Экзамен зачет учебный год 2023 / Кузнецов А.А. Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

впрактическом значении строгого деления на оспоримые и ничтожные решения, введенного в гл. 9.1 ГК РФ.

Не стремясь ни в коем случае полностью отрицать необходимость деления решений собраний на оспоримые и ничтожные, проистекающего из аналогичного классического деления общегражданских сделок, все же нельзя не признать, что наполнение этих понятий

вобщей теории недействительности сделок и применительно к недействительности решений собраний имеет различия: в частности, ничтожные решения собрания потеряли часть качеств, присущих ничтожным сделкам (невозможность конвалидации, отсутствие срока давности)1. Впрочем, возможно, это скорее свидетельствует о том, что сфера использования ничтожности в решениях собраний должна быть пересмотрена2.

Подводя итог, можно констатировать, что недействительность решений собраний в России и в большинстве европейских правопорядков имеет самостоятельное регулирование, наличие которого обосновывается как необходимостью защиты оборота (презумпция оспоримости, короткий срок давности, широкие основания для конвалидации даже ничтожных решений), так и чисто догматическими особенностями решений собраний (пороки воли у участников собрания, но не у самого собрания; невозможность перечислить все пороки формирования и принятия решения).

1В то же время мы должны признать, что отмеченные особенности в виде постепенной потери части признаков ничтожности, хотя и в более ограниченном объеме, можно увидеть также в общем регулировании недействительности сделок (см.: Тузов Д.О. Указ. соч. С. 301–322).

2При этом не исключено, что в конечном счете мы придем примерно к тому же результату, что и испанский правопорядок, который сейчас содержит лишь один состав подлинно ничтожных (хотя и не называет их таковыми) решений – противоречие по обстоятельствам своего принятия или по содержанию публичному порядку. Правда, следует оговориться, что в Испании данное понятие хотя и является более чем неопределенным (противоречие фундаментальным ценностям правопорядка, в том числе отраженным в Конституции), все же толкуется более широко, чем в России, например, за счет включения в это основание нарушений основополагающих принципов регулирования хозяйственных обществ (в частности, правил, направленных на защиту кредиторов и акционеров), а также подделанных решений собраний. Более подробно об этом основании недействительности см.: Comentario de la reforma del régimen de las Sociedades de Capital en materia de Gobierno Corporativo (Ley 31/2014): sociedades no cotizadas. P. 184–189 (автор комментария – J. Alfaro); Castañer Codina J. Acuerdos sociales contrarios al orden público (art. 205.1 y 206.2 LSC) // El nuevo régimen de impugnación de los acuerdos sociales de las sociedades de capital / Directores Rodríguez Artigas F., Farrando Miguel I., Tena Arregui R. Madrid: Colegio Notarial de Madrid, 2015. P. 151–162).

209

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

А.А. Кузнецов

Материальный критерий деления оспоримых и ничтожных решений

Если и существует эквивалент проблемы поиска философского камня в теме недействительности решений собраний, то это точно проблема выявления материального критерия, на основе которого решения делятся на оспоримые и ничтожные, т.е. того, почему решение, пораженное тем или иным пороком, должно быть отнесено к первой или второй категории1. Обнаружить какое-либо подробное обсуждение этого вопроса в русскоязычной литературе не удалось2.

Напротив, в зарубежной литературе по этому поводу было высказано множество мнений, что простое их перечисление и описание может составить отдельную статью, да и едва ли это необходимо, учитывая, что ни одно из них не смогло предложить универсального критерия. Мы ограничимся кратким обобщением этой дискуссии3.

Более или менее общепринятая отправная точка – это выделять процедурные дефекты (например, дефекты созыва и проведения собрания) и дефекты содержания решения. Соответственно первая попытка выделить различительный критерий ничтожности и оспоримости состояла в отнесении к оспоримым всех решений, принятых на общих собраниях, страдающих процедурными дефектами, а к ничтожным – всех решений, содержание которых противоречит закону или уставу.

Однако этот простой на первый взгляд подход сразу столкнулся с серьезной критикой. Во-первых, он приводил бы к тому, что значительное количество решений становились ничтожными, поскольку не делалось никакой дифференциации в зависимости от характера нарушенной нормы. Во-вторых, этот подход в должной мере не учитывал того, что процедурные пороки также могут иметь настолько разный характер, что становится крайне сложно разграничить де-факто несуществующие собрания, решения которых следовало бы считать ни-

1Обзор теорий о материальном критерии деления сделок на оспоримые и ничтожные см.: Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. С. 281–293.

2В одной из работ указывалось на такой критерий, как то, можно ли волю, сформированную конкретным органом, приписывать самому юридическому лицу, однако автор не развивает эту идею и не идет далее обсуждения оснований, предложенных в п. 26 Постановления Пленума ВАС РФ от 18 ноября 2003 г. № 19 (см.: Степанов Д. Ничтожность решений общих собраний акционеров // Корпоративный юрист. 2005. № 1).

3Подробнее см.: Donati A. Ob. cit. P. 79–82, 85–90; Garrigues J. Nulidad e impugnabilidad de los acuerdos de la junta general de la sociedad anónima. P. 133–134; Alcalá Díaz M.A. El derecho de impugnación del socio en la sociedad anónima cotizada. P. 87.

210

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

чтожными, и собрания, хотя и созванные с серьезными нарушениями, но вполне способные принять пусть и оспоримое решение.

В ответ на эту критику была сделана попытка, с одной стороны, выделить те самые существенные процедурные нарушения, которые должны вести к ничтожности, а с другой стороны, выявить характер нарушаемой нормы (один из наиболее распространенных критериев при нарушении нормы устава или диспозитивной нормы закона – оспоримость, императивной – ничтожность).

Однако, как несложно догадаться, эти попытки исправления изначально порочного подхода не привели к успеху, поскольку перечень существенных процедурных нарушений был столь неоднороден и произволен у различных авторов, что говорить о точном и последовательном отделении ничтожности от оспоримости не приходилось. Что касается дифференциации характера нарушаемых норм, то справедливо обращалось внимание на то, что такой подход де-факто все равно ведет к ничтожности большого количества решений, поскольку множество процедурных норм корпоративного законодательства, по крайней мере формально, сформулированы как императивные, тогда как на деле ничтожность за их нарушение является явно несоразмерным последствием. Кроме того, не вполне ясно, чем отличается диспозитивная норма закона от императивной в смысле обязательности ее исполнения (разумеется, если стороны не изменили или не отменили в уставе диспозитивное правило закона), а следовательно, нет оснований для различий в последствиях их нарушений.

Дальнейшее развитие дискуссия получила, когда было предложено определять последствия нарушения нормы в зависимости от того, какой интерес она защищает. Если речь идет о частном интересе (участника общества), то это должно вести к оспоримости решения, если же об интересе правопорядка или интересе третьих лиц – к ничтожности, учитывая, что оспаривание – это в некотором смысле защита своих прав носителем частного интереса, тогда как в случае с нарушением нормы, направленной на защиту иных интересов, действительность решения не может зависеть от того, было ли оно оспорено участником. Указанная позиция стала общепринятой.

Стоит отметить, что указанное выше обсуждение почти полностью повторило аналогичную дискуссию в части поиска материального критерия деления оспоримых и ничтожных сделок1. И так же, как

1 См.: Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. С. 281–293.

211

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

А.А. Кузнецов

и в отношении обычных сделок1, следует констатировать, что в конечном счете никакого строгого предопределенного критерия деления решений собраний на оспоримые и ничтожные не существует, поскольку в каждом конкретном случае это политико-правовой выбор законодателя.

Как кажется, отсутствие строго обоснованного критерия подтверждается тем разнообразием нормативного регулирования, которое присутствует в континентальных европейских правопорядках. Например, в Германии ничтожность может повлечь даже несоблюдение правил о созыве собрания (ст. 240 Закона Германии об АО), а Испания, напротив, после реформы 2014 г., как мы уже упоминали, свела случаи ничтожности к решениям собраний, которые по обстоятельствам своего принятия или по содержанию противоречат публичному порядку, а до этого в период с 1951 по 2014 г. любые решения собраний, противоречащие закону (в том числе в части процедурных нарушений), формально считались ничтожными2.

Однако это не препятствует критике сложившейся системы в отечественном правопорядке с точки зрения оправданности полити- ко-правового выбора и соответствия его приведенному выше критерию – критерию характера защищаемого нарушенной нормой закона интереса.

Так, наибольшее возражение вызывает отнесение к числу ничтожных тех решений собраний, которые были приняты по вопросам, не включенным в повестку дня (п. 1 ст. 181.5 ГК РФ, п. 10 ст. 49 Закона об АО, п. 6 ст. 43 Закона об ООО).

Правила, требующие включения вопросов, подлежащих обсуждению на общем собрании, в повестку дня, относятся к числу процедурных и, как и все подобные нормы, направлены на то, чтобы участники собрания не просто имели возможность принять участие в собрании, делали это будучи надлежаще информированными, т.е. защищается интерес конкретного участника, которому и должна быть дана возможность самому решить, следует ли защищать свой интерес путем оспаривания решения собрания.

1Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. С. 293–300.

2См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. Tomo I / A. Rojo, E. Beltran (coords.), Reuters Civitas-Thomson, Menor Cizurr. 2011. P. 1441–1442 (автор комментария – Á. Rojo). Автор, впрочем, констатирует, что судебная практика вопреки прямой норме закона иногда признавала такие решения оспоримыми, учитывая незначительность нарушения.

212

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

Кроме того, как представляется, ситуации, когда участников вовсе не информировали о собрании и когда решение принято по вопросам, не включенным в повестку дня, являются юридически эквивалентными, поскольку в обоих случаях нарушение будет состоять в отсутствии у участников информации о вопросе, по которому будет приниматься решение. Однако, с точки зрения законодателя неизвещение о проведении собрания ведет к оспоримости решения, а решение по вопросу, не включенному в повестку дня, – к ничтожности. Едва ли есть убедительное обоснование подобной дифференциации.

В связи с этим необходимо отказаться от такого основания ничтожности, как то, что решение принято по вопросу, не включенному в повестку дня. В результате подобное обстоятельство будет пороком решения, делающим его оспоримым.

Таким образом, никакого строгого предопределенного критерия деления решений собраний на оспоримые и ничтожные не существует, поскольку в каждом конкретном случае это политико-правовой выбор законодателя. Вместе с тем при выборе последствий того или иного нарушения следует ориентироваться на то, какой интерес защищает нарушаемая норма закона: если речь идет о частном интересе (участника общества), то это должно вести к оспоримости решения, если же об интересе правопорядка или интересе третьих лиц – к ничтожности.

Проблема так называемых несуществующих решений

Требует также обсуждения категория так называемых несуществующих решений, на решение проблемы которых, судя по всему, и были изначально направлены разъяснения высших судов о решениях, не имеющих силы с момента принятия (п. 9 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 2 апреля 1997 г. № 4/8, п. 26 Постановления Пленума ВАС РФ от 18 ноября 2003 г. № 19)1.

В зарубежной доктрине единого отношения к этой проблеме не имеется. В общей теории недействительности сделок было выработано три основных подхода: 1) отрицание самостоятельности категории

1 На то, что Пленум ВАС РФ, формируя такую категорию, как решения, не имеющие силы, подразумевал те нарушения, при которых, строго говоря, само решение общего собрания как акт волеизьявления участников отсутствует, указывает А.А. Маковская (см.: Маковская А.А. Правовые последствия недействительности решений общего собрания акционеров и совета директоров акционерного общества // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М.А. Рожкова. М.: Статут, 2006. С. 353).

213

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

А.А. Кузнецов

несуществующей сделки, поскольку оно охватывается категорией ничтожности; 2) признание отдельного понятия несуществующих сделок, к которым тем не менее в отсутствие специального регулирования должны применяться правила о ничтожных сделках; 3) относительно недавно сложившийся подход, который указывает на то, что санкция ничтожности не является единственным вариантом, поскольку даже при наличии серьезных пороков в сделке, ставящих под сомнение ее существование, с догматической точки зрения, в отсутствие специального регулирования несуществования, мы обязаны соотносить их с основаниями не только ничтожности, но и оспоримости1. Эти подходы были перенесены и на почву недействительности решений собраний.

Первые две из изложенных позиций на первый взгляд выглядят довольно убедительно, хотя бы по тому соображению, что отсутствует какой-либо практический смысл в различении понятий ничтожности и несуществования, поскольку с точки зрения юридического мира имеет значение только то, производит ли решение те юридические последствия, на которые направлено, или нет2.

Кроме того, серьезным доводом стала неспособность сторонников различения несуществования и ничтожности решений предложить внятный критерий такого деления. В отличие от обычных сделок ситуация здесь осложняется тем, что недостаточно ограничиться указанием на то, что несуществование – это отсутствие самого факта волеизъявления, тогда как ничтожность имеет место, когда факт волеизъявления состоялся, но не произвел юридических последствий, на которые был направлен. Решение, будучи итогом сложной процедуры коллегиального волеобразования, всегда находится под риском признания неправомочным общего собрания участников из-за нарушения этой самой процедуры. Соответственно применительно к решениям собраний градация сложнее: нередко некоторые этапы в принятии решения собрания пройдены (факт голосования отдельных участников), но непонятно, можно ли признать это в полном смысле слова решением общего собрания (например, мажоритарий без каких-либо процедур просто составил протокол собрания).

Тем не менее этот же довод оборачивается против упомянутых подходов, приравнивающих ничтожность и несуществование. Их ошибоч-

1См.: Donati A. Ob. cit. P. 116–124, 129–131; Alcalá Díaz M.A. La impugnación de acuerdos del consejo de administración de sociedades anónimas. P. 102–106. На русском языке подробный обзор аргументации преимущественно в пользу первой позиции см: Тузов Д.О. Указ. соч. С. 94–138.

2См.: Donati A. Ob. cit. P. 123–124, 129–131.

214

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

ность, на наш взгляд, заключается в том, что дискуссия ведется на зыбкой основе: нет никакого четкого определения несуществования. Как правило, те, кто приравнивает ничтожность и несуществование, просто описывают те случаи ничтожности, которые, по их мнению, можно назвать несуществованием. Зачастую само представление о несуществовании определяется текстом закона. Так, например, в Германии нарушение правил о созыве собрания влечет ничтожность решения (ст. 240 Закона Германии об АО), что объясняется тем простым соображением, что в отсутствие созыва собрания нет надлежащего органа, а значит, нет и его решения. Тогда как в России подобные случаи попадут в категорию оспоримых решений.

Да и излишнее теоретизирование в погоне за ускользающим понятием несуществования, особенно в случае решений собраний из-за их сложной процедуры формирования, больше походит на спор о том, наполовину ли пуст стакан (несуществующее решение) или наполовину полон (это уже существующее решение, хотя и принятое с грубым нарушением процедуры). Именно поэтому именно третья позиция заслуживает поддержки.

Так, с точки зрения третьей позиции нельзя упускать из виду, что применительно к решениям собраний, как мы уже указывали, общим правилом в России (как и в Германии, Италии и Испании) выступает оспоримость, а ничтожность – только в случаях, прямо указанных

взаконе. Поэтому, рассуждая строго догматически, в отсутствие специального регулирования несуществования решения (как, впрочем, и точного понимания этого термина) подобная квалификация означает лишь то, что имеются существенные пороки в процессе формирования решения собрания, которые, однако, могут вести к ничтожности, только если попадают в numerus clausus оснований ничтожности,

впротивном случае мы должны квалифицировать такое решение как оспоримое.

Отечественная доктрина данному вопросу применительно к решениям собраний практически никакого внимания не уделяла1, зато,

1Один из немногих отечественных авторов (см.: Мосин В.А. Недействительность решений органов управления корпораций: дис. ... канд. юрид. наук. Челябинск, 2018. С. 64), который обсуждает эту проблему, занимает позицию относительно необходимости разделять понятия несовершенного (несостоявшегося) решения и недействительного решения, однако приводит в обоснование по существу только один довод о том, что при несуществующих решениях нет юридического факта, а в случае с ничтожными – есть, что, на наш взгляд, полностью игнорирует то, что факт становится юридическим, если он имеет юридическое значение, тогда как в случае с несуществующими решениями и ничтожными решениями одинаково никаких последствий, на которые

215

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

А.А. Кузнецов

напротив, была серьезная дискуссия относительно несуществующих сделок, в ходе которой были высказаны доводы в пользу признания идентичности этого понятия с ничтожными сделками1.

Отечественная судебная практика, как кажется, не выделяет особым образом понятие несуществования, рассматривая такие решения как недействительные (как правило, со ссылкой на основания ничтожности, поскольку речь чаще всего идет о подделанных протоколах собраний, когда нет никакого большинства участников, поддерживающих решение), хотя и с одной существенной оговоркой: отказывается в признании недействительными тех решений, в отношении которых нет никаких доказательств того, что они были приняты или произвели последствия, и принятие которых отрицает само общество2. Данное исключение, на наш взгляд, связано не c каким-то особым отношением к несуществующим решениям, а лишь с прагматическим соображением о том, что обращение в суд все же должно иметь хоть какую-то практическую причину – наличие спора и соответственного законного интереса в защите своих прав, а не просто воображение истца.

В то же время это не препятствовало судам, в случае если они устанавливали наличие последствий решения (например, смену директора на основании подделанного протокола, регистрацию изменений

направлены решения, не наступает, а возникающие последствия (из недействительности), если они имели место (например, внесение сведений в ЕГРЮЛ), одинаково подлежат устранению как в случае с несуществующими решениями, так и в случае ничтожными. Обширную критику разделения ничтожных и несуществующих решений см.: Тузов Д.О. Указ. соч. С. 94–138.

1См.: Тузов Д.О. Указ. соч. С. 94–138. Впрочем, надо учитывать, что на момент написания цитируемой работы в законе содержалась презумпция ничтожности сделок (ст. 168 ГК РФ в ред. до 2013 г.), а значит, действительно, если пороки сделки не подпадали под numerus clausus оснований оспоримости, сделка, независимо от того, называем мы ее ничтожной или несуществующей или как-то еще, должна была квалифицироваться как ничтожная с точки зрения закона.

2См. постановления ФАС Уральского округа от 25.11.2011 по делу № А604679/2011; ФАС Центрального округа от 11.03.2014 по делу № А35-158/2013; ФАС Поволжского округа от 01.06.2010 по делу № А12-16882/2009, от 17.06.2008 по делу № А12- 8810/07-С6, от 17.06.2008 по делу № А12-8807/07-С6, от 05.05.2008 по делу № А128803/07, от 29.04.2008 по делу № А12-8805/07-С59; ФАС Восточно-Сибирского округа от 31.08.2017 по делу № А33-21388/2016, от 28.04.2010 по делу № А74-3032/2009; АС Западно-Сибирского округа от 18.10.2018 по делу № А46-16740/2017; АС Северо-За- падного округа от 05.09.2017 по делу № А56-59002/2016, от 22.03.2017 по делу № А567717/2016, от 03.06.2015 по делу № А42-4172/2014; АС Северо-Кавказского округа от 30.10.2017 по делу № А53-24592/2016.

216

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

Оспаривание решений общих собраний участников (акционеров)

в устав), признавать решения недействительными, хотя они при этом и констатировали, что собрание не проводилось1 или что протокол был подделан2.

Таким образом, в отсутствие специального регулирования несуществования такие решения будут являться ничтожными, только если они подпадают под соответствующее основание ничтожности (например, в случае подделки решения ничтожность вытекает из отсутствия необходимого большинства голосов) (п. 10 ст. 49 Закона об АО, п. 6 ст. 43 Закона об ООО), в противном случае решение будет оспоримым.

Решения, нарушающие интересы общества или его участников (иным образом, кроме как в результате

несоблюдения процедуры)

Изначально (с конца XIX в.) основным способом борьбы со злоупотреблениями корпоративного большинства считалось ограничение компетенции общего собрания на изменение существенных условий устава или, как развитие этого подхода, выработка категории так называемых неотъемлемых прав участников, которые не могут изменяться без согласия каждого затрагиваемого соответствующим решением участника3. Такое регулирование опиралось на договорные теории корпорации, из которых следовало, что существенное изменение устава, т.е. изменение условий, на которых лицо вступало в состав участников общества, невозможно без выражения воли этим лицом4.

1См. постановления ФАС Московского округа от 30.03.2005 № КГ-А40/1912-02; ФАС Поволжского округа от 02.11.2005 № А12-14436/04-С6; ФАС Северо-Западного округа от 15.09.2016 по делу № А56-50739/2014, от 19.01.2009 по делу № А56-55227/2007; ФАС Северо-Кавказского округа от 25.11.2010 по делу № А63-2425/2010, от 15.07.2008 по делу № А32-1340/2008-54/22.

2См. постановления ФАС Московского округа от 14.11.2013 по делу № А40- 126922/12-62-1244; АС Центрального округа от 07.11.2014 по делу № А09-2136/2013; ФАС Волго-Вятского округа от 30.08.2006 по делу № А17-148/5-2006, А17-147/5-2006; АС Поволжского округа от 29.08.2016 по делу № А12-46128/2015.

3См.: Solá Cañizares F. Tratado de sociedades de respponsabilidad limitada en el derecho español: con especial referencia a las legislaciones extranjeras. Barcelona, 1951. P. 222–223.

4См.: Garrigues J. La protección de las minorías en el derecho español (el articulo original era publicado en Revista de derecho mercantil. 1959. № 72) // Summa Revista de Derecho Mercantil. Derecho de sociedades. Volumen primero. Aranzadi. 2013. P. 1073–1074. На русском языке об этом см.: Вольф В.Ю. Основы учения о товариществах и акционерных обществах. М., 1927. С. 134–135. Так, В.Ю. Вольф после обсуждения различных гипотез в отношении того, что можно рассматривать в качестве неотъемлемых прав, поддержал теорию, согласно которой таковыми могут считаться права, без которых акционер

217

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667

А.А. Кузнецов

Однако крайняя неопределенность критериев1, которые позволяли бы отличить существенные условия от иных и очертить круг так называемых неотъемлемых прав участника, делала эту теорию непригодной для широкого практического применения и для закрепления

взаконодательстве.

Всовременном корпоративном праве, в том числе в отечественном, остались лишь отголоски этого подхода, сводящиеся к констатации исключительной компетенции участников на принятие решений по таким судьбоносным для общества вопросам, как реорганизация, ликвидация, совершение крупной сделки, а также к праву выхода из общества в случае несогласия с принятыми по этим вопросам решениями (ср. ст. 75 Закона об АО, п. 2 ст. 23 Закона об ООО).

Дальнейшее же доктринальное развитие темы ограничения власти большинства пошло по пути выработки разнообразных оценочных критериев, с помощью которых предлагается оценивать действительность решения собрания с точки зрения его степени влияния на общество или его участников.

Есть несколько моделей, получивших признание в разных странах. Германский подход основан на использовании критерия добрых нравов, принципа равного отношения и обязанности лояльности участников. Как отмечается, в последнее время особое значение приобрела в судебной практике именно ссылка на несоблюдение обязанности лояльности со стороны участника, выражающееся в голосовании за решение, которое неоправданным образом нарушает интересы общества и (или) других участников2. Наличие такой обязанности у участников составляет одну из принципиальных характеристик современного корпоративного права Германии3. Обоснованиями обязанности лояльности выступает то, что участник, голосуя, оказывает влияние в том числе и на общество, и на других участников, а значит, не может действовать без учета их интересов, а также то, что право голоса предоставлено участнику для того, чтобы стремиться к успеху

не вступил бы в общество, уточняя, что рассматриваться должна не воля конкретного акционера, а типичная, обычная воля среднего акционера (по выражению автора, «презумптивное воленаправление приобретателя акций»).

1Обзор некоторых из предлагавшихся критериев см.: Donati A. Oр. cit. P. 164–172.

2См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 138–139; Cahn A. The shareholders’ fiduciary duty in German company law // Shareholders’ duties / ed. H.S. Birkmose. Kluwer Law International, 2017. P. 357–358; Corto Polo M.M. La protección del socio minoritario (especial referencia a la protección frente al atesoramiento abusivo de los beneficios sociales). Valencia, 2019. P. 87–88.

3См.: Fleischer H. A guide to German Company Law for International Lawyers. P. 21.

218

Electronic copy available at: https://ssrn.com/abstract=3516667