Condicio iuris

Артур Евгеньевич Швайка

магистр юриспруденции (РШЧП), аспирант Российской академии народного хозяйства

и государственной службы при Президенте РФ

Обоснование субъективного подхода

и допустимости внешних доказательств при толковании завещаний

В работе отмечается неоднозначность понятия «толкование завещания» и обосновывается возможность «восполнения» завещания в его рам-

ках. После анализа особенностей завещания доказывается ключевой для всей работы вывод — необходимость превалирования субъективного подхода при толковании завещаний. При применении субъективного подхода интерпретатор не ограничивается буквальным значением слов, а стремится отыскать в тексте тот смысл, который в него закладывал кон - кретный завещатель, прочитав завещание глазами последнегоВ. связи с необходимостью применять изложенный подход автор раскрывает возможность использования интерпретатором, как минимум, внешних непрямых доказательств, таких как доказательства взаимоотношения с семьей и иными близкими людьми, места проживания, финансового состояния, рода деятельности и др.

Ключевые слова: наследственное право, завещание, толкование, восполнение, внешние доказательства

45

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Artur Shvayka

Master of Law (Russian School of Private Law), PhD Student of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration

Justification of Subjective Approach and Admissibility of Extrinsic Evidence in Interpreting Wills

The article notes ambiguity of the concept of ‘interpretation of will’ and argues that this concept includes also ‘construction’ of will. After analysing features of a will, the author concludes that subjective approach to the interpretation of a will should prevail. When applying subjective approach, the interpreter does not limit himself to the literal meaning of words but seeks to find in

the text the meaning that the testator intended, as if reading the will through the eyes of the testator.

In connection with the need to apply the foregoing approach, the author considers whether and to what extent it is possible to use extrinsic indirect evidence when interpreting wills, such as, at least, evidence of relationship with family and other closely connected people, place of residence, financial condition, profession, etc.

Keywords: succession law, will, interpretation, construction, extrinsic evidence

Введение

Каким бы внимательным и аккуратным ни был завещатель, выражая свои намерения на бумаге, любое завещание подлежит толкованию. Только после этого этапа можно приступать к распределению наследства в соответствии с выявленным намерением. Здесь важно не ошибиться, поскольку широкая дискреция интерпретатора в толковании может повлечь замену воли наследодателя волей интерпретатора. И наоборот, его недостаточное усердие в поиске предполагаемой воли наследодателя может привести к тому, что права на имущество из наследственной массы безвозмездно получат те, кого совершенно не имел в виду наследодатель и, возможно, был даже против получения ими части наследства.

Толкование волеизъявлений не часто попадает в поле зрения исследователей. Обратившись к литературе по толкованию односторонних волеизъявлений, а тем более завещаний, трудно найти сколько-нибудь подробное освещение вопроса. Возможно, это можно объяснить общей недостаточностью интереса отечественной юриспруденции послереволюционного периода к наследственному праву —­пере- давать по наследству попросту было нечего.

В зарубежной литературе толкованию завещания в широком смысле (включая его восполнение и исправление в нем ошибок) отводятся главы учебников по наследственному праву. Отечественная литература ограничивается, как правило, лишь указанием на схожесть с толкованием договора и единичными незатейливыми примерами применения правил о толковании. Такое положение дел не может быть приемлемым в свете предстоящего усложнения планирования передачи имущества после смерти.

46

Condicio iuris

Положения о толковании завещаний были впервые закреплены в ныне действующей третьей части ГК РФ и, как полагают многие комментаторы, являются отражением ст. 431 ГК РФ, посвященной толкованию договоров. Они же, основываясь на неполной зеркальности положений о толковании договора и толковании завещания, отмечают, что при толковании последнего недопустим учет иных, кроме его текста, доказательств. Недопустимость внешних доказательств является следствием стойкого убеждения в том, что к завещаниям безальтернативно применяется метод буквального толкования.

Статья предлагает критически взглянуть на упомянутые подходы и открывает дискуссию относительно возможных путей развития института толкования завещаний, основываясь в первую очередь на действующем тексте Гражданского кодекса.

В первой части работы изложен общий взгляд на толкование завещания и проведено его соотношение с восполнением и исправлением. Также приведены особенности завещания, непосредственно влияющие на применимые к нему методы толкования. В основной части кратко описываются общие методы толкования волеизъявлений и подвергается критике существующий подход, отдающий приоритет буквальному толкованию завещаний. Одновременно раскрывается практическая реализация субъективного подхода при толковании завещаний на основе действующих норм ГК РФ. Поскольку идея прочтения завещания глазами наследодателя (проявление субъективного подхода) невозможна без допустимости внешних доказательств, то в третьей части работы закономерно ставится под сомнение устоявшаяся в литературе идея запрета использования внешних доказательств при толковании завещаний и предлагается оптимальная модель пределов использования таких доказательств в целях толкования.

1. Общие положения толкования завещания

1.1. Постановка вопроса о месте «восполнения» завещания

Исследование объема понятия «толкование завещаний» в российском праве составляет отнюдь не теоретический интерес. Здесь нас в первую очередь интересует вопрос о том, возможно ли в рамках толкования завещаний по российскому праву также его восполнение (construction of wills1) в случае пробела или недосказанности и исправление ошибок (rectification, reformation). Положительный ответ на него открывает широкие возможности для суда выносить более смелые решения, исходя из принципа действительности завещания (favor testamenti) и достраивая волю завещателя в целях принятия решения, наиболее соответствующего его предполагаемой воле.

1Термины construction и interpretation в настоящий момент рассматриваются в англоязычной литературе как синонимы и, скорее, должны оба переводиться как «толкование» (см.: Parry D.H., Kerridge R. The Law of Succession. 12th ed. London, 2009. P. 239) в том числе потому, что интерпретатору доступны как собственно толкование завещания, так и его восполнение. Ранее между ними проводилось различие, о чем будет сказано далее. Однако поскольку вопрос о возможности российского интерпретатора восполнять завещание неочевидный, то для понимания проблемы термин construction следует трактовать как «восполнение».

47

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Вопрос о месте восполнения рассматривается также в литературе, посвященной толкованию договоров. Рядом с толкованием стоит (или даже является его частью) описание способов заполнения пробелов в договоре (gap filing), являющихся, по сути, аналогом восполнения завещания. Отличие толкования в узком смысле от заполнения пробелов заключается в том, что при толковании мы излечиваем неточности, ошибки, противоречия положений договора, регулирующих возникшую ситуацию, путем исследования текста и иных допустимых в целях толкования доказательств. В свою очередь, необходимость заполнить пробел возникает тогда, когда применимых положений в волеизъявлении сторон не находится. Интерпретатору для выхода из сложившейся ситуации необходимо самостоятельно достроить вероятную волю сторон применительно к конкретным обстоятельствам новыми положениями, тем самым заполнив пробел.

Входит ли в толкование договора возможность заполнения пробелов? Как полагает К.А. Байрамкулов, толкование и восполнение договора соотносятся как общее и частное, поскольку «при восполнении договора активно используются техники толкования и для установления наличия пробела в договоре, и для последующего его восполнения посредством обращения к предполагаемому волеизъявлению сторон»2. Кроме того, в Германии для заполнения пробелов в договоре используется понятие «восполнительное толкование» (ergänzende Vertragsauslegung)3, что намекает на связь восполнения и собственно толкования (или толкования в узком смысле). В качестве доводов их сходства также указывается на трудноуловимую разницу между толкованием и восполнением, поскольку и то и другое направлено на устранение любых неясностей, противоречий и пробелов4.

В российской литературе отмечается различие этих явлений5. Но поскольку вопрос о восполнении договора поднят именно в комментарии к статье о толковании, связь явлений очевидна. Представляется, что применительно к договорам вопрос о соотношении восполнения и толкования не принципиален. Главное, чтобы восполнение договора допускалось судом в определенных случаях. На будущее отметим, что восполнение договора допускается6 в российском праве и осуществляется с помощью механизмов применения диспозитивных норм закона, аналогии закона или аналогии права.

Применительно к завещаниям проблема видится более острой. В отсутствие признания восполнения завещания частью его толкования интерпретатору будет

2Байрамкулов А.К. Восполнительное толкование договора на примере мирового соглашения // Закон. 2013. № 2. С. 94–100. Подробнее о восполнительном толковании договора см.: Он же. Основы учения о восполнительном толковании гражданско-правового договора // Вестник гражданского права. 2014. № 2. С. 7–43.

3См.: Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. М., 2016. С. 160; Kornet N. Contract Interpretation and Gap Filling: Comparative and Theoretical Perspectives. Antwerpen — Oxford, 2006. P. 131.

4См.: Фетисова Е.М. Толкование договора: дис. ... магистра юриспруденции. М., 2013. С. 65.

5См.: Договорное и обязательственное право (общая часть) постатейный комментарий к статьям 307– 453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2017. С. 941 (автор комментария к ст. 431 — А.Г. Карапетов).

6Там же. С. 941–943.

48

Condicio iuris

сложнее найти аргументы для обоснования возможности достроить завещание

вцелях исполнения предполагаемой воли завещателя. В частности, такая необходимость может возникнуть в случае изменения обстоятельств в период между составлением завещания и открытием наследства (например, если завещана доля

вобществе с ограниченной ответственностью, но на момент открытия наследства это общество уже было преобразовано в акционерное и даже осуществило дробление акций).

Если нам удастся доказать, что в понятие толкование завещания по российскому праву входит и восполнение, то такой шаг позволит суду принимать довольно смелые решения относительно реализации последней воли умершего. На наш взгляд, это возможно и сегодня со ссылкой на закрепленное за судом в абз. 2 ст. 1132 ГК РФ полномочие толковать завещание с целью наиболее полного осуществления пред-

полагаемой воли завещателя.

1.2. Доводы в пользу допустимости восполнения в рамках толкования завещания

1.2.1. Сложность в разграничении понятий

Толкование завещания подразумевает процесс определения действительного намерения завещателя исходя из текста завещания и допустимых внешних доказательств7.

Восполнение же является попыткой добавить смысл положениям завещания, если его действительное намерение не может быть полностью установлено, т.е. тогда, когда попытки суда истолковать завещание терпят неудачу8. При таком понимании следует вывод, что фактически оба явления выступают последовательными частями одного процесса, направленного на выявление воли наследодателя. Если при толковании мы ищем волю наследодателя в использованных им словах и выражениях, а также во внешних обстоятельствах, то при восполнении мы применяем предусмотренные правила или презумпции относительно предполагаемого намерения завещателя9.

В отсутствие трудноуловимых различий между явлениями10 они часто используются как синонимы и рассматриваются в англоязычной литературе, как правило, в одной главе или параграфе учебников, посвященных наследственному праву.

7См.: Beyer G.W. Wills, trusts, and estates. 6th ed. New York, 2015. P. 173.

8См.: Atkinson Th.E. Handbook of the Law of Wills and Other Principles of Succession including Intestacy and Administration of Decedents’ Estates. Eagan, 1953. P. 810.

9См.: MacKenzie J, Feeney’s Canadian Law of Wills, 4th ed. Toronto, 2000. Р. 10-7 (цит. по: Stephens D.L., Stephens K. Recognizing issues of interpretation and construction, rectification, and variation. URL: http://www. welpartners.com/resources/WEL-DLS-Interpretation-Paper.pdf).

10См.: Vukotić M. Influence of objective elements of the interpretation of will // Pravni vjesnik. 2017. Vol. 33. No. 1. P. 17.

49

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Возможно, их строгое разделение не имеет особого значения в зарубежной литературе по причине очевидной допустимости использования обоих методов для поиска намерения завещателя.

Ранее американские судьи действительно разделяли толкование и восполнение завещания11. Однако в Третьем своде законов США, посвященном собственности, составители отказались от деления и используют только термин construction, в том числе как синоним interpretation12. Этому же последовали разработчики Единообразного наследственного кодекса США (Uniform Probate Code 1969; далее — ЕНК), где также используется единый термин construction. Как указывают разработчики Третьего свода законов США, толкование и восполнение не являются отдельными последовательными стадиями одного процесса, а представляют собой простые составные части единого процесса13. Суд отыскивает действительное намерение завещателя (толкование) и предполагаемое намерение (восполнение) одновременно.

Однако существуют иные мнения, обосновывающие необходимость возврата разделения указанных явлений именно как последовательных процессов14, поскольку слияние обоих методов, как правило, наделяет суды чрезмерной дискрецией, побуждая отрицать принцип поиска действительного намерения наследодателя как первоочередной цели толкования.

Применительно к российскому праву сложность применения метода восполнения завещания обусловлена в первую очередь отсутствием в законе каких-либо презумпций или правил относительно толкования предполагаемой воли наследодателя.

Как подсказывает нынешняя практика, люди не склонны часто посещать нотариуса и переписывать завещание при каждом событии, наступившем после его совершения и способном повлиять на его исполнение. Это наблюдалось еще при подготовке Гражданского уложения Российской империи применительно к конструированию подсказок15 законодателя в наиболее типичных ситуациях: «Наследодатель обыкновенно не спешит с изменением завещания и часто умирает, не успев сделать соответствующих заявлений»16.

11См.: Kruse C.B., Jr. Reformation of Wills: The Implication of Restatement (Third) of Property (Donative Transfers) on Flawed but Unambiguous Testaments // ACTEC Notes. 2000. Vol. 25. P. 305.

12Ibid.

13См.: The Restatement (Third) of Property: Wills and Other Donative Transfers § 11.3 cmt. c (2003) (цит. по: Storrow R.F. Judicial discretion and the disappearing distinction between will interpretation and construction // Case western reserve law review. 2005. Vol. 56:1. P. 83).

14См.: Storrow R.F. Op. cit. P. 84.

15Понимание того, что многие положения законодательства относительно распределения наследства являются лишь подсказкой, т.е. толкованием предполагаемой воли наследодателя «по умолчанию», позволяет в определенных ситуациях найти противоположное подсказкам намерение завещателя в самом тексте завещания или допустимых внешних доказательствах, тем самым проигнорировав эту подсказку. Иными словами, правила закона, в которых содержится предполагаемая воля наследодателя, всегда являются диспозитивными. В ЕНК перед правилами толкования завещания специально указывается, что они применяются в отсутствие иного намерения завещателя (ст. 2-601).

16См.: Гражданское уложение: Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения с объяснениями. СПб., 1903. С. 239.

50

Condicio iuris

Так, в настоящий момент в судах часто встречается следующая ситуация. Наследодатель на момент составления завещания обладает 1/2 доли в праве собственности на квартиру и указывает в завещании на передачу «доли в квартире» наследнику без указания ее конкретного размера. В период с момента составления завещания и до смерти наследодателя обстоятельства складываются так, что он становится единственным собственником квартиры, т.е. на момент смерти обладает всей квартирой.

Возникает вопрос: какую часть квартиры приобретет по завещанию наследник? С одной стороны, при составлении завещания наследодатель мог иметь в виду только 1/2 доли в праве собственности на квартиру, именно поэтому он и указал «доля в квартире» (доводы о том, что у него была возможность переписать завещание после получения всей квартиры в собственность, будут рассмотрены позднее). С другой стороны, вероятнее всего, он хотел передать наследнику все права, которые у него есть на эту квартиру. Это подтверждается отсутствием разделения доли между несколькими наследниками. Более того, скорее всего, слова «доля в квартире» были всего лишь описанием объекта, которое содержится в выписке из ЕГРН (или свидетельстве о праве собственности) и было переписано в завещание дословно оттуда же. К тому же здесь нужно выяснить, имеется ли «остаточная оговорка»17 в завещании, поскольку одним из принципов толкования завещаний является приоритет наследования по завещанию над наследованием по закону. Его обоснование состоит в том, что само по себе составление завещания в надлежащей форме уже подтверждает желание наследодателя избежать наследования по закону.

Разрешение дела в пользу получения наследником только 1/2 доли в праве собственности на квартиру в отсутствие остаточной оговорки влечет распределение другой 1/2 доли между наследниками по закону, которых может быть немалое количество, что с большой вероятностью может вызвать дальнейшие конфликты.

Однако возможно восполнение завещания словом «всей» («всей доли в квартире»)18 или, как это сделал российский суд, вычеркивание слова «доля»19 из завещания.

Более того, по нашему мнению, суды чувствуют справедливость такого решения, понимая наследодателя, который даже и не догадывался о переписывании завеща-

17Положение завещания, согласно которому всё неупомянутое в завещании имущество переходит указанным в завещании наследникам.

18Что фактически сделал российский суд, истолковав слово «доля» в отсутствие указания ее размера как «вся доля», см.: апелляционное определение Нижегородского областного суда от 08.08.2017 по делу № 33-9119/2017 (здесь и далее, если специально не указано иное, нормативные правовые акты, материалы судебной практики приводятся по СПС «КонсультантПлюс»).

19Такое решение было принято судом первой инстанции на основе нормы о толковании завещания, а также потому что суд не вправе произвольно толковать долю в сторону ее ограничения и понимания как 1/2 части. С таким обоснованием суд вычеркнул в целом слово «доля» из завещания. Однако по процессуальным основаниям решение суда первой инстанции было отменено, см.: апелляционное определение ВС Республики Татарстан от 09.04.2015 по делу № 33-5130/2015.

51

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

ния20. Так, в нескольких делах суды первой инстанции присуждали квартиру целиком в пользу наследника по завещанию даже в тех случаях, когда наследодатель указал: «Передаю 1/2 доли в квартире». И вот здесь стоит только удивиться смелости судов, которые действительно искали предполагаемую волю наследодателя, в то время как буквальное толкование однозначно приводит к наследованию лишь 1/2 доли. Как следствие, в нарушение правила о буквальном толковании такие решения судов первой инстанции были отменены вышестоящими судами21.

Представим другую ситуацию. На момент составления завещания наследодатель обладал правами участия в долевом строительстве. Он составил завещание в отношении будущей квартиры, характеристики которой были указаны в договоре долевого участия. Однако застройщик задержал строительство, и к моменту смерти наследодателя дом еще не был построен22. При буквальном толковании наследник не получит ничего, поскольку объекта, указанного в завещании, не существует. Если согласиться с тем, что наследник по завещанию получит права из договора долевого участия в строительстве, то такой вывод основан на собственно толковании или мы восполнили завещание на случай, прямо в нем не предусмотренный?

Пограничных ситуаций множество, а строгое разделение толкования и восполнения, на наш взгляд, скорее, мешает исполнить наиболее вероятные намерения завещателя.

1.2.2. Сходство с толкованием договора

Для заполнения пробела в договоре существуют такие механизмы, как заведенная между сторонами практика, применение диспозитивных правил закона, применение аналогии закона и, пожалуй, возможна ссылка на аналогию права с целью вывести справедливое условие договора для регулирования конкретной ситуации. Кроме того, стороны могут исправить обнаруженные после заключения договора пробелы путем внесения в него изменений.

Ситуация с завещанием сложнее. Очевидно, что единственным «диспозитивным» правилом закона будет констатация судом отсутствия (неисполнимости) завещания, что повлечет распределение имущества в порядке наследования по закону. Аналогия закона, как и аналогия права, по всей видимости, неприменимы, поскольку они нарушат принцип свободы завещания, подменив волю завещателя абстрактными

20А в каких-то случаях даже не имел возможности и времени переписать завещание. Так произошло в одном из дел, где лицо в результате принятия наследства после смерти близкого человека оказалось единственным собственником квартиры и ушло из жизни всего лишь через 7 дней после оформления прав на недвижимость (см.: апелляционное определение Московского городского суда от 22.12.2015 по делу № 33-48697/2015). Полагаем, что в такой ситуации трудно ставить в упрек завещателю его неизменение завещания и использовать этот аргумент для подтверждения неизменности и устойчивости его намерения распорядиться лишь частью квартиры.

21См.: апелляционное определение Самарского областного суда от 25.04.2013 по делу № 33-3862/2013; кассационное определение Смоленского областного суда от 27.09.2011 по делу № 33-3101.

22По мотивам обстоятельств дела, рассмотренного в апелляционном определении Тульского областного суда от 31.10.2013 по делу № 33-2573. Суд распределил права из договора участия в долевом строительстве между наследниками по завещанию.

52

Condicio iuris

положениями закона. Руководствуясь приоритетом наследования по завещанию, остается единственный вариант — достраивать завещание в соответствии с предполагаемой и наиболее вероятной волей наследодателя. Иными словами, так, как он скорее всего бы написал, будь в живых и зная о сложившейся ситуации.

При сравнении ст. 431 и ст. 1132 ГК РФ заметно их очевидное сходство, с тем лишь отличием, что во втором случае законодатель умолчал о возможных источниках поиска предполагаемой воли завещателя. В комментариях к части третьей ГК РФ указывается на связь этих статей23. Связь толкования завещаний и толкования договоров подчеркивается в одном из известных английских дел, в котором супруги вследствие ошибки юриста подписали не свои завещания, а каждый завещание другого супруга. Судья указывает, что применительно к толкованию завещания должны использоваться аналогичные толкованию договора подходы.

Вобоих случаях основной целью является поиск намерения сторон документа путем толкования слов, использованных в их документах, а также с учетом фактического и коммерческого контекста24. Любопытно, что российская судебная практика уже знает примеры применения правил толкования договора при толковании завещания25.

Вто же время в отечественной дореволюционной литературе, наоборот, отрицалась связь между толкованием договоров и толкованием завещаний, поскольку в договорах выражена воля двух лиц26. На этом основании не допускались приемы толкования, применимые к договорам. Там же отмечалось, и это гораздо важнее, что «при толковании завещания суд должен по мере возможности открыть истинную волю завещателя (курсив наш. — А.Ш.), тогда как при толковании договоров воля каждой договорившейся стороны должна быть принята во внимание лишь настолько, насколько она могла и должна быть известна другой стороною»27. Другими словами, уже тогда прослеживался приоритет субъективного подхода при толковании завещаний.

Сходство правового регулирования позволяет выдвинуть второй довод в пользу возможности суда восполнять завещание. Поскольку суду позволено восполнять договор, в том числе основываясь на ст. 431 ГК РФ, то и в рамках схожей с ней ст. 1132 ГК РФ нет оснований запрещать подобный механизм.

23См., напр.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (учебно-практический) / под ред. С.А. Степанова. М. — Екатеринбург, 2009. С. 1012; Наследственное право. Комментарий законодательства и практика его применения. 6-е изд., перераб. и доп. / под ред. Т.И. Зайцевой, П.В. Крашенинникова. М., 2009. С. 52; Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. М., 2002 (автор комментария к ст. 1132 — К.Б. Ярошенко).

24Marley v. Rawlings and another [2014] UKSC 2.

25См.: определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 17.06.2020 № 88-16815/2020 (суд использовал правило, согласно которому толкование не должно приводить к такому пониманию, которое стороны с очевидностью не могли иметь в виду).

26См.: Муромцев С.А. О толковании духовных завещаний // Суд. 1892. № 7. С. 8. (цит. по: Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов / сост. И.М. Тютрюмов. Кн. 4. М., 2004. С. 68–69).

27См.: Муромцев С.А. Указ. соч.

53

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

1.2.3. Отсутствие субститутов завещания

Приведем еще один довод в пользу как можно более широкого понимания толкования завещания по российскому праву и, как результат, предоставления судам большей свободы в поиске предполагаемой воли наследодателя.

Как известно, в мире давно известны субституты завещания, т.е. механизмы, позволяющие передать имущество на случай смерти в обход традиционного наследования. В общем виде выделяют отменяемый прижизненный траст, страхование жизни, различные типы платежей на случай смерти с банковских счетов, переход на случай смерти счетов ценных бумаг и пенсионных накоплений28. Их можно еще представить как распоряжение имуществом после смерти, но без участия государства. Появление и развитие субститутов завещания обосновывают конкуренцией частноправовых механизмов с государственными, сравнивая расширение использования частных механизмов распоряжений на случай смерти с примерами развития негосударственного разрешения споров в арбитраже или даже с выбором, в какую школу направить ребенка: в государственную или частную29.

В отсутствие гибкости позиций судов в отношении толкования завещания мы еще больше снизим привлекательность государственной системы распоряжений на случай смерти. Если такая позиция и приемлема, то необходимо разрешить субституты наследования и прилагать усилия по их развитию, что, однако, маловероятно в ближайшее время, несмотря на введение новых для российского права положений о наследственном договоре и наследственных фондах. Для российского права традиционным остается подход, «что никакие иные институты гражданского права не могут быть использованы для оформления правопреемства в имуществе умершего»30.

Иными словами, в отсутствие допускаемых законом субститутов завещания еще более странно сковывать развитие привычного для нас наследования по завещанию в части положений о его толковании и восполнении.

Представляется, что нас еще ждет развитие негосударственных механизмов распоряжений на случай смерти. Как заключает проф. Дж. Лэнгбейн, приводя в доказательство статистику размеров активов, передаваемых через негосударственные механизмы, субституты наследования — это данность, от которой нет пути назад к централизованной государственной системе наследования31. Но и не нужно нивелировать ее значение, эти две системы должны сосуществовать одновременно.

28См.: Langbein J.H. Major Reforms of the Property Restatement and the Uniform Probate Code: Reformation, Harmless Error, and Nonprobate Transfers // ACTEC L.J. 2012. Vol. 38. P. 10.

29Ibid. P. 14–15.

30Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный). 3-е изд., испр. и доп. / под ред. Н.И. Марышевой, К.Б. Ярошенко. М., 2010 (автор комментария — Б.А. Булаевский) (цит. по: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. Е.Ю. Петрова. М., 2018. С. 48 (автор комментария к ст. 1110 — Е.Ю. Петров)).

31См.: Langbein J.H. Op. cit. P. 17.

54

Condicio iuris

1.3. Соотношение толкования завещания с его исправлением

Вопрос о допустимости и пределах исправления завещаний заслуживает подробного рассмотрения, но рамки настоящей работы позволяют сделать лишь несколько замечаний в части его соотношения с собственно толкованием.

Содной стороны, трудно упрекнуть кого-либо, кроме завещателя32, в том, что в завещании содержится ошибка, которая не позволит исполнить последнюю волю.

Сдругой стороны, людям свойственно ошибаться, а применительно к завещаниям ошибка вскрывается только после смерти завещателя, что не позволяет аутентично исправить его упущение. Иногда вина завещателя и вовсе не прослеживается, например если ошибка вызвана заблуждением завещателя о том или ином факте. Последствия же распределения имущества по закону с большой вероятностью могут повлечь еще большие споры, чем если бы последняя воля наследодателя была исполнена с использованием методов толкования.

Вобщем праве между толкованием и исправлением (rectification, reformation) завещаний проводят различие33, и долгое время исправление не допускалось34 либо допускалось в очень редких случаях.

Врамках исправления завещаний возможно как излечивание его формальных пороков (например, противоречивость даты во вводной части завещания и даты на штампе нотариуса35), так и фактически переписывание его содержания в случае, когда написанное в завещании не отражает действительное намерение завещателя (например, если при желании наследодателя внести небольшие изменения в предыдущее завещание путем написания нового в переписанном завещании распоряжение суммой в 2500 долл. каждому из трех наследников случайно превратилось в 25 000 долл.36). Формальные пороки непосредственно не связаны с содержанием завещания, они лишь отражаются на вопросе придания тому или иному тексту силы завещания. Нас интересует второе проявление, которое затрагивает содержательную часть.

Может ли суд вписать в завещание имя наследника, которое было пропущено по невнимательности нотариуса, хотя составление завещания снималось на камеру и

32Даже в случае, когда ошибся нотариус, ошибка вменяется завещателю, поскольку предполагается, что итоговый текст завещания полностью им прочитывается и подписывается (п. 2, 3 ст. 1125 ГК РФ).

33Различие выражается уже в том, что толкованию и исправлению завещаний посвящены разные статьи положений о завещании. В Англии это ст. 20 и 21 Закона об отправлении правосудия (Administration of Justice Act 1982); в США — ст. 2-805 ЕНК; в Канаде — например, ст. 59 Закона о наследовании провинции Британская Колумбия (Wills, Estates And Succession Act of British Columbia (WESA) 2009).

34См.: Martyn, J.R., Oldham M., Learmonth A. et al. Theobald on wills. 18th ed. London, 2016. P. 333; Ham R. Thy Will Be Done: Construction and Rectification of Wills in the Supreme Court // Trusts & Trustees. 2014. Vol. 20. Iss. 9. P. 969.

35См.: апелляционное определение ВС Республики Саха (Якутия) от 14.02.2018 по делу № 33-497/2018.

36См.: Binkley Estate v. Lang (2009), 50 E.T.R. (3d) 44 (Ont. S.C.). Суд признал ошибку опиской (clerical error) и исправил сумму на 2500 долл., как было указано в прошлом завещании (приводится по: Alberta law reform institute. Wills and the Legal Effects of Changed Circumstances. Final Report № 98. August 2010. P. 116. URL: https://www.alri.ualberta.ca/wp-content/uploads/2020/05/fr098.pdf).

55

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

наследодатель произносил его вслух? Если да, то это будет пример исправления завещания, поскольку в действительности само завещание не содержит положений о наследнике по причине ошибки. Здесь, на наш взгляд, толкование в узком смысле не поможет, поскольку имя наследника попросту не указано.

Провести черту между толкованием и исправлением нелегко в случаях, когда ошибку можно исправить обоими способами. Например, при неправильном указании адреса завещаемого дома его можно исправить на правильный или прочесть завещание без указания на адрес, поскольку у завещателя это был единственный дом. А если завещатель, не искушенный юридическими познаниями, указывает в качестве наследника «гражданскую жену», находясь в браке, но уже несколько лет проживая с другим лицом, — это пример ошибки в праве или толкование термина в обыденном значении? Является ли ошибкой указание в качестве наследника любимой собаки наследодателя?37

ВАнглии разделение имеет значение, поскольку для исправления ошибки в целях определенности при распределении имущества предусмотрены сокращенный срок обращения с таким требованием к суду (6 месяцев), повышенный стандарт доказывания и закрытый перечень случаев, когда исправление возможно. В упомянутом деле Marley v. Rawlings были высказаны соображения по отграничению толкования и исправления завещания. Если речь идет о толковании, то толкуемый документ имеет и всегда имел то значение, которое ему придал суд. Когда идет речь об исправлении, то итоговый исправленный документ имеет иное значение, чем на первый взгляд (on its face), а потому у суда есть право отказать в исправлении или исправить на определенных условиях38.

ВСША (ст. 2-805 ЕНК) исправление завещания характеризуется необходимостью доказать истинное намерение завещателя ясными и убедительными доказательствами (clear and convincing evidence). Иными словами, к требованиям об исправлении завещания предъявляется повышенный стандарт доказывания.

Вкомментарии к части третьей ГК РФ применительно к российскому праву указывается: «Восполнение завещания (rectification) запрещено»39. Формально это

37Переквалификация такого положения в завещательное возложение содержать собаку — это исправление завещания или использование института конверсии завещательных распоряжений? О конверсии завещательных распоряжений подробнее см.: Петров Е.Ю. Толкование завещания. Перспективы развития российского наследственного права // Вестник гражданского права. 2017. № 2. С. 147–157; Егоров А.В. Преобразование (конверсия) сделки: насущная потребность оборота // Гражданское право: современные проблемы науки, законодательства, практики: сб. ст. к юбилею д-ра юрид. наук, проф. Е.А. Суханова. М., 2018. С. 193–247).

38См.: Davies P.S. Rectification versus Interpretation: The Nature and Scope of the Equitable Jurisdiction // Cambridge L.J. 2016. Vol. 75. P. 65.

39См.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 290 (автор комментария к ст. 1146 — Е.Ю. Петров). Вероятно, автор имел в виду восполнение завещания судом в случае необходимости исправления ошибки наследодателя, допущенной при составлении завещания, упоминая на с. 217 указанного комментария термин rectification применительно к исправлению ошибок. В смысле исправления ошибок, а не любого восполнения (construction) завещания используется этот термин в ст. 20 Закона об отправлении правосудия 1982 г., позволяя суду исправить ошибки в завещании в перечисленных в ней случаях.

56

Condicio iuris

действительно так, и в российском праве не отражено прямое полномочие суда на исправление завещания. Вместе с тем можно найти упоминание об игнорировании недочетов завещания в контексте признания его недействительным в п. 3 ст. 1131 ГК РФ (фактически этот пункт представляет собой инструмент для излечивания формальных пороков). Кроме того, в этой норме закреплена возможность исправления описок в завещании, что уже затрагивает содержательную часть и скорее выступает реализацией идеи falsa demonstratio non nocet40, не являясь полноценным инструментом исправления завещаний. Иногда, казалось бы, в очевидных ситуациях исправление описок не помогает исполнить наиболее вероятную волю наследодателя41.

Вместе с тем порой даже российский судья, применив положения о толковании завещания, исправляет ошибку наследодателя. Например, наследодатель указал в завещании будущую фамилию (свою фамилию как жениха) будущей супруги, в то время как на момент составления завещания она еще носила девичью фамилию. Интересно, что фамилию, совпадающую с будущей фамилией будущей супруги, носила также предыдущая супруга наследодателя. Суд признал в качестве наследника будущую жену (на момент спора — вдову), поскольку указание ее будущей фамилии является опиской, которая не может порочить завещание42.

Аргументов для возможности исправить завещание на основе норм о толковании завещания по российскому праву, бесспорно, меньше, чем для восполнения. Отметим, что если исходить из того, что полномочие суда на исправление завещания должно прямо следовать из нормы закона, то мы сознательно создаем предпосылки для отставания в развитии отечественного наследственного права на десятки лет — до его следующей реформы, которая бы обратила внимание на правила толкования завещаний.

Поскольку в российском праве отсутствуют специальные правила для исправления завещания, то по меньшей мере для пограничных ситуаций следует исполнять предполагаемую волю завещателя именно в контексте его толкования на основе положений ст. 1132 ГК РФ. Тем более очевидно, что толкование и исправление выполняют одну функцию — осуществить последнюю волю наследодателя с его наиболее вероятными намерениями.

Для иллюстрации идеи представим, что завещатель указал в завещании ФИО наследника и год его рождения. Как оказалось, лица с таким отчеством не существует, но о принятии наследства заявило лицо с совпадающими фамилией, именем и годом рождения. Один нюанс: это лицо не является родственником завещате-

40«Ошибочное описание не вредит».

41Указание в завещании отсутствующего имущества (дома под номером 134) было оценено судом как

завещание будущего имущества, которое не было приобретено наследодателем до момента открытия наследства. И это при тех обстоятельствах, что наследодатель на момент составления завещания и до конца жизни проживал вместе с наследником в доме по тому же адресу, но под номером 133 (см.: апелляционное определение Оренбургского областного суда от 19.08.2015 по делу № 335172/2015).

57

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

ля (что, вероятно, смутило суд). В реальном деле43, на котором основан пример, суд пришел к выводу об указании в завещании несуществующего лица, признав недоказанным, что наследодатель в действительности имел в виду заявителя. На наш взгляд, дело могло бы быть решено иначе, если бы на основании норм о толковании завещания суд истолковал имя наследника без отчества, поскольку иные доказательства не оставляют сомнений, кого на самом деле указал в качестве наследника завещатель.

1.4. Особенности толкования завещаний

Ранее речь шла о сходстве толкования завещаний с толкованием договоров. Однако отличий между ними не меньше и, что более важно, эти отличия позволяют обосновать необходимость превалирования субъективного подхода при толковании завещаний, а также выявить свои принципы и приемы толкования, отличные от применяемых к договорам.

Как известно, договор является продуктом согласования воль нескольких субъектов, и нужно учитывать тот факт, что, как правило, (1) его положения обсуждаются сторонами, (2) для его составления привлекаются профессионалы, (3) итоговый продукт (договор) находится в обороте, что позволяет выдвигать идеи о защите доверия44 как контрагента, так и третьих лиц. Взаимодействие сторон позволяет создать более продуманный итоговый текст в части покрытия договором возможных будущих ситуаций при его исполнении. Но именно участие нескольких сторон создает сложности для интерпретатора, поскольку в целях соблюдения баланса интересов при толковании он вынужден искать их общее намерение45.

В отличие от договора, завещание является односторонней сделкой, т.е. интерпретатор находится в поисках предполагаемой воли только одного лица — составителя завещания. Особенностью толкования завещаний является и то, что процесс толкования начинается не ранее смерти завещателя, в отличие от находящегося в обороте договора. Иными словами, уже невозможно доподлинно узнать о намерении наследодателя, спросив его об этом.

При толковании договоров непосредственных доказательств намерений сторон, безусловно, больше. Например, они могут пояснить суду, что скрывалось за тем или иным выражением при согласовании положений соглашения. Они также могут представить собственные доказательства намерений и оспорить представленные в суд другой стороной. Поскольку лица, составившего завещания, уже нет в живых, оно не сможет подтвердить или опровергнуть доказательства, представленные сторонами процесса в обоснование истинных намерений завещателя. Как следствие, лицу, толкующему завещание, надлежит более настороженно относиться к таким

43См.: определение Московского городского суда от 26.03.2012 № 33-6979.

44См.: Галин К.А., Жужжалов М.Б. Правила толкования общих условий заключения сделок в Германии // Свобода договора: сб. ст. / отв. ред. М.А. Рожкова. М., 2016. С. 246–352.

45См.: Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. С. 48–49.

58

Condicio iuris

доказательствам, а также применять повышенный стандарт доказывания, если он в итоговом решении допускает утверждение намерений завещателя, которые отходят в сторону от изложенных в завещании слов и выражений.

Следующей особенностью завещания является возможность в любой момент отменить или изменить положения его составителем, что влияет на роль последующего поведения наследодателя как доказательства его действительных намерений. Так, суды часто используют довод о том, что завещатель не изменил завещание и тем самым подтвердил свои предыдущие намерения, в делах, где с момента составления завещания и до момента открытия наследства произошли существенные изменения в завещанном имуществе46.

Этот довод судов в его абсолютизации опасен для реализации предполагаемой воли наследодателя и тормозит развитие идей конструирования предполагаемой воли. Завещатель мог по многим причинам47 не изменять завещание, и видеть в таком поведении только его стойкое намерение подтвердить ранее изложенную последнюю волю неубедительно. Последующее поведение сторон договора также используется при толковании его положений, однако отметим, что применительно к завещаниям последующее поведение наследодателя нужно принимать в качестве доказательств его намерений с большой осторожностью.

При абсолютизации толкования бездействия наследодателя после составления завещания как его нежелания менять первоначальное завещание в связи изменениями, наступившими после его составления, мы неизбежно столкнемся с иной проблемой — придется искать разумный срок, в течение которого у завещателя была возможность переписать завещание. Так, если у него физически не было возможности переписать завещание (умер вскоре после наступления существенных изменений, влияющих на завещание48), то мы снова вернемся к поиску его предполагаемой воли без учета довода о его бездействии.

Значение последующего поведения при толковании договоров отличается от последующего поведения наследодателя и тем, что, как правило, форма договора не является строгой, ее несоблюдение не влечет ничтожности самого договора. Следовательно, если само по себе дальнейшее поведение сторон договора и не становится его новым условием49, то можно с высокой вероятностью сказать, что оно имеет значение в связи с развитием доктрины запрета противоречивого поведения

(venire contra factum proprium).

46См., напр.: апелляционные определения Пермского краевого суда от 10.06.2013 по делу № 33-5262/2013; ВС Республики Саха (Якутия) от 14.02.2018 по делу № 33-497/2018; кассационное определение Оренбургского областного суда от 01.06.2011 по делу № 33-3422/2011.

47Он мог не успеть до своей смерти переписать завещание; мог не догадываться о последствиях оставления текста завещания в том виде, в котором оно было составлено; мог забыть о содержании завещания и влиянии наступивших обстоятельств на его исполнение; и многое другое.

48Как в ранее описанном примере из российской практики, где наследодатель умер по истечении 7 дней после получения всей квартиры в собственность.

49Однако можно допустить толкование систематически повторяющегося поведения сторон как наличия между сторонами определенных устных договоренностей по конкретному вопросу или как обыкновения.

59

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Разумеется, таких последствий не может иметь поведение наследодателя, чья форма выражения последней воли строго регламентирована под угрозой ничтожности, а значит, последующее поведение не может конкурировать с положениями завещания. Тем более что, учитывая тайну завещания, наследодатель может быть уверен, что только изложенное в строгой форме имеет значение для распределения имущества после смерти, а не его обещания, заявления или действия, полностью расходящиеся с положениями завещания.

Сущностные отличия договора как многосторонней сделки от завещания также не позволяют применять при толковании последнего такие методы, как contra proferentеm или толкование, основанное на суждениях разумного лица.

Тем не менее не стоит упускать сходства явлений, позволяющих применять принцип толкования завещания в целом (аналог комплексного или системного толкования договоров), принцип толкования против абсурдности положения и толкование в пользу действительности и исполнимости завещания (аналог толкования в пользу действительности договора). Принцип толкования «в целом» по-особенному преломляется в наследственном праве и, как указано в одном из решений Правительствующего сената, «надлежит предпочитать поддержание воли главной, а не воли, касающейся частностей»50.

Обоснование принципа в «пользу действительности» будет несколько иным, чем это принято при толковании договоров. Признание завещания недействительным или неисполнимым вследствие затруднительности выявления его смысла влечет распределение имущества в порядке наследования по закону. Если опираться на предполагаемую волю завещателя, понятно, что самим фактом составления завещания он не желал распределения наследства по закону, и было бы разумно следовать его предполагаемым намерениям, стараясь оставаться в рамках наследования по завещанию.

Перечисленные особенности основывались на ключевом отличии завещания — его одностороннем характере. Вместе с тем завещание занимает отдельное место и среди односторонних сделок, что непосредственно влияет на способы и приемы его толкования.

Как известно, односторонние сделки можно классифицировать на те, которые требуют восприятия (например, оферта), и те, которые его не требуют (завещание)51. Именно в отношении первых также допустимы доводы о защите доверия адресата и его понимании полученного заявления. В отношении завещаний эти аргументы бьют мимо цели только потому, что у завещания нет адре-

50Постановление Гражданского кассационного департамента Правительствующего сената № 1856 (1870 г.). В нем суд, проанализировав отдельные многочисленные указания наследодателя в отношении различного имущества и наследников, истолковал их одним предложением: воля наследодателя была оставить имущество «в роде своем по нисходящей линии до 3-го колена, а лишь за недостатком такого рода — детям Сазоновым».

51См.: Сделки, представительство, исковая давность: постатейный комментарий к статьям 153–208 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2018. С. 63–64 (автор комментария к ст. 154 — А.Г. Карапетов).

60

Condicio iuris

сата52, а во главе угла стоит учет намерений завещателя. «Поскольку завещание относится к числу сделок, не требующих при своем совершении восприятия другим субъектом, то установление воли должно иметь безусловный приоритет перед волеизъявлением, пороки которого не могут повлечь за собой нарушение доверия другой стороны к сделанному заявлению»53.

Трудно ставить в упрек завещателю неясность его воли и наказывать его, проигнорировав его последнюю волю и распределив наследство по закону в ситуации, когда нет лиц, кому он адресует завещание и на чье понимание завещания он должен опираться.

Как можно заметить, перечисленные выше особенности завещаний уже намекают на дальнейшую аргументацию и вывод о приоритете субъективного подхода при их толковании. Теперь обратимся к основному вопросу настоящей работы.

2. Применение субъективного подхода при толковании завещания

2.1. Основные подходы к толкованию волеизъявлений

В литературе выделяют в общем виде два подхода к толкованию54, которые обладают своими достоинствами и недостатками.

Согласно объективному подходу, основанному на защите доверия55, интерпретатор должен отдать приоритет тому, как выражена воля лица в знаках, символах

ит.д. Причем исследовать эти знаки или символы интерпретатору следует глазами разумного среднего третьего лица. Внутренним доказательствам, т.е. тем, которые не выходят за рамки договора, отдается приоритет перед внешними56. Такой подход основывается в первую очередь на буквальном толковании используемых слов

ивыражений57.

52Иногда завещание даже может иметь своим адресатом наследников. В нем могут быть выражены пожелания, наставления или мотивы распределения наследства, причем в тех словах, которые без затруднений поймут близкие завещателю люди, но они могут быть непонятны интерпретатору. И вот здесь сложно найти аргумент против допущения толкования слов и выражений, использованных завещателем в том смысле, который в них вкладывал именно этот конкретный завещатель, а не абстрактное третье лицо.

53Путинцева Е.П. Распоряжения на случай смерти по законодательству Российской Федерации и Федеративной Республики Германия. М., 2016. С. 49.

54См.: Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. С. 50; Markesinis B.S., Unberath H., Johnston A. The German Law of Contract. 2nd ed. Oxford and Portland, Oregon, 2006. P. 133.

55См.: Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. С. 90.

56См.: Фетисова Е.М. Указ. соч. С. 34.

57См.: Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. С. 52.

61

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

При объективном подходе мы отдаем приоритет тому, как понимает волеизъявление разумное лицо, пусть даже истинное намерение адресанта было иным. Такое решение принимается из следующих соображений, составляющих сильные стороны подхода:

–дешевизна и относительная простота толкования волеизъявления58;

–благоприятствование правам третьих лиц, которые основываются лишь на тексте59;

–защита от возможных спекуляций относительно того, что на самом деле мог иметь в виду автор текста под выбранными им словами и выражениями60.

Субъективный подход ставит во главу угла поиск истинной воли конкретного лица, не придерживаясь при этом буквального смысла слов и выражений. Ключевым становится понятие действительной воли, для поиска которой, в отличие от объективного подхода, интерпретатор должен иметь больше возможностей обратиться к внешним доказательствам, позволяющим ему подойти как можно ближе к намерению лица.

При применении субъективного подхода к толкованию исследуется не только намерение адресанта, но и знание о таком намерении получателя. Если речь идет о договоре, то исследуется взаимная воля конкретных сторон правоотношения, а не третьего «среднего» лица, как при реализации объективного подхода.

При таком очевидном минусе этого подхода, как его сложность и, как следствие, дороговизна, он обладает рядом преимуществ:

–позволяет учитывать множество обстоятельств, сопровождающих составление толкуемого волеизъявления;

–гибкость подхода дает возможность подойти намного ближе к действительному намерению адресанта волеизъявления;

–позволяет реализовывать действительное намерение сторон, которое является неотъемлемой частью и одновременно следствием принципа свободы договора. В ином случае, при понимании их намерений так, как это представляется третьему лицу, подрываются первоначальные договоренности сторон. Аналогичный вывод следует и при толковании завещаний, где поиск предполагаемого намерения завещателя является продолжением принципа свободы завещания.

58См.: Петров Е.Ю. Толкование завещания. Перспективы развития российского наследственного права. Однако простоту приписывают и субъективному подходу, обосновывая это в том числе отсутствием необходимости разработки и применения правил допустимости определенных доказательств для доказывания намерения (см.: Parry D.H., Kerridge R. Op. cit. P. 243).

59См.: Фетисова Е.М. Указ. соч. С. 24–25. В Нидерландах объективный подход в своем крайнем выражении применяется при толковании договором с эффектом для третьих лиц, например коллективных договоров (collective employment contracts), см.: Kornet N. Op. cit. P. 35–36.

60См.: Parry D.H., Kerridge R. Op. cit. P. 241.

62

Condicio iuris

Чтобы проиллюстрировать различия указанных подходов применительно к завещаниям, часто приводится пример causa Curiana61: «Некто оставил завещание, в котором написал: «Если у меня родится сын и он умрет, не достигнув совершеннолетия, то я желаю, чтобы Курий был моим наследником». Случилось так, что сын вовсе не родился. Сцевола доказывал, что по буквальному тексту завещания Курий в данном случае не имеет прав, а наследство должно перейти к наследникам по закону. Красс ссылался на волю завещателя, на смысл завещания и отстаивал права Курия»62.

Можно заметить, что в этом противоборстве Сцевола придерживается методов объективного, а Красс — субъективного подхода при толковании, пытаясь в действительности додумать за завещателя его намерение в сложившейся ситуации. Возвращаясь к вопросу о соотношении восполнения и толкования, на этом примере мы видим, как непросто провести черту между ними. Несмотря на то, что Красс, скорее, использует инструмент восполнения завещания, обсуждение правильного решения дела строится в рамках именно вопроса о толковании.

2.2. Обоснование и содержание субъективного подхода при толковании завещания

«Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше», — сказал Шалтай-Болтай Алисе, когда объяснял, что слово «слава» в произнесенной им фразе «И только один раз на день рожденья! Вот тебе и слава!» означало «Разъяснил, как по полкам разложил».

Отрывок из известной повести Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье», приводимый американскими учеными в качестве эпилога к параграфам63, посвященным толкованию завещаний, раскрывает суть субъективного подхода — приоритет понимания слов и выражений в том смысле, который в них вкладывал их автор. Здесь стоит оговориться, что, применяя субъективный подход при толковании договоров, мы учитываем не только понимание адресанта (автора), но и понимание текста его адресатом. При толковании завещаний мы не имеем адресата завещания, а потому трудно найти фигуру того, чье понимание слов в завещании должно браться как результат его толкования.

Применительно к завещаниям в общем праве различают два подхода: 1) применение обычного значения слов (literal or grammatical approach); 2) применение «волевого» подхода (intentional or inferential, or purposive approach)64. Здесь же приво-

61См.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 217 (автор комментария к ст. 1132 — Е.Ю. Петров); Уруков В.Н. К вопросу воли и волеизъявления завещателя // Нотариус. 2015. № 8. С. 27–31; Байрамкулов А.К. Толкование договора в российском и зарубежном праве. С. 52.

62Римское частное право: учебник / под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М., 2004. С. 298.

63См.: Dukeminier J., Sitkoff R.H. Op. cit. P. 473.

64См.: Burrows А. English Private Law. 3rd ed. Oxford, 2013. § 7.144–7.148.

63

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

дится пример, когда в завещании указано «моим племянникам и племянницам» и возникает спор по толкованию этой фразы. Попадают ли в это понятие только племянники и племянницы завещателя (т.е. его племянники и племянницы по крови) или, при наличии соответствующих доказательств, завещатель имел намерение включить в это понятие племянников и племянниц супруги, а значит, они должны быть включены в число наследников по завещанию? Первое понимание отвечает буквальному подходу, основанному на обычном значении слов, а второе, соответственно, волевому65.

До 1973 г. в английской судебной практике с некоторыми исключениями преобладал буквальный подход к толкованию. По запросу Комиссии по вопросам законодательства (the Law Commission) Комитет по реформированию законов (the Law Reform Committee) исследовал институт толкования завещаний и в 1973 г. представил отчет, в котором отразил рекомендации по отказу от буквального подхода в пользу волевого. В ранее упомянутом деле об исправлении завещания Marley v. Rawlings председательствующий судья сделал вывод, что буквальное прочтение завещания не может правдоподобно отражать намерения завещателя.

Как указывает Комиссия по вопросам законодательства в отчете 2017 г., посвященном вопросам реформирования законодательства о завещаниях66, субъективный подход при толковании завещаний, начавший свое движение в деле Perrin v. Morgan67, в настоящее время твердо закрепился в английском праве. Нормативно он был отражен в ст. 21 Закона об отправлении правосудия 1982 г., где перечислены случаи, в которых для толкования намерения завещателя допускаются внешние доказательства (extrinsic evidence).

Субъективный подход нашел отражение также в Гражданском кодексе Нидерландов, который предписывает при толковании завещаний принимать во внимание отношения, применительно к которым завещание стремилось установить порядок наследования, а также обстоятельства, при которых оно было составлено68. Там же говорится, что в случае очевидной ошибки наследодателя в указании лица или имущества положения завещания должны быть исполнены в соответствии с намерением завещателя, если такое намерение недвусмысленно может быть определено из завещания или иной информации. Кодекс Каталонии и ГК Венгрии также придерживаются приоритета поиска истинного намерения наследодателя перед буквальным толкованием использованных слов и выражений69. Гражданский кодекс Молдовы, который как минимум в части наследственного права является более проработанным, чем российский, в ст. 2213 закрепил толкование завещательного

65См.: Burrows А. Op. cit. § 7.144–7.148.

66См.: The Law Commission Consultation Paper № 231.

67См.: Perrin v. Morgan [1943] AC 399. В этом деле использованное в завещании выражение «все деньги» (all moneys) было истолковано расширительно, т.е. в него были включены в том числе ценные бумаги. До этого дела слово money понималось как включающее в себя только наличные деньги, деньги в банке и долги, которые должны завещателю.

68См.: ст. 4:46 ГК Нидерландов. URL: http://www.dutchcivillaw.com/civilcodegeneral.htm.

69См.: Петров Е.Ю. Наследственное право России: состояние и перспективы развития (сравнительноправовое исследование) [Электронное издание]. М., 2017. С. 100.

64

Condicio iuris

распоряжения в соответствии с действительным волеизъявлением завещателя и там же прямо закрепил принцип толкования в пользу действительности завещания.

Приоритет субъективного метода толкования также отражен в немецком праве: «Воля завещателя является первоосновой всякого распоряжения на случай смерти, на ее установление направлены нормы о толковании завещания (§ 2066–2073, 2084 ГГУ)»70.

В немецкой судебной практике известен пример, когда в завещании было указано на передачу наследнику «библиотеки»71. В деле было доказано, что наследодатель при жизни называл библиотекой свою коллекцию вин и, исполняя действительную волю наследодателя, суд присудил в пользу наследника именно коллекцию вин наследодателя.

Можно заметить, что в приведенном деле был использован субъективный подход, поскольку суд истолковал слово «библиотека» в том значении, которое в него вкладывал наследодатель. Если суд ограничился бы только буквальным толкованием, то, констатировав абсолютную ясность и отсутствие двусмысленности положений завещания, наследнику подлежали бы передаче книги, что расходится с наиболее вероятным намерением наследодателя.

Основные преимущества объективного подхода состоят в его простоте и защите интересов адресата волеизъявления и третьих лиц. Стоит повторить, что применительно к завещанию упомянутые преимущества теряют свою ценность. Только простоту метода можно рассматривать как аргумент в пользу буквального толкования завещания. Но если он так прост, то почему российскому суду необходимо три экспертных заключения для прочтения завещания72 и реализации метода буквального толкования? Очевидно, что при написании завещания рядом с наследодателем не было специалистов-филологов и вменение ему их понимания завещания выглядит крайне сомнительно. Поэтому стоит поддержать выводы другого суда о том, что «положениями и смыслом завещания в целом не допускается привлечение для установления буквального смысла свидетелей или специалистов»73.

Вместе с тем простота применения метода буквального толкования едва ли может стоять на пути достижения основной цели толкования завещания — обеспечения наиболее полного осуществления предполагаемой воли завещателя. По нашему мнению, сам процесс исполнения завещания и, соответственно, его толкования начинается и имеет смысл только благодаря наследодателю, из уважения к его последней воле74.

70См.: Путинцева Е.П. Указ соч. С. 49.

71См.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 219 (автор комментария к ст. 1132 — Е.Ю. Петров).

72См.: апелляционное определение Московского городского суда от 26.05.2015 по делу № 33-17136/2015.

73См.: кассационное определение Белгородского областного суда от 01.11.2011 по делу № 33-3993/2011.

74В свою очередь, возможность завещать имущество пришла с признанием индивидуального характера собственности (см.: Дождев Д.В. Римское частное право: учебник / под общ. ред. В.С. Нерсесянца. 3-е изд., испр. и доп. М., 2018. С. 661).

65

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

А потому и методы, применяемые при толковании, могут служить достижению единственной цели — реализации его намерений относительно распределения имущества после смерти. Применение буквального толкования с очевидностью проигрывает в поиске предполагаемой воли завещателя.

Важно вкладывать в значение избранных завещателем слов и выражений именно то, что он имел в виду, когда составлял завещание. Как справедливо указывает Е.Ю. Петров, «где нет правильного толкования завещания, нет подлинной завещательной свободы»75. Иными словами, поиск действительного намерения завещателя является продолжением реализации принципа свободы завещания.

Но возможен и иной взгляд. Может быть, как раз широкое допущение внешних доказательств в целях поиска в тексте завещания иного значения, чем общепринятое, будет приводить к искажению последней воли и додумыванию за завещателя того, что он никак не имел в виду?

Здесь заметим, что в действительности никакого «общепринятого» значения у слов нет. У каждого интерпретатора при прочтении текста завещания «общепринятое» значение будет то, которое привычно ему при его уровне развития, времени и местности, в которых он находится, и только для него оно представляется «общепринятым». Следовательно, становится еще более важным учитывать все обстоятельства составления завещания, в том числе место проживания наследодателя в момент его составления. Неспособность судьи поставить себя на место завещателя при толковании завещания означает его неспособность признать, что «обычное значение» — это значение, придаваемое людьми, которые не писали толкуемый документ76.

Более того, «общепринятое» значение часто меняется с течением времени. Так, в США указание в завещании на детей наследодателя еще в середине ХХ в. влекло наследование имущества только детьми, рожденными в законном браке77. Сегодня очевидно, что в понятие «дети» входят как усыновленные дети, так и дети, рожденные вне брака.

В целях реализации субъективного подхода к толкованию мы будем вынуждены допустить исследование внешних доказательств. В связи с этим как аргумент против превалирования субъективного подхода можно высказать опасения возрастания издержек на проведение процесса, а также увеличения числа споров относительно толкования, поскольку наследники, чтобы перетянуть смысл завещания в угодную им сторону, будут представлять множество внешних доказательств иного намерения завещателя.

Зарубежные коллеги считают, что такие опасения беспочвенны. Ведь «когда мы допустили субъективное толкование договоров, высказывались подобные со-

75Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 216 (автор комментария к ст. 1132 — Е.Ю. Петров).

76См.: Dukeminier J., Sitkoff R.H. Op. cit. P. 507.

77См.: In re Herlichka, 3 D.L.R. 3d 700, 1 Ont. 724 (1969).

66

Condicio iuris

ображения, которые не оправдались»78. Также отмечается, что противодействием возможному искажению последней воли наследодателя является предъявление для исправления ошибок стандарта доказывания «ясные и убедительные доказательства»79.

Применение субъективного подхода при толковании позволит более гибко реализовывать формулировки людей, которые не владеют юридической терминологией. В российском праве проблема во многом снимается за счет нотариальной формы завещаний, когда желания завещателя облекаются в устоявшиеся и длительное время не меняющиеся формулировки нотариусов. Процент же закрытых завещаний (ст. 1126 ГК), для которых буквальное толкование реже приводит к справедливому результату, значительно меньше.

Взяв за основу субъективный подход при толковании завещаний, мы не отказываемся от буквального толкования. Напротив, он так или иначе является первой ступенью, которая очень часто может открыть или с таким же успехом закрыть дверь (в случае отсутствия неясностей в завещании) для внешних доказательств, свидетельствующих об ином понимании завещания. Опасения касательно увеличения споров и представления подложных доказательств снимаются разумной настройкой и развитием института толкования завещания. Так, заслуживают проработки вопросы классификации доказательств; случаи допущения иных, кроме завещания, доказательств; различение типов неясности, возникшей при исполнении завещания; развитие идеи различных стандартов доказывания в зависимости от типа неясности; и т.д.

2.3. Доктрина armchair

Представим, что наследодатель завещал сыну свой автомобиль, а дочери дом. На момент открытия наследства наследодателю принадлежало два автомобиля. Какой из них получит сын? Если бы дело решал суд общего права, то он, вероятно, изучив обстоятельства, окружающие завещателя в момент совершения завещания, присудил бы в пользу сына тот автомобиль, которым обладал наследодатель на момент составления завещания.

Решение описанной задачи отражает известную общему праву доктрину armchair (armchair rule)80. Одним из первых дел, где было отражено это правило, является дело Boyes v. Cook81. В нем суд указал, что для понимания намерений завещателя суду следует поставить себя на его место (дословно — сесть в кресло завещателя)

78Wendel P. Wills, trusts and estates: keyed to Dukeminier, Sitkoff, Lindgren. 9th ed. New York, 2014. P. 137.

79Ibid.

80См.: Rendell C. Law of Succession. London, 1997. P. 99; Наследственное право: постатейный комментарий

кстатьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 217 (автор комментария

кст. 1132 — Е.Ю. Петров).

81См.: Boyes v. Cook ((1880) 14 Ch. D 53).

67

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

и принять во внимание обстоятельства, в которых он находился, когда составлял завещание. Обоснование правила состоит в том, что завещатель держал в голове собственные окружающие его обстоятельства и подбирал слова в завещании применительно к таким обстоятельствам, — это и должен учитывать суд при толковании последней воли82.

Важным следствием применения armchair rule является неизбежная допустимость внешних доказательств для доказывания обстановки, в которой совершалось завещание, поскольку по общему правилу суд при определении намерения завещателя связан «четырьмя углами» завещания83.

Применение armchair rule позволило исполнить завещание, в котором было указание на передачу сыну Вильяму i.x.x. суммы денег, а сыну Роберту — o.x.x.84 Допущение внешних доказательств позволило подтвердить, что наследодатель в силу профессии использовал в торговле ювелирными украшениями указанные торговые символы. Как следствие, суд, надев маску завещателя, сумел прочесть их необходимым образом и исполнил наиболее вероятную волю наследодателя.

Вместе с тем существуют определенные рамки применения доктрины armchair.

Во-первых, обращение к обстоятельствам, в которых было составлено завещание, возможно в случае обнаружения неясности в его тексте. Например, когда описанию наследника соответствуют несколько лиц. Исследование отношений наследодателя с каждым из претендентов на наследство на момент составления завещания позволит интерпретатору установить, кого из них вероятнее всего имел в виду наследодатель.

Следствием этого ограничения является то, что сначала интерпретатору следует придерживаться правила обычного значения слов (plain meaning rule) без ссылки на обстоятельства совершения завещания. Примером является дело85, в котором завещатель указала на передачу имущества Национальному обществу по защите от жестокого обращения с детьми (National Society for the Prevention of Cruelty to Children) и общество с дословно таким названием существовало в Англии. Суд не принял доказательства того, что наследодатель никак не была связана с английской благотворительной организацией. Кроме того, не были приняты доказательства того, что при жизни она сотрудничала с Шотландским национальным обществом по защите от жестокого обращения с детьми (The Scottish National Society for the Prevention of Cruelty to Children), была шотландкой по происхождению, проживала в Шотландии и составила завещание там же. Суд также указал, что совпадение лица с его описанием в завещании создает очень сильную презумпцию против любого, кто

82См.: Martyn, J.R. Oldham M., Learmonth A. et al. Op. cit. P. 299.

83См.: Jarboe S.T. Interpreting a Testator’s Intent from the Language of Her Will: A Descriptive Linguistics Approach // Wash. U. L. Q. 2002. Vol. 80. P. 1367.

84См.: Kell v. Charmer (1856) 23 Beav 195 (цит. по: Rendell C. Op. cit. P. 100).

85См.: National Society for the Prevention of Cruelty to Children v. Scottish National Society for the Prevention of Cruelty to Children [1915] AC 207.

68

Condicio iuris

не является владельцем имени, упомянутого в завещании, и преодолеть ее можно только в исключительных обстоятельствах.

Во-вторых, применение armchair rule не должно приводить к переписыванию завещания. Основываясь только на обстоятельствах совершения завещания, невозможно толковать белое как черное до тех пор, пока завещатель самостоятельно не включит в завещание словарь с определением белого как черного86. Кроме того, доктрина armchair позволяет доказывать лишь иной смысл в использованных завещателем словах, но не допускает дополнять завещание новыми распоряжениями. Так, если завещатель указал «Иванову передать машину, а [пропуск] передать денежные средства в размере один миллион рублей» и не вписал желаемое лицо, то суд не может, пусть даже исследовав личные взаимоотношения наследодателя, вписать за него имя наследника. Поскольку целью armchair rule является поиск намерения завещателя в использованных им словах, а не переписывание завещания, то при применении этого правила широко допускаются доказательства обстоятельств совершения завещания (indirect evidence) и — с очень сильными ограничениями — прямые доказательства намерений завещателя (direct evidence).

Предположим, что завещание составлено в пользу «трех детей Анны», но на момент составления завещания Анна имела только двух (или четырех) детей. Если, исходя из разрешенных в соответствии с armchair rule доказательств, не удалось установить, каких именно детей имел в виду завещатель, то суд на основе презумпции ошибки завещателя не замечает неточную цифру и присуждает имущество в пользу всех детей Анны87. Прямые доказательства намерений завещателя в таком случае не допускаются88.

Armchair rule применяется при толковании описания имущества или лиц. Однако и здесь возможно множество исключений.

Применительно к имуществу по общему правилу завещание начинает говорить в момент открытия наследства, что нашло отражение в ст. 24 Закона Великобритании о завещаниях (Wills Act 1837). Если в завещании указано на передачу наследникам «всех моих акций», то наследникам перейдут акции, принадлежащие наследодателю на момент открытия наследства, если иное не вытекает из завещания89. Аналогичный подход к моменту, в который говорит завещание, закреплен, например, в п. 2 ст. 41 Закона о наследовании провинции Британская Колумбия90.

86См.: Martyn, J.R. Oldham M., Learmonth A. et al. Op. cit. P. 299.

87Аналогичное решение закреплено в § 2073 ГГУ.

88См.: Martyn, J.R. Oldham M., Learmonth A. et al. Op. cit. P. 292.

89См.: Rendell C. Op. cit. P. 102.

90См.: Wills, Estates And Succession Act of British Columbia (WESA) 2009. Исследование этого документа интересно в первую очередь тем, он достаточно новый и хорошо проработанный, а при его разработке был исследован опыт ряда стран общего права (см.: Kerwin S. Validation and Rectification of Defective Wills under the Wills, Estates and Succession Act: The Tranquil Revolution in Probate Law Comes to British Columbia // Est. Tr. & Pensions J. 2014. Vol. 33).

69

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Однако применительно к индивидуально-определенному имуществу (specific gifts)91 суды общего права часто находят «иное намерение» завещателя. Представим, что наследодатель завещал конкретное имущество, а именно «мои 1000 привилегированных акций Северной Британской железнодорожной компании»92. В течение жизни наследодатель продал эти акции, а затем снова приобрел акции этой же компании. Завещательное распоряжение было признано отмененным наследодателем (adeemed), поскольку завещались конкретные акции, которые перестали существовать на момент смерти наследодателя.

Вцелях исполнения предполагаемой воли наследодателя суды начали видеть specific gifts, а следовательно, и толкование положений об имуществе на момент составления завещания, везде, где наследодатель употребил слово «мои»93 или указал на время обладания: например, «фортепиано, которым сейчас владею».

Вст. 24 Закона Великобритании о завещаниях речь идет о толковании завещаний исключительно применительно к имуществу. Поэтому по общему правилу в отношении лиц завещание говорит с момента его составления, если из него не вытекает иное94. Соответственно, слова, обозначающие наследников, относятся к живущим на момент составления завещания людям. Так, в одном из дел было составлено завещание в пользу «самого старшего ребенка моей дочери Анны». На момент составления завещания таким ребенком был Роберт. Однако он умер до смерти наследодателя, что привело к невозможности исполнения распоряжения (lapse), хотя у Анны были другие дети.

Часто суды общего права уходят из-под действия этого правила, выводя иное намерение завещателя из конкретных обстоятельств. В частности, когда на момент составления завещания не было лиц, удовлетворяющих описанию наследника в завещании95. Например, имущество было завещано в пользу «супруга Анны», но на момент составления завещания Анна не была замужем96. Суд присудил имущество в пользу того, за кого первого она вышла замуж до смерти завещателя.

Необходимо отличать ситуации, когда на момент составления завещания не было лиц, соответствующих описанию, и когда они были, но на момент открытия наследства уже не соответствовали описанию. Так, если бы в описанном деле на мо-

91Перевод завещательного распоряжения specific gifts как «завещание индивидуально-определенного имущества» очень условен. Определение завещательного распоряжения по типу (specific, demonstrative, general, residue), неизвестное российскому праву, важно для судов общего права, поскольку это влияет на то, какие распоряжения будут сокращены в случае недостаточности имущества (abatement) или, например, какие распоряжения будут признаны отмененными (adeemed) по причине отсутствия имущества на момент смерти и др.

92См.: Re Gibson (1866) LR 2 Eq 669 (цит. по: Rendell C. Op. cit. P. 102).

93В деле Re Sikes [1927]1 Ch. 364 «мое фортепиано» было истолковано как фортепиано, которым наследодатель владел на момент составления завещания.

94См.: Parry D.H., Kerridge R. Op. cit. P. 296–297; Burrows А. Op. cit. § 7.179.

95См.: Rendell C. Op. cit. P. 104.

96См.: Radford v. Willis (1871) Ch. App. 7 (цит. по: Rendell C. Op. cit. P. 104).

70

Condicio iuris

мент составления завещания Анна была бы замужем, но затем развелась и на момент смерти наследодателя была замужем за другим человеком, то суду следовало бы присудить имущество в пользу бывшего супруга Анны, поскольку он являлся супругом на момент составления завещания97.

2.4. Момент, на который толкуется завещание применительно к лицам

На какой момент должно толковаться завещание по российскому праву? Применима ли доктрина armchair? Единообразия в ответе на этот вопрос нет ни в литературе, ни в судебной практике.

Вкомментарии к ст. 1131 ГК РФ указывается, что применительно к условиям в завещании «содержание завещания, на наш взгляд, «начинает говорить» в момент открытия наследства»98, а применительно к толкованию слов и выражений завещания — «в момент совершения»99. Аналогичный подход можно встретить в американской практике. Правило о том, что завещание говорит в момент смерти наследодателя, относится к вступлению в силу и действию содержащихся в нем завещательных распоряжений, но не к толкованию100.

Всоветской литературе отражен скорее противоположный взгляд. Авторы высказываются только в отношении лиц, но не имущества: «Круг наследников определяется не на момент составления завещания, а на момент открытия наследства»101. Различие более заметно на примере, который разрешен авторами приведенных точек зрения по-разному.

Предположим, завещание составлено в пользу «жены» без указания ее имени. После составления завещания брак расторгается, а супруг вступает в новый брак, не изменяя составленного завещания.

Советские авторы приходят к выводу, что наследником считается лицо, состоящее в браке на момент смерти наследодателя102. Е.Ю. Петров, основываясь на доктрине armchair, разрешает спор в пользу бывшей супруги, поскольку в момент составления завещания она являлась женой наследодателя и именно ее он имел в виду103. К.Б. Ярошенко предлагает в такой ситуации констатировать невозможность опре-

97Ibid.

98Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 199 (автор комментария к ст. 1131 — Е.Ю. Петров).

99Там же. С. 218.

100См.: Johanson S.M. Wills. 11th еd. // Gilberts Law Summaries. 2003. P. 278.

101См.: Антимонов Б.С., Граве К.А. Советское наследственное право. М., 1955. С. 264.

102Там же.

103См.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 218 (автор комментария к ст. 1132 — Е.Ю. Петров).

71

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

деления наследника и, как следствие, неисполнимость завещательного распоряжения104.

На наш взгляд, признание предыдущей супруги наследницей по завещанию не будет справедливым решением. Во избежание такого результата правовые системы, знакомые с armchair rule, предусмотрели правила об отмене всех завещательных распоряжений в пользу супруги, брак с которой расторгнут или признан недействительным105. Такое же регулирование установлено в § 2077 ГГУ. Разумеется, эти правила действуют с оговоркой, если иное намерение не выражено завещателем.

Мы разделяем взгляд, что по общему правилу завещание должно толковаться на момент его составления, а именно с учетом обстоятельств, в которых находился наследодатель (armchair rule). Однако в описанной задаче, в отсутствие в российском праве правил об отмене распоряжений в пользу лица, уже не являющегося супругом106, его использование приводит к нежелательному результату.

Здесь возможно объяснить признание наследником жены, которая обладает таким статусом на момент открытия наследства. Ведь формально, если отступить от правила толкования завещания на момент его составления и толковать его на момент открытия наследства, под обозначение «жена» подпадает нынешняя супруга наследодателя. Но и это не кажется самым справедливым решением. Наследодатель на момент составления завещания никак не мог иметь в виду в качестве наследника свою будущую жену.

Всилу указанных причин, вероятно, наиболее справедливым будет считать, что под «женой» понимается условие, которому на момент открытия наследства должно соответствовать лицо, являвшееся супругой на момент составления завещания.

Вотсутствие соблюдения такого условия оно не призывается к наследованию по завещанию и наступают последствия отсутствия завещания.

Соответственно, аналогичный вывод можно сделать и в том случае, если завещатель указал не просто «жену», а «жену ФИО». В этом случае также представляется справедливым видеть в «жене» условие или статус для лица, которое имел в виду наследодатель в момент составления завещания.

Обоснованием правила об отмене завещательных распоряжений в пользу лица, брак с которым расторгнут или признан недействительным, вероятно, является признание статуса супруга наследодателя причиной, по которой он назначил супруга своим наследником. Иначе говоря, создается стойкая презумпция, что завещатель указал в качестве наследника супруга лишь только потому, что он является супругом.

104См.: Наследственное право / отв. ред. К.Б. Ярошенко, М., 2005. С. 115–116 (автор раздела III — К.Б. Ярошенко).

105См.: ст. 18 Закона о завещаниях; ст. 2-804 ЕНК.

106Однако мы видим, что применительно к совместным завещаниям законодатель увидел необходимость подобных положений и предусмотрел автоматическую утрату силы совместного завещания в случае расторжения брака или признания его недействительным (п. 4 ст. 1118 ГК РФ в ред. Федерального закона от 19.07.2018 № 217-ФЗ).

72

Condicio iuris

Но даже если бы завещатель хотел обезопасить свое завещание на случай прекращения брака, то из моральных соображений, находясь в браке, очень сложно (если не невозможно без печальных последствий для отношений) использовать формулировку «имущество передать супругу ФИО, если только брак не будет прекращен» или «супругу, который будет таковым на момент моей смерти».

Вместе с тем представляется, что такая презумпция должна действовать только в отношении статуса супруга, но не детей. Так, если завещатель указал в качестве наследника «сына А», то при обнаружении в последующем факта, что А не является сыном завещателя (разумеется, в отсутствие обмана со стороны А), нельзя отказывать в наследовании по завещанию такому лицу при доказанности их близких отношений107. В данном случае указание в завещании «сын», в отличие от указания «жены», не является ни причиной, ни условием получения наследства. По нашему мнению, оно служит лишь для идентификации того конкретного лица, которое имел в виду завещатель в момент составления завещания108, поскольку, очевидно, есть и другие лица с аналогичным именем и указание на родственные отношения сужает круг возможных наследников109.

К подходу, при котором для определения наследника по завещанию исследуются взаимоотношения между предполагаемым сыном (который, например, оказался пасынком) и наследодателем, приходят также авторы первого комментария к третьей части ГК РФ110. Поэтому стоит только поприветствовать решение суда, где имущество было присуждено в пользу лица, которое было указано завещателем как дочь, но не являлось таковым: «Указание в завещании В., ДД.ММ.ГГГГ года рождения как «дочери» не влияет в рассматриваемом случае на понимание волеизъявления завещателя. Личность наследника, в пользу которого составлено завещание, достоверно известна»111.

На основании изложенного мы склонны критически оценить следующее решение российского суда о толковании завещания112.

107Именно такое решение принял российский суд, когда оказалось, что указанный в завещании «внук» не был кровным родственником наследодателю (см.: решение Фрунзенского районного суда г. Саратова от 02.08.2019 по делу № 2-1185/2019).

108Такое понимание позволит решить маловероятную в России, но возникающую за рубежом ситуацию смены пола обозначенным в завещании наследником до открытия наследства (описание проблемы подробнее см.: Rousseau A. Transgender Beneficiaries: In Becoming Who You Are, Do You Lose the Benefits Attached to Who You Were? // Hofstra Law Review. 2018. Vol. 47. P. 813–859).

109Но даже указание на наличие родственных отношений не всегда поможет определить наследника, поскольку у наследодателя могут быть сыновья или племянники с одинаковыми инициалами. В этих случаях, думается, снова необходимо обращаться к внешним доказательствам для установления близости отношений наследодателя с каждым из предполагаемых наследников.

110См.: Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. С. 122.

111См.: апелляционное определение ВС Чувашской Республики от 09.10.2013 по делу № 33-3619/2013.

112См.: решение Феодосийского городского суда Республики Крым от 27.02.2018 по делу № 2-409/2018.

73

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Марина Нестеровна Шандурская оставила завещание, в котором указала в качестве наследника всего своего имущества «дочь Душкину Валентину Михайловну» (истец). У В.М. Душкиной не оказалось документов, подтверждающих ее родство с Мариной Нестеровной Шандурской, однако в ее свидетельстве о рождении в качестве матери была указана Матрена Нестеровна Душкина (девичья фамилия матери Зубарева), которая, как утверждала истец, умерла как Шандурская, а документов о смене имени и фамилии не сохранилось. Истец просила истолковать завещание так, как если бы в нем не было слова «дочь». В суд были представлены доказательства того, что истец и завещатель проживали совместно. В итоге суды отказали в удовлетворении иска со ссылкой на неверный выбор способа защиты, намекая на возможность подачи иска об установлении родственных отношений.

Не рассматривая вопрос о надлежащем способе защиты нарушенного права113, мы допускаем возможность удовлетворения иска о толковании завещания без указания родственных отношений, пусть, возможно, и в обход отдельного судебного процесса об установлении родственных отношений114. Суд в рамках этого дела мог определить, кого именно имел в виду наследодатель в момент составления завещания, тем более что отсутствие иного лица, подпадающего под описание наследника, и в целом факты спора явно говорят о том, что истец и был указанным в завещании наследником.

Рассмотрим еще один пример, демонстрирующий, что armchair rule применяется не изолированно, а находится в системе иных институтов права той или иной правовой системы.

Предположим, что завещатель завещал имущество «детям». После составления завещания у него родился или он усыновил еще одного ребенка. В странах общего права указание «детей» будет являться завещанием в пользу класса (class gifts; gifts to groups of persons)115. Следовательно, переживший наследодателя ребенок, несмотря на то что он появился после составления завещания, также будет наследником по завещанию, поскольку входит в описанный класс. При отсутствии правил о классовых завещаниях применение armchair rule приведет к тому, что наследниками будут только дети, существующие на момент составления наследства.

Теперь предположим, что российский суд в аналогичной ситуации истолкует слово «дети» на момент смерти завещателя. Результат на первый взгляд будет таким же

113Вопрос о соотношении этих способов защиты, по-видимому, заслуживает отдельного подробного рассмотрения. Здесь лишь заметим, что при запрете обращаться с требованием о толковании завещания в подобной ситуации мы ставим вероятных родственников в невыгодное положение по сравнению с теми, кто вообще не являлся родственником наследодателя, но чей родственный статус был указан по ошибке. В последнем случае им недоступно требование об установлении родственных отношений и, вероятно, единственным способом защиты прав будет требование о признании их наследниками и толковании завещания в их пользу.

114Можно предположить, что такой способ защиты, как возможность установления родственных отношений в судебном порядке, больше подходит наследованию по закону и является излишним при наследовании по завещанию.

115См.: Dukeminier J., Sitkoff R.H. Op. cit. P. 522; Martyn J.R., Oldham M., Learmonth A. et al. Op. cit. P. 625; Паничкин В.Б., Боровик О.Ю. Наследственное право США. СПб., 2006. С. 513–514. Похожие положения о завещании в пользу группы содержатся в § 2071 ГГУ.

74

Condicio iuris

и без института завещаний в пользу класса — наследниками по завещанию будут все дети, пережившие завещателя. Однако вопрос остается в том, как будет распределена доля отпавшего до открытия наследства члена класса и какую итоговую долю получит каждый из переживших завещателя детей.

В соответствии с правилами о приращении долей (п. 1 ст. 1161 ГК РФ116) если наследник, условно входящий в класс, отпал до открытия наследства по причинам иным, чем смерть, то его доля переходит к наследникам по закону либо, если было завещано все имущество, — ко всем наследникам по завещанию пропорционально их долям. Если же такой наследник умер до открытия наследства, то его доля безальтернативно переходит к наследникам по закону117 с единственным на сегодняшний день исключением, позволяющим распределить долю отпавшего наследника среди наследников по завещанию в случае, если все имущество распределено между наследниками по завещанию, но конкретные доли каждого не определены118. Таким образом, имущество или доля в наследстве отпавшего члена класса будет распределена между наследниками по закону, а не между членами класса.

Согласно правилам о классовом завещании (class gift rule) в США в описанной ситуации имущество отпавшего члена класса будет распределено только между членами класса, а не между всеми наследниками по завещанию или наследниками по закону. Этот вывод основан на предполагаемой воле наследодателя, который, завещая имущество классу, желал, чтобы оно осталось в классе и не перешло лицам, чужим для класса119.

Думается, такое решение лучше отвечает общей идее осуществления вероятной воли наследодателя. Особенно наглядно это видно при завещании единого объекта (например, дачного дома) такому классу, как «семья Ивановых» или «детям лучшего друга Иванова». При применении российского подхода доля в доме отпавшего члена семьи Ивановых будет распределена между чуждыми этой семье людьми, хотя очевидно, что наследодатель желал оставить конкретное имущество только указанному им классу (семье Ивановых). Завещания в пользу такого класса, как семья, упоминаются еще в дореволюционной литературе120. Там же содержатся разъяснения, что в это понятие включаются глава семейства, его жена и дети.

Основываясь на ранее высказанной идее о том, что подсказки в законе или судебной практике являются лишь правилами по умолчанию и к ним обращаются в отсутствие иного намерения завещателя, мы склонны допустить применение

116Само по себе упоминание в ГК РФ возможности отпадения наследника указывает на то, что фигура наследника определена еще до открытия наследства. Следовательно, чтобы понять, какой наследник отпал, необходимо истолковать завещание на момент его составления. Иными словами, ГК РФ также исходит из необходимости толковать завещание применительно к лицам на момент его составления.

117См.: п. 48 постановления Пленума ВС РФ от 29.05.2012 № 9 «О судебной практике по делам о наследовании».

118См.: определение СКГД ВС РФ от 24.11.2015 № 47-КГ15-9.

119См.: Паничкин В.Б., Боровик О.Ю. Указ. соч. С. 525.

120См.: Тютрюмов И.М. Указ. соч. С. 100. Возможность завещания в пользу группы лиц предусмотрена также в § 2071 ГГУ.

75

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

идеи классовых завещаний и по российскому праву. Выводить их возможно из принципа наиболее полного осуществления предполагаемой воли наследодателя (абз. 2 ст. 1132 ГК РФ), а распределить долю отпавшего члена класса только среди иных его членов можно, увидев в иных членах подназначенных наследников (п. 2 ст. 1121 ГК РФ).

От классовых завещаний необходимо отличать ситуацию, когда в завещании указано «по 12 000 долл. каждому ребенку Анны». При отпадении члена класса в таком случае причитающиеся ему денежные средства не распределяются между остальными, поскольку каждому было выделено определенное имущество121. Отсюда следует вывод, что при классовом характере завещательного распоряжения до открытия наследства нам всегда будет неизвестно, кто конкретно станет наследником и какую долю получит каждый из членов класса122.

Проблема усложняется, если дети были поименованы в завещании и после составления завещания родился или был усыновлен еще ребенок. Законодательство многих штатов США содержит нормы о забытом ребенке (pretermitted child)123, согласно которым в данном случае ребенок получит законную долю. В Германии в такой ситуации существует возможность оспорить завещание по причине игнорирования лица, имеющего право на обязательную долю (§ 2079 ГГУ). В российском праве подобных положений нет, и последующие дети вправе рассчитывать лишь на обязательную долю в наследстве.

2.5. Момент, на который толкуется завещание, применительно к имуществу

Изложенное в предыдущем пункте касалось российского взгляда на толкование завещания применительно к лицам. В отношении имущества суды также не имеют однозначного ответа на этот вопрос, однако видна тенденция толковать положения об имуществе на момент открытия наследства. Вызвано это в первую очередь механизмом распределения наследства, поскольку исполнитель завещания «ищет» описанное в завещании имущество в наследственной массе умершего именно на момент его смерти. В целом подход схож с положениями упомянутой ранее ст. 24 Закона Великобритании о завещаниях 1837 г. Например, если завещаны денежные средства на счете в банке «Открытие», то наследник получит денежные средства в размере, имеющемся на этом счете на момент смерти наследодателя.

Иной пример. Если завещан автомобиль «Форд», то наследнику перейдет не тот автомобиль, который принадлежал наследодателю на момент составления завеща-

121Согласно § 13.2 (а) Третьего свода законов США положение завещания не является классовым, если лица и их доли определены.

122По общему правилу класс «закрывается» (определяются его члены) в момент смерти наследодателя. Иное может вытекать из намерений завещателя. Например, когда он указал «распределять доходы от суммы в размере 20 000 долларов между детьми Анны». Следовательно, рожденные и после смерти наследодателя дети Анны будут вправе претендовать на доход от этой суммы.

123См.: Паничкин В.Б., Боровик О.Ю. Указ. соч. С. 273.

76

Condicio iuris

ния, а тот, который имеется в наследственной массе на момент смерти и соответствует описанию. Но ситуация иная, если в завещании имущество индивидуально определено и из завещания вытекает, что наследодатель имел в виду то имущество, которое принадлежало ему в момент составления завещания. В этом случае завещание должно говорить в момент его составления, чтобы понять, какую конкретно вещь имел в виду наследодатель, и в дальнейшем сличить ее с вещью, имеющейся в наследстве.

Предположим, завещатель указал иное имущество, например «принадлежащий мне земельный участок и дом на нем». На момент открытия наследства оказалось, что на земельном участке расположено два дома. В этом случае, поскольку наличные недвижимые вещи всегда являются индивидуально-определенными124, толкование должно осуществляться на момент составления завещания. Следовательно, наследнику перейдет тот дом, который был на земельном участке на момент составления завещания125.

Российская действительность такова, что при составлении пообъектного (перечневого) завещания (а не завещания долей во всем имуществе) завещанным имуществом выступают наиболее ценные вещи (например, недвижимость). Эти объекты по своей природе всегда индивидуально-определенные, не склонны к изменениям в период до открытия наследства, а завещание чаще составляется уже в престарелом возрасте, что также сокращает возможность изменения указанного в нем имущества за небольшой период с момента составления завещания до открытия наследства. По этим причинам вопросы о том, какое же конкретно имущество имел в виду наследодатель, не так часто встают в российской практике.

К тому же при составлении завещания у нотариуса последнему рекомендуется как можно точнее фиксировать индивидуализирующие признаки конкретного имущества126. А как раз это и означает, что в завещании по российскому праву, в котором используется перечневый вариант распределения имущества, как правило, указывается индивидуально-определенное имущество. Следовательно, чтобы понять, какое же имущество имел в виду наследодатель, необходимо «читать» завещание в момент его составления.

124Можно ли завещать просто квартиру или просто дом без указания индивидуализирующих признаков действительно с намерением, чтобы наследнику перешли описанные объекты, которые будут в наличии к моменту открытия наследства? Да, но это должно вытекать из завещания. Например, можно написать «квартиру, которую куплю в будущем» или «квартиру, имеющуюся у меня к моменту смерти». Причем если в таких случаях на момент смерти наследодателю принадлежит несколько квартир или домов, то наследнику подлежит передаче первый по времени приобретения объект. Такое решение можно обосновать предполагаемой волей наследодателя, который, зная о положениях завещания, приобрел соответствующий объект.

125По мотивам обстоятельств дела, рассмотренного в апелляционном определении Волгоградского областного суда от 29.04.2014 по делу № 33-3004/2014. Возможно, наследнику необходимо передать оба дома в силу принципа единства судьбы земельного участка и прочно связанных с ним объектов. Вопрос спорный.

126См.: п. 23 Методических рекомендаций по удостоверению завещаний, принятию нотариусом закрытого завещания, вскрытию и оглашению закрытого завещания (утв. решением правления Федеральной нотариальной палаты от 01–02.07.2004, протокол № 04/04).

77

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Момент, на который толкуется завещание применительно к имуществу, имеет значение не только в случае изменения завещанного имущества после составления завещания, но и, в частности, при фактическом исполнении воли наследодателя при жизни. Например, когда при жизни наследодатель вручает наследнику объект, подпадающий под описание в завещании127. Или когда в наследственной массе находится лишь часть вещи или вещи нет, но имеется какая-либо компенсация за нее (к примеру, страховое возмещение за погибшую завещанную вещь или возмещение за изъятие для государственных или муниципальных нужд завещанного имущества).

Итак, по общему правилу положения завещания об имуществе следует толковать на момент открытия наследства. Свои исключения в это правило вносит наследование индивидуально-определенных вещей, где есть основания толковать завещание на момент составления.

Вместе с тем в делах, где завещана доля в имуществе, но после составления завещания наследодатель становится единоличным собственником, желательно толковать слово «доля» на момент открытия наследства, исходя из (1) предполагаемой воли наследодателя, которые желал передать все права на завещанное имущество одному наследнику; (2) использования завещателем слова «доля» без намерения ограничить объем передаваемых прав, а лишь с целью идентификации объекта; (3) нежелательности128 создания долевой собственности на имущество, где первоначально завещанная доля будет распределена в пользу наследника по завещанию, а в последующем приобретенная — между несколькими наследниками по закону129.

Учитывая перечисленные обстоятельства и вспоминая упомянутые дела с указанием в качестве наследства доли в квартире, мы можем лишь поддержать те решения, где наследнику присуждали всю квартиру целиком. Поэтому желательно рекомендовать нотариусам разъяснять завещателям возможные последствия той или иной формулировки завещания.

127В литературе предлагается более интересный пример, когда на наследника возлагается обязанность «уплати моему кредитору Иванову один миллион рублей», но до своей смерти наследодатель уже выплатил долг (см.: Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации. С. 220 (автор комментария к ст. 1132 — Е.Ю. Петров). На наш взгляд, в этом примере путем толкования предполагаемой воли наследодателя в слове «кредитор» можно увидеть такое отменительное условие исполнения распоряжения, как отсутствие долга на момент открытия наследства и, следовательно, статуса кредитора у Иванова.

128На нежелательность создания долевой собственности при распределении наследства как бы намекает п. 21 Методических рекомендаций по удостоверению завещаний, принятию нотариусом закрытого завещания, вскрытию и оглашению закрытого завещания, предписывающий нотариусам разъяснять особенности завещания неделимой вещи, исполнение которого может привести к долевой собственности на эту вещь.

129Наверное, еще далеко до провозглашения принципа «избежания, при возможности, возникновения общей собственности» или толкования «против возникновения общей собственности», но бесспорно, что за общей долевой собственностью тянется ряд проблем, которые не возникают при получении имущества в единоличную собственность.

78

Condicio iuris

2.6. Реализация субъективного подхода в нормах российского права

«Что такое буквализм? Это просто. Тиран Тамерлан обещал гарнизону Себастии, что в случае добровольной сдачи ни капли крови не прольется. Гарнизон сдался. Он не пролил крови. Он закопал их заживо»130.

Мы выяснили, что применительно к завещаниям следует отдавать предпочтение субъективному подходу, основанному на поиске предполагаемой воли наследодателя. Теперь перед нами стоит задача найти отражение этой идеи в нормах российского права.

Для удобства приведем полный текст ст. 1132 ГК РФ:

«При толковании завещания нотариусом, исполнителем завещания или судом принимается во внимание буквальный смысл содержащихся в нем слов и выражений.

В случае неясности буквального смысла какого-либо положения завещания он устанавливается путем сопоставления этого положения с другими положениями и смыслом завещания в целом. При этом должно быть обеспечено наиболее полное

осуществление предполагаемой воли завещателя (курсив наш. — А.Ш.)».

Большинство комментаторов этой статьи, упоминая о ее сходстве с толкованием договоров, делают вывод о ступенчатости процесса толкования: сначала буквальное толкование и затем, в случае неясности, толкование завещания в целом131. Сама по себе ступенчатость не вызывает сильной критики132, и ранее мы соглашались с идеей, что в действительности понимание положений любого текста всегда начинается с буквального толкования.

Важно другое. При описании ступенчатости, толкуя ст. 1132 ГК РФ, необходимо учитывать применимость принципа наиболее полного осуществления предполагаемой воли завещателя, закрепленного в абз. 2, ко всем стадиям толкования, а не только к методу толкования завещания в целом при неудаче буквального толкования.

130Paley W. The Works of William Paley (1838) Vol. III at 60 (цит. по: Steyn J. The Intractable Problem of the Interpretation of Legal Texts // Sydney L. R. 2003. Vol. 25. P. 7) (в русскоязычных источниках этой истории Тамерлан не закопал, а задушил жителей Себастии).

131См., напр.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (учебно-практический) / под ред. С.А. Степанова. С. 1012.

132Однако если мы видим сходство с толкованием договоров, то в своих разъяснениях ВС РФ не высказался о ступенчатости толкования, что намекает на применение всех методов толкования одновременно. Ступенчатость была отражена только в отношении правила contra proferentеm (см.: п. 43–46 постановление Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора»). Полагаем, что и в завещаниях не существует ступенчатости (но есть первый шаг), поскольку «неясность», необходимая для перехода к толкованию в целом, может вскрыться только благодаря, собственно, толкованию завещания в целом.

79

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

В этом вопросе мы солидарны с авторами133, которые делают вывод о распространении принципа наиболее полного осуществления предполагаемой воли завещателя в том числе и на абз. 1 указанной статьи, т.е. и на буквальное толкование. Такое заключение иногда поддерживается российскими судами134, а также оно нашло отражение в одном из актов Конституционного Суда РФ безотносительно метода (ступени) толкования135.

Обозначенный тезис важен, поскольку, во-первых, позволяет интерпретатору привносить в буквальное толкование текста такое понимание использованных завещателем слов и выражений, которое подразумевал непосредственно сам составитель завещания, а не интерпретатор136. Во-вторых, это открывает больше возможностей для восполнения завещания даже в случае ясности буквального толкования, но при его устаревании и наступлении значимых обстоятельств после его составления. В-третьих, суд получает возможность в исключительных случаях исправлять завещание, если в нем есть ошибки, т.е. даже тогда, когда буквальное толкование ясно, но расходится с предполагаемой волей наследодателя. Иными словами, в конкретных обстоятельствах это позволяет интерпретатору уйти от грубого, но простого метода буквального толкования. Например, при завещании в пользу «моей племянницы», несмотря на кажущуюся ясность положения137, суду следует признать наследником племянницу другого супруга, если на момент составления завещания наследодатель не имел своей племянницы138.

Поскольку даже буквальное толкование завещаний подчиняется главной цели — осуществлению предполагаемой воли наследодателя, можно сделать вывод, что российское право придерживается превалирующего во многих развитых правопорядках приоритета субъективного метода толкования применительно к завещаниям.

Для демонстрации неудовлетворительных результатов применения буквального толкования приведем одно из российских дел.

Супруг завещает принадлежащую ему 1/2 доли в праве собственности на квартиру супруге, а если супруга умрет раньше, то в пользу С. Супруга совершает аналогич-

133«Оба способа толкования завещания подчинены единой цели: по возможности выявить и исполнить подлинную волю завещателя» (Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / под ред. А.Л. Маковского, Е.А. Суханова. С. 122).

134«Из приведенных норм права и методических рекомендаций следует, что при толковании завещания принимается во внимание буквальный смысл содержащихся в нем слов и выражений. При этом цель толкования завещания направлена на обеспечение полного осуществления предполагаемой воли завещателя» (апелляционное определение Нижегородского областного суда от 08.08.2017 по делу № 33-9119/2017).

135«Статья 1132 ГК Российской Федерации исходит из необходимости учета действительной воли наследодателя, выраженной в завещании» (определение КС РФ от 26.01.2017 № 157-О).

136Строго говоря, это уже не будет буквальным толкованием, поскольку последнее является таковым при «общепринятом» значении.

137Можно сказать, что в этом примере имеется скрытая неясность (latent ambiguity) (см. подп. 3.2 настоящей работы).

138В реальном деле в пользу «моих племянников и племянниц» был учрежден траст, но сути применительно к России этого не меняет (см.: Clymer v. Mayo, 473 N.E. 2d 1084 (Mass. 1985)).

80

Condicio iuris

ное (зеркальное) завещание в пользу супруга, а если тот умрет раньше — в пользу С. Первой умирает супруга, и супруг становится единственным собственником квартиры. По истечении короткого срока после приобретения всей квартиры другой супруг умирает и перед судом встает вопрос о размере доли, наследуемой С. Буквальное толкование завещания привело к наследованию только 1/2 доли в праве собственности на квартиру лицом С. Вторая 1/2 доли в праве собственности на квартиру была признана (!) выморочным имуществом139.

3. Допустимость внешних доказательств при толковании завещаний

3.1. Общее представление

Одним из ключевых вопросов при толковании завещания является вопрос о пределах допустимости использования внешних доказательств для выявления предполагаемого намерения завещателя. Правило буквального толкования (plain meaning rule) также называют правилом толкования без внешних доказательств (no extrinsic evidence rule)140. Действительно, любое допущение внешних доказательств нарушает правило «обычного» значения слов141. При решении вопроса о допущении внешних доказательств значение придается (а) типу внешних доказательств, (б) определению пределов буквального толкования и (в) разновидности неясности в завещании.

По типу доказательств можно выделить внешние и внутренние доказательства, а также прямые и непрямые. Под внешними доказательствами понимаются любые иные доказательства, выходящие за рамки «четырех углов» завещания142. Также выделяют непрямые143 (indirect, circumstantial) доказательства, которые указывают на обстановку и окружение наследодателя (например, доказательства его финансового состояния, отношений с семьей и друзьями и др.). Прямые доказательства содержат непосредственно волю наследодателя (к примеру, его записки или заявления в отношении наследства, инструкции, которые он давал юристу, составляющему завещание). Так, утверждение завещателя «Мария — моя любимая племянница» является непрямым доказательством, а утверждение «Завещаю машину моей любимой племяннице Марии» считается выражением воли, т.е. прямым внешним доказательством, которое со значительными ограничениями (например, указание закрытого перечня случаев, когда они будут приниматься) будет допущено для толкования завещания.

До момента полной победы субъективного подхода в английском праве выделялся третий тип доказательств, против которого выступали сторонники буквального

139См.: апелляционное определение Московского городского суда от 22.12.2015 по делу № 33-48697/2015.

140См.: Dukeminier J., Sitkoff R.H. Op. cit. P. 473.

141См.: Kruse C.B., Jr. Op. cit. P. 300.

142Ibid.

143Rendell C. Op. cit. P. 99.

81

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

подхода, — доказательства обычного использования завещателем определенных слов и выражений144. Например, доказательства того, что завещатель называл своего пасынка «мой ребенок».

Обоснование деления лежит в ограниченной допустимости прямых доказательств, поскольку их допущение приведет к избеганию формальных правил к составлению завещания. Фактически их дозволение позволяет излагать последнюю волю в устных заявлениях, в обычной письменной форме (например, дневнике) и т.д. — в зависимости от допущенного внешнего доказательства.

Применительно к допущению в России прямых доказательств нужно учитывать контекст, отличающий нас от правопорядков, где в отдельных случаях допускаются прямые доказательства, а именно присущие нам крайний формализм составления завещаний (обязательная нотариальная форма и запрет на олографические завещания); отсутствие ответственности за ложь в суде, не позволяющее в полной мере использовать свидетельские показания в качестве доказательства; слабо работающую ответственность за фальсификацию доказательств; нечасто применяемые судами идеи стандартов доказывания.

3.2.Разновидности неясности в завещании

Вобщем праве выделяют явную (patent ambiguity) и скрытую неопределенность (latent ambiguity). В американских источниках говорят также об отсутствии явной двусмысленности (no apparent ambiguity)145.

Положение завещания, которое неясно на первый взгляд и в котором нет здравого смысла, составляет явную неопределенность146. Например, когда сумма денежных средств, указанная прописью, различается с числовым значением, приведенным в скобках147.

Неявная (скрытая) неопределенность характеризуется тем, что на первый взгляд положение завещания несет в себе смысл, но его исполнение невозможно без дополнительной ясности148. Например, когда в завещании указано на передачу на-

144См.: Burrows А. Op. cit. § 7.150..

145См.: Beyer G.W. Op. cit. P. 178.

146Ibid. P. 175.

147В реальном деле такая неопределенность наступила вследствие ошибки юриста — составителя завещания, который «вырезал и вставил» сумму прописью из другого положения завещания. Ошибка при составлении завещания была явной. Согласно общему подходу риск явных ошибок лежит на наследодателе и потому внешние доказательства не могут быть допущены. Однако суд указал, что деление на явную и скрытую неопределенность непрактично и, придерживаясь современного подхода, допустил внешние доказательства для исправления ошибки (см.: In re Estate of Cole, 621 N.W.2d816 (Minn. App. 2001).

148См.: Beyer G.W. Op. cit. P. 177.

82

Condicio iuris

следнику «земельного участка № 74», но наследодателю на момент составления завещания принадлежал «земельный участок № 75» и иного он не приобрел до своей смерти149. Фактически неявная двусмысленность представлена в двух видах. Первый, когда под описание в завещании подпадают два и более лица либо два или более имущества. Второй, когда ни одно лицо либо ни одно имущество в точности не совпадает с описанием в завещании, но имеется несколько лиц либо вещей, частично совпадающих с описанием150.

Ситуация отсутствия явной двусмысленности наступает тогда, когда нет ни явной, ни неявной неопределенности, однако некое лицо желает представить внешние доказательства того, что завещатель имел в виду не то, что может показаться из завещания151. Например, когда завещание содержит следующую фразу: «Завещаю все мое личное (движимое) имущество племяннице» («I leave all my personal property to Niece»). Наследственная масса состоит из 50 000 долл. и дома. Кроме племянницы, у наследодателя имелась дочь. Неясности нет, деньги должны достаться племяннице, а дом — дочери завещателя. Племянница заявила в суде, что завещатель не являлась юристом и не знала разницы между личным (движимым) (personal property) и недвижимым имуществом (real property), а термин personal использовала для отделения своего имущества от чужого. А потому завещатель желала, чтобы все ее имущество перешло к племяннице.

До недавнего времени представленной классификации придавалось большое значение, поскольку от типа неясности зависела допустимость внешних доказательств в целях поиска действительной воли наследодателя.

Поскольку страны общего права придерживаются доктрины armchair, которая невозможна без исследования обстоятельств составления завещания, то такие доказательства допускаются всегда. Сложнее обстоит вопрос с прямыми доказательствами. До принятия Закона об отправлении правосудия 1982 г. в Англии прямые доказательства намерений завещателя допускались только в случае скрытой неопределенности152. Сейчас же граница между прямыми и непрямыми доказательствами практически стерта, поскольку в соответствии со ст. 21 Закона о правосудии для случаев толкования завещания, предусмотренных этой статьей, допускаются также и доказательства намерений завещателя. Эти случаи перечислены там же:

–отсутствие смысла (meaningless);

–явная неопределенность;

–непрямые доказательства указывают на двусмысленность положений завещания (иными словами, обнаружение скрытой неясности с помощью armchair rule).

149См.: апелляционное определение ВС Чувашской Республики от 03.07.2017 по делу № 33-3238/2017.

150См.: Johanson S.M. Op. cit. P. 275.

151См.: Beyer G.W. Op. cit. P. 178.

152См.: Rendell C. Op. cit. P. 99.

83

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Американская судебная практика также свидетельствует о движении в сторону расширения допущения внешних доказательств. Во-первых, превалирующий подход отказывается от правила обычного значения слов153, что означает как минимум допущение доказательств обстоятельств совершения завещания. Во-вторых, современный подход отклоняет различие между скрытой и явной неопределенностью, допуская внешние доказательства при наступлении любой неясности154.

3.3. Допустимость внешних доказательств

Как ранее указывалось, комментаторы ст. 1132 ГК РФ отмечают связь ее положений со ст. 431 ГК РФ. Из того, что в ст. 1132, в отличие от ст. 431, не попали положения о толковании на основании «всех соответствующих обстоятельств», делается вывод о недопустимости использования при толковании иных, кроме завещания, доказательств. На недопустимость показаний свидетелей, документов, отличных от завещания, для толкования последней воли обращалось внимание в советской литературе155. Такой запрет в настоящее время закреплен для нотариусов в Методических рекомендациях по оформлению наследственных прав: «Закон не предоставляет нотариусу права использовать для выяснения истинной воли завещателя другие, кроме завещания, документы, например письма завещателя, его дневники и т.п.»156.

Имеется ли обоснование такого запрета? На наш взгляд, в отношении интерпрета- тора-суда — точно нет, тем более что обычно про ограничение допущения в судебном процессе какого-либо доказательства говорится прямо в законе157. В ст. 1132 ГК РФ не содержится ограничений в допустимости доказательств, а указанное выше положение применимо только к нотариусам, в чем, вероятно, есть разумность158.

Суды прибегают к толкованию, когда обнаруживают неточности и ошибки в завещаниях. Вместе с тем сами неточности и ошибки вскрываются только потому, что суд принял и исследовал иные доказательства. Упомянутые комментаторы ГК РФ

153См.: Wendel P. Op. cit. P. 133.

154Ibid. P. 136.

155См.: Антимонов Б.С., Граве К.А. Указ. соч. С. 175.

156Пункт 11.8 Методических рекомендаций по оформлению наследственных прав (утв. решением правления Федеральной нотариальной палаты от 25.03.2019, протокол № 03/19).

157Например, ограничение устных доказательств при доказывании заключения сделки и ее условий в случае несоблюдения письменной формы в силу ст. 162 ГК РФ.

158Возможно, предоставление нотариусу или исполнителю завещания права учитывать внешние доказательства для толкования завещаний было бы слишком дискреционным и широким полномочием, порождающим споры, что чуждо нотариату как органу бесспорной юстиции. Кроме того, не решен в законодательстве вопрос о последствиях исполнения завещания нотариусом или исполнителем завещания, если позднее суд истолковал завещание иным образом. Возможно, нужно применять по аналогии положения об опоздавшем наследнике (ст. 1155 ГК РФ).

84

Condicio iuris

приводят следующий пример ошибки в завещании: наследодатель указал в качестве наследника дочь Марину, когда у него на момент составления завещания была единственная дочь с именем Мария. Как возможно истолковать завещание в пользу дочери Марии без исследования родственных отношений наследодателя с Марией (например, свидетельства о рождении)?

Вероятно, сторонники запрета внешних доказательств в целях толкования завещания держат в уме исключительно прямые доказательства намерений завещателя и их опасения связаны с возможностью «переписывания» завещания на основе таких доказательств. Косвенно на это указывают приводимые комментаторами примеры недопустимых доказательств (дневники, письма наследодателя), в которых, вполне вероятно, могут наличествовать пожелания наследодателя по распределению его имущества после смерти. Действительно, наследодатель может заявлять и писать что угодно, давать любые обещания относительно распределения имущества, понимая, что только его намерения, закрепленные на бумаге и удостоверенные нотариусом, будут порождать правовые последствия на случай его смерти.

В таком понимании есть основания согласиться с опасениями, что российская действительность еще не готова к широкому допущению прямых доказательств намерений завещателя. Однако это неизбежно. Предугадываем, что в скором времени перед судами встанет вопрос о допустимости использования видеозаписи составления завещания для целей его толкования, а также вопрос соотношения текста завещания с волей наследодателя, записанной на камеру, в случае наличия между ними противоречий159. Стоит также напомнить, что внешние доказательства не должны использоваться для «переписывания» завещания, они допускаются только в целях толкования изложенных завещателем слов и выражений.

Здесь важно понимать значение буквального толкования, закрепленного в ст. 1132 ГК РФ, как первого шага и его применимость только в случае ясности текста. Очевидно также и то, что сам вывод о ясности текста является результатом толкования интерпретатора160.

Трудно сказать, какого понимания придерживается российская практика на сегодняшний день. В отсутствие разработок в отечественной науке положений о внешних доказательствах суды тем не менее в отдельных случаях допускают их для толкования завещаний со ссылкой на осуществление действительной воли наследодателя.

Ранее мы критиковали российские решения, где широко и почти ультимативно для толкования завещаний использовалось последующее поведение наследодателя. Оно, по мнению судов, выражается в «неотмене» или «неизменении» завещания после наступления обстоятельств, влияющих на завещанное имущество или на лиц, названных в качестве наследников. Но ведь последующее поведение явля-

159В соответствии с новым п. 5.1 ст. 1125 ГК РФ нотариус обязан осуществлять видеофиксацию процедуры совершения совместного завещания супругов, если они не возражают против этого.

160См.: Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 110.

85

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

ется примером внешних доказательств, которые, согласно превалирующей в оте­ чественной науке точке зрения, не допускаются при толковании завещания.

Водном из дел суд, применяя буквальное толкование, тем не менее допустил показания свидетелей, которые утверждали, что завещатель «не намеревался завещать квартиру в пользу дочери мужа» (по приведенной классификации — прямое внешнее доказательство)161. В другом, ранее упомянутом деле, допустив внешние доказательства и исправив ошибку в указании номера земельного участка, суд критически подошел к показаниям свидетелей, отметив, что «свидетели не являются трансляторами воли наследодателя»162.

Вобщем праве в качестве прямых доказательств рассматриваются показания юриста, составляющего завещание, или инструкции, которые ему давал завещатель. Подобные примеры можно встретить и в российской практике, когда суд обращается к нотариусу, удостоверившему завещание, чтобы он разъяснил, что имел в виду наследодатель под фразой «передать долю в квартире»163.

Еще в одном деле суд косвенно допустил внешние доказательства обстоятельств совершения завещания, указав, что в деле отсутствуют «объективные доказательства того, что завещанием 2004 года наследодатель намеревалась отменить завещание 1991 года»164.

И даже Верховный Суд РФ165 исследовал взаимоотношения между наследодателем и потенциальным наследником (доказательства обстановки), когда под описание наследника подпадали два лица: одно по фамилии, другое по всем другим признакам, кроме фамилии (дело про указание будущей фамилии будущей супруги рассмотрено в подп. 1.1 настоящей работы).

Одновременно, когда суду видится справедливым решение без учета внешних доказательств либо, возможно, он просто им не верит, он использует довод о буквальном толковании завещания и, например, о том, что «обстоятельства, при которых составлено завещание ФИО, значения для настоящего дела не имеют и обоснованно не были приняты во внимание судом»166.

Убедившись в отсутствии четкого понимания судами случаев допустимости внешних доказательств, можно попытаться выстроить желательную для российского права систему. Это очень непростой вопрос, ответ на который еще предстоит най-

161См.: апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 16.10.2014 № 3315679/2014.

162См.: апелляционное определение ВС Чувашской Республики от 03.07.2017 по делу № 33-3238/2017.

163См.: апелляционное определение Нижегородского областного суда от 08.08.2017 по делу № 339119/2017.

164См.: апелляционное определение Ростовского областного суда от 07.11.2016 по делу № 33-19547/2016.

165См.: определение СКГД ВС РФ от 30.01.2018 № 24-КГ17-22.

166См.: кассационные определения Московского городского суда от 21.01.2019 № 4г-17541/18, от 17.09.2018 № 4г-11301/2018.

86

Condicio iuris

ти нашим судам. Далее мы попытаемся предложить свое видение и преимущества предлагаемого подхода.

Применяя приведенную классификацию неясностей к буквальному толкованию, мы приходим к выводу, что при явной неясности буквальное толкование приводит к неисполнимости завещания. Исходя из принципа «в пользу действительности завещательного распоряжения», необходимо использовать все возможные пути отыскания намерения наследодателя, допустив непрямые внешние доказательства.

Сущность скрытой неясности заключается в том, что она обнаруживается, как правило, с помощью внешних доказательств. Следовательно, при запрете внешних доказательств, но при ясности текста у нас отсутствует возможность выявить скрытую неопределенность. Без этого велика вероятность осуществить совсем не то намерение, которое в действительности имел в виду наследодатель. Если постулировать главную цель толкования как поиск и осуществление действительной воли наследодателя, в указанном случае нужно допустить внешние доказательства.

Таким образом, применительно к внешним непрямым доказательствам вывод следующий: они допустимы всегда, даже при ясности буквального толкования. К тому же это позволит применять правило armchair, требующее исследования обстоятельств совершения завещания.

В российской действительности трудно допустить широкое применение внешних прямых доказательств. Но можно быть уверенными, что на настоящем этапе развития они не должны допускаться при ясности текста, т.е. в отсутствие любого типа неясности. Эту идею наглядно отражают слова американских юристов. Если удается поставить ногу в дверь, то ее можно открыть (обнаружение неопределенности

взавещании позволяет использовать внешние прямые доказательства), а если ногу

вдверь поставить невозможно, то дверь остается закрытой (если неясности нет, путь к внешним прямым доказательствам закрыт)167.

При развитии правовой культуры в России со временем следует двигаться в сторону современных подходов, которые допускают в целях толкования завещания любые доказательства, а различие между скрытой и явной неопределенностью должно исчезать.

В защиту буквального толкования применительно к нашим реалиям отметим, что его применение часто будет приводить к справедливому результату, поскольку превалирующее большинство завещаний составляется под контролем нотариуса, юридическая квалификация которого значительно снижает неясность использованных формулировок. Однако и он бессилен перед описанием всех возможных обстоятельств, которые могут возникнуть в будущем и повлиять на исполнение завещания, а также перед возможными ошибками как самого нотариуса, так и завещателя. Не стоит забывать о закрытых завещаниях, применительно к которым вопросы толкования встают гораздо чаще.

87

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Какова же роль буквального толкования завещаний, если мы в любом случае допускаем возможность толкования слов и выражений не на основе их «общепринятого» значения? Оно играет роль барьера или задает стандарт доказывания для констатации неясности положения завещания.

Иными словами, не любой набор внешних доказательств может привести к выводу интерпретатора об отказе от буквального толкования. Если опустить вопрос об их достоверности, внешние доказательства должны создавать довольно разумное альтернативное толкование положения завещания для утверждения о его дву­ смысленности (неясности). Такой вывод становится значимее, если мы допустим внешние прямые доказательства исключительно в случае обнаружения судом неясности в завещании.

Условно можно представить две стадии. Сначала выясняем вопрос о наличии неясности, где с помощью исследования внешних непрямых доказательств суд должен прийти к выводу, что изложенный текст разумно допускает несколько вариантов толкования, не разрешая вопрос о том, какой из них правильный. И только при убежденности суда в неясности положения в целях ее разрешения допускаются иные доказательства намерений завещателя.

Приведенная в качестве примера современная российская практика своей беспорядочностью как раз и демонстрирует ситуативный подход к допущению внешних доказательств, пусть и без обширного обоснования их принятия или непринятия. Такой критерий судебного решения, как справедливость, просто не позволяет судам в очевидных ситуациях игнорировать предполагаемую волю наследодателя, пусть и расходящуюся с буквальным толкованием содержания завещания.

Буквальное толкование также несет в себе некоторые правила (принципы), для преодоления которых необходимо выполнить определенный стандарт доказывания. Например, правило (принцип) о толковании слов и выражений, которые встречаются в законе, в соответствии с тем, как они понимаются законом168. Преодоление барьера буквального толкования должно быть еще сложнее, если завещание было составлено у нотариуса, поскольку нотариус дает рекомендации завещателю и перекладывает его желания на юридический язык. И наоборот: при толковании закрытых завещаний, если из языка завещания видна его обыденность, следует снижать стандарт доказывания иного значения изложенных слов и выражений.

Заключение

В отсутствие в российском праве и науке деления на собственно толкование, восполнение и исправление завещания под толкованием завещания, закрепленным в ст. 1132 ГК РФ, следует понимать как минимум возможность его восполнения.

88

Condicio iuris

Полномочия на исправление завещания у российского суда нет, однако в пограничных ситуациях, где исправление возможно путем как толкования, так и исправления, необходимо применять нормы о толковании, не допуская наследования по закону. Эти способы объединяет то, что они все направлены на максимальное приближение к действительному намерению завещателя. Кроме того, видно сходство с толкованием договоров, где допускается его восполнение, что позволяет допустить такой метод и относительно завещаний.

Теперь на минуту представим, что наследодатель ознакомился с настоящей работой и теперь он осознает возможные изменения в составе наследников или имуществе в период до открытия наследства. Как должно выглядеть его завещание? Вероятно, оно будет очень длинным и казуистичным, с перечислением всех пришедших в голову ситуаций, которые могут произойти с имуществом (его изменение, изъятие, наступление страхового случая и т.д.) или наследниками (появление еще одного ребенка, смерть наследника до открытия наследства, расторжение брака, вступление в новый брак и т.д.). Но даже в этом случае, при несении значительных издержек на составление завещания, очевидно, что его текст не покроет всех возможных ситуаций — жизнь всегда будет богаче на события.

Необходимость широкого понимания толкования завещаний также вызвана общей склонностью завещателей не изменять его текст при каждом изменении обстановки, влияющем на последнюю волю. В связи с этим мы должны допускать возможность суда адаптировать положения завещания или дополнять их новыми, исходя из предполагаемой воли завещателя.

Анализ особенностей завещания как односторонней сделки позволил прийти к выводу о необходимости постулирования превалирования субъективного подхода к толкованию завещаний. Причем такой подход при правильном толковании ст. 1132 ГК РФ находит отражение и в российском праве. Сильные доводы объективного подхода во многом неактуальны в отношении завещаний, где нет необходимости защищать доверие адресата волеизъявления, а сам процесс исполнения и толкования завещания происходит только с одной целью — надлежащим образом осуществить последнюю волю завещателя.

Буквальное толкование является лишь первым шагом и с учетом превалирования субъективного подхода должно уступать действительному намерению завещателя, которое можно вывести из иных, помимо завещания, доказательств.

Применение субъективного подхода неизбежно связано с исследованием внешних доказательств, которые позволяют прочитать завещание так, как его задумывал наследодатель с имеющимся у него объемом знаний на момент составления завещания.

Российская наука необоснованно отказывается от допущения при толковании завещания использования внешних доказательств или как минимум непрямых доказательств, предоставляющих возможность увидеть завещание глазами его составителя. Такого запрета закон не содержит, а судебная практика так или иначе допускает внешние доказательства при толковании завещаний.

89

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 9/2020

Доктрина armchair, известная общему праву, находит отражение в российских решениях судов и в целом подлежит применению при толковании завещаний. Относительно лиц завещание следует толковать на момент его составления, за некоторыми исключениями, которые были закреплены в иных правопорядках, а применительно к России могут выводиться из доктрины предполагаемой воли наследодателя. Кроме того, заслуживает поддержки доктрина классовых завещаний, известная общему праву и, как оказалось, частично известная дореволюционной науке наследственного права.

Применительно к имуществу завещание следует толковать на момент смерти наследодателя. Здесь необходимо учитывать исключения, основанные на предполагаемой воле наследодателя с учетом российского контекста применения armchair rule.

References

Antimonov B.S., Grave K.A. Soviet Succession Law [Sovetskoe nasledstvennoe pravo]. Moscow, Gosyurizdat, 1955. 264 p.

Atkinson Th.E. Handbook of the Law of Wills and Other Principles of Succession including Intestacy and Administration of Decedents’ Estates. Eagan, West Publishing, 1953. 991 p.

Bayramkulov A.K. Interpretation of Contract in Russian and Foreign Law [Tolkovanie dogovora v rossiyskom i zarubezhnom prave]. Moscow, Statut, 2016. 224 p.

Bayramkulov A.K. Outlines of the Doctrine of a Contract Interpretation [Osnovy ucheniya o tolkovanii grazhdansko-pravovogo dogovora]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2013. Vol. 13. No. 6. P. 7–43.

Bayramkulov A.K. Settlement Agreement as an Example of a Contract Supplementary Interpretation [Vospolnitel’noe tolkovanie dogovora na primere mirovogo soglasheniya]. Statute [Zakon]. 2013. No. 2. P. 94–100.

Beyer G.W. Wills, Trusts, and Estates. 6th ed. New York, Wolters Kluwer, 2015. 758 p. Burrows A. English Private Law. 3rd ed. Oxford, 2013. 1704 p.

Clifton B. Jr. Kruse. Reformation of Wills: The Implication of Restatement (Third) of Property (Donative Transfers) on Flawed but Unambiguous Testaments. ACTEC Notes. 2000. Vol. 25. P. 299–330

Davies P.S. Rectification versus Interpretation: The Nature and Scope of the Equitable Jurisdiction. Cambridge L.J. 2016. Vol. 75. P. 62–85.

Dozhdev D.V. Private Roman Law: A Textbook [Rimskoe chastnoe pravo: uchebnik]. Moscow, Norma, 2018. 784 p. Dukeminier J., Sitkoff R.H. Wills, Trusts, and Estates. 10th ed. New York, Wolters Kluwer, 2017. 1032 p.

Egorov A.V. Conversion of the Transaction: An Urgent Market Need [Preobrazovanie (konversiya) sdelki: nasushchnaya potrebnost’ oborota], in: Civil Law: Modern Problems of Science, Legislation, Practice: Collection of Articles for the Anniversary of Doctor of Legal Sciences, Professor E.A. Sukhanov [Grazhdanskoe pravo: sovremennye problemy nauki, zakonodatel’stva, praktiki: Sbornik statei k yubileyu doktora yuridicheskikh nauk, professora E.A. Sukhanova]. Moscow, Statut, 2018. P. 193–247.

Fetisova E.M. Interpretation of Contract: Master’s Degree Thesis in Law [Tolkovanie dogovora: dis. … magistra yurisprudentsii]. Moscow, 2013.

Galin K.A., Zhuzhzhalov M.B. Rules of Interpretation of General Terms and Conditions of Transactions in Germany [Pravila tolkovaniya obschikh usloviy zaklyucheniya sdelok v Germanii], in: Rozhkova M.A., ed. Freedom of Contract: Collection of Articles [Svoboda dogovora: sb. st.]. Moscow, Statut, 2016. P. 246–352.

Ham R. Thy Will Be Done: Construction and Rectification of Wills in the Supreme Court. Trusts & Trustees. 2014. Vol. 20. Iss. 9. P. 969–970.

Jarboe S.T. Interpreting a Testator’s Intent from the Language of Her Will: A Descriptive Linguistics Approach. Wash. U. L. Q. 2002. Vol. 80. P. 1365–1390.

Johanson S.M. Wills. 11th еd. Gilberts Law Summaries. 2003. 493 p.

Karapetov A.G. (ed.) Transactions, Representation, Limitation of Actions: An Article-by-Article Commentary to Articles 153–208 of the Civil Code of the Russian Federation [Sdelki, predstavitelstvo, iskovaya davnost’: postateinyi kommentariy k

st. 153–208 GK RF]. Moscow, M-Logos, 2018. 1264 p.

Karapetov A.G., ed. Law of Contracts and Obligations (General Part): Article-by-Article Commentary to Articles 307–453 of the Civil Code of Russian Federation [Dogovornoe i obyazatel’stvennoe pravo (obshaya chast’): postateinyi kommentariy k stat’yam 307–453 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, Statut, 2017. 1120 p.

90

Condicio iuris

Kerwin S. Validation and Rectification of Defective Wills under the Wills, Estates and Succession Act: The Tranquil Revolution in Probate Law Comes to British Columbia. Est. Tr. & Pensions J. 2014. Vol. 33. P. 281–325.

Kornet N. Contract Interpretation and Gap Filling: Comparative and Theoretical Perspectives. Antwerpen — Oxford, Intersentia, 2006. 485 p.

Langbein J.H. Major Reforms of the Property Restatement and the Uniform Probate Code: Reformation, Harmless Error, and Nonprobate Transfers. ACTEC L.J. 2012. Vol. 38. P. 1–21.

Makovskiy A.L., Sukhanov E.A. (eds.) Commentary to Part Three of the Civil Code of the Russian Federation (Article-by-Article) [Kommentariy k chasti tret’ey Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, Yurist, 2002. 538 p.

Markesinis B.S., Unberath H., Johnston A. The German Law of Contract. 2nd ed. Oxford and Portland, Oregon, Hart Publishing, 2006. 979 p.

Martyn, J.R., Oldham M., Learmonth A. et al. Theobald on Wills. 18th ed. London, Sweet and Maxwell, 2016. 975 p.

Novitskiy I.B., Pereterskiy I.S. (eds.) Roman Private Law: Textbook [Rimskoe chastnoe pravo: Uchebnik]. Moscow, Yurait, 2004. 544 p.

Panichkin V.B., Borovik O.Yu. The Law of Succession in the USA [Nasledstvennoe pravo SShA]. Saint-Petersburg, Yuridicheskiy tsentr Press, 2006. 850 p.

Parry D.H., Kerridge R. Parry and Kerridge: The Law of Succession. 12th ed. London, Sweet & Maxwell, Thomson Reuters, 2009. 668 p.

Petrov E. Yu. Succession Law of Russia: State and Prospects for Development (Comparative Legal Research) [Nasledstvennoe pravo Rossii: sostoyanie i perspektivy razvitiya (sravnitel’no-pravovoe issledovanie)]. Moscow, M-Logos, 2017. 152 p.

Petrov E.Yu., ed. Succession Law: Article-by-Article Commentary to Articles 1110–1185, 1224 of the Civil Code of Russian Federation [Nasledstvennoye pravo: postateynyy kommentariy k stat’yam 1110–1185, 1224 Grazhdanskogo kodeksa Rossiiskoi Federatsii]. Moscow, M-Logos, 2018. 656 p.

Petrov E.Yu. Interpretation of Will. Prospects for Development in the Russian Succession Law [Tolkovanie zaveschaniya. Perspektivy razvitiya rossiyskogo nasledstvennogo prava]. Civil Law Review [Vestnik grazhdanskogo prava]. 2017,

No. 2. P. 147–157.

Putintseva E.P. Disposition of Assets of a Deceased Person under the Laws of Russia and the Federal Republic of Germany [Rasporyazheniya na sluchay smerti po zakonodatel’stvu Rossiiskoi Federacii i Federativnoy Respubliki Germaniya]. Moscow, Statut. 160 p.

Rendell C. Law of Succession. London, Macmillan, 1997. 281 p.

Stepanov S.A., ed. Comments on the Civil Code of the Russian Federation [Kommentariy k Grazhdanskomu kodeksu Rossiiskoi Federatsii (uchebno-prakticheskiy)]. Moscow, Prospekt, 2009. 1504 p.

Stephens D.L., Stephens K. Recognizing Issues of Interpretation and Construction, Rectification, and Variation. Available at: http://www.welpartners.com/resources/WEL-DLS-Interpretation-Paper.pdf (Accessed 25 August 2020).

Storrow R.F. Judicial Discretion and the Disappearing Distinction between Will Interpretation and Construction. Case Western Reserve Law Review. 2005. Vol. 56:1. P. 65–102.

Tyutryumov I.M. Civil Laws with Explanations by the Governing Senate and Comments by Russian Lawyers. Book 4 [Zakony grazhdanskie s raz’yasneniyami Pravitel’stvuyushchego Senata i kommentariyami russkikh yuristov. Kn. 4]. Moscow, Statut, 2004. 571 p.

Urukov V.N. To the Question of Will and Declaration of Intent of the Testator [K voprosu voli i voleiz’yavleniya zaveshchatelya]. Notary [Notarius]. 2015. No. 8. P. 27–31.

Vukotić M. Influence of Objective Elements of the Interpretation of Will. Pravni Vjesnik. 2017. Vol. 33. No. 1. P. 9–29.

Wendel P. Wills, Trusts and Estates: Keyed to Dukeminier, Sitkoff, Lindgren. 9th ed. New York, Aspen, 2014. 504 p.

Yaroshenko K.B., ed. Succession Law [Nasledstvennoe pravo]. Moscow, Wolters Kluwer, 2005. 412 p.

Zaytseva T.I., Krasheninnikov P.V., eds. Succession Law. Commentary on Legislation and Practice of its Application [Nasledstvennoe pravo. Kommentariy zakonodatel’stva i praktika ego primeneniya]. 6th ed. Moscow, Statut, 2009. 557 p.

Zweigert K., Koetz H. An Introduction to Comparative Private Law [Vvedenie v sravnitelnoe pravovedenie v sfere chastnogo prava]. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 1998. Vol. II. 480 p.

Information about the author

Artur Shvayka — Master of Law (Russian School of Private Law), PhD student of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (e-mail: aeshvaika@mail.ru).

91