Экзамен зачет учебный год 2023 / Постановление Европейского Суда по правам человека от 17 мая

160.Заявитель поддержал мотивы и выводы Палаты, утверждая, что он не виновен в совершении преступления, в соответствии с национальным законодательством, международным правом или общими принципами права, признанными цивилизованными странами.

161.Он оспаривал предположение о том, что Палата вышла за пределы своей компетенции и неправильно оценила определенные факты. Напротив, он утверждал, что государство-ответчик представило в ложном свете и ошибочно пересказало в Большой Палате факты, установленные Палатой.

162.В Большой Палате он изложил свою версию обстоятельств, сопровождавших убийство в феврале 1944 г. членов партизанской группы майора Чугунова. Эта группа укрылась в сарае Мейкула Крупника, и погибшие селяне были причастны к выдаче этой партизанской группы вермахту с помощью хитрости: они сделали вид, что охраняют партизан, но сообщили об этом вермахту. На следующий день прибыли германские солдаты и, получив более подробную информацию от трех женщин из деревни, убили всех членов группы Чугунова. Отдельные женщины, включая мать Мейкула Крупника, сняли одежду с убитых. Заинтересованные селяне получили награду от германской военной администрации в виде дров, сахара, спирта и денежных средств. Селянин, захваченный другими партизанами, позднее назвал имена соответствующих селян, которые выдали группу майора Чугунова.

Он напомнил, что действовал на основании приговора партизанского трибунала, существование которого подтверждено. Этот Трибунал расследовал дело, установил личность селян Малых Бат, которые предали группу майора Чугунова, и приговорил их к смерти. Его подразделению было поручено доставить осужденных в трибунал. Однако он также пояснил Большой Палате, что с учетом боевой обстановки, сложившейся в то время, его подразделение не имело возможности захватить селян и содержать их в плену (они являлись помехой в бою и представляли смертельную угрозу для партизан), также не представлялось возможным доставить селян в партизанский Трибунал.

163.Заявитель полагал, что его права, предусмотренные пунктом 1 статьи 7 Конвенции, были нарушены. Гарантии, содержащиеся в этом положении, имеют особую важность, и они должны толковаться и применяться таким образом, чтобы обеспечить эффективную защиту против произвольного преследования и суда. Пункт 2 статьи 7 Конвенции не подлежит применению, поскольку предполагаемые преступления не относились к сфере его действия.

164.Что касается определения военных преступлений, заявитель ссылался в основном на Гаагскую конвенцию и Положение 1907 года, а также на Устав и приговор МВТ в Нюрнберге, и он оспаривал применимость Женевской конвенции 1949 года или Дополнительного протокола 1977 года, поскольку они были приняты после событий. Поскольку военное преступление определялось как совершенное против гражданского населения, оккупантом и на оккупированной территории, оспариваемые действия не могут рассматриваться как военные преступления с точки зрения международного права или общих принципов права, признанных цивилизованными странами, по следующим причинам.

165.Прежде всего, селяне не являлись гражданскими лицами. Письма Генеральной прокуратуры от февраля 2008 г. были неточными, неадекватными и неправильными, поскольку они предполагали, что он, обвиняемый, должен обосновать свою защиту, тогда как именно органы преследования должны доказать предъявленные обвинения. Он, тем не менее, представил в Большую Палату новые документы (1940-х годов и из латвийских государственных архивов), которые, по его мнению, подтверждали ряд пунктов: план немецких оборонительных пунктов, включая Малые Баты; то, что нацистская администрация запрещала "гражданским лицам" носить оружие

и, поскольку они выдали оружие селянам Малых Бат, эта деревня, очевидно, имела значение для военных операций и была опорным пунктом германской обороны; то, что покойные селяне (особенно члены семей Бернарда Шкирманта, Амброза Буля и Мейкула Крупника) вступили в айзсарги, и что айзсарги регулярно участвовали в антисемитских и антипартизанских убийствах в Латвии. Он также утверждал, что Бернард Шкирмант и Мейкул Крупник были шуцманами.

Коротко говоря, селяне являлись айзсаргами или шуцманами. Они, соответственно, были вооружены германской военной администрацией и несли активную службу в интересах последней: выдача ими группы майора Чугунова была актом не самозащиты, а коллаборационизма. Они не могли считаться частью гражданского населения и стали законным военным объектом. Подразделение заявителя, состоявшее из комбатантов, имело право покарать их.

166.Во-вторых, Латвия с 1940 года являлась одной из республик СССР, и утверждение об обратном противоречило историческим фактам и здравому смыслу. Декларация от 4 мая 1990 г. и его осуждение были направлены на признание незаконности аннексии Латвии в 1940 году, а не на исполнение международных обязательств по преследованию военных преступников. 27 мая 1944 г. он являлся комбатантом, защищающим территорию собственного государства против Германии и других граждан СССР* (*Довод заявителя, уточненный третьей стороной в § 174, о том, что оспариваемые действия были совершены гражданином СССР против граждан СССР

на территории СССР и не могут рассматриваться как военные преступления по смыслу всех процитированных источников права, остался незамеченным Большой Палатой. Ниже (§ 210 настоящего Постановления) конвенционный орган счел ненужным разрешение вопроса о возможности квалификации вступления Латвии в состав СССР

как оккупации, признав достаточным наличие "прямой связи с советско-германским международным вооруженным конфликтом" (прим. переводчика).), активно сотрудничавших с Германией (со ссылкой на приговор Латгальского регионального суда). Поскольку СССР не был оккупирующей державой, заявитель не мог совершить военное преступление. Он считал исторически неточными позиции государства ответчика и властей Литвы, которые приравнивали законное присоединение Латвии в 1940 году к германской оккупации в 1941 году. В 1944 году жители Латвии имели две возможности - занимать антигерманскую или антисоветскую позиции: он боролся с нацистскими силами на стороне СССР для освобождения Латвии, а селяне действовали против них в союзе с нацистами.

167.В-третьих, в Уголовном кодексе 1926 года отсутствовала глава о военных преступлениях и ссылка государства-ответчика на воинские преступления в главе IX этого Кодекса была ошибочной, поскольку "воинские преступления" представляли собой нарушения установленного порядка несения военной службы, и их следует отличать от

(статья 193-3).

168. Кроме того, отсутствовала возможность предвидеть, что он подвергнется преследованию за военные преступления. Процесс над ним был беспрецедентным: впервые военнослужащему, сражавшемуся против держав оси, было предъявлено обвинение спустя почти 50 лет. Ему было только 19 лет, когда в обстановке различных международных соглашений и вооруженных конфликтов, за которые он не нес ответственности, он сражался в составе антигитлеровской коалиции. 27 мая 1944 г. он сознавал (со ссылкой на приговор Латгальского регионального суда), что он защищал Латвию как часть СССР, и он не мог представить, что Латвия спустя десятилетия будет считать, что была незаконно оккупирована СССР, и что его действия являлись

преступными. Он поддержал вывод Палаты о том, что невозможно было предвидеть его осуждение в соответствии с национальным законодательством.

169. Наконец, он также утверждал, что Большая Палата должна повторно рассмотреть его жалобы на нарушение статей 3, 5, 6, 13, 15 и 18, которые были признаны неприемлемыми решением Палаты от 20 сентября 2007 г.

3. Третьи стороны

(a) Власти Российской Федерации

170.Эта третья сторона поддержала мотивировку и заключение Палаты.

171.Они утверждали, что дело должно быть рассмотрено с точки зрения пункта 1 статьи 7 Конвенции и что нет необходимости рассматривать его с точки зрения пункта 2 статьи 7 Конвенции. Лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности в соответствии с "общими принципами", упомянутыми в пункте 2 статьи 7 Конвенции, за исключением совершенно исключительных обстоятельств конца Второй мировой войны. Такие принципы могут иметь значение в качестве источника принципов международного уголовного права, но их значение уменьшилось с развитием договорного права. Развитие свода международного права, регулирующего уголовную ответственность лиц, является относительно поздним явлением, оно имело место только в 1990-х годах в связи с созданием международных уголовных Трибуналов, в которых получило развитие режима международного уголовного права.

172.Заявитель был осужден в нарушение пункта 1 статьи 7 Конвенции, поскольку его действия не составляли преступления в соответствии с национальным законодательством или международным правом в 1944 году. Национальные суды допустили ряд ошибок.

173.Прежде всего они применили к делу неточные правовые нормы. Ни Уголовный кодекс 1961 года, ни новые статьи, введенные в 1993 году, не действовали в 1944 году или, с учетом нового Уголовного кодекса, введенного в 1998 году, в 2000 или 2004 году. Статья 14 Уголовного кодекса 1926 года, принятого Латвией после того, как она стала частью СССР, ввела 10-летний срок давности для преследования и не содержала положений относительно военных преступлений.

174.Во-вторых, если Гаагская конвенция и Положение 1907 года составляли обычное международное право в 1944 году, они не предусматривали основы для его преследования. Только Устав МВТ в Нюрнберге установил личную ответственность, и даже в этом случае он применялся только к военным преступникам стран оси.

Даже если Устав МВТ представлял собой процесс кодификации, заявитель не был виновен в военных преступлениях. Он был связан этим инструментом только в отношении международного конфликта между Германией и СССР, а не в связи с действиями между согражданами одного и того же государства: Латвия де-юре являлась частью СССР в 1944 году, и селяне (хотя и фактически подвластные немцам) были деюре советскими гражданами, поэтому и он, и селяне имели гражданство СССР. Вопреки доводам государства-ответчика и властей Литвы, Европейский Суд не имеет полномочий по переоценке истории и особенно вхождения Латвии в состав СССР в 1940 году. Они ссылались на "соответствующие обязательные инструменты международного права" (признававшие суверенитет СССР над всей его территорией) и послевоенные совещания (на которых порядок в период после Второй мировой войны устанавливался соглашением с США и Соединенным Королевством). С учетом критериев международного права для определения "оккупации", СССР не являлся оккупирующей державой в Латвии в 1944 году.

Устав МВТ в Нюрнберге не означал, что действия заявителя были военными

преступлениями по причине статуса комбатанта, который имели заявитель и покойные селяне, и власти Российской Федерации оспаривали доводы государства-ответчика и властей Литвы относительно правового статуса селян. С учетом принципа различения и критериев определения комбатанта (в частности, на основе статьи 1 Гаагского положения 1907 года) он являлся комбатантом, обученным, вооруженным и действующим во исполнение приговора специального партизанского Трибунала от имени советской военной администрации. Селяне представляли собой ополчение, вооруженное и активно сотрудничавшее с германской военной администрацией. Как добровольные коллаборационисты, селяне принимали активное участие в военных действиях и поэтому отвечали всем критериям для их отнесения к комбатантам (или, в лучшем случае, к незаконным вражеским комбатантам) и являлись законным военным объектом* (*Рассуждения третьей стороны о международно-правовом статусе граждан СССР, совершивших преступления на территории этой страны, фактически поддерживают позицию государства-ответчика о наличии международного конфликта между партизанским Трибуналом и пособниками немецких оккупантов (прим. переводчика).). Наконец, ни один из последующих международных документов (Женевские Конвенции 1949 года или Дополнительный протокол 1977 года) неприменим, поскольку им не придана обратная сила.

175.В-третьих, общий принцип неприменимости сроков давности к военным преступлениям неприменим к действиям заявителя в 1944 году: военные преступления стали "международными преступлениями" только с учреждением МВТ после Второй мировой войны, поэтому принцип применим только к периоду после создания (за исключением военных преступников стран оси). Конвенция 1968 года не может применяться, поскольку, как указывалось выше, заявитель действовал против других граждан СССР, и его действия поэтому не могли составлять военные преступления.

176.По всем вышеизложенным причинам заявитель не мог предвидеть, что он подвергнется преследованию за военные преступления в связи с его действиями 27 мая 1944 г. Кроме того, как гражданин Советского Союза, он не мог предвидеть, что после 40 лет проживания на той же территории в конце концов окажется на территории другого государства (Латвии), которое примет закон, криминализующий действия, за которые он не нес уголовной ответственности в 1944 году.

177.Наконец, власти Российской Федерации оспаривали, в частности, вопросы факта, затронутые властями Латвии в Большой Палате. Даже если Палата превысила свои полномочия (в толковании вопросов факта и права), это ничего не меняет. Если Большая Палата будет руководствоваться фактами, установленными национальными судами, и применит вопреки данному толкованию относимые международные национальные нормы* (*Так в тексте. Возможно, в оригинале опущен союз между словами "международные" и "национальные". Говоря о толковании, власти Российской Федерации, вероятно, оспаривали толкование международно-правовых актов государством-ответчиком, о чем говорилось выше в их объяснениях (прим. переводчика).), результат будет тем же, что и у Палаты. Политические решения и интересы не могут изменить правовой квалификации действий заявителя.

(b) Власти Литвы

178.Власти Литвы коснулись двух вопросов.

179.Первый вопрос затрагивал правовой статус прибалтийских государств в период Второй мировой войны и других связанных с этим вопросов международного права. Вопреки § 118 Постановления Палаты власти Литвы полагали, что этот вопрос должен быть принять во внимание при рассмотрении особого правового статуса сил

воюющих сторон в прибалтийских государствах того времени. Действительно Европейский Суд уже признал, что все три прибалтийских государства утратили свою независимость в результате пакта Молотова-Риббентропа (Договора о ненападении 1939 года и его секретного протокола, Договора о дружбе и границе 1939 года и секретного протокола к нему, а также третьего нацистско-советского протокола от 10 января 1941 г.* (*Последний протокол уточнял ранее достигнутые советскогерманские соглашения в отношении части территории Литвы. Непонятно, какое отношение он имел к Латвии (прим. переводчика).)): пакт являлся неоспоримым историческим фактом, незаконным соглашением о совершении агрессии, в частности против прибалтийских государств, и повлек их незаконную оккупацию советскими войсками. Действительно, советское вторжение в прибалтийские государства в июне 1940 г. являлось актом агрессии в значении Лондонской Конвенции об определении агрессии 1933 года и литовско-советской Конвенции 1933 года об определении агрессии. Недобровольное согласие прибалтийских государств, столкнувшихся с советской агрессией, не делало этот акт агрессии законным.

Сам СССР ранее рассматривал аншлюс* (*Аншлюсом (нем. Anschluss - присоединение) именуется исторический факт присоединения Австрии к Германии в 1938 году. В переносном значении термин употребляется в негативном смысле как синоним понятия аннексии. Употребляя его по отношению к советской политике в Прибалтике, власти Литвы, по-видимому, стремились оскорбить других участников разбирательства с согласия Европейского Суда, допустившего использование подобных выражений здесь и в других местах Постановления. Между тем эта спорная аналогия не совсем выгодна для сторонников учения о военной оккупации Прибалтики, поскольку, несмотря на сопротивление правящих кругов (например, социал-демократическая партия Австрии поддерживала идею аншлюса до 1933 года), население Австрии не только проголосовало на плебисците за объединение с Германией, но и сохраняло лояльность к Гитлеру на всем протяжении мировой войны. Что касается позиции СССР, то она изменялась в зависимости от состояния отношений с Германией, до прихода к власти нацистов существование австрийского государства иногда рассматривалось как следствие происков империализма, препятствующего объединению с Германией, вопреки воле австрийского населения. В действительности отношение австрийцев к аншлюсу, как и отношение прибалтийского населения к "добровольному вхождению в состав СССР", не являлось однозначным (прим. переводчика).) как международное преступление. Кроме того, в 1989 году СССР признал (резолюция о политической и юридической оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года) свою незаконную агрессию против прибалтийских государств* (*В Постановлении Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. N 979-1 такое выражение не использовалось, хотя был осужден "отход от ленинских принципов внешней политики" (прим. переводчика).). Отсюда следуют два вывода: СССР не приобрел никаких суверенных прав на прибалтийские государства, поэтому в соответствии с международным правом прибалтийские государства никогда не являлись законной частью СССР и, кроме того, прибалтийские государства продолжали существовать как субъекты международного права после агрессии 1940 года со стороны СССР, каковая агрессия повлекла незаконную оккупацию прибалтийских государств.

Применяя это к фактам настоящего дела, власти Литвы утверждали, что прибалтийские государства претерпели агрессию со стороны СССР и нацистской Германии: приговор МВТ в Нюрнберге охарактеризовал агрессию таким образом, чтобы обеспечить одинаковый подход к обоим агрессорам. Прибалтийские народы не имели особых причин симпатизировать тому или другому и в действительности испытывали разумные опасения в отношении обоих (и в этом отношении они оспорили § 130*

(*Указанный пункт устанавливал следующее: "В своем решении от 30 апреля 2004 г. Уголовный суд пытался оправдать этот коллаборационизм необходимостью самозащиты заинтересованных лиц и защиты их семей от красных партизан. Европейский Суд не может согласиться с этим доводом. Во-первых, он напоминает, что национал-социализм сам по себе противоречил наиболее фундаментальным ценностям, находящимся в основе Конвенции, поэтому, каковы бы ни были причины, не могут быть признаны законными пронацистские симпатии или активное сотрудничество с силами нацистской Германии... Во-вторых, селяне должны были знать, что сотрудничество с одной из воюющих сторон подвергает их риску репрессалий с другой стороны" (прим. переводчика).) Постановления Палаты с учетом общеизвестного исторического факта совершения СССР преступлений в прибалтийских государствах), поэтому некоторая доля коллаборационизма с одним агрессором в целях самообороны не должна толковаться иначе. Народы прибалтийских государств не могли рассматриваться в качестве советских граждан, поскольку они сохраняли в соответствии с международным правом свое прибалтийское гражданство* (*Так в тексте (прим. переводчика).), но являлись жителями оккупированного государства* (*Вопреки ожиданиям националистов, Германия не признала независимость Латвии, включив ее в состав рейхскомиссариата Остланд (прим. переводчика).), которое стремилось к безопасности по отношению к силам обеих оккупирующих воюющих сторон.

180.Второй вопрос касался квалификации с точки зрения международного гуманитарного и уголовного права карательных действий советских сил против местного прибалтийского населения и, в частности, того, могло ли такое население считаться комбатантами.

Для данного вопроса имеют значение ряд документов, кроме Гаагской конвенции

иПоложения 1907 года, в частности IV Женевская конвенция 1949 года и Дополнительный протокол 1977 года. В 1944 году ключевой принцип международного гуманитарного права заключался в том, что существует фундаментальное различие между вооруженными силами (воюющих сторон) и мирным населением (гражданскими лицами), и что последнее пользуется иммунитетом против военных нападений (со ссылкой на оговорку Мартенса, см. §§ 86-87 настоящего Постановления). Селяне не отвечали критериям определения комбатантов и потому не были законной военной целью. Даже если имелась определенная доля коллаборационизма селян по отношению к германским войскам, они сохраняли право на гражданскую защиту, если не отвечали критериям комбатанта: противоположная точка зрения отдавала население на милость командиров воюющей стороны, которые могли произвольно заключать, что оно являлось комбатантами и, следовательно, законной военной целью. Убийство женщин, если они не принимали участия в военных действиях в качестве комбатантов, не было оправданно ни при каких обстоятельствах, поскольку оно всегда противоречит наиболее элементарным соображениям и законам гуманности и требованиям общественного сознания, и власти особо оспорили §§ 141 и 142 Постановления Палаты* (*В этих пунктах Палата, во-первых, указала, что отсутствуют доказательства причастности заявителя к убийствам женщин или подстрекательства к ним с его стороны, во-вторых, опровергла утверждения о том, что УК 1926 года или Конвенция 1968 года давали основания для неприменения срока давности к иным преступлениям, кроме преступлений против мира

ичеловечности (прим. переводчика.)).

181.Эти власти, соответственно, утверждали, что карательные действия советских сил против местного населения оккупированных прибалтийских государств представляют собой военные преступления в нарушение* (*Вероятно, указанные власти хотели выразить, что действия заявителя нарушали международное право, а не то, что они могут представлять собой военные преступления вопреки последнему (прим.

переводчика).) позитивного и обычного международного права и общих принципов права, признанных цивилизованными странами. Их преследование не нарушает статью 7 Конвенции.

C.Мнение Большой Палаты

1.Ходатайство заявителя о пересмотре вопроса о признании Палатой жалобы неприемлемой

182.Своим решением от 20 сентября 2007 г. Палата признала приемлемой жалобу

вчасти статьи 7 Конвенции и неприемлемой в части статей 3, 5 (во взаимосвязи со статьей 18), пункта 1 статьи 6, статей 13 и 15 Конвенции. Заявитель утверждал, что Большой Палате следует пересмотреть и дать оценку жалобе в части, признанной неприемлемой.

183.Большая Палата отмечает, что решение Палаты о признании жалобы в вышеуказанной части неприемлемой было окончательным: эта часть жалобы, соответственно, не может быть рассмотрена Большой Палатой (см. Постановление Европейского Суда по делу "K. и T. против Финляндии" (K. and T. v. Finland),

жалоба N 25702/94, § 141, ECHR 2001-VII, и Постановление Европейского Суда от 9 апреля 2009 г. по делу "Шилих против Словении" (Silih v. Slovenia), жалоба N 71463/01,

§§119-121).

184.Соответственно, Большая Палата рассмотрит часть жалобы, которую Палата признала приемлемой, а именно жалобу в части статьи 7 Конвенции.

2. Общие принципы Конвенции

185. Гарантии статьи 7 Конвенции, являющиеся существенным элементом верховенства закона, занимают видное место в конвенционной системе защиты, что подчеркивается тем фактом, что отступления от них, в соответствии со статьей 15 Конвенции, в случае войны или при иных чрезвычайных обстоятельствах не допускаются. Они должны толковаться и применяться, как следует из предмета и цели статьи, для обеспечения эффективных гарантий против произвольного преследования, осуждения и наказания. Соответственно, статья 7 Конвенция не ограничивается запретом придания обратной силы уголовному закону в ущерб обвиняемому: она также воплощает в более общем смысле принцип того, что только закон может определить преступление и назначить за него наказание (nullum crimen, nulla poena sine lege), и принцип того, что закон не должен широко толковаться в ущерб обвиняемому, например по аналогии. Отсюда следует, что преступление должно быть ясно определено в законе. Это требование выполняется, когда человек может узнать из формулировки соответствующей статьи, а при необходимости с помощью судебного толкования и юридической консультации, какие действия или бездействие повлекут для него уголовную ответственность.

Употребляя термин "закон", статья 7 Конвенции имеет в виду то же самое понятие, какое Конвенция имеет в виду во всех других случаях использования этого термина, понятие, которое заключает в себе писаный и неписаный закон, а также качественные требования, в особенности доступность и предсказуемость. В частности, что касается предсказуемости, Европейский Суд напоминает, что даже ясно сформулированная норма может находиться в системе права, включая уголовное право, существует неизбежный элемент судебного толкования. Всегда существует

необходимость в устранении сомнительных пунктов и приспособления к изменяющимся обстоятельствам. Действительно, в ряде государств-участников Конвенции прогрессивное развитие уголовного права за счет судебного законотворчества является укоренившейся и необходимой частью правовой традиции. Статья 7 Конвенции не может рассматриваться как исключающая постепенное прояснение разъяснения правил уголовной ответственности за счет судебного толкования по конкретным делам, при условии что итоговое развитие совместимо с сущностью преступления и его можно было разумно предвидеть (см. Постановление Большой Палаты по делу "Штрелец, Кеслер и Кренц против Германии" (Streletz, Kessler and Krenz v. Germany), жалобы N 34044/96, 35532/97, 44801/98, § 50, ECHR 2001-II; Постановление Большой Палаты по делу "K.- H.W. против Германии" (K.-H.W. v. Germany), жалоба N 37201/97, § 85, ECHR 2001-II (извлечения)* (*Указанное Постановление Большой Палаты от 22 января 2001 г. также представляет интерес вольным обращением со сроками давности. Возбужденное по жалобе заявителя, который во время службы в пограничных войсках застрелил лицо, пытавшееся перебежать из ГДР в ФРГ (т.е. не на оккупированной территории), дело также содержало многочисленные ссылки на акты международного права, начиная со Всеобщей декларации прав человека. Однако в том деле Большая Палата обошлась без международных соглашений, приняв к сведению принятый в 1993 году закон ФРГ о приостановлении срока давности в отношении "действий, совершенных при несправедливом режиме Социалистической единой партии", который обязал исчислять срок давности не с момента совершения "преступления", а с 3 октября 1990 г., когда перестала существовать ГДР (прим. переводчика).); Постановление Европейского Суда от 12 июля 2007 г. по делу "Йоргич против Германии" (Jorgic v. Germany), жалоба N 74613/01, §§ 101-109; и Постановление Большой Палаты от 19 сентября 2008 г. по делу "Корбей против Венгрии"* (*Обзор дела "Корбей против Венгрии" опубликован в "Информационном бюллетене по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" N 111. Заявителем выступал отставной военный, которому в 1994 году было предъявлено обвинение в участии в подавлении контрреволюционного мятежа 1956 года. Суд первой инстанции первоначально прекратил дело на том основании, что деяния, в которых заявитель обвинялся, представляли собой убийство и подстрекательство к убийству, а не преступления против человечности, поэтому срок давности для привлечения к уголовной ответственности истек. В конечном итоге заявитель был осужден согласно пункту 1 статьи 3 Женевской Конвенции 1949 года за преступление против человечности (массовое убийство) и приговорен к пяти годам лишения свободы. По этому делу Большая Палата указала, что суды страны ограничились рассмотрением вопроса о том, находились ли участники восстания под защитой статьи 3, и не рассматривали вопрос о том, отвечало ли убийство дополнительным критериям, необходимым для квалификации преступления, в частности являлось ли оно составной частью деятельности или политики государства или широко распространенной и систематической агрессии против гражданского населения. Кроме того, не доказано, что действия заявителя предсказуемо составляли преступление против человечности согласно международному праву. В связи с этим было установлено нарушение статьи 7 Конвенции. В отличие от дела Корбея, в настоящем Постановлении эти вопросы не рассматривались (прим. переводчика).) (Korbely v. Hungary),

жалоба N 9174/02, §§ 69-71).

186. Наконец, два пункта статьи 7 Конвенции взаимосвязаны и подлежат толкованию согласованным образом (см. Решение Европейского Суда от 12 декабря 2002 г. по делу "Тесс против Латвии" (Tess v. Latvia), жалоба N 34854/02). С учетом предмета настоящего дела и использования законов и обычаев войны, применявшихся до Второй мировой войны и в ее период, Европейский Суд находит уместным напомнить,

что подготовительные материалы к Конвенции указывали, что цель второго пункта статьи 7 Конвенции заключалась в указании на то, что статья 7 Конвенции не затрагивает законов, которые в совершенно исключительных обстоятельствах конца Второй мировой войны принимались для наказания, в частности, военных преступлений, поэтому статья 7 Конвенции ни в коем случае не направлена на правовую или моральную оценку этих законов (см. Решение Комиссии по правам человека от 20 июля

1957 г. по делу "Х. против Бельгии" (X. v. Belgium), жалоба N 268/57, Yearbook 1, p. 241).

В любом случае Европейский Суд также отмечает, что определение военных преступлений, включенных в статью 6(b) Устава МВТ в Нюрнберге, было признано деклараторным для международного права и обычаев войны, как они понимались в 1939 году (§ 118 настоящего Постановления, § 207 настоящего Постановления).

187.Европейский Суд прежде всего рассмотрит дело с точки зрения пункта 1 статьи 7 Конвенции. В его задачу не входит разрешение вопроса об индивидуальной уголовной ответственности заявителя, который является предметом оценки, в первую очередь, национальных судов. Его функция, в соответствии с пунктом 1 статьи 7 Конвенции, является двоякой: прежде всего он должен проверить, имелась ли достаточно ясная правовая основа, с учетом состояния законодательства на 27 мая 1944 г., для осуждения заявителя за военные преступления; и, во-вторых, он должен установить, были ли эти преступления определены законом с достаточной доступностью

ипредсказуемостью, так чтобы заявитель мог сознавать 27 мая 1944 г., какие действия

ибездействие повлекут его уголовную ответственность за такие преступления, и регулировать свое поведение соответственно (см. упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты по делу "Штрелец, Кеслер и Кренц против Германии", § 51; Постановление Большой Палаты по делу "K.-H.W. против Германии", § 46; и Постановление Большой Палаты по делу "Корбей против Венгрии", § 73).

3.Относимые факты

188.До рассмотрения этих двух вопросов Европейскому Суду следует разрешить разногласия сторон и третьих сторон относительно фактов.

189.Европейский Суд напоминает, что в принципе он не должен подменять национальные суды. Его обязанностью, в соответствии со статьей 19 Конвенции, является обеспечение соблюдения государствами-участниками обязательств, вытекающих из Конвенции. С учетом субсидиарной природы конвенционной системы в задачу Европейского Суда входит рассмотрение факта предполагаемых ошибок, допущенных национальными судами, только если они могли нарушить права и свободы, гарантированные Конвенцией, и только в этих пределах (см., с необходимыми изменениями, Постановление Европейского Суда от 12 июля 1988 г. по делу "Шенк против Швейцарии" (Schenk v. Switzerland), Series A, N 140, p. 29, § 45; упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Штрелец, Кеслер и Кренц против Германии", § 49; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йоргич против Германии", § 102), и если мнение национальных органов является очевидно произвольным.

190.Палата признала процесс заявителя совместимым с требованиями пункта 1 статьи 6 Конвенции окончательным решением (§§ 182-184 настоящего Постановления).

Вконтексте жалобы на нарушение статьи 7 Конвенции, и как подчеркнула Палата, Большая Палата не имеет оснований оспаривать фактическое описание событий 27 мая 1944 г., изложенных в соответствующих национальных решениях, а именно в Решении Уголовного суда от 20 апреля 2004 г., поддержанном при рассмотрении жалобы сенатом Верховного суда.