Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

(например, об отсутствии вины, о смешанной вине или митигации (см. п. 13 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 54)).

Если кредитор по договорному притязанию уступает основное требование, то в силу п. 1 ст. 384 ГК РФ к новому кредитору по умолчанию переходит и право требования возмещения убытков. И в данном случае, если к моменту перехода основного требования нарушения еще не было и последнее произошло позднее, нарушено будет право уже нового кредитора, и с нарушителя будут взыскиваться убытки нового кредитора.

Более сложная ситуация может быть тогда, когда уступается основное требование, по которому ранее уже началась просрочка и возникли убытки у прежнего кредитора. Получается, что до момента смены кредитора по основному требованию убытки возникали в имущественной массе первого кредитора, а после смены – второго. Встает вопрос: переходят ли по умолчанию к последнему созревшие до момента перехода основного требования убытки первого? Видимо, ответ должен быть положительным в силу п. 1 ст. 384 ГК РФ. Но сторонам рекомендуется проговаривать это в соглашении об уступке во избежание неопределенности.

В принципе, все вышесказанное mutatis mutandis касается и ситуаций перехода основного требования в силу суброгации или в рамках универсального правопреемства.

Остается только отметить, что в силу ст. 383 ГК РФ «переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора,

вчастности требований… о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, не допускается». В ст. 1112 ГК РФ в развитие правила ст. 383 ГК РФ установлен запрет на переход строго личных требований (включая требования по возмещению вреда жизни и здоровью)

впорядке наследования. Согласно п. 2 ст. 418 ГК РФ обязательство прекращается смертью кредитора, если исполнение предназначено лично для кредитора либо обязательство иным образом неразрывно связано с личностью кредитора.

Сама теоретическая возможность ограничения оборотоспособности тех или иных обязательственных прав не вызывает возражений. Но, как

и для любого такого ограничения оборота, в пользу него должны быть выдвинуты очень серьезные политико-правовые аргументы. Обоснованность жесткого запрета на переход права кредитора на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, вызывает ряд вопросов. Например, трудно объяснить, почему родственники не могут получить

впорядке наследования требования к лицу, причинившему вред здоровью наследодателя, о возмещении понесенных расходов (вероятнее

1289

всего, из семейных средств) на его лечение. Запрет на правопреемство приводит к нелогичному выводу о том, что делинквент выигрывает от того, что его жертва умирает в результате причинения вреда здоровью. Также спорный характер носит идея о том, что пострадавший

врезультате деликта не может уступить третьему лицу свое требование о возмещении понесенных расходов на лечение.

При этом следует отметить, что законодательство уже сейчас знает важное исключение из указанного правила. Согласно ст. 1183 ГК РФ допускается наследование требований о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью, в виде начисленных, но не выплаченных к моменту смерти наследодателя средств на его существование. Это подтверждается и в п. 68 Постановления Пленума ВС РФ от 29 мая

2012 г. № 9.

Вабзаце первом п. 5 Постановления Пленума ВС РФ от 26 января 2010 г. № 1 закреплен несколько более широкий подход: здесь допущено наследственное правопреемство по требованиям «о взыскании фактически начисленных потерпевшему в счет возмещения вреда, но не выплаченных ему при жизни сумм». О том, что речь идет лишь о периодических выплатах, направленных на обеспечение средств к существованию, здесь не сказано, и можно помыслить такое толкование, которое распространит допущение правопреемства и в отношении присужденных судом до смерти наследодателя в его пользу иных убытков, вызванных причинением вреда здоровью (например, возмещения расходов на лечение). При таком толковании ст. 383 и 1183 ГК РФ о запрете правопреемства будут касаться только тех случаев, когда к моменту смерти соответствующие суммы убытков не были «начислены» по ранее вынесенным судебным решениям. Получается, что необоротоспособными остаются только требования о возмещении убытков в виде расходов на лечение и иных убытков, которые не были к моменту смерти присуждены судом. Требования же о возмещении вреда здоровью наследодателя, подтвержденные судебным решением, вопреки ст. 383 и 1112 ГК РФ переходят по наследству. Как мы видим,

вроссийской судебной практике в целом наметился подход, согласно которому требование по обязательству, неразрывно связанному

с личностью кредитора, в случае подкрепления долга судебным актом о взыскании к моменту перехода оказывается в той или иной степени оборотоспособным.

Пока неочевидно, готова ли судебная практика идти дальше и допустить в отношении права на как минимум созревший и подтвержденный судебным актом долг по обязательствам, возникшим вследствие причинения вреда жизни или здоровью, не только универсальное

1290

правопреемство при смерти кредитора, но и уступку на основании сделки, а также переход в порядке суброгации. Допустимость уступки заслуживает поддержки, поскольку нередко наличие у кредитора по таким обязательствам исполнительного листа отнюдь не гарантирует ему получение от должника исполнения, а поиск имущества должника и, возможно, сопровождение процедур банкротства должника могут быть не по силам кредитору. В подобного рода ситуациях возможность уступки такого требования третьему лицу с тем или иным дисконтом может быть для кредитора единственным выходом.

Более того, как представляется, следует идти и еще дальше и исходить из того, что запрет на переход требований по возмещению вреда здоровью в порядке наследственного правопреемства, суброгации или уступки, закрепленный в ст. 383 и 1183 ГК РФ, должен касаться исключительно тех периодических выплат в связи с утратой трудоспособности, которые причитаются за период после уступки (т.е. будущих начислений). Что же касается периодических выплат в связи с утратой трудоспособности за период до уступки, а также возмещения расходов на лечение, то такие требования в принципе должны переходить в порядке уступки, суброгации или наследственного правопреемства, даже если они не были ранее подтверждены судебным актом.

Если практика пойдет по этому пути, исчезнет проблема, которая сейчас имеется в сфере страхования. Если лицо было вынуждено обратиться за медицинской помощью, а расходы на лечение взяла на себя страховая компания, судебная практика считает, что суброгация не происходит, так как ст. 383 ГК РФ блокирует переход требований о возмещении вреда здоровью, а ст. 965 ГК РФ упоминает суброгацию только по имущественному страхованию (Постановление Президиума ВАС РФ от 10 апреля 2001 г. № 10426/00). В итоге получается, что либо делинквент остается безнаказанным, либо пострадавший, получив страховку, пойдет в суд и получит возмещение вреда от делинквента, добившись таким образом двойного возмещения. Оба варианта кажутся не вполне удачными. Куда логичнее было бы допущение суброгации, но для этого требуется переосмысление в вышеуказанном русле того запрета на оборот требований о возмещении вреда здоровью, который

содержится сейчас в ст. 383 ГК РФ.

1.17. Начисление процентов на убытки

Обязательство по погашению договорных или деликтных убытков является полноценным гражданско-правовым обязательством, имеющим своим предметом уплату денег. Раз такое обязательство является денежным по своей природе, на сумму договорных и деликтных убытков должны начисляться проценты по ст. 395 ГК РФ.

1291

Применительно к возмещению внедоговорного вреда это однозначно признано в практике высших судов и уже много лет не вызывает сомнений (п. 37 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г.

№7; ранее тот же вывод был закреплен в п. 23 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 8 октября 1998 г. № 13/14).

Вотношении договорных убытков практика колебалась. Сначала ВАС РФ признавал это невозможным (Постановление Президиума ВАС РФ от 22 мая 2007 г. № 420/07), но затем по одному из дел закрепил обратный подход (Постановление Президиума ВАС РФ от 8 июня

2010 г. № 904/10).

На этот счет следует отметить, что, конечно, нет никаких убедительных причин позволять лицу, причинившему другому лицу не внедоговорный вред, а убытки в связи с нарушением договора (предоставлением недостоверных заверений или по иным основаниям), безнаказанно пользоваться причитающимися кредитору денежными средствами. Никакой сущностной разницы между договорными и внедоговорными убытками в этом контексте нет. Проценты должны начисляться на любые возмещаемые убытки.

С какого момента кредитору причитаются убытки? Согласно судебной практике, в которой сама возможность начисления процентов на убытки признавалась, проценты годовые исчислялись с момента вступления в силу судебного решения о взыскании убытков (или вступления в силу определения суда о выдаче исполнительного листа по решению, ранее вынесенному третейским судом); получается, что проценты годовые выступают в качестве меры ответственности за задержку в исполнении такого обязательства, подтвержденного судебным решением (п. 57 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7, Постановление Президиума ВАС РФ от 8 июня 2010 г.

№904/10, Определение СКЭС ВС РФ от 12 октября 2017 г. № 309- ЭС17-7211). При этом согласно п. 57 Постановления Пленума ВС РФ от 24 марта 2016 г. № 7 при заключении потерпевшим и причинителем вреда соглашения о возмещении причиненных убытков проценты, установленные ст. 395 ГК РФ, начисляются с первого дня просрочки исполнения условий этого соглашения, если иное не предусмотрено

таким соглашением.

По логике высших судов истец, требуя возмещения убытков, может сопроводить свой иск дополнительным требованием о начислении процентов по ст. 395 ГК РФ с момента вступления в силу решения суда (или с момента наступления просрочки в выплате согласованного сторонами размера убытков) и до фактического исполнения решения суда в отношении основного требования (о возможности присуждения

1292

процентов «на будущее», до фактического исполнения решения суда о взыскании долга, см. п. 48 Постановления Пленума ВС от 24 марта

2016 г. № 7).

Если ответчиком по иску о возмещении убытков являются Российская Федерация или субъект Российской Федерации, то с учетом особенностей исполнения судебных решений о взыскании денег за счет казны, предусмотренных в бюджетном законодательстве, расчет процентов на присужденную судом сумму убытков, согласно позиции ВС РФ, начинается при условии предъявления взыскателем исполнительного листа в соответствующий финансовый орган и по прошествии трехмесячного срока (вопрос № 3 из Обзора судебной практики ВС РФ № 1 (2015), утвержденного Президиумом ВС РФ 4 марта 2015 г.; Определение СКЭС ВС РФ от 6 августа 2015 г. № 308-ЭС15-3667).

Впринципе, определение в качестве момента начала расчета процентов годовых момента присуждения судом суммы убытков может быть поставлено под сомнение.

Взарубежном праве иногда встречается иное решение: проценты годовые на сумму убытков начисляются с момента правонарушения, повлекшего возникновение таких убытков (ст. 7.4.10 Принципов УНИДРУА). Данный подход вполне возможен, но имеет очевидный недостаток: может получиться так, что проценты начинают начисляться еще до того, как убытки возникли, ведь нередко убытки возникают позже самого нарушения.

Альтернативное решение – начислять проценты с момента возникновения убытков – несколько точнее, но и оно не свободно от недостатков: должник платит проценты годовые, т.е. несет ответственность за просрочку в оплате суммы убытков за период, когда он, возможно,

ине знает о факте возникновения у кредитора (пострадавшего) какихлибо убытков и (или) их сумме.

Всвязи с этим также возможно и иное, более тонкое решение – начисление процентов годовых с момента, когда должник по обязательству возместить убытки получает от кредитора претензию о покрытии возникших убытков и доказательства их размера, которые разумное

идобросовестное лицо на месте должника посчитало бы достаточно

убедительными. В этой ситуации уклонение такого лица от возмещения убытков не имеет оправдания, ведь оно уже осознает, что его просрочка в удовлетворении требования кредитора и использование причитающихся кредитору средств необоснованны. С момента, когда должник должен узнать, что неправомерно пользуется суммой, которая причитается кредитору, он, соответственно, и должен платить проценты по ст. 395 ГК РФ. Такое решение стимулировало бы должников

1293

добровольно погашать обоснованные требования кредиторов, а не тянуть расплату до предела, выжидая решения суда.

Это решение имеет очевидные преимущества перед тем вариантом, который пока доминирует в судебной практике. В рамках отраженного в практике ВАС РФ и ВС РФ подхода получается, что лицо причиняет убытки, имущественная масса кредитора страдает (например, он несет существенные расходы для устранения последствий нарушения), нарушитель уклоняется от досудебного погашения вполне обоснованных требований и тянет до момента, пока не вступит в силу решение суда, все это время пользуясь деньгами, которые по закону причитаются кредитору. Это абсолютно несправедливо и экономически неоправданно.

1.18. Зачет убытков

Так как обязательство по возмещению убытков является денежным, оно может быть зачтено к встречному денежному обязательству той или иной правовой природы. Современная российская судебная практика не устанавливает требование определенности размера зачитываемого долга в качестве условий допустимости зачета. Поэтому такой зачет возможен даже тогда, когда размер обязательств по возмещению убытков не подтвержден ни судебным актом, ни соглашением сторон.

Если должник по обязательству возместить убытки не согласен с тем, какую сумму убытков представила к зачету другая сторона, такой должник может обратиться в суд и потребовать довзыскания с заявителя зачета соответствующего излишка. Например, если покупатель, получивший товар, обнаружил дефект, поручил его устранить третьему лицу, а затем уменьшил свой отсроченный платеж цены договора на сумму понесенных убытков, заявив в отношении соответствующей части своего долга зачет, это вполне законно. Но если поставщик считает, что у него не было обязательства по возмещению убытков (например, не было дефекта в товаре или он освобождается от ответственности по тем или иным основаниям), либо что размер его обязательства меньше, чем та сумма, которую учел покупатель при заявлении зачета (например, часть затрат не обоснована и не подтверждена, покупатель нарушил требования по митигации убытков по ст. 404 ГК РФ, имеется

смешанная вина, требующая снижения размера убытков), он вправе заявить к покупателю иск о довзыскании всей или части зачтенной части цены. Если он убедит суд в своей правоте, заявленный покупателем зачет в части соответствующего «излишка» будет ретроспективно лишен юридической силы (ст. 180 ГК РФ), в этой части долг покупателя окажется непогашенным. В итоге покупатель окажется ретроспективно в просрочке по оплате соответствующей части цены,

1294

суд взыщет с него эту часть, а также может взыскать и проценты годовые или пени за просрочку платежа, необоснованно не внесенного в связи с «избыточным» зачетом.

Более того, договор может предусматривать механизм автоматического засчитывания сумм возникающих и подлежащих погашению убытков к телу долга другой стороны. Например, в договоре аренды может быть предусмотрено, что арендная плата автоматически (без необходимости какого-то волеизъявления) снижается на суммы убытков, которые возникают у арендатора в связи с выявлением тех или иных дефектов в арендованном имуществе.

В то же время здесь следует иметь в виду, что в силу ст. 411 ГК РФ не допускается зачет требования о возмещении вреда жизни и здоровью.

Необходимо учесть, что российское банкротное право блокирует зачет после введения наблюдения в рамках дела о банкротстве против одной из сторон (п. 1 ст. 63 Закона о банкротстве), за исключением деривативов и ряда иных финансовых сделок, по которым в силу ст. 4.1 того же Закона при определенных условиях допускается ликвидационный неттинг. Эта очень острая проблема российского права может быть решена (если не вносить поправок в закон) путем телеологической редукции данного запрета и его неприменения к тем ситуациям, когда взаимные денежные обязательства вытекали из одного правоотношения и возможность такого зачета входила в рамки программы договорных отношений. Если встречный денежный долг приобретен у третьих лиц или возник случайно и никак не связан с договором, из которого возник другой долг, допустимость зачета может обсуждаться, хотя и здесь вызывает у многих юристов серьезные сомнения. Но абсолютно очевидно, что денежный долг, возникающий из того же договора, что и встречный долг, может быть зачтен, несмотря на впадение одной из сторон в банкротство. В такой ситуации этот конкретный кредитор получает некоторое преимущество над другими, но нет никаких причин не признавать за возможностью зачета в такой ситуации обеспечительный характер. Пример с зачетом долга по взысканию убытков в связи с нарушением договора другой стороной здесь особен-

но показателен. Если после сдачи работ заказчик обнаружил дефект,

ауплата части цены была отсрочена в рамках механизма гарантийного удержания, запрет зачета расходов на устранение выявленных дефектов в ситуации, когда подрядчик после сдачи работ впал в банкротство, абсолютно несправедлив. Ведь это означало бы, что заказчик должен внести в конкурсную массу платеж (если срок его уплаты наступил),

асам устанавливать в реестре требований кредиторов подрядчика свое

1295

требование о взыскании убытков в качестве необеспеченного кредитора, что в российских банкротных реалиях почти гарантирует, что он не получит больше 2–3% от своего притязания. Есть признаки того, что судебная практика ВС РФ начинает воспринимать такой подход и ограничивать применение запрета на зачет к подобного рода ситуациям. В определениях СКЭС ВС РФ от 30 июня 2017 г. № 304-ЭС17-1977 и от 29 августа 2019 г. № 305-ЭС19-10075 Суд допустил зачет пострадавшим от нарушения договора кредитором требования о возмещении убытков к сумме встречного долга данного кредитора перед нарушителем, объяснив это тем, что механизм уменьшения кредитором подлежащей уплате нарушителю договора цены на величину причитающихся тому же кредиторов убытков был прямо оговорен в договоре. ВС РФ считает, что такое, по выражению Суда, «сальдирование» не подпадает под запрет зачета в банкротстве.

Как представляется, нет никакой необходимости использовать эвфемизм «сальдирование» для обозначения зачета, возможность которого прямо согласована в договоре. От того, что стороны прямо допускают право одной из сторон уменьшить подлежащую уплате им цену на величину причитающихся ей убытков, правовая природа этого механизма как зачета не должна меняться, ведь тот же механизм был бы доступен кредитору и при отсутствии прямого указания в договоре на основании общих правил ГК РФ о зачете. Нет нужды бежать из зачета для того, чтобы обосновать неприменимость запрета на зачет в банкротстве для взаимосвязанных денежных требований из одного договора, так как это приводит к созданию на ровном месте клона обычного зачета с непонятным правовым режимом. Такой клонированный институт неизбежно будет порождать те же вопросы, которые решаются в рамках института зачета (например, ретроспективность или перспективность, порядок выражения воли на прекращение взаимных обязательств и т.п.), и их придется решать путем аналогии закона. Куда логичнее просто телеологически редуцировать запрет на зачет в банкротстве и не применять его к тем ситуациям, в которых взаимные денежные долги вытекают из единого правового основания.

Иначе получается несколько нелогичная ситуация, когда такое сальдирование допускается в банкротстве, если право уменьшить цену на величину убытков прямо оговорено в договоре и не допускается при отсутствии соответствующего условия договора. Но ведь само наличие такого условия избыточно и просто постулирует то секундарное право, которое и без того доступно кредитору. Было бы нелепо проводить столь фундаментальное правовое различие на основании столь случай-

1296

ного критерия, как упоминание в договоре права, которое у кредитора есть в наличии в силу закона.

Если в договоре предусмотрено не секундарное право уменьшить цену на величину убытков, а автоматическое засчитывание цены к убыткам, речь действительно идет не совсем о классическом зачете. Тут вполне мыслимо говорить о самостоятельном «зачетообразном» способе прекращения взаимных обязательств на основании соглашения сторон, поставленном под отлагательное условие созревания встречных обязательств (ст. 157, п. 3 ст. 407 ГК РФ). И срабатывание такого механизма также не должно блокироваться возбуждением дела о банкротстве против одной из сторон соглашения. Эта позиция соответствует указанной выше практике ВС РФ. Но опять же нет никакой логики в том, что допустимость засчитывания будет зависеть от того, происходит ли оно автоматически или ретроспективно по заявлению одной из сторон.

Впрочем, пока нет актов ВС РФ, которые подтвердили бы неприменение запрета на зачет в банкротстве к ситуациям, когда в договоре прямо не оговорено автоматическое засчитывание убытков к встречному долгу и при этом не упомянуто право кредитора уменьшить размер долга на величину причитающихся ему убытков, но взаимные требования вытекают из единого правового основания. Однако логика развития судебной практики ВС РФ позволяет рассчитывать на то, что такой шаг вполне возможен. Судя по наметившейся тенденции, Суд может осуществить этот шаг, объявив не подпадающим под запрет зачета в банкротстве и являющимся тем самым «волшебным» сальдированием и такую ситуацию, когда убытки и встречный долг вытекают из одного договора и возможность их взаимного погашения подразумевалась сторонами при вступлении в договор.

Но есть и еще одна важная проблема. Российское банкротное право субординирует требование о возмещении упущенной выгоды (п. 3 ст. 137 Закона о банкротстве): такое требование учитывается отдельно в реестре требований кредиторов и подлежит удовлетворению после погашения основной суммы задолженности и причи-

тающихся процентов. В силу п. 4 ст. 134 Закона о банкротстве эта субординация не касается только требований о возмещении вреда жизни и здоровью.

Субординация означает, что кредитор по такому требованию почти гарантированно не получит ни копейки. Соответственно, даже если мы допускаем зачет в банкротстве в отношении взаимосвязанных денежных требований, вытекающих из единого правового основания,

1297

возникает вопрос о возможности зачета требования, которое субординировано.

Можно представить себе такое решение, при котором если мы допускаем зачет, то не учитывается и критерий субординации, а следовательно, к основному встречному долгу зачесть можно требование об убытках, представляющих собой упущенную выгоду. Впрочем, против такого решения можно выдвинуть аргументы системного плана. Так, в контексте ликвидационного неттинга, в отношении которого п. 3 ст. 4.1 Закона о банкротстве прямо допускает зачет, в силу прямого указания закона не допускается принятие к зачету упущенной выгоды. Как мы видим, закон, допуская зачет для отдельных случаев, не забывает о субординации упущенной выгоды.

В то же время сама идея субординации упущенной выгоды в банкротстве крайне сомнительна, особенно если учитывать сложности

вразграничении упущенной выгоды и реального ущерба (см. п. 2.3 комментария к настоящей статье). В этом плане крайне важная позиция закреплена в Определении СКЭС ВС РФ от 29 августа 2019 г. № 305-ЭС19-10075: здесь ВС РФ указал на то, что при так называемом сальдировании (зачете встречного долга к убыткам или неустойке

врамках одного и того же договора) в банкротстве погашаться может и неустойка. При этом, как известно, согласно Закону о банкротстве неустойка субординируется наравне с упущенной выгодой; если ВС РФ допускает учет при сальдировании начисленной неустойки, то из этого с неизбежностью следует вывод о том, что то самое сальдирование может погашать и упущенную выгоду.

Впрочем, назвать складывающуюся ситуацию логичной и системно согласованной трудно.

1.19.Дистрибутивная справедливость и убытки

Гражданское право – это сфера господства политики корректирующей (коммутативной) справедливости. Оно пытается найти баланс

вэкономических отношениях, восстанавливая попранный status quo при деликтах за счет присуждения денежной компенсации, направленной на исправление несправедливости, возникшей в результате посягательства. Также оно способствует реализации добровольных

сделок, опосредующих эквивалентный обмен экономическими благами, в том числе путем защиты позитивного договорного интереса

вформе присуждения денежной компенсации, вручающей кредитору денежный эквивалент обещанного и компенсирующей иные невыгоды, возникшие в результате нарушения. Гражданское право не пытается, как правило, дать пострадавшему больше, чем нужно, дабы защитить соответствующий попранный интерес пострадавшего. В этом прояв-

1298