
- •От редакции
- •Содержание
- •Интервью номера
- •COVID-19 и договорное право
- •Тема номера: Эстоппель и добросовестность
- •Юридическая хроника
- •Пресс-релиз
- •Антимонопольный форум ОКЮР и ФАС России «Антитраст в быстро меняющемся мире: современные вызовы и новые возможности»
- •Теория и практика
- •Зарубежный опыт

CОБЫТИЕ. КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ
COVID-19 И ДОГОВОРНОЕ ПРАВО
Распространение COVID-19 стало причиной существенных ограничительных мер, принятых органами публичной власти по всему миру, в том числе и в России. В результате многие организации лишились возможности осуществлять деятельность в обычном режиме, что, в свою очередь, не могло не сказаться на возможности исполнения договорных обязательств. Вместе с тем, как показывает практика, сложившаяся ситуация и связанные с ней ограничения далеко не всегда возможно квалифицировать как обстоятельство непреодолимой силы.
Мы обратились к экспертам с вопросом: как пандемия коронавируса влияет на договорные отношения?
ВЛАДИМИР ПЛАТОНОВ
президент Московской торгово-промышленной палаты, кандидат юридических наук
— Главные вопросы, волнующие предпринимателей, — является ли пандемия коронавируса для договорных обязательств форс-мажором (обстоятельством непреодолимой силы), в каких случаях, в какой степени и каковы последствия признания или непризнания ее форс-мажором.
Институт форс-мажора известен в гражданском законодательстве РФ давно. Право давать экспертные заключения по возникавшим ситуациям имели торго- во-промышленные палаты.
Однако ситуации, требовавшие признания форс-мажора, носили разовый характер. Торгово-промышленная палата России, располагающая правом свидетельствовать обстоятельства непреодолимой силы во внешнеэкономических сделках, в этом году даже приняла решение забрать себе из региональных ТПП и внутренний форс-мажор.
После начала эпидемии коронавируса в 20-х числах марта ТПП РФ разрешила ТПП субъектов РФ давать заключения по ситуациям форс-мажора для споров на территории России.
К 16 апреля, т.е. за неполный месяц, в Московскую ТПП поступило 1787 обращений предпринимателей. Для работы, с которой раньше справлялись два человека, теперь не хватает усилий и четырнадцати. Тем не менее из всей массы поступивших обращений 65% вообще не являются форс-мажором, а под нашу юрисдикцию подпадают лишь 10–15%. Предприниматели недопонимают юридический смысл категории «форс-мажор». Многие считают, что это индульгенция, которую выдает ТПП и которая защищает от всех платежей. Это не так: если
22

THE EVENT.
COMMENTS OF THE EXPERTS
АНДРЕЙ ГАБОВ
член-корреспондент Российской академии наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук, доктор юридических наук
признается форс-мажор, то предприниматели защищены от штрафных санкций за просрочку и за расторжение договорных отношений по их вине. Есть четкие определения и элементы, которые могут назвать данную ситуацию форс-мажором.
Мы как ТПП возлагаем большие надежды на медиацию, привлекаем специ- алистов-медиаторов. Необходимо пересматривать договорные отношения между контрагентами, чтобы найти компромисс в непрекращающейся сложной экономической ситуации по всей цепочке.
Возникшая ситуация очень масштабна: ничего подобного в нашей истории еще не было. Она необычна еще и тем, что ранее разовые случаи срыва контрактов из-за форс-мажора рассматривались, как правило, между двумя-тремя организациями. Сейчас же идут так называемые цепочные форс-мажоры: организации не могут выполнять обязательства перед клиентами, контрагентами, поставщики — перед реципиентами, арендаторы — перед арендодателями, те — перед кредитными организациями, потом все вместе не смогут исполнять обязательства перед налоговыми органами…
Необходима выработка новых решений. Слишком многое меняется. Мы собрали ученых, экспертов и практикующих юристов в рамках Научно-экс- пертного совета МТПП для анализа сложившейся ситуации и обобщения прежнего опыта. Но самое главное — есть информация, что готовится мнение Верховного Суда РФ в форме ответов на вопросы судей, которые сталкиваются с форс-мажором, и мы считаем, что эти разъяснения помогут правильно разрешать ситуации.
— Во-первых, выскажу замечания по самой постановке вопроса — «пандемия коронавируса» никакого влияния на обязательства, возникшие из договоров, не оказывает. Ни Гражданский кодекс (ГК), ни Законы, созданные для разного рода чрезвычайных обстоятельств, — о защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций1 и о санитарно-эпидемиологическом благополучии населения2 — слова «пандемия» не используют.
Говорю об этом не ради только соблюдения чистоты терминологии. Комментируя последствия распространения коронавируса и действий органов власти по противодействию его распространению, юристы должны быть предельно точны — это позволит и адекватно оценить ситуацию, и понять слабые места правовой системы. А их — этих мест — текущий кризис выявил более чем достаточно. Главная проблема, которую я бы вынес просто как оценку происходящего, — от-
1Федеральный закон от 21.12.1994 № 68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера».
2Федеральный закон от 30.03.1999 № 52-ФЗ «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения».
23

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
сутствие жесткой связки между публично-правовым блоком регулирования (его «чрезвычайной» частью в виде указанных выше Законов) и нормами частного права. При создании правовых норм ни абстрактный законодатель, ни юридическое сообщество в целом не пытались брать в расчет возможность возникновения обстоятельств, подобных тем, что мы видим сегодня, никто не предполагал (и не учитывал в проектах правовых решений) такую «чрезвычайщину».
Во-вторых, абсолютно понятно, что ситуация, возникшая в связи с распространением коронавируса, прямо влияет на возможность надлежащего исполнения обязательств. Она создает условия для того, чтобы исполнение обязательств, возникших из договоров, было поставлено под угрозу. Эта ситуация — «столь чрезвычайное явление, что, даже будучи предвидимой, не может быть предотвращена (здесь и далее в цитатах курсив мой. — А.Г.)»3. Причем она является таковой вне зависимости от того, признана она каким-либо органом власти4 или не признана. Говоря иначе, это — классический случай непреодолимой силы.
Однако непреодолимая сила — с точки зрения действующего российского гражданского законодательства — это по общему правилу5 не основание для прекращения или изменения гражданско-правового обязательства. Непреодолимая сила, т.е. чрезвычайные и непредотвратимые при данных условиях обстоятельства, в гражданском законодательстве — это основание для освобождения от ответственности (ст. 401 ГК РФ6), и не более того.
В условиях распространения коронавируса и принятия решений различными органами власти (федеральными или субъектов Российской Федерации) по предотвращению его распространения, по локализации вспышек болезни («режим самоизоляции», «приостановление (ограничение) деятельности» организаций, «временное приостановление» мероприятий, запрет «проведения массовых мероприятий» и т.д. — формулировки нормативных актов как федерального, так и субфедерального уровней) такими обстоятельствами служат ст. 416 (прекращение обязательства невозможностью исполнения)
3Павлодский Е.А. Случай и непреодолимая сила в гражданском праве // Павлодский Е.А. Избранное. М., 2010. С. 77.
4Решение о признании «распространения новой коронавирусной инфекции (2019-nCoV)»
чрезвычайным и непредотвратимым обстоятельством принято целым рядом субъектов Российской Федерации (к примеру, см.: указ мэра Москвы от 05.03.2020 № 12-УМ «О введении режима повышенной готовности»; постановление губернатора Московской области от 12.03.2020 № 108-ПГ «О введении в Московской области режима повышенной готовности для органов управления и сил Московской областной системы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций и некоторых мерах по предотвращению распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-2019) на территории Московской области»). Отметим важную деталь этих актов: «обстоятельство» признано таковым лишь для одной цели — «введения режима повышенной готовности».
5Есть и исключения, см.: ч. 9 ст. 96 Федерального закона от 05.04.2013 № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» (далее — Закон о контрактной системе).
6Такой подход используется и в ряде отдельных федеральных законов (см.: ст. 13 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-1 «О защите прав потребителей», ст. 34 Федерального закона от 17.07.1999 № 176-ФЗ «О почтовой связи», ст. 68 Федерального закона от 07.07.2003 № 126-ФЗ «О связи», ст. 36 Федерального закона от 08.11.2007 № 259 ФЗ «Устав автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта», ст. 34 Закона о контрактной системе).
24

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
и 417 (прекращение обязательства на основании акта органа государственной власти или органа местного самоуправления) ГК РФ.
Российское «чрезвычайное» законодательство, состоящее из двух названных выше Законов, последствий принятия государственными органами решений, направленных на предотвращение распространения заболевания, представляющего опасность для окружающих (ст. 1 Закона о защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций), для судьбы гражданско-правовых обязательств (в том числе и каких-либо компенсационных мер) не предусматривает.
В результате для бизнеса и граждан, оказывающих услуги и выполняющих работы гражданско-правового характера, складывающаяся ситуация абсолютно неблагоприятна. Здесь можно говорить как о прямом влиянии ситуации (решений органов власти) на исполнение возникших обязательств (запрет, приостановление), так и о косвенном («режим самоизоляции»).
При этом делать общие выводы в отношении любых обязательств граждан- ско-правового характера сложно. В абсолютном большинстве случаев при возникновении спора и неурегулировании его в обоюдовыгодном порядке распространение коронавируса как обстоятельство, влияющее на возможность исполнения обязательства в целом или на его надлежащее исполнение, будет рассматриваться в суде в каждом конкретном случае. Надо учитывать, что есть акты, где невозможность реализации договора в установленные в нем сроки в результате возникновения обстоятельств непреодолимой силы служит основанием для формирования предложения одной стороной договора (и обязанности его рассмотреть для другой стороны) об изменении существенных условий договора7. В общем, картина довольно пестрая и не вполне ясная.
Влияние решений органов власти на судьбу обязательств тоже различно. Понятно, что если речь идет о прямом запрете мероприятий, то такие решения — это основание для прекращения обязательств в соответствии со ст. 417 ГК РФ. Аналогичен вывод и в части приостановления деятельности, хотя здесь возможны варианты — не всякое приостановление может повлечь автоматическое прекращение обязательства.
Влияние «режима самоизоляции» на обязательства нельзя назвать полностью ясным. Такой режим, очевидно, влечет осложнение условий деятельности субъекта гражданско-правового обязательства, но также очевидно, что при текущем состоянии правового регулирования он не влечет возникновения автоматических оснований для прекращения или изменения обязательства — здесь вопрос обоюдовыгодных договоренностей сторон.
Возникшая чрезвычайная (здесь это слово абсолютно уместно) ситуация демонстрирует очевидную потребность участников экономических отношений, государства в изменении подходов к определению понятия «непреодолимая
7См.: ст. 13 Федерального закона от 21.07.2005 № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях», ст. 13 Федерального закона от 13.07.2015 № 224-ФЗ «О государственно-част- ном партнерстве, муниципально-частном партнерстве в Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».
25

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
ВАДИМ БЕЛОВ
профессор кафедры коммерческого права и основ правоведения МГУ имени М.В. Ломоносова, доктор юридических наук
сила». Основа для дискуссии и изменения подходов есть. Анализ законодательства показывает, что в нашем праве это понятие уже не используется в узком (традиционном для нашего права) значении — как основание исключения или освобождения от ответственности. Этот институт, очевидно, перерос свои «цивильные» одежды и активно используется для регулирования различных аспектов публичных правоотношений. При этом круг обстоятельств, которые могут быть признаны обстоятельствами непреодолимой силы, от закона к закону разнится. Однако специфики эпидемий вообще, равно как и эпидемий конкретных, особо опасных болезней, как чрезвычайных обстоятельств для целей их признания/непризнания непреодолимой силой законодательство не признает. Кстати, и в узком значении институт непреодолимой силы не покрывает все проблемные случаи, возникшие в связи с распространением коронавируса. Ведь п. 3 ст. 401 ГК РФ, к примеру, рассчитан на осуществление предпринимательской деятельности, использование же его для случаев нарушения нормального хода исполнения обязательств, обязанной стороной которых выступают самозанятые и обычные граждане, вызывает вопросы.
Очевидна и необходимость обсуждения системы потенциальных ограничительных мер государственного реагирования на чрезвычайные обстоятельства, и средств сглаживания их негативного влияния на экономические отношения. Государство обязано реагировать на чрезвычайные обстоятельства. При этом использование ограничительных мер должно быть сбалансированным, учитывающим их негативное влияние, для такого баланса должны предусматриваться необходимые правовые решения. Действующее регулирование сбалансированным признать нельзя. Именно поэтому в центре внимания юристов в условиях нынешнего кризиса — не сами обстоятельства, его породившие (обстоятельства непреодолимой силы), а последствия специальных государственных мер.
Возможно, в нынешних обстоятельствах следует обсудить вопрос о принятии экстраординарного федерального закона с ретроактивным действием его норм.
— Пандемия — это не только всемирная катастрофа и трагедия, но и длящееся юридическое состояние, юридическое значение которого многогранно и многоаспектно. Представляется, что на саму пандемию, а также на связанные с нею меры государственного регулирования (нерабочие дни, самоизоляцию, карантин, ограничение в передвижении, остановку работы предприятий и пр.) следует взглянуть через призму прежде всего следующих норм российского законодательства:
1)п. 3 ст. 401 ГК РФ (относится ли пандемия к числу обстоятельств непреодолимой силы, освобождающих от ответственности за нарушение обязательств?);
2)подп. 1 п. 1 ст. 202 ГК РФ (относится ли пандемия к числу обстоятельств непреодолимой силы, препятствующих предъявлению иска и вообще совершению управомоченными лицами любых действий, направленных на обеспечение, охрану и защиту их прав, — нотариальных действий, предъявления претензий, посылки извещений, депонирования и пр.?);
26

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
3)п. 1 ст. 416 ГК РФ (является ли пандемия таким обстоятельством, наступление которого влечет невозможность исполнения обязательств и их прекращение, за которое не ответственна ни одна из сторон?);
4)п. 2 ст. 451 ГК РФ (отвечает ли пандемия условиям, позволяющим предъявить в суд требование о расторжении или изменении договора по мотиву существенного изменения обстоятельств его исполнения в сравнении с обстоятельствами заключения?);
5)ст. 929 и 959 ГК РФ (входит ли пандемия в круг обстоятельств, которые,
содной стороны, могут считаться страховыми случаями по ранее заключенным договорам как имущественного, так и личного страхования (кроме медицинского), а с другой стороны, обстоятельствами, влекущими увеличение страхового риска?).
Полагаю, что главным общим правилом при обсуждении всех поставленных выше вопросов должно быть… отсутствие общего правила. Юридическое значение пандемии должно быть оцениваемо всякий раз индивидуально, применительно к данной конкретной совокупности фактических обстоятельств. Во всяком случае, ссылка на пандемию саму по себе ни о чем не говорит и никакого значения не имеет. Я бы сказал, что даже наоборот: строжайшее
надлежащее исполнение обязательств, равно как и своевременное принятие мер по обеспечению, охране и защите прав в условиях пандемии и ей подобных обстоятельств (например, военного времени) приобретает особо важное значение — куда более важное, чем в обстоятельствах обычных, ординарных. Вы только представьте себе, что будет, если про пандемию как непреодолимую силу начнут вопить предприятия пищевой промышленности, фармацевтические или медицинские организации! Это все равно как во время войны про эту самую войну как непреодолимую силу начнут рассуждать предприятия, выпускающие танки, самолеты и ракеты. Следовательно, нужно смотреть не на пандемию как таковую, а на пандемию в контексте обстоятельств конкретного случая — какое именно влияние она оказала
на данные конкретные обязательства, права, договоры.
Если исполнение обязательства, возникшего до объявления пандемии и применения связанных с нею мер, предполагало такие действия, которые никак не могут быть совершены удаленно, но возможность их очного совершения в срок отпала — это одна ситуация. Скажем, если обязательство имело в виду полет или поездку должника, но соответствующий рейс (поезд) был отменен (либо был закрыт въезд или выезд, либо должник подпал под категорию лиц, обязанных к соблюдению мер самоизоляции или карантина, и т.п.), то, безу словно, есть смысл применить п. 3 ст. 401 ГК РФ, после чего либо адаптировать (изменить) договор в соответствии со ст. 451 Кодекса (если исполнение, несмотря на просрочку, все еще сохранило интерес для кредитора), либо (в противоположной ситуации) применить п. 1 ст. 416. Если же требуемое по обязательству действие может быть совершено и удаленно (так, например, может быть предоставлена консультация, проведено обсуждение, переслан цифровой продукт и т.п.) или же условия для очного совершения действия сохранились (вместо отмененного рейса можно полететь другим, должник не
27

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
РОМАН БЕВЗЕНКО
партнер компании «Пепеляев Групп», кандидат юридических наук
попал в число лиц, деятельность которых запрещена или ограничена, и пр.) — это совсем другое дело. То же рассуждение должно применяться к претензиям, искам и иным действиям по обеспечению, охране и защите прав: не могут они быть совершены (предъявлены) в очном или удаленном режиме — да, есть основание апеллировать к подп. 1 п. 1 ст. 202 ГК РФ; могут — так и о чем тогда говорить? В случае со страхованием нужно, конечно, смотреть на условия договоров: предполагают ли они покрытие по всем рискам, рискам определенного рода или вида либо же, наконец, по каким-то строго определенным рискам — в зависимости от этого и делать соответствующие выводы.
Разумеется, необходимо обсуждение пандемии и с точки зрения ее влияния на трудовые права и обязанности, на права и обязанности в области социального обеспечения, добровольного и обязательного медицинского страхования, на исчисление процессуальных сроков, на третейское правосудие, на права хозяйствующих субъектов в области проверок, применения и исполнения административных наказаний и т.д. Эти вопросы должны быть предметом обсуждения специалистов в соответствующих областях права. Но как бы то ни было, пандемия — это не повод для того, чтобы положить российскую экономику на бок и уж тем более потопить ее, используя болезнь как предлог к тому, чтобы ничего не делать. Внимательно отнестись к собственному и чужому здоровью, к рекомендациям врачей и требованиям властей — да, конечно, необходимо; если для этого что-нибудь может быть отложено без сколько-нибудь вредных последствий (вроде голосования по поправкам в Конституцию) — это должно быть отложено. Но — ровно настолько, насколько это действительно необходимо и возможно, не более! Именно с этой точки зрения, кстати, должно осуществляться и толкование всех ограничительных государственных мер и предписаний.
Ну а иное отношение к пандемии («Это ж непреодолимая сила! Можно законно „забить“ на работу и сесть перед телеком с банкой пива!») весьма похоже на вопли нерадивых учеников из серии «Ура, училка заболела, алгебры не будет!».
— На мой взгляд, для обсуждения пандемии коронавируса российским юристам необходимо уверенно знать три основных института договорного права.
Первый — последствия наступления обстоятельств непреодолимой силы. Это освобождение должника по обязательству от ответственности за его нарушение. Иными словами, с должника, нарушившего обязательство вследствие этих обстоятельств, нельзя взыскать неустойку или убытки, проценты по ст. 395 ГК или моральный вред.
Абстрактно пандемия коронавируса вполне себе тянет на непредвиденное, непредотвратимое и непреодолимое событие. Однако влияние этого события на конкретные договоры может быть очень разным. Например, то, что в результате пандемии обезлюдели кинотеатры и торговые центры, понятно любому разумному наблюдателю. Но представим себе, что некая компания, эксплуатирующая торговые центры, в преддверии пандемии
28

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
продала один из своих моллов, а вырученные от продажи деньги положила на свой счет в иностранном банке. Если ею будут просрочены платежи по кредиту российскому банку, то она не сможет сослаться на пандемию, из за которой она не должна платить неустойку. Таким образом, обсуждение пандемии сведется к обсуждению причинной связи между нарушением и пандемией.
Второй институт, который очевидно будет востребован в ближайшем будущем, это изменение обстановки (ст. 451 ГК). Обычно, рассказывая о доктрине изменения обстановки как основании для расторжения договора,
яприводил в пример Германию, проигравшую Первую мировую войну. Лучше всего то, что творилось тогда в стране, пережившей коллапс, можно прочувствовать, читая Ремарка (в первую очередь — «Черный обелиск»). В принципе, мы находимся сейчас в похожей ситуации: экономического краха (пока, во всяком случае) нет, но экономические последствия пандемии очень серьезные (хотя есть еще и экономический кризис, вызванный падением нефтяных цен, и этот фактор тоже надо учитывать). Кроме того,
ядумаю, что и ст. 401, и ст. 451 ГК имеют в виду одно и то же событие, но описывают его разные последствия для договорных отношений. Если мы согласны с тем, что пандемия коронавируса — это непреодолимая сила, то тогда нет никаких причин не считать ее основанием для расторжения договора.
Наконец, третий важный институт — это прекращение обязательств невозможностью исполнения в связи с изданием акта государственного органа (ст. 417). Да, к этой норме выдвинуто много содержательных претензий, но она есть, и суды не смогут ее проигнорировать.
Госорганы ударили по пандемии «законореей» — издали множество низкокачественных актов, содержащих в основном запреты, адресованные гражданам и бизнесу. Разумеется, именно эти запреты и должны рассматриваться как основание для прекращения договорных обязательств. Надо понимать, что в ст. 417 ГК речь идет о прекращении элементарной частички договорного отношения — конкретной обязанности стороны, которой противостоит право другой стороны договора.
На мой взгляд, самый главный пример — это акты госорганов, адресованные собственникам торговых центров, об их закрытии. Это прекратило обязательство арендодателя по обеспечению арендатору возможности пользоваться торговой секцией (конечно, здесь надо разбираться, какая была аренда — владельческая или пользовательская, и изучать иные сопутствующие обстоятельства). Но дальше надо обсуждать, какие последствия такое прекращение обязательства повлечет для стороны контракта. Я думаю, что разумнее всего дать возможность стороне договора, которая столкнулась с невозможностью контрагента исполнить договор в связи с актом государственного органа, приостановить исполнение своих обязательств, а если в разумный срок возможность исполнения не будет восстановлена, отказаться от договора (ст. 328 ГК).
29

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
АЛЕКСАНДР ЛАТЫЕВ
партнер юридической фирмы INTELLECT, доцент кафедры предпринимательского права УрГЮУ, кандидат юридических наук
МИХАИЛ ЦЕРКОВНИКОВ
доцент
Исследовательского центра частного права имени С.С. Алексеева при Президенте РФ, кандидат юридических наук
— Наверное, примечательнее всего то, что мы впервые увидим применение многих институтов договорного права, которые до сих пор были спящими. В первую очередь это, конечно, ст. 451 ГК — изменение или расторжение договоров в связи с существенным изменением обстоятельств, — которую наша судебная практика до сих пор старательно избегала. Чуть чаще применялись правила о непреодолимой силе, но тоже не сказать, чтобы они ког- да-то обретали значение одновременно для столь большого числа участников гражданского оборота.
Второй особенностью текущей ситуации может стать чрезвычайное обострение самой договорной работы, причем не на стадии заключения договоров, а в отношении уже действующих длящихся договорных отношений. При той неуклюжести попыток государства как-то вмешаться и урегулировать возникшие проблемы на первый план выходит собственная переговорная деятельность сторон: по моим наблюдениям, все пытаются договориться со всеми и можно увидеть множество типажей переговорщиков, проявляющихся в ситуации текущей неопределенности.
И, наконец, третья особенность — это как раз та самая неопределенность, поскольку суды не работают, опыта разрешения возникающих вопросов нет, принимаемые нормативные акты ничего не разъясняют, а, напротив, только запутывают участников оборота.
Все в совокупности, с одной стороны, конечно, необычайно интересно, а с другой стороны, как нельзя лучше подтверждает известную китайскую поговорку: «Не дай бог жить в эпоху перемен».
— Российское обязательственное право в последние годы сделало уверенный шаг вперед. Это заметно по недавним публикациям, по прошедшей реформе гражданского законодательства, по новейшей судебной практике. Такое развитие гипотетически должно помочь преодолеть юридические вызовы, которые бросила нам пандемия. Например, Постановление № 78 содержит ряд важных разъяснений об освобождении от ответственности за нарушение обязательства в связи с непреодолимой силой, которые могут быть применены в нынешних условиях при рассмотрении договорных споров.
Однако пандемия поставила перед цивилистами ряд новых задач, на решение которых, скорее всего, потребуется достаточно много времени. Их можно разделить на две группы.
Первая связана с пониманием привычных для нас институтов общей части обязательственного права, а также с их применением к отдельным видам договорных обязательств. Мы уже можем увидеть новые для отечественного
8Постановление Пленума ВС РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств».
30

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
права практические вопросы, касающиеся упомянутой невозможности надлежащего исполнения обязательств вследствие непреодолимой силы, прекращения обязательства в связи с невозможностью исполнения, изменения и расторжения договора по причине существенного изменения обстоятельств. Даже соотношение этих институтов и способов защиты, которые они предполагают, может вызвать затруднения.
Вторая группа проблем обусловлена принятием специально для сложившейся ситуации нового регулирования и связана с его толкованием и соотношением с классическими институтами. Здесь достаточно вспомнить Закон № 98-ФЗ9, ст. 19 которого, например, дает защиту арендаторам.
Предлагаю посмотреть на происходящее как раз на примере аренды помещения для организации ресторана, который не специализировался на работе на вынос.
Предположим, из-за понятных обстоятельств ресторан не работает. Вероятно, его владелец терпит убытки и не может вносить арендную плату.
Арендатор лишен возможности продолжать ресторанный бизнес в этом помещении по причине, которая от него не зависит. Если бы мы признали, что это так, то согласно современной практике ВС РФ, основанной как на законе, так и на юридических традиции и доктрине, можно было бы сказать, что арендатор не обязан вносить арендную плату за этот период в силу распределения рисков в аренде и гарантийного обязательства арендодателя. То есть при следовании этому подходу арендатор получил бы защиту исходя из программы арендного обязательства без обращения к названным институтам общей части обязательственного права и без принятия специального закона.
Однако специальный закон, позволяющий арендаторам в пострадавших отраслях получить отсрочку и снижение арендной платы посредством формализованного дополнительного соглашения, появился. Можно ли найти юридические аргументы в пользу такого регулирования?
С одной стороны, этого требовала распространенность подхода к аренде как к вещному праву, который сформировался в нашей стране в 1990-е гг. и игнорирует наличие полноценного гарантийного обязательства арендодателя. Сторонники этого подхода полагают, что арендодатель полностью исполнил свою обязанность, передав объект арендатору, и последний должен платить, что бы ни приключилось с вещью. Поэтому в условиях пандемии необходимо специальное регулирование — во избежание возможного пагубного эффекта такого взгляда на аренду, который противоречит и закону, и традиции, но прочно засел в головах многих юристов.
9Федеральный закон от 01.04.2020 № 98-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций».
31

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
С другой стороны, какое-то пользование объектами аренды в основной массе продолжается. Тот же ресторан может постараться перестроить бизнес и работать на вынос. В значительном количестве случаев речь будет идти о снижении объемов, но не о полной невозможности использования недвижимости. Поэтому срединный путь отсрочки и уменьшения платы на основании специального закона будет более конформным. Кроме того, эти меры, вероятно, сохранятся и после окончания пандемии, когда арендатор сможет работать в помещении в полной мере, но рынок еще будет терпеть негативные последствия. Поэтому такие меры могут оказаться более выгодными, чем освобождение арендатора от платы на время пандемии и полное требование платы за периоды, которые начнутся сразу же после ее окончания.
Апелляция к непреодолимой силе оказывается ненужной: этот институт не даст общего эффекта, поскольку для его применения необходимо каждый раз оценивать состояние дел конкретного арендатора, а специальное регулирование предоставляет общее решение: защиту, доступную всем арендаторам пострадавших отраслей.
Равным образом арендаторы смогут избежать и необходимости требовать изменения договоров на основании существенного изменения обстоятельств, что само по себе весьма неплохо. Ведь п. 4 ст. 451 ГК РФ, говорящий о такой возможности, требует не только наличия условий, необходимых для расторжения договора по этой статье, но и того, чтобы расторжение противоречило общественным интересам либо влекло для сторон ущерб, значительно превышающий затраты, необходимые для исполнения договора на измененных судом условиях.
Кроме того, формально (по крайней мере, по общему правилу) изменение договора по ст. 451 произойдет лишь на будущее время, а специальное регулирование исходит из применения мер защиты арендаторов сразу после введения режима повышенной готовности (это, по сути, и значит, что арендатор не отвечает за просрочку и не вносит в части арендную плату, поскольку не может пользоваться вещью по причине, которая от него не зависит).
Даже этот единственный пример с арендой помещения для ресторана демонстрирует проблемы в концептуальном понимании целого договорного типа (договора аренды), неработоспособность ст. 451 ГК РФ, которая, несмотря на реформу части первой ГК, не была изменена. Помимо того, он дает почву для некоторых корректив, которые следует внести в понимание освобождения от ответственности в связи с непреодолимой силой. Например, в ряде случаев непреодолимая сила должна предполагаться в связи с ее очевидностью и должник не обязан уведомлять кредитора о таких обстоятельствах, если их существование нельзя не заметить. Такая проработка общих институтов позволила бы избегать принятия специальных законов в дальнейшем.
В целом мы, вероятно, увидим много интересных решений правовых проблем, вызванных пандемией. Будем надеяться, что они будут верными.
32

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
АЛЕКСАНДР
ЯГЕЛЬНИЦКИЙ
доцент кафедры гражданского права МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук
— Начать следует с того, что на первом этапе основное влияние на договорные отношения окажет не сама по себе болезнь, а те меры, которые органы власти принимают в связи с ее распространением. Ситуация неизбежно, с теми или иными потерями для общества, успокоится, и настанет время для анализа конституционности и законности всего нормативного материала, который сейчас наскоро мастерится и на федеральном, и на региональном уровнях, а иногда и местным самоуправлением. Сложно загадывать, насколько снисходительны будут суды к актам квазичрезвычайного нормотворчества, но нельзя исключать, что некоторые положения нормативных актов и действия государственных органов, несмотря даже на понятную спешку, окажутся незаконными, и тогда возникшие в договорных отношениях сторон убытки могут оказаться лежащими не на сторонах договора, а на государстве. И только на втором этапе, видимо, в фокусе будут результаты негативного влияния болезни и предпринятых в связи с ней мер на экономику.
Что касается собственно договорных отношений, то ключевые моменты, которые здесь можно условно выделить и которые будут интересовать участников, — это ответственность за нарушение обязательств и судьба длительных договорных связей. Думаю, в части ответственности за нарушение договорных обязательств действующее право, включая Постановление № 7, предоставляет суду вполне достаточный инструментарий для освобождения от ответственности должников, которые не исполнят свои обязательства из за вируса. Можно полагать, что в практике каждый случай будет анализироваться исходя из того, насколько вирус или экстренное околокарантинное регулирование создали препятствия для исполнения каждого из обязательств.
После этого возникнет вопрос об адаптации или прекращении относительно длительных договорных связей. Технически у него есть два варианта решения: или подлинно чрезвычайное законодательство, или применение общих норм. В российском праве общая норма вроде бы есть — ст. 451 ГК, поэтому на первый взгляд нет причин ожидать чрезвычайного законодательства. Вместе с тем препятствиями для адекватного применения ст. 451 ГК могут быть, во-первых, сформулированные в ГК экстремально жесткие условия применения, во-вторых, по умолчанию перспективный эффект изменения или расторжения договора, в-третьих, приоритет расторжения договора перед его изменением. Со второй и третьей проблемой можно работать инструментами толкования. То же можно было бы сказать и о первой проблеме, о жестких условиях применения ст. 451 ГК, если бы по ней не был накоплен массив негативной практики, за исключением единичных судебных актов. Почему эта практика негативная, вроде бы понятно: парадигма существенного изменения обстоятельств — война, а войны (во всяком случае, в классическом смысле) в период действия ГК не было. И сейчас, наверное, вопрос будет в том, что перевесит: массив негативной практики, который, безусловно, оказывает давление на судей, или сходство имеющейся ситуации с войной. Принятие Закона о рассрочке арендной платы и соответствующего Постановления Правительства10, видимо, сигнализирует об опасениях в работоспо-
10См.: Закон № 98-ФЗ, Постановление Правительства РФ от 03.04.2020 № 439 «Об установлении требований к условиям и срокам отсрочки уплаты арендной
33

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
ЮРИЙ ХАЛИМОВСКИЙ
директор Deloitte Legal
собности ст. 451 ГК, и не исключено, что, с одной стороны, задает тенденцию чрезвычайного регулирования, а с другой стороны, может быть воспринято судами как включение в сферу предпринимательского риска обстоятельств, которые окажутся за бортом возможного пласта чрезвычайного гражданского законодательства. В любом случае есть основания ожидать, что по ст. 451 ГК сформируется новая интересная практика.
— Эпидемия COVID-19 и принимаемые в связи с ней акты органов власти могут иметь юридическое значение для договорных отношений. Форма воздействия и существенность последствий для конкретных ситуаций будут различаться.
В каждом случае необходимо учитывать причинную связь между фактором и последствиями для обязательств, длительность влияющих факторов (например, введение ограничений на свободное перемещение по городу), их сочетание, длительность самих договорных отношений, природу возникающих обязательств (например, проведение международной конференции или оплата денежного долга), условия конкретного договора, возможность альтернативного исполнения, принятые сторонами меры по уменьшению своих потерь и т.п.
Первая группа последствий эпидемии связана со специальными мерами поддержки отдельных категорий контрагентов. Это обязательная отсрочка платежей по аренде для предприятий пострадавших отраслей, кредитные каникулы для пострадавших граждан и т.д.
Вторая группа — ограничения в режиме работы органов власти, которые сказываются на возможности осуществления определенных процедур. Например, это отсутствие доступа в суды и рассмотрение ими только крайне ограниченного перечня дел.
Третья группа — институты гражданского права, рассчитанные на экстраординарные ситуации: обстоятельства непреодолимой силы, невозможность исполнения и существенное изменение обстоятельств.
Юридическая невозможность исполнения обязательств наступает вследствие принятия административных актов, ограничивающих определенную деятельность (к примеру, закрытие предприятий общественного питания, ограничение авиасообщения и т.п.). В результате действия этого института обязательства прекращаются. Стоит обратить внимание на то, что могут прекратиться не все обязательства, а лишь их часть. Отпадение юридической невозможности исполнения может повлечь за собой восстановление обязательств, что может иметь непредсказуемые последствия. Целесообразно урегулировать отношения сторон по данному вопросу соглашением.
платы по договорам аренды недвижимого имущества» (далее — Постановление № 439).
34

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
СТЕПАН ЗАЙЦЕВ
директор по правовым вопросам
ООО «Сименс», член Объединения
корпоративных юристов, кандидат юридических наук
Фактическая невозможность исполнения также прекращает обязательство, но не связана с административными актами. Она должна быть объективна и предполагает необратимые изменения, препятствующие исполнению обязательств. При эпидемии фактическая невозможность может возникнуть прежде всего применительно к обязательствам, непосредственно связанным с личностью должника, когда смерть, госпитализация или карантин не дают ему возможности совершить необходимые действия (особенно если срок существенен для обязательства).
Если исполнение объективно еще возможно, но становится крайне обременительным для должника в связи с тем, что он в значительной степени лишается того, на что мог рассчитывать при заключении договора, можно вести речь о существенном изменении обстоятельств. Такие изменения дают право потребовать соответствующего изменения договора для установления нового баланса интересов или его расторжения. Например, это снижение арендной платы в соответствии с рекомендациями ч. 3 ст. 19 Закона № 98-ФЗ и Постановлением № 439.
Обстоятельства непреодолимой силы освобождают от ответственности за нарушение обязательства. Конечное слово в установлении таких обстоятельств принадлежит суду. Ни один государственный или местный орган не наделен полномочиями устанавливать то или иное обстоятельство в качестве обстоятельства непреодолимой силы.
— Пандемия COVID-19 пришла в нашу страну в сопровождении целого цунами нормативных правовых (а иногда и не совсем правовых) актов. Испокон веков бывший сакральным постулат pacta sunt servanda («договоры должны соблюдаться») всерьез испытывается на прочность: провозглашенный рядом должностных лиц и государственных органов «форс-мажор для всех», введенный мораторий на банкротство и взыскание долгов, фактическое приостановление отправления правосудия, кредитные каникулы, вмешательство государства в арендные отношения — все это примеры того, как в кризисных условиях снижается значение принципа незыблемости договорных условий.
Нет сомнений в том, что пандемия пройдет. И тогда вал кризисного нормотворчества отступит, унеся бóльшую часть принятых в спешке чрезвычайных актов с собой, в глубины истории. Но хотелось бы надеяться на то, что положительные правовые последствия кризиса все же сохранятся.
Так, пандемия COVID-19, спровоцировав продолжительное закрытие офисов и работу миллионов работников в удаленном режиме, стала мощнейшим стимулом цифровизации компаний и бизнес-процессов. Потребность в продолжении операционной деятельности вынудила большинство компаний временно смириться с невозможностью полноценного выполнения ряда требований законодательства в части бумажного документирования своей работы. Обмен по электронной почте сканами договора и первичных бухгалтерских документов, подача работником электронного заявления на отпуск, дистан-
35

ЖУРНАЛ «ЗАКОН» № 4 АПРЕЛЬ 2020
МАКСИМ СТЕПАНЧУК
партнер Коллегии адвокатов «Делькредере»
ционный прием на работу — такова новая вынужденная реальность, которую невозможно будет игнорировать после отступления пандемии и возврата к привычной жизни. Возможность электронного документооборота и ранее признавалась государством при условии использования квалифицированных электронных цифровых подписей, однако организационная и техническая сложность процессов не способствовали повсеместному распространению соответствующих технических решений. Судебная практика же традиционно скептически относилась к «примитивным» электронным доказательствам, возникшим без использования ЭЦП (переписка по электронной почте, сканы документов и т.п.).
Представляется, что после того, как с окончанием пандемии до судов докатится волна споров из отношений периода карантина, у судей уже не будет морального права применять традиционный для них подход и скептически относиться к электронным доказательствам. Ввиду продолжительной невозможности надлежащего бумажного документирования большинства фактов, связанных с деятельностью компаний, правоприменителям придется снизить привычные стандарты доказывания бумажными доказательствами.
Есть все шансы надеяться на то, что со временем такой либеральный подход к электронным доказательствам закрепится и станет для судов новой нормой, в том числе и в отношении споров из отношений, возникших уже после выхода из режима карантина и изоляции. Это могло бы стать полезным последствием пандемии.
— Коронавирус — новая реальность, которая существенно изменит договорные отношения и в России, и в мире. Наложение сразу нескольких кризисов друг на друга приведет к массовому неисполнению обязательств. Последствиями этого станут суды и банкротства. Как действовать в такой ситуации предпринимателям?
Этот вопрос мы обсуждали с Юлией Попелышевой (директором юридического департамента «Яндекса») и Юлией Бондаренко (директором по правовым вопросам в области науки и инноваций «Филип Моррис Продактс») в рамках сессии ОКЮР на «ПМЮФ 9 ½: Законы коронавируса» и пришли к выводу, что лучше всего искать приемлемый для обеих сторон выход из сложной ситуации и достигать договоренностей уже сейчас.
Следует исходить из того, что любой участник правоотношений должен пытаться исполнять свои обязательства и трезво оценивать риск неисполнения. Несмотря на тяжесть ситуации, не существует механизма автоматического освобождения от ответственности за неисполнение обязательств или от их полного исполнения.
Пока неочевидно, как институт форс-мажора будет применяться на практике и позволит ли он снять с себя ответственность. Для его применения необходимо будет доказать, что именно пандемия сделала невозможным исполнение
36

THE EVENT. |
СОБЫТИЕ. |
|
COMMENTS OF THE EXPERTS |
КОММЕНТАРИИ ЭКСПЕРТОВ |
|
обязательства. Еще сложнее применить форс-мажор к исполнению денежных обязательств.
Освобождение стороны от исполнения обязательства может быть реализовано через институт расторжения и изменения договора в связи с существенным изменением обстоятельств в порядке ст. 451 ГК РФ. Однако нужно понимать, что если другая сторона не пойдет на уступки, то применение этой статьи будет возможным только через суд.
Суды сейчас закрыты, но с их открытием количество дел может значительно возрасти. К сожалению, очевидно, что при всей необходимости договариваться эти договоренности не всегда будут достигнуты, а многие компании по объективным причинам окажутся на грани банкротства.
В целом с учетом рисков банкротства от компаний и их руководителей требуется максимальная осмотрительность при ведении бизнеса. Хотя целые сектора экономики получили право на банкротный мораторий, запрещающий кредиторам обращаться в суд с заявлением о банкротстве, это не означает вседозволенности. Тенденция последних лет на привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности не изменится. Поэтому если компания после моратория все же окажется в банкротстве, то действия ее руководства будут пристально изучаться. И если в них будут заметны признаки недобросовестности и злоупотребления правом на мораторий, то это повысит риск привлечения к субсидиарной ответственности.
Таким образом, в условиях пандемии еще более востребованными становятся такие качества ведения договорной работы, как тщательное планирование и умение искать компромиссы даже в тяжелых ситуациях.
37