Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

существенны. Так, в случае нарушения обязательства коммерсант несет строгую ответственность, не зависящую от вины (п. 3 ст. 401 ГК РФ), в то время как в случае деликта по общему правилу ответственность преимущественно строится на началах вины, независимо от коммерческого или некоммерческого статуса причинителя вреда (п. 2 ст. 1064 ГК РФ). Другой пример: в силу ст. 403 ГК РФ должник по обязательству отвечает за действия любых третьих лиц, которых он привлек к исполнению обязательства; в то же время граждане или юридические лица отвечают перед пострадавшими за деликт, совершенный лишь своими работниками по трудовому договору, а за тех, кто был привлечен ими для выполнения тех или иных работ на основании гражданско-правового договора, они отвечают, только если при этом такие привлеченные лица действовали или должны были действовать по заданию соответствующего юридического лица или гражданина

и«под его контролем за безопасным ведением работ». Кроме того, различаются и стандарты митигации убытков, а также правила о смешанной вине (ср. ст. 404 и ст. 1083 ГК РФ) (см. подробнее п. 1.14 комментария к настоящей статье).

Иногда указывается также на то, что размер и условия возникновения договорной ответственности могут быть скорректированы в договоре (например, может быть исключено взыскание упущенной выгоды или для коммерсанта может быть установлен более мягкий режим ответственности только за вину), в то время как условия для привлечения к деликтной ответственности или размер таковой устанавливаются законом якобы императивно. Но здесь следует учитывать, что уже после того, как деликтное обязательство возникнет, ничто не мешает сторонам скорректировать его по соглашению (например, стороны могут определить размер компенсации или установить особый способ возмещения вреда). Вопрос о том, могут ли стороны возможного будущего деликтного правоотношения договориться заранее об ограничении такой ответственности, не вполне в законе прояснен

иможет вызывать споры. Как представляется, системное толкование закона, политико-правовые соображения, а также анализ зарубежного опыта позволяют прийти к выводу о наличии и такой возможности.

Естественно, что здесь выделяется целый ряд исключений и ограничений, но такие исключения применимы и к случаям ограничения ответственности по договору. См. подробнее п. 1.11 комментария к настоящей статье.

Тем не менее и без этого аспекта отличия правового режима возмещения убытков достаточно существенны для того, чтобы вопрос о квалификации иска об убытках имел практическое значение.

1209

Могут возникать и возникают сложные вопросы о конкуренции требования о возмещении убытков за нарушение обязательства и деликтного иска.

Проиллюстрируем эту проблему на примере. Представим себе, что собственник передал вещь на хранение. Вещь погибла в результате виновных действий хранителя. Потенциально взыскание убытков может быть обосновано как нарушением договора хранения и применением правил договорной ответственности хранителя, так и правилами деликтной ответственности, поскольку имущество собственника погибло

врезультате виновных действий причинителя вреда. Допустим ли выбор потерпевшим договорного режима взыскания убытков?

Вотношении этой ситуации с договором хранения на то, что ответственность хранителя в случае гибели или порчи вещи опирается на нормы об ответственности за неисполнение обязательства, прямо указывает п. 1 ст. 901 ГК РФ, что подтверждается и судебной практикой (Определение СКГД ВС РФ от 10 июля 2018 г. № 66-КГ18-9; постановления Президиума ВАС РФ от 21 июня 2012 г. № 3352/12, от 17 октября

2006 г. № 7074/06, от 23 августа 2005 г. № 1928/05). Этот подход пред-

ставляется верным, так как сама суть обязательств хранителя состоит

втом, чтобы обеспечить сохранность вещи. Было бы странно, если бы его ответственность при нарушении этого обязательства не была договорной.

Тот же по сути вопрос возникает и при необеспечении подрядчиком сохранности материалов или вещи, переданной ему заказчиком для выполнения работ (ст. 714 ГК РФ), арендатором – сохранности переданного ему в аренду здания, комиссионером – сохранности переданного ему на комиссию товара и т.п.

Но может ли во всех подобных ситуациях истец выбрать не договорную, а деликтную квалификацию своего иска о взыскании убытков?

Спорным может быть и вопрос о том, является ли договорным или деликтным иск о возмещении убытков, возникших в связи с причинением побочного вреда имуществу или личности кредитора в результате дефектов в осуществленном должником предоставлении. Например, поставленная поставщиком партия скота оказалась зараженной опас-

ным заболеванием и после доставки ее покупателю она спровоцировала заражение всего принадлежащего покупателю поголовья скота, за которым последовало вынужденное уничтожение или падеж всего этого скота.

Существующая судебная практика иногда квалифицирует такой иск о возмещении причиненного дефектами в осуществленном основном предоставлении (поставленном товаре, выполненных работах и т.п.)

1210

побочного вреда имуществу кредитора, который является юридическим лицом, осуществляющим коммерческую деятельность, в качестве взыскания договорных убытков. Так, например, рассматривался спор, в рамках которого подрядчик выполнил строительно-монтаж- ные работы с дефектами, и в результате этих дефектов здание заказчика впоследствии возгорелось; здесь при взыскании возникшего

всвязи с этим ущерба имуществу встал вопрос о том, являются ли такие убытки подлежащими взысканию деликтным или договорным иском. Президиум ВАС РФ сделал однозначный выбор в пользу договорной квалификации, отвергнув право истца по своему выбору потребовать возмещения вреда по правилам деликтной ответственности (Постановление Президиума ВАС РФ от 18 июня 2013 г. № 1399/13). В другом деле уже ВС РФ отнес к категории договорной ответственности взыскание с поставщика убытков, возникших в результате гибели принадлежащего покупателю скота из-за выявления заражения африканской чумой у той небольшой партии свиней, которую ему поставил данный поставщик (Определение СКЭС ВС РФ от 9 июня

2016 г. № 305-ЭС16-1712).

Иэто может показаться на первый взгляд логичным. В то же время

всилу прямого указания в законе в случаях, когда лицом, чье имущество или здоровье пострадали в результате ненадлежащего качества товаров, работ или услуг, является потребитель или организация, заказывающая товары, работы или услуги не в целях осуществления коммерческой деятельности, ГК РФ недвусмысленно относит иск о возмещении убытков к категории деликтных (ст. 1095 ГК РФ). Из этого следует, что при возмещении, скажем, вреда здоровью пациента в результате некачественного оказания медицинских или косметических услуг, а также вреда квартире потребителя в результате возгорания купленного им дефектного гаджета такой вред возмещается в рамках правового режима деликтного притязания.

Насколько логично по-разному относиться к правовому режиму взыскания убытков в связи с причинением вреда имуществу или личности в зависимости от того, причинен ли вред в связи с договором, заключенным пострадавшим в потребительских или предпринима-

тельских целях, вопрос спорный.

Другая ситуация возникает в тех случаях, когда сторона договора причиняет вред личности или имуществу контрагента не в результате дефекта в своем договорном предоставлении, а в результате тех или иных случайных действий в ходе исполнения договора. Например, представим ситуации, когда: а) наземные службы аэропорта при дозаправке самолета заказчика выполняют свое обязательство в полном

1211

объеме, но случайно повреждают шасси самолета; б) слушатель платного семинара повышения квалификации юристов изрисовывает парту в аудитории образовательной организации или в) домашняя няня при оказании услуг присмотра за ребенком случайно разбивает дорогую китайскую вазу хозяев. Будет ли иск о возмещении ущерба относиться к категории договорной или деликтной ответственности?

Если договор прямо оговаривает обязанность лица воздерживаться от причинения какого-либо вреда имуществу кредитора при исполнении основных обязательств, видимо, взыскание убытков может подчиняться правилам ст. 393, 401 ГК РФ и иным нормам о договорной ответственности (а следовательно, в частности, не зависеть от вины должника-коммерсанта). Если же такого условия в договоре нет, решение становится менее ясным. Ответ на этот вопрос зависит от того, квалифицирует ли наше право в таких случаях обязанность контрагента воздерживаться от причинения вреда имуществу другой стороны в ходе исполнения обязанностей или осуществлении прав по договору в качестве подразумеваемого договорного обязательства, вытекающего из принципа добросовестности (п. 3 ст. 307 ГК РФ) и являющегося в связи с этим составной частью договорного правоотношения в широком смысле, или оно готово вывести данные ситуации за рамки договорного правоотношения и подчинить нормам деликтного права. В целом ряде стран (например, Германия) право фингирует подразумеваемую договорную обязанность обеспечить безопасность (защитную обязанность) при исполнении основных обязательств, которая по умолчанию восполняет договорное правоотношение и нарушение которой влечет взыскание убытков по правилам договорной ответственности. Теоретически в свете появления в 2015 г. п. 3 ст. 307 ГК РФ такая опция открыта и в российском праве, но устоявшейся судебной практики по данному вопросу нет.

Еще одна глобальная проблема возникает в отношении природы ответственности директоров перед управляемыми ими организациями. Согласно ст. 53 и ст. 53.1 ГК РФ лица, действующие от имени организации, а также члены коллегиального органа управления такой организации несут перед ней гражданскую ответственность и обязаны

возмещать убытки в случае нарушения обязанностей действовать в интересах организации разумно и добросовестно. Но является ли такая ответственность за нарушение указанных обязанностей деликтной или вытекающей из нарушения обязательства? Споры по этому вопросу до сих пор продолжаются, но, как представляется, верность второго подхода очевидна. Между директором и организацией существует относительное правоотношение, основанное на тех или иных сделках

1212

(корпоративных решениях, трудовом договоре и т.п.), порождающее взаимные права и обязанности и предполагающее нередко оплату соответствующих управленческих услуг. В таких условиях говорить о деликте и очередном примере взыскания чистых экономических потерь несколько сложно. Соответственно, речь идет об ответственности, к которой логично применять правила гл. 25 ГК РФ, а не гл. 59 ГК РФ (при этом логично исходить из того, что данная ответственность основана на вине (п. 1 и 2 ст. 401 ГК РФ)). В пользу этого свидетельствует

ип. 3 ст. 307.1 ГК РФ, позволяющий применять общие положения об обязательствах к требованиям, возникшим из корпоративных отношений. Но существует и обратная точка зрения.

Вуказанных выше, а также в целом ряде иных подобных случаев конкуренции деликтного и договорного режимов взыскания убытков мы сталкиваемся с концептуальным вопросом о том, должно ли право допускать доступность пострадавшему лицу двух самостоятельных

исодержательно различающихся правовых режимов одного и того же по существу материального требования. Если да, то выбор между одной из двух правовых квалификаций соответствующего материального требования отдается на откуп пострадавшему лицу, который волен выбрать ту правовую квалификацию, которая ему покажется более удобной. Если нет, то право должно определить, какая из правовых квалификаций в каждом из описанных выше случаев правильная,

ипредписывать истцам использовать именно ее, не допуская произвольный выбор правового основания иска.

Этот концептуальный вопрос конкуренции исков в нашем праве однозначно не решен (см. п. 18 комментария к ст. 12 ГК РФ); в контексте конкуренции договорной и деликтной моделей взыскания убытков мы сталкиваемся с одним из его самых актуальных с практической точки зрения проявлением. Пострадавший хочет взыскать убытки, но нередко случается, что один и тот же фактический состав может отвечать признакам как ответственности за нарушение обязательства, так и деликта в случае, если обстоятельства позволяют квалифицировать случившееся и как деликт, и как нарушение обязательства; в такой ситуации либо пострадавший волен выбрать то правовое основание

иска, которое более удобно для него, либо в каждом конкретном случае имеется единственно верная правовая квалификация, а использование другой является попыткой обойти специальные нормы, составляющие правовой режим применимого варианта взыскания убытков.

Этот вопрос решается в разных странах по-разному. Для французского права характерен принцип некумуляции договорного и де-

ликтного исков (principe de non-cumul des responsabilités contractuelle

1213

et délictuelle): согласно ему, за рядом исключений, деликтный иск невозможен там, где есть основания для взыскания убытков за нарушение договора. В немецком и английском же праве допускается менее или более свободный выбор между деликтным и договорным квалификациями иска об убытках.

Вроссийской правоприменительной практике встречается мнение о том, что произвольный выбор между деликтным и договорным режимами взыскания убытков недопустим, и договорный иск должен вытеснять деликтный (см. постановления Президиума ВАС РФ от 18 февраля 2014 г. № 13817/13, от 18 июня 2013 г. № 1399/13). Этот подход, взятый за общее правило, в целом заслуживает поддержки. Закон не ограничивает возможность выбора способа защиты нарушенных гражданских прав (см. Постановление КС РФ от 21 апреля 2003 г. № 6-П), но если истец выбрал такой способ защиты права, как взыскание убытков, автономия воли не предполагает свободу выбора одного из двух конкурирующих правовых режимов реализации этого способа защиты. В ряде случаев выбор деликтного или договорного иска подчас принципиально влияет на шансы взыскать компенсацию. Иногда от выбора иска будет полностью зависеть исход дела. Было бы странно, что право для одной и той же ситуации и одного и того же способа защиты права допускает параллельное существование двух разных и противоречащих друг другу комплектов правовых норм, выбор одного из которых предоставляется истцу.

Вто же время, во-первых, нельзя не отметить, что полной ясности

ввопросе реализации у нас французской или англо-немецкой модели решения вопроса конкуренции правовых режимов убытков в судебной практике нет. Так, в Определении СКГД ВС РФ от 22 сентября 2015 г. № 66-КГ15-10 Суд допустил выбор истцом (потребителем, заказавшим коммерсанту выполнение работ по захоронению и столкнувшимся с тем, что подрядчик в ходе выполнения работ повредил находящийся рядом с местом захоронения и принадлежащий тому же заказчику цветник) правового основания взыскания убытков по собственному разумению: деликтное притязание или договорный иск о взыскании убытков в связи с дефектным выполнением работ.

Во-вторых, как мы видим, в ряде случаев закон прямо отдает приоритет деликтной квалификации иска об убытках при нарушении договора. В таких случаях опять же, если мы концептуально отказываемся от возможности произвольного выбора правовой квалификации иска, нам не остается ничего иного, кроме как смириться с тем, что в данном конкретном случае ответственность носит деликтную природу, и апелляция к нормам договорной ответственности необоснованна.

1214

В общем и целом вопрос о разграничении договорной и деликтной ответственности далеко не всегда имеет очевидное решение и заслуживает более глубокой проработки.

См. подробнее о конкуренции правовых режимов требований подп. «е» п. 18 комментария к ст. 12 ГК РФ.

(б) Ответственность за нарушение договорной гарантии

Вопределении обязательства в ст. 307 ГК РФ законодатель вводит

впредмет обязательства определенное поведение должника (что-либо сделать или не делать). На практике очень часто такие обязательства, опосредующие экономическое предоставление, дополняются гарантиями в отношении тех или иных характеристик осуществляемого предоставления. Например, продавец обязуется совершить действия по передаче покупателю в собственность индивидуально-определен- ного автомобиля, который обладает заявленными в договоре или закрепленными в законе качественными и правовыми характеристиками (например, имеет определенный пробег, не был в аварии, не арестован и не обременен иными правами третьих лиц). При продаже акций компании продавец может дать и на практике обычно дает покупателю заверения в отношении определенных характеристик компании, акции которой отчуждаются. Такие заверения в подобных случаях входят

всам предмет обязанности как некоего поведенческого акта. В описанных случаях продавец обязуется совершить действия по передаче автомобиля, обладающего определенными характеристиками, или акций компании, которая, в свою очередь, обладает определенными характеристиками. Такие заверения (гарантии) неотделимы от обязательства, а ответственность за несоответствие реального произведенного

врамках исполнения обязательства предоставления зафиксированным

взаконе или договоре гарантиям подчиняется общим правилам об ответственности за нарушение обязательства (ст. 393, 401 ГК РФ и др.). Ответственность продавца на случай передачи вещи с теми или иными пороками в титуле (например, при наличии обременений, которые должны были отсутствовать), а также на случай передачи вещи без переноса собственности (в силу отсутствия собственности у самого продавца) и последующей эвикции купленной вещи у покупателя

также логично рассматривать как примеры ответственности за нарушение обязательства: продавец был обязан передать покупателю вещь и перенести на него собственность на данную вещь, если вещь передана во владение, но собственность к покупателю не перешла – налицо нарушение обязательства. При этом при эвикции сам возврат цены следует считать не убытками, а восстановлением эквивалентности в связи с разрывом договора, к которому должны в силу ст. 453

1215

ГК РФ применяться правила о неосновательном обогащении, если иное не вытекает из закона, договора или существа отношений. Убытками же будут дополнительные потери покупателя, образовавшиеся в связи с тем, что его позитивный интерес в получении вещи в собственность был подорван. См. подробнее о соотношении института убытков и ответственности за эвикцию подп. «д» п. 10 комментария к настоящей статье ниже.

Но иногда встречаются случаи, когда подобные гарантии сопровождают некое имущественное предоставление по договору, но при этом не «прикрепляются» к некой обязанности что-либо сделать или не делать. Например, по договору возмездной уступки обязательственного права (требования) чаще всего никакого обязательства передать это право не возникает, а право переходит в момент заключения договора (п. 2 ст. 389.1 ГК РФ), но в то же время цедент гарантирует цессионарию, что уступаемое право действительно, и может гарантировать ряд других его характеристик (например, то, что это право не заложено или само обеспечено залогом). Другой пример: при продаже движимой вещи, уже находящейся во владении покупателя (например, когда эта вещь ранее находилась у покупателя на правах аренды), продавец не берет на себя какое-либо обязательство что-либо делать или не делать, а самим фактом заключения договора купли-продажи совершает распорядительное волеизъявление (распорядительную сделку), непосредственно переносящее право собственности на покупателя, но это не отменяет тот факт, что продавец гарантирует покупателю, что вещь обладает определенными качественными характеристиками, не заложена, не обременена иными правами третьих лиц и т.п. Такие ситуации нередко возникают и при заключении реальных договоров. Так, например, по реальным договорам займа родовых вещей у займодавца нет обязательства передать вещь, но в то же время он гарантирует заемщику определенные качественные характеристики передаваемых вещей. Другой пример: у должника нет обязательства передать отступное, но ответственность за дефекты в предоставленном имуществе должник нести все же должен.

В подобных случаях гарантии определенных характеристик пре-

доставления не только не сопровождают обязательство, но и сами обязательствами не являются (так как в их содержание не входит тот или иной поведенческий акт). Соответственно, при буквальном прочтении содержащегося в п. 1 ст. 307 ГК РФ определения обязательства к таким гарантиям правила об обязательствах не применяются. Но в то же время очевидно, что в случае выявления ложности таких гарантий и ненадлежащего качества осуществленного предоставле-

1216

ния должна наступать ответственность. Так как буква ст. 393 ГК РФ, а также ряда других статей ГК РФ об ответственности за нарушение обязательства (например, ст. 401 ГК РФ) предполагает ответственность

ввиде возмещения убытков только на случай нарушения обязательства, ответственность за предоставление таких ложных гарантий на первый взгляд лишается универсальной нормативной основы.

Возможны различные варианты решения этой догматической проблемы. Во-первых, можно формировать в российском праве некий новый институт договорных гарантий и ответственности за их недостоверность, к которому правила об ответственности за неисполнение обязательства будут применяться по аналогии закона. Во-вторых, можно представить и вариант с фикцией возникновения и исполнения обязательства: при такой интерпретации договор будет считаться порождающим обязательство осуществить распоряжение, которое через логическую секунду исполняется путем распорядительной сделки. В-третьих, согласно новой редакции ГК РФ, вступившей в силу 1 июня 2015 г., правовой основой для ответственности за недостоверность гарантий качественных характеристик предоставления в указанных случаях может теоретически стать ответственность за предоставление ложных заверений по правилам ст. 431.2 ГК РФ. Выбор российского права пока не вполне очевиден. Но взыскание в таких ситуациях убытков по модели аналогичной ответственности за нарушение обязательства не должно вызывать никаких сомнений. Вопрос лишь

вдогматическом обосновании.

1.4.Основания взыскания убытков: предвидимое нарушение обяза-

тельства

Норма п. 2 ст. 328 ГК РФ предусматривает правовой режим отказа от договора в ситуации, когда должник свое обязательство еще не нарушил, но возникли обстоятельства, очевидно свидетельствующие о том, что такое нарушение произойдет в будущем. Речь, конечно же, идет о таких ситуациях, при которых будущее нарушение не предопределено, но наступит с очень высокой вероятностью. При этом предвидеться должно именно существенное нарушение договора, которое, в случае если бы оно произошло, давало бы кредитору право на расторжение

договора. Типичным примером является заявление самого должника о том, что он не собирается исполнять договор или не сможет его исполнить в положенный срок. Но могут быть и иные ситуации, при которых еще до наступления срока исполнения будущее существенное нарушение становится очень вероятным.

Кредитор может превентивно отказаться от договора в связи с возникновением такого предвидимого существенного нарушения

1217

(anticipatory breach). Такое же право признается и во многих зарубежных странах и актах международной унификации частного права (ст. III.–3:504 Модельных правил европейского частного права, ст. 7.3.3 Принципов УНИДРУА, ст. 72 Венской конвенции 1980 г.). Но закон идет дальше и в п. 2 ст. 328 ГК РФ дает такому кредитору, который отказывается от договора в ответ на возникновение ситуации предвидимого нарушения, еще и право на взыскание убытков. Ряд других специальных норм ГК РФ эту идею развивает. Так, согласно п. 2 ст. 715 ГК РФ, если подрядчик выполняет работу настолько медленно, что окончание ее к сроку становится явно невозможным, заказчик вправе отказаться от исполнения договора и потребовать возмещения убытков.

Получается, что закон приравнивает реальное нарушение обязательства к возникновению обстоятельств, очевидно свидетельствующих о предвидимом нарушении, и предусматривает основание для взыскания убытков при отсутствии формального правонарушения.

См. подробнее о праве на отказ от договора при предвидимом нарушении комментарий к п. 2 ст. 328 ГК РФ в рамках другого тома серии #Глосса1.

1.5. Основания взыскания убытков: предоставление недостоверных

заверений

Статья 431.2 ГК РФ закрепляет ответственность стороны договора за предоставление недостоверных заверений об обстоятельствах другой стороне в связи с заключением договора. Заверение – это утверждение о фактах, которые либо были в прошлом, либо имеются на момент предоставления заверения. Предоставление заверения является своеобразной сделкой (условием договора), в которой одно лицо гарантирует другому лицу достоверность неких имеющих значение для заключаемого между ними договора обстоятельств и берет на себя бремя возмещения убытков, которые могут возникнуть у другой стороны в случае, если такие заверения окажутся ложными. Основной инструмент такой ответственности – возмещение убытков, но из закона следует и целый ряд других средств защиты (взыскание неустойки, отказ от договора, оспаривание сделки и др.).

Заверения могут касаться как объекта предоставления по договору (например, заверения в отношении характеристик общества, акции или доли которого продаются), но в таких ситуациях заверения в боль-

1Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий

кстатьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / Отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 198–209 (автор комментария к ст. 328 – А.Г. Карапетов).

1218