3.4. Дидактика криминалистики и проблемы проверки показаний на месте

Дидактика ( греч. - didaktikos поучительный) понимается как часть педагогики, разрабатывающая теорию образования и обучения (цели, содержание, закономерности и принципы обучения), а также воспитания в процессе обучения.¹³⁹ На современном этапе при изложении проблем дидактики криминалистики можно выделить следующее:

Во-первых, накоплен громадный теоретический, учебный и фактический (прикладной) объем криминалистических знаний, технико-тактико-методических положений. Значительную часть его, необходимую и особо важную для практики расследования, занимают знания и положения из других наук, заимствованные напрямую или переработанные. Понятно, что вся эта обширная, накопленная и отраженная в различного рода публикациях криминалистическая информация весьма затруднительна для удержания в памяти, а потому может и не поддаваться необходимому осмыслению.

Во-вторых, при этом следует отметить превалирование теоретического материала и теоретических представлений, которые могут быть различного качества, и к тому же не всегда достаточно ясно и понятно изложены для практики расследования.

В-третьих, что связано с предыдущими тезисами, теоретического характера рассуждения не всегда соответствуют реальным следственным ситуациям и тем задачам, которые возникают на практике. Причем теоретическое сопровождение и пояснения могут быть настолько обширными, что за их завесой теряются конкретные тактико-методического характера положения. Авторам публикаций на современном этапе нередко явно недостает реального видения и непосредственно личного знания проблем практики расследования, что может быть получено лишь при непосредственном следственном опыте. Стоит напомнить, что основоположник криминалистики Ганс Гросс, и наши известные криминалисты - И.Н. Якимов, С.М. Потапов, А.Н. Васильев, Р.С. Белкин, А.И. Винберг, Л.М. Карнеева, А.Р. Ратинов, В.А. Образцов, И.М. Лузгин и многие другие в своих публикациях излагали соответствующие криминалистические положения сквозь призму собственной реальной достаточно длительной следственной практики, что и обеспечивало высокое качество и практическую значимость их научных публикаций. Криминалистика при всех существующих теоретических изысках обязательно должна опираться на знание и обобщение конкретной, а не надуманной практики расследования.

Излишнюю теоретичность криминалистических научных исследований, «отрыв многих научных работ и диссертаций от современной практики расследования преступлений особенно в изменившихся социальных, политических и экономических условиях развития общества» отмечал и профессор С.И. Цветков. Как справедливо писал он: «Обучение курсантов и студентов по курсу криминалистики страдает оторванностью от практики, от реальных жизненных ситуаций, от конкретных уголовных дел», что и приводит, по его мнению, к возникновению следственных ошибок.¹⁴⁰

Довольно серьёзная и даже, можно сказать, парадоксальная ситуация сложилась вокруг процессуальных и криминалистических публикаций о проверке показаний на месте. Проверка показаний на месте появилась в УПК РФ после нескольких десятилетий напряженных дискуссий между криминалистами и специалистами в области уголовного процесса. Особенность этого следственного действия и в некоторых специфических разработанных криминалистической наукой и апробированных на практике тактических приемах и правилах его проведения. Их несоблюдение и не следование им на практике чревато созданием негативного отношения к этому следственному действию. Достаточно напомнить, что на Украине, где оно было введено гораздо раньше, в принятом в 2012 году УПК проверка показаний на месте как самостоятельное следственное действие была исключена. Вслед за этим и в нашей процессуальной литературе, а также в защищаемых диссертационных исследованиях стали высказываться мнения о целесообразности изъятия этого следственного действия из УПК РФ¹⁴¹.

Парадоксальность ситуации заключается и в том, что наиболее эффективные и целесообразные, уже давно разработанные тактические положения проверки показаний на месте не доходят до следственной практики по причине их отсутствия в ведущих, в том числе и опубликованных в самое последнее время учебниках и учебно-практических пособиях по криминалистике. Отсутствие этих положений объясняется видимо тем, что авторы учебных пособий, а также разделов, посвященных проверке показаний на месте, излагают тактику ее проведения только на основе известных лично им, без соответствующей самостоятельной разработки исходных разных литературных источников и учета реальной практики расследования. Ограниченность изложения объясняется и появившейся в последние годы тенденцией подготавливать и издавать учебники по криминалистике под именем одного или в лучшем случае двух авторов, которые явно не в состоянии охватить и учесть всю многообразную палитру криминалистических положений.

Парадоксальность ситуации с публикациями о проверке показаний на месте состоит ещё и в том, что в гражданском судебном процессе, состоявшемся в Лефортовском районном суде г. Москвы, о защите интеллектуальной собственности по иску Е.Е. Центрова к профессорам Л.Я. Драпкину и В.Н. Карагодину, представителем Ответчиков генерал-майором милиции (ныне полиции), профессором Т.В. Аверьяновой была представлена фиктивная, не соответствующая действительности рецензия на главу «Тактика проверки показаний на месте» в учебнике «Криминалистика» издательства «Юристъ» 1999 г. под редакцией профессора Яблокова Н.П., подписанная 9 профессорами: А.Ф. Волынским, В.П. Лавровым, Е.Р. Россинской, Н.П. Майлис, А.Р. Белкиным, М.В. Бобовкиным, Д.А. Степаненко, Т.Ф.. Моисеевой, Е.П. Ищенко. Рецензия написана «облыжно», без приведении конкретных доказательств. Профессора-подписанты не привели ни одного факта, ни одного примера, подтверждающего их суждение о том, что «как нам представляется, отдельные положения главы нуждаются в уточнении, поскольку существуют различные подходы к их решению со стороны отдельных ученых и они не могут быть приняты как общепринятые. Более того, изложенные автором в главе «Тактика проверки показаний на месте» тактические приемы проведения этого следственного действия и отдельные формулировки заимствованы зачастую дословно, а иногда в несколько видоизмененном виде из работ разных ученых, занимавшихся этой проблематикой».

На основе этого бездоказательного утверждения, не обоснованного какими-либо конкретными фактами и сравнениями, они тут же делают вывод: «Таким образом, можно с определенностью констатировать, что глава... не обладает оригинальностью основных своих положений, а высказанные автором в данной главе идеи не содержат ничего нового» (выделено мной — Е.Ц.).

Стоит обратить внимание на то, что здесь проявлена изумительная логика доказывания! Доказывания без каких-либо конкретных примеров, доводов и доказательств.¹⁴² Так, очевидно, подписанты учат подобной логике доказывания своих студентов в соответствии с очень популярным в последнее время тезисом о том, что нужно обязательно обращать внимание на развитие у студентов следственно-оперативного, поисково-познавательного, криминалистического мышления. ¹⁴³

В подписании этой лишенной какой-либо доказательственной основы рецензии сыграли возможно немалую роль заверенные нотариально письменные пояснения профессора Н.П. Яблокова в Лефортовский районный суд г. Москвы, в которых он написал следующее: «Данная глава написана Е.Е. Центровым в доступной форме, на высоком научно-методическом и литературном уровне. Однако ее содержание в силу сложившейся схемы его раскрытия в учебниках во многом схоже (выделено мной — Е.Ц.) с изложением сущности и тактики проведения этого этого следственного действия практически во всех других учебниках криминалистики. А таких учебников после 1999 года издано уже несколько десятков».

Что можно сказать по поводу этих пояснений-рецензии? По существу то, что в них написано, может пониматься двояко. Либо содержание сходства относится к тому, что было написано до 1999 года, либо автор рецензии пишет о сходстве по содержанию с учебниками после 1999 года. Если второе, то это соответствует содержанию учебников под авторством Л.Я. Драпкина и В.Н. Карагодина, переписавших без ссылок основные положения по тактике проверки показаний на месте из учебника криминалистики юридического факульте6та МГУ. Однако сам факт именно такой уклончивой рецензии, не утверждающей ни того и ни другого, свидетельствует о том, что профессор Н.П. Яблоков фактически из сугубо личных побуждений и явной профессиональной некомпетентности уступил приоритет - преимущество учебника юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова в пользу учебников, подготовленных на основе заимствованных (термин ГК РФ — Е.Ц.) у профессора Е.Е. Центрова тактических положений Л. Я. Драпкиным и В.Н. Карагодиным. Кроме того, получилось, что в этом плане Н.П. Яблоков как бы приравнял содержание всех изданных до 1999 года и после учебников к тому, что содержалось в учебнике изданий 1999-2004 г.г. юридического факультета МГУ. Профессиональная некомпетентность профессора Н.П. Яблокова выразилась и в том, что вследствие недостаточного знания информации о проверке показаний на месте, содержащейся в разных учебных пособиях, отсутствия личного следственного опыта, он не сумел увидеть преимуществ в изложении тактики проверки показаний на месте в учебнике юридического факультета МГУ по сравнению с изданиями других авторов. И еще при этом он заимствовал при публикации учебника под своим именем довольно специфическую фразу из главы Центрова о том, что «при фото видеосъемке нельзя снимать навстречу движению». Эта фраза как и другие, относящиеся к фото видеофиксации как раз и отсутствует, как об этом изложено выше, в подавляющем большинстве иных учебников как до 1999 года, так и после. Об оригинальности этого словосочетания свидетельствует его непосредственное, без ссылки на автора заимствование самим профессором Н.П. Яблоковым в учебнике Криминалистика — Н.П. Яблоков. Криминалистика: учебник для бакалавров. М.: Юрайт, изд. 2011 и 2015 г.г. Там на стр.197 (изд. 2011 г.) записано: «При этом не должно быть съемки навстречу движению группы, в которой находится проверяемое лицо, съемка должна вестись сбоку, с разных сторон и точек, в разных ракурсах». Фраза у Яблокова: «сбоку, с разных сторон и точек, в разных ракурсах», также как и фраза «навстречу движению группы» свидетельствует о компилятивном её заимствовании из работ Е.Е. Центрова¹⁴⁴. Подчеркнутым выделена идентичность написанному в главе Е.Е. Центрова.

Но самое занятное при этом в том, что в предыдущем издании индивидуально подготовленного Н.П. Яблоковым учебника 2008 года рассмотренное выше правило о порядке фото- видеофиксации отсутствует. И это произошло из-за того, что раньше Н.П.. Яблоков использовал и ссылался на работы: Руководство для следователей М.: 1997 г. - С.357; Тактика следственных действий, - Саратов, 2000, в которых данное правило о процедуре и особенностях фото и видеофиксации не излагается, поэтому Н.П. Яблоков и не мог о нем ничего написать. Подобный пассаж свидетельствует о недостаточном личном знании автором проблем проверки показаний на месте. О чем это свидетельствует? Если автор один раз, написав, упустил особо важное тактическое положение, а затем впоследствии восполнил написанное за счет другой работы, на которую к тому же не сослался, значит он сам недостаточно компетентен в излагаемой проблеме. Как можно в связи с этим судить об этой работе, знаниями из которой воспользовался при написании своей публикации, и затем выступать в судебном процессе в качестве своеобразного арбитра-эксперта, знатока проблемы?

Чтобы была понятна суть фиктивности рецензии профессоров-подписантов, следует отметить, что она основана на ложных утверждениях, поскольку у подписавших ее профессоров-криминалистов в их личных публикациях и учебниках, а также в учебниках, пособиях, в том числе предназначенных для практических работников, изданных под их редакцией, как об этом уже изложено в основном выше, не содержатся те, сформулированные Е.Е. Центровым оригинальные тактические положения, которые заимствованы Л.Я. Драпкиным и В.Н. Карагодиным.¹⁴⁵

Вкратце можно повторить, чего у подписантов-рецензентов нет и не может быть: 1) заимствованного Ответчиками из учебника криминалистики юридического факультета МГУ исходного понятия проверки показаний на месте; 2) шести типовых ситуаций ее проведения; 3) специфических, особо важных для соблюдения и использования в практической деятельности правил фото-видеофиксации;¹⁴⁶ 4) тактических особенностей проверки показаний на месте при показе лицом, показания которого проверяются, неизвестного следствию места расследуемого события, напомню, такой фразы нет ни у кого — только в учебнике МГУ и у Ответчиков; 5) фразы «установление с ним психологичес­кого контакта и создание атмосферы делового сотрудничества»; 6) хорошо, если только хотя бы отмечается, что проверка показаний на месте позволяет проверить версию об оговоре и самооговоре, но есть и такие публикации, в которых подобная задача даже не упоминается!¹⁴⁷ 7) не пишется об «актуализа­ции», т.е. пробуждении скрытых ассоциативных связей, латентного слоя ранее воспринятого материала; 8) не содержится предостережения следователю о недопустимости использовать процедуру проверки показаний на месте для ознакомления признавшегося в преступлении лица с обстановкой места происшествия с целью закрепления полученного признания;¹⁴⁸ 9) не упоминаются и фразы, которые пропущены в акте экспертного заключения.

С позиций авторского права вопрос о сходстве не корректен, поскольку закон (статьи 1225-1260 и другие статьи раздела V11 ГК РФ) рассматривает и защищает не факт сходства тех или иных незаконно заимствованных идей, концепций, принципов, методов, процессов, систем, способов, решений технических, организационных или иных задач, открытий, фактов и т. д., изложенных в том или ином произведении, а конкретные незаконно заимствованные авторские формулировки, формы, в которые облачены эти идеи, способы, методы...» (ст.1259-1260 ГК РФ). В позиции 21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2006 г. № 15 «О вопросах, возникающих у судов при рассмотрении гражданских дел, связанных с применением законодательства об авторском праве и смежных правах», записано: «К объектам авторского права могут относиться названия произведений, фразы, словосочетания и иные части произведения, которые могут использоваться самостоятельно, являются творческими и оригинальными». Иными словами, если ты переписал авторскую формулировку того или иного изложенного положения и при этом не сделал соответствующую ссылку на использованное тобой произведение и его автора, то это и будет рассматриваться, как нарушение авторского права (ст. 1274 ГПК РФ, в ст. 146 УК РФ такие нарушения обозначены термином «плагиат»). Но оплошность рецензентов, профессоров-подписантов не только в том, что эту особенность авторского права они не учли. Оплошность обусловлена еще и тем, что их основную часть составляют специалисты-эксперты, первоначальное образование которых опирается не на изучение юриспруденции и в частности криминалистики, а на конкретные представляемые ими дисциплины как правило научно-технического профиля. Вполне естественно, что они никогда не сталкивались с конкретной практикой расследования и соответствующего следственного опыта не имеют. И конечно с реальной криминалистической тактикой знакомы только по известным им литературным источникам. Суть спора о присвоении интеллектуальной собственности заключалась в том, что ответчики без соответствующих ссылок заимствовали (термин ГК РФ) в конкретных специфических авторских формулировках положения главы о тактике проверки показаний на месте из учебника криминалистики, подготовленного на юридическом факультете МГУ, и не сделали соответствующую ссылку. Проверка показаний на месте — это одно из последних следственных действий, предусмотренных в УПК РФ. Содержание написанного в этом учебнике заключалось в изложении тех специфических тактических положений проверки показаний на месте, которые необходимо соблюдать, чтобы обеспечить доказательственное значение полученных при ее проведении результатов. Проверка показаний на месте является важнейшим инструментом расследования, позволяющим на практике проверить правдивость сообщенных сведений, выявить ложность показаний, оговор и самооговор со стороны лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства. В СМИ довольно часто описывается, как совершившее преступление лицо показывает место, где все происходило. Такой показ проводится в рамках проверки показаний на месте.

Здесь следует заметить, что в любом учебном тексте могут содержаться сходные и даже некоторые однотипно сформулированные положения. Но не они определяют оригинальность текста. Выделение типовых формулировок ничего не доказывает при заимствовании (плагиате) основных, существенных оригинально сформулированных положений.

В связи с этой рецензией суду было сообщено с приведением конкретных фактических данных о том, что у самих рецензентов в опубликованных ими работах и в тех учебниках и пособиях, в которых они значатся ответственными редакторами или одними из редакторов, как раз и отсутствуют тактические положения, которые незаконно заимствованны ответчиками. Рецензия профессоров-подписантов доказывает прямо противоположное тому, на что они рассчитывали. Раз у них отсутствуют незаконно заимствованные, захваченные ответчиками положения, то это свидетельствует не только о ложности, недостоверности рецензии, но и доказывает оригинальность изложенных в учебнике МГУ фактических формулировок, в которых сформулированы тактические положения о проверке показаний на месте. В представленных суду данных показано, что эти положения отсутствуют в 35 работах последних лет, в том числе в научно-практическом пособии «Криминалистика для следователей и дознавателей» (М.: Юридическая фирма «КОНТРАКТ»:ИНФРА-М, 2014), одним из авторов которого является профессор-подписант Ищенко Е.П.).¹⁴⁹ Отсутствуют они даже в учебниках криминалистики для Следственного комитета, предназначенных к использованию практическими следственными работниками.

И еще одно дополнение. В отличие от рецензентов-подписантов, в ряду которых примерно на 70 % специалисты в области экспертной деятельности,¹⁵⁰ к тому же не имевшие исходного первоначального специального юридического, криминалистического образования, опыта следственной работы, и, естественно, никогда не проводившие проверки показаний на месте, а потому знающие о ней только по описаниям, у автора данной монографии имеется серия публикаций вне учебной литературы, посвященная самым злободневным вопросам тактики проверки показаний на месте. И пока еще я остаюсь единственным криминалистом, отстаивающим это следственное действие при появившихся в последнее время предложениях об устранении его из УПК РФ по примеру украинского законодателя, исключившего в 2012 году проверку показаний на месте из УПК Украины.¹⁵¹

Подводя итоги изложенному, замечу, что в настоящей работе рассмотрены далеко не все позиции, которые по сравнению с содержанием публикаций у профессора Е.Е. Центрова отсутствуют у рецензентов-подписантов. Соответствующих изъянов можно насчитать от 5 до 9 почти по каждой из работ, вышедших из под их пера либо под их редакторским контролем. В подстрочнике в сносках настоящего раздела подчеркиванием обозначены авторы учебников и учебно-практических и методических пособий, подписавших рецензию или имеющих к её появлению либо подписанию непосредственное отношение. Можно дать совет: «не стоит впредь подписывать подобные «письма-счастья»! Мотивация этой ложной, фиктивной рецензии понятна. Надо было любой ценой выручить запутавшихся в сетях гражданского процесса коллег по совместным публикациям. И что же получилось? Действительно в данном процессе рецензия сыграла предназначенную ей роль. Однако, стараясь выгородить своих коллег от заслуженной ими гражданской ответственности с помощью ложной, по сути клеветнической рецензии, подписанты-рецензенты перевели острие правовой ответственности на себя¹⁵².

Кроме обозначенной мотивации нетрудно увидеть и стремление закрепить в дидактической практике при подготовке своих очередных учебников и учебно-практического характера пособий возможность беззастенчивого использования, без соответствующих ссылок, чужих произведений.

Чтобы проиллюстрировать подобную практику, приведу в качестве еще одного примера следующее сравнение:

Текст из работ Е.Е. Центрова 1988 и 1999, 2005 г. г. издания

Текст из учебника Криминалистика 2010 года издания.153

«Возникающие под воздействием преступления страх, боль, физические страдания, желание освободиться от преступного посягательства или скорее его прекратить, возбуждение и напряжение, обусловленные борьбой, а в случаях совершения полового преступления, кроме того, еще и личностные, интимные переживания, создавая сплав различных, взаимосвязанных между собой эмоций и чувств, образуют сложное, своеобразное состояние потерпевших».

«Нельзя не учитывать, что возникающие в момент преступного посягательства страх, боль, физические страдания, возбуждение и напряжение, вызванные борьбой, а также личностными, интимными переживаниями в случаях совершения половых посягательств, формируют сложное психическое состояние...»

Внесенные в исходный текст Е.Е. Центрова некоторые изменения свидетельствуют о стремлении завуалировать факт незаконного заимствования.

Данное описание психического состояния потерпевших сформулировано на основе специального диссертационного исследования, как своеобразный его итог, в котором рассмотрены особенности психического воздействия на потерпевших различных факторов как в процессе преступного посягательства, так и после него в процессе расследования. При этом изложены гораздо раньше, чем в специальной криминалистической литературе, особенности деятельности следователя по преодолению негативных воздействий на потерпевших заинтересованными лицами.¹⁵⁴

И всё же возникает еще один вопрос. А почему представители экспертного сообщества, включая самого высокого ранга лиц, имеющих или имевших отношение к руководству государственными экспертными службами - МВД РФ, Министерства Юстиции, Института судебных экспертиз МГЮА им. О.Е. Кутафина, ввязались в этот судебный процесс, не боясь быть замаранными вполне возможными упрёками в нечистоплотности своих помыслов? Ведь суд вынес по существу неправосудное решение на основе двух подложных, фиктивных документов, представленных в суд генералом-майором полиции, профессором Т.В. Аверьяновой - 1) рассмотренной в настоящей публикации рецензии и 2) подложного экспертного заключения, которое даже не имеет всех необходимых для этого атрибутов: оно проведено без соответствующего закону назначения судом и без предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, а потому в соответствии со ст. ст. 55 60, 80, 188 ГПК РФ относится к недопустимым доказательствам и не может быть положено в основу судебного решения. Ответ на этот вопрос нуждается в дополнительной и тоже обстоятельном пояснении, поскольку затрагивает сферу иных интересов.

3.5. Проект Федерального закона «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» и проблемы принятия судебного решения при проведении «исследований на договорной основе для физических и юридических лиц» .

В Государственной Думе подготовлен к рассмотрению во втором чтении закон «О судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». Его готовый вариант представлен в Государственно-правовое Управление Президента Российской Федерации. Проект закона развивает и опирается на самые важные положения пока еще действующего Федерального закона от 31 мая 2001 года «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». В отличие от предыдущего будущий закон посвящен регламентации не только государственной, но и других видов судебно-экспертной деятельности. В нем дано обстоятельное понимание существа и судебно-экспертной деятельности.

Само понятие «судебно-экспертная деятельность» далеко не сразу вошло в юридический лексикон. Так, в номенклатуре специальностей ВАК,а до середины 90-х годов прошлого века обозначались исследования в области уголовного процесса, криминалистики и оперативно-розыскной деятельности. Отдельного упоминания об экспертизе не было, поскольку она рассматривалась как неотъемлемая часть криминалистики. Позднее «судебная экспертиза» была выделена как самостоятельная специальность. Однако в защищаемых диссертационных исследованиях в период с 2010 года до 2014 года в специальностях 12.00.09 судебная экспертиза вообще не упоминалась. В номенклатуре специальностей ВАК,а «судебно-экспертная деятельность» стала обозначаться лишь с 2014 года.

В проекте нового закона особо выделяются такие аспекты деятельности по организации и производству судебных экспертиз, которые убедительно показывают, что это действительно та область правовой деятельности, которая является специфической и должна обеспечиваться наилучшим образом. Судебно-экспертная деятельность — это не только вопросы, непосредственно связанные с назначением и производством судебной экспертизы. В судебно-экспертную деятельность Проектом закона включаются и такие существенные аспекты как финансовое, научно-методическое, информационное обеспечение, подбор кадров, дополнительное профессиональное образование, обеспечение научной обоснованности, контроля и надзора, установление соответствия компетентности в области судебной экспертизы (сертификация компетентности, стандартизация судебно-экспертной деятельности, Государственный реестр и фонд методических материалов, Государственный реестр судебно-экспертных организаций, экспертов, основания, порядок и условия выдачи лицензий на проведение судебно-экспертной деятельности и т. д.). Таким образом, судебно-экспертная деятельность — это деятельность, требующая для своего нормального и эффективного функционирования многообразного не только правового, но и полноценного организационно-финансового, научного, информационного, а также иного обеспечения.

Проект закона отражает и происшедшие за период с 2001 года изменения процессуально-правового характера. Так, ч. 1 ст. 144 УПК РФ на основании Федерального закона от 04.03. 2013 № 23-ФЗ разрешено при проверке сообщения о любом совершенном или готовящемся преступлении назначать судебную экспертизу до возбуждения уголовного дела. Статья 13 Проекта закона как раз и устанавливает основную задачу судебно-экспертной организации, которой «является оказание содействия органам или лицам, имеющим право назначать судебную экспертизу, в установлении обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу, а также при проверке сообщения о преступлении, посредством разрешения вопросов, требующих специальных знаний».¹⁵⁵

При всех своих важных достоинствах Проект закона содержит противоречивые и явно не до конца разработанные положения, которые дают основания для их использования в нарушающих закон целях.

И это прежде всего относится к порядку, условиям, правовому обеспечению назначения судебной экспертизы в арбитражном, гражданском, административном судопроизводстве, особенностям её производства в государственных и негосударственных экспертных организациях при проведении «исследований на договорной основе с физическими и юридическими лицами». Судить о новеллах гражданско-правового, арбитражного, административного судопроизводства с точки зрения реальной практики, очевидно, следует с учетом специфики связи этих институтов с уголовно-процессуальным законом. И эта связь обусловлена в первую очередь через преюдицию, в соответствии с которой обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором, либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без какой-либо дополнительной проверки (ст.61 ГПК РФ. ст. 69 АПК РФ, ст. 90 УПК РФ).¹⁵⁶

Применительно к уголовному судопроизводству этот вопрос казалось бы решен достаточно четко и однозначно. Частью второй ст. 195 УПК РФ установлено, что судебная экспертиза производится государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями. Это же подчеркнуто и в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам». Там записано: «Согласно положениям части 2 статьи 195 УПК РФ судебная экспертиза производится государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями». Как отмечается далее в пункте 5-ом этого постановления: «В тех случаях, когда в государственном судебно-экспертном учреждении, обслуживающем определенную территорию, невозможно производство судебной экспертизы в связи с отсутствием эксперта конкретной специальности или надлежащей материально-технической базы либо специальных условий для выполнения исследований, а также при наличии обстоятельств, указанных в статье 70 УПК РФ, т.е. когда все компетентные государственные судебно-экспертные учреждения на данной территории не могут выступить в этом качестве, ее производство может быть поручено государственным судебно-экспертным учреждениям, обслуживающим другие территории, негосударственному судебно-экспертному учреждению или лицу, не работающему в судебно-экспертном учреждении, в том числе сотруднику научно-исследовательского учреждения, вуза, иной организации, обладающему специальными знаниями и имеющему в распоряжении необходимое экспертное оборудование». Достаточно аналогично решается этот вопрос и в частях 7 и 8 ст.12 Проекта закона.

К сожалению, противоречие и определенная, необъясненная в законе несогласованность содержится в ч. 2 ст. 199 УПК, в которой записано, что «...руководитель экспертного учреждения, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения (выделено мной — Е.Е.Ц), разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 настоящего кодекса». Таким образом, именно потому, что это в уголовно-процессуальном законе не разъяснено, получается что тот и другой руководители обладают разными полномочиями и ответственностью. Один из них, а именно руководитель государственного судебно-экспертного учреждения вовсе не обязан предупреждать эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. И хотя в части 5-й ст. 57 записано, что «за дачу заведомо ложного заключения эксперт несет ответственность в соответствии со ст. 307 УК РФ», однако привлечение его к уголовной ответственности может быть произведено лишь в случае официального предупреждения об этом. В статье 25 действующего закона и в пункте 5 части 2 ст. 31 Проекта закона записано, что в заключении эксперта или комиссии экспертов должны быть отражены сведения о предупреждении эксперта в соответствии с законодательством Российской Федерации об ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Однако обязанность сделать такое предупреждение руководителем государственной судебно-экспертной организации в УПК РФ, как это выше отмечено, не предусмотрена.¹⁵⁷

И если встать на позицию следователя, дознавателя и иного лица, опирающегося на закон, то нетрудно увидеть, что здесь неизбежно возникает недоумение и вопрос, а кто же, если не руководитель государственного экспертного учреждения (организации) должен предупреждать эксперта о его правах и обязанностях? Сам ли следователь путем вызова эксперта к себе или же он может поручить это кому-нибудь другому, например, тому же руководителю государственного экспертного учреждения? А может быть вообще в этом случае не нужно такое предупреждение?

К сожалению, объяснить смысл данного противоречия можно лишь с учетом содержания ст. 14 действующего закона и пункта 2 части 1 ст. 21 Проекта закона под названием «Обязанности руководителя судебно-экспертной организации», где записано, что руководитель судебно-экспертной организации обязан: «по получении постановления или определения о назначении судебной экспертизы по поручению (выделено мной — Е.Ц.) органа или лица, назначившего судебную экспертизу, разъяснить эксперту или комиссии экспертов их права и обязанности, предупредить эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения». Понимание смыслового содержания данного положения приводит к выводу о том, что руководитель государственной экспертной организации, а после принятия нового закона уже и руководитель негосударственной экспертной организации, обязаны сделать соответствующее предупреждение лишь тогда, когда такое поручение содержится в соответствующем постановлении или определении лица или лиц, имеющих право назначать такую экспертизу. Именно этим обстоятельством очевидно и можно объяснить содержащееся в ч. 2 ст. 199 УПК РФ отмеченное выше не вполне ясное положение о том, что «руководитель экспертного учреждения, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения, разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 настоящего кодекса».

И опять же спрашивается, а если следователь в своем постановлении упустил такое поручение? Не должен же он для разрешения этого вопроса обращаться к соответствующей норме закона о судебно-экспертной деятельности. Этот закон специальный и у него другая процессуальная роль. Так кто же тогда предупреждает эксперта государственной судебно-экспертной организации об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения? Может быть он сам самостоятельно должен дать такую подписку в связи с проводимой экспертизой и в самом начале своего экспертного заключения записать, что он действует в рамках закона и понимает свою ответственность и последствия, связанные с дачей заведомо ложного заключения. Но такое суждение основано лишь на трактовке смысла соответствующих статей, тогда как данный вопрос должен быть решен в законе ясно и определенно.

К тому же здесь есть еще одна деталь (тонкость). В правах и обязанностях эксперта (ст. 16 — 17 Закона от 2001 г. и ст. 23-24 Проекта закона) не содержится положения о том, что он не вправе давать заведомо ложное заключение. Содержащееся в пункте 4-ом части четвертой ст.57 УПК РФ такое положение имеет локальный процессуальный характер и не охватывает всех процессуальных обстоятельств, которые должен регламентировать Проект закона. Тем более, что содержащаяся в ст. 57 УПК формулировка «Эксперт не вправе: ...давать заведомо ложное заключение» и другие статьи главы 27 УПК РФ «О производстве судебной экспертизы», не решают при производстве экспертизы в государственном судебно-экспертном учреждении вопроса, а как и кем такое предупреждение должно быть сделано. В связи с таким суждением может возникнуть возражение со ссылкой на часть вторую ст. 31 Проекта закона, в которой записано, что «В заключении судебного эксперта или комиссии судебных экспертов должны быть отражены... сведения о предупреждении судебного эксперта в соответствии с законодательством Российской Федерации об ответственности за дачу заведомо ложного заключения». Но и здесь не содержится четкого пояснения как и кем это должно быть сделано. Предваряя дальнейшие суждения по этому вопросу, следует отметить, что по существу такое сложившееся положение, установленное ст. 14 действующего закона и пункта 2 части 1 ст. 21 Проекта закона, объясняется стремлением составителей закона «О судебно-экспертной деятельности» вложить в его содержание возможность проведения исследований на платной договорной основе независимо от решений об этом соответствующих представителей правоохранительных структур. При проведении такого исследования вопрос о предупреждении эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения становится лишним, т. е. вовсе не обязательным для выполнения.

Проект Закона не повторяет содержания ст. 37 действующего закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» 2001 г., в которой записано: «Государственные судебно-экспертные учреждения вправе проводить на договорной основе экспертные исследования для граждан и юридических лиц, взимать плату за производство судебных экспертиз по гражданским и арбитражным делам, делам об административных правонарушениях». В ст. 1 Проекта закона в этой связи написано лишь очень кратко: «Судебно-экспертная деятельность включает организацию и производство судебных экспертиз при расследовании уголовных дел, при проверке сообщения о преступлении, по делам, рассматриваемым судами;...». В существующем законе и особенно в Проекте закона не излагаются особенности назначения и производства исследований на договорной основе с физическими и юридическими лицами по гражданским и арбитражным делам, делам об административных правонарушениях. Такая возможность неожиданно, без соответствующего или последующего разъяснения и без связи с другими положениями закона оказывается разрешенной и предусмотренной в части второй ст. 22 Проекта закона, в которой записано: «Руководитель судебно-экспертной организации вправе заключать договоры о проведении исследований, требующих использования специальных знаний, для юридических и физических лиц с учетом ограничений, установленных законодательством Российской Федерации». По сравнению с тем, что записано в ст. 37 Закона 2001 года, здесь явно просматривается довольно существенный отход в сторону. Если в нынешнем законе разрешено проводить на договорной основе экспертные (выделено мной — Е.Ц.) исследования для граждан и юридических лиц, то в Проекте закона речь идет уже не об экспертизе, а вообще об исследованиях, требующих использования специальных знаний.

А в чем заключается отличие исследований на договорной основе от экспертных? При ответе на этот вопрос надо вспомнить содержание ст. 14 действующего закона и пункта 2 части 1 ст. 21 Проекта закона, в которых записано, что руководитель экспертной организации разъясняет эксперту права и обязанности, предупреждает его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, лишь «по поручению органа или лица, назначившего судебную экспертизу». Естественно, при проведении «исследований на договорной основе» такого поручения нет или точнее может и не быть, а потому его проведение возможно без предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения.

Стоит обратиться и к тому, что записано в стилистическом отношении не очень четко в части 3 ст. 32 «Финансовое обеспечение деятельности судебно- экспертных организаций» Проекта закона: «Государственные судебно-экспертные организации на договорной основе оказывают услуги по:

1)проведению исследований для физических и юридических лиц, требующих (выделено мной - Е.Е.Ц) использования специальных знаний...».

С точки зрения стилистики в приведенном выше тексте ст. 32 Проекта закона фразу «требующих использования специальных знаний» можно понимать по крайней мере двояко. Во-первых, применительно к физическим и юридическим лицам, «требующих использования специальных знаний», и во-вторых, применительно к первой части этой фразы «проведению исследований..., требующих использования специальных знаний». В законе не должно быть подобных двусмысленных положений, поскольку их наличие позволяет толковать и соответственно действовать по разному в зависимости от тех или иных личных интересов. Подобная смысловая двоякость оправдывает известную поговорку: «Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло».

С позиции обеспечения ясности изложения в Законе должно быть отражено и не единожды положение (правило) о том, что судебная экспертиза (здесь следует писать не исследование, а экспертное исследование-судебная экспертиза) для физических и юридических лиц на договорной основе проводится на основе постановления или определения лица или органа, имеющего право назначения судебной экспертизы. Кроме того, должно насторожить и вызывает вопрос использование в ст. 32 Проекта закона словесного оборота «оказание услуг на договорной основе по проведению исследований для физических и юридических лиц, требующих использования специальных знаний». Если внимательно вчитаться в смысл этой фразы, то возникает вопрос, а почему здесь не использован термин ст. 4-6 Проекта закона «судебно-экспертное исследование» либо термин ст. 9-10 «судебная экспертиза»? Если буквально понимать смысл того, что содержится в ст. 32, как и до этого в ст.22 существующего закона, то получается. что «на договорной основе» может быть проведено не экспертное исследование, не судебная экспертиза, а лишь просто «исследование», в процессе которого необходимо использовать специальные знания.

С позиции обеспечения ясности изложения в Законе должно быть отражено и не единожды положение (правило) о том, что судебная экспертиза (здесь следует писать не исследование, а экспертное исследование) для физических и юридических лиц на договорной основе проводится на основе постановления или определения лица или органа, имеющего право назначения судебной экспертизы.

По смыслу положения, сформулированного в части 3 ст. 32 Проекта, даже, если понимать данное положение как возможность проведения полноценной судебной экспертизы (судебно-экспертного исследования) для физических и юридических лиц «на договорной основе», то и тогда оно будет противоречить исходным положениям Закона 2001 года (ст. 5) и Проекта закона (ст. 5). О каком соблюдении законности может идти речь, если вопреки ст.19 Закона 2001 года и ст. 26 Проекта закона основанием производства судебной экспертизы является не определение суда, постановление судьи, лица, производящего дознание, следователя или прокурора, а наличие всего лишь оплаченной «договорной основы»? И при этом, поскольку такое исследование на договорной основе проводится без какого-либо согласования и за пределами соответствующего решения лица или органа, имеющего право назначения судебной экспертизы, предупреждения уже не эксперта, а лица, производящего такое исследование, не требуется.

Отмеченных несоответствия позволяют сделать следующие выводы:

Во-первых, исследование «на договорной основе» вовсе не обязательно должно соответствовать всем канонам экспертного заключения (экспертного исследования, судебной экспертизы), ведь оно обозначено в законе только как «исследование».

Во-вторых, назначение такого исследования осуществляется «на договорной основе», а не на основе определения или постановления лица или органа, правомочного назначать судебную экспертизу.

В-третьих, поскольку предупреждение эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения может быть произведено руководителем государственной экспертной организации лишь по поручению соответствующего, обозначенного в законе лица или органа (ст. 14 действующего закона и пункта 2 части 1 ст. 21 Проекта закона), то применительно к «исследованию на договорной основе» выполнять его не обязательно.

Отмеченные выше несоответствия, отсутствие в законе четкого и достаточно определенного изложения оснований, порядка и правовых условий производства исследований на договорной основе, должной регламентации предупреждения производящего его лица, то есть уже не эксперта, об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, могли лишь привести и фактически привели к появлению в реальной практике гражданского и иного судопроизводства исследований и заключений без каких-либо ограничений их возможной подложности и законного обеспечения качества и объективности. Вспомним широко освещенную в СМИ экспертизу «о пьяном мальчике» по делу об автонаезде.

Характерный пример своеобразной конкуренции судебных экспертиз по гражданскому и уголовному делам приводится авторами статьи, опубликованной в Вестнике гражданского процесса в 2017 г. Они отмечают при этом следующее:¹⁵⁸

«При назначении экспертизы сторонам предоставляется право предложить экспертную организацию. В условиях состязательности каждая сторона не лишена возможности выйти на «своего» эксперта с целью получения выгодного ей заключения... Если кто-то из читателей будет «обелять» эти отношения невозможностью, недопустимостью, значит он далек от реальности и практики в этой сфере отношений. Так, по делу № 2-1333/15 в Кировском районном суде г. Санкт-Петербурга после получения определения от 2 октября 2015 г. о назначении экспертизы представитель ответчика, не выходя из зала судебного заседания, сфотографировал его на свой мобильный телефон и тут же кому-то позвонил с него со словами: «Лови, беги» Но интересное на этом не закончено.

Эксперт экспертной организации (АНО «Санкт-Петербургской независимой экспертизы и оценки») в заключении № 176/2015-2-1333/15 от 7 декабря 2015 г. сделал вывод о том, что подпись продавца З. на агентском договоре выполнена им. Хотя другие доказательства (прямые) по делу противоречили такому выводу, суд вынес решение от 21 декабря 2015 г, основываясь на указанном заключении эксперта.

Однако параллельно с гражданским делом следственным отделом ОМВД РФ по Пушкинскому району г. Санкт-Петербурга велось производство по указанному делу №210395 по одним и тем же лицам (сторонам) и фактам. Постановлением следователя Д. была назначена экспертиза того же вида (почерковедческая) по той же подписи, в том же агентском договоре. Перед экспертом был поставлен такой же вопрос, как и в определении районного суда от 2 октября 2015 г. по гражданскому делу. Эксперт государственной экспертной организации (в заключении почерковедческой экспертизы) №7/Э/5-16 от 13 января 2016 г. сделал вывод о том, что подпись на агентском договоре выполнена не им. Но интересное на этом не закончилось.

При проверке решения Кировского районного суда от 21 декабря 2015 г. по гражданскому делу в суде апелляционной инстанции последний в деле располагал указанными выше двумя заключениями экспертов (по гражданскому и по уголовному делу) с противоречивыми в них выводами по одному и тому же вопросу. Апелляционным определением Судебной коллегии по гражданским делам Санкт-Петербургского городского суда от 26 июля 2016 г. по делу № 33-12102/2016 оставлено в силе решение Кировского суда от 21 декабря 2015г. Определением судьи К.Н.И. Санкт-Петербургского городского суда по делу № 4Г-338/2017 от 6 февраля 2-17 г. отказано в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании кассационной инстанции¹⁵⁹

Приведенный пример показывает:

1)процессуальный закон позволяет сторонам знать, куда назначается судебная экспертиза;

2)не исключена возможность «выйти» сторонам по делу на экспертную организацию (эксперта) для решения вопроса о получении выгодного для себя заключения.

Здесь можно смоделировать. Если обе стороны будут искать выход, то получит выгоду та, которая «добежит» первой, или сделает более выгодное предложение, или связана более тесными и близкими отношениями, чем другая сторона».¹⁶⁰

«В этой части не можем, - добавляют авторы статьи, - обойти положение, существовавшее в ГПК РСФСР 1923 г., постатейные материалы к ст.2: «Всякого рода упрощенчество в применении процессуальных норм с целью ускорить работу суда на деле вызывает волокиту в последующей отмене в кассационном порядке или порядке надзора вследствие недостаточной обследовательности дела». См. Гражданский процессуальный кодекс РСФСР. М.: Госюриздат 1959. С. 200».¹⁶¹

В статье высказывается вполне обоснованное сомнение в возможности разрешения возникающей в подобных ситуациях конкуренции экспертиз на основе таких институтов как «конфликт интересов», антикоррупционное законодательство, «Закон о государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». Если вспомнить, а что имеется в виду под понятием «конфликт интересов», то прежде всего, при кратком изложении, это та или иная форма личной заинтересованности представителя судебной системы в принимаемом судебном решении, «при которой возникает или может возникнуть противоречие между личной заинтересованностью судьи и правами и законными интересами граждан, организаций, общества, муниципального образования, субъекта Российской Федерации или Российской Федерацией»¹⁶².

Авторы излагаемой статьи, описывая возникшую конкуренцию проведенных судебных экспертиз, не рассматривают образующуюся в результате этого особо значимую, зависимую связь судебного решения по гражданскому делу с тем уголовным делом, которое расследовалось по тем же основаниям, что и в гражданском судопроизводстве. Эта связь как раз и проявляется в феномене преюдиции по этим двум делам, обусловливая невозможность дальнейшего расследования уголовного дела пока остается не отмененным решение по гражданскому делу. Ведь по данному гражданскому делу оказалась пройденной даже апелляционная инстанция. Именно в таком нежелательном исходе и состоит кроме всего прочего основная опасность подобных конкурирующих экспертиз.

Нарушения подобного рода свойственны не только рядовым представителям экспертного сообщества, но и относящимся к его высшим (элитным) эшелонам.

О том, как будет или может фигурировать и оцениваться такое исследование в суде, достаточно проследить по следующему примеру из реальной судебной практики последних лет.

В ноябре 2015 года в Лефортовский районный суд города Москвы (судья Васильева Е.В.) в гражданском процессе по защите авторских прав представитель Ответчиков генерал-майор милиции (ныне полиции), в 2004-2012 г.г. - первый зам. начальника Экспертно-криминалистического центра при МВД России — Т.В. Аверьянова предъявила акт экспертного исследования № 4038/24-6 от 05.11.2015 г., составленный государственным судебным экспертом лаборатории судебно-психологической и лингвистической экспертизы Крюк Е.К. Акт был передан Т.В. Аверьяновой заместителем директора Российского Федерального Центра судебной экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации Г.Г. Бочаровым по результатам исследования, проведенного на основании договора, заключенного с ней 30.10.2015 г.

Стороной Истца суду устно и письменно были заявлены сомнения в объективности проведенного исследования с указанием некоторых признаков его субъективности и недостоверности. Внимание суда обращалось и на то, что экспертное исследование проведено экспертом, не предупрежденным об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. «В связи с чем, - отмечалось истцом, - он волен быть необъективным. При этих условиях он независимо от объективных фактов готов следовать тому, что нужно Ответчикам и Представителю Ответчика Т.В. Аверьяновой, которая являясь генералом-майором милиции и экс-руководителем обширного Экспертного учреждения МВД РФ, обладает влиянием, которое даже независимому государственному эксперту нельзя не учитывать».

Вполне очевидно, что Т.В. Аверьянова и Г.Г. Бочаров не могли не знать положений Закона «О государственной судебно-экспертной деятельности» о том, что судебный эксперт должен быть предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Это же предусмотрено и ч. 2 ст. 80 ГПК РФ. Ими было проигнорировано и положение ст.19 ныне действующего закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», устанавливающей, что «основанием производства судебной экспертизы в государственном судебно-экспертном учреждении являются определение суда, постановления судьи, лица, производящего дознание, следователя или прокурора». В части 3 ст. 188 ГПК РФ также записано, что специальные исследования назначаются на основании определения суда, то есть того, что в данном случае не имелось.

Получается, что эти два влиятельных лица судебно-экспертной деятельности воспользовались ст. 14 ныне действующего закона, чтобы обойти положения гражданско-процессуальных норм и представить суду акт экспертного заключения, соответствующего по своему фактическому содержанию, не объективным обстоятельствам (доказательствам), а лишь в пользу намерения добиться выгодного для них решения суда.

Частью второй ст. 55 ГПК РФ установлено: «Доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу решения суда». О том, что данное положение закона имеет прямое отношение к предъявленному Т.В. Аверьяновой акту экспертного заключения, очевидно, понимала и появившаяся одновременно с ней в суде прокурор А.В. Демидова, которая представилась как и.о. зам. прокурора Лефортовской районной прокуратуры г. Москвы. Фактически в суде она была на стороне Ответчиков. В своем выступлении по результатам рассмотрения дела А.В. Демидова обозначила этот акт как заключение специалиста, тем самым проявив свою непрофессиональность, поскольку в отличие от УПК РФ статьей 55 ГПК РФ заключение специалиста не предусмотрено в качестве доказательства. В ГПК РФ участие специалиста в гражданском процессе установлено только в качестве консультанта. В части 3 ст. 188 ГПК РФ содержится указание о том, что «Специалист дает суду консультацию в устной или письменной форме, исходя из профессиональных знаний, без проведения специальных исследований, назначаемых на основании определения суда» (выделено мной — Е.Ц.). Примерно также обозначена роль специалиста и в ст.58-1 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации. Да и в уголовном судопроизводстве, как отмечено в пункте 20 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной экспертизе по уголовным делам», «Специалист не проводит исследований вещественных доказательств и не формулирует выводы, а лишь высказывает суждение по вопросам, поставленным перед ним сторонами».¹⁶³

Здесь можно заметить, что данный представленный суду акт в сущности как раз и соответствует предусмотренному Проектом закона «исследованию на договорной основе». Он не может быть обозначен как акт экспертного исследования, хотя именно так и обозначен. Его нельзя относить к акту экспертного исследования, поскольку лицо, производившее такое исследование, не было предупреждено об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Это лицо должно рассматриваться как внепроцессуальная фигура, то есть не может считаться участником судебного процесса в качестве эксперта. Как верно отмечает профессор Т.Ф. Моисеева, такое лицо «не является экспертом в процессуальном смысле, и, следовательно, экспертное исследование проведено недопустимым лицом, заключение которого будет недопустимым доказательством»¹⁶⁴.

И это не единственный фиктивный документ, представленный Т.В. Аверьяновой в суд. С её подачи в суде еще фигурировала рецензия, подписанная 9 профессорами-криминалистами, подавляющее большинство из которых составили представители экспертного сообщества¹⁶⁵. В своей рецензии они бездоказательно, без приведения каких-либо конкретных примеров, утверждали, что в главе о тактике проверки показаний на месте в учебнике Криминалистика юридического факультета МГУ содержатся положения, сходные с имеющимися публикациями на эту тему, «отдельные формулировки заимствованы зачастую дословно, а иногда в несколько видоизмененном виде из работ разных ученых, занимавшихся этой проблематикой. Таким образом, можно с определенностью констатировать, что глава... не обладает оригинальностью основных своих положений, а высказанные автором в данной главе идеи ( выделено мной - Е.Ц.) не содержат ничего нового».

С позиций авторского права вопрос о сходстве не корректен, поскольку закон (статьи 1225-1260 и другие статьи раздела V11 ГК РФ) рассматривает и защищает не факт сходства тех или иных идей, концепций, принципов, методов, процессов, систем, способов, решений технических, организационных или иных задач, открытий, фактов и т. д., изложенных в том или ином произведении, а конкретные незаконно заимствованные авторские формулировки, в которые облачены эти идеи, способы, методы...» (ст.1259-1260 ГК РФ). В позиции 21 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 июня 2006 г. № 15 «О вопросах, возникающих у судов при рассмотрении гражданских дел, связанных с применением законодательства об авторском праве и смежных правах» записано: «К объектам авторского права могут относиться названия произведений, фразы, словосочетания и иные части произведения, которые могут использоваться самостоятельно, являются творческими и оригинальными». Иными словами, если переписана авторская формулировка того или иного изложенного положения и при этом не сделана соответствующая ссылка на использованное произведение и его автора, то это и будет рассматриваться, как нарушение авторского права (ст. 1274 ГК РФ). Ст. 146 УК РФ такие нарушения обозначены термином «плагиат».

Но оплошность рецензентов, профессоров-подписантов не только в том, что эту особенность авторского права они не учли. Оплошность обусловлена тем, что их основную часть составляют специалисты-эксперты, первоначальное образование которых опирается не на изучение юриспруденции и в частности криминалистики, а на конкретные представляемые ими дисциплины как правило научно-технического профиля.¹⁶⁶ Вполне естественно, что они никогда не сталкивались с конкретной практикой расследования и соответствующего следственного опыта не имеют. И конечно с реальной криминалистической тактикой знакомы только по известным им литературным источникам. Суть спора о присвоении интеллектуальной собственности заключалась в том, что ответчики без соответствующих ссылок заимствовали (термин ГК РФ) в конкретных специфических авторских формулировках положения главы о тактике проверки показаний на месте из учебника криминалистики, подготовленного на юридическом факультете МГУ, авторской статьи Истца на эту же тему и не сделали соответствующую ссылку. Проверка показаний на месте — это одно из последних следственных действий, предусмотренных в УПК РФ. Содержание написанного в этом учебнике заключалось в изложении тех специфических тактических положений проверки показаний на месте, которые необходимо соблюдать, чтобы обеспечить доказательственное значение полученных при ее проведении результатов. Проверка показаний на месте является важнейшим инструментом расследования, позволяющим на практике проверять правдивость сообщенных сведений, выявить ложность показаний, оговор и самооговор со стороны лиц, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства. В СМИ довольно часто описывается, как совершившее преступление лицо показывает место, где все происходило. Такой показ проводится в рамках проверки показаний на месте.

Здесь следует заметить, что в любом учебном тексте могут содержаться сходные и даже некоторые однотипно сформулированные положения. Но не они определяют оригинальность текста. Выделение типовых формулировок ничего не доказывает при заимствовании (плагиате) существенных оригинально сформулированных положений.

В связи с этой рецензией суду было сообщено с приведением конкретных фактических данных о том, что у самих рецензентов в опубликованных ими работах и в тех учебниках и пособиях, в которых они значатся ответственными редакторами или одними из редакторов, как раз и отсутствуют тактические положения, которые незаконно заимствованны ответчиками. Рецензия профессоров-подписантов доказывает прямо противоположное тому, на что они рассчитывали. Раз у них отсутствуют незаконно заимствованные, захваченные ответчиками положения, то это свидетельствует не только о ложности, недостоверности рецензии, но и доказывает оригинальность изложенных в учебнике МГУ фактических формулировок, в которых сформулированы тактические положения о проверке показаний на месте. В представленных суду данных показано, что эти положения отсутствуют в 35 работах последних лет, в том числе в научно-практическом пособии «Криминалистика для следователей и дознавателей» (М.: Юридическая фирма «КОНТРАКТ»:ИНФРА-М, 2014), одним из авторов которого является профессор-подписант Ищенко Е.П.).¹⁶⁷ Отсутствуют они даже в учебниках криминалистики для Следственного комитета, предназначенных к использованию практическими следственными работниками.

На этой же порочной методологической основе построен и представленный Т.В. Аверьяновой суду фальсифицированный акт экспертного исследования. Эксперт искала сходства положений, изложенных в учебнике МГУ, с другими ранее имевшими место публикациями, тогда как следовало оценить идентичность формулировок конкретных положений, фраз, словосочетаний, которые обозначены в исковом заявлении как заимствованные из учебника МГУ ответчиками (пункт 7 ст. 1259 ГК РФ). Из сравниваемых текстов эксперт выбрала всего лишь 14 отдельных сходных, совпадающих фраз, включающих в основном словосочетания «проверка показаний, показания проверяются и т.п.», и сделала вывод о совпадении только 6 % сравниваемых текстов.

При этом эксперт допустила подлог, включив в число сравниваемых фраз словосочетание «съемка с разных сторон и в разных ракурсах», которую не нашла да и не могла найти в других публикациях. Её как не старались, также не нашли и ответчики - профессора-криминалисты, хотя в их распоряжении было более полугода. И это естественно, поскольку данное словосочетание оригинально и содержится только в учебнике МГУ. В произведенный экспертом подсчет не вошли многие, даже выделенные ею самой идентичные формулировки многих фраз и словосочетаний. Например, переписанная ответчиками фраза, включающая сочетание двух специфических терминов — «психологический контакт и деловое сотрудничество». Сам по себе термин «деловое сотрудничество» настолько специфичен, что его больше нигде нет, ни в какой иной публикации о проверке показаний на месте. Он есть только в учебнике МГУ и у ответчиков. Также ранее нигде не использовалась фраза: «При съемке недопустимо снимать...навстречу движению». Эксперт ее выделила в сравниваемых текстах, но также, как и многие другие, пропустила при подсчете своих 6 % совпадений. Подлог эксперта заключался еще и в том, что она упустила оригинальность не только отдельных фраз, заимствованных ответчиками, но и оригинальность сформулированных положений при сочетании отдельных фраз. Например, особенно наглядно это можно увидеть в переписанной ответчиками основной части определения проверки показаний на месте.

Проверка показаний на месте — это самостоятельное следст­венное действие, направленное на выявление подлинной осведом­ленности ранее допрошенного лица о происшедшем событии, его материальной обстановке и отдельных обстоятельствах. Текст из работ Истца	Проверка показаний на месте — самостоятельное следственное действие, направленное на выяснение действительной осведомленности ранее допрошенного лица о происшедшем событии, отдель­ных обстоятельствах Текст из главы Ответчиков

Здесь ответчики в заимствованном тексте заменили два соединяющие фразы слова на слова синонимы. Проигнорировала эксперт и то обстоятельство, что ответчики переписали себе в том же порядке, в той же последовательности и в том же расположении (в самом начале главы), что и в учебнике МГУ, шесть типовых ситуаций проверки показаний на месте. Такая последовательность оригинальна сама по себе, ее невозможно кому-либо самостоятельно повторить. Кроме того, они заимствовали из главы учебника МГУ с некоторыми незначительными изменениями слов-соединений сформулированное новое тактическое положение об особенностях проведения проверки показаний на месте, когда субъект показывает новые, еще неизвестные следствию места преступлений. Суть этого положения и его предназначение ответчики, казалось бы специалисты высокого класса, профессора-криминалисты никак не могли объяснить на протяжении многомесячной судебной дискуссии. Вполне естественно, всех этих и других тактических положений нет и у рецензентов-подписантов.

Фактическая доказательственная значимость этой рецензии не соответствовала занятой прокурором А.В. Демидовой позиции в суде, поэтому она предпочла, с учетом пояснений и доводов истца, в своем заключении на нее не ссылаться и о ней даже не упомянула.

Стоит сказать и о нарушении судом процессуальных оснований допуска прокурора в процесс. Его участие в гражданском деле в соответствии с частью 1 ст. 45 ГПК РФ ограничено. В этой статье указано: «Заявление в защиту прав, свобод и законных интересов гражданина может быть подано прокурором только в случае, если гражданин по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не может сам обратиться в суд». Такого заявления от прокурора в данном гражданском деле нет. Со стороны Ответчиков выступало три представителя, поэтому они в особой прокурорской защите не нуждались.

Мощного закулисного воздействия, организованного Т.В. Аверьяновой, не выдержал и представитель Истца— адвокат В.А. Оршев Он, по существу, в ходе заключительного судебного заседания самоустранился от участия в процессе (не выступал, не задавал вопросов, не выполнил некоторых договоренностей по подготовке материалов, не участвовал в прениях сторон). Таким образом, под эгидой (покровительством) суда образовался своеобразный междоусобчик: прокурор, не владеющий в полной мере профессионально знаниями гражданского права и процесса, представители ответчиков, предъявившие суду подложные, не соответствующие действительности документы, и адвокат истца, не выполнивший своего предназначения. Судя по некоторым данным, всем этим лицам до начала итогового судебного заседания уже было известно о предстоящем решении суда.

Представление Т.В. Аверьяновой подложных, несоответствующих требованиям закона документов, её закулисные маневры фактически являются завуалированным незаконным воздействием на суд. А какое же решение принимает суд? Судья на основании фиктивного, несоответствующего процессуальным требованиям акта экспертного исследования и без какого-либо положенного по закону анализа аргументов и доказательств истца отказывает в удовлетворении иска. При этом суд подменил факт отсутствия предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения ссылкой на данные о его профессиональной компетенции.

В решении записано так: «Суд доверяет представленному представителем ответчика Драпкина Л.Я.— Аверьяновой Т.В. акту экспертного исследования № 4038/24-6 от 05.11.2015 года, составленным ФБУ Российской Федеральный Центр судебной экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации, поскольку данный акт составлен экспертом, имеющим соответствующее образование, стаж работы по специальности «Исследование продуктов речевой деятельности», кроме того, доказательств, опровергающих выводы указанного экспертного исследования суду в соответствии со ст 58 ГПК РФ не представлено».

Следует отметить, что, поскольку очень трудно было найти аргументы, оправдывающие неправосудность принятого решения, на составление этой мотивированной части своего решения, судом было затрачено почти четыре месяца (с 20 ноября 2015 г. до 16 марта 2016 г., то есть нарушен более чем в 20-кратном размере установленный ст. 199 ГПК РФ пятидневный срок). А протокол судебного заседания к моменту окончательного оформления решения суда так и не был составлен и не представлен для ознакомления. За такой большой период времени, тем более без наличия протокола судебного заседания, можно забыть или упустить важные с точки зрения доказывания обстоятельства, рассмотренные или заявленные в процессе.

То есть суд без каких-либо аргументов, не опровергнув пояснений Истца о подложности этого акта, написал в нарушение процессуального закона (ст.186 ГПК РФ) о своем полном к нему доверии. Не соответствует действительности и содержащееся в решении суда утверждение о том, что «доказательств, опровергающих выводы указанного экспертного исследования суду в соответствии со ст. 58 ГПК РФ не представлено». Спрашивается, а причем здесь ст. 58 ГПК РФ? Этой статьей предусматривается осмотр и исследование доказательств судом. Истец предъявил представленный стороной Ответчиков фиктивное экспертное исследование со своими пометками, заявил об этом суду, сообщил о своих претензиях к этому акту, указав не только устно, но и письменно на признаки его подложности. Не истец же должен организовывать и проводить осмотр, а суд, если считает это необходимым?!

В пику этому решению можно привести совсем недавний пример разрешения спора об авторстве в Таганском районном суде гор. Москвы. Таганский суд признал, что в «мемуарах популярного артиста... Александра Ширвиндта присутствует плагиат одного из стихотворений, посвященный супруге... На самом деле автором этого четверостишия является известный поэт Георгий Фрумкер»¹⁶⁸.

Георгий Фрумкер	Александр Ширвиндт
«Любимая, ну чем тебе помочь? Дай вытру пот.. Бедняжка, ты устала, Забудь плиту. Иди из кухни прочь. Иди, иди. Ведь ты не достирала!	.«Любимая, ну чем тебе помочь? Дай вытру пыль Бедняжка, ты устала. Оставь плиту. Иди из кухни прочь. Скорей иди. Ведь ты не достирала.

Для принятия решения Таганскому суду не понадобилось проведения экспертизы, поскольку сравниваемые тексты, несмотря на некоторые несовпадения, что, естественно, обусловлено попыткой завуалировать факт плагиата, идентичны и не только по форме, но и по последовательности, эмоциональному сопровождению изложения одного и того же содержания. А сколько подобных идентичных совпадений, видимых невооруженным глазом, не учитывая даже фиктивность, не соответствующей закону по форме экспертизы, не признано Лефортовским районным судом г. Москвы?

Приходится только сожалеть, что этот суд не оказался таким же мудрым, справедливым и объективным, как Таганский суд, который не поддался весьма весомому влиянию личности всенародно любимого артиста и разрешил возникший спор без проведения какой-либо экспертизы.

Вряд ли решение судьи Васильевой Е.В. может в соответствии с задачами, установленными ст. 2 ГПК РФ, «способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию положительного отношения к закону и суду». Это решение не соответствует и клятве, которую дают судьи при утверждении в должности: «осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть».

Напрашивается вопрос, а что из себя представляет суд, если его представитель, поклявшийся соблюдать закон, принимает решение грубо его нарушив?¹⁶⁹

Интересно и отношение суда к фиктивной, несоответствующей объективным данным рецензии профессоров, ее подписавших. Они допустили промашку, поскольку в их работах отсутствуют заимствованные ответчиками положения. Об этом истец настолько убедительно объяснил на суде, что даже прокурор А.В. Демидова, фактически участвовавшая в процессе на стороне ответчиков, не сочла возможным в своем заключении на нее ссылаться. А как суд оценил эту рецензию? Рецензенты оплошали, но суд не оплошал! В решении суда прямо не указано на эту рецензию как на доказательство, опровергающее доводы искового требования. Однако, указав на наличие этой рецензии, суд также, как поступил с фиктивным, не соответствующим закону экспертным заключением, подменил оценку её качества ссылкой на особые заслуги профессоров-подписантов, подчеркнув, что они являются заслуженными деятелями науки Российской Федерации. При этом в судебном решении повторена и та часть этой рецензии, где записано, что она «рассчитана на широкий круг читателей, студентов и преподавателей юридических учебных заведений, практических работников правоохранительных органов, и в тоже время не обладает оригинальностью основных своих положений, а высказанные автором в данной главе идеи (выделено мной — Е.Ц.) не содержат ничего нового».

Данный прецедент абсурдного неправосудного судебного решения как раз и показывает, что Проект закона о судебно-экспертной деятельности, предусмотрев Реестр судебных экспертов, порядок проверки и утверждения компетентности эксперта, но не установив должным образом все особенности производства «исследований на договорной основе», открывает широкие возможности для повторения такой же незаконной судебной практики.

Стоит вспомнить высказывание выдающегося специалиста в области гражданского права и процесса Х1Х века К.И. Малышева, который отмечал: «Истина столько же необходима для суда, как и справедливость. Если бы суд стал ошибочно или ложно признавать действительные факты несуществующими, а факты вымышленные действительными, и применять к ним затем правила закона со всею точностью, такая комедия правосудия указывала бы на глубокую порчу его и была бы страшным бедствием для народа»¹⁷⁰.

Факт создания за деньги недопустимого, подложного экспертного заключения подрывает «святую веру» суда в доброкачественность экспертных заключений, которые в будущем будут поступать из Российского Федерального Центра судебной экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации. Подготовка в подведомственной Министерству юстиции экспертном организации подложного, не соответствующего закону экспертного заключения дискредитирует, порочит это серьезное, важное для следственной и судебной практики экспертное учреждение, по существу превращает его в «шарашкину контору», представители которой за деньги готовы выдать любое выгодное и нужное заказчику заключение. Создается представление о том, что Федеральный Центр судебной экспертизы уже не может относиться к государственным экспертным учреждениям, обеспечивающим правоохранительные органы объективным, достоверным, доброкачественным экспертным исследованием. ¹⁷¹

Образовалась коррупционного характера схема принятия решений по гражданским делам. Основная общественного, публичного характера её опасность состоит в том, что появляются весомые основания для соревнований, конкурентного выигрыша в процессе, когда за деньги можно даже в государственном экспертном учреждении купить любое заключение. И в судебном процессе выигрывает и будет выигрывать не тот, кто прав, а тот, кто опередит другого и нежели другой, предложит большую денежную сумму!

В формировании этой коррупционно—протекционистской схемы весьма весомый вклад внесен принятым в Лефортовском районном суде решением.

Введение в Проект закона нормы, разрешающей производить «исследование на договорной основе с физическими и юридическими лицами», без обязательного предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, в пику тем законным основаниям ( ГПК РФ, АПК РФ), которые установлены для настоящих экспертных исследований, производимых лишь по назначению органа или лица, имеющих право назначать судебную экспертизу, создаёт иллюзию законности подобных «исследований». Для недобросовестных представителей правоохранительной системы, и не только для них, появится великий соблазн использовать такую возможность в своекорыстных интересах. Подобная практика будет чревата и возникновением обильных споров по поводу законности принятых на такой основе судебных решений. И в разрешение этих споров будет вовлечен широкий круг правоохранительных органов, что в значительной мере затормозит и усложнит их работу.

В связи с последним суждением возникает еще один вопрос, а насколько соответствующие структуры правоохранительных органов способны противодействовать негативным последствиям при включении в закон «исследований на договорной основе»?

В статье 39 Проекта закона записано: «Надзор за исполнением законодательства о судебно-экспертной деятельности осуществляет Генеральный прокурор и подчиненные ему прокуроры». Позиция прокурора А.В. Демидовой описана выше — в судебном процессе она придала незаконному акту экспертного исследования силу решающего доказательства и наделила заключение специалиста несвойственными ему по закону доказательственным значением. Поэтому прокурору города Москвы было предложено восстановить нарушенную в результате этого законность и принести апелляционное представление. Усилия чиновников Лефортовской районной прокуратуры города Москвы, куда из Прокуратуры города Москвы были переданы соответствующие, представленные Истцом материалы, были направлены лишь на то, чтобы оправдать позицию А.В. Демидовой. В повторном обращении к прокурору города Москвы отмечалась процессуально-профессиональная несостоятельность решавших этот вопрос прокуроров. Предлагалось также предупредить всех подчиненных прокуроров о недопустимости поддерживать судебные решения при наличии экспертных исследований, проведенных не надлежащим образом, без предупреждения эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. В обращении содержалось ходатайство о необходимости проверки следственным путем факта представления в суд подложных, фальсифицированных документов. А что же получено в ответ? Заместитель прокурора города В.В. Ведерников написал: «Оснований для принятия мер прокурорского реагирования не имеется». Отписывая отказ, этот большой по рангу чиновник немотивированно, без какого-либо анализа, без каких-либо аргументов утверждал, что у истца нет доказательств, и при этом также, как и А.В. Демидова, ссылался на ст. 1052, 1026, 1255 ГК РФ. Нумерация первых двух статей обозначена ошибочно. Прокурор, не проверив того, что представила А.В. Демидова, вслед за ней тоже ошибся. В статье 1255 и тех статьях, которые, видимо, имел в виду зам. прокурора города, поясняется понятие и содержание авторских, интеллектуальных, исключительных прав. При решении же в судебном порядке гражданских дел об авторских правах особое значение имеют и иные статьи — 1251,1259-1260, 1274, 1300 и другие, в которых отражены понятия объектов авторских прав, производных и составных произведений, условия признания их «самостоятельным результатом творческого труда автора», правил использования при цитировании и др. Складывается впечатление, что при ответе зам. прокурора, ссылаясь на статьи гражданского кодекса, вроде бы правильно объясняет позицию прокуратуры. Однако абсурдность судебного решения определяется не теми, отмеченными прокурором статьями гражданского кодекса, а нарушением основных принципов гражданского судопроизводства, гражданско-процессуального права. Внимание городской прокуратуры обращалось на нарушение прокурором А.В. Демидовой и судом процессуальных норм, а высокого ранга и должной профессиональной квалификации прокурор отказывает в прокурорском реагировании, ссылаясь на нормы гражданского права. Точно по поговорке «Ему про Фому, а он про Ерёму».

Между гражданским правом и гражданским процессуальным правом разграничение заключается в том, что гражданское право излагает и предусматривает те гражданские отношения, которые подлежат правовому обеспечению, то есть защите гражданским кодексом - ГК РФ. Но при всем при этом все спорные вопросы по защите этих гражданских правоотношений решаются в порядке гражданского судопроизводства на основе процессуальных процедур и доказательственной базы, установленных гражданским процессуальным кодексом - ГПК РФ. Ссылку прокурора на статьи гражданского кодекса можно объяснить лишь тем, что оснований для оспаривания претензий в нарушении прокуратурой и судом процессуальных норм у него не имелось. Получилось, что, защищая честь мундира прокурора А.В. Демидовой, зам. прокурора г. Москвы бросил тень на способность горпрокуратуры обеспечивать в своей деятельности по настоящему, а не формально должный уровень законности. Высокого ранга прокурорскому чиновнику должно быть понятно, что если судебное решение вынесено с нарушением гражданского процессуального закона, на основе недопустимого судебного доказательства, при наличии фальсифицированных, ненадлежаще оформленных доказательств, несоответствующего закону акта экспертного исследования, то и нужно не ссылаться на нормы ГК РФ, а объяснить, почему со стороны прокуратуры допущено такое беззаконие и почему не принято должных мер к восстановлению законности, нарушенной при активном участии представителя прокуратуры в процессе гражданского судопроизводства?

В формировании изложенной выше коррупционно—протекционистской схемы оказалась весьма значительной роль представителей Городской прокуратуры, которые своим официальным прикрытием, отсутствием должного реагирования на существенные нарушения процессуального закона по существу способствуют дальнейшему существованию и функционированию этой схемы. Законность принятия решений при этом подменяется совершенно иным — функционированием и принятием решений не по закону, а по вполне конкретным сформировавшимся корпоративным понятиям, обусловленным принадлежностью к определенной социальной, правовой среде. Ссылки этих чинов на то, что мол решение принято судом, и как бы вся ответственность за это ложится на суд, являются эфемерно безосновательными, поскольку суд не мог не учитывать высказанную прокурором позицию по делу.¹⁷²

О представлении в гражданском процессе подложных фальсифицированных документов было сообщено и руководству Следственного комитета РФ. К сообщению прилагались, также как и в Прокуратуру гор. Москвы, документы на 195 страницах, в том числе и с полным анализом подложности экспертного заключения. А что же получено в ответ? Материалы были переданы в Следственный отдел по Таганскому району города Москвы, и.о. руководителя которого подполковник юстиции Д.В. Семенов написал: «Сообщаю Вам, что оснований для проведения процессуальной проверки не имеется, так как обращение не содержит сведений о совершенном или готовящемся преступлении». Ну что здесь скажешь? Только то, что для данного чиновника СК РФ предусмотренная ст. 303 УК РФ уголовная ответственность за фальсификацию доказательств по гражданскому делу лицом, участвующим в деле, или его представителем, не имеет никакого значения, и даже сообщение об этом вопреки ст. ст. 140, 144 и 148 УПК РФ не является основанием для проведения какой -либо проверки. Понятно, что при принятии такого решения учитывалось, что ставится вопрос об ответственности генерал-майора полиции, а такие чины в общем-то, как говорится, на дороге не валяются!

Сообщалось о факте представления в суд фальсифицированного акта экспертного исследования, произведенного в Российском Федеральном Центре судебной экспертизы, и руководству Министерства юстиции с приложением полного анализа его фиктивности. Предлагалось рассмотреть данный факт на экспертном совете и дать ему соответствующую оценку. Однако в Министерстве юстиции уклонились от решения этого вопроса, что и неудивительно, поскольку при исполнении своих функций эта государева служба на протяжении долгих лет, о чем свидетельствуют многочисленные сообщения в СМИ, не смогла принять должных мер, чтобы покончить с истязаниями, издевательствами и системной коррупцией в подведомственной ей ФСИН,е.¹⁷³

Как нетрудно увидеть из изложенного, все основные структуры правоохранительной системы — и суд, и прокуратура, и Следственный комитет, и Министерство юстиции - оказались не способны к правильному, основанному на законе, реагированию на представленные суду в соответствии с договором на платной основе фальсификацию доказательств в данном судебном процессе.

Что касается МВД, то его позицию представляла генерал-майор милиции, ныне полиции Т. В. Аверьянова, которая фактически выступила, опираясь на авторитет представляемого ею МВД, в качестве одного из сложившейся в этой системе категории «решальщиков», способных манипулировать в судах нужными для определенных лиц решениями.

В завершении изложенного следует отметить, что в законе не должно быть строгого территориального ограничения производства судебной экспертизы, поскольку в Московском регионе явно просматривается семейно-клановая связь в руководящих структурах судебно-экспертных организаций. Особенно ясно она проявилась при подписании изложенной выше фиктивной, не соответствующей действительности рецензии профессоров-криминалистов, среди которых есть даже два академика РАЕН.

«Исследования на договорной основе», включенные в Проект закона «О судебно-экспертной деятельности», не обременены какими-то либо правовыми гарантиями и по своей фактической сути являются постоянно готовым к воспалению «аппендиксом беззакония», противоречащим установленным Гражданским и Арбитражным процессуальными кодексами правовым основаниям назначения и производства судебной экспертизы. Бесспорно, это противоречит и основным правовым канонам, обозначенным в ныне действующем и будущем законе «О судебно-экспертной деятельности».

Из наших общего характера знаний медицины известно, что если аппендикс при его воспалении вовремя не удалить, то появляется опасность существования всего организма. Наличие и функционирование в социальной, правовой системе нормы, противоречащей законным основаниям, создает серьезную опасность, грозящую не только развитием безудержного характера коррупции, но хаосом, возникновением конфликтов, конкуренции между законным и незаконным, формальным исполнением своих обязанностей всеми системами правоохранительных органов. Формальное выполнение своих обязанностей чревато разложением, самоуничтожением самой системы.

Очевидно, было бы не верно ограничиться лишь критикой Проекта нового закона о судебно-экспе6ртной деятельности. Стоит разобраться и по вопросу о том, отчего представители экспертного сообщества так настойчиво добиваются включения в Проект закона института производства исследований на договорной основе. В действующем законе «О государственной судебно-экспертной деятельности» положение о производстве экспертизы в государственном экспертном учреждении лишь по поручению уполномоченных на то органа и лиц тоже появилось не случайно, а лишь потому, что арбитражный и гражданской процессуальный кодексы содержат положения о том, что эксперты «получают вознаграждение за выполненную ими по поручению суда (выделено мной — Е.Е.Ц.) работу, если эта работа не входит в круг их служебных обязанностей в качестве работников государственных судебно-экспертных учреждений» (часть вторая ст. 107 АПК РФ, часть третья ст. 95, ч.2 ст. 96, ч.1 ст. 98 ГПК РФ). Поэтому и оказалось, как бы непреодолимым, противоречие между теми положениями действующего «Закона о государственной судебно-экспертной деятельности», включающего возможность проведения экспертизы на договорной, платной основе в процессе гражданского, арбитражного, административного судопроизводства, и установленным в этих кодексах положением о том, что экспертиза в государственном учреждении может быть проведена лишь по поручению суда и только на бюджетной основе, поскольку экспертная работа входит в круг служебных обязанностей экспертов, работающих в государственном судебно-экспертном учреждении. То есть возмещение расходов по проведению экспертизы при разрешении соответствующих споров по поручению суда в частном порядке невозможно, поскольку эксперт, как выполняющий свои служебные обязанности, на это рассчитывать не должен. Поэтому составители, разработчики действующего закона, как представляется, и ввели в него положение о том, что предупреждение эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения проводится только по поручению лиц или органа, на это уполномоченных, тем самым открыв возможность проведений исследований на договорной основе за плату, помимо решения об этом суда в гражданском, арбитражном судопроизводстве.

Разумеется, это ошибочное решение, поскольку нарушает самые существенные основы экспертного исследования, как того важного доказательства, которое позволяет успешно и непротиворечиво решать спорные вопросы, возникающие в процессе гражданского и арбитражного судопроизводства. Эксперт, не предупрежденный об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения, не может быть объективным в процессе исследования и всегда психологически, эмоционально, субъективно будет на стороне тех, кто оплатил ему экспертизу в частном порядке. Объективность может быть достигнута лишь при назначении экспертизы судом и с обязательным предупреждением эксперта за дачу заведомо ложного заключения. Постановление о назначении экспертизы, независимо от оплаты с той или другой стороны, должно быть вынесено от имени и по поручению суда. Эксперт должен производить экспертизу для суда, а не для того или иного лица, участвующего в судопроизводстве и лично, по договоренности с ним оплатившего его работу.. Не поняв этой аксиомы, разработчики действующего закона и Проекта будущего закона, ввели в содержание «Закона» явно противоречащую законным основаниям «незаконную норму» о проведении исследований на договорной основе.

В декабре 2017 года Проект закона обсуждался на выездной сессии представителей экспертного сообщества, с участием руководства Экспертного центра Минюста РФ. Выездная сессия проводилась на юридическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. В частной беседе после прошедшего обсуждения один из представителей руководства Экспертного центра на реплику о том, что эта новелла является незаконной, ответил, что она появилась не по их инициативе, что это «кому-то там надо». Судя по такому ответу, можно сделать вывод о том, что исследования на договорной основе необходимы для получения соответствующей оплаты затрат на их производство в государственных экспертных организациях (учреждениях) при судопроизводстве по гражданским и арбитражным делам. Можно сказать, что круг проблем с платными экспертизами замкнулся. Исследования на договорной основе явно незаконны, и ни какого иного выхода, как это представляется разработчикам Закона, нет, поскольку арбитражный и гражданский процессуальные кодексы, КоАП РФ предусматривают проведение экспертиз в государственных экспертных учреждениях (организациях) по поручению суда, в том числе и по инициативе суда, только на бюджетной основе, поскольку, как там, в кодексах, записано, эксперты выполняют работу, входящую «в круг их служебных обязанностей». Принять необходимые усилия для изменения содержания соответствующих процессуальных норм разработчикам закона не удалось. Такое положение вполне возможно объясняется отмеченной выше специфической особенностью получения экспертного образования и недостаточным владением процессуальными основами права.

С точки зрения наиболее рационального подхода проблему с оплатой судебных экспертиз при разрешении частных гражданских споров можно разрешить гораздо проще. Зачем портить закон о судебно-экспертной деятельности и вносить в него норму, явно противоречащую всем канонам процессуального права? Ведь эту проблему можно решить за счет соответствующих изменений процессуального закона, что будет вполне соответствовать реальным задачам практики гражданского судопроизводства.

Решение проблемы лежит не в Законе о судебно-экспертной деятельности. Надо не создавать и включать в полноценный закон «незаконную норму», а всего лишь изменить соответствующие положений Арбитражного, Гражданского процессуальных и других кодексов. Там должна наличествовать норма, в которой бы четко и ясно было указано, что судебная экспертиза при ее проведении в государственных и иных экспертных учреждениях (организациях) должна проводиться только по поручению, назначению суда, и руководитель экспертной организации обязан независимо от наличия или отсутствия соответствующей записи в постановлении или определении уполномоченного лица или органа предупреждать эксперта об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения и лично отвечать при этом наравне с экспертом за качество проведенного исследования. Стороны или одна из участвующих в рассмотрении дела сторон при необходимости проведения экспертизы должны внести требуемую сумму. Собственно, этот вопрос должен решаться так, как записано в части первой статьи 96 ГПК РФ и части 1 ст. 108 АПК РФ — необходимые суммы вносятся на депозитный либо специальный счет суда. С этого счета и производится оплата проводимой экспертизы.

Вознаграждение за проведенную экспертизу эксперт получает лишь тогда, когда он не является сотрудником конкретной судебно-экспертной организации (учреждения). Оплата экспертизы при ее проведении в государственной либо иной частной судебно-экспертной организации производится по расценкам, согласованным с этой организацией (учреждением). Судебные расходы за проведенную экспертизу возмещаются сторонами в соответствии с порядком, установленным в соответствующем процессуальном кодексе.

При определении порядка производства экспертизы приоритет должен принадлежать государственной судебно-экспертной организации (учреждению).¹⁷⁴

Можно предложить следующие варианты соответствующих изменений в ГПК и АПК РФ.

Часть первую ст. 84 ГПК РФ предлагается изложить в следующем варианте:

Часть 1 ст. 84. «Экспертиза проводится государственными судебными экспертами по поручению руководителя государственной судебно-экспертной организации (учреждения). Эксперты иных организаций привлекаются к ее производству в соответствии с Федеральным законом лишь при отсутствии лиц, обладающих соответствующими специальными знаниями, и в случае проведения дополнительной либо в спорных случаях повторной экспертизы».

Из части третьей статьи 95 ГПК исключается упоминание об экспертизе. Она будет выглядеть так:

«3. Специалисты и переводчики получают вознаграждение за выполненную ими по поручению суда работу, если эта работа не входит в круг их служебных обязанностей в качестве работников государственного учреждения (организации). Размер вознаграждения определяется судом по согласованию со сторонами и по соглашению с специалистами.

4. Размер вознаграждения экспертам определяется судом по согласованию со сторонами и по соглашению с экспертами. При проведении экспертизы в государственной либо частной судебно-экспертной организации (учреждении) размер вознаграждения определяется по расценкам, согласованным с соответствующей судебно-экспертной организацией (учреждением).

Часть вторая статьи 96 ГПК РФ предлагается в следующем варианте:

« 2. В случае, если судебная экспертиза назначена судом, а также мировым судьей по ходатайству одной из сторон либо по согласованию со сторонами, соответствующие расходы возмещаются и распределяются в порядке, предусмотренном ст. 98 ГПК РФ.

В случае, если назначение экспертизы осуществляется по инициативе суда, расходы могут быть определением суда возложены на сторону, активно противодействовавшую объективному и своевременному рассмотрению и разрешению дела. В иных случаях назначения экспертизы по инициативе суда расходы возмещаются за счет средств федерального бюджета либо бюджета субъекта Российской Федерации, на территории которого действует мировой судья.

В случае, если вызов свидетелей, привлечение специалистов и другие действия, подлежащие оплате, за исключением назначения экспертизы, осуществляются по инициативе суда, мирового судьи, соответствующие расходы возмещаются за счет средств соответствующего бюджета».

Аналогичные изменения вносятся и в АПК РФ:

ч.2 ст.107 — «Специалисты получают вознаграждение за работу, выполненную ими по поручению арбитражного суда, если они не являются советниками аппарата специализированного арбитражного суда.

Размер вознаграждения экспертам определяется судом по согласованию с лицами, участвующими в деле, и по согласованию с экспертами с учетом установленного порядка оплаты (расценок) в соответствующей экспертной организации (учреждении).

При назначении судебной экспертизы арбитражным судом в государственной либо иной экспертной организации (учреждении) по ходатайству одной из сторон либо по согласованию со сторонами соответствующие расходы возмещаются и распределяются в порядке, предусмотренном ст. 110 АПК РФ».