чтобы никому не предстояло столь жестокой необходимости сперва воровать, а потом погибать... По моему мнению, совершенно несправедливо отнимать жизнь у человека за отнятие денег. Я считаю, что человеческую жизнь по ее ценности нельзя уравновесить всеми благами мира. А если мне говорят, что это наказание есть возмездие не за деньги, а за попрание справедливости, за нарушение законов, то почему тогда не назвать с полным основанием это высшее право высшей несправедливостью?»* Т. Мор рассчитывал на предупреждение преступлений в результате радикального переустройства общества.

* Мор Т. Утопия. М.-Л., 1947. С. 52-63.

В «Городе Солнца» (1623) Т. Кампанеллы нет частной собственности, все равны, все имеют возможность самореализации. «Поэтому, так как нельзя среди них (жителей Города Солнца. – Я. Г.) встретить ни разбоя, ни коварных убийств, ни насилий, ни кровосмешения, ни блуда, ни прочих преступлений, в которых обвиняем друг друга мы, – они преследуют у себя неблагодарность, злобу, отказ в должном уважении друг к другу, леность, уныние, гневливость, шутовство, ложь, которая для них ненавистнее чумы. И виновные лишаются в наказание либо общей трапезы, либо общения с женщинами, либо других почетных преимуществ на такой срок, какой судья найдет нужным для искупления проступка»*. Итак, в «переводе» на современный язык: определенные социальноэкономические условия позволяют избавиться от деяний, ныне признаваемых преступными, но тогда общество конструирует новый набор проступков, подлежащих наказанию; при этом меры «наказания» достаточно либеральны и не связаны ни с отнятием жизни, ни с лишением свободы. Впрочем, утопия она и есть утопия...

* Кампанелла. Город Солнца. М.-Л., 1947. С. 40.

Мы находим у Т. Кампанеллы и позитивные санкции за позитивные девиации: «Памятники в честь кого-нибудь ставятся лишь после его смерти. Однако еще при жизни заносятся в книгу героев все те, кто изобрел или открыл что-нибудь полезное или же оказал крупную услугу государству либо в мирном, либо в военном деле»*.

* Там же. С. 97.

И по мнению Б. Спинозы зло, преступление не являются чем-то естественным по своей природе, а суть социальный конструкт. «Все вещи необходимы и в природе нет ни добра ни зла... В естественном состоянии нет ничего, что было бы добром или злом по общему признанию... В естественном состоянии нельзя представить себе преступления; оно возможно только в состоянии гражданском, где по общему согласию определяется, что хорошо и что дурно, и где каждый должен повиноваться государству. Таким образом, преступление есть не что иное, как неповиновение, наказываемое вследствие этого только по праву государственному; наоборот, повиновение ставится гражданину в заслугу... В естественном состоянии нет ничего, что можно было бы назвать справедливым или несправедливый»*.

* Спиноза Б. Избранные произведения. М., 1957. Т. 1. С. 119, 554.

Представим дальнейшие этапы развития девиантологии в виде схемы.

§ 2. Классическая школа уголовного права и криминологии

26

Хотя зарождение социологии девиантности связывают с именем Э. Дюркгейма, однако некоторые идеи криминологии, возникшей раньше, имеют непосредственное отношение к осмыслению девиантности. Поэтому кратко рассмотрим предшественников криминологии – классическую школу уголовного права (XVIII в.)*. Ее идеи основывались на религиозном понимании свободы воли и греховности человека. Если благодаря свободе воли индивид выбирал путь греха, совершал преступление, он подлежал каре за содеянное. Чем тяжелее был грех, тем более жестоким должно было быть воздаяние. В рамках классической школы вызревали представления о преступности, преступлении, их причинах и мерах социального контроля.

* С этого начинают нередко и западные историки девиантологии: Bryant С. (Ed.). Vol. 1. Ibid. P. 43-45; Lamnek S. Theorien abweichenden Verhaltens. Vierte Auflage. Munchen: W. Fink Verlag, 1990; McCaghy Ch., Capron Т., Jamieson J. Ibid. P. 7-9.

Но взгляды крупнейших представителей классической школы криминологии (Ч. Беккариа, И. Бентама) существенно отличались от современных им уголовно-правовых воззрений.

Наибольшую известность приобрел труд Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях» (1764). Написанный совсем молодым ученым, он стал своего рода «бестселлером», переведенным с французского языка на десятки других языков. Принимая возмездный характер уголовной юстиции, пропорциональность воздаяния, Ч. Беккариа прежде всего ограничил понятие преступления. Преступлением может считаться только такое деяние, которое причиняет реальный вред, прямо и ясно указано в законе, а сам закон обязателен для граждан и правителей. Эти требования были направлены против осуждения по аналогии, против неравенства перед законом.

Причины преступлений Ч. Беккариа видит во всеобщей борьбе человеческих страстей и прежде всего

– в наслаждении и страдании*. При этом борьба человеческих страстей служит источником не только преступлений, но и полезных деяний («позитивных девиаций»!). Наряду с психологическими основаниями преступлений, ученый не обошел вниманием и социально-экономические факторы. Так, в кражах он усматривал преступления нищеты и отчаяния.

* Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 222.

Особенно важны взгляды Ч. Беккариа по проблеме наказания, целью которого он считает удержание людей от совершения преступлений, а не месть. Ученый выступал против жестокости наказания. Жестокие наказания не только не выполняют функции предупреждения преступлений, но напротив: «В те времена и в тех странах, где были наиболее жестокие наказания, совершались и наиболее кровавые и бесчеловечные действия, ибо тот же самый дух зверства, который водил рукой законодателя, управлял рукой и отцеубийцы и разбойника»*. Неудивительно, что Ч. Беккариа, вопреки распространенным в то время (да, к сожалению, нередко и в наши дни) взглядам, выступал против смертной казни: «Смертная казнь не может быть полезна, потому что она подает пример жестокости... Мне кажется нелепым, что законы,... которые запрещают и карают убийство, сами совершают его и для отвращения граждан от убийства сами предписывают совершение его».

* Там же. С. 310.

Ч. Беккариа впервые сформулировал принцип неотвратимости наказания: «Одно из самых действенных средств, сдерживающих преступления, заключается не в жестокости наказаний, а в их неизбежности»*. Наконец, Ч. Беккариа, вслед за Ш. Монтескье, провозгласил приоритет предупреждения преступлений перед наказанием за них. При этом он понимал, что возможности государства по противодействию преступности ограничены, ибо «невозможно предупредить все зло».

* Там же. С. 308-309.

И. Бентам в известной степени разделял взгляды Ч. Беккариа. Кроме того, он еще в 1778 г. обратил внимание на статистические закономерности и устойчивость преступности. А его мысль о том, что человек стремится получить максимальное удовольствие и испытать минимальные страдания надолго завладела умами специалистов в области уголовного права.

В целом, зародившись в недрах классической школы уголовного права, классическая криминология сделала первые важные шаги в становлении криминологии как науки. Вместе с тем, прогрессивные для своего времени взгляды Ч. Беккариа и И. Бентама носили все еще умозрительный характер. Преодолеть этот недостаток стало возможным на основе позитивистских воззрений следующего – XIX столетия.

27