Часть III (Глава VIII)

195

роль. “Конечно, — говорит он, — основная норма представляет ин- терес только в научном плане, и то ограниченный”¹. Объясняя это, он пишет: “Безусловно, что нормы наиболее высокого порядка, кон- венционные и обычные, нельзя себе представить без некоторой дру- гой нормы, которая придает им валидитарность. Эта основная норма устанавливается не обычным способом создания норм права и не может быть названа юридической нормой или нормой позитивного права”^{1 2}. Это, по мнению Гуггенхайма, “предполагаемая норма, гипо- теза, которая позволяет рассматривать юридический порядок как систему действительных норм, исходный пункт для признания ва- лидитарности юридических норм, фактически применяемых...”³.

В попытке объединить нормативистскую концепцию основной нормы с концепциями “естественного права” западногерманский юрист-международник Г. Дам утверждал, что существуют две ос- новные нормы. Прежде всего, по его мнению, основной нормой яв- ляется принцип pacta sunt servanda, который “является не требова- нием логики, а требованием здравого смысла”⁴. Считая, что указан- ная норма есть основная норма договорного права, он предлагает вторую норму для обычного права. Последнюю он формулирует сле- дующим образом: “Правом является то, что соответствует воле, цен- ностным представлениям, правосознанию международного сообще- ства и что в общем соблюдается как норма практического поведе- ния”⁵. Автор считает, что к указанным двум основным нормам меж- дународного права следует добавить еще “третью группу норм”, а именно “норм международного конституционного права”⁶. Вся эта эклектическая конструкция Дама остается, однако, совершенно не- доказанной и нелогичной.

Концепция “основной нормы” исходит из представления о пра- ве вообще и о международном праве в частности как о самодовле- ющей, замкнутой системе юридических норм. Наиболее ярко это выражено в “чистом учении о праве” Кельсена и его последовате- лей, которое характеризуется полным отрывом от реальной дей- ствительности.

Исходя из философской системы Канта и разграничивая сферу должного (Sollen) и сферу действительного (Sein), Кельсен относит право к сфере должного, полностью отрывая его от других общест- венных явлений. Нормы права, по Кельсену, — это суждения о дол- жном в противоположность действительному. Принимая кантовские “чистые формы мышления”, Кельсен приходит к “чистым”, не за- висящим от реальной действительности нормам права. По Кельсе-

¹ Guggenheim Р. Traite de droit international public. Vol. I. 1967. P. 3.

² Ibid. 1967. P. 37.

³ Ibid.

⁴ Dahm G. Volkerrecht. Bd. I. Stuttgart, 1958. S. 12.

⁵ Ibid. S. 13.

⁶ Ibid. S 113.

Теория международного права

ну, сфера права есть замкнутая, оторванная от реальной действи- тельности система. В этой сфере существует только чистое право- вое долженствование. Тем самым Кельсен уходит от исследования социального содержания права в сферу пустых, несуществующих, “чистых” юридических норм.

Последователи современных естественно-правовых и социоло- гических концепций критикуют “чистое учение о праве” главным образом за отрыв от действительности.

Ш. Вишер, например, говорит, что “из всех современных док- трин неопозитивизм профессора Ганса Кельсена является той док- триной, которая сознательно наиболее полно изолируется от соци- альной действительности”¹. “Чистая теория права”, — говорит Ви- шер, — является выражением некоторых современных тенденций, направленных к тому, “чтобы под предлогом требований науки или единства метода произвольно ограничить содержание права, сузить или извратить юридическую действительность”^{1 2}.

А. Фердросс, критикуя концепции, рассматривающие между- народное право и право вообще как замкнутый мир, говорит, что “вместо того, чтобы сначала исследовать, является ли позитивное право замкнутым в себе порядком, просто утверждается чисто дог- матически, что оно таким порядком является”³.

Критикуя позитивизм, итальянский профессор Р. Аго заявляет, что любая концепция международного права, которая сводит меж- дународное право к “позитивному праву”, “в противоположность всяким формам абстрактного, идеального права или права, создава- емого мышлением”, заводит в порочный круг. Позитивизм считает, что все нормы права создаются властью. “Однако, — говорит Р. Аго, — “компетенция” власти, создающая право, не имеет смысла, если она не является юридической компетенцией, установленной правом. Ес- ли, однако, право может быть только продуктом создающих право действий “компетентной” власти, тут, несомненно, создается пороч- ный круг, из которого правовой позитивизм выйти не может”⁴.

Но критика нормативизма с позиций современного естествен- но-правового и социологического направлений не вскрывает и не может вскрыть его основных пороков.

Современный нормативизм, представляющий сочетание пози- тивизма с неокантианством, является одной из разновидностей ре- акционной буржуазной юридической доктрины, пытающейся путем доведенного до крайности формализма и отрыва от действительно-

¹ Ch. de Visscher. Theorie et realites en droit international public, P., 1955.

P. 90.

² Ibid. P. 91.

³ Фердросс А. Международное право. 1959. С. 42; см. также: Stone J. Problems Confronting Sociological Inquiries Concerning International Law // RdC. Vol. 89 (1956). P. 89.

⁴ Ago R. Positive Law and International Law // AJIL. Vol. 51 (1957). P. 702.