Экзамен Зачет Учебный год 2023 / Томсинов В.А. Сперанский

Павловной. С тех пор он регулярно ездил к ее высочеству в Тверь, где она постоянно проживала как супруга генерал-гу­ бернатора Тверского, Новгородского и Ярославского Георга

Ольденбургского. В приезды свои Николай Михайлович

обыкновенно читал великой княгине отрывки из писавшей­ ся им в то время «Истории государства Российского». Но в феврале 1811 года он прочел ей записку «О древней и новой России», в которой со всей откровенностью высказывался о

прошлых И настоящем царствованиях, ругал не только Ека­

терину 11 и Павла 1, но даже и Александра 1, то есть правив­

шего императора. С резкостью, граничившей с дерзостью,

историк критиковал стремление Александра преобразовать

государственный строй России, решительно призывал его отказаться от любых реформ, хоть в малейшей степени ос­

лабляющих самодержавную власть. «Если бы Александр, вдохновленный великодушною ненавистью к злоупотребле­

ниям самодержавия, взял перо для предписания себе иных

законов, кроме Божиих и совести, - говорилось В записке Карамзина, - то истинный добродетельный гражданин рос­ сийский дерзнул бы остановить его руку и сказать: "Госу­ дарь! Ты преступаешь границы своей власти. Наученная

долговременными бедствиями Россия пред святым алтарем вручила самодержавие твоему предку и требовала, да управ­

ляет ею верховно, нераздельно. Сей завет есть основание

твоей власти, иной не имеешь; можешь все, но не можешь

законно ограничить ее!"» С этой позиции Карамзин резко порицал реформы Сперанского, хотя· нигде не упоминал имени реформатора.

Великой княгине, и без того неприязненно относившей­ ся к Сперанскому, подобные выпады историка против осу­ ществлявших тогда в русском обществе реформ пришлись по сердцу. Делясь с Карамзиным своим впечатлением о его

записке, она призналась ему, что находит записку «очень

сильною».

18 марта 1811 года Екатерина Павловна передала запис­ ку «О древней и новой России» своему венценосному брат­

цу, приехавшему погостить к ней в Тверь. Написанная в

резком тоне и содержавшая нелестные, мягко говоря, вы­

сказывания об образе жизни Екатерины 11, упоминавшая о неприятном для императора Александра событии 11 марта

1801 года, порицавшая, наконец, его внугреннюю и внеш­

нюю политику (курс на преобразование политического

строя России и сближение с Францией), записка Карамзи­

на произвела на него при первом чтении неблагоприятное

впечатление. Однако постепенно недовольство его величест-

194

ва Карамзиным, порожденное запиской, прOIШIO. Возвра­ тившись в Санкт-Петербург, государь говорил уже (фран­

цузскому послу Коленкуру), что «нашел В Твери очень ра­

зумных людей». Эта перемена в настроениях императора

Александра была весьма примечательной...

Многое в обрушившемся на него несчастии Михайло Михайлович будет позднее приписывать своей незнатности. «(Если бы я бьm в фамильных связях с знатными родами, то,

без сомнения, дело приняло бы другой оборот. Кто хочет

держаться в свете, тот должен непременно стать на якоре из

обручального кольца». Он не слишком далеко ушел от исти­

ны. Родственная связь с какой-либо знатной русской фами­

лией, конечно, вряд ли спасла бы его реформы. Но самого

его, безусловно, избавила бы от большинства наветов и ос­ корблений, а судьбу его освободила бы от многих печальных обстоятельств.

от реформ Сперанского в среде русского дворянства не ждали ничего хорошего вследствие уже одного того факта, что автор их имел незнатное происхождение. Какими бы ни

бьmи реформы по содержанию, их страшились потому уже,

что реформатор бьm по происхождению поповичем. И, вид­ но, очень силен бьm этот страх, раз сумел прожить целую че­ ловеческую жизнь и не исчезнуть бесследно, но мумией слов застыть в тетрадях одного из величайших русских писателей.

Из «Записной тетради» 1876-1877 годов Ф. М. Достоевского:

«Семинарист, сын попа, составляющего status in stato, а те­

перь уже и отщепенца от общества, а каЗШIOr!ь бы, надо на­

против. Он обирает народ, платьем ра3/lичается от других со­ словий, а nроnоведью давно уже не сообщается с ними. Сын его, семинарист (светский), от попа оторвался, а к другим со­

словиям не пристал, несмотря на все желание. Он образован,

но в своем университете (в Духовной академии). По образова­

нию проеден самолюбием и естественною ненавистью к другим

сословиям, которые хотел бы раздробить за то, что они не по­ хожи на него. В жизни гражданской он многого внутренне,

жизненно не понимает, потому что в жизни этой ни он, ни

гнездо его не участвовали, оттого и жизнь гражданскую вооб­

ще понимает криво, лишь умственно, а главное отвлеченно.

Сперанскому ничего не стоило nроектировать создание у нас

сословий, по примеру английскому, лордов и буржуазию и nроч. С уничтожением помещиков семинарист мигом у нас воцарил­ ся и наделал много вре,да отвлеченным пониманием и толкова­

нием вещей и текущего».

195

Дальнейшее течение дел и времени приносило Сперан­ скому все новых и новых недоброжелателеЙ. Среди них не­

мало бьuIO тех, которые совсем недавно всячески поддержи­

вали его, способствовали его карьере хотя бы уже тем, что

повсеместно и во всеуслышание его расхваливали, создавая

ему в светском обществе, а значит, и во мнении императо­

ра авторитет выдающегося по своим нравственным и про­

фессиональным качествам государственного деятеля. Теперь

эти же люди во всем и повсюду его порицали - причем по­

рицали с таким же пафосом, с каким некоторое время назад

превозносили. Сперанский не оправдал возлагавшихся на

него надежд. Помогая ему возвыситься, от него ждали со­

действия в решении разного рода мелких делишек, а он, воз­

высившись, затеял дело, да такое, которого менее всего от

него требовали, - дело реформы общественно-политичес­

кого строя России.

К лету 1811 года холодная атмосфера недоброжелательст­ ва вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему

охладели даже те, кого он считал своими приятелями, кто

часто посещал его дом. Оскорбления, насмешки в его адрес сделались обычным атрибутом разговоров в столичном об­ шестве о правительстве и правительственной политике.

Жить в такой атмосфере можно было лишь закутавшись в облако равнодушия ко всему окружающему. И Сперанский

старался напустить на себя это облако.

Из письма М. М. Сперанского к А. А. Столыпину от 24 октября 1811 гада:

«Я называю излишнuми затеями все мои предположения и

желание двинуть грубую толщу, которую никак с места сдви­

нуть не можно. Пусть же она остается спокойна; а я не бу­

ду терять моего здоровья в тщетных усилиях. Вот вам крат­ кое описание физического и политического моего бытия. Девиз мой: хоть трава не расти. Советую и тебе nрин.яться за то же: это и спокойнее, и здоровее».

Характеризуя свое положение в столичном обществе в 1811-M - начале 1812 года, Михайло Михайлович писал: «Сушественные преобразования, и особенно преобразова­

ния финансовые, везде мекут за собою важное неудобство: прикосновение к частным интересам. Людей и интересы их

никогда нельзя затрагивать безнаказанно. Наиболее опасны такие столкновения в таких государствах, где обшественное мнение слишком еше слабо, чтобы защищать усердие и та­

лант от нападений зависти и невежества. Вопиют против но-

196

Глава пятая ПАДЕНИЕ

я узнал Россию: всё, что полезно, умно, касается общего дела и направ­ лено к возвышенной цели и при этом не имеет в виду мелких интересов и выгод, встречает лишь nреnятствия и затруднения, между тем как всё противоположное идет быстрыми

шагами.

ГуставМориц Армфелl>д. Из письма к барону Розенкампфу 19 мая 1812 года

Тучи сryщались над головой Сперанского с неудержимой быст!,IOТОЮ, но гроза медЛила. Она не разражалась довольно

долго даже после того, как время для нее совсем, казалось

бы, наступило. Недоставало, видно, чего-то громовержцу.

После грозы станет известно: чтобы вызвать у самодержца гнев на реформатора, нужна была обыкновенная интрига.

Интрига всегда играет большую роль там, где существует режим личной власти, где общий интерес растворен в молеку­ лах личных самолюбий, страстей, побуЖДений, где политиче­

ская жизнь не подчиняется никаким иным правилам, кроме

правил, по которым удовлетворяются сугубо личные, эгоисти­

ческие интересы. Интрига здесь, в сущности, заменяет поли­ тику, и наиболее искусным политическим деятелем является наиболее искусный интриган. Александр 1 не случайно сказал

однажды: «Интриганы В государстве так же полезны, как чест­

ные люди; а иногда первые даже полезнее последних».

С позиции властителя, Александр 1 бьш, конечно, прав - властвовать без интриганов в России вряд ли возможно, но

с точки зрения нормального человека, он ошибался. Между

честными людьми и интриганами всегда существует, по

меньшей мере, одно большое различие: честных людей, ког­

да возникает острейшая потребность в них, вполне может и

не оказаться в наличии - интриганы же, лишь только появ­

ляется нужда в интриге, всегда находятся, они всегда на ме-

198

сте, будто на страже, и только ждут момента, когда дан бу­

дет на них политический заказ. Так бьmо в случае со Спе­

ранским. Когда понадобилась интрига, чтобы свалить его,

интриганы немедленно нашлись.

Главную роль в развернувшихся событиях сыграл швед­

ский барон Густав Мориц Армфельд. Еще в Швеции он

прославился своим непомерным честолюбием и высокораз­

витой способностью к интриге. В Санкт-Петербург швед­

ский барон прибьm в июле 181 О года. В это время решался

вопрос о статусе Финляндии, завоеванной Россией в недав­

ней войне со Швецией, и Армфельд, который имел в Фин­

ляндии большие поместья, стремился принять в данном во­ просе активное участие с тем, чтобы направить его решение

в выгодную для себя сторону. Здесь и произошло его столк­ новение со Сперан<::ким, на которого Александр I возложил

общее управление финляндскими делами. Армфельд сперва

произвел на русского госсекретаря благоприятное впечатле­

ние: Михайле Михайловичу импонировали его либеральные

настроения и, в частности, негативное отношение к кре­

постному праву, проявлявшееся не только на словах, но и в

практических мерах (Армфельд, например, освободил своих

крепостных крестьян в Выборгской губернии). Сперанский, всецело поглощенный реформой государственного управле­

ния своей страны, полностью доверился в финляндских де­

лах Армфельду и способствовал тем самым его возвышению.

Именно при содействии Сперанского шведский барон полу­

чил вскоре должность председателя комиссии по делам

Финляндии, которая дала ему возможность непосредствен­

ных докладов императору.

Переписка Армфельда обнаруживает, что он с самого на­ чала испытывал нелюбовь к России и ненависть к русскому госсекретарю. Он писал о Сперанском: «Странная личность,

которая иногда возвышает нас, а подчас дает нам чувство­

вать нашу зависимость. К тому же он всегда считает пустя­ ками то, что касается Финляндию). И еще: «Сперанский

имеет громадную власть; он удивительно умен и хитер, но

так же самолюбив, как и невежествен; жаждущий того, что

дает только внешний вид счастья, он не способен постиг­

нуть того блага, которое ведет к спокойствию души. Он бо­

ится быть понятым И потому надевает на себя тысячу масок: иногда он гражданин и хороший подданный, иногда ярый

фрондер, употребляющий все усилия, чтобы убедить публи­

ку в своих талантах, и не обнаруживающий своих сил...»)

Как ближайший советник императора Александра, ум­ ный человек и знаток своего дела, Сперанский мешал Арм-

199

фелъду проворачивать свои делишки, и в этом таилась rлав­ ная подоплека ненависти к нему со стороны шведскоrо ба­

рона. На почве данной ненависти с Армфельдом быстро со­

шелся давний Bpar Сперанскою барон Густав Розенкампф.

К этому дуэту присоединился министр полиции Алек­

сандр Дмитриевич Балашов. В марте 1808 rода он бьm на­ значен санкт-петербурrским обер-полицмейстером, через два месяца стал в дополнение к основной своей должности исполнять в столице обязанности военною ryбернатора. 1 ян­

варя 1810 rода сорокалетний reнерал-лейтенант Балашов был назначен, по представлению Сперанскоrо, членом Государ­ cTBeHHoro совета. 25 июля Toro же rода он был поставлен во rлаве Министерства полиции, учрежденнorо на основании

Манифеста (,О разделении rосударственных дел на особые управления...». В то время Михайло Михайлович не знал, кою он возвысил. Свои отрицательные свойства Балашов

проявил в полной мере лишь после тoro, как стал руководи­ телем Министерства полиции.

По словам В. п. Кочубея, Балашов превратил этот opraH в «министерство шпионства». Город наполнился шпионами

всех мастей - наемными шпионами, русскими и иностран­

цами, шпионами-друзьями, сплошь и рядом переодетыми

полицейскими офицерами, причем в переодевании, как ro-

ворят, принимал участие и сам министр. Эти areHTbl не or-

раничивались тем, что стремились узнавать новости и давать

возможность правительству предупреждать преступления; они старались создавать преступления и возбуждать подозре­ ния. Они вступали в откровенные разговоры с людьми раз­

личных классов, «жаловались» на государя, «критикуя меры

правительства, лгали, чтобы вызвать такие же откровенные

заявления или жалобы». Картежный шулер в молодые rоды, Александр Балашов, получив в свое распоряжение полицей­ скую власть, стал заниматься поборами и вымоrательством взяток. Сперанский, стремившийся установить контроль за

деятельностью министров, прямо угрожал его положению,

приносившему ему столь большие выгоды. Чтобы отвести от себя данную угрозу, Балашов пустился в интриry.

Направлявшаяся умелой рукой, разработанная до мель­ чайших подробностей интриrа против Сперанскою строи­

лась с учетом особенностей характера императора. Сколько

бы ни говаривал Александр в молодые свои годы о желании оrpаничить самодержавную власть, а то и вообще отказать­ ся от нее, удалившись из России в тихую жизнь частною ев­ ропейского обывателя, не Mor он заставить свое окружение поверить в серьезность подобных высказываний. Слишком

200

неправдоподобным казалось, что кто-то в человечестве, ко­ торого всю историю должно обозначить одним выражением

«борьба за власть», может вдруг отказаться от абсолютной власти, самим небом ему посылаемой. Да и вполне бьшо за­

метно в характере Александра нечто такое, что никогда, ни

в коем разе не могло позволить ему исполнить это странное

желание.

Этим «нечто» бьшо в первую очередь его огромное само­

любие, с которым он как будто даже родился. Один из рус­

ских воспитателей великого князя Александра оставил свои записки, где под датой «апрель 1792» приводится любопыт­

ное наблюдение: «Замечается в его высочестве лишнее само­

любие, а оттого упорство во мнениях своих, и что он во всем будто уверит и переуверит человека, как захочет. Из сего от­

крывается некоторая хитрость, ибо в затмевании истины и в

желании быть всегда правым неминуемо нужно приступать

кподлогам»l.

Ксамолюбию прибавлялась в Александре чрезвычайная

боязнь насмешки над собой. Уже после того, как он стал

императором, часто бывало так, что если кто-либо засмеет­ ся в его присутствии или улыбнется, на него посматривая (просто так, без всякой «задней» мысли), Александр тут же

начинал думать, что это над ним смеются, и как-то непро­

извольно старался оглядеть себя, подходил для этого даже к

зеркалу и до тех пор не успокаивался, пока не осматривал

всего себя и спереди и сзади. При том характере, каковой имел российский самодержец, достаточно бьшо хорошо по­ казать ему, что кто-то из его приближенных насмехается над ним и в душе его презирает, чтобы навлечь на этого челове­

ка его гнев и незамедлительную кару. В случае со Сперан­ ским данная задача бьша выполнена блестяще.

Сговорившись между собой, участники интриги против Сперанского стали с некоторых пор регулярно сообщать им­

ператору Александру разные дерзкие отзывы о его августей­

шей персоне и насмешки, которые представляли исходящи­

ми из уст его госсекретаря. Многое из сообщавшегося

интриганами вьщумывалось, однако некоторые из таких от­

зывов об Александре и шуток в адрес его величества дейст­

вительно имели место. Так, однажды Балашов разговаривал со Сперанским о расширении круга полномочий своего ми­

нистерства. Михайло Михайлович сказал ему, что сделать

это можно лишь со временем, и прибавил в пояснение: «Вы знаете подозрительный характер государя. Все, что он дела­

ет, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управ­ лять, и слишком силен, чтобы быть управляемым». Эти сло-

201

ва Сперанского были незамедлительно переданы министром

полиции императору.

В другой раз, беседуя с кем-то, Михайло Михайлович сказал: «Пора, наконец, нам сделаться русскими!. Собесед­ ник его тут же вопросил: «Что же, не тебя ли уже в цари рус­ ские? - «А хотя бы и меня, не меня одного - и вас, мало

ли людей русских кроме немцев•. И это высказывание Спе­ ранского бьmо сообщено государю.

Раздраженный нерешительностью императора Александ-

ра в осуществлении реформ, Сперанский нередко выставлял

его в своих разговорах человеком, равнодушным к пользе

отечества, беззаботным, красовавшимся фигурою, подобно женщине, и т. п. Причем широко использовал при этом вы­ ражения язвительного Вольтера. Деятельность интриганов в значительной мере облегчалась столь смелым и независи­ мым поведением неугодного им реформатора. Им меньше

приходилось выдумывать, достаточно бьmо лишь довести

его высказывания до ушей самодержца. Однако и для этого требовалось определенное искусство. Александр ни в коем

случае не должен был заподозрить, что его пытаются ис­

пользовать в качестве слепого орудия, - открытие им этого

факта могло иметь для интриганов, учитывая больное им­

ператорское самолюбие, довольно плачевные последствия.

Интриганы действовали поэтому с большой осторожнос­ тью. Содержание доносов на Сперанского и манера их по­

дачи императору Александру тщательно ими отрабатыва­

лись и согласовывались. В результате получалось так, что одно и то же высказывание неосторожного на язык Сперан­ cKoгo' подлинное или приписанное ему, порочившее лич­

ность российского самодержца, доходило до слуха его вели­

чества из самых различных источников, передавалось в

разное время, иногда с интервалом в несколько недель. для того чтобы у Александра не появилось мысли о сговоре, ко­

торая, естественно, напрашивалась при одинаковости доно­

сов, участники интриги против Сперанского всячески пока­

зывали государю, что они находятся меЖдУ собой в ссоре, делая одновременно с доносами на реформатора доносы и

друг на друга.

Сила врагов Сперанского - людей, составивших против

него настоящий заговор, заключалась также в их хладнокров­

ной расчетливости. В своей интриге они старались не скаты­

ваться до примитивной, голой клеветы в отношении рефор­

матора, избегали делать на него целиком лживые доносы. В каждом их навете обязательно присутствовало и нечто дейст­ вительно имевшее место, нечто правдивое. И хотя это нечто

202

составляло чаще всего не более чем крупицу, ее было доста­ точно, чтобы всему навету придать видимость правды.

Так было, в частности, с поступившим к императору Александру известием о том, что Сперанский ПРИНaд1Iежит

к тайному союзу иллюминатов и является главой этой ма­

сонской организации в России. В своей интриге против рус­ ского реформатора интриганы явно делали на данный «факт» особую ставку. Говоря об источнике, из которого бы­ ло получено сведение о нем, Александр впоследствии ссы­ лался на Балашова. Между тем о принадлежности Сперан­

ского к иллюминатам государь знал также от полковника

Полева, донесение которого было обнаружено после смерти его величества в императорском кабинете. В нем приводил­

ся даже список соратников Сперанского по масонской ло­

же, куда включались почти все его тогдашние приятели:

Михаил Магницкий, Константин Злобин, Игнатий Аврелий Фесслер и другие.

Кроме того, информацию о принадлежности своего гос­

секретаря к революционному масонству самодержец мог

иметь и от своей сестры Екатерины Павловны. Великая княгиня получила в 1811 году от графа Ростопчина специ­

aльHyю записку о революционных масонах-мартинистах, в

которой перечислялись наиболее видные среди них лица (граф Разумовский, адмирал Мордвинов, князь Козловский, фельдмаршал Кyryзов и др.) И говорилось, что «они все бо­ лее или менее преданны Сперанскому, который, не придер­ живаясь в душе никакой секты, а может быть, и никакой ре­

лигии, пользуется их услугами ДJIЯ направления дел и

держит их в зависимости от себя». Своей целью эти люди, утверждал Ростопчин, поставили «произвести революцию,

чтоб играть в ней видную роль, подобно негодяям, которые

погубили Францию и поплатились собственною жизнью за

возбужденные ими смуты»2. Сообщая императору Александ­ ру о том, что Сперанский является главой иллюминатов в России, министр полиции Балашов никоим образом не ри­ сковал навлечь на себя обвинение в клевете - об этом ши­ роко говорили в Петербурге. Сардинский посланник в Рос­

сии граф Жозеф де Местр еще в декабре 1809 года послал

своему королю следующее донесение: «Этот государствен­

ный секретарь, господин Сперанский - одно из случайных

явлений, возможное только в этой стране. Он попович, т. е.

самого низкого происхождения. Он умен, с головою, с по­ знаниями и особенно хорошо знает свой язык, что здесь не

очень обыкновенно. Мне однажды только удалось говорить

с ним, и я заметил, что он последователь Канта. В доме

203