Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

Во-вторых, об отказе от осуществления можно говорить и тогда, когда лицо отказывается не от права как такового, а от возможности его осуществления в той или иной форме.

В-третьих, отказ от осуществления права, а не от права как такового имеет место в ситуации, когда осуществление права в силу закона или условий сделки поставлено под условие возникновения некоего обстоятельства, но лицо в ответ на уже возникшее фактическое основание отказывается осуществлять право с сохранением возможности при повторном созревании соответствующих оснований осуществить это право.

В таких и подобных ситуациях, которые не связаны с бесповоротным отказом от некоего права, корректнее говорить не об отказе от права, а об отказе от осуществления права.

Иначе говоря, отказ от осуществления права – это волеизъявление, направленное на временное или иное ограничение свободы осуществления права без утраты права как такового.

Под отказом же от права логично понимать волеизъявление, направленное на бесповоротный отказ от имеющегося права, влекущий его прекращение.

Комментируемая норма говорит о том, что отказ от осуществления права последнее не прекращает, и это вполне логично, так как воля лица направлена не на бесповоротный отказ от права, а на то или иное ограничение в отношении его осуществления. О сделке отказа от права комментируемая норма молчит.

При таком прочтении закона п. 2 ст. 9 ГК РФ не ограничивает автономию воли и не запрещает отказ от права (вопреки распространенному суждению), а закрепляет вполне очевидную вещь: если лицо отказывается лишь от осуществления права (не заявляя при этом о бесповоротном отказе от права), это само право по общему правилу не прекращает.

Мы склонны поддержать именно такую интерпретацию.

Итак, управомоченное лицо может по общему правилу не только принять на себя обязательство право не осуществлять, отказаться от осуществления права на тот или иной период, в тех или иных формах

или по определенным основаниям без прекращения права как такового, но и вовсе бесповоротно отказаться от права. Комментируемая норма, если верна наша интерпретация, ничего из этого не запрещает, а просто устанавливает необходимость различать отказ от осуществления права и отказ от права, уточняя, что, если воля правообладателя направлена на первое, это не означает второе (прекращение права). Но при этом указанные возможности могут блокироваться прямым

639

указанием закона или в силу существа права. Здесь требуется разбираться с каждым конкретным гражданским правом в отдельности. Попытки торопиться и индуцировать какие-то общие правила на уровне ГК РФ были бы неимоверной самонадеянностью.

Например, по общему правилу невозможен правопрекращающий отказ от неотъемлемых конституционных прав человека и гражданина. Лицо не может отказаться от своего права на свободу слова или вероисповедания и т.п. Эти права представляют собой элементы правоспособности человека. Индивид может свои конституционные права не осуществлять, но отказаться от них таким образом, чтобы лишить себя этих неотъемлемых конституционных прав на будущее, вряд ли возможно. В каких-то случаях возможно принятие на себя негативных обязательств подобные права не осуществлять, если это не противоречит специальным законодательным запретам и основам правопорядка или нравственности (см. п. 2.2 комментария к настоящей статье), но отказ от таких прав с правопрекращающим эффектом вряд ли мыслим с учетом указанного в ч. 2 ст. 17 Конституции РФ неотчуждаемого характера таких конституционных прав.

Целый ряд специальных норм закона упоминают отказ от права или отказ от его осуществления. Это, например, п. 6 и 7 ст. 450.1 ГК РФ об отказе от осуществления прав, вытекающих из договора; ст. 415 ГК РФ о прощении долга; ст. 236 ГК РФ об отказе от права собственности; ст. 1157 ГК РФ об отказе от наследства; подп. 3 п. 1 ст. 188 ГК РФ об отказе представителя от полномочия; п. 2 ст. 250 ГК РФ об отказе от осуществления преимущественного права покупки доли в праве общей долевой собственности и целый ряд иных подобных норм. Очевидно, что закон может забыть упомянуть допустимость отказа от иных прав, применительно к которым такой отказ должен допускаться. Например, как будет показано ниже, данный пробел возникает применительно к бесповоротному отказу от исключительного права на нерегистрируемый объект интеллектуальных прав. Поэтому крайне важно, чтобы п. 2 ст. 9 ГК РФ не толковался как тотальный запрет на отказ от осуществления гражданских прав или бесповоротный отказ от них, ибо иначе во всех подобных не упомянутых в специальных

нормах случаях мы столкнемся с отсутствием правового основания для свободного распоряжения своими гражданскими правами, что просто противоречит Конституции РФ и абсурдно.

При этом важно уточнить, что речь идет о правах гражданско-пра- вовой природы. Отказ от прав, вытекающих из публично-правовых (например, налоговых, избирательных, пенсионных, уголовных) правоотношений, выходит за рамки настоящего комментария. Такие во-

640

просы должны обсуждаться в рамках литературы по соответствующим отраслям права. Нас же интересует лишь отказ от (осуществления) гражданских прав, т.е. прав, вытекающих из правоотношений, регулируемых гражданским законодательством.

Далее мы попытаемся проанализировать, как работает институт отказа от права (или от его осуществления) в контексте отдельных видов гражданских прав, держа в уме ту интерпретацию п. 2 ст. 9 ГК РФ, которая была выше озвучена. Из областей, смежных с гражданским, мы немного затронем лишь вопросы отказа от процессуальных прав (согласно ч. 3 ст. 4 АПК РФ и ч. 2 ст. 3 ГПК РФ «[о]тказ от права на обращение в суд недействителен»).

2.4. Отказ от обязательственного права требования (или его осу-

ществления) и прощение долга

При желании кредитора бесповоротно отказаться от своего обязательственного права требования он должен воспользоваться специальным институтом прощения долга (ст. 415 ГК РФ). Соответственно, здесь мы имеем прямое указание закона на возможность легитимно бесповоротно отказаться от своего субъективного права. В случаях, когда, например, кредитор заявляет должнику об отказе от своего права потребовать уплаты всего или части основного долга, начисленной неустойки или возмещения убытков, должны применяться правила о прощении долга: соответствующее требование считается прекращенным, если должник после получения соответствующего уведомления в разумный срок не заявит свое возражение. Иначе говоря, согласие должника с прощением долга подразумевается, но при несогласии ему следует его выразить.

(а) Прощение долга как распорядительная сделка

Само прощение долга представляет собой распорядительную сделку, которая осуществляется в рамках соответствующего прямо выраженного или подразумеваемого соглашения. Часто прощение долга осуществляется в рамках конструкции дарения. Для этого, согласно российской судебной практике, следует установить намерение одарить (animus donandi), т.е. альтруистическую мотивацию кредитора освободить должника от долга из соображений любви, дружбы, ми-

лосердия, благотворительности и т.п. (см. п. 3 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. № 104). Если же кредитор прощает долг в обмен на какие-то уступки или преференции со стороны должника (т.е. встречное предоставление, которое выгодно кредитору и осуществляется за счет должника), то намерение одарить отсутствует и следует говорить о непоименованном договоре. Например, представим, что кредитор списывает должнику часть долга,

641

а в обмен по условиям соглашения должник идет кредитору навстречу при заключении нового договора по вопросу о цене; здесь налицо взаимные предоставления, пусть и специфического рода, и можно говорить о непоименованном синаллагматическом, обменном контракте. По сути, это позволяет говорить о том, что прощение долга происходит в рамках своеобразного экономического обмена, и договор следует считать синаллагматическим и возмездным.

Впрочем, если прощение долга будет осуществляться в обмен на передачу некоего имущества (например, кредитор прощает должнику долг в обмен на передачу права собственности на автомобиль), данная конструкция перестает принципиально отличаться от отступного. Если же в обмен на прощение одного созревшего денежного долга контрагент списывает встречный созревший денежный долг на ту же сумму, подобное соглашение начинает напоминать так называемый договорный зачет. Но подобная аналогия утрачивает свою убедительность, если взаимно прощаемые долги неравнозначны по сумме, неоднородны или носят несозревший характер; здесь мы имеем непоименованный способ прекращения обязательств по возмездному соглашению сторон.

Но не всегда прощение долга в корыстных интересах означает экономический обмен. Нередко выгода, которую преследует кредитор, не является следствием некоего имущественного предоставления со стороны должника. Например, если кредитор прощает должнику начисленную неустойку при условии, что должник в досудебном порядке погасит весь бесспорный основной долг, дарения нет, так как кредитор преследует свой эгоистический интерес избежать долгих судебных тяжб, но нет и обмена, так как должник, погашая долг, исполняет свое ранее существовавшее и бесспорное обязательство (Определение СКЭС ВС РФ от 27 декабря 2016 г. № 305-ЭС16-12298). Исполнение должного вряд ли может быть описано как встречное предоставление. Когда кредитор получает некую выгоду от прощения долга, но эта выгода образуется не за счет должника, а носит побочный характер, мотив кредитора также не альтруистический (нет animus donandi), а сугубо эгоистический, но отсутствует при-

знак обмена. По сути, здесь мы имеем особый непоименованный безвозмездный договор. Например, такая ситуация имеет место, когда кредитор прощает должнику долг не из добросердечия, а для того, чтобы не формировать те или иные резервы или получить те или иные налоговые выгоды.

Иначе говоря, прощение долга как распорядительная сделка может осуществляться в рамках:

642

–дарения (когда освобождение от долга предопределено благотворительным или иным подобным альтруистическим мотивом);

–непоименованного соглашения обменного типа (когда мотив освобождения должника от долга не альтруистический, а состоит в том, чтобы получить от должника или за счет него некое встречное предоставление);

–непоименованного безвозмездного договора (когда мотив освобождения от долга не альтруистический, и кредитор извлекает некую выгоду, но последняя не является результатом неких встречных уступок, осуществляемых должником в ущерб себе).

Когда речь идет о прощении долга в формате дарения или в рамках непоименованного безвозмездного освобождения долга, нередко какое-то письменное соглашение отсутствует, и на бумаге отражается лишь распорядительная сделка прощения долга. Тем не менее сам факт совершения распорядительной сделки прощения долга и согласия должника, которое в силу прямого указания в законе считается данным в случае молчания, свидетельствует о некоем соглашении. Задача суда – реконструировать правовую конструкцию договора, которую стороны имели в виду. Это может иметь важное практическое значение, поскольку в случае если такой договор будет определен как дарение, это потянет за собой серьезные правовые последствия.

Среди таких последствий и возможность применения правил ГК РФ

одарении. Данные правила, в частности, содержат (ст. 575 ГК РФ) запрет дарения между коммерческими организациями (а с учетом правила п. 3 ст. 23 ГК РФ этот запрет распространяется и на индивидуальных предпринимателей, если сделка связана с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности). Само это правило крайне спорно, но с учетом его наличия возникает риск квалификации прощения долга как ничтожной распорядительной сделки, ведь распорядительный правовой эффект не мог наступить, если сам дого- вор-основание ничтожен в силу противоречия закону. Соответственно, квалификация прощения долга как происходящего в рамках модели дарения для отношений между коммерсантами приводит к фатальным результатам, если считать, что недействительность договора, структу-

рирующего прощение долга, влечет ничтожность и самого прощения. Но разрешение этой ситуации зависит от того, является распорядительная сделка прощения долга каузальной или абстрактной.

Так все-таки является прощение долга как распорядительная сделка каузальной или абстрактной? Первое означало бы, что недействительность договора, в рамках реализации которого осуществляется прощение долга, повлечет автоматическую ничтожность и самого рас-

643

порядительного эффекта (т.е. отсутствие эффекта прекращения долга). Второе позволяло бы признать, что недействительность договора сама по себе не отменит эффект освобождения от долга, если распорядительная сделка не страдает самостоятельными пороками (например, пороками воли). Российский закон не дает ясного ответа на данный вопрос, но с учетом того, что абстрактность распорядительных сделок иного рода (передача права собственности на вещь или имущественного права на основании договора купли-продажи и т.п.) в российском праве пока отвергается, видимо, системные соображения подталкивают нас к выбору в пользу казуальной модели. Это, в частности, означает, что, если прощение долга осуществляется в рамках прямо выраженного или подразумеваемого договора дарения (т.е. предопределено альтруистическими мотивами) и речь идет о двух коммерческих организациях, ничтожность договора в связи с противоречием ст. 575 ГК РФ означает

инедействительность эффекта освобождения от долга.

(б) Прощаемый долг и его конкретизация

По общему правилу простить можно как просроченный долг, так

ивозникший долг, по которому еще не наступил срок исполнения. Простить можно как денежный, так и неденежный долг. Простить можно как весь долг, так и его часть.

Основание для возникновения долга не имеет значения: простить

можно как договорный, так и внедоговорный долг (например, по возмещению убытков, возврату неосновательного обогащения и т.п.). Спорный вопрос возникает в отношении возможности прощения долга в виде периодических выплат в счет возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью, а также об уплате алиментов. Есть точка зрения, что, по смыслу закона, такие требования не могут прекратиться иным, нежели исполнение, способом.

Требование (его часть), являющееся предметом прощения долга, должно быть определено с необходимой степенью конкретизации (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 19 декабря 2006 г. № 11659/06).

В то же время из требования достаточной конкретизации вряд ли стоит выводить запрет на возможность простить долги, наличие которых может вызывать сомнения (спорных требований) или размер которых

кредитору достоверно неизвестен. Единственное, что требуется, – это то, что кредитор допускает существование у него соответствующего требования в том или ином размере и выражает свою волю на отказ от него. Например, нередко кредитор направляет должнику, нарушившему договор, заявление об отказе от требований в отношении убытков или иных санкций в связи с допущенным нарушением, или стороны оформляют соглашение, в котором в обмен на ту или иную уступку кредитор заяв-

644

ляет об отсутствии у него дополнительных претензий к должнику. Это может квалифицироваться именно как прощение долгов, вытекающих из применения к должнику соответствующих мер ответственности (убытки, неустойка и т.п.). В момент выражения своей воли кредитор может не знать точную сумму возникших у него убытков (так как их размер может еще не кристаллизоваться с абсолютной точностью) или допускать, что должник может быть освобожден от ответственности по правилам ст. 401 ГК РФ, равно как и может не быть уверен в соразмерности установленной в договоре неустойки, а следовательно, в самом наличии у него требования и (или) его размере. Но все это не препятствует ему освободить должника от таких обязательств.

Возможно «оптовое» прощение всех требований кредитора к должнику без их точного перечисления. Например, покупатель прямо освобождает должника как от основного требования, так и от всех производных требований. Впрочем, здесь может возникать вопрос

отом, допустимо ли освобождение должника от тех долгов, о которых кредитор не знал и не должен был знать в момент изъявления воли. Как представляется, если кредитор не знал и не должен был знать о существовании своего требования, его воля на прощение такого требования в рамках сделки «оптового» прощения не может подразумеваться. Из волеизъявления должно прямо следовать, что кредитор осознает возможность существования скрытых требований, освобождает должника и от них тоже (на случай их наличия). Например, если поставщик поставил покупателю товар с просрочкой, и покупатель заявляет продавцу об освобождении того от всех иных обязательств, вытекающих из договора (в частности, заявляет об отсутствии каких-либо претензий к поставщику), но в момент такого волеизъявления он не знал и не должен был знать о том, что в товаре содержится дефект, то, выявив его впоследствии, покупатель вполне может заявить продавцу требование

осоразмерном уменьшении цены; такое требование, которое на самом деле имелось у покупателя сразу после поставки, не будут считаться охваченным волеизъявлением кредитора об отказе от требований, поскольку покупатель не знал и не должен был знать о существовании скрытого дефекта, и его волеизъявление не распространялось на воз-

можные скрытые требования. Но в данном примере покупатель товара может заявить продавцу, что он пока не обнаружил скрытые дефекты в поставленном товаре, но отказывается от своего права предъявить продавцу те или иные требования, если дефекты вдруг обнаружатся. Отказ от требований, которые могут быть скрыты от самого кредитора, должен быть прямо и недвусмысленно выражен, чтобы у суда не было сомнений в отношении охвата заявленного отказа.

645

Еще один сложный вопрос возникает в отношении возможности простить будущий долг, т.е. долг, который еще не возник. Если речь идет о долге, возникновение которого поставлено под отлагательное правосделочное условие (например, выплатить исполнителю ту или иную премию при условии достижения некоего результата) или условие права (например, долг по уплате убытков на случай нарушения договора в будущем), прощение представляется возможным. Оно будет касаться условного требования, находящегося в состоянии ожидания наступления условия. По сути, это не классическое прощение долга, а освобождение потенциального должника от состояния связанности и претерпевания возникновения долга в случае наступления условия. Например, кредитор может освободить должника от обязанности уплаты согласованной в договоре неустойки на случай, если в будущем произойдет нарушение договора должником. Но такая свобода должна признаваться в той степени, в которой само условное требование установлено в содержании сделки между кредитором и должником или в диспозитивной норме закона. Если такое требование вытекает из императивной нормы закона, предварительно выраженный отказ от него невозможен. Если нельзя в договоре согласовать исключение соответствующего требования, то невозможно осуществить и отказ от него на следующий день после заключения договора. От таких императивно установленных законом требований можно отказаться (простить долг по ним) только после наступления соответствующих условий для их возникновения (созревания).

Что касается будущего требования, для которого не существует даже правового основания в виде согласованного отлагательного условия, следует заметить, что невозможно распорядиться тем, чего еще нет. В данном случае нет ни требования, ни правоотношения ожидания наступления условия. Есть лишь гипотетическая возможность возникновения правового основания требования в будущем. Здесь корректнее говорить о сделке, исключающей само возникновение права. Это возможно, если существование такого требования не является императивным элементом соответствующего правоотношения, которое может возникнуть в будущем. Например, участники спортивного поединка

могут договориться о том, что в случае причинения друг другу вреда здоровью действиями, совершаемыми в рамках спортивных правил, они не будут иметь друг к другу никаких претензий. В таком случае, если в ходе поединка один спортсмен пострадал, требование о возмещении вреда здоровью просто не возникает (п. 3 ст. 1064 ГК РФ). Видимо, как минимум при наличии такого соглашения нет смысла придумывать фикцию прощения долга, выраженного заранее и по-

646

ставленного под отлагательное условие его возникновения. Логичнее говорить о своеобразном соглашении об освобождении от ответственности ex ante.

(в) Процедура прощения долга

Застарелой проблемой российского частного права был вопрос

отом, является ли распорядительная сделка прощения долга договором, заключаемым в результате встречных волеизъявлений обеих сторон обязательства, или односторонней сделкой, для совершения которой достаточно волеизъявления одного лишь кредитора. На первый взгляд кажется, что согласие должника в большинстве случаев не имеет значения, так как ему нет никакого экономического смысла возражать против прощения долга, и, соответственно, в целях экономии трансакционных издержек можно признать прощение долга односторонней сделкой. С другой стороны, не менее очевидно, что в ряде случаев должник может не желать прощения своего долга по каким-либо личностным или прагматическим соображениям (например, порядочный чиновник может не желать прощения ему долга со стороны банка, так как это может породить в обществе различные подозрения). Прежняя редакция ГК РФ, действовавшая до 1 июня 2015 г., этот вопрос не проясняла.

Если между сторонами заключено соглашение о прощении долга с немедленным распорядительным эффектом, должник будет освобожден от долга в момент заключения такого соглашения, если более поздний момент не оговорен. Если заключенное соглашение наделяло кредитора правомочием простить, и должник таким образом выразил свою волю на прощение его долга, последний должен считаться прекращенным в момент получения должником уведомления

опрощении долга (ст. 165.1 ГК РФ); возможности возразить против прощения у должника в такой ситуации нет, так как его согласие выражено заранее.

Но что, если заранее никакое соглашение не заключено, но кредитор направляет должнику не оферту на заключение соглашения

опрощении долга, а заявление о прощении долга? Игнорировать волю должника в вопросе прощения долга было бы неверно, и поэтому если

такая воля не выражена заранее, то можно было бы исключить право кредитора навязать должнику эффект прощения долга и не признавать наличие у кредитора секундарного права на прощение долга, а соответствующее заявление рассматривать лишь как оферту на заключение соглашения о прощении долга. В то же время в рамках действующей редакции п. 2 ст. 415 ГК РФ реализован несколько более сложный подход. С одной стороны, закон говорит о том, что долг считается

647

прощенным с момента получения должником уведомления кредитора о прощении долга. Иначе говоря, правопрекращающий правовой эффект возникает в силу одного лишь волеизъявления кредитора. Это недвусмысленно указывает на то, что речь идет об односторонней сделке. С другой стороны, тут же закон устанавливает, что должник, не согласный с прощением долга, вправе в разумный срок после получения такого уведомления кредитора возразить против прощения долга, направив кредитору соответствующий протест. Из смысла закона следует, что в случае предъявления такого возражения эффект прекращения долга ретроспективно отменяется (долг не считается прощенным). С догматической точки зрения из буквы закона следует, что за счет одной односторонней сделки (возражения против прощения долга) с обратной силой отменяется правовой эффект другой (уведомления о прощении долга). Целесообразность столь сложного подхода сомнительна.

Впринципе, с учетом того, что закон позволяет должнику «опрокинуть» правовой эффект прощения долга и тем самым учитывает его позицию по данному вопросу, можно увидеть в закрепленной в п. 2 ст. 415 ГК РФ модели своеобразный способ отразить идею о договорной природе прощения долга. Здесь следует напомнить, что согласно п. 2 ст. 438 ГК РФ молчание акцептанта, получившего оферту, может рассматриваться в качестве акцепта, если на то имеется указание

взаконе. Соответственно, мыслимо представить себе, что п. 2 ст. 415 ГК РФ как раз и устанавливает тот случай, когда молчание акцептанта (должника) признается его согласием с офертой. В то же время против данной интерпретации говорит то, что закон устанавливает, что долг считается прощенным с момента получения такого уведомления. Это противоречит правилам ГК РФ о заключении договоров посредством оферты и акцепта. В тех случаях, когда акцепт в силу указаний в законе совершается молчанием, договор должен считаться заключенным с момента истечения соответствующего срока на акцепт, а никак не с момента доставки оферты.

De lege ferenda более корректным было бы решение, в силу которого согласие должника с прощением долга подразумевалось бы, если

должник не выразит свое несогласие в некий установленный в законе или разумный срок, а наступление правопрекращающего эффекта происходило бы по истечении такого срока.

Всложившихся же условиях положения п. 2 ст. 415 ГК РФ можно воспринимать и как закрепляющие распорядительную одностороннюю сделку (уведомление о прощении долга), правовой эффект которой может быть отменен с обратной силой другой односторонней сделкой

648