Экзамен зачет учебный год 2023 / Ковлер СООТНОШЕНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО КОНВЕНЦИОННОГО И НАЦИОНАЛЬНОГО КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА - ОБОСТРЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ (ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ)
.docxНапротив, в решении по делу "Рошка против России" (Roshka v. Russia (dec.), 6 ноября 2003 г.), в котором нотариус Николай Рошка жаловался на то, что его лично не уведомили о рассмотрении Конституционным Судом РФ закона о нотариате (а он был одним из 2057 частных нотариусов - заявителей), Европейский суд пришел к заключению о неприемлемости жалобы. Суд напомнил, что разбирательство в Конституционном Суде РФ в принципе не исключается из сферы действия ст. 6 Конвенции, если исход разбирательства имеет решающее значение для определения "гражданских прав и обязанностей" заявителя. Однако характер рассматриваемого дела и большое число заявителей не придают в данном случае гарантиям ст. 6 абсолютного характера. Суд решил:
"От Суда, однако, не требуется в настоящем деле решать, применима ли статья 6 Конвенции к рассматриваемому разбирательству. Даже если предположить, что статья 6 применима, жалоба заявителя является неприемлемой по следующим основаниям.
Суд напоминает, что применительно к уголовному судопроизводству право обвиняемого присутствовать в слушании дела по уголовному обвинению является основополагающим для справедливости разбирательства (см. Постановление по делу "Экбатани против Швеции" (Ekbatani v. Sweden) от 26 мая 1988 года, Series А N 134, § 25). Присутствие сторон в гражданском споре не имеет, однако, такого же значения. Как следует из судебной практики по Конвенции, право лично присутствовать в разбирательстве гражданского дела как таковое не гарантируется при условии, что стороны в таком разбирательстве представлены адвокатами, но право на справедливое судебное разбирательство может подразумевать, для определенных категорий дел или определенных совокупностей обстоятельств, право присутствовать лично, в частности в тех делах, где индивидуальный характер или образ жизни заинтересованной стороны имеет непосредственное значение для формирования мнения суда (см. решение Комиссии по жалобе X. против Швеции (X. v. Sweden) от 30 июня 1959 года...).
В настоящем деле Конституционный Суд провел публичное слушание.
Предметом рассмотрения (Конституционного) Суда была конституционность законодательства о государственных фондах. Суд разрешил этот вопрос, ссылаясь только на Конституцию и оспариваемое законодательство, осуществив тем самым его абстрактный контроль. Интересы заявителя, как и других обратившихся лиц, должны были затрагиваться оспариваемым законодательством, но это условие касалось допустимости жалоб и не имело отношения к разбирательству в Конституционном Суде, который не рассматривал фактические обстоятельства конкретных ситуаций заявителей. Таким образом, юрисдикция (Конституционного) Суда в данном деле была ограничена вопросами права и не распространялась на вопросы факта.
Заявитель был одним из 2057 нотариусов страны, оспоривших это законодательство в Конституционном Суде, чьи обращения, соединенные Судом, были рассмотрены в одном слушании. Один из нотариусов, а именно президент Московской городской нотариальной палаты, фактически участвовал в слушании. Можно предположить, что он представлял интересы всех нотариусов, подавших обращения.
Из утверждений заявителя не вытекает, что он обращался в Конституционный Суд, чтобы получить право участвовать в слушании. Кроме того, не было препятствий для представления им доводов и доказательств в письменной форме. Суд не убежден, что личное присутствие заявителя было необходимым для формирования мнения Конституционного Суда.
Суд отмечает, что заявитель мог узнать о слушании из объявлений, которые Конституционный Суд размещает в своем здании и публикует в средствах массовой информации.
Принимая во внимание природу рассматриваемого разбирательства, количество лиц, преследующих одни и те же интересы, чьи обращения были соединены (Конституционным) Судом и рассмотрены в одном слушании, их представительство в слушании, отсутствие необходимости личного присутствия заявителя и уведомление публики о слушании, Суд не может установить, что неуведомление Конституционным Судом лично заявителя о слушании, лишив тем самым его возможности лично присутствовать, нарушило гарантии статьи 6 § 1 Конвенции".
Примечательно, что в Европейский суд приходят и жалобы, суть вопросов которых уже была предметом постановлений и определений Конституционного Суда РФ <1>. По нашим подсчетам, за 2003 - 2013 гг. было рассмотрено около 20 подобных жалоб.
--------------------------------
<1> См.: Российское конституционное судопроизводство как предмет европейской жалобы (2003 - 2007 годы) // Зарубежная практика конституционного контроля. 2007. Вып. 120. С. 16 - 18.
Решение Европейского суда по правам человека от 9 января 2003 г. о приемлемости жалобы "Посохов против России" (Posokhov v. Russia, 4 марта 2003 г.) стало первым судебным актом Европейского суда по правам человека по российским жалобам на конституционное судопроизводство.
Заявитель жаловался, в частности, на несправедливость рассмотрения Конституционным Судом РФ его жалобы на неконституционность ст. ст. 122 и 90 УПК РСФСР, позволявших следственным властям помещать подозреваемых под стражу без решения суда. Он утверждал, что "Конституционный Суд не рассмотрел его дело по существу", так как "выводы должны были быть оформлены в виде постановления, а не определения, поскольку первое имеет большее правовое значение".
Европейский суд признал эту часть жалобы явно необоснованной, указав:
"Заявитель изначально имел возможность подать свою жалобу в Конституционный Суд Российской Федерации, и разбирательство состоялось. 2 апреля 2001 г. Конституционный Суд рассмотрел дело на пленарном заседании при участии 17 судей и объявил жалобу неприемлемой. Решение содержало указание на общие принципы, равно как и их применение к ситуации заявителя...
В данных обстоятельствах Европейский суд не может сделать вывод, что Конституционный Суд... не рассмотрел дело заявителя. Тот факт, что Конституционный Суд пришел к выводам и оформил их в виде определения, а не постановления, не означает, что заявителю препятствовали обратиться к правосудию. Более того, определение от 2 апреля 2001 г. было окончательным и содержало достаточное обоснование".
В большинстве случаев (за исключением двух - дела Маркина и дела Республиканской партии) Европейский суд согласился с правовыми позициями Конституционного Суда РФ. Бывали и случаи, когда Конституционный Суд РФ принимал свои постановления по следам постановлений ЕСПЧ. Самый яркий пример - дело Штукатурова (Shtukaturov v. Russia, 27 марта 2008 г.), побудившее Конституционный Суд РФ обратиться к вопросу о конституционности ряда положений российского законодательства о психиатрической помощи и процедуры рассмотрения судами вопросов о лишении дееспособности лиц, нуждающихся в психиатрическом лечении. Это, так сказать, позитив. Но картину омрачает дело Маркина, к которому мы и обратимся.
Оставим в стороне обстоятельства дела, касающиеся личной жизни: странный "развод" военнослужащего К.А. Маркина со своей женой в день рождения их третьего ребенка, фактическое проживания Маркина в квартире родителей жены и повторное заключение брака через несколько лет, рождение четвертого ребенка, увольнение с воинской службы... Юридическая сторона дела состоит в том, что К. Маркину было отказано в трехлетнем отпуске по уходу за ребенком, поскольку Закон "О статусе военнослужащих" предоставляет такое право только женщинам-военнослужащим. Несмотря на решения военных судов об отказе в этом праве, командир войсковой части все же предоставил К. Маркину такой отпуск, по этому поводу гарнизонный военный суд вынес в адрес командира части частное определение, обратив внимание на неправомерность такого приказа. В августе 2008 г. К. Маркин обратился в Конституционный Суд РФ с жалобой на несоответствие положений Закона "О статусе военнослужащих", касающихся предоставления отпуска по уходу за ребенком до достижения возраста трех лет, конституционному положению о равенстве женщин и мужчин. 15 января 2009 г. Конституционный Суд РФ отказал в принятии жалобы, указав в своем определении, что военная служба в силу ее специфического характера обеспечения безопасности страны и обороны государства предполагает некоторые условия ее несения и ограничения. Суд пришел к заключению:
"Поскольку военная служба в силу предъявляемых к ней специфических требований исключает возможность массового неисполнения военнослужащими своих служебных обязанностей без ущерба для охраняемых законом публичных интересов, отсутствие у военнослужащих мужского пола, проходящих службу по контракту, права на отпуск по уходу за ребенком не может рассматриваться как нарушение их конституционных прав и свобод, в том числе гарантированного статьей 38 (часть 2) Конституции Российской Федерации права на заботу о детях и их воспитание. Кроме того, данное ограничение согласуется с добровольным характером заключения контракта о прохождении военной службы.
Предоставив право на отпуск по уходу за ребенком в порядке исключения только военнослужащим женского пола, законодатель исходил, во-первых, из весьма ограниченного участия женщин в осуществлении военной службы и, во-вторых, из особой связанной с материнством социальной роли женщины в обществе, что согласуется с положением статьи 38 (часть 1) Конституции Российской Федерации. Поэтому такое решение законодателя не может расцениваться и как нарушение закрепленных Конституцией Российской Федерации принципов равенства прав и свобод человека и гражданина, а также равноправия мужчин и женщин" (Konstantin Markin v. Russia, 7 октября 2010 г., § 19).
Предусмотрительный К. Маркин направил свою жалобу в Европейский суд еще 21 мая 2006 г., дабы не пропустить шестимесячный срок после принятия окончательного судебного решения по существу, каковым было определение Ленинградского окружного военного округа от 27 апреля 2006 г. Так что определение Конституционного Суда РФ было уже дополнительным процессуальным актом в рамках экстраординарной процедуры, которую, как и надзор в уголовной или гражданской процедуре, Суд относит к процедурам, которые требуется исчерпать перед подачей жалобы в Европейский суд. Тем не менее для Европейского суда оно стало главным судебным актом, вокруг которого он построил свои выводы. Более того, ЕСПЧ подверг критике подход Конституционного Суда РФ в данном деле: "неубедительность его доводов" об обеспечении безопасности страны, "отсутствие экспертного изучения или статистических исследований", "Конституционный Суд основывал свое определение на чистом предположении..." (§ 57) и т.д. Это было явным нарушением принципа субсидиарности, когда ЕСПЧ не должен подвергать сомнению правовые позиции, основанные на фактах, национальных высших судов. Такой подход был фундаментальной методологической ошибкой Европейского суда, против чего возразил автор этих строк, участвовавший в деле как национальный судья. К сожалению, мое особое мнение только подлило масла в огонь, усилив недовольство такой позицией Европейского суда, когда сама суть решения по существу отошла на второй план <1>.
--------------------------------
<1> Текст Постановления Палаты и особое мнение опубликованы на русском языке в журнале "Права человека. Практика Европейского суда по правам человека" (2010. N 12).
Что касается существа Постановления (принятого шестью голосами против одного), то я указал в своем особом мнении со ссылками на мнения специалистов, что понятия "дискриминация" и "различие в обращении" остаются весьма расплывчатыми:
"Суд много раз указывал, что не всякое различие в обращении равнозначно нарушению статьи 14: "Должно быть установлено, что другие лица в аналогичной или относительно сходной ситуации пользуются предпочтительным обращением и что это различие является дискриминационным" (см. пункт 43 с соответствующими ссылками). Вопрос состоит в следующем: равнозначно ли "предпочтительное обращение" с военнослужащими - женщинами в армии в том, что касается предоставления права на отпуск по уходу за ребенком, дискриминации военнослужащих мужского пола? А как насчет знаменитой "позитивной дискриминации" в контексте настоящего дела? В этом Постановлении я не нашел ясного ответа на мой вопрос.
"Различие в обращении является дискриминационным, если оно не имеет объективного и разумного обоснования; другими словами, если оно не преследует правомерную цель или если отсутствует разумное отношение соразмерности между используемыми средствами и искомой целью", - указывает постановление, цитируя дело "Стек и другие против Соединенного Королевства" (см. пункт 43 с соответствующими ссылками). По моему мнению, аргументы, приведенные российским Конституционным Судом, являются более убедительными и реалистичными, чем аргументы Европейского суда.
Основной довод Конституционного Суда в поддержку ограничения прав военнослужащих состоит в том, что военная служба предъявляет особые требования, в частности она требует непрерывного исполнения обязанностей, и, следовательно, массовое использование военнослужащими отпуска по уходу за ребенком оказывало бы негативное влияние на боеготовность и боеспособность вооруженных сил. Учитывая особый (связанный с вооруженными силами) контекст дела и широкую свободу усмотрения, предоставленную государствам в вопросах национальной безопасности, я готов принять довод Конституционного Суда как предоставляющий объективное и разумное обоснование различия в обращении между военнослужащими и гражданскими лицами в том, что касается предоставления права на отпуск по уходу за ребенком.
Далее, относительно того факта, что исключение из числа лиц, имеющих право на отпуск по уходу за ребенком, касается только военнослужащих - мужчин, тогда как военнослужащим - женщинам предоставлено право на такой отпуск, я согласен, что в принципе не существует объективного или разумного обоснования различия в обращении между мужчинами и женщинами в этой сфере гражданской жизни. Однако условия и требования военной жизни по самой своей природе отличаются от условий и требований гражданской жизни, и определенные ограничения прав, которые не могут быть наложены на гражданских лиц, являются приемлемыми в армии (см. ссылки на прецедентную практику в пунктах 51 - 52). Конституционный Суд указал на незначительное число женщин в вооруженных силах и на то, что по этой причине использование ими отпуска по уходу за ребенком не оказывало бы влияния на боеспособность армии. Следовательно, это был политический выбор, мотивированный особой социальной ролью женщин как матерей, - предоставить им право на отпуск по уходу за ребенком на исключительной основе. Лучшее знание (национальными) властями своего общества и его потребностей означает, что (национальные) власти в принципе занимают более удобное положение, чем международный судья, для оценки того, в чем состоит публичный интерес. В этом заключается общий смысл принципа субсидиарности. В подобном случае Суд обычно уважает выбор политики законодателем, если только он явно не "лишен разумного обоснования" (см., mutatis mutandis, Постановление по делу "Диксон против Соединенного Королевства" (Dickson v. the United Kingdom) [БП], N 44362/04, § 78, ECHR 2007-XIII). По моему мнению, нельзя утверждать, что решение о предоставлении права на отпуск по уходу за ребенком военнослужащим - женщинам при одновременном отказе в предоставлении этого права военнослужащим - мужчинам явно "лишено разумного обоснования". Я уважаю решение законодателя, которое, кроме того, было подтверждено Конституционным Судом.
Наконец, важно также, что заявитель добровольно поступил на военную службу и, заключив контракт о прохождении военной службы, признал систему воинской дисциплины, которая по самой своей природе подразумевает возможность наложения на права и свободы военнослужащих ограничений, которые невозможно налагать на гражданских лиц (см., со сходной мотивировкой, Постановление по делу "Калач против Турции" (Kalacv. Turkey), 1 июля 1997 г., § 28, Reports 1997-IV).
В свете изложенного я полагаю, что различие в обращении между военнослужащими - мужчинами и всеми остальными родителями, а именно военнослужащими - женщинами и гражданскими лицами - мужчинами и женщинами, в том, что касается предоставления права на отпуск по уходу за ребенком, было разумно и объективно обоснованным.
Мое заключительное замечание касается применения статьи 46 Конвенции. Я полагал бы, что в отличие от других структурных проблем, относящихся к России, таких как неисполнение решений национальных судов, пересмотр дел в порядке надзора или условия содержания в предварительном заключении, данное изолированное дело не налагает на государство-ответчика юридической обязанности имплементировать надлежащие общие меры - даже с учетом того факта, что Суд лишь рекомендует эти меры, как он указывает в пункте 67".
Заключительный пункт моего особого мнения был невольным пророчеством: дело Маркина пошло на второй круг - оно было пересмотрено Большой Палатой Европейского суда (Konstantin Markin v. Russia [G.C.], 22 марта 2012 г.), а к вопросу об исполнении данного постановления должен был вернуться Конституционный Суд РФ, поскольку Президиум Ленинградского окружного военного суда обратился в Конституционный Суд РФ с запросом о проверке конституционности п. п. 3 и 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ во взаимосвязи со ст. 11 ГПК РФ. (Напомним, что п. п. 3 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ предусматривает возможность пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам, в случае если Конституционный Суд РФ признает не соответствующим Конституции РФ закон, примененный в конкретном деле, а п. 4 таким обстоятельством определяет установленные Европейским судом по правам человека нарушения положений Европейской конвенции при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека.)
Упомянутое Постановление Большой Палаты от 22 марта 2012 г. выдержано в более умеренных тонах и делает акцент на исследовании самой проблемы предполагаемой дискриминации по половому признаку, каковой в конечном счете признано существующее положение военнослужащих - мужчин. Но оценка "качества закона" сделана достаточно корректно: Европейский суд "согласен, что с учетом важности армии для защиты национальной безопасности определенные ограничения по предоставлению отпуска за ребенком могут быть оправданы, если не являются дискриминационными" (Konstantin Markin v. Russia [G.C.], 22 марта 2012 г., § 147). Как избежать дискриминации? Европейский суд подает сигналы, давая конкретные примеры ограничения прав военнослужащих в связи "с существенными интересами службы" в Нидерландах или "неотложными нуждами обороны" в Германии (§ 75), и приходит к выводу: "...Европейский суд полагает, что специфические требования, предъявленные воинской службой, могут не допускать предоставления отпуска по уходу за ребенком любым военнослужащим обоих полов, если их трудно заменить в течение службы вследствие таких факторов, как иерархическое положение, редкая техническая специальность и участие в активных боевых действиях" (§ 148). Что и требовалось доказать <1>. В любом случае разнеслась весть о том, что Министерство обороны РФ уже внесло в Государственную Думу законопроект с соответствующими изменениями в законодательство о статусе военнослужащего. Правда, найти следы этого законопроекта не удалось - а жаль, ибо в положении Маркина, по сведениям журнала "Право в вооруженных силах", на 1 марта 2013 г. находилось около 300 военнослужащих мужского пола, проходящих военную службу по контракту, являющихся отцами (усыновителями, попечителями) и воспитывающих ребенка в возрасте до трех лет без матери <2>. Учитывая весьма немногочисленный для миллионной армии контингент отцов-одиночек, проблему можно бы решить без подрыва обороноспособности государства. Таково и мнение специалистов по социальной защите военнослужащих: "Весьма справедливым и, безусловно, верным представляется вывод о том, что внесение изменений в законодательство в целях реализации конституционных принципов равноправия и равной ответственности родителей за воспитание детей в отношении военнослужащих позволит безболезненно выйти из возникшей политико-юридической ситуации. Это будет залогом выработки надлежащей модели согласованных усилий, предпринимаемых в рамках национальных и наднациональных юрисдикций" <3>.
--------------------------------
<1> Удовлетворение этим Постановлением "на основе приемлемого для обеих сторон компромисса" высказывал и В.Д. Зорькин (см.: Зорькин В.Д. Россия и Европейский суд по правам человека: взаимодействие внутригосударственного и межгосударственного правосудия. С. 13). Даже такой критик Конституционного Суда РФ, как Кирилл Коротеев, счел, что конфликта фактически и не было: Коротеев К. Конфликт, которого нет. Комментарий к решению Большой Палаты Европейского суда по правам человека по делу "Константин Маркин против России" // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. N 4. См. также: Ковлер А.И. Слухи об остром конфликте ЕСПЧ и КС РФ, мягко говоря, преувеличены // Закон. 2012. N 2.
<2> См.: Зорин О.Л. И снова к вопросу о праве на отпуск по уходу за ребенком для военнослужащих мужского пола // Право в вооруженных силах. 2014. N 2. С. 26. О том, что проблема не нова, свидетельствуют другие публикации: Стренина Е.А. Возможно ли предоставление военнослужащему мужского пола отпуска по уходу за ребенком // Право в Вооруженных Силах. 2006. N 7; Зайков Д.Е. Отпуск по уходу за ребенком для военнослужащих мужского пола: быть или не быть? // Там же. 2011. N 5; Гаврюшенко П.И., Монахов А.А. Положения российского законодательства, препятствующие предоставлению отпуска по уходу за ребенком военнослужащим мужского пола, проходящим военную службу по контракту, не являются дискриминационными и не препятствуют им в осуществлении права воспитания детей // Там же. 2009. N 11; Терешина Е.В. Правовое регулирование порядка предоставления отпусков по беременности и родам и по уходу за ребенком военнослужащим - женщинам // Материалы науч.-практ. конф. Моск. воен. ин-та ФПС России: Сб. науч. статей. 2008. N 11.
<3> Зорин О.Л. Указ. соч. С. 26. См. также: Шелютто М.Л. Реализация конституционных принципов семейного права в российском законодательстве // Журнал российского права. 2013. N 2.
Константин Маркин не довольствовался Постановлением Европейского суда, присудившего ему 6 тыс. евро морального ущерба. Уволившись с военной службы и став "правозащитником", он стал требовать через суды компенсации за неиспользованный отпуск (несмотря на то, что по приказу командира части ему было в свое время выплачено единовременное пособие в 200 тыс. руб.). Заявление К. Маркина от 28 мая 2012 г. в Санкт-Петербургский гарнизонный суд касалось пересмотра на основании Постановления ЕСПЧ прежних судебных решений, вынесенных не в его пользу.
По смыслу заявления К.А. Маркина речь шла прежде всего о принятии процессуального решения о пересмотре, а затем о пересмотре по существу судебного решения 2006 г. Представляется, что в своем Определении от 30 августа 2012 г. Санкт-Петербургский гарнизонный военный суд справедливо отказал в принятии к пересмотру принятого судебного решения 2006 г. на том основании, что впоследствии К.А. Маркину был фактически предоставлен отпуск по уходу за ребенком, выплачено пособие, а позднее и присужденная Постановлением ЕСПЧ компенсация, ребенок достиг возраста, превышающего три года, а сам К.А. Маркин к этому времени уволился с военной службы. На этом следовало бы поставить финальную точку: как указал Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 27 июня 2013 г. "О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней", "при рассмотрении судом вопроса о необходимости пересмотра судебного акта учитывается причинно-следственная связь между установленным Европейским судом нарушением Конвенции или Протоколов к ней и неблагоприятными последствиями, которые продолжает испытывать заявитель" (п. 17).
Суд первой инстанции вполне закономерно исходил из того, что вопрос о разрешении противоречий в применении материального права не входит в круг исследования при рассмотрении заявления о пересмотре по новым обстоятельствам, т.е. процессуального вопроса. Он "лишь" вполне обоснованно оценил характер этих "новых обстоятельств", не установив необходимости принятия дела к пересмотру. В случае обжалования данного решения вторая инстанция могла бы согласиться с позицией суда первой инстанции.
Вместо этого военный суд второй инстанции, отменяя указанное определение, фактически вышел за рамки толкования процессуальных норм, углубившись в проблему, не связанную с пересмотром конкретного дела, а именно стал выяснять в духе ч. 2 ст. 11 ГПК РФ, какой акт - Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 г. или Постановление ЕСПЧ, а говоря шире - п. 3 или п. 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ - имеет "наибольшую юридическую силу", заявив при этом о наличии "противоположных правовых позиций". Фактически Конституционному Суду РФ была навязана дискуссия о приоритетности норм Конституции РФ перед нормами Конвенции посредством абстрактного нормоконтроля.
Конституционный Суд РФ, с учетом прецедентной важности поставленной проблемы, принял 6 декабря 2013 г. полноценное Постановление (хотя мог обойтись определением по процессуальному вопросу), в частности, установив, что производство по данному делу подлежит прекращению, поскольку заявитель - президиум Ленинградского окружного военного суда не относится к числу субъектов, которые вправе обращаться в Конституционный Суд РФ с запросом о конфликте положений законодательства. Но Суд сделал несколько важных заключений, которые резюмировал в п. 1 резолютивной части Постановления:
"1. Признать положения пункта 4 части четвертой статьи 392 и частей первой и четвертой статьи 11 ГПК Российской Федерации в их взаимосвязи не противоречащими Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования эти законоположения не препятствуют суду общей юрисдикции начать по заявлению гражданина, жалоба которого в Конституционный Суд Российской Федерации на нарушение его конституционных прав и свобод ранее была признана не отвечающей критерию допустимости, производство по пересмотру по новым обстоятельствам вступившего в законную силу судебного постановления в связи с установлением Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод в отношении данного гражданина при рассмотрении судом общей юрисдикции соответствующего гражданского дела.
В случае если суд общей юрисдикции придет к выводу о невозможности исполнения постановления Европейского суда по правам человека без признания не соответствующими Конституции Российской Федерации законоположений, относительно которых ранее Конституционный Суд Российской Федерации констатировал отсутствие нарушения ими конституционных прав заявителя, он правомочен приостановить производство и обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности этих законоположений".