Зарубежная практика

Вадим Дмитриевич Инсаров

юрист, магистр юриспруденции (СПбГУ), студент юридического факультета Болонского университета

Злоупотребление правом при одностороннем немотивированном отказе от договора

Комментированный перевод решения Верховного кассационного суда Италии от 18.09.2009 № 20106

В предлагаемом решении Кассационным судом Италии был рассмотрен вопрос об оценке одностороннего немотивированного отказа от договора с точки зрения принципов добросовестности и недопустимости злоупотребления правом. Суд пришел к выводу, что установление в договоре условия об одностороннем немотивированном отказе не означает, что в конкретной ситуации осуществление данного права не может быть признано злоупотреблением. Это значит, что, рассматривая подобный спор, суд в любом случае не освобожден от обязанности проверить, каким образом был реализован отказ от договора и какие обстоятельства предопределили включение в него условия об одностороннем отказе. Злоупотребление правом может выражаться в преследовании стороной, направившей отказ, целей более далеких и отличных от тех, что предусмотрены законодателем, в осуществлении права на отказ сомнительным способом с точки зрения правового или внеправового критерия оценки, а также в злоупотреблении своим доминирующим экономическим положением или переговорной силой при согласовании договорных условий.

Ключевые слова: добросовестность, злоупотребление правом, односторонний отказ от договора, баланс интересов сторон договора

10

Зарубежная практика

Vadim Insarov

Lawyer, Master of Jurisprudence (Saint Petersburg State University), Student of the Department of Legal Studies of the University of Bologna

Abuse of Right of Unilateral Termination of Contract:

Commented Translation of the Judgment of the Supreme Court of Cassation of Italy No. 20106, 18 September 2009

In this case the Supreme Court of Cassation of Italy examined the exercise of the right to unilaterally terminate a contract having regard to the principles of good faith and abuse of right. The Court held that including a clause in a contract that permits one of the parties to terminate a contract unilaterally does not imply that the exercise of this right cannot be recognised as abusive. It means that the court that hears such a case is nevertheless bound to examine the modality of the execution of the right of unilateral termination as well as the circumstances that determined inclusion of the termination clause in the contract. The abuse of right might take place when the party terminating the contract pursues goals that differ from those proposed by the law. This may include execution of the right in a questionable manner by reference to legal or extralegal evaluation criteria, as well as abuse of a dominant position or bargaining power during the negotiation of the contractual conditions.

Keywords: good faith, abuse of rights, unilateral termination of contract, balancing test

Комментарий

1.Предлагаемое вниманию читателей решение Верховного кассационного суда (ВКС) Италии посвящено вопросу о том, при каких условиях осуществление права на односторонний немотивированный отказ от договора может быть признано злоупотреблением правом.

Как и во многих странах романской правовой традиции, в итальянском правопорядке проводится разграничение между так называемой субъективной добросовестностью (или добросовестностью в субъективном смысле) и объективной добросовестностью (или добросовестностью в объективном смысле)1, причем оба понятия традиционно рассматриваются как отличные друг от друга категории, предназначенные к применению в различных областях и обладающие различными моделями действия2.

Если так называемая субъективная добросовестность выражается во внутреннем состоянии, в знании или убежденности лица о законности своего действия, то так называемая объективная добросовестность представляет собой, во-первых,

1См.: Piraino F. La buona fede in senso oggettivo. Torino, 2015. P. 2.

2Ibid. P. 3.

11

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

источник правил поведения, устанавливаемый ex ante3 (предписывающая/дополняющая функция, funzione precettiva/integrativa), а во-вторых, критерий оценки поведения субъектов гражданского правоотношения ex post4 (оценочная функция, funzione valutativa). В оценочную функцию добросовестности нередко включают5 правила venire contra factum proprium (континентально-европейский аналог английского эстоппеля) и exceptio doli generalis6 (отказ в защите права по мотиву злоупотребления).

В числе норм, посвященных субъективной добросовестности, можно назвать ст. 1147 ГК Италии («Добросовестным является владелец, не знающий о нарушении чужого права. Добросовестность исключается, если незнание обусловлено грубой небрежностью. Добросовестность предполагается и является достаточным, если она имелась на момент приобретения [вещи]»), п. 1 и 2 ст. 1153 ГК Италии («Тот, кто приобретает движимые вещи от лица, не являющегося собственником, приобретает на них право собственности через владение, если на момент передачи вещи он является добросовестным и вещь передается на основании титула, способного к передаче права собственности. Вещь приобретается в собственность свободной от прав третьих лиц, если последние не указаны в титуле и наличествует добрая совесть на стороне приобретателя») и др.

Объективная добросовестность нашла свое закрепление в ГК в том числе в положениях ст. 1337 («стороны при ведении договоров и при заключении договоров должны вести себя согласно доброй совести»), ст. 1358 («тот, кто обязался или произвел отчуждение под отлагательным условием либо приобрел под отменительным условием, должен, до наступления условия, вести себя согласно доброй совести в целях защиты интересов другой стороны»), ст. 1359 («Условие признается наступившим, если его отсутствие обусловлено причиной, за которую ответственна сторона, имевшая противоположный интерес в его наступлении»), ст. 1366 («договор должен быть истолкован согласно доброй совести»), ст. 1375 («договор должен быть исполнен согласно доброй совести»), п. 2 ст. 1460 ГК («не может быть отказано в принятии исполнения, если, учитывая обстоятельства, отказ в принятии исполнения противоречит доброй совести») и др.

Кроме этого, в общих положениях ГК Италии об обязательствах установлено, что «должник и кредитор должны вести себя в соответствии с правилами корректности» (ст. 1175).

3См.: Di Majo A. Delle obbligazioni in generale: art. 1173–1176. Bologna, 1988. P. 335.

4См.: Uda G.M. La buona fede nell’esecuzione del contratto. Torino, 2004. P. 4

5См.: Piraino F. Buona fede, regionevolezza e «e cacia immediata» dei principî. Napoli, 2017. P. 75–76.

6В то же время некоторые авторы не разделяют мнение об отнесении exceptio doli generalis к понятию злоупотребления правом, поскольку, во-первых, он представляет собой средство объективного характера, не обязательно предполагающего преследование каких-либо отличных целей, в связи с чем является достаточным знание или возможность знания о противоречии поведения правилам корректности (см.: Meruzzi G. L’exceptio doli dal diritto civile al diritto commerciale. Padova, 2005. P. 468), а во-вторых, потому что институт со схожим ratio прямо предусмотрен позитивным правом (в отличие от принципа недопустимости злоупотребления правом) — например, ст. 1426 ГК Италии, согласно которой договор, заключенный с несовершеннолетним, не может быть оспорен по этому основанию, если несовершеннолетний путем обмана скрыл свой возраст.

12

Зарубежная практика

Различное словоупотребление («добрая совесть» (buona fede) в общих нормах о договорах и «корректность» (correttezza) в общих положениях об обязательствах) породило обширную научную дискуссию о том, обозначают ли эти понятия одно и то же правило либо представляют собой две отличные правовые категории, хотя и взаимосвязанные7. В итоге подавляющая часть юридической доктрины согласилась с тем, что «добрая совесть» и «корректность» «выражают, пускай в разных терминах, один и тот же общий принцип», а также «имеют, в сущности, одинаковое содержание, и отсылают к единому объективному критерию оценки»8.

Судебная практика в попытках наполнить нормативным содержанием понятие доброй совести, пришла к взгляду на нее как на выражение конституционных принципов9, в частности принципа социальной солидарности10.

Руководствуясь таким пониманием добросовестности, было признано, что требование корректного, добросовестного поведения порождает самостоятельные юридические обязанности, не сводимые к обязательствам из договора или из закона. Их нарушение может влечь ответственность в виде возмещения убытков или дать основание для расторжения договора в связи с неисполнением.

Правило корректности-добросовестности в итальянской доктрине и судебной практике традиционно признается так называемым правилом поведения11 (regola di comportamento), отличающимся от так называемого правила действительности

(regola di validità»)12, из чего следует принцип, согласно которому «нарушение обязанности добросовестного поведения не может быть основанием ничтожности до-

7Одной из предпосылок для разделения понятий «добрая совесть» и «корректность» являлась первоначальная редакция ст. 1175 ГК, которая, провозглашая необходимость «поведения в соответствии с правилами корректности», продолжала далее — «в отношении принципов корпоративной солидарности». Данная часть (о корпоративной солидарности) была исключена из ст. 1175 после падения фашистского режима в 1944 г. В частности, первоначальная редакция статьи заставляла некоторых исследователей думать, что добрая совесть является более индивидуалистическим концептом, тогда как корректность выражает собой солидарную (т.е. «корпоративную», в соответствии с ее пониманием в условиях фашистского режима) функцию добросовестности.

8Piraino F. La buona fede in senso oggettivo. P. 23.

9См.: Piraino F. Buona fede, regionevolezza e «e cacia immediata» dei principî. P. 81.

10Такая «конституционализация» доброй совести привела к тому, что договорное регулирование (формальное правило) уступило необходимости справедливости (материальное правило), выражающейся в формуле «каждая сторона должна преследовать цель защиты другой стороны, в пределах допустимой жертвы своим интересом», или, иначе говоря, взгляд на договор как на индивидуалистический концепт уступил солидаристскому, имеющему границу в виде экономической неразумности — т.е. несправедливости — ущерба собственным интересам ради пользы другого (см.: Grondona M. Solidarietà e contratto: una lettura costituzionale della clausola generale di buona fede // Rivista trimestrale di diritto e procedura civile. 2004. Fasc. 2. P. 735–736).

11Учитывая, что согласно общей теории права любая норма права является, по сути, правилом поведения, предлагается рассматривать этот термин как «правило поведения «в чистом виде» (mero comportamento), или «правило корректности» (см.: D’Amico G. Nullità virtuale — Nullità di protezione (Variazioni sulla nullità) // I Contratti. 2009. Fasc. 7. P. 735).

12Разница заключается в том, что правила действительности относятся к содержанию договора, тогда как правила поведения предписывают необходимость того или иного поведения при заключении и исполнении договора (Ibid. P. 734).

13

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

говора13, но только основанием для [привлечения к] ответственности за причинение убытков»14.

Этот тезис был поддержан и судебной практикой на уровне Объединенных секций15 Кассационного суда, которые указали16, что нарушение правил поведения ни в каком случае не может влечь ничтожность договора на основании ст. 1418 ГК, за исключением прямо предусмотренных законом ситуаций17.

Несмотря на то, что в судебной практике существуют примеры отклонения от данного правила18, бóльшая часть доктрины признает в качестве общего принципа невыводимость ничтожности из нарушения правила корректности-добросовестности19.

13Так, «различие между правилами действительности и правилами поведения должно пониматься как критерий, который определяет область применения п. 1 ст. 1418 ГК [«Договор является ничтожным, когда он противоречит императивным нормам, за исключением [случаев], когда закон устанавливает иное» — В.И.], запрещая считать ничтожным договор по мотиву нарушения установленных законом запретов и обязанностей, хотя бы и императивных, но относящихся к поведению сторон на преддоговорной стадии или на стадии исполнения договора» (Albanese A. Regole di condotta e regole di validità nell attività d intermediazione finanziaria: quale tutela per gli investitori delusi? // Corriere giuridico. 2008. № 1. P. 111).

14Mengoni L. Autonomia privata e costituzione // Banca, borsa e tit. cred. 1997. Vol. I. P. 9.

15Согласно ст. 374 ГПК Италии (в ред. 2006 г.) дело может быть передано на рассмотрение Объединенных секций ВКС, если вопрос права был решен простыми секциями не единообразным образом либо если вопрос права представляет собой особую важность.

16Решение Кассационного суда Италии от 19.12.2007 № 26725.

17Например, так называемая ничтожность защиты (nullità di protezione) условий потребительского договора, нарушающих принцип добросовестности и ограничивающих права потребителя (ст. 36 Законодательного декрета от 06.09.2005 № 206 «Кодекс о правах потребителей»), или оспоримость (annullabilità)

вслучае заключения договора путем применения обмана, насилия или угрозы (ст. 1427 ГК и след.).

18Например, в определении от 02.04.2014 № 77 Конституционный суд Италии указал, что у судьи, рассматривающего дело, есть возможность вмешательства в отношении договорного положения, которое (по мнению суда) выражает несправедливое и несбалансированное регулирование противоположных интересов в ущерб одной из сторон. Такой возможностью является «констатация ничтожности (полной или частичной) на основании ст. 1418 ГК и по инициативе суда указанного положения, в связи с нарушением им установленного в ст. 2 Конституции предписания (с точки зрения исполнения непреложных обязанностей солидарности), непосредственно входящего в договор[ное регулирование],

всочетании с правилом доброй совести, которому [оно] сообщает нормативный характер».

19Объяснение данного принципа можно свести к тому, что в случае признания за правилами поведения возможности влечь правовые последствия в виде ничтожности договора это привело бы к установлению оснований ничтожности не законом (императивными нормами), а усмотрением судьи, конкретизирующим генеральную оговорку доброй совести. Тем самым были бы нарушены основополагающие принципы правопорядка, такие как правовая определенность и законность. Подчеркивается, что отсылка в ст. 1418 ГК к императивным нормам закона подразумевает, что они заранее установлены законодателем, а не определяются путем выявления подлежащих применению к конкретному случаю правил на основании принципа доброй совести (см.: D’Amico G. Nullità virtuale — Nullità di protezione (Variazioni sulla nullità). P. 737). Высказываются и противоположные позиции, которые основываются

втом числе на тех аргументах, что на уровне европейского правопорядка различия между правилами поведения и правилами действительности не проводятся, тем самым порождается «климат, который, кажется, создает условия, в том числе вне гипотез, предусмотренных нашим правопорядком, для судебного контроля над договорным равновесием, установленным сторонами, опирающегося на генеральную оговорку доброй совести и способного влечь полную или частичную ничтожность договора и судебное изменение договорных условий» (D’Angelo A, Monateri P.G., Somma A. Buona fede e giustizia contrattuale. Modelli cooperativi e modelli conflittuali a confronto. Torino, 2005. P. 4).

14

Зарубежная практика

В такой ситуации судебная практика обратилась к другим способам воздействия на договорное регулирование — в частности, к толкованию договора согласно доброй совести (ст. 1366 ГК).

Например, как указывается в комментируемом решении Кассационного суда, «критерий добросовестности предоставляет судье инструмент, направленный на контроль над договорным регулированием, в том числе в корректирующем или дополняющем смысле (здесь и далее в цитатах курсив наш. — В.И.), в целях обеспечения справедливого баланса противоположных интересов», при этом «судья,

осуществляя толкование договора согласно доброй совести, должен действовать с учетом баланса указанных интересов».

В течение длительного времени судебной практикой признавалось, что толкование договора согласно доброй совести на основании ст. 1366 ГК является вспомогательным способом толкования, не применяющимся в случае, когда смысл положений договора был установлен путем субъективного толкования20 (in claris non fit interpretatio21). В последующем22 практика встала на противоположную позицию, признав за толкованием согласно доброй совести первостепенное значение наряду с так называемым субъективным толкованием и указав, что нужно обращаться к толкованию согласно доброй совести вне зависимости от того, является ли ясным общее намерение сторон, выраженное в условиях договора23.

Таким образом, при возможности прямо констатировать ничтожность договорных условий по мотиву их противоречия правилу добросовестности судебная практика стремится к достижению аналогичного результата путем обращения к правилам толкования.

2.В отличие от генеральной оговорки о добросовестности, общий принцип недопустимости злоупотребления правом (abuso del diritto) не был закреплен24 в тексте ГК 1942 г. — вместо этого законодатель предпочел включить в Кодекс ряд специальных норм, наказывающих злоупотребление в отношении отдельных категорий прав. Среди них можно отметить п. 1 ст. 330 («Судья может провозгласить утрату родительских прав, когда родитель нарушает или пренебрегает родительскими обязанностями или злоупотребляет ими, нанося существенный вред ребенку»), ст. 799

20См.: Viglione F. Il giudice riscrive il contratto tra le parti: l’autonomia negoziale stretta tra giustizia, buona fede e abuso del diritto // La Nuova Giurisprudenza Civile Commentata. 2010. Fasc. 3. P. 150–151.

21«Очевидное не требует толкования» (лат.).

22Galgano F. Qui suo iure abutitur neminem laedit? // Visintini G. (a cura di). L’abuso del diritto. Napoli, 2016. P. 34.

23По сути, аналогичный подход к роли толкования согласно доброй совести был признан и российской судебной практикой (см.: п. 43 постановления Пленума ВС РФ от 25.12.2018 № 49). Некоторыми такое переосмысление было воспринято критично. Например, комментируя предлагаемое вниманию решение Кассационного суда, один из авторов отмечает, что в нем «толкование согласно доброй совести, кажется, предлагается к применению не только в случае ясности буквы договора, но превращается в инструмент, способный изменить полученный с использованием буквального критерия толкования смысл» (Viglione F. Op. cit. P. 152).

24Причины, по которым законодатель предпочел не включать в нормы Кодекса общее правило о недопустимости злоупотребления правом, объяснены в рассматриваемом решении. Вкратце они сводились к заботе о правовой определенности, которая, по мнению авторов того времени, была бы подвергнута угрозе судебным усмотрением при применении общего правила о недопустимости злоупотребления правом.

15

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

(«Не может быть заявлено о ничтожности дарения по любым основаниям, наследниками или правопреемниками дарителя, если они, зная об основании ничтожности, подтвердили дарение или исполнили его»), ст. 833 («Собственник не может осуществлять действия, исключительная цель которых заключается в причинении вреда или неудобства другим»), ст. 1438 («Угроза осуществления права может служить основанием для оспаривания [заключенного при ее применении] договора, когда она направлена на получение несправедливых преимуществ») и др.

Отсутствие прямого законодательного закрепления данного института поставило перед наукой и судебной практикой вопрос о признании за ним права существования в итальянском правопорядке25.

Доводы противников, помимо собственно отсутствия общего правила о недопустимости злоупотребления правом в тексте ГК, сводятся к его оценке как ненужного26 и опасного27 в связи с той свободой усмотрения, которое это правило предоставляет судье.

Вподтверждение этих доводов приводится пример тех стран, где недопустимость злоупотребления правом нашла свое законодательное закрепление в качестве общего правила и где доктрина и судебная практика постарались ограничить, а часто и вовсе исключить область его применения, обращаясь к другим, «менее мимолетным и более устоявшимся в судебной практике» стандартам28.

Вто же время итальянская судебная практика доктрину злоупотребления правом фактически признала29. Учитывая это, есть основания согласиться с мнением

25См.: Piraino F. Il divieto di abuso del diritto (nt. 17) // Europa e diritto privato. 2013. Fasc. 1. P. 82.

26При оценке комментируемого решения К. Амато писал, что к аналогичным результатам (т.е. к защите стороны, в отношении которой было направлено уведомление об отказе от договора) можно было бы прийти и без обращения к концепции злоупотребления правом, в том числе путем использования правила nemo potest venire contra factum proprium, признания условия о немотивированном отказе ограничительной оговоркой (clausola vessatoria), расторжения договора, заключенного в состоянии опасности или нужды (ст. 1447 ГК) и т.д. В итоге автор пришел к заключению, что «можно с очевидностью заметить, как все гипотезы — реальные или теоретические — злоупотребления правом в действительности могут быть разрешены путем обращения к институтам и принципам, существующим на уровне позитивного права» и что «когда толкователь прячется за широкой и впечатляющей «броней» злоупотребления правом, это происходит не потому, что им не было найдено другого способа для ограничения некорректного осуществления правомочий, а потому, что он не постарался найти этот способ, предпочитая использовать другой, может и эфемерный, но точно сценический», и далее продолжил, что путем обращения к концепции злоупотребления «в худшем случае, происходит формализация лености толкователя, очарованного возможностью отбросить свою обязанность по аргументации и мотивированию, которую ему предоставляет инструмент злоупотребления» (Amato C. Considerazioni a margine della dottrina dell’abuso del diritto // Europa e diritto privato. 2017. Fasc. 1. P. 260–261).

27Например, приводится мнение, что «адепты нового верования [имеется в виду злоупотребление правом. —В.И.] злоупотребят злоупотреблением правом, свирепствуя над тем, что осталось от договорного обязательства» (Pardolesi R., Palmieri A. «Della serie a volte ritornano»: l’abuso del diritto alla riscossa // Foro italiano. 2010. Vol. I. P. 95).

28Pino G. L’abuso del diritto tra teoria e dogmatica (precauzioni per l’uso) // Maniaci G. (a cura di). Eguaglianza, ragionevolezza e logica giuridica. Milano, 2006. P. 115–175.

29Принцип недопустимости злоупотребления правом также закреплен на уровне основополагающих документов Европейского союза (ст. 54 Хартии Европейского союза по правам человека).

16

Зарубежная практика

о том, что вопрос признания или непризнания принципа недопустимости злоупотребления правом утратил свою актуальность, перешел в разряд ретро30 и что дальнейшее отрицание «не сможет остановить этот феномен [имеется в виду применение принципа недопустимости злоупотребления правом судами. — В.И.]»31.

Установив наличие правила недопустимости злоупотребления правом, необходимо в то же время попытаться отграничить его от других правовых институтов, в частности от правила объективной добросовестности.

Так, в судебной практике Кассационного суда практически единодушно разделяется подход, согласно которому правило о недопустимости злоупотребления правом происходит из генеральной оговорки доброй совести (объективной)32.

В научной доктрине, признающей возможность существования правила о недопустимости злоупотребления правом в итальянском правопорядке, сложилось два противоположных взгляда на этот вопрос.

Согласно первому подходу злоупотребление правом является самостоятельным и отличным от принципа добросовестности институтом, заключающимся в оценке соответствия цели осуществления права той, что обусловила предоставление права законом или договором33. При таком понимании в предмет оценки входят установление целей, которые преследовала сторона при осуществлении права, и того, были ли ею получены (за счет другой стороны) блага, отличающиеся от тех, для получения которых право было предоставлено. В такой ситуации контроль с точки зрения добросовестности ограничивается оценкой способов (т.е. поведения), которыми было осуществлено право.

30См.: Gentili A. Introduzione // Visintini G. (a cura di). Op. cit. P. 13.

31Benedetti A.M. L’abuso dei (e nei) rimedi contrattuali // Visintini G. (a cura di). Op. cit. P. 90.

32Например, в рассматриваемом решении Кассационного суда указывается, что «индикатором нарушения обязанности объективной добросовестности является злоупотребление правом». В то же время высказываются мнения, что «судебная практика, кажется, склоняется к возможности перенести запрет на злоупотребление правом в область контроля над разумностью осуществления субъективных прав, оставляя за оговоркой добросовестности проверку поведения сторон договора или правоотношения с точки зрения лояльности и солидарности» (см.: Del Federico C. L’abuso del diritto in materia contrattuale: autonomia delle parti ed e etti civilistici dei contratti fiscalmente abusati: A PhD Thesis in Law. Bologna, 2019. P. 66).

33Это понимание злоупотребления правом строится, в частности, на использовании положения ст. 1438 ГК Италии, согласно которой договор может быть оспорен в случае, если он был заключен под угрозой осуществления права, направленной на достижение «несправедливых преимуществ». Понимая под несправедливым преимуществом «не должное преимущество», т.е. преимущество, не входившее в право, в осуществлении которого заключалась угроза, сторонники данного подхода делают вывод, что и в случае злоупотребления правом оно имеет место тогда, когда «посредством осуществления права (преследуется и) достигается (за счет другой стороны) благо, не входящее (как таковое) в содержание права», или, иными словами, «субъект, при осуществлении права достигает не относящееся к этому праву благо, но, скорее, отличные блага (за счет другой стороны), которые и составляют действительный мотив осуществления права». В качестве примера приводится случай, когда при осуществлении права на отказ от договора сторона не преследует цель, ради которой ей было предоставлено это право, т.е. прекращение договорных отношений, но использует его в качестве угрозы, направленной в адрес стороны, которая собиралась заявить вытекающее из договора требование, или же для того, чтобы добиться перезаключения договора на лучших для себя условиях (см.: D’Amico G. Recesso ad nutum, buona fede e abuso del diritto // I Contratti. 2010. Fasc. 1. P. 19–20).

17

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

К такому же пониманию различия между двумя принципами приходит ряд других авторов, которые считают, что «оговорка [добросовестности] не имеет ничего общего с анормальным осуществлением права»34, в связи с чем злоупотребление должно оцениваться с точки зрения дополнительных35, по сравнению с чисто формальными, критериев36.

Сторонники противоположного подхода задаются вопросом: неужели возможно оценивать «анормальное» осуществление права, оставляя при этом вне контроля «анормальную» цель, которую сторона преследовала при недобросовестном поведении? Они приходят к заключению, что недопустимость злоупотребления правом покоится на принципе добросовестности, и там, где есть недобросовестность, имеется и злоупотребление правом37.

Как бы то ни было, подавляющая часть доктрины различает способы восстановления нарушенного положения в зависимости от оценки с точки зрения добросовестности или с точки зрения злоупотребления правом. Тогда как главным последствием нарушения требований добросовестного поведения (т.е. правил поведения), как уже упоминалось, является обязанность возместить причиненные убытки, в качестве последствий злоупотребления предлагаются специальные способы восстановления нарушенного права — от непротивопоставимости или неэффективности акта до признания его недействительным (в случае злоупотребления правом голоса большинством на общем собрании участников общества), от провозглашения банкротства (в случае злоупотребления корпоративной формой) до отказа в защите38.

3.В комментируемом решении Кассационный суд Италии предложил оценивать злоупотребление правом как с точки зрения принципа добросовестности (соответствие способов осуществления права стандарту добросовестности), так и с точки зрения злоупотребления правом в приведенном выше понимании (было ли право осуществлено для достижения целей, ради которых оно было предоставлено). При этом суд указал на необходимость учитывать баланс интересов сторон.

Для лучшего понимания решения представляется важным раскрыть фактические обстоятельства дела39.

В марте 1997 г. 24 бывших дилера обратились в суд с иском к Renault Italia spa, ссылаясь на то, что в период с 1992 по 1996 г. ответчик, воспользовавшись предо-

34Visintini G. L’abuso del diritto come illecito aquiliano // Visintini G. (a cura di). Op. cit. P. 53.

35В доктрине приводятся следующие типы критериев оценки, применяемые при осуществлении контроля над злоупотреблением правом: субъективные, экономические, моральные, телеологические, различающиеся между собой в зависимости от предоставляемой правоприменителю степени усмотрения и использующиеся зачастую в сочетании друг с другом, в том числе путем балансирования интересов, прав и принципов (так называемый balancing test) (см.: Pino G. Op. cit. P. 22–37).

36См.: Nigro C.A. Brevi note in tema di abuso del diritto (anche per un tentativo di emancipazione dalla nozione di buona fede) // Giustizia civile. 2010. Fasc. 11. P. 2561–2562.

37См.: Galgano F. Op. cit. P. 38–39.

38См.: Meruzzi G. Op. cit. P. 368–369.

39См.: Galgano F. Op. cit. P. 35–36.

18

Зарубежная практика

ставленным ему дилерскими договорами правом на односторонний немотивированный отказ от договора (recesso ad nutum), расторг дилерские договоры с истцами (всего Renault Italia spa расторгло таким образом договоры с более чем 200 дилерами на территории Италии).

В качестве причины, обусловившей решение о расторжении договора, Renault Italia spa указывало на намерение произвести реорганизацию дилерской сети.

Одновременно в этот же период Renault расторгло по соглашению сторон трудовые договоры с рядом своих управленцев, предварительно договорившись с ними о «преобразовании» трудовых отношений в отношения по дилерскому договору и предложив им позиции, освободившиеся по итогам расторжения договоров с истцами.

Истцам казалось очевидным, что действительная цель Renault, преследуемая им при расторжении договоров, заключалась не в реструктуризации дилерской сети, как об этом заявлялось (так как она в любом случае осталась неизменной), а в извлечении экономической выгоды в виде сокращения персонала и его перевода на дилерские позиции, что избавило ответчика от необходимости несения финансовых затрат, связанных с выплатой выходных пособий бывшим руководителям.

Тем самым, по мнению истцов, Renault осуществило свое право для получения дополнительных экономических преимуществ путем принесения в жертву интересов бывших дилеров, которые не получили какой-либо компенсации, в чем, по их мнению, выражалось злоупотребление Renault Italia spa предоставленным ему правом на односторонний немотивированный отказ от договора.

Кроме этого, истцы указывали, что до прекращения договорных отношений Renault просило их осуществить дополнительные инвестиции в развитие дилерской сети (которые были осуществлены — отсюда исковое требование о взыскании убытков), сформировав у них тем самым правомерные ожидания на продолжение договорных отношений.

Трибунал Рима (суд первой инстанции) отклонил заявленный иск, мотивируя это следующим. В отношении злоупотребления, на котором настаивали истцы (действительное намерение Renault Italia spa трудоустроить своих бывших сотрудников), суд указал на то, что «кажется сложным представить, что предприятие такого размера, как ответчик, было бы не в состоянии справиться с прекращением трудовых отношений с ограниченным количеством сотрудников более «естественным» образом и что оно [в связи с этим] должно было бы принять такое травмирующее и потенциально дестабилизирующее решение, как прекращение договоров с истцами по делу».

Оценивая довод истцов о создании у них правомерного ожидания действиями ответчика, направившего незадолго до направления уведомления об отказе от договора запрос о дополнительных капиталовложениях в дилерскую сеть, трибунал пришел к выводу, что такой запрос являлся нормальным применительно к управлению дилерской сетью и что с точки зрения разумности способ, которым был

19

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

осуществлен этот запрос, сам по себе не был несовместимым с возможным прекращением договора в скором времени40.

Апелляционный суд Рима, оставляя в силе решение суда первой инстанции, указал на невозможность судебной оценки актов частной автономии с точки зрения злоупотребления правом, так как такая оценка являлась бы политической. Поскольку в договоре содержалось условие о возможности одностороннего немотивированного отказа, становятся безразличными способы его реализации в конкретной ситуации.

Повторно рассматривая дело после отмены Кассационным судом решения второй инстанции, Апелляционный суд Рима41 пришел к выводу о необходимости разграничения двух разновидностей судебного контроля: контроль с точки зрения злоупотребления правом, предполагающий оценку целей, преследуемых при отказе от договора, и контроль с точки зрения оценочного критерия добросовестности (criterio valutativo della buona fede), подразумевающий оценку поведения стороны на предмет его соответствия требованиям добросовестности.

Рассматривая отказ от договора с точки зрения оценки целей осуществления права, суд указал, что цель предоставления ответчику такого права в данном случае заключалась в освобождении ответчика от необходимости обосновывать свой отказ. Иначе, по мнению апелляционного суда, произошла бы «переквалификация» предоставленного ответчику права (в том смысле, что право на немотивированный отказ от договора превратилось бы в «каузальный» отказ, т.е. отказ по какому-ли- бо мотиву) силами судьи. Следовательно, как считает апелляция, осуществление права на односторонний немотивированный отказ не подвержено судебному контролю на предмет злоупотребления, поскольку сам факт, что он является немотивированным, исключает какой-либо контроль за причинами (целями) его осуществления.

В то же время суд пришел к выводу, что отказ, пусть и немотивированный, может быть подвергнут контролю с позиции нарушения обязанностей добросовестного поведения, т.е. контролю в отношении способов осуществления права. Это «процедурный контроль», а потому он исключает необходимость оценки целей, в связи с которыми был осуществлен отказ от договора.

Оценивая обстоятельства дела с этой точки зрения, суд признал, что поведение Reanult не соответствовало правилам добросовестного поведения. С одной стороны, это выражалось в направлении истцам ответчиком предложения о заключении дополнительных соглашений к дилерскому договору, предполагавших несение истцами дополнительных финансовых затрат, что создало у них правомерное ожидание продолжения отношений. С другой стороны, направление истцам уведомлений о прекращении договоров после подписания дополнительных соглашений, учитывая короткий срок, установленный договором для направления уведомления (12 месяцев), не позволило истцам окупить понесенные ими дополнительные

40См.: Bocchini R. Il recesso ad nutum e l’abuso del diritto // Carpentieri L. (a cura di). L’abuso del diritto. Evuluzione del principio e contesto normativo. Torino, 2018. P. 150–151.

41Решение Апелляционного суда Рима от 24.10.2017 № 3844.

20

Зарубежная практика

затраты и надлежащим образом подготовиться к прекращению договорных отношений.

По мнению апелляционного суда, решение ответчика об отказе от договора без предоставления дилерам возможности договориться о другом его сроке, без выплаты компенсации за отказ, которая покрывала бы понесенные затраты, либо без соразмерного увеличения срока для направления уведомления об отказе от договора противоречило требованиям добросовестного поведения и нарушило баланс интересов сторон. Установив это обстоятельство, апелляционный суд взыскал

с ответчика причиненные истцам убытки.

4.Как видно из приведенных мотивов, апелляционный суд предпочел критерию оценки с точки зрения злоупотребления правом критерий оценки добросовестности поведения (в связи с установлением договором права на немотивированный отказ и недопустимостью в связи с этим контроля за целями и мотивами отказа). Последующая судебная практика в области споров, связанных с осуществлением права на немотивированный отказ от договора, заняла аналогичную позицию.

Так, Кассационный суд рассмотрел схожее дело о злоупотреблении правом на отказ от дилерского договора42. Истец по делу — бывший дилер одного крупного автоконцерна на территории Италии — обратился в суд с требованием о признании необоснованным направленного ему уведомления об отказе от договора и взыскании убытков. Истец указал, что, несмотря на установление в договоре существенного срока для направления уведомления об отказе (24 месяца), автопроизводитель спустя несколько месяцев после направления уведомления и до момента расторжения договора запросил у дилера исполнение многочисленных дополнительных обязательств, предполагавших финансовые вложения. Апелляционный суд отказался оценивать противоречивость поведения автоконцерна. Кассационный суд, рассматривая жалобу на апелляционное решение, подчеркнул необходимость оценки способа осуществления права, поскольку такое поведение ответчика могло привести к тому, что дилер мог бы оказаться в ситуации, как если бы гарантии в виде обязанности заблаговременного направления уведомления об отказе от договора вовсе не было.

В другом деле43, рассмотренном Трибуналом Милана, было признано недобросовестным осуществление права на отказ от договора в обстоятельствах, когда экономически более сильная сторона (одна из крупнейших межнациональных корпораций), воспользовавшись правом на односторонний немотивированный отказ (предоставленным ей, по мнению суда, повышенными экономическими возможностями при заключении договора), нанесла значительный ущерб своему контрагенту. Трибунал указал, что ответчик, отказавшийся от договора без какого-либо мотива и действовавший непрозрачно, используя свое доминирующее экономическое положение по отношению к истцу, в том числе в связи с тем, что оказание услуг в пользу ответчика было одним из основных источников прибыли

42Решение Кассационного суда Италии от 26.06.2018 № 16823.

43Решение Трибунала Милана от 17.06.2016 № 7638.

21

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

истца, допустил злоупотребление правом и нарушил обязанности добросовестного поведения.

В еще одном деле, связанном с односторонним отказом от договора, Трибунал Рима, применяя по аналогии нормы о договоре поставки, позволяющие сторонам договора, заключенного на неопределенный срок, отказаться от его исполнения с направлением уведомления в срок, установленный договором, обычаем или — в их отсутствие — в разумный срок (ст. 1569 ГК Италии), пришел к выводу, что отказ от договора с уведомлением, направленным в разумный срок, достаточный для того, чтобы обеспечить другой стороне условия для принятия надлежащих мер во избежание негативных последствий от прекращения договора, является законным и не влечет обязанность возмещения убытков. Не применяя прямо позицию Кассационного суда об оценке целей осуществления права, трибунал в то же время отметил, что наличие бизнес-плана о реорганизации реализации продукции свидетельствует о соответствии осуществления права на отказ от договора цели, для которой оно было предоставлено. При этом трибунал отказался проводить какуюлибо оценку необходимости принятия либо разумности плана реорганизации дилерской сети, признав достаточным само его наличие44.

Соблюдение договорных сроков для направления уведомления об отказе от исполнения договора (являющихся разумными45) и наличие бизнес-плана46, обосновывающего необходимость расторжения договоров, было признано исключающим злоупотребление правом, тогда как немотивированный отказ, имеющий немедленный эффект, был признан незаконным, поскольку нарушал «базовые правила корректности в отношениях между частными лицами»47.

5.В заключение можно отметить, что нижестоящие суды с осторожностью подошли к использованию критериев оценки с точки зрения злоупотребления правом, предложенных Кассационным судом в рассматриваемом решении, предпочитая установлению цели осуществления права оценку способов, которыми оно было осуществлено. В то же время это не означает неактуальность либо неприменимость выраженных в нем подходов в отношении пределов осуществления права и судебной защиты от злоупотребления, которые при должной степени судебной аргументации представляются способными ограничить произвол и злоупотребление правом в гражданских правоотношениях.

44См.: Miotto L. Recesso ad nutum, abuso e ragioni dell’impresa (nota a: Tribunale Roma, 29 novembre 2011) // Giur. comm. Fasc. 4. 2012. P. 881.

45Решение Трибунала Бергамо от 14.11.2017 № 2833.

46Решение Трибунала Рима от 03.08.2018 № 16195.

47Решение Трибунала Катании от 24.04.2018 № 1773.

22

Зарубежная практика

Перевод

Верховный кассационный суд

Третья гражданская секция48

Ход процесса

Между 1992 и 1996 г. Renault Italia spa расторгло договоры с заявителями жалобы — всеми бывшими дилерами данного общества — на основании права на

48Кассационный суд Италии состоит из шести гражданских секций и семи уголовных. Гражданские и уголовные секции называются простыми секциями (sezioni semplici), в противопоставление объединенным секциям (sezioni unite), которые представляют собой собрание председателей простых секций во главе с Первым председателем Суда или уполномоченным им судьей, а также включаемых в состав коллегии судей исходя из их специализации с учетом рассматриваемого дела. При рассмотрении кассационных жалоб в простых секциях формируются коллегии из пяти судей, в Объединенных секциях — коллегии из девяти судей. В рамках гражданского судопроизводства все поданные жалобы проходят рассмотрение в Шестой гражданской секции (так называемая секция-фильтр (sezione «filtro»)), в задачи которой входит предварительное изучение жалоб на предмет их соответствия формальным требованиям закона, а также на предмет их «очевидной» состоятельности или несостоятельности (manifesta fondatezza o infondatezza). В случае несоответствия жалобы требованиям, предъявляемым законом к обжалованию, а также когда вопросы права в обжалуемом решении разрешены в соответствии с практикой Кассационного суда и анализ мотивов жалобы не дает оснований для подтверждения или изменения судебной практики, жалоба признается не подлежащей принятию (inammissibile); если же жалоба является «очевидно» состоятельной или несостоятельной, то окончательное решение по ней может быть принято самой секцией-фильтром (что может влечь удовлетворение жалобы или отказ в ее удовлетворении). Во всех иных случаях, в том числе если мотивы жалобы не отвечают критерию «очевидности» состоятельности или несостоятельности, Шестая секция передает жалобу на рассмотрение одной из простых секций в соответствии со специализацией для вынесения окончательного решения. «Очевидность», согласно авторитетному мнению, должна пониматься в том смысле, что жалоба является «очевидно» несостоятельной, когда каждый юрист средней культуры (ogni giurista di media cultura) воздержался бы от формулирования вопроса таким образом, так как ему была бы очевидна его несостоятельность, тогда как жалоба является «очевидно» состоятельной в том случае, если каждый юрист средней культуры «немедленно» (immediatamente) пришел бы к выводу о состоятельности довода (см.: Lombardo L. Il procedimento davanti alla Corte (Relazione ai nuovi Consiglieri di cassazione). URL: http://www.cortedicassazione.it/cassazione-resources/resources/cms/documen- ts/REL._Cons._LOMBARDO_-_Il_procedimento_dinanzi_alla_Corte.pdf). Если мотивы жалобы затрагивают вопрос права особой важности (una questione di massima di particolare importanza) либо если по данному вопросу отсутствует единообразие практики на уровне простых секций, жалоба должна быть передана на рассмотрение Объединенных секций суда для формирования принципа права (principio di diritto), которому должны будут следовать простые секции при рассмотрении аналогичных категорий дел (несмотря на то, что в ГПК Италии отсутствует прямое указание на обязательность решений Объединенных секций суда, такой вывод может быть сделан путем толкования от обратного: например, согласно ч. 3 ст. 374 ГПК решение по жалобе передается на рассмотрение Объединенных секций, когда простая секция не согласна с принципом права, объявленным на уровне Объединенных секций суда, — из этого следует, что простая секция должна следовать принципу права, объявленному на уровне Объединенных секций, как минимум до тех пор, пока она решит не согласиться с ним, передав вопрос на разрешение Объединенных секций для подтверждения или изменения принципа права). Вопрос о передаче жалобы на рассмотрение Объединенных секций может быть поставлен и самим заявителем жалобы, который вправе не позднее чем за 10 дней до дня рассмотрения жалобы простой секцией обратиться с соответствующим ходатайством к Первому председателю Кассационного суда (ч. 2 ст. 376 ГПК). Основаниями для обжалования решений в кассационном порядке являются: мотивы, связанные с подведомственностью (например, рассмотрение судом общей юрисдикции дела, отнесенного к подведомственности административного трибунала или другого специализированного суда); нарушение норм о подсудности; нарушение или неправильное применение норм права или национальных трудовых коллективных договоров и соглашений; ничтожность (nullità) решения суда или процесса; неисследование судом факта, имеющего решающее значение для дела, если он являлся предметом обсуждения сторон (ст. 360 ГПК). — Прим. пер.

23

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

односторонний немотивированный отказ, предусмотренного ст. 12 дилерского договора.

Учитывая то, что в этом действии было усмотрено злоупотребление правом и, в любом случае, незаконное поведение со стороны Renault Italia spa, была создана Ассоциация бывших дилеров с целью «планировать, обеспечивать, развивать, организовывать, управлять любой инициативой и деятельностью, направленной на защиту и охрану, а также на представление прав дилеров автомобилей, права которых были прекращены автопроизводителями, имеющими представительство на территории [Италии]…».

Ассоциация и дилеры обратились с иском к Renault Italia spa в Трибунал Рима с целью признать незаконным отказ от договора в связи с злоупотреблением правом и сопутствующим требованием об обязании Renault Italia spa возместить убытки, понесенные в результате недобросовестного отказа [от договора].

Renault Italia spa обеспечило явку49 в процесс, просив отказать в удовлетворении искового требования и возместить судебные расходы.

Трибунал решением от 11.06.2001 отказал в удовлетворении искового требования, распределив судебные расходы.

К аналогичному выводу пришел апелляционный суд, который решением от 13.01.2005 оставил без удовлетворения апелляционные жалобы, поданные Ассоциацией и дилерами, и распределил судебные расходы.

49В данном случае под явкой имеется в виду более широкое понятие, нежели «физически явиться в судебное заседание». Согласно ст. 166 ГПК Италии ответчик (в лице представителя или в случаях, установленных законом, лично) должен «учредиться», «представиться» (costituirsi) в процессе как минимум за 20 дней перед первым слушанием дела, прилагая отзыв на иск, доверенность и иные сопутствующие документы. В отзыве на иск должны содержаться возражения в отношении фактов, положенных в основу иска, указание на доказательства, которыми хочет воспользоваться ответчик, а также выводы в отношении иска. Под угрозой невозможности заявления об этом в последующем в тот же срок (20 дней до дня первого заседания по делу) ответчик должен представить возможный встречный иск, процессуальные и материальные возражения, на которые не может быть указано по инициативе суда, а также выразить намерение привлечь к участию в деле третье лицо (ст. 167 ГПК). При этом, если истец «учредился» в процессе, ответчик может «учредиться» до первого заседания суда по рассмотрению дела, однако указанный в ст. 167 ГПК срок для совершения процессуальных действий в таком случае не восстанавливается. При «неучреждении» и в первом заседании, ответчик провозглашается отсутствующим (contumace) (ч. 3 ст. 171 ГПК). Ответчик, признанный отсутствующим, может «учредиться» до момента заседания по уточнению окончательных выводов, при этом сроки для совершения процессуальных действий, перечисленных в ст. 167 ГПК или в иных нормах процессуального закона, не восстанавливаются. В любом случае сторона, «учредившаяся» с нарушением сроков, может сделать заявление о непризнании представленных против нее письменных доказательств (ст. 293 ГПК). Если «учредившийся» с нарушением сроков ответчик докажет ничтожность искового заявления или уведомления об иске, которые повлекли его неосведомленность о процессе, либо что неявка произошла по причинам, от него не зависящим, суд может восстановить процессуальные сроки (ч. 1 ст. 294 ГПК). Сама по себе неявка в процесс не влечет переход бремени доказывания и не означает признание иска, однако наличие процессуальных сроков как на начальной стадии процесса, так и на последующих (в частности, представления доказательств) влечет утрату неявившимся ответчиком каких-либо реальных возможностей защиты, за исключением случаев, когда возражения ответчика сводятся к вопросам права и не основаны на возражениях, на которые не может быть указано по инициативе суда (например, на заявление о пропуске срока исковой давности). — Прим. пер.

24

Зарубежная практика

В частности, суд50 пришел к выводу, что предоставление [договором] права на односторонний немотивированный отказ Renault Italia spa делало излишним любой контроль мотивов осуществления этого права.

[Заявители] подали кассационную жалобу, содержащую пять мотивов, поддержанных в заседании лицами, указанными во вводной части настоящего решения.

В отзыве Renault Italia spa возражало против жалобы и, кроме того, подало встречную жалобу по одному мотиву.

Мотивы решения

В первую очередь жалобы — первоначальная и встречная — подлежат объединению на основании ст. 335 ГПК.

Первоначальная жалоба.

В качестве первого мотива жалобы заявители указывают на нарушение и неправильное применение ст. 216 ГПК во взаимосвязи со ст. 158 ГПК (ч. 4 ст. 360 ГПК).

Утверждают, что обжалуемое решение является ничтожным в связи с пороками, связанными с формированием состава суда, т.е. с «отсутствием коллегиальности при принятии решения, о чем свидетельствует факт его составления 28 сентября 2004 г., т.е. намного раньше проведения обсуждения в совещательной комнате 12 октября 2004 г.».

Мотив является несостоятельным.

Указание на решении суда даты 28 сентября 2004 г. вместо 12 октября 2004 г. (когда состоялось обсуждение в совещательной комнате) есть не что иное, как простая техническая ошибка, учитывая, что — как следует из актов [по делу] — 28 сентября 2004 г. суд приступил к рассмотрению жалобы.

Кроме того, техническая ошибка была исправлена путем процедуры коррекции, предусмотренной ст. 287 и 288 ГПК. Определением, вынесенным 25.05.2005 в порядке отложенного решения по итогам коллегиального заседания 24.05.2005, было постановлено: «Исправить решение Апелляционного суда Рима № 136, сданного в канцелярию 13.01.2005, и считать, что в конце решения и после слова «Рим»,

50Имеется в виду суд апелляционной инстанции, так как если решение суда первой инстанции было обжаловано в апелляцию, то при кассационном рассмотрении дела обжалуется и проверяется решение суда апелляционной инстанции, что является выражением так называемого эффекта замещения (effetto sostitutivo). Он заключается в том, что «апелляционное решение, даже если оно является полностью подтверждающим [решение первой инстанции], замещает собой решение суда первой инстанции, которое прекращает существование и не «возвращается к жизни» даже тогда, когда по итогам кассационного рассмотрения без направления дела на новое рассмотрение решение апелляционной инстанции отменяется» (решение Кассационного суда от 13.11.2018 № 29021). — Прим. пер.

25

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

«28 сентября 2004 г.» должно читаться «12 октября 2004 г.», и предписать канцелярии осуществить запись в материалах дела».

Исправление ошибки, таким образом, делает жалобу в этой части не подлежащей принятию, учитывая, что заявители не оспаривают правильность процедуры коррекции технической ошибки.

Вкачестве второго мотива заявители указывают на нарушение и неправильное применение генеральной оговорки о добросовестности, и в частности о предполагаемой невозможности оценки актов частной автономии и соответствующей неприменимости фигуры злоупотребления правом к осуществлению одностороннего немотивированного отказа от договора (ст. 360 ГПК во взаимосвязи со ст. 1175 и 1375 ГК).

Вкачестве третьего мотива указывают на нарушение и неправильное применение ст. 2043 ГК, противоречивость мотивировки по вопросу (ч. 5 ст. 360 ГПК).

Вкачестве четвертого мотива указывают на нарушение и неправильное применение положений об агентском договоре и неправильную оценку немецкой судебной практики по данной категории споров (ч. 3 ст. 360 ГПК).

Второй, третий и четвертый мотивы, задевающие проблемы, которые представляются взаимосвязанными, подлежат совместному рассмотрению.

Они являются состоятельными в пределах, обозначенных в мотивировочной части, по следующим причинам.

Всоответствии с общими принципами обязательственного права стороны обязательственного отношения должны вести себя согласно правилам корректности (ст. 1175 ГК) и исполнение договоров должно осуществляться согласно доброй совести (ст. 1375 ГК).

Вобласти договоров принцип объективной добросовестности, т.е. взаимной лояльности поведения, должен главенствовать при исполнении договора, равно как и при его заключении и толковании, и, наконец, сопровождать договор на каждой его стадии (решения от 05.03.2009 № 5348, от 11.06.2008 № 15476).

Из этого следует, что генеральная оговорка добросовестности и корректности действует как на уровне поведения должника и кредитора в рамках единичного обязательственного отношения (ст. 1175 ГК), так и на уровне соотношения интересов, находящихся в основании исполнения договора (ст. 1375 ГК).

В конце концов, принципы добросовестности и корректности вошли в соединительную ткань правопорядка.

Обязательство объективной добросовестности и корректности составляет самостоятельную юридическую обязанность, выражение общего принципа социальной солидарности, конституционное значение которого является бесспорным (см. в этом смысле среди прочего решение от 15.02.2007 № 3462).

26

Зарубежная практика

Однажды поставленный в картину ценностей, введенных Конституционным документом, в дальнейшем принцип должен рассматриваться как уточнение «непреложных обязанностей социальной солидарности», установленных ст. 2 Конституции, и его значение состоит в возложении на каждую из сторон обязательственного правоотношения [обязанности] действовать, заботясь об интересах другой стороны вне зависимости от наличия специальных договорных обязанностей и от того, что прямо установлено в отдельных нормах закона.

С этой точки зрения критерий добросовестности предоставляет судье инструмент, направленный на контроль над договорным регулированием, в том числе в корректирующем или дополняющем смысле, в целях обеспечения справедливого баланса противоположных интересов.

Министерский доклад к Гражданскому кодексу51 по данному вопросу содержал следующее: (принцип корректности и доброй совести) «отзывается в сфере кредитора необходимостью учета интереса должника, а в сфере должника — справедливым отношением к интересу кредитора», т.е. действует как критерий взаимности.

В общем, обладание правомочием не является достаточным основанием для его законного осуществления, если в конкретной ситуации патология отношения может быть преодолена путем обращения к средствам, влияющим на противоположные интересы более соразмерным образом.

С этой точки зрения генеральная оговорка о добросовестности на основании ст. 1175 и 1375 ГК была использована, в том числе в рамках обязательственных прав, в целях недопущения, например, злоупотребления доминирующим положением.

Добросовестность, по существу, служит для того, чтобы поддерживать правоотношение в состоянии равновесия и соразмерности.

Индикатором нарушения обязанности объективной добросовестности является злоупотребление правом.

Составляющими элементами злоупотребления правом, установленными с помощью обращения к доктрине и судебной практике, являются следующие: 1) наличие у лица субъективного права; 2) возможность конкретной реализации данного права множеством заранее не определенных способов; 3) реализация права способом, хотя формально и соответствующим границам такого права, но сомнительным с правовой или неправовой точки зрения; 4) возникновение в результате осуществления права необоснованной несоразмерности между выгодой обладателя права и лишением, которому подвергается другая сторона.

51Имеется в виду Доклад Его Величеству Королю-Императору министра юстиции Гранди, представленный на аудиенции 16 марта 1942 г. для утверждения текста Гражданского кодекса. С докладом на итальянском языке можно ознакомиться по ссылке: https://www.consiglionazionaleforense.it/collana- studi-storici-e-giuridici/-/asset_publisher/IXdcpIwg0t9M/content/relazione-del-ministro-guardasigilli- grandi-al-codice-civile-del-1942?largefont. — Прим. пер.

27

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

Следовательно, злоупотребление правом, хоть и далеко от нарушения в формальном смысле, подчеркивает искаженное использование формальной правовой конструкции, направленное на достижение целей, более далеких и отличных от тех, которые были предусмотрены законодателем.

Всущности, оно усматривается тогда, когда между полномочием, предоставленным субъекту, и распорядительным актом очевидно искажение объективной функции последнего.

Вкачестве последствий такого возможного злоупотребления правопорядок устанавливает общее правило, отказывая в защите правомочий, прав и интересов, реализованных с нарушением правил их осуществления, т.е. путем совершения действий, противоречащих [принципу] объективной добросовестности.

Посредством отказа в защите достигается конечная цель, состоящая в недопущении того, что могут быть получены или сохранены достигнутые преимущества — и сопутствующие им права — путем актов, самих по себе структурно соответствующих [имеющемуся праву], но осуществленных способом, искажающим их функцию, в нарушение положений о корректности — правила, к которому правопорядок делает прямую отсылку в сфере регулирования частной автономии.

В нашем Кодексе не существует нормы, которая бы наказывала злоупотребление правом в общем порядке.

Правовая культура 1930-х гг. связывала злоупотребление правом с понятием эти- ко-морального характера, а не правового, вследствие чего тот, кто злоупотреблял правом, признавался заслуживающим порицания, но не юридической санкции.

Этот культурный контекст, сопряженный с заботой об определенности — или хотя бы предсказуемости — права, учитывая широкую свободу усмотрения, которая была бы предоставлена судье такой генеральной оговоркой, как недопустимость злоупотребления правом, не позволил включить в окончательную редакцию ГК 1942 г. норму, содержавшуюся в проекте (ст. 7) и провозглашавшую в общих чертах, что «никто не может осуществлять свое право в противоречии с целью, ради которой это право было признано за ним» (тем самым ставя итальянский правопорядок в противоречие с другими, например немецким52, швейцарским53 и испанским54). В итоге общей норме предпочли специальные, которые позволили наказывать злоупотребление в отношении отдельных категорий прав.

Но в изменившемся историческом контексте, культурном и правовом, важная в столь многих аспектах проблема вновь стала объектом внимания со стороны Суда законности55 (см. применение данного принципа в решениях от 08.04.2009 № 8481,

52Параграф 226 ГГУ. — Прим. пер.

53Статья 2 ГК Швейцарии. — Прим. пер.

54Статья 7 ГК Испании. — Прим. пер.

55Имеется в виду Верховный кассационный суд Италии. Словоупотребление обязано полномочиям Кассационного суда по кассационному пересмотру, в которые по общему правилу не входит оценка фактических обстоятельств дела, но только разрешение вопросов права. — Прим. пер.

28

Зарубежная практика

от 20.03.2009 № 6800, от 17.10.2008 № 29776, от 04.06.2008 № 14759, от 11.05.2007 № 10838).

Так, в области корпоративных отношений было подвергнуто контролю на предмет злоупотребления правом осуществление права голоса на общем собрании при принятии решения о ликвидации общества, где была признана общим принципом нашего правопорядка, в том числе вне области корпоративного права, недопустимость злоупотребления своим правом путем использования доминирующего положения, тем самым на большинство [участников] собрания общества было наложено ограничение, выведенное из генеральной оговорки корректности и добросовестности (договорной).

С этой точки зрения участники должны исполнять договор согласно доброй совести и корректности в их взаимоотношениях по смыслу ст. 1175 и 1375 ГК, которые выполняют дополнительную по отношению к положениям учредительного договора общества функцию, налагая [обязанность] уважать баланс интересов, носителями которых являются стороны.

Последствием [такого поведения] выступает недействительность решения собрания, если доказано, что право голоса было осуществлено с целью причинения вреда интересам других участников или же если в конкретной ситуации голосование было направлено на получение несправедливого преимущества для большинства участников в ущерб интересам меньшинства в нарушение общего правила о добросовестности при исполнении договора (см. решение от 11.06.2003 № 9353) в том значении, что подобное общее правило не налагает на субъекты [обязанность] поведения с заранее определенным содержанием, но проявляется как внешняя граница использования права, направленная на уравновешивание противоположных интересов (решение от 12.12.2005 № 27387).

Вдругом случае, и вновь в области корпоративных отношений, тема злоупотребления правом была исследована с точки зрения качеств участника и исполнения им корпоративных обязанностей в целях исключения его из общества (решение от 19.12.2008 № 29776), а также с точки зрения феномена злоупотребления правовой формой юридического лица, когда она представляет собой лишь формальную вуаль во избежание более сурового применения закона (решения от 25.01.2000 № 804, от 16.05.2007 № 11258). В этом случае, признавая собственно злоупотребление, будет возможным так называемое снятие вуали (piercing the corporate veil).

Вобласти банковских отношений было много раз признано, что, руководствуясь принципом, по которому договор должен быть исполнен согласно доброй совести (ст. 1375 ГК), нельзя исключить, что односторонний отказ банка от кредитного договора, даже если он предусмотрен в отсутствие какого-либо мотива, признается незаконным, когда в конкретном деле приобретает признаки абсолютной непредвиденности и произвольности (решения от 21.05.1997 № 4538, от 14.07.2000 № 9321, от 21.02.2003 № 2642).

Вотношении договора банковского счета было признано, что при наличии договорного условия, которое при регулировании обязательств позволяет кредитной

29

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

организации осуществлять зачет между активами и пассивами различных банковских счетов, принадлежащих единому владельцу счета, в любой момент и без обязанности уведомления, заявление клиента, жалующегося на недостаточное информирование и на наступившие для него в связи с этим неблагоприятные последствия, налагает на суд обязанность оценить поведение банка с точки зрения фундаментального принципа добросовестности при исполнении договора и при его несоблюдении привлечь банк к ответственности в виде возмещения убытков (решение от 29.09.2005 № 18947).

В области договорного права эти же принципы были применены, в частности, к договору посредничества (решение от 05.03.2009 № 5348), к договору возвратного лизинга (sale and lease back), связанному с запретом комиссорной оговорки56, установленным ст. 2744 ГК (решения от 16.10.1995 № 10805, от 26.06.2001 № 8742, от 22.03.2007 № 6969, от 08.04.2009 № 8481), и к договору независимой гарантии и возражению exceptio doli (решения от 01.10.1999 № 10864, от 28.07.2004 № 14239, от 07.03.2007 № 5273).

Наконец, принцип [недопустимости] злоупотребления правом нашел широкое применение в области налогового права, утверждаясь на признании существования общего принципа недопустимости получения необоснованной налоговой выгоды57 (см. решения Объединенных секций данного суда от 23.10.2008 № 30055, 30056, 30057).

Краткий иллюстративный экскурс позволяет однозначно заключить, что принцип злоупотребления правом является одним из критериев, на основании которого может быть осуществлена оценка договорных отношений, возникающих из актов частной автономии, а также поведения сторон при формировании и исполнении этих отношений.

Необходимо, таким образом, прийти к следующему выводу.

Сегодня принципы объективной добросовестности и [недопустимости] злоупотребления правом должны быть вычленены и переосмыслены в свете конституци-

56Комиссорная оговорка (patto commissorio) — договорное условие, в силу которого в случае неисполнения в установленный срок обязательства по возврату суммы займа право собственности на заложенную вещь переходит к кредитору. Согласно ст. 2744 ГК Италии такое условие является ничтожным, в том числе если оно было согласовано сторонами после установления ипотеки или залога на вещь. —

Прим. пер.

57Термин «необоснованная налоговая выгода» в данном случае был использован как более понятный российскому читателю. В итальянском правопорядке схожее значение придается термину elusione. Этот институт первоначально был выработан судебной практикой (упомянутыми решениями Кассационного суда) и впоследствии нашел свое прямое закрепление в налоговом законодательстве. С его помощью преследовалась цель наказать поведение, пусть формально и соответствующее закону и не заключающееся в прямом нарушении налоговых норм (что обозначается термином evasione, т.е. «уклонение»), но в то же время направленное на получение недолжной с точки зрения налоговой системы налоговой выгоды (vantaggio indebito). Различное словоупотребление имеет не только теоретическое значение. В случае «злоупотребления правом» налогоплательщик не может быть привлечен к уголовной ответственности за налоговые преступления, тогда как «уклонение» (evasione) от уплаты налогов может влечь в том числе уголовные последствия (см.: Carinci A., Tassani T. Manuale di diritto tributario. Torino, 2018. P. 24–25). — Прим. пер.

30

Зарубежная практика

онных принципов — социальной функции на основании ст. 42 Конституции58 — и в свете квалификации абсолютных субъективных прав.

С этой точки зрения два принципа взаимно дополняют друг друга, утверждая добрую совесть как общее правило, на котором должно основываться поведение сторон, в том числе в гражданском правоотношении и при толковании акта частной автономии, и — при оценке злоупотребления — необходимость соответствия предоставленных правомочий целям, для которых они предоставлены.

Когда преследуемая конечная цель не дозволена правопорядком, имеется злоупотребление. В этом случае выход за внутренние пределы или за отдельные внешние пределы права предопределит его недобросовестное осуществление.

В свете таких принципов и сделанных выводов необходимо оценить обжалованное по данному делу решение.

Аргументы в решении строятся на следующих логических предпосылках:

1)у судьи не имеется какой-либо возможности контролировать акт частной автономии;

2)«следовательно, договорное установление возможности одностороннего немотивированного отказа от договора не позволяет судье оценивать такой акт и влечет отсутствие необходимости какого-либо контроля над причинами реализации права, поскольку оно входит в сферу свободы выбора экономического агента на свободном рынке;

3)Renault Italia spa не должно было учитывать ни интересы своего контрагента, ни другие интересы, отличные от своих собственных, в прекращении договорных отношений»;

4)несостоятельность довода о незаконном отказе от договора исключает возможность применения ст. 1175 и 1375 ГК;

5)принципы корректности и добросовестности не создают самостоятельные обязательства, но проявляются исключительно в случае оценки надлежащего исполнения обязанностей, возникающих из отдельных правоотношений;

6)применительно к рассматриваемому делу отсутствуют выработанные судебной практикой принципы из области злоупотребления правом; «существование акта злоупотребления правом (зеркального по отношению к так называемым эмулятивным актам59) требует совокупности объективного элемента, заключающегося

58Часть 2: «Частная собственность признается и гарантируется законом, который определяет способы ее приобретения и использования, а также ограничения в целях обеспечения ее социальной функции и доступности ее для всех». — Прим. пер.

59Atto emulativo (от лат. aemulatio) — аналог шиканы в итальянском правопорядке. Одним из примеров, прямо предусмотренных в ГК Италии (ст. 833), является запрет для собственника вещи совершать действия, «исключительная цель которых заключается в причинении вреда или неудобства другим». — Прим. пер.

31

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

в отсутствии какой-либо пользы для обладателя права, и субъективного элемента, заключающегося в animus nocendi, т.е. в намерении навредить или причинить неудобство другим»;

7)«рынок, воспринятый как место свободной экономической инициативы (гарантированной Конституцией), предполагает наличие экономических субъектов, способных осуществлять соответствующие свободы, т.е. субъектов, на практике ответственных за принятие предпринимательских решений, формально возложенных на них. Определение свободного рынка предполагает, что конкурентная игра будет вестись субъектами, способными к самостоятельному принятию решений»;

8)«свобода определения порядка реализации своей продукции со стороны Renault Italia spa позволяла рассматривать односторонний немотивированный отказ от договора как наиболее подходящий способ ее реализации, значит, нет и какого-либо злоупотребления»;

9)невозможность представить «полномочие судьи по осуществлению прямого контроля над актами частной автономии в отсутствие какого-либо нормативного акта, который бы предусматривал, как осуществлять абстрактно такую защиту», приводит к созданию «контроля над обоснованностью и разумностью осуществления права на односторонний отказ от договора, из чего следует политический, а не судебный контроль над актом [частной автономии]»;

10)невозможность контролировать разумность в области частного права и в особенности «в области договорных отношений, в которых подлежащие применению ценности [имеющиеся у сторон договора] не являются едиными, но, напротив, прямо противоположными, и где разрешение конфликта происходит путем следования юридическим параметрам оценки выбранной сторонами каузы, заслуживающей с точки зрения правопорядка судебной защиты60», приводит к тому, что «осуществление права может быть наказуемо только тогда, когда проявляются несоответствия императивным нормам, но вне этих типичных случаев, предусмотренных нормативно, остается бóльшая свобода частной автономии».

Утверждения, содержащиеся в обжалуемом решении, нельзя разделить по различным причинам.

Исходным пунктом, с которого необходимо начать рассуждение, является утверждение о том, что в функции судьи не входит оценка предпринимательских реше-

60В итальянском правопорядке кауза является одним из существенных реквизитов договора (наряду с соглашением сторон, предметом и формой, когда она предписана законом ad substantiam (ст. 1325 ГК Италии)). В доктрине существуют различные мнения относительно понятия «кауза». Предельно обобщая, можно привести мнение, что кауза является «конкретной функцией договора», т.е. причиной, по которой договор был заключен (см.: Amadio G., Macario F. Diritto civile. Norme, questioni, concetti. I. Parte generale… Bologna, 2014. P. 599). Притом отсутствие каузы или ее незаконность (ст. 1343) влекут ничтожность договора (ст. 1418). По смыслу п. 2 ст. 1322 в случае, если кауза не является «типичной» (т.е. предусмотренной законодателем путем закрепления того или иного договорного типа) и стороны заключили непоименованный договор, его кауза должна быть «заслуживающей судебной защиты со стороны правопорядка». Этим не исключается судебная проверка каузы договора и при заключении поименованного договора (реализовали ли стороны предусмотренную законом для данного типа договора каузу в конкретном договорном правоотношении). — Прим. пер.

32

Зарубежная практика

ний сторон дела, так как последние являются экономическими субъектами, решения которых, очевидно, не попадают в область судебного контроля.

По-другому обстоит дело, когда в области предпринимательской деятельности принимаются акты частной автономии, затрагивающие — как, например, в предпринимательских договорах — интересы, в том числе противоположные, различных сторон договора.

В этом случае, когда отношение развивается в патологическом направлении и запрошено вмешательство судьи, именно последний должен истолковать договор в целях определения общего намерения сторон.

Это значит, что акт частной автономии всегда подлежит судебному контролю.

При толковании договора в первую очередь необходимо принимать во внимание буквальное значение использованных слов и выражений с последующей невозможностью использования других способов толкования, когда общее намерение сторон прямо и непосредственно явствует из выбранных выражений и является очевидно ненужным поиск другого намерения, в том числе с возможным использованием других способов толкования, в любом случае второстепенных.

Договор и составляющие его условия в соответствии со ст. 1366 ГК должны быть также истолкованы согласно доброй совести.

Но не только.

Принцип объективной добросовестности, т.е. взаимной лояльности поведения, должен сопровождать договор на всем его протяжении, от заключения до исполнения, и, являясь выражением обязанности солидарности, основанной на ст. 2 Конституции, требует от каждой из сторон обязательственного правоотношения действовать с соблюдением баланса взаимных интересов вне зависимости от наличия специальных договорных обязательств либо специальных правовых норм.

Отступление от этого принципа вдобавок само по себе является неисполнением и может повлечь обязанность возмещения причиненных этим убытков (см. в том числе решение Объединенных секций данного суда от 15.11.2007 № 23726, решения от 22.01.2009 № 1618, от 06.06.2008 № 21250, от 27.10.2006 № 23273, от 07.06.2006 № 13345, от 11.01.2006 № 264).

Критерий добросовестности, таким образом, представляет собой инструмент для судьи, направленный на контроль над договорным регулированием, в том числе в корректирующем или дополняющем смысле, что является гарантией уравновешивания противоположных интересов (см. решение Объединенных секций от 15.11.2007 № 23726 и содержащиеся в нем отсылки). Следовательно, судья, толкуя договор согласно доброй совести, должен действовать с учетом баланса этих интересов.

Именно на этой основе суд, рассмотревший дело по существу, должен был оценить и истолковать условия договора — в особенности предусматривающее одно-

33

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

сторонний немотивированный отказ — в том числе в целях признания возможного права на возмещение убытков от осуществления права способом, не соответствующим принципам корректности и добросовестности.

С этой же точки зрения, кроме того, должны быть в последующем оценены представленные в материалах дела доказательства.

В целом суд, рассмотревший дело по существу, столкнувшись с необоснованным отказом от договора, не мог уклониться от оценки обстоятельств, на которые ссылались лица, в отношении которых был направлен отказ, в том числе свидетельствующих о недопустимости такого отказа или о наличии права на возмещение убытков, причиненных злоупотреблением правом.

Выводы, к которым пришел суд, рассмотревший дело по существу, в отношении злоупотребления правом также не могут быть поддержаны.

Как указывалось выше, судебный контроль над злоупотреблением актами частной автономии был широко признан данным судом.

Следствием является безразличность в этом смысле приведенных рассуждений по теме экономической свободы и свободного рынка.

Нет никаких сомнений, что выбор решений в экономической плоскости не является объектом судебного контроля и относится к прерогативам предпринимателя, действующего в условиях рынка и принимающего на себя экономический риск принятых им решений. Но в этом контексте предоставленное предпринимателю частной автономией договорное правомочие должно им осуществляться с уважением определенных общих правил, таких как объективная добросовестность, лояльность поведения и корректность, в свете которых должны быть истолкованы акты частной автономии.

Конечной целью является не допустить произвольное осуществление субъективного права, кем бы ни был его носитель, так как это представляет собой злоупотребление.

Таким образом, свобода экономического выбора предпринимателя сама по себе остается неограниченной. Судебному контролю подвержено злоупотребление, но не выбором как таковым, а актом частной автономии, претворенным в жизнь на основании этого выбора.

Безразличность для права мотивов, находящихся на поверхности заключения и исполнения определенного договорного отношения, не только не исключает, но даже предполагает контроль со стороны суда с целью оценить, было ли исполнение предоставленного частной автономией права осуществлено в обход общих правил добросовестности, лояльности и корректности.

Отсюда следует признанная правопорядком во избежание злоупотребления правом значимость общих правил толкования договоров.

34

Зарубежная практика

И в этом контексте при контроле над актом частной автономии и его толковании нужно принимать во внимание положение сторон, чтобы оценить, были ли доминирующее положение одной из них и возможная зависимость, в том числе экономическая, другой предпосылками недобросовестного поведения, направленного на достижение поставленных доминирующей стороной целей.

По этой причине судья, оценивая и толкуя акт частной автономии, должен интерпретировать его в том числе в целях уравновешивания противоположных интересов сторон договора.

Таким образом, суд, рассмотревший дело по существу, заблуждается, когда утверждает, что невозможно оценить разумность в области договорных отношений, и отказывает себе в возможности контроля над осуществлением права на односторонний отказ, полагая, что иначе речь шла бы о политической оценке.

Вопрос является не политическим, но исключительно правовым, и затрагивает средства против злоупотребления частной автономией и доминирующим положением на рынке, т.е. тех проблем, которые являются объектом внимания со стороны всех современных правопорядков в связи с увеличением количества ситуаций неравенства сил экономических субъектов.

От судьи требуется путем контроля и толкования акта об одностороннем отказе

ис целью установления и исключения его недобросовестного осуществления, не допускаемого в свете много раз упомянутых выше принципов, произвести только

иисключительно правовую оценку.

Приведенные рассуждения позволяют прийти к выводу, что суд, рассмотревший дело по существу, ошибся в следующих выводах: 1) наличие акта злоупотребления правом является только зеркальным по отношению к эмулятивным актам, и требуется совокупность объективного элемента, заключающегося в отсутствии практической пользы для обладателя права, и субъективного элемента, заключающегося в намерении причинить вред (animus nocendi); 2) учитывая, что Renault Italia было свободно в определении порядка реализации продукции, односторонний отказ от договора был наиболее удобным способом осуществить эту цель, из чего следует отсутствие злоупотребления; 3) в момент, когда правопорядок ввел определенный правовой институт, стороны свободны в своем усмотрении его использовать; 4) отсутствует возможность оценивать разумность в области частного права, в особенности в области обязательственного права, в котором подлежащие применению ценности не являются едиными, но даже наоборот, противоположными; 5) никакая оценка договорных позиций сторон — слабых и экономически «сильных» субъектов, в том числе в отношении условий, являющихся предметом договорного регулирования, не входит в компетенцию суда.

Нижестоящий суд указал, что злоупотребление налицо лишь тогда, когда присутствует желание навредить, т.е. оценивал злоупотребление в терминах «нейтральности»: в момент, когда правопорядок предусмотрел способ (право на отказ от договора) для достижения определенного результата (расторжение дилерского договора), становятся безразличными способы его реализации в конкретной ситуации.

35

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

Но проблема не в этом.

Она заключается в том, что оценка такого акта должна быть осуществлена в терминах «конфликтности»: поскольку затрагиваются противоположные интересы, носителями которых являлись стороны, важна соразмерность использованных способов.

Соразмерность, которая выражается в определенной процедурализации осуществления права на отказ (например, путем установления [необходимости ведения] переговоров, признания права на компенсацию и т.д.).

В этом смысле апелляционный суд не мог уклониться от такого контроля, проводимого согласно изложенным рекомендациям, также и с точки зрения возможного злоупотребления правом на односторонний отказ, того, каким образом он был осуществлен.

Суд должен был оценить — и теперь такая оценка должна быть осуществлена со стороны суда, который повторно рассмотрит данное дело, — был ли односторонний немотивированный отказ, предусмотренный договорными условиями, осуществлен способами и для достижения целей, более далеких и отличных от допускаемых. При этом должна была быть использована представленная в материалах дела доказательственная база, исследованная и оцененная в свете изложенных здесь принципов, чтобы оценить, в том числе и с точки зрения злоупотребления, осуществление признанного права.

В случае возможного доказанного неравенства сил сторон судебная проверка недобросовестного характера отказа от договора должна быть более широкой и строгой и может не зависеть от наличия либо отсутствия вины или специального намерения причинить вред, поскольку эти элементы являются типичными для эмулятивных61 актов, но не случаев злоупотребления переговорной силой или экономической зависимостью.

Последствия, к которым привела бы предложенная в обжалуемом решении суда интерпретация, неприемлемы. Исключение оценки объективной добросовестности и выявления возможного злоупотребления правом на отказ от договора, по сути, привело бы к тому, что немотивированный отказ от договора превратился бы в произвольный отказ ad libitum62, безусловно не допускаемый правопорядком.

61Итальянский термин, обозначающий шикану (см. сноску 59). — Прим. пер.

62«По желанию», «по собственному усмотрению» (лат.). Юридической доктриной этот вывод суда был воспринят достаточно критично. Например, указывалось, что, помимо «абсолютной неясности различия между двумя понятиями (отказом ad nutum [т.е. немотивированным отказом от договора] и отказом ad libitum), кажется скорее поспешным вывод о том, что с точки зрения нашего правопорядка сторонам запрещается при регулировании своих отчуждаемых прав предоставить одному из контрагентов необусловленное и неограниченное право расторгнуть договор», и что «неясно, какой из мотивов публичного порядка мог бы не допускать подобного условия — широко используемого, кроме того, во внутренней и международной практике – и преследующего очевидный интерес (заслуживающий [судебной] защиты) в предоставлении обладателю права максимальной гибкости при осуществлении своих инвестиций». При этом другая сторона договора «не может не быть осведомленной о риске

36

Зарубежная практика

Следовательно, суд, которому будет направлено дело на повторное рассмотрение, должен будет заново исследовать дело, принимая во внимание изложенные указания и принципы, с целью установления наличия либо отсутствия злоупотребления правом на отказ от договора и возможного признания соответствующего права на возмещение понесенных убытков. Все это [должно быть сделано] для уравновешивания прав и интересов сторон дела, учитывая в том числе равновесие и корректность экономических отношений.

Изложенные выводы позволяют признать не имеющим значения, а значит, излишним исследование иных вопросов, поставленных в жалобе.

Вопросы злоупотребления экономической зависимостью и аналогичного или расширительного применения норм о субпоставке63 (в частности, ст. 9 Закона от 18.06.1998 № 172) не были приведены в качестве самостоятельного довода, содержащегося в мотивах жалобы.

Что касается аналогий между дилерским и агентским договором, на которые ссылаются заявители с целью признания права дилеров на получение денежной суммы в качестве компенсации, то на основании краткой оценки, которая, кроме того, представлялась бы излишней с учетом интересующих суд целей в рамках данного дела, их практичность представляется сомнительной.

Дилерский договор имеет черты, приближающие его к договору поставки (в части структуры и социально-экономической функции), но в то же время не может быть поставлен в типичную договорную схему, поскольку является непоименованным договором, который выполняет сложную функцию обмена и сотрудничества и представляет собой в структурном плане договор — рамочный или нормативный (решение от 17.12.1990 № 11960), из которого следует обязанность заключения отдельных договоров купли-продажи или обязанность заключения договоров передачи продукции на условиях, установленных в первоначальном соглашении (см. в том числе решения от 22.02.1999 № 1469, от 11.06.2009 № 13568).

[который влечет односторонний отказ от договора]», и «именно в связи с этой осведомленностью в момент согласования условия эта сторона будет в состоянии договориться об адекватной «монетизации» принятого повышенного риска» (см.: Barcellona E. Buona fede e abuso del diritto di recesso ad nutum tra autonomia privata e sindacato giurisdizionale // Giurisprudenza Commerciale. 2011. Fasc. 2. P. 295). —

Прим. пер.

63Договор субпоставки, возникший первоначально как непоименованный договор, впоследствии был введен Законом от 18.06.1998 № 172 «О регулировании субпоставки в производственной деятельности», согласно которому «на основании договора субпоставки предприниматель обязуется за счет предприятия заказчика выполнить работы из исходных материалов или полуфабрикатов, предоставленных заказчиком, или обязуется предоставить предприятию-заказчику изделия или услуги, подлежащие включению в состав или использованию в предпринимательской деятельности заказчика или в производстве сложного изделия в соответствии с исполнительной документацией, техническими или технологическими знаниями, моделями или прототипами, предоставленными заказчиком». Причиной, по которой судом упомянул этот Закон в рамках рассматриваемой жалобы (учитывая, что заявители не ссылались на него в качестве мотива), являлся содержащийся в нем прямой запрет на злоупотребление доминирующим положением и встречающееся в судебной практике применение данного положения закона по аналогии к другим предпринимательским договорам, помимо субпоставки. —

Прим. пер.

37

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

Именно такая структура и экономическая функция, исключающая значительную степень сотрудничества в рамках договора, кажутся достаточными, чтобы снять вопрос об аналогии дилерского договора с агентским (см. в том числе решение от 21.07.1994 № 6819).

В качестве пятого мотива (подчиненного) первоначальные заявители указывают на нераспределение судебных расходов, относящихся к апелляционному рассмотрению дела.

Мотив остается поглощенным64 по отношению к мотивам, рассмотренным ранее.

Во встречной жалобе заявитель (ответчик по первоначальной жалобе) указывает в качестве единственного мотива отсутствие мотивировки в отношении встречной апелляционной жалобы, поданной Renault Italia spa, в части распределения судебных расходов, связанных с рассмотрением дела в суде первой инстанции.

И этот мотив в части судебных расходов остается поглощенным по отношению к изложенным ранее выводам касательно мотивов первоначальной жалобы.

При новом рассмотрении дела суд должен осуществить новое и самостоятельное распределение судебных расходов.

Подлежит отклонению первый мотив первоначальной жалобы, подлежат принятию в пределах, изложенных в мотивировочной части, второй, третий и четвертый мотивы, подлежат признанию поглощенными пятый мотив и встречная жалоба.

Обжалуемое решение суда подлежит отмене в отношении принятых судом мотивов, дело подлежит направлению на новое рассмотрение65 в Апелляционный суд Рима в другом составе суда.

При новом рассмотрении дела будет разрешен вопрос о судебных расходах по кассационному производству.

64Поглощение (assorbimento) — институт итальянского процессуального права, смысл которого заключается в том, что решение в отношении так называемого поглощенного вопроса становится излишним либо в связи с наступившим отсутствием интереса для стороны, которая на основании решения в отношении так называемого поглощающего вопроса уже получила запрашиваемую защиту в более полном объеме (поглощение в прямом смысле), либо когда так называемое поглощающее решение исключает необходимость или возможность рассмотрения других вопросов или подразумевает отказ в удовлетворении других вопросов (поглощение в переносном смысле) (см.: решения Кассационного суда от 27.12.2013 № 28663, от 09.10.2012 № 17219, от 16.05.2012 № 7663). — Прим. пер.

65В итальянском процессуальном праве направление на новое рассмотрение (rinvio, т.е. «передача», «возвращение») не влечет тех правовых последствий, что новое рассмотрение дела в российском процессуальном праве (т.е. полностью новое рассмотрение дела со всеми сопутствующими процессуальными правами сторон). Так, согласно ч. 3 ст. 394 ГПК Италии при повторном рассмотрении дела после его возвращения (in sede di rinvio) стороны «не могут заявлять доводы, отличающиеся от тех, что были заявлены ими в производстве по отмененному (кассированному) решению, если только необходимость [заявления] новых доводов не следует из кассационного решения». — Прим. пер.

38

Зарубежная практика

По этим мотивам:

Суд объединяет жалобы. Отклоняет первый мотив первоначальной жалобы, принимает в пределах, изложенных в мотивировочной части, второй, третий и четвертый мотивы. Провозглашает поглощенными пятый мотив, а также встречную жалобу. Отменяет решение и направляет дело на новое рассмотрение, в том числе по вопросу о судебных расходах, в Апелляционный суд Рима в другом составе суда.

Так решено в Риме, в совещательной комнате Третьей гражданской секции Кассационного суда 8 июня 2009 г.

Сдано в Канцелярию 18 сентября 2009 г.

References

Albanese A. Regole di condotta e regole di validità nell’attività d intermediazione finanziaria: quale tutela per gli investitori delusi?, in: Corriere giuridico. 2008. No. 1. P. 107–122.

Amadio G., Macario F. Diritto civile. Norme, questioni, concetti. I. Parte generale — Le obbligazioni — Il contratto — I fatti illeciti e le altre fonti delle obbligazioni. Bologna, Mulino, 2014. 1088 p.

Amato C. Considerazioni a margine della dottrina dell’abuso del diritto, in: Europa e diritto privato. 2017. Fasc. 1. P. 209–261.

Barcellona E. Buona fede e abuso del diritto di recesso ad nutum tra autonomia privata e sindacato giurisdizionale, in: Giurisprudenza Commerciale. 2011. Fasc. 2. P. 295–305.

Benedetti A.M. L’abuso dei (e nei) rimedi contrattuali, in: Visintini G. (a cura di). L’abuso del diritto. Napoli, Edizioni Scientifiche Italiane, 2016. P. 83–91.

Bocchini R. Il recesso ad nutum e l’abuso del diritto tra i principi di buona fede oggettiva, di proporzionalità e ragionevolezza dello scambio quali parametri di valutazione del contratto «abusivo», in: Carpentieri L. (a cura di). L’abuso del diritto. Evuluzione del principio e contesto normativo. Torino, G. Giappichelli Editore, 2018. P. 145–168.

Carinci A., Tassani T. Manuale di diritto tributario. Torino, G. Giappichelli Editore, 2018. 562 p.

D’Angelo A., Monateri P. G., Somma A. Buona fede e giustizia contrattuale. Modelli cooperativi e modelli conflittuali a confronto. Torino, G. Giappichelli Editore, 2005. 166 p.

D’Amico G. Nullità virtuale — Nullità di protezione (Variazioni sulla nullità), in: I Contratti. 2009. Fasc. 7. P. 732–744.

D’Amico G. Recesso ad nutum, buona fede e abuso del diritto, in: I Contratti. 2010. Fasc. 1. P. 11–23.

Del Federico C. L’abuso del diritto in materia contrattuale: autonomia delle parti ed effetti civilistici dei contratti fiscalmente abusati: A PhD Thesis in Law. Bologna, 2019. 288 p.

Di Majo A. Delle obbligazioni in generale: art. 1173–1176. Bologna, N. Zanichelli, 1988. 528 p.

Galgano F. Qui suo iure abutitur neminem laedit?, in: Visintini G. (a cura di). L’abuso del diritto. Napoli, Edizioni Scientifiche Italiane, 2016. P. 31–40.

Gentili A. Introduzione, in: Visintini G. (a cura di). L’abuso del diritto. Napoli, Edizioni Scientifiche Italiane, 2016. P. 13–20.

Grondona M. Solidarietà e contratto: una lettura costituzionale della clausola generale di buona fede, in: Rivista trimestrale di diritto e procedura civile. 2004. Fasc. 2 . P. 727–757.

Mengoni L. Autonomia privata e costituzione, in: Banca, borsa e tit. cred. 1997. Vol. I. P. 1–20.

Meruzzi G. L’exceptio doli dal diritto civile al diritto commerciale. Padova, CEDAM, 2005. 544 p.

Miotto L. Recesso ad nutum, abuso e ragioni dell’impresa (nota a: Tribunale Roma, 29 novembre 2011), in: Giurisprudenza commerciale. 2012. Fasc. 4. Pt. 2. P. 881–893.

Nigro C. A. Brevi note in tema di abuso del diritto (anche per un tentativo di emancipazione dalla nozione di buona fede), in: Giustizia civile. 2010. Fasc. 11. P. 2547–2565.

39

Вестник экономического правосудия Российской Федерации № 7/2020

Pardolesi R., Palmieri A. «Della serie a volte ritornano»: l’abuso del diritto alla riscossa, in: Foro italiano. 2010. Vol. I. P. 95–98.

Pino G. L’abuso del diritto tra teoria e dogmatica (precauzioni per l’uso), in: Maniaci G. (a cura di). Eguaglianza, ragionevolezza e logica giuridica. Milano, Giuffrè, 2006. P. 115–175.

Piraino F. Il divieto di abuso del diritto, in: Europa e diritto privato. 2013. Fasc. 1. P. 75–173.

Piraino F. La buona fede in senso oggettivo. Torino, G. Giappichelli Editore, 2015. 606 p.

Piraino F. Buona fede, regionevolezza e «efficacia immediata» dei principî. Napoli, Edizioni Scientifiche Italiane, 2017. 168 p.

Uda G.M. La buona fede nell’esecuzione del contratto. Torino, G. Giappichelli Editore, 2004. 562 p.

Viglione F. Il giudice riscrive il contratto tra le parti: l’autonomia negoziale stretta tra giustizia, buona fede e abuso del diritto, in: La Nuova Giurisprudenza Civile Commentata. 2010. Fasc. 3. P. 148–156.

Visintini G. L’abuso del diritto come illecito aquiliano, in: Visintini G. (a cura di). L’abuso del diritto. Napoli, Edizioni Scientifiche Italiane, 2016. P. 41–57.

Information about the author

Vadim Insarov — Lawyer, Master of Jurisprudence (Saint Petersburg State University), Student of the Department of Legal Studies of the University of Bologna (e-mail: vadiminsarov@gmail.com).

40