Экзамен зачет учебный год 2023 / Гаврилов

В.В. Гаврилов

ООН И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Механизмы создания и осуществления нормативных актов

Владивосток Издательство Дальневосточного университета

1998

ВВЕДЕНИЕ

В конце ХХ века мировым сообществом впервые за всю многовековую историю нашей цивилизации с предельной ясностью был осознан тот факт, что дальнейшее продолжение политики, стимулирующей раскол человечества на враждующие лагеря, поставило бы мир на грань всеобщей катастрофы. Последовавший за этим

отказ большинства стран от политической и идеологической конфронтации сделал возможным переход от состояния “ холодной войны” в отношениях между государствами к совместному поиску путей и средств эффективного решения глобальных проблем, к числу которых относится и задача повсеместного учреждения и обеспечения прав и свобод человека.

“ Поощрение и защита прав человека, ¾ подчеркивается в Итоговом документе Всемирной конференции по правам человека 1993 г., ¾ является вопросом первостепенного значения для международного сообщества”. Оно “ должно относиться к правам человека глобально, на справедливой и равной основе, с одинаковым подходом и вниманием”.1

Начало эры постконфронтационного развития в международных отношениях открыло беспрецедентные возможности для дальнейшего развития межгосударственного сотрудничества в гуманитарной сфере. В последние годы возросло число международных договоров, содержание которых свидетельствует о том, что все больше проблем правового положения личности, еще недавно относившихся к числу внутренних дел государств, становится объектом международного регулирования. Неуклонно повышается роль и значение контрольных органов, призванных обеспечивать правильность и своевременность осуществления актов о правах человека.

Вместе с тем, происходящие в мире перемены в силу их стремительности и масштабности сопровождаются усилением политической нестабильности, ростом числа локальных и региональных конфликтов, обострением застарелых и появлением новых проблем, оказывающих деструктивное воздействие

на процесс всеобщего признания и адекватного применения международных стандартов в области прав человека, разработанных на универсальном уровне. В настоящее время, по данным ООН, по меньшей мере

половина из более чем пяти миллиардов жителей земли продолжает страдать от серьезных нарушений прав человека в экономической, социальной, культурной и политической сферах.

Помочь государствам более эффективно использовать открывшуюся перед ними на современном этапе развития международных отношений возможность проведения согласованной политики в области прав человека призваны международные организации, в системе которых особое место занимает Организация Объединенных Наций. Именно в рамках ООН в настоящее время в основном принимаются важнейшие

многосторонние соглашения по правам человека и обеспечивается развитие других направлений межгосударственного сотрудничества в данной сфере. Все большее распространение получает практика принятия органами этой организации собственных нормативных актов внешнерегламентационногохарактера.

В этой связи особую актуальность приобретает задача исследования достоинств и недостатков процедуры разработки и одобрения соответствующих нормативных актов органами и организациями системы ООН, их классификации и определения характера воздействия предписаний таких документов на поведение государств. В дальнейшей теоретической разработке нуждается сегодня также проблема определения понятия,

содержания и поиска путей повышения эффективности функционирования международного механизма имплементации актов ООН о правах человека.

По признанию мирового сообщества, “деятельность Организации Объединенных Наций в области прав человека должна быть рационализирована и активизирована с тем, чтобы укрепить механизм ООН в этой области и достичь целей всеобщего уважения к соблюдению международных норм в области прав человека”.2

В отечественной международно-правовой литературе содержится значительное количество научных статей и монографий, посвященных как вопросам международно-правового регулирования прав человека в целом, так и характеристике места в этом процессе Организации Объединенных Наций. Однако практика показывает, что эта тема далеко не исчерпана и нуждается в дальнейшем исследовании. Особенно это касается

переосмысления на фоне происходящих в современном мире преобразований роли институционных структур ООН в деле дальнейшей конкретизации соответствующих обязательств государств и установления более

1Венская декларация и программа действий Всемирной Конференции по правам человека,

25июня 1993 г. // Международное публичное право. Сборник документов. Т. 1. М., 1996. С. 521, 523.

2Венская декларация и программа действий. С. 522.

жесткого контроля со стороны международного сообщества за реализацией основных прав и свобод индивидов на внутригосударственном уровне.

Особую актуальность изучение указанных выше проблем приобретает сегодня для Российской Федерации, в законодательстве которой в последние годы достаточно последовательно прослеживаются

тенденции уважительного отношения к международным стандартам в области прав человека и ориентация на непосредственное применение во внутригосударственной сфере международных нормативных предписаний, принимаемых как на универсальном, так и на региональном уровнях.

Глава 1. СОТРУДНИЧЕСТВО ГОСУДАРСТВ В ОБЛАСТИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ООН

1.1.Права человека и международное право: проблемы и перспективы регулирования

Спринятием 10 декабря 1948 г. Генеральной Ассамблеей ООН Всеобщей декларации прав человека открылся новый этап международного сотрудничества государств в этой области. В число традиционных сфер международно-правового регулирования были включены вопросы, регламентация которых долгое время считалась внутренним делом отдельных стран. В международном праве сформировалась и начала стремительно

развиваться новая самостоятельная отрасль ¾ международное право прав человека, регламентирующая широкий спектр отношений, оказывающих влияние на правовое положение личности.

Разумеется, этот процесс не мог возникнуть и проходить стихийно. Проблема сущности и содержания прав человека, их формально-правового выражения и закрепления имеет глубокие корни в истории человечества. Будучи сначала облеченной в форму морально-политических концепций и воззрений выдающихся мыслителей древности, она постепенно приобрела широкое политическое звучание, а затем и юридическое закрепление в период буржуазных революций в США, Англии и Франции. Огромное значение в этом плане имела знаменитая Декларация прав человека и гражданина, принятая Учредительным собранием Франции 26 августа 1789 г.3

В дальнейшем вопросы регламентации правового положения индивида “ по преимуществу получают свое “ цивилизованное” выражение, преломляясь в принципы права и развитые юридические формы, и выступают, таким образом, как бы в новом, в значительной степени формализованном качестве”.4

Тем не менее нормотворческая деятельность в этой области вплоть до середины ХХ века велась почти исключительно на внутригосударственном уровне. Проблема регулирования прав человека в полной мере приобрела международно-правовое значение только с образованием Организации Объединенных Наций. Явное пренебрежение к элементарным правам и свободам личности, массовые истребления людей во время Второй мировой войны подтолкнули мировое сообщество к поиску качественно новых организационных,

политических и правовых средств обеспечения основных прав и свобод индивидов посредством совместных действий государств.

В Устав ООН, как универсальной международной организации по поддержанию мира и безопасности, были включены положения о необходимости осуществления ею международного сотрудничества “... в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка и религии” (п. 3 ст. 1).5 В рамках Организации был создан специальный механизм для реализации этой цели. Тем самым впервые было признано, что эффективная международная защита прав и свобод человека является одним из важнейших условий обеспечения мира и прогресса.6

Образование ООН дало мощный толчок деятельности государств по разработке и принятию международных нормативных актов о правах человека. Однако в целом этот процесс шел достаточно сложно.

Трудности его осуществления во многом были связаны с возникшей в международном праве на этом этапе проблемой соотношения нарождающегося принципа всеобщего уважения прав человека, с одной стороны, и существовавшего в течение столетий принципа незыблемости государственного суверенитета, с другой. В соответствии с последним, международное право не могло регулировать вопросы, входящие по существу во внутреннюю компетенцию отдельных стран. А деятельность государств по обеспечению и защите прав и основных свобод личности традиционно включалась в перечень таких вопросов.

Можно выделить два ключевых вопроса, которые потребовали разрешения в связи с возникновением указанного противоречия: “ Означает ли такое качество, как суверенитет, право государства произвольно,

независимо от существующих международных норм и стандартов определять режим прав и свобод человека на своей территории?” И другой вопрос: “ Позволяет ли принцип уважения прав и свобод человека говорить о наличии у международного сообщества права добиваться от государств его соблюдения, несмотря на ссылки на свой суверенитет?”7 Ответы на них следует искать в самой природе международного сотрудничества в области прав человека.

Указанная проблема породила многочисленные дискуссии между отечественными и зарубежными юристами-международниками относительно роли и возможностей международного и внутригосударственного права в этой области. Их острота и бескомпромиссность предопределялись состоянием “холодной войны”, в

3Подробнее см.: Гусева Е.В. Влияние Великой французской революции на развитие международного права. Дис. ...канд. юрид. наук. Казань: КГУ. 1992. С.104-151.

4Бережнов А.Г. Права личности: некоторые вопросы теории. М., 1991. С. 30.

5Здесь и далее см.: Устав Организации Объединенных Наций // Международное право в документах. М., 1982. С. 196-223.

6См.: Курс международного права. В 7 т. Т. 2. М., 1989. С. 150.

7Зубрилин В.И. Суверенитет государств и сотрудничество в области прав человека // Международное право в современном мире. М., 1991. С. 74.

которую были вовлечены в то время страны, относящие себя к противоборствующим социалистическому и капиталистическому лагерям.

В нашей стране в 60 ¾ 80-е годы получила распространение точка зрения о том, что международные нормы, касающиеся прав человека, должны разрабатываться государствами “главным образом лишь в общей форме, без конкретизации их содержания и определения понятий, имеющих зачастую классовый характер, и по которым, поэтому, невозможно достичь согласия”.8 При этом подчеркивалось, что “ непосредственная

регламентация этих прав и свобод в соответствии с особенностями общественного и государственного строя является внутренним делом каждого государства, и защита прав человека осуществляется в порядке, предусмотренном внутренним законодательством каждого государства”.9

Отечественная доктрина допускала возможность защиты прав человека международным правом только в случаях их массового и грубого нарушения. “ Нарушение прав человека, осуществляемое в массовых масштабах и ставящее под угрозу мир и международную безопасность, ¾ отмечал В.А. Карташкин, ¾ не является исключительным делом государства, проводящего такую политику, и дает право ООН на применение принудительных мер”.10

Во всех остальных случаях рассмотрение в международных органах и организациях вопросов соблюдения прав человека в отдельных странах считалось возможным и правомерным лишь с их согласия в рамках механизмов контроля и проверки, предусмотренных соответствующими международными договорами, вступившими в законную силу для данных государств.

Определяя основы подхода советских юристов-международников к проблеме международно-правовой регламентации правового положения личности, Г.И.Тункин подчеркивал, что “ вторжение” регулирующего воздействия международного права в область прав человека не означает ни того, что права человека регулируются международным правом непосредственно, ни того, что они перестали быть в основном внутренними делами государства”.11

Указанные соображения были созвучны идеям некоторых известных зарубежных исследователей первой половины ХХ века. Так, профессор Венского университета А.Фердросс еще в 1955 г. писал о том, что “отдельные лица в принципе не являются субъектами международного права, так как международное право защищает интересы индивидуумов, однако наделяет правами и обязанностями не непосредственно отдельных лиц, а лишь государства, гражданами которых они являются”.12 Крупный итальянский ученый Д.Анцилотти в свою очередь отмечал: “Нормы обычного права и соглашения, которые по видимости налагают обязанности на отдельных лиц, на самом деле возлагают на государство обязанность воспрещать и наказывать определенные действия индивидов или же уполномачивают его к этому... И нормы, которые по видимости предоставляют права индивидам, на самом деле обязывают или уполномачивают государство предоставлять данные права, так что индивид заимствует их не из международной нормы, а из государственной”.13

В основе их высказываний лежало представление о международном и внутригосударственном праве как о двух различных правопорядках, нормы которых не могут регулировать отношения с участием субъектов друг друга. Однако не меньшее признание получила в зарубежной доктрине точка зрения о неограниченности

сферы действия международного права и о возможности регламентации им внутригосударственных отношений.

Развитие данной концепции тесно связано с именем одного из основоположников нормативизма Г.Кельзена, который отстаивал идею о том, что международное право является высшим правопорядком, существующим в мире, и что его действие, следовательно, “ не может быть ограничено ни в каком направлении”.14 Он писал, что “ государства сохраняют принадлежащую им по международному праву компетенцию регулировать дела в пределах своей территории постольку, поскольку конкретный предмет не регулируется международным правом”.15 Вслед за Г.Кельзеном профессор Дж. Кунц отмечал, что “ не существует дел, которые по своей природе могут регулироваться только внутренним правом. Международное право обладает “ компетенцией компетенций”.16

8Карташкин В.А. Международная защита прав человека ( Основные проблемы сотрудничества государств). М., 1976. С. 5.

9Мовчан А.П. Права человека и международные отношения. М., 1982. С. 24.

10Карташкин В.А. Уважение прав человека и невмешательство во внутренние дела государств // Сов. государство и право. 1974. № 6. С. 116.

11Тункин Г.И. Теория международного права. М., 1970. С. 93.

12Фердросс А. Международное право. М., 1959. С. 146.

13Анцилотти Д. Курс международного права. Т.1. М., 1961. С. 134.

14Kelsen H. Principles of International Law. N.Y., 1967. P. 177.

15Ibid. P. 365.

16Цит. по: Лукашук И.И. Сфера действия международного права // Советский ежегодник международного права, 1985. М., 1986. С. 88.

Одним из частных проявлений указанной точки зрения стал тезис о возможности полной замены внутригосударственного регулирования правового положения личности регулированием международно- правовым. Так, канадский юрист Дж.Хамфри в одной из своих работ заявил, что в результате произошедших в международном праве после Второй мировой войны революционных изменений “ индивид сегодня непосредственно защищается международным правом”,17 а иранский профессор М.Ганджи недвусмысленно подчеркивал, что “ соблюдение прав человека является не внутренней компетенцией государств, а делом международного сообщества”.18 Еще более категорично высказывался по этому вопросу американец Р.Фолк,

который считал концепции суверенитета государств и внутренней компетенции в принципе несовместимыми с обеспечением прав и свобод человека.19

При всех различиях в подходах зарубежных ученых к проблеме определения содержания и основных форм международного сотрудничества в области прав человека они в целом придерживались единых взглядов относительно возможности осуществления так называемых “ гуманитарных интервенций” на территории третьих стран. Их убежденность в легитимности принципа допустимости вмешательства во внутренние дела

государств по мотивам гуманности основывались на постулате о наличии у каждого государства международных обязательств по защите всех основных прав и свобод человека, где бы они ни нарушались.

Однако в вопросах, касающихся оснований и порядка осуществления таких интервенций, между зарубежными авторами существовали значительные противоречия. Видный американский юрист Р.Лиллих заявлял, например, что “ гуманитарная интервенция” является правомерной не только в случае уже происходящих нарушений прав человека, но и когда такие нарушения являются “ неизбежными” или “неминуемыми”.20 Английский исследователь Я.Броунли оправдывал применение силы государством в целях спасения жизни и имущества своих граждан за рубежом.21 Профессор Дж.Монтгомери, в свою очередь, полагал, что “ гуманитарная интервенция” может быть предпринята по решению не только Организации Объединенных Наций или другой компетентной международной организации, но и любого отдельно взятого государства.22

Эти и некоторые другие поддерживающие их ученые в большинстве своем допускали осуществление интервенции по мотивам гуманности в соответствии с принципами естественно-правовой теории прав человека. Отечественная доктрина, напротив, жестко увязывала возможность ее проведения с наличием соответствующих норм статутного международного права.

У советских и зарубежных юристов-международников и политических деятелей также не существовало единого мнения относительно перечня и содержания прав индивида, подлежащих регламентации на межгосударственном уровне. Первые считали необходимым включить в их число социально-экономические права. Вторые не только возражали против этого, но и оспаривали само наличие таких прав.

Таким образом, можно констатировать, что возведение требования о необходимости всеобщего

уважения прав человека и сотрудничества государств в достижении этой цели в ранг одного из основных принципов международного права и деятельности ООН “с неизбежностью должно было вынести и вынесло на международный форум идеологические концепции и понятия свободы, присущие крупнейшим государствам”.23 Расхождения между ними, о которых говорилось выше, явились причиной трудностей в процессе разработки большинства международно-правовых актов о правах человека и обусловили в конечном итоге компромиссный характер их основных положений.

Общие формулировки норм, определяющих содержание таких прав, позволяли участникам договоров

применять их в соответствии со своими собственными представлениями о границах и возможностях правового регулирования отношений в области прав человека на международном и национальном уровнях, что значительно снижало эффективность действия указанных соглашений. По образному выражению В.С.Верещетина и Р.А.Мюллерсона, государства, принимая на себя международные обязательства, старались, как правило, “ оставаться судьей в своем собственном деле, решая чаще всего в одностороннем порядке и окончательно вопросы толкования и применения принятых обязательств”.24

17Humphrey J.P. The International Law of Human Rights in the Middle Twentieth Century // The Present State of International Law and Other Essays. Deventer, 1973. P. 83.

18Ganji M. International Protection of Human Rights. Geneva-Paris, 1962. P. 116-119.

19См.: Карташкин В.А. Международная защита прав человека. С. 28.

20См.: Lillich R. Humanitarian Intervention and Humanitarian Intercession // International Institutes of Human Rights. Strasbourg, 1977. P. 9-10.

21См.: Brownle I. International Law and the Use of Force by States. Oxford, 1963. P. 432-433.

22См.: Карташкин В.А. Права человека и идеологическая борьба на международной арене // Сов. государство и право. 1987. № 1. С. 121.

23Броунли Я. Международное право. Т. 2. М., 1977. С. 258.

24Верещетин В.С., Мюллерсон Р.А. Новое мышление и международное право // Сов. государство и право. 1988. № 3. С. 6.

Международные контрольные органы, призванные следить за правильностью и своевременностью действий государств по реализации норм соответствующих договоров, создание которых предусматривалось многими соглашениями о правах человека, в условиях идеологической конфронтации и ограниченности их прав также не могли функционировать достаточно эффективно.

Вместе с тем развитие практики создания подобных договоров доказывало тот факт, что соблюдение прав, присущих государственному суверенитету, и уважение принципа невмешательства во внутренние дела

государств сами по себе не являются непреодолимой преградой на пути международного сотрудничества в области прав человека и их международно-правовой регламентации.

Содержание понятий “ внутренняя компетенция государства” и “ внутренние дела государства” подвижно. Оно эволюционирует вместе с развитием международных отношений и в соответствии с волеизъявлением самих государств, облеченных в форму международно-правовых норм. Нормы международного права не содержат никаких ограничений или запретов по кругу вопросов, которые могут подвергаться международно-правовому регулированию, если при этом имеет место добровольное согласие взаимодействующих государств и не нарушаются права других субъектов международного права. Поэтому, “хотя те или иные общественные отношения могут не быть предметом международно-правового регулирования, препятствием к этому является не суверенитет государств, как таковой, а их нежелание пойти на такое регулирование”.25

К сожалению, иное видение указанной проблемы было до недавнего времени характерным для отечественной правовой теории. Здесь обращение к категории государственного суверенитета в течение многих

десятилетий использовалось не для поиска и обоснования необходимости развития новых направлений межгосударственного сотрудничества в гуманитарной сфере, а для доказательства невозможности в принципе, не нарушая характера международного права и не противореча его природе, передавать вопросы, традиционно относившиеся к внутренней компетенции государств, для их регулирования и разрешения в международно- правовом порядке. Такая позиция объяснялась господством в отечественной доктрине этатистского, государственно-центристского подхода к международному праву, основанному на возвеличивании роли и значения государства как внутри общества, так и на международной арене.

В свою очередь, ситуация, при которой права и свободы личности, а нередко и международное право в целом, рассматривалось в качестве инструмента идеологической борьбы, предопределяла нежелание и большинства зарубежных государств связывать себя какими-либо конкретными обязательствами, вытекающими из международных соглашений универсального характера.

Положение кардинальным образом изменилось в конце 80- х ¾ начале 90 -х годов, когда после завершения “ холодной войны” сформировались реальные предпосылки усиления регулирующей роли международного права в отношениях между государствами. В это время в рамках международного сообщества утвердилась идея о принципиальном качестве единства и взаимозависимости окружающего нас мира, приоритета общечеловеческих ценностей и идеалов над всеми остальными. Широкое распространение получила практика отказа от концепции противоборства как основы внешней политики, преодоления господства идеологических штампов, деидеологизации межгосударственных отношений.

Изменившиеся политические реалии вызвали в отечественной международно-правовой литературе новое серьезное обсуждение проблемы понятия и пределов государственного суверенитета. В результате состоявшейся дискуссии в доктрине сформировалось позитивное отношение к мысли о том, что поиск баланса интересов государств в современном мире должен быть неразрывно связан с “ интернационализацией традиционно внутригосударственных вопросов, с передачей в общих интересах отдельных прав в международную компетенцию”.26

Практическим результатом эволюции политики нашего государства явилось, в частности, принятие решений о снятии сделанных ранее оговорок, которые касались непризнания обязательной юрисдикции

Международного суда ООН по спорам о толковании и применении ряда международных договоров о правах человека.27 В 1991 г СССР также присоединился к Факультативному протоколу № 1 к Международному пакту о гражданских и политических правах и признал компетенцию Комитета по правам человека, Комитета против

пыток и Комитета по ликвидации расовой дискриминации получать и рассматривать сообщения государств и физических лиц о случаях нарушения международных обязательств, вытекающих из норм соответствующих соглашений.28

Важным этапом на пути поступательного движения Российской Федерации к более тесному участию в международных механизмах и процедурах поощрения и защиты основных прав и свобод человека стало ее

вступление в январе 1996 г. в Совет Европы (СЕ) ¾ международную организацию, одной из основных целей деятельности которой является “ защита и укрепление плюралистической демократии и прав человека” на

25Зубрилин В.И. Указ. соч. С. 75.

26Рыбаков Ю., Скотников Л., Змеевский А. Примат права в политике // Международная жизнь. № 4. С. 62.

27См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1989. № 11. Ст. 79.

28См.: Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. 1991. № 29. Ст. 842-845.

европейском континенте. “Наше стремление к полноправному участию в Совете Европы, ¾ подчеркивалось в

обращении руководителей нашего государства к Председателю и депутатам Парламентской Ассамблеи СЕ от

18 января 1995 г., ¾ является следствием проводимого курса на построение в России правового государства, укрепление демократии и реальное обеспечение прав человека”.29

Отказ нашей страны от узкоклассового подхода практически ко всем явлениям общественной жизни позволил убедиться в объективной реальности того факта, что характер прав и свобод человека “определяется не только природой конкретного государственно-организованного общества, в котором они реализуются, но и развитием человеческой цивилизации в целом, уровнем и степенью интегрированности международного сообщества”.30

Ликвидация двухполюсной структуры мира и общее потепление международного климата на планете сделали возможным принятие решений о расширении круга общественных отношений, регулируемых нормами договоров о правах человека, о совершенствовании международного механизма их имплементации.

В качестве реальных шагов, уже совершенных на этом пути, следует рассматривать, например, договоренности, достигнутые государствами в рамках Хельсинского процесса Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе ( СБСЕ). Еще в Итоговом документе Венской встречи от 15 января 1989 г. ее государствами-участниками было подтверждено “ всеобщее значение прав человека и основных свобод, уважение которых является существенным фактором мира, справедливости и безопасности, необходимых для обеспечения развития дружественных отношений и сотрудничества между ними, как и между всеми государствами”.31

Участники совещания признали, что не только гражданские и политические, но и экономические, социальные, культурные и другие права и свободы имеют первостепенное значение и должны полностью осуществляться всеми надлежащими способами.

Положения Венского соглашения были существенно расширены в Документе Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ. Его нормы не только углубили и уточнили содержание некоторых прав и свобод, закрепленных ранее в различных международных документах, но и определили параметры общества, в котором действительно возможна полная реализация прав человека, признанных на международном уровне. Среди них: необходимость проведения периодических выборов, обеспечивающих на практике свободное выражение мнения избирателей; наличие представительной по своему характеру формы правления; четкое разделение функций между государствами и политическими партиями;

подчиненность правительства и иных государственных властей в их деятельности требованиям конституции и законов и т.д.32

Тем самым к числу проблем, “ напрямую затрагивающих достоинство, присущее человеческой личности, равные и неотъемлемые права всех людей”, были отнесены вопросы внутригосударственного устройства, решение которых традиционно считалось внутренним делом отдельных стран.

В указанном акте также впервые было признано, что свобода выбора и развития государствами своих политических, социальных, экономических и культурных систем не является абсолютной и ограничена необходимостью обеспечения международных стандартов в области прав человека.33

В Копенгагене страны-участницы СБСЕ рассмотрели предложения о дальнейшем повышении эффективности процедур, обеспечивающих выполнение принятых обязательств. Многие из этих предложений нашли отражение в принятом год спустя документе Московского совещания Конференции. Его нормами, например, была закреплена процедура посылки по просьбе заинтересованного государства-участника миссии экспертов “ для рассмотрения и содействия решению на его территории вопросов, относящихся к человеческому измерению СБСЕ”. При этом приглашающему государству предоставлялось право “возлагать на миссию экспертов выполнение любых дополнительных функций, в частности, по установлению фактов и

консультативному обслуживанию в целях рекомендации путей и средств содействия соблюдению обязательств СБСЕ”.34

29Право Совета Европы и Россия (сборник документов и материалов). Краснодар, 1996. С.

30Мюллерсон Р.А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М., 1991. С. 10.

31Итоговый документ Венской встречи государств-участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе // Права человека: сборник международных документов. М., 1990.

С. 190.

32См.: Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению

СБСЕ 29 июня 1990 г. // Международное сотрудничество в области прав человека. Документы и материалы: Вып. 2. М., 1993. С. 296-297.

33См.: Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ 29 июня 1990 г. С. 296.

34См.: Документ Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ

3октября 1991 г. // Международное сотрудничество в области прав человека. Документы и

Однако главным достижением Московского совещания в области создания новых механизмов контроля, безусловно, явилось принятие решения о возможности формирования и направления групп экспертов для изучения ситуации с правами человека в государствах-участниках по инициативе Комитета старших должностных лиц СБСЕ или других стран-участниц без предварительного согласия принимающего государства. При этом Комитет уполномачивался принимать решения “ о любых возможных последующих действиях” по итогам обсуждения материалов, передаваемых ему экспертами и докладчиками.35

Принципиальное значение в связи с этим имеет также достигнутая в январе 1992 г. на пражском заседании Совета министров иностранных дел стран-участниц Хельсинского процесса договоренность о том, что “в целях дальнейшего развития способности СБСЕ защищать права человека, демократию и верховенство закона мирными средствами... Советом или Комитетом старших должностных лиц могут быть, если

необходимо ¾ и без согласия соответствующего государства, в случаях явного, грубого и неисправленного нарушения соответствующих обязательств по СБСЕ предприняты надлежащие действия. Такие действия будут состоять из политических заявлений или иных политических шагов, которые будут делаться за пределами территории такого государства”.36 Эта процедура получила наименование “консенсус минус один”.

Характерной особенностью перечисленных выше документов СБСЕ является признание активной роли самого индивида в деле защиты как своих прав, так и прав и свобод других лиц. Итоговый документ Венской встречи, например, обязывает государства “ уважать право своих граждан, самостоятельно или совместно с другими, вносить активный вклад в развитие и защиту прав человека и основных свобод”.37 В свою очередь заключительный акт Копенгагенского совещания от 29 июня 1990 года устанавливает, что эффективные средства правовой защиты прав человека должны включать право отдельных лиц или групп, действующих от их имени, поддерживать связь с международными органами, наделенными компетенцией получать и рассматривать информацию, касающуюся утверждений о нарушении прав человека.38

Подписание в рамках Парижского совещания СБСЕ в 1990 году Парижской хартии для новой Европы, развивающего ее положения Хельсинского документа СБСЕ “Вызов времени перемен” от 10 июля 1992 г., а также Пражского документа о дальнейшем развитии институтов и структур СБСЕ от 30 января 1992 года внесли качественно новые параметры в развитие Хельсинского процесса. В его рамках были созданы новые институционные структуры, в числе которых следует особо отметить Бюро по демократическим процедурам и правам человека и аппарат Верховного комиссара СБСЕ по делам национальных меньшинств. Одной из задач

их функционирования стало обеспечение текущего контроля и оказание помощи государствам в сфере выполнения ими своих обязательств в рамках человеческого измерения СБСЕ. Логическим продолжением

процесса постепенной институализации деятельности Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе стало принятие на Будапештской встрече его государств-участников в 1994 г. решения о переименовании с 1

января 1995 г. СБСЕ в ОБСЕ ¾ Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе. Одновременно с этим был повышен уровень и расширены полномочия органов ОБСЕ, в том числе и в области прав человека.

Пример общеевропейского процесса и практика деятельности ОБСЕ последних лет убедительно доказывают, что идея развития международного сотрудничества в области прав человека может и должна быть очищена от наслоений времен конфронтации и идеологической разобщенности, наполнена новым содержанием и обеспечена реальным механизмом осуществления. В современных условиях, когда вопросы защиты прав человека во многом вышли за рамки государственных границ и стали достоянием всего мирового сообщества,

необходимо вести речь о более глубоком проникновении международного права во внутригосударственные

процессы, его приближении к конечному субъекту любого социального действия ¾ человеку.39

Однако при этом принципы незыблемости государственного суверенитета и всеобщего уважения прав и свобод человека не должны противопоставляться. Как подчеркивал бывший Генеральный секретарь ООН Бутрос Гали, “уважение неотъемлемого суверенитета и целостности государства имеет решающее значение для любого совместного продвижения вперед на международной арене. Однако время абсолютного и исключительного суверенитета прошло. Его теоретическая концепция никогда не подтверждалась реальной

материалы: Вып. 2. М., 1993. С. 370.

35См.: Документ Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ.

С. 371-372.

36Пражский документ о дальнейшем развитии институтов и структур СБСЕ 30 января 1992 г. // Международное сотрудничество в области прав человека. Документы и материалы: Вып. 2.

М., 1993. С. 393.

37Итоговый документ Венской встречи представителей государств-участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. С. 191.

38См.: Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ. С. 297.

39См.: Верещетин В.С., Мюллерсон Р.А. Указ. соч. С. 9.