§ 5. «Аффективный» тип

Этот тип насильников мы условно назвали «аффективным», поскольку основную роль в совершении ими преступлений приобретают определенные аффективные следы, образовавшиеся в психике в процессе социализации.

К данному типу преступников можно отнести, как показывают наши исследования, лиц, совершивших изнасилование малолетних девочек (в возрасте до 5 лет) или женщин преклонного возраста (от 70 лет и старше). Конечно, не все лица, которые совершили преступление такого характера, имеют отличительные содержательные признаки и соответствующую мотивацию, позволяющие отнести их к «аффективному» типу.

У насильников «регрессивного» типа, как показали исследования, есть серьезные нарушения психосексуального развития, явно выражена аномалия полового влечения. Всего этого нет у насильников «аффективного» типа, у которых нами не обнаружено явной патологии сексуального влечения. Мотивы сексуальных посягательств преступников «регрессивного» типа связаны со стремлением к сексуальному удовлетворению. Преступления же (стр. 136) представителей «аффективного» типа практически лишены сексуального контекста. В качестве основных причин такого рода изнасилований могут выступать и иные факторы, на них мы остановимся при описании следующего, «отвергаемого» типа. От внешне сходных изнасилований, совершаемых представителями «регрессивного» типа, преступные действия «аффективных» насильников отличаются прежде всего мотивацией.

Сексуальные насильственные посягательства этой категории исходя только из сексуальных потребностей и влечений, трудно объяснить, почему в качестве объекта преступления выбрана девочка двух-трех лет или женщина преклонного возраста.

Для лиц, совершивших такого рода изнасилование, характерно то, что в момент совершения преступления они, как правило, находились в состоянии сильнейшего алкогольного или наркотического опьянения, очень часто после совершенного преступления не пытались скрыться или уничтожить следы. При попытках рас спросить их, выяснить подробности они обычно ссылаются на то, что совершенно не помнят обстоятельств случившегося. Иногда, даже, несмотря на имеющиеся объективные доказательства, продолжают утверждать, что не могли совершить такого преступления и здесь имеет место следственная ошибка. Очень важно также отметить, что умысел на совершение преступления возникает у них внезапно, а сами преступные действия отличаются мощной эмоционально-аффективной окраской. Более того, можно даже сказать, что преступления подобных лиц во многих случаях носят характер массированной аффективной вспышки, никаких вразумительных объяснений своих действий они обычно предложить не могут.

Такие изнасилования практически всегда сопровождаются тяжелыми физическими травмами потерпевших. Понятно, что для девочек в указанном возрасте сам по себе насильственный поло вой акт приводит к серьезнейшим психическим и физическим травмам, часто представляющим реальную угрозу для жизни. Изнасилование же женщин преклонного возраста сопровождается в рассматриваемых случаях, как правило, жестоким избиением, иногда со смертельным исходом.

Для характеристики этой категории преступников также нужно отметить, что они обычно вызывают резко отрицательное отношение со стороны других осужденных в местах лишения свободы. Их презирают, подвергают насмешкам, издевательствам. В итоге они часто оказываются морально и психологически изолированными от основной массы осужденных.

Лица, совершившие изнасилование малолетних или престарелых женщин, по своим социально-демографическим характеристикам часто не имеют принципиальных отличий от обычных законопослушных граждан. Многие из них имеют семью и даже своих детей. Серьезных нарушений в сексуальной сфере путем беседы (стр. 137) с ними обнаружить не удалось, но семейные отношения, как правило, являются конфликтными. В отличие от других категорий насильников, в том числе относящихся к «регрессивному» типу, у преступников рассматриваемой категории не выявляется эмоционально отрицательная установка к женщинам вообще. Правда, они стремятся как можно меньше говорить на эту тему, поскольку стыдятся совершенных преступлений. Общим для всех лиц, относящихся к анализируемой группе, является то, что их детство протекало крайне тяжело, семья, в которой они жили, была в большинстве случаев неблагополучной, отношения в ней друг к другу отличались жестокостью. Более того, многие из них подвергались тяжелым лишениям, избиениям и не только со стороны родителей или лиц, их заменяющих, но и со стороны, например, других родственников, соседей, в школе или интернате.

Беседы с этой категорией преступников показывают, что они абсолютно не осознают мотивов собственных преступных действий. Даже если им попытаться объяснить, они все равно не смогут связать определенные критические моменты своей биографии с совершенным преступлением.

Использование психологических тестов, в первую очередь рисуночных, не дало таких ярких результатов, как в случае с «охотниками». В рисунке человека они обычно не изображают тело. Это свидетельствует о блокаде физических, в том числе сексуальных импульсов и отрицании их наличия у себя. Но принципиально отличных от законопослушных граждан специфических особенностей взаимоотношения полов, определенных эмоциональных установок (как, например, у «охотников») выявить у них не удалось. Поэтому при установлении мотивов преступлений этой категории насильников мы основное внимание уделили результатам психологической беседы с ними, анализу их биографии.

Перейдем к непосредственному анализу мотивов совершенных ими изнасилований. Наши исследования и анализ имеющегося материала показывают, что в качестве мотива здесь выступает отреагирование определенных аффективных следов, сохранившихся в бессознательной сфере психики. Причем отреагирование происходило при встрече с определенными ключевыми моментами ситуации, которые актуализировали аффективные следы и тем самым как бы переносили человека в далекое прошлое. Он как бы получал возможность вновь пережить прошлую ситуацию, явившуюся для него психологически травматичной, и реализовать имеющийся аффект. Эти аффективные следы возникли в свое время в связи с психотравмирующими обстоятельствами, связанными со взаимодействием с конкретными девочками или женщинами в детском возрасте преступника. В прошлом аффекты не могли проявиться по тем или иным объективным причинам и поэтому сохранились в виде следов в бессознательной сфере психики.

Именно поэтому преступления, совершаемые такого рода лицами, носят характер снятия фиксированного аффекта, (стр. 138) отреагирование которого было отсрочено во времени. Внешним поводом для совершения преступления (или пусковым механизмом) могут служить объективно нейтральные, но субъективно психологически значимые по отношению к совершенному преступлению внешние обстоятельства. Проявление аффективного следа в подобном преступном поведении можно сравнить с заряженным ружьем, на курок которого кто-то может случайно нажать, но, правда, только при определенных, способствующих этому обстоятельствах. Тогда произойдет, как правило, совершенно внезапный для окружающих выстрел.

Правда, этого может никогда и не произойти хотя бы потому, что никто к этому заряженному ружью не прикоснется. Другими словами, мы хотим сказать, что наличие определенных аффективных следов не обязательно и фатально приводит только к названным последствиям. Необходим целый ряд субъективных и объективных условий в их взаимосвязи, чтобы наступил результат в виде сексуального преступления. Например, алкоголь, бесспорно, является фактором, который способствует совершению преступлений и, конечно, не только изнасилования. Снимается контроль, влечения и побуждения могут непосредственно реализовываться, ухудшается прогнозирование своих поступков и т. д. Но было бы ошибкой считать, что алкоголь может быть причиной преступления. Это не более, чем условие, при действии которого создаются предпосылки для реализации мотивации, контролируемой при иных обстоятельствах. Действие алкоголя или наркотиков за счет снятия контроля поведения и ухудшения осознания реальности способствует отреагированию тех аффективных комплексов, которые в обычном, нормальном состоянии не выходят на уровень по ведения и на осознанный психологический уровень.

Понятия «аффекты» и «аффективные следы» являются достаточно разработанными в психологии. Еще в 1927 году крупнейший советский ученый, врач и психолог А. Р. Лурия создал методику, которая позволяет объективно проследить и зафиксировать аффективные следы, существующие в психике в связи с определенными обстоятельствами¹²⁰. Эта методика была положена в основу так называемого «детектора лжи», позволяющего установить причастность или непричастность человека к интересующим исследователя событиям, в частности, и к преступлениям.

Аффектами в современной психологии называют сильные и относительно кратковременные эмоциональные переживания, сопровождаемые резко выраженными двигательными изменениями и изменениями функций внутренних органов в ответ на резкое изменение важных для субъекта жизненных обстоятельств ¹²¹. Особенность аффектов состоит в том, что они формируются в ответ (стр. 139) на уже наступившую ситуацию, но оказываются как бы сдвинутыми к ее концу. Чаще всего они возникают, если человек неспособен найти адекватный выход из опасных, неожиданно сложившихся для него условий. Аффекты обладают свойством доминанты и тормозят все прямо не связанные с ними психические процессы, навязывают так называемый «аварийный» способ разрешения ситуации: оцепенение, бегство, агрессия и т. д., т. е. способы, сложившиеся в процессе биологической эволюции. Нас же интересует другая важная, регулирующая жизнедеятельность человека, функция аффектов. Она состоит в образовании специфического опыта — аффективных следов (или аффективных комплексов), которые определяют избирательность последующего поведения по отношению к ситуациям или их элементам, которые прежде вызывали аффект. Аффективные следы дают о себе знать чаще всего при столкновении с отдельными элементами ситуаций, породившими аффект. Для аффекта характерно сужение сознания, когда внимание полностью поглощается породившими аффект обстоятельствами и навязанными ими действиями. Его отреагирование нередко завершается потерей сознания и полным (или частичным) забыванием случившегося. Современные психологи считают, что при известных условиях аффективные следы и все, что связано с ними, может полностью вытесняться из сознания, но, тем не менее, продолжать оказывать регулирующее влияние на поведение ¹²². При столкновении человека с субъективно значимой и связанной с прошлым пережитым аффектом ситуацией, аффективные следы, о которых он даже не подозревает, внезапно могут детерминировать его поведение, в котором будет отреагирован имевший место в прошлом аффект. Это положение является определяющим для интерпретации причин преступлений, совершенных насильниками «аффективного» типа. Более предметно механизм, связанный с проявлением аффективных следов, мы рассмотрим при анализе следующего случая.

Л., 31 год, женат, имеет сына, образование среднее, ранее судим дважды по ч. II ст. 89 и ч. II ст. 144 УК РСФСР, осужден по ч. IV ст. 117 УК РСФСР. Л., находясь в состоянии алкогольно-наркотического опьянения, зашел в дом к своей соседке (действие происходило в сельской местности) и, воспользовавшись отсутствием последней, изнасиловал ее трехлетнюю дочь. По показаниям сестры потерпевшей, девочки восьми лет, события развивались следующим образом. Он зашел в дом и зажег свет, затем несколько раз ударил ее по голове, взял из кроватки трехлетнюю сестру и вынес ее из помещения. Через некоторое время она, плача, приползла в комнату. Судебно-медицинская экспертиза установила факт изнасилования и нанесения тяжких телесных повреждений опасных для жизни (разрыв промежности и обильное (стр. 140) кровотечение).

Со слов Л. известно, что его мать злоупотребляла спиртными напитками, а своего отца он совсем не помнит. В раннем детстве рос и развивался здоровым. После смерти отца, когда ему было два года, мать вторично вышла замуж. Отношения с отчимом у него не сложились. Мать родила во втором браке еще троих детей. О своих отношениях с отчимом Л. рассказывает следующее: "Я всегда был виноват у него. Если где-то что-то случалось, всегда доставалось мне». Одним из самых ярких впечатлений детства было следующее событие. Когда ему было пять лет, их сосед, ранее судимый, за что-то разозлившись на него, схватил и с силой выкинул его из комнаты через окно, которое он пробил своим телом. Говорит, что сильно переживал потом, оставалось чувство страха.

Другим столь же сильным переживанием детства было событие, которое случилось с ним тоже в пятилетнем возрасте. Его, как старшего ребенка, мать оставила нянчить младшую, сводную сестру, которой был всего один год. Он, держа ее на руках и сидя около плиты, решил посмотреть, сварилась ли картошка, и снял с чугунка крышку. Его обдало паром. От неожиданности он вместе с девочкой упал на раскаленную плиту, выпустив при этом девочку из рук. Оба получили очень сильные ожоги. Мать и отчим, когда пришли домой, очень сильно избили его ремнем и веревками. Более того, даже не стали лечить имевшиеся у него ожоги. Все внимание было уделено девочке, ее тщательно лечили, выхаживали и т. д. После этого случая он был отправлен в детский дом. Вообще, по его воспоминаниям, детство протекало край не тяжело. Часто били, никогда не ел досыта, внимание ему не уделялось. Из детского дома убегал, как говорил, хотелось попутешествовать, увидеть мир. Были случаи, когда ночевал на улице.

В школу пошел с семи лет, учился плохо, каждый класс дублировал 2—3 раза, закончил всего четыре класса. Состоял на учете в детской комнате милиции. В 14 лет, отбывая наказание в воспитательно-трудовой колонии, получил специальность столяра. В 15—16 лет бродяжничал. В это же время перенес операцию по удалению доброкачественной опухоли мозга, после которой наступила атрофия левого зрительного нерва.

Алкоголь начал употреблять еще в школе. Уже взрослым пил, когда были деньги, которые добывал любыми путями: продавал ворованный комбикорм с фермы, делал электропроводку жителям поселка и т. д.

В двадцать два года женился, имеет ребенка, которому на момент совершения последнего преступления было 10 лет. С женой жил дружно, «ссорились только по мелочам». Имели собственный дом, но материально жили плохо. Впервые вступил в близкие отношения с женщиной в возрасте 18-ти лет. Она была старше его на восемь лет. Отношения продолжались шесть месяцев. Вообще с его слов известно, что никаких сексуальных трудностей в (стр. 141) его жизни во взаимоотношениях с женщинами не было, в том числе проблем в подборе партнерши.

В день преступления выпил около 800 граммов водки, причем на фоне алкогольного опьянения выкурил папиросу с анашой. По его словам, совсем не помнит обстоятельств совершенного преступления.

После преступления сразу пришел домой и уснул. На следующий день был задержан работниками милиции. На стационарной судебно-психиатрической экспертизе пытался симулировать наличие психического заболевания, но был разоблачен. В дальнейшем признался, что симулировать психическое расстройство его научил сокамерник в следственном изоляторе. Экспертиза показала, что познавательные процессы не нарушены, мышление последовательное, логичное. Память не нарушена, интеллект соответствует полученному образованию, воспитанию, образу жизни. Признан вменяемым.

По результатам проведенного нами психологического обследования Л. с применением рисуночных тестов, каких-либо сексуальных отклонений или фиксаций, особенностей полового влечения и какой-либо специфики во взаимоотношениях с женщинами у него не выявлено. Другими словами, несмотря на такое необычное преступление, у Л. не было выявлено ни психической, ни сексуальной патологии. Однако у него имеются признаки хронического алкоголизма, но он, сам по себе, естественно, не может объяснить специфику совершенного преступления.

Перейдем к анализу мотивации совершенного Л. преступления. Прежде всего, отметим наличие мощных психотравмирующих обстоятельств в детстве. Можно поэтому с уверенностью предположить наличие в бессознательной сфере психики Л. аффективных следов. Причем, что очень важно, эти аффекты возникли в один очень определенный и короткий, в то же время, весьма сензитивный, временной интервал — в возрасте пяти лет. Самой сильной психотравмой в этом возрасте был случай, когда он и его сестра получили сильные ожоги ¹²³. Другие эмоциональные переживания этого периода (особенно то, что его строго наказали, не лечили и фактически выгнали из дома) только закрепили основной аффект. Очень важно отметить, что ключевым стимулом к аффективному взрыву у Л. бесспорно стала малолетняя девочка, поскольку эмоциональные и физические страдания, которые он пережил, в его ощущениях связаны с образом малолетней девочки.

По результатам беседы с ним отметим, что сам он этого не осознает. В процессе всей его жизни, предшествующей совершению преступления, имевшие место у него аффективные следы никак не проявлялись в поведении, не были отреагированы. Даже (стр. 142) то, что у него родился сын, а не дочь, на наш взгляд, тоже имеет значение, поскольку в противном случае могли быть проявлены социально приемлемые способы реализации аффекта.

В день преступления, как мы уже отмечали, Л. находился в сильном алкогольно-наркотическом опьянении. Самоконтроль и даже возможность осознания смысла совершенных действий у него отсутствовали. Другими словами, он был к моменту совершения преступления человеком с полностью «отключенным» сознанием. Естественно, что в таких условиях на поверхность выходят подсознательные установки, аффекты и тенденции. Для их реализации в поведении на психологическом уровне создаются максимально благоприятные предпосылки. Человек становится как бы полностью руководимым тем своим прошлым переживанием, аффективным следом, который является наиболее заряженным и фиксированным. Отметим попутно, что такой эффект полного отсутствия осознания своих действий бесспорно может дать сочетание больших доз алкоголя с анашой. Отсутствие осознания подтверждается и тем, что Л. никак не мог надеяться на безнаказанность, ворвавшись в дом соседки и унеся ее ребенка на глазах старшей дочери.

В данном преступлении, таким образом, были реализованы (отреагированы) возникшие в пятилетнем возрасте аффективные следы. На символическом бессознательном уровне был уничтожен объект, виновник, источник прошлых крайне травматичных и зафиксированных переживаний. Личностным смыслом сексуально го насилия было не удовлетворение физиологических потребностей, а уничтожение этого объекта, т. е. убийство.

О том, что в преступлении Л. отсутствовали сексуальные мотивы, свидетельствует и тот факт, что из двух девочек, находившихся в комнате, он выбрал трехлетнюю, а не восьмилетнюю девочку. Конечно, свое значение сыграло и удаление опухоли мозга, что не могло не отразиться на особенностях протекания психических процессов у Л., его характере.