Экзамен зачет учебный год 2023 / Криминология2 / УП Криминология. Доклады / Доклад про Суицид / Молтсбергер Антология суицидологии

от друга. Два последних года он все чаще обращался к гомосексуальной среде для получения желаемой степени унижения и насилия. Он является пассивным при анальных контактах, исполняет активную роль в оральных действиях и получает особое наслаждение, когда его связывают партнеры в кожаной одежде. Во время этих действий он обычно достигает оргазма путем мастурбации. По его словам, необходимым условием его сексуальной жизни является порнография. В беседе он отрицал признаки депрессии и наличие суицидальных мыслей. Его работа складывается благополучно, он вполне материально обеспечен. Его излюбленная фантазия состоит в том, что жена приводит домой другого мужчину, вступает с ним в соитие на глазах у связанного мужа, а затем заставляет его вылизать сперму партнера из ее влагалища. Он экспериментировал с различными наркотиками, включая ЛСД и марихуану.

Этот человек оказался весьма приятным в общении, словоохотливым и склонным к сотрудничеству. Создается впечатление, что он испытывает гордость, связанную с наслаждением от разнообразных видов сексуальных действий. Он относится с религиозным благоговением к сексу и любви, расплывчато излагая мистические и метафизические соображения на эту тему. Кроме того, он описывает некоторые виды действий, которые ему хотелось бы предпринять, сходные с ритуалами «черной мессы». Признаков, свидетельствующих о нарушениях мышления или депрессии, у него не обнаружено. В настоящее время он не считает лечение необходимым, но очень хочет посещать группу «встреч».

КОММЕНТАРИЙ

Ориентация на смерть

Самое сильное впечатление произвело на нас глубокое одиночество и изоляция этой группы опрошенных. Мы чувствовали, что все мужчины сильно угнетены и ориентированы на смерть. С помощью сексуальных перверсий они боролись со стремлением к смерти и защищались от самоубийства. Здесь уместно привести цитату из работы Вейсмана (Weisman, 1967), посвященной саморазрушающему поведению и половым извращениям:

…некоторые пациенты проявляют саморазрушающее поведение для самосохранения и победы над смертью…. Из фрагментов действий, ощущений, органов, смыслов и фантазий они составляют образ жизни, который конденсирует конфликт в девиантное сексуальное поведение… они моделируют то, чего другие избегают, и идеализируют то, что им недоступно… то, что обычно считают деградацией или пороком, для них оказывается перевернутым образом реальности, приносящей удовлетворение. В этих условиях возникает романтика смерти. Поражение, боль и подчинение становятся суррогатами полной победы, наслаждения и власти.

Устойчивая ориентация на смерть явно просматривалась у всех наших обследуемых. Шесть из девяти рассказывали о перенесенных в прошлом состоя-

ниях серьезной депрессии, которые часто сопровождались попытками самоубийства. Из трех человек, отрицавших депрессию и суицидальные мысли, у одного доминировала фантазия о нападении на него и «нежном» убийстве, второй едва не погиб, в одиночестве предаваясь мастурбации с затянутой петлей на шее, а третьему для достижения оргазма всегда требовалась ситуация опасности и близости смерти. Восемь из девяти предпринимали эксперименты с петлей и удушением, в основном в виде самоповешения. Очевидно, что самоудушение является типичным компонентом, добавляющемся на ранних стадиях развития синдрома «связывания». Большинству лиц, которые практикуют «связывание», известны возбуждающие свойства повешения, однако они опасаются применять его из-за опасности для жизни. Некоторые говорят, что оставляют его напоследок для окончательной сцены или возможного самоубийства.

Всем обследованным мужчинам была свойственна эротизация ситуации беспомощности, слабости, угрозы смерти, которая затем преодолевалась путем выживания и завершалась триумфом. Некоторые опрошенные сознательно и отчетливо подчеркивали тему силы и выносливости. Например, респондент 7 затягивал петлю на шее с фантазией, что является героическим командиром находящегося в опасности взвода. Однако в большинстве случаев эти люди наслаждались фантазиями полной беспомощности и самоуничтожения, подразумевая или втайне желая все же выжить, испытав при этом оргазм. Нередко скука и подавленность у этих мужчин знаменовались импотенцией, которая преодолевалась путем усиления мазохистических, ориентированных на смерть фантазий и «сцен». Мы полагаем, что путем саморазрушающего поведения эти мужчины пытались установить определенные отношения и выйти за пределы их ограниченного, депрессивного образа жизни и их личностных особенностей.

Синдром «связывания»

В целом эта перверсия в некотором смысле являлась творческой и артистической попыткой преодолеть одиночество, скуку, депрессию и изоляцию. Главный герой превращался в автора, режиссера, продюсера и ведущего актера собственного драматического произведения. Минимальная драматизация наблюдалась при мастурбации в одиночестве, а максимальная – когда мужчина становился объектом внимания группы садистически ориентированных партнеров. Самой важной особенностью всех респондентов был нарциссизм. Даже в присутствии и при участии других лиц их поглощали собственные фантазии и версии происходящего. Заметным элементом сцен связывания были различные фетиши в виде костюмов, веревок, сапог, ритуалов посвящения и т. п. Кроме того, если предполагалось участие других лиц, то для респондентов они оказывались объектами или актерами, играющими отведенную им роль, а не узнаваемыми, конкретными людьми. Они, как правило, предпочитали именно такие отношения, обычно ища новых партнеров, и лишь изредка вступали в долговременные отношения. В браке они испытывали

трудности в отношениях с женами скорее в силу свойственного им эгоцентризма, чем девиантного сексуального поведения. Одиночество, естественно, было для них особенно опасным. Мастурбируя с применением мазохистических приспособлений, некоторые из них буквально ставили себя на грань смерти. Присутствие партнера давало необходимую гарантию защиты. Это обстоятельство играло роль в их стремлении к гомосексуализму, поскольку для сцен «связывания» легче найти гомосексуальных, чем гетеросексуальных партнеров.

Нас впечатлило разнообразие характерологических особенностей респондентов, многочисленность применявшихся фетишей, сочетание использовавшихся приспособлений и многочисленных средств психологического воздействия и моральной дисциплины (способов достижения унижения, боли и наказания), а также сочетание гомосексуализма и гетеросексуальности. Элементы трансвестизма в этой группе оказались на удивление редкими. Каждому мужчине были свойственны специфические и наиболее любимые сочетания компонентов, наряду со способностью приспособления к менее благоприятным обстоятельствам. Почти во всех случаях фантазия оказывалась более важной для опрошенных, чем конкретные действия. Они воспринимали реальные сексуальные переживания и партнеров через призму воображения, в виде фрагментов событий и людей, скрепленных, подобно элементам мозаики.

В недавнем обзоре, посвященном порнографии и перверсиям, Столлер (Stoller, 1970) указывает, что с психодинамической точки зрения порнография как ключевая мечта субъекта с сексуальной перверсией аналогична перверсии. Все наши респонденты были знакомы с порнографической литературой по «связыванию». Примерно одна треть находилась под сильным ее влиянием, а некоторые имели объемные и дорогие коллекции. Интересно, что временами у мужчин возникало чувство вины по поводу их собраний, эта литература им надоедала, и они избавлялись от нее, но вскоре вновь возобновляли покупки. Лица, практикующие «связывание», подтверждают концепцию Столлера о существовании порнографии, соответствующей любому извращению. Следует добавить, что примерно одна треть опрошенных отметила, что именно в порнографии впервые обнаружила ключевые черты своих перверсий.

Профилактика и лечение

В анамнезе респондентов нам не удалось обнаружить каких-либо специфических детских травм или типичной семейной патологии. По-видимому, для каждого человека выбор девиантной модели сексуального поведения является уникальным и зависит от сложного сочетания переменных, которые можно восстановить только путем углубленных опросов. Выбор определяется такими факторами, как нарушение отношений в ядерной семье и формирование сексуально-ролевой идентичности, слабое развитие Эго и недостаточность специфического опыта. Типичной особенностью респондентов была скудость их воспоминаний о детстве и стереотипность припомненных

деталей. Все мужчины отчетливо относили себя к мужскому полу, но у них отмечалась сильная фемининная идентификация. С мазохистскими отношениями тесно переплелась безграничная выносливость, вызов и, наконец, приглашение и принятие смерти. Эти отношения наглядно иллюстрируют записки двух покойников (случаи А и Б).

Мы настоятельно рекомендуем родителям предотвращать эксперименты детей со связыванием и повешением из-за опасности для их жизни. Если эти модели поведения окажутся устойчивыми, следует прибегнуть к консультации психиатра. Среди населения важно проводить просветительную работу относительно опасных последствий эротической практики, включающей частичное удушение с помощью петель, кляпов, пластиковых пакетов, приспособлений для связывания или вдыхания газа. Эти действия являются особенно опасными для жизни, если производятся в одиночестве. Как отмечает в своем обзоре Мармор (Marmor, 1970), критерием для определение нормативности и девиантности форм сексуального поведения является система ценностей, преобладающих в обществе. Вполне возможно представить существование общественных институтов, одобряющих поведение этих эротических мучеников на фоне соответствующего социального окружения. Однако сегодня общество предпочитает относиться к лицам, практикующим «связывание», с недоверием и осуждением. В свою очередь, они испытывают вину

истыд. Наши респонденты обращались ранее за психиатрической помощью по поводу тревоги, депрессии и проблем в семейных отношениях, но существенно принижали значимость сексуальных перверсий.

Вбеседе с нами только двое из девяти опрошенных настойчиво отрицали какие-либо психические нарушения, депрессию и необходимость лечения. Остальные признавали наличие в их жизни периодов депрессии, а трое совершали суицидальные попытки. Респондент 3 отметил, что его отец и дед покончили с собой, есть веские основания предполагать, что он поступит аналогичным образом. Респондент 9 нередко сталкивался с предостережениями друзей об опасности его убийства кем-либо из садистов-психопатов, которых он посещает. Респондент 7 подвергался смертельной опасности, экспериментируя с повешением. В прошлом респондент 6 во время мастурбации однажды несколько секунд находился буквально на грани смерти от удушения, и теперь он подстраховывается с партнерами. В прошлом большинство респондентов получали психиатрическое лечение, и, хотя во время опросов только один заинтересовался возможностью непосредственной психиатрической помощи, вполне возможно, что в будущем и другие обратятся к психотерапевту.

Мы полагаем, что каждому обследованному мужчине была бы полезна психотерапия с акцентом на важности реальных личных отношений для преодоления угнетающего одиночества, неадекватности и личностной фрагментации. Наш опыт свидетельствует о том, что сочетание индивидуальной

игрупповой психотерапии в течение нескольких лет было бы весьма полезно для пациентов с сексуальными девиациями, изоляцией, депрессией и саморазрушительными тенденциями (Litman, 1961).

246 Роберт Литман и Чарльз Свиринген

ЛИТЕРАТУРА

Chief Medical Examiner, Richmond V. (1955). Accidental Strangulation During Perverse Sexual Activity // Bulletin № 38.

Ford R. (1957). Death by hanging of adolescent and young adult males // Forensic Sci. V. 2. P. 171–176.

Friedman P. (1959). Sexual deviations // Am. Handbook Psychiat. V. 29. P. 489–613. Gwozdz F. (1970). The sexual asphyxias // Forensic Sci. Gaz. V. 1. P. 2–3. Kronengold E., Sterba R. (1936). Two cases of fetishism // Psychoanal. Quart. V. 5.

P. 63–70.

Litman R. E. (1961). Interpersonal reactions involving one homosexual male in a heterosexual group // J. Grouр. Psychother. V. 4. P. 440–449.

Mant K. A. (1960). Forensic Medicine. Chicago: Year Book Medical Publishers, Inc. Marmor J. (1971). “Normal” and “deviant” sexual behavior // JAMA. V. 217. P. 165–170. Resnik H. L. P., Litman R. E. (1970). Erotized repetitive hangings. Read before the win-

ter scientific meeting of the American Academy of Psychoanalysis.

Schechter M. (1957). The recognition and treatment of suicide in children // E.S. Shneidman, N. L. Farberow (Eds). Clues to Suicide. N. Y.: McGraw-Hill Book Company Inc. P. 131–142.

Shankel W., Carr A. (1956). Transvestism and hanging episodes in a male adolescent // Psychiatric Quart. V. 30. P. 478–493.

Steams W. A. (1953). Cases of probable suicide in young persons without obvious motivations // Maine Med. Assoc. J. V. 44. P. 16–23.

Stroller R. (1970). Pornography and perversion // Arch. Gen. Psychiat. V. 22. P. 490–499. Weisman A. D. (1967). Self-destruction and sexual perversion // E. S. Shneidman. Es-

says in Self-Destruction. N. Y.: Science House. P. 265–299.

16.НЕНАВИСТЬ В КОНТРПЕРЕНОСЕ ПРИ ЛЕЧЕНИИ СУИЦИДЕНТОВ

Джон Молтсбергер и Дэн Бьюи-младший

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Джон Молтсбергер вырос в Техасе, а Дэн Бьюи в Канзасе. Они встретились в Бостоне, обучаясь психиатрии в Массачусетском центре психического здоровья, где на них оказал сильное влияние учитель Элвин Семрад. Джон Молтсбергер и Дэн Бьюи – близкие друзья, оба – практикующие психоаналитики. Эта статья была первой в ряду их совместных работ с суицидентами в период обучения в резидентуре. Однажды их очень озадачило и взволновало замечание супервизора, сказавшего, что испытывать чувство гнева в отношении больных депрессией стыдно. Выяснив, как обстоят дела друг у друга и поговорив с молодыми врачами, обучавшимися с ними, а также с некоторыми старшими коллегами, пользовавшимися доверием, они решили вынести этот вопрос на более широкое обсуждение.

Джон Молтсбергер – автор большого числа публикаций, посвященных суицидентам. Дэн Бьюи написал ряд серьезных статей в области пограничной психопатологии (в сотрудничестве с Джеральдом Адлером), он работает обучающим психоаналитиком в Бостонском психоаналитическом обществе и Бостонском психоаналитическом институте.

КОММЕНТАРИЙ

Хотя важность контрпереноса в психоаналитической терапии и других видах психотерапевтического лечения давно уже является общепризнанной, данная статья впервые обращает внимание на ту критическую роль, которую играют проявления ненависти (злобы и антипатии) у терапевтов в процессе лечения суицидентов.

Когда статья впервые увидела свет, реакции ненависти, направленные на трудных пациентов, считались постыдными, их воспринимали как признак незрелости начинающих терапевтов и об их обсуждении между уважающими себя специалистами не могло быть и речи. За прошедшее время неизбежность возникновения у терапевта негативных чувств стала очевидной. Сегодня их широкое обсуждение считает-

Maltsberger John T., Buie Dan H. Jr. (1973). Countertransference Hate in the Treatment of Suicidal Patients // Archives of General Psychiatry. V. 30. Р. 625–636.

ся вполне приемлемым и часто осуществляется в ходе супервизии и консультирования. Более глубоким стало понимание нарциссической уязвимости психотерапевта. Отыгрывание негативного контрпереноса госпитальной терапевтической командой теперь чаще оценивается как вклад в суицид, особенно для пограничных пациентов (Kullgren, 1985; Rosenbluth, Silver, 1992).

ЛИТЕРАТУРА

Kullgren G. (1985). Borderline Personality Disorder and Psychiatric Suicides. An Analysis of Eleven Consecutive Cases // Nordisk Psykiatrisk Tidsskrift. V. 39. Р. 479–484.

Rosenbluth M., Silver D. (1992). The Inpatient Treatment of Borderline Personality Disorder // Handbook of Borderline Disorders / D. Silver, M. Rosenbluth (Еds). Madison, Conn.: International Universities Press.

■

Ненависть в контрпереносе (чувство злобы и антипатии), которую суициденты пробуждают в психотерапевте, является главным препятствием для лечения; успех может быть достигнут только посредством управления своей ненавистью через полное ее осознание и самоконтроль. Возникающие у терапевта процессы вытеснения, обращения против себя, реактивности, проецирования, искажения и отрицания ненависти в контрпереносе увеличивают опасность самоубийства. Темой этой статьи является распознание подобных антитерапевтических проявлений и их возможный потенциал для конструктивных или деструктивных действий.

Контрперенос неизбежен при всех видах психотерапии. В широком смысле этот термин описывает эмоциональную реакцию психотерапевта на отношение к нему пациента и на перенос, который терапевт может

сформировать в отношении своего пациента. Отчасти реакция контрпереноса может определяться конкретной формой поведения пациента в специфических условиях терапевтических отношений, а отчасти являться результатом склонности терапевта соответствующим образом реагировать на всех пациентов или на пациентов определенного типа (Reich, 1951).

Когда контрперенос полностью осознается, он может стимулировать самонаблюдение терапевта, обычно становится контролируемым и может направлять внимание терапевта на детали поведения пациента, смысл которых в противном случае остается неясным. Когда контрперенос не осознается, он может привести терапевта к хорошо рационализированному, но деструктивному отыгрыванию. Эти факты хорошо известны опытным психотерапевтам и подробно описаны разными авторами (Berman, 1949; Semrad, 1969).

Неизбежно возникая при любой психотерапии, контрперенос наиболее силен при лечении «пограничных» и психотических пациентов, особенно тех, кто склонен к суициду (Chase, Hire, 1966). Обширный опыт работы с такими пациентами показывает, что они переживают серьезные трудности, связанные с одиночеством, враждебностью и садизмом. Кляйн (Klein, 1952) описы-

вает механизм проективной идентификации у таких пациентов, а Кернберг (Kernberg, 1966, 1972) – своеобразную личностную организацию и примитивность механизмов психологической защиты. Сирлс (Searles, 1965) подчеркивает каннибальские инстинкты этих лиц, а также значение нападающей, яростной позиции, используемой в качестве защиты от печали. Работы Винникотта (Winnicott, 1958) и Гантрипа (Guntrip, 1968) помогают лучше понять одиночество, отчуждение и страх покинутости, которыми подвержены эти пациенты. Хотя у нас нет возможности привести здесь сколько-нибудь полный обзор этого сложного вопроса, мы исходим из того, что перенос ненависти, демонстрируемый пограничными и психотическими суицидентами, связан с глубинным чувством покинутости (или ожиданием его), сильной тягой к близости (несмотря на ужасную угрозу аннигиляции через поглощение) и различными защитными действиями, которые имеют тенденцию отчуждать их от других (Chase, Hire, 1966).

Трансферентная ненависть побуждает этих пациентов к различным поступкам, которые неизбежно вызывают ненависть в контрпереносе. В данной статье мы будем исследовать переживание ненависти в контрпереносе при работе с такими пациентами. Мы опишем компоненты этой ненависти – злость и отвращение, пути их возникновения и способы управления ими, способные как помочь, так и навредить пациенту.

КОМПОНЕНТЫ НЕНАВИСТИ В КОНТРПЕРЕНОСЕ

Ненависть в контрпереносе, как и любая другая ненависть, представляет собой сочетание антипатии и злобы. Компонент антипатии в своей основе является самым опасным для пациента, но часто его недостаточно отчетливо отделяют от злобного аспекта ненависти в контрпереносе. Иногда антипатия переживается более осознанно, а злоба уходит на второй план; в результате возникает внутренний страх и дурные предчувствия, а пациент воспринимается как пренеприятный тип. Если антипатия, смешиваясь со злобой, превращается в отвращение, то пациент становится совершенно ненавистным.

Однако вне зависимости от того, является ли пациент объектом наказания, садистических побуждений или объектом брезгливости и отвращения, именно антипатия заставляет терапевта отказаться от такого пациента. С другой стороны, возникающие у терапевта злобные импульсы сочетаются с сохранением отношений, ибо для упражнения в жестокости требуется объект; невозможно убить или бросить человека и одновременно продолжать его мучить.

Суицидальные пациенты пробуждают в других людях стремление к насилию; часто они могут поддерживать объектные отношения только в садомазохистической модальности и обычно способны терпеть их на протяжении длительного времени. Суицидальный кризис возникает, если мучения прекращаются, происходит разрыв отношений. Хотя садомазохистическая связь и представляется нежелательной и деструктивной, но она лучше полного отсутствия отношений.

Считается антитерапевтическим и недопустимым, когда терапевт переживает к пациенту реальную злость, вызванную контрпереносом. Однако еще более нежелательно выражение антипатии, поскольку именно она может подтолкнуть пациента к самоубийству. Как это ни парадоксально, для большинства терапевтов гораздо сложнее проявить терпение к менее опасному компоненту – злости, чем к компоненту с летальным потенциалом – опасному побуждению бросить пациента. На самом деле имеется искушение отказаться от пациента, чтобы не пришлось признавать, терпеть и осознавать злость, вызванную контрпереносом (Semrad, 1969). Хотя импульс к насилию и мучению в той или иной степени сопровождает побуждение к отказу от отношений, в подавляющем большинстве ситуаций существуют реципрокные отношения между интенсивностью импульса антипатии и неспособностью перетерпеть сознательные садистические желания.

ПРИСТУП НЕГАТИВНОГО ПЕРЕНОСА

Направленная на терапевта ненависть переноса бывает осознанной, предсознательной и бессознательной, и, чтобы поддержать, оправдать и вынести ее, пациент использует реципрокную систему провоцирования и проецирования. Очень тяжело терпеть чувство ненависти, особенно сильной. Если же она возникает в отношении нужного и небезразличного человека, такого, как терапевт, то пробуждает чувство никчемности и примитивную вину (тревогу, порожденную Супер-Эго) (Freud A., 1949). Хендрик (Hendrick, 1936) уже давно указывал, что переживание ненависти является невыносимым, поэтому в проекции как механизме защиты имеется экономическая выгода. По его мысли, проекция осуществляет разделение психической репрезентации враждебного импульса, и хотя общая сумма враждебности в переживании «Я ненавижу его, и он ненавидит меня» та же, что в переживании «Я ненавижу его», однако ощущение собственной враждебности в первом случае меньше. Проще говоря, пациент ощущает менее выраженную либидинозную тревогу, если с помощью проекции ему удается разделить с другими ответственность за собственную ненависть. Кроме того, проекция способствует снижению тревоги Супер-Эго посредством формулы: «Если ты ненавидишь меня, то моя ненависть оправданна». Поскольку проекция является весьма полезной для облегчения тревоги Ид и Супер-Эго, то пациенты стремятся применять ее, где только могут. Хотя провоцирующее поведение при переносе характеризуется смещением ненависти с первичных объектов, оно также служит для обеспечения переноса приемлемого опыта здесь-и-теперь. Иногда для получения достаточного количества аргументов в пользу проекции пациент пытается вызвать ненависть других путем соблазняющего и индуцирующего поведения, известного как провокации (Adler, 1960; Adler, 1972; Murray, 1964), которые бывают прямыми или косвенными, вербальными и невербальными. Нередко провокации весьма изобретательны, упорны и эффективны. Например, пациент может сказать, что за эмоционально нейтральным или даже позитивным высказыванием терапевта кроется ненависть или презрение к нему.

Если не удается найти подходящего повода для ложной интерпретации в высказываниях врача, то пациент может сказать, что чувствует сдерживаемую злость в интонации его голоса, какой-то случайной позе или обычном жесте. Отличительное свойство человеческой психологии состоит в том, что никто, включая психотерапевтов, не в состоянии отреагировать на подобную провокацию без некоторой степени раздражения. Пациент бессознательно ожидает такой реакции для доказательства своей правоты. В дальнейшем это раздражение, хотя бы один раз вызванное и единожды замеченное, пациент будет использовать как неопровержимое свидетельство ненависти терапевта к нему.

Провокация может принимать форму прямого словесного обесценивания терапевта. Пациент так или иначе говорит о своем презрении в отношении терапевта как личности. Достаточно часто он подвергает его открытой дискредитации. Если пациенту удается раздобыть какие-либо сведения о личной жизни врача (например, узнать, что он разведен или что у его ребенка наблюдаются эмоциональные проблемы), он не преминет воспользоваться ими

вкачестве доказательства того, что доктор страдает от личностных проблем и настолько поглощен своими неприятностями, что не может быть хорошим психиатром. Презрительные высказывания могут касаться его внешности (особенно если имеется какая-либо отличительная черта), расы или национальности («еврей», «черномазый» и т.п.), проявления вкуса в одежде, профессии («мозгоправ»), образования или опыта. Если один из больных терапевта совершил самоубийство, этот факт не останется незамеченным и даст пациенту дополнительный повод для обесценивающих садистических замечаний.

Провокации могут принимать форму прямых действий, иногда включающих физическое нападение на врача или порчу его личного имущества. Нам известен случай, когда пациентка, аргументируя свое поведение тем, что «имеет право знать», взломала дверь в квартиру психотерапевта и перерыла все его бумаги и личные письма в поисках записей о ее лечении. Провоцирующие действия могут выражаться в многочисленных телефонных звонках

взаведомо неудобное время. Например, нам известны два случая, когда пациентки звонили своим врачам с сообщением о суицидальной угрозе, точно рассчитав время, когда те садились за рождественский обед. Кроме того, пациенты могут звонить «анонимно» или, бдительно следя за действиями терапевта, поджидать его вблизи дома или офиса. Бывало, что они сообщали свои суицидальные угрозы его детям. Естественно, что подобное поведение требует установления определенных границ, но и их пациент трактует как проявление врачом ненависти.

Для подтверждения своих проекций суициденты могут прибегать к косвенным способам провокации ненависти в контрпереносе. Эти косвенные провокации, которые часто могут быть обусловлены и другими причинами, постепенно истощают терпение психотерапевта. Примером может служить упорное молчание пациента, час за часом сидящего в безмолвии, с едва заметной высокомерной улыбкой на лице. Сродни этому поведение пациента, который сводит терапевтическую сессию к подробному механическому описанию материала, не замечая своих бессознательных усилий надоесть терапевту