указал, что в той степени, в какой он уполномочен разрешить спор между сторонами, данное арбитражное решение не может служить препятствием для последующего предъявления [нового] иска со стороны заказчика [о взыскании убытков] ни в силу принципа res judicata, ни в силу issue estoppel, а также ни по какому иному основанию32.

Анализ шведской доктрины и правоприменительной практики позволяет заключить, что применение концепции issue estoppel не является повсеместным.

2. Возможность применения концепции issue estoppel к вопросам международного коммерческого арбитража в России

2.1. Возможность применения концепции issue estoppel в рамках разбирательства

в международном коммерческом арбитраже на территории РФ

В свете изложенного выше возникает вопрос о допустимости применения концепции issue estoppel при рассмотрении дела международным коммерческим арбитражем на территории РФ.

30 Bergman L., Bond S. SCC (Stockholm Chamber of Commerce) Arbitral Awards, 2004–2009. Juris Publishing, Inc., 2011. P. 129–140.

31Ibid.

32Yaffe N. Transnational Arbitral Res Judicata // Journal of International Arbitration. 2017. Vol. 34. № 5. P. 3.

181

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Согласно п. 2 ст. 19 Закона РФ от 07.07.1993 № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже» (далее — Закон об МКА) состав арбитража вправе осуществлять разбирательство таким образом, какой он считает надлежащим, в том числе в отношении определения допустимости, относимости и значимости любого доказательства. Подобное правило воспроизводится в п. 2 § 24 Правил арбитража международных коммерческих споров МКАС при ТПП РФ33, согласно которым при решении вопросов, не урегулированных ни Правилами, ни явно выраженным соглашением сторон, состав арбитража осуществляет разбирательство таким образом, каким считает надлежащим, соблюдая при этом равное отношение к сторонам и предоставляя каждой из них разумные возможности для защиты своих интересов; а также в Регламентах иных российских арбитражных институций (п. 3 ст. 20 Арбитражного регламента Российского арбитражного центра34).

Относительно полномочий состава арбитров по определению процедуры разбирательства в подготовительных материалах к п. 2 ст. 19 Типового закона ЮНСИТРАЛ «О международном коммерческом арбитраже» поясняется, что цель ее принятия заключалась в создании либерального режима правового регулирования, который бы обеспечил разрешение разнообразных ситуаций, возникающих в международном коммерческом арбитраже, и не был бы связан особенностями разрешения споров, действующих в месте арбитража35. Равным образом, шведский ученый С. Ярвин обращает внимание на то, что в рамках усмотрения, предоставленного законодательством о международном коммерческом арбитраже, состав арбитров вправе осуществлять разбирательство в соответствии как с национальными нормами права, так и с нормами права, избранными им для конкретного спора36.

33См.: Приложение 2 к приказу ТПП РФ от 11.01.2017 № 6 // СПС «КонсультантПлюс».

34URL: https://centerarbitr.ru/about/text/ (дата обращения: 13.04.2020).

35Holtzmann H., Neuhaus J. Guide to the UNCITRAL Model Law on International Commercial Arbitration: Legislative History and Commentary. Alphen aan den Rijn, 2015. P. 559. См. также: Клетцль Т. Право слушать и право быть выслушанным. Культурные аспекты международного коммерческого арбитража // Международный коммерческий арбитраж. 2006. № 2. С. 127.

36Jarwin S. The sources and limits of the arbitrator's powers // Arbitration International. 1986. Vol. 2. № 2. P. 145. Широкое усмотрение состава арбитров (unfettered) по определению

Изложенное выше дает нам основание утверждать, что состав арбитров при разрешении спора вправе применять иностранные процессуальные инструменты при условии их соответствия законодательству государства арбитража.

Исследуя соответствие правила issue estoppel положениям Закона об МКА, обратим внимание на то, что состав арбитража вправе прекратить разбирательство по делу, если придет к выводу о том, что его продолжение по каким-либо причинам стало ненужным или невозможным (абз. 4 п. 2 ст. 32 Закона). Применительно к рассматриваемым положениям в доктрине поясняется, что перечень обстоятельств, в силу которых разбирательство может быть прекращено составом арбитража без вынесения решения, является открытым37. Из этого следует, что вопрос о прекращении разбирательства во многом остается на усмотрении состава арбитров38.

М.Г. Розенбергом приводится следующий пример прекращения разбирательства по причине наличия ранее вынесенного арбитражного решения39. Югославская компания обратилась с иском к российскому хозяйственному обществу о взыскании неосновательного обогащения, возникшего в связи с исполнением договора подряда. Состав арбитража указал, что ранее между теми же сторонами было вынесено решение МКАС при ТПП РФ о взыскании задолженности по указанному договору в пользу российской стороны.

процедуры арбитражного разбирательства подвергается в литературе определенной критике, см.: Park W.W. The 2002 Freshfields Lecture Arbitration's Protean Nature: The Value of Rules and the Risks of Discretion // Arbitration International. 2003. Vol. 19. № 3. P. 279–301.

37Комментарий к Федеральному закону «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» (постатейный, научно-практический) / под ред. О.Ю. Скворцова, М.Ю. Савранского. М., 2016; СПС «КонсультантПлюс». См. также: Грешников И.П. Постановление и другие акты международного коммерческого арбитража // Арбитражные споры. 2018. № 4. С. 139–154.

38В иностранной литературе обращается внимание на то, что при разрешении вопроса о прекращении арбитражного разбирательства без вынесения решения состав арбитража не должен по своим субъективным критериям оценивать исковые требования как нужные или ненужные, см.: Хегер С. Комментарий к австрийскому арбитражному законодательству. М., 2017; СПС «КонсультантПлюс».

39Речь идет о решении МКАС при ТПП РФ от 20.06.2001 по делу № 66/1998. См.: Розенберг М. Из практики Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ // Хозяйство и право. 2002. № 1; СПС «КонсультантПлюс».

На данном основании в удовлетворении исковых требований стороны было отказано.

Комментируя это решение, М.Г. Розенберг отмечал, что в данном случае составу арбитража следовало не выносить решение по существу спора (ст. 29 Закона об МКА), а прекратить разбирательство без вынесения решения (абз. 4 п. 2 ст. 32 Закона). Свою точку зрения ученый мотивировал тем, что имелось ранее вынесенное решение МКАС при ТПП РФ по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям. Однако, по мнению автора настоящей публикации, подобный анализ не может быть признан до конца верным. Очевидно, что предмет исковых требований, заявленных в рамках указанных разбирательств во МКАС при ТПП РФ, различен. Если в первом случае сторона обратилась с иском о взыскании задолженности по договору, то во втором предмет исковых требований состоял во взыскании неосновательного обогащения. По всей видимости, при подготовке комментария М.Г. Розенберг имел в виду, что состав арбитража вправе прекратить разбирательство по делу без вынесения решения, если рассмотрение иска приводит к пересмотру предшествующего арбитражного решения.

Однако возможно ли прекращение арбитражного разбирательства на территории РФ в иных случаях, когда рассмотрение иска не приводит к пересмотру предшествующего арбитражного решения — подобно тому, как это могло иметь место в рамках разбирательства в ЛМТС по иску Nomihold к Moblie Telesystems Finance (см. раздел 1.1.)? В ст. 18 Закона об МКА (ст. 18 Типового закона ЮНСИТРАЛ 1985 г.) говорится о предоставлении стороне всех возможностей для изложения своей позиции (англ. full opportunity to present its case), в то время как в ст. 33 Закона Англии 1996 г. «Об арбитраже» используется формулировка

разумная возможность для представления своей позиции40. При сопоставлении рассматриваемых законодательных положений в доктрине отмечается, что ст. 18 Типового закона ЮНСИТРАЛ 1985 г. существенно ограничивает полномочия арбитров по контролю за осуществлением разбирательства, в то время как законодательство иных юрисдикций (включая ст. 33 Закона Англии) позволяет арбитрам проявлять в дан-

40Arbitration Act 1996. URL: http://www.legislation.gov.uk/ ukpga/1996/23/contents (дата обращения: 13.04.2020).

ном вопросе известную гибкость41. Подобное противопоставление среди прочего основано на том, что в своем буквальном значении понятие все возможности (ст. 18 Типового закона ЮНСИТРАЛ 1985 г.) означает

максимальные возможности для изложения позиции в рамках арбитражного разбирательства42. Основываясь на указанных различиях между Законом РФ об МКА и Законом Англии «Об арбитраже», мы можем сделать вывод, что у состава арбитража в РФ отсутствуют подразумеваемые полномочия по применению концепции issue estoppel.

В развитие нашего тезиса обратимся к практике МКАС при ТПП РФ43. В рамках рассмотрения дела возник вопрос о толковании положения договора аренды железнодорожных вагонов, согласно которому отсутствие ответа на претензию в течение срока, установленного договором, означает, что требование соответствующей стороны является признанным. Состав арбитража указал, что у стороны, проигнорировавшей претензию, сохраняется право заявить возражения относительно ее обоснованности в рамках арбитражного разбирательства. В обоснование данного подхода состав арбитража подчеркнул, что сторона не может быть лишена возможности доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений.

С учетом подхода, сформулированного выше, мы полагаем, что едва ли существуют правовые основания для применения концепции issue estoppel в рамках разбирательства в международном коммерческом арбитраже на территории РФ (т.е. для прекращения арбитражного разбирательства без вынесения решения, если соответствующее основание иска не было заявлено в рамках первоначального процесса).

41Lew J.D.M., Mistelis L.A., Kröll S. Comparative International Commercial Arbitration. Kluwer Law International, 2003. P. 526. См. также: Sanders P. Quo Vadis Arbitration?: Sixty Years of Arbitration Practice. Kluwer Law International, 1999. P. 21.

42В подготовительных материалах к Типовому закону ЮНСИТРАЛ отмечается, что понятие «все возможности» (full opportunity) очень редко используется в своем буквальном значении (Holtzmann H., Neuhaus J. Op. cit. P. 557). См. также: Waincymer J. Procedure and Evidence in International Arbitration. Kluwer Law International, 2012.

43 Решение МКАС при ТПП РФ от 25.04.2017 по делу № 137/2016 // СПС «КонсультантПлюс».

183

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Если требование не было заявлено в рамках первоначального разбирательства и его рассмотрение не приводит к пересмотру предшествующего арбитражного решения, состав арбитража должен разрешить дело по существу, исходя из того, что факты, установленные предшествующим арбитражным решением, являются преюдициальными44. Подобный подход в наибольшей степени соответствует положениям ст. 18 Закона об МКА (предоставление стороне всех возможностей для представления своей позиции), а также ч. 1 ст. 47 Конституции РФ, согласно которому никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом.

В завершение настоящего раздела отметим, что невозможность применения концепции issue estoppel в рамках разбирательства на территории РФ не препятствует составу арбитров использовать иные процессуальные санкции в случае несвоевременного заявления соответствующих исковых требований. В связи с этим обратим внимание на наличие у состава арбитража права взыскать излишне понесенные расходы, обусловленные нецелесообразными или недобросовестными действиями другой стороны

(§ 12 Положения об арбитражных расходах)45. Полагаем, что несвоевременное заявление всех исковых требований в рамках первоначального арбитражного разбирательства должно рассматриваться как нецелесообразное (в отдельных случаях недобросовестное) действие стороны. Тем самым принцип процессуальной экономии применительно к разбирательству в международном коммерческом арбитраже может быть обеспечен путем применения рассматриваемой санкции.

44См.: решение МКАС при ТПП РФ от 05.11.1997 по делу № 2/1995 // СПС «КонсультантПлюс». См. также: Костин А.А. Правовые основания применения правила о преюдиции в международном коммерческом арбитраж // Новые горизонты международного арбитража. Вып. 5: сб. ст. / под науч. ред. А.В. Асоскова, А.Н. Жильцова, Р.М. Ходыкина. М., 2019. C. 283.

45См.: Приложение 6 к приказу ТПП РФ от 11.01.2017 № 6 // СПС «КонсультантПлюс». Данное правило в общем виде сформулировано в ст. 13 Арбитражного Регламента Российского Арбитражного Центра при Институте современного арбитража, согласно которому состав арбитража вправе установить иное распределение расходов между сторонами (см.: https://centerarbitr.ru/wp-content/uploads/2018/05/%D 0%90%D0%A0-2018.pdf (дата обращения: 13.04.2020)).

2.2. Принцип правовой определенности и его влияние на признание и исполнение иностранных судебных решений

В связи с концепцией issue estoppel (concentration des moyens) возникает вопрос о последствиях ее применения (неправильного применения) в случае признания и исполнения иностранного арбитражного решения на территории РФ. Для ответа на него обратимся к делу, рассмотренному Верховным Судом (ВС) РФ в 2017 г.

Между обществом «Лугана Хандельсгесельшафт мбХ» (далее — Lugana) и ОАО «Рязанский завод металлокерамических изделий» (далее — Завод) был заключен договор дистрибуции (2001 г.), на основании которого Lugana было предоставлено эксклюзивное право реализации электронных компонентов (герконов), производимых Заводом, на территории Юго-Вос- точной Азии.

В2005 г. Lugana обратилась с иском в Немецкую Арбитражную институцию (DIS)46 о взыскании убытков в связи с нарушением положений об эксклюзивном характере договора дистрибуции. Состав арбитража частично удовлетворил данные требования, взыскав с Завода сумму убытков, проценты за пользование чужими денежными средствами, а также обязав исполнить обязательства в натуре (произвести поставку герконов). В удовлетворении остальной части требований было отказано (решение DIS-1). Это решение было признано и приведено в исполнение на территории РФ47.

В2013 г. Lugana обратилась в DIS с новым исковым заявлением, в котором также ссылалась на нарушение Заводом договора дистрибуции от 2001 г. В обоснование своих требований копания указала, что основания иска («требования 3b и 3с»)48, изложенные в первоначальном исковом заявлении от 2001 г., не были и не могли быть рассмотрены в рамках разбирательства

46Deutsche Institution für Schiedsgerichtsbarkeit e.V. См.: http://www.disarb.org/de/4/content/dis-id2 (дата обращения: 13.04.2020).

47См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 02.02.2010 № 13211/09 по делу № А54-3028/2008-С10 // СПС «КонсультантПлюс».

48Существо требований 3b и 3c не поясняется ни в Определении ВС РФ от 27.09.2017 по делу № 310-ЭС17-5655, ни в актах нижестоящих судов.

DIS-1. Основываясь на том, что материальная законная сила решения DIS 1 (нем. materielle Rechtskraft)49

не препятствует инициированию нового арбитражного разбирательства, состав арбитража вынес решение в пользу Lugana (решение DIS-2).

Решение DIS-2 не было исполнено добровольно, и Lugana обратилась с заявлением о его признании и приведении в исполнение на территории РФ (дело № А54-3603/2016). По итогам его обжалования дело было передано в Судебную коллегию по экономическим спорам ВС РФ50.

Колегией было отмечено, что в результате вынесения решения DIS-1 (2001 г.) между сторонами арбитражного разбирательства возникла правовая определенность, которая характеризуется как исчерпание, прекращение арбитражным решением спорного конфликта (принцип правовой определенности). Исчерпание конфликта, по мнению судей ВС РФ, означало невозможность произвольного (sic!) инициирования нового разбирательства между сторонами. Основываясь на том, что правовая определенность выступает в качестве составляющей публичного порядка согласно решению ЕСПЧ от 25.06.2009 «По вопросу приемлемости жалобы № 42600/05 „ООО ‚Линк Ойл СПБ‘ против Российской Федерации“», в удовлетворении заявления Lugana о признании и исполнении решения DIS-2 было отказано.

Анализ правовой позиции, сформулированной ВС РФ, позволяет сделать вывод о наличии существенного сходства между принципом правовой определенности и концепцией issue estoppel / concentration des mo­ yens. Подобно английскому суду в решении по делу

Henderson v. Henderson ВС РФ в рассматриваемом Определении пришел к выводу о недопустимости обращения с требованиями, которые не были заявлены в рамках первоначального разбирательства. В связи с этим возникает вопрос: насколько такой подход соответствует определению публичного порядка, сформулированному в Информационном письме Президиума

49Подробнее о соотношении материальной и формальной законной силы арбитражного решения согласно немецкому законодательству см.: Асосков А.В., Курзински-Сингер Е.

Пределы действия судебных и третейских решений по кругу лиц // Вестник ВАС РФ. 2012. № 2. С. 6–35.

50См.: Определение ВС РФ от 27.09.2017 по делу № 310- ЭС17-5655.

ВАС РФ от 26.02.2013 № 15651, а также в действующем в настоящее время Постановлении Пленума ВС РФ от 10.12.2019 № 53?52

Согласно п. 1 Информационного письма ВАС РФ № 156, действовавшего на момент вынесения рассматриваемого Определения ВС РФ, публичный порядок характеризуется как фундаментальные правовые начала (принципы), которые обладают высшей императивностью, универсальностью, особой общественной и публичной значимостью, составляют основу построения экономической, политической, правовой системы государства. Данная дефиниция была воспроизведена без изменений в п. 50 Постановления ВС РФ № 53. В данном Постановлении также поясняется, что нарушение публичного порядка имеет место при одновременном наличии следующих обстоятельств: 1) нарушение фундаментальных принципов построения экономической, политической, правовой системы РФ; 2) возможно возникновение последствий в виде нанесения ущерба суверенитету или безопасности государства, затрагивания интересов больших социальных групп либо нарушения конституционных прав и свобод физических или юридических лиц.

Рассматривая приведенное определение, отметим, что, на наш взгляд, принцип правовой определенности (концепция issue estoppel) не обладает такими качествами, как высшая универсальность и императивность. Из анализа иностранного законодательства следует, что применение концепции issue estoppel допускается не всеми правопорядками (см. раздел 1.3 настоящей работы: Швеция). При этом в доктрине и арбитражных государств иных государств (Англия, Франция) указывается, что применение концепции issue estoppel обусловлено усмотрением состава арбитража.

51Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 26.02.2013 № 156 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке как основания отказа в признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений» // СПС «КонсультантПлюс».

52Постановление Пленума ВС РФ от 10.12.2019 № 53 «О выполнении судами Российской Федерации функций содействия и контроля в отношении третейского разбирательства и международного коммерческого арбитража» // СПС «КонсультантПлюс».

185

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Основываясь на дискреционном характере применения правила issue estoppel, мы полагаем, что его неприменение (неправильное применение) не может рассматриваться как нарушение

публичного порядка.

В развитие нашего тезиса отметим, что принцип правовой определенности (концепция issue estoppel) не может составлять основу построения экономической, политической, правовой системы России (Информационное письмо ВАС РФ № 156; Постановление ВС РФ № 53). Ни российское процессуальное законодательство (ГПК, АПК РФ), ни законодательство о международном коммерческом арбитраже не содержат положений, предписывающих применение issue estoppel. Так, согласно ст. 150 АПК РФ (п. 2 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ) производство по делу подлежит прекращению в том случае, если ранее между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же фактическим обстоятельствам вынесено решение, вступившее в законную силу. В свете изложенного выше принцип правовой определенности не может образовывать основу построения экономической, политической, правовой системы России.

Наконец, отметим, что решение ЕСПЧ по делу «„ООО Линк Ойл СПБ“ против Российской Федерации», на которое ВС РФ ссылается в обоснование существования принципа правовой определенности, не имеет отношения к вопросам международного коммерческого арбитража.

ООО «Линк Ойл СПБ» обратилось с иском к ГУП «Октябрьская железная дорога МПС РФ» о взыскании задолженности по договору перевозки. По результатам рассмотрения дела в трех судебных инстанциях в удовлетворении данного иска было отказано. Впоследствии ООО «Линк Ойл СПБ» инициировало новое разбирательство в отношении данного ответчика. На этот раз его требования были удовлетворены судом первой инстанции. Однако Президиум ВАС РФ отменил акты нижестоящих судов в порядке надзора в связи с нарушением единообразия в применении арбитражными судами норм права. В свете того, что предметом рассмотрения в ЕСПЧ являлось именно полномочие ВАС РФ по проверке актов нижестоящих судов в порядке надзора, в данном случае отсутствуют предпосылки

для применения данной концепции к вопросам международного коммерческого арбитража.

3. Основные выводы

В английском прецедентном праве существует issue estoppel — правило, согласно которому не допускается (за исключением особых случаев) инициирование нового судебного разбирательства в отношении тех требований, которые не были заявлены стороной (в первоначальном процессе) по причине ее небрежности, недосмотра, а также случайности (Henderson v. Henderson 1843 г.). Как следует из анализа решения по делу Nomihold Securities Inc. v. Mobile Telesystems Finance SA (2012 г.), применение концепции issue estoppel обусловлено подразумеваемыми полномочиями состава арбитража по противодействию процессуальным злоупотреблениям.

Во французском праве сформировалась аналогичная концепция concentration des moyens, которая возлагает на стороны обязанность в рамках судебного разбирательства заявить все имеющиеся требования под угрозой невозможности последующего обращения с ними в иных процессах с участием данных лиц (решение Кассационного суда по делу Cesareo 2006 г.). Однако данная концепция не является элементом французского международного публичного порядка и не может служить основанием отмены иностранного арбитражного решения (решение Апелляционного суда г. Парижа по делу Mariott).

Всвязи с этим применение доктрины issue estoppel / concentration des moyens в отношении требований, своевременно не заявленных стороной, остается на усмотрение состава арбитров.

Вто же время концепция issue estoppel не является повсеместно распространенной. Так, в шведской доктрине обращается внимание на необходимость обеспечения максимально широкого доступа к правосудию в том числе в рамках международного коммерческого арбитража, из чего следует невозможность прекращения разбирательства по причине несвоевременного заявления исковых требований. Равным образом, анализ Закона РФ об МКА свидетельствует о невозможности применения концепции issue estoppel по причине ее несоответствия праву стороны на представление своей

позиции в рамках арбитражного разбирательства (ст. 18 Закона).

В российской судебной практике существует подход, согласно которому повторное обращение с иском в иностранный арбитраж нарушает принцип правовой определенности, несмотря на то, что соответствующие требования стороны не были и не могли быть рассмотрены в рамках первоначального арбитражного разбирательства (Определение ВС РФ по делу

Lugana).

Однако анализ доктрины и правоприменительной практики показывает, что принцип правовой определенности не может рассматриваться в качестве элемента публичного порядка РФ. Во-первых, данное правило отсутствует в процессуальном законодательстве РФ и, следовательно, не отвечает критериям

общепризнанности и универсальности (п. 1 Информационного письма ВАС РФ № 156). Во-вторых, указание в Определении ВС РФ на решение ЕСПЧ 2009 г. представляется не вполне оправданным, поскольку данный акт международного правосудия касается полномочий по пересмотру судебных актов в порядке надзора, а не вопросов международного коммерческого арбитража.

REFERENCES

Andrews, N. “System of Civil Procedure of England and Wales: Litigation, Arbitration” [Sistema grazhdanskogo protsessa Anglii: sudebnoe razbiratel’stvo, mediatsiya i arbitrazh]. Moscow, 2012. 544 p.

Asoskov, A.V. and Kurzinski-Singer, E. “Personal Scope of Application of Court Judgments and Arbitral Awards” [Predely deystviya sudebnyh i treteyskih resheniy po krugu lits]. Herald of the Supreme Arbitrazh Court of the Russian Federation [Vestnik VAS RF]. 2012. No. 2. P. 6–35.

Bergman, L. and Bond, S. SCC (Stockholm Chamber of Commerce) Arbitral Awards, 2004–2009. Juris Publishing, Inc., 2011. 530 p.

Chainais, С. “L’autorité de la chose jugée en procédure civile: perspectives de droit compare”. Revue de l’Arbitrage. 2016. Vol. 2016. Iss. 1. P. 3–49.

De Ly, F. and Sheppard, A. “ILA Final Report on Res Judicata and Arbitration”. Arbitration International. 2009. Vol. 25. No. 1. P. 67–82.

Glandin, S.V. “Whether It Is Possible to Render the English World Freezing Injunction in Russia?” [Vozmozhen li angliyskiy world freezing injunction v Rossii?]. Statute [Zakon]. 2015. No. 4. P. 107–120.

Hascher, D. “L’autorité de la chose jugée des sentences arbitrales”. Droit international privé: Travaux du Comité français de droit international privé. 2004. Vol. 15. P. 17–46.

Heuman, L. and Jarvin, S. The Swedish Arbitration Act of 1999, Five Years on: A Critical Review of Strengths and Weaknesses. Juris Publishing, Inc., 2006. 630 p.

Heuman, L. Arbitration Law of Sweden: Practice and Procedure. Juris Publishing, Inc., 2003. 872 p.

Kaplan, N. and Moser, M.J. (eds.). Jurisdiction, Admissibility and Choice of Law in International Arbitration: Liber Amicorum Michael Pryles. Kluwer Law International, 2018. 440 p.

Khomitch, M.S. “Optimisation of Party’s Costs Regarding Arbitration Proceedings” [Optimizatsiya raskhodov storon na provedenie arbitrazhnogo razbiratel’stva]. Herald of International Commercial Arbitration [Vestnik mezhdunarodnogo kommercheskogo arbitrazha]. 2012. No. 1. P. 85–95.

Khvalei, V. and Varyushina, I. The Baker McKenzie International Arbitration Yearbook, 2018. 11th ed. 428 p.

Loquin, E. “De l’obligation de concentrer les moyens à celle de concentrer les demandes dans l’arbitrage”. Revue de l’Arbitrage. 2010. Iss. 2. P. 201–233.

Merkin, R. and Flannery, L. Arbitration Act 1996. CRC Press, 2014. 606 p.

Mustill, M. and Boyd, S. The Law and Practice of Commercial Arbitration in England. 2nd ed. London, Edinburgh, 1989. 900 p.

Pinsolle, Ph. “Note Cour de cassation (1re Ch. civ.), 6 July 2005”. Revue de l’Arbitrage, Сomité Français de l’Arbitrage. 2005. Iss. 4. P. 994–1010.

Rosenberg, M. “Topical Questions of the Dispute Resolution in the ICAC under CC of Russia” [Aktual’nye voprosy v praktike razresheniya sporov v MKAS pri TPP RF]. Business and Law [Khozyaystvo i pravo]. 2012. No. 10. P. 23–29.

Sime, S. A Practical Approach to Civil Procedure. Oxford University Press, 2017. 688 p.

Sime, S. Res Judicata and ADR, Lecture, available at: http://openaccess.city.ac.uk/pubs/file/30438/Res%2520Ju- dicata%2520and%2520ADR%252028 (accessed 13 April 2020).

187

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020

Soderlund, Ch. “Lis Pendens, Res Judicata and the Issue of Parallel Judicial Proceedings”. Journal of International Arbitration. 2005. Vol. 22. Iss. 4. P. 301–322.

Yaffe, N. “Transnational Arbitral Res Judicata”. Journal of International Arbitration. 2017. Vol. 34. Iss. 5. P. 795–833.

Veeder, v. V. “Issue Estoppel, Reasons for Awards and Transnational Arbitration, Complex Arbitrations Perspectives on their Procedural Implications”. ICC International Court of Arbitration Bulletin, Special Supplement. 2003, available at: https://library. iccwbo.org/ (accessed 13 April 2020).

Velden, v. d. J. Finality in Litigation: The Law and Practice of Preclusion Res Judicata (Merger and Estoppel), Abuse of Process and Recognition of Foreign Judgments. International Arbitration Law Library, Vol. 42. Kluwer Law International, 2017. 536 p.

Williams, D.A.R. and Tushingham, M. “The Application of the Henderson v. Henderson Rule in International Arbitration”.

Singapore Academy of Law Journal. 2014. Vol. 26. P. 1036– 1058.

Zvereva, N.S. Interaction between Alternative Methods of Dispute Resolution and Civil Procedure under the Law of Russia and France [Vzaimodeystvie al’ternativnyh metodov uregulirovaniya sporov i grazhdanskogo sudoproizvodstva v prave Rossii i Frantsii]. Moscow, 2017. 384 p.

Zhukova, G. “ICC International Court of Arbitration: View from the Inside” [Mezhdunarodnyy arbitrazhnyy sud ICC]. Arbitration Court [Treteyskiy sud]. 2010. No. 3. P. 80–97.

INFORMATION ABOUT THE AUTHOR

Alexander А. Kostin

Lecturer at the Department of General and Interdisciplinary Legal Studies of the Law Faculty at the National Research University “Higher School of Economics”, PhD in Law, LLM (e-mail: alexan- dre.a.kostine@yandex.ru).