Экзамен зачет учебный год 2023 / Sajo_-_Chapter_0_(Introduction) (1)

правом и охраняемым конституцией интересом. Например, в деле о клевете (очернительстве), свобода слова выступающего может находиться в прямом противоречии с репутацией того, кого касается выступление. В слу чае возникновения такого противоречия Федеральный конституционный суд ФРГ прибегает к «сопоставле нию» таких конфликтующих прав. (Подробнее см. Сопоставление свободы слова с другими положениями в обычных законах в параграфе 5.1 о защите чести и достоинства). Сопоставление – интересный прием, исполь зуемый Федеральным конституционным судом ФРГ, однако, другие конституционные суды редко прибегают к нему.

Изменившиеся значения в конституции

До сих пор речь шла о толковании как необходимости, диктуемой неопределенностями в тексте конституции и законов, а также как задаче, обусловленной задачей сохранения исходного смысла и цели конституции. Но тол кование может оказаться необходимо и по другим причинам. Конституции менять сложно; некоторые из них, как российскую Конституцию, изменить еще сложнее. С другой стороны, социальная действительность меняет ся быстро. В результате возникает угроза отставания прежнего конституционного текста от социальной реаль ности, подверженной чрезвычайно динамичным изменениям. Адаптировать старые правовые тексты к новой социальной действительности – это, в принципе, задача судебной системы. Однако, подобное решение про блемы адаптации нормативных актов ограничено прежде всего тем обстоятельством, что суды связаны зако ном, а потому, при согласовании нормы и реальности, не могут выходить за узкие пределы буквального смысла нормативного акта. Границы значения слов оказываются границами судебного толкования и, соответственно, судебной адаптации правовых текстов, конституций, к изменившейся социальной действительности. Рассмот рим в качестве примера актуальную правовую ситуацию, возникшую в связи с появлением всемирной сети Ин тернет и отставанием правового регулирования в этой области.

Неясно, например, до какой степени связь посредством Интернета может (и может ли вообще) быть защи щена в рамках традиционной свободы почтовой связи; должны ли определенные формы связи через Интернет защищаться как новые и специфические виды свободы средств массовой информации. В обоих случаях Интер нет не в полной мере отвечает всем критериям, которые имели в виду создатели конституции, когда устанавли вали эти классические свободы или когда конституционные суды создавали свою практику. Правовое регулиро вание соответствующих свобод не могло быть, поэтому, буквально применено к связи посредством Интернета. При отсутствии какого либо специального права, защищающего связь посредством Интернета в большинстве конституций, данная логика означала бы выведение рассмотренной формы сообщения из сферы конституцион ной защиты, что представляется абсурдным. В данном случае уместно использование понятия «изменившегося значения» текста конституции. В конституционной теории оно означает, что значение определенного положе ния конституции может претерпеть изменение без изменения текста конституции. Данный подход реализуется в толковании соответствующих норм. Так, в первом примере, положения о почтовой связи, с учетом данного под хода, должны толковаться по новому и включать не только традиционные формы почтового сообщения, но и электронную почту, а также другие формы связи с помощью Интернета. Это изменение конституционного по ложения (без изменения текста) общепринято, поскольку конституционные положения, в особенности те, ко торые имеют в виду конституционные права, должны защищать не только отдельных лиц, но и определенные сектора общества, равно как и их специфические формы функционирования. Верность традиционному понима нию текста конституции парализовала бы эту защиту. Можно сформулировать общий теоретический вывод: при определенных обстоятельствах степень приверженности тексту конституции со стороны ее толкователей должна быть меньшей, чем степень приверженности интерпретаторов в других областях права. Более того, чрезмерный консерватизм в отношении положений конституции может оказаться препятствием для конститу ционной интерпретации новых социальных явлений. Разумеется, обстоятельства, делающие необходимым учет «изменившегося значения» правовых норм, должны быть четко очерчены конституционной теорией и консти туционными судами.

Ограничения основных прав

Общие замечания

Ключевым вопросом теории и практики обеспечения основных прав является не столько вопрос о том, какие права гарантируются человеку или гражданину, сколько о том, каковы допустимые ограничения данных основ ных прав.

Существует небольшое число конституционных прав, которые считаются абсолютными и, таким образом, не подлежат никакому ограничению. Ст. 1 (1) Основного закона ФРГ гласит, что

достоинство личности неприкосновенно. Уважать и защищать его – обязанность всякой государственной власти.

В своей практике, Федеральный конституционный суд ФРГ подтвердил абсолютный характер охраны досто инства человека, который не позволяет никаких ограничений. (См. далее в настоящем издании: § 1 главы V о защите чести и достоинства, в частности следующие его разделы: 1.4.18 «Объективная иерархия ценно стей», 1.4.23 «Защита достоинства в общественной дискуссии.)

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

Другим конституционным положением, которое содержит абсолютную гарантию права, является I Поправка к Конституции США, гласящая

…устанавливающих какую либо религию или запрещающих ее свободное вероисповедание, либо ограничивающих свободу слова или печати или право народа мирно собираться и обращаться к Правительству с петициями об удовлетворении жалоб» (Конституции зарубежных государств. М., БЕК, 1996).

Более предпочтителен, на наш взгляд, иной перевод данной поправки:

Конгресс не вправе издавать законов, устанавливающих какую либо религию или запрещающих ее свободное вероисповеда ние, либо ограничивающих свободу слова или печати17.

В то время как формулировка Первой поправки кажется абсолютной, Верховный Суд США толкует ее та ким образом, который делает возможным некоторые ограничения, налагаемые на свободу слова. (См. «Свобо да слова в Конституции США» в параграфе о защите чести и достоинства (5.1).)

Вопреки нескольким приведённым примерам, свидетельствующим об обратном, многие конституции не только предусматривают права, но и определяют их возможные ограничения. Например, ст. 19 Основного за кона ФРГ гласит:

1.Поскольку согласно настоящему Основному закону какое либо основное право может быть ограничено законом или на ос новании закона, такой закон должен носить общий характер, а не относиться только к отдельному случаю. Кроме того, в законе должно быть названо это основное право с указанием статьи Основного закона.

2.Существо содержания основного права ни в коем случае не может быть затронуто.

Канадская Хартия прав и свобод в ст. 1 также говорит об этом:

Канадская хартия прав и свобод гарантирует права и свободы, закрепленные в ней, подлежащие только таким разумным огра ничениям, предписанным законом, которые могут быть с очевидностью оправданы в свободном и демократическом обществе.

Европейская конвенция по правам человека содержит похожие положения об ограничениях, которые могут быть наложены на права, охраняемые конвенцией. Например, ст. 10 (2) устанавливает условия, на которых свобода слова может быть ограничена, следующим образом:

Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с формальностями, условия ми, ограничениями или штрафными санкциями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвраще ния беспорядков и преступлений, защиты здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.

В следующих разделах мы обсудим в сравнительно правовом контексте те трудности, которые связаны с применением положений, содержащихся в Конституции Российской Федерации и касающихся ограничения прав.

Соотношение частей 2 и 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации

Ранее было показано, что проблема допустимых ограничений основных прав является не менее важной, чем вопрос о том, какие права вообще гарантируются. Представляется, что российская Конституция предлагает трехуровневую модель ограничений. Она предусматривает специальные ограничения, установленные в рамках отдельных основных прав, и относящиеся только к данным основным правам, такие как, например, специаль ное упоминание окружающей среды, прав и законных интересов иных лиц в ч. 2 ст. 36 Конституции Российской Федерации, или недопущение монополизации и недобросовестной конкуренции в ч. 2 ст. 34 российской Консти туции. Помимо этого, существуют общие положения об ограничениях18, содержащиеся в ч. 2 ст. 55 Конститу ции, где определенного рода ущемления основных прав объявлены недопустимыми, и ч. 3 ст. 55 Конституции, которая устанавливает определенные условия, при которых ограничения являются допустимыми. Это – третий уровень. Конституция (в ч. 3 ст. 17) устанавливает, что права других лиц являются ограничением осуществле ния прав и свобод человека и гражданина, представляет собой другой вид подобного общего ограничения третьего уровня. Мы еще вернемся позднее к этой норме. Эта трехуровневая модель ограничений превращает ся в четырехуровневую, если мы примем во внимание основные обязанности российских граждан и, частично, нероссийских граждан и лиц без гражданства. Очевидно, что обязанность всех платить законно установленные налоги будет действовать как ограничение основных прав, таких, как, например, право собственности, свобода экономической деятельности, и, возможно, некоторых других прав. Однако основные обязанности и специаль ные ограничения отдельных прав не выражают, конечно, сущности ограничений основных прав по российской Конституции. Сущность этих ограничений заключена в общих положениях ч. 2 и 3 ст. 55 Конституции.

Часть 2 ст. 55 Конституции Российской Федерации запрещает издание законов, отменяющих или умаляю щих права и свободы человека и гражданина. Другими словами, ч. 2 ст. 55 Конституции содержит абсолютный

17Первая поправка к Конституции США звучит на английском языке следующим образом: «Congress shall make no law respecting an estab lishment of religion, or prohibiting the free exercise thereof; or abridging the freedom of speech, or of the press…»

Перевод I Поправки на русский язык, который становится широко используемым, предполагает, что «Конгресс не должен издавать за конов…». В этом переводе подразумевается, что в принципе Конгресс или другие власти могут издавать законы, перечисленные в I Поправке. Такое толкование языка I Поправки не соответствует действительности. I Поправка исключает Конгресс и вообще феде ральное законодательство «устанавливающих какую либо религию или запрещающих ее свободное вероисповедание», или «ограничи вающих свободу слова или свободу печати». Предполагается, что данный перевод более соответствует мысли I Поправки.

18Для того чтобы подчеркнуть специфику интерпретации основных прав в смысле ч. 2 ст. 55 и ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федера ции, в первом случае, мы будем использовать термин «ущемление», во втором – «ограничения».

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

запрет определенных видов ущемлений основных прав, каковыми являются отмена или умаление, как это ука зано в ч. 2 ст. 55 Конституции: в Российской Федерации такого рода ущемления просто не допускаются. В дан ном случае, при применении Конституции, задача состоит в том, чтобы проверить, является ли рассматривае мое ущемление основных прав отменой или умалением основного права; если ответ на данный вопрос является утвердительным, то ущемление основного права является неконституционным. Здесь не имеют места ни поиск оправдания для ограничения (ущемления) основного права, ни процесс установления баланса, в ходе которого производится попытка поиска компромисса между вступающими в конфликт ценностями свободы, с одной сто роны, и некоторыми общими – общественными или государственными – целями, – с другой. В отличие от это го, ч. 3 ст. 55 Конституции регулирует совершенно другую модель проверки конституционности ограничения ос новного права. Данная норма совмещает обязательство государства твердо придерживаться определенных формальностей (ограничение должно регулироваться федеральным законом) с материальными условиями и процессом установления баланса. Ограничения основных прав допустимы только в целях защиты определен ных социальных ценностей, перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции; более того, они допустимы только в той степени, в которой они необходимы для защиты указанных ценностей. Каково же вероятное соотношение меж ду этими двумя положениями, регулирующими ограничения основных прав; как Российский Конституционный Суд соотносит эти две нормы друг с другом, и как должны толковаться различные понятия?

На первый взгляд, представляется возможным толковать данные нормы как комбинацию защитных меха низмов основных прав. Часть 2 ст. 55 имела бы своим назначением регулировать более серьезные ограничения (ущемления) основных прав и объявлять абсолютный запрет на подобного рода ограничения. Таким образом, отмена и умаление основных прав толковалось бы как наиболее существенное и наиболее серьезное ограниче ние (ущемление) основных прав, которое очевидно недопустимо. Для понятия «отмена» подобное толкование полностью подходит, для понятия «умаление» – в меньшей степени19. В отличие от этого, ограничение в смыс ле ч. 3 ст. 55 Конституции было бы ограничением основного права меньшей степени; оно было бы допустимым, если выполнены определенные условия, перечисленные в ч. 3 ст. 55. Данное понимание, на самом деле, следо вало бы (теоретической) модели Конституции Германии, где некоторые ограничения основных прав – тех, ко торые в смысле пар. 2 ст. 19 Основного закона ФРГ «затрагивают сущность основного права» – просто недо пустимы, а все другие ограничения должны соответствовать принципу пропорциональности для того, чтобы быть допустимыми. Почему данная модель германской конституции только «теоретическая модель», и предла гает ли немецкий опыт какое либо интересное решение для понимания частей 2 и 3 ст. 55 Конституции России?

Если мы вновь обратимся к нормам ч. 2 и 3 ст. 55 российской Конституции, то проблемы представляются очень сходными: в то время как отмена выглядит нереалистичной20, однако ясной, умаление выглядит реали стичным, но неясным, открытым для произвольного толкования и, в значительной мере, совпадающим с уста новленной в ч. 3 ст. 55 Конституции концепцией ограничения, если не заменяющим ее. С другой стороны, если на основе системного толкования, «умаление» толкуется как очень серьезный – и, следовательно, недопусти мый – вид ограничения основных прав, то опять же, немыслимо допустить умаление основного права, которое не является, одновременно, непропорциональным в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции. Правовая аргументация стремится быть экономичной, если не ленивой, при выборе аргументов: этот факт, а также указанные причины, действуют в пользу широкого использования ч. 3 ст. 55 Конституции и редкого и осторожного использования ч. 2 ст. 55, когда речь идет об ограничении основных прав21.

Представляется, однако, что российский Конституционный Суд выбрал, другой подход при толковании ч. 2 и 3 ст. 55 Конституции. Суд отобрал отдельные основные права, которые он посчитал абсолютными. Эти права не могут быть ограничены; следовательно, любые ограничения будут всегда и в любом случае умалением в смысле ч. 2 ст. 55 Конституции и, соответственно, недопустимыми и неконституционными22. Российский Кон ституционный Суд, следуя этому подходу, не всегда был убедителен. Например, он указал, что ст. 46 Конститу ции Российской Федерации – право на эффективную защиту прав, не подлежит ограничениям в смысле ч. 3 ст. 55, поскольку никакой из социальных ценностей, перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции не может быть создана угроза судебной защитой прав, и, следовательно, они не нуждаются в защите путем ограничения основ ного права, содержащегося в ст. 46 Конституции Российской Федерации; вторая линия аргументации заключа лась в ссылке на ч. 3 ст. 56 Конституции, которая запрещает ограничение определенных прав, включая преду смотренные в ст. 46 Конституции, в случае чрезвычайного положения. Если, следуя данной аргументации, пра во не может быть ограничено даже в случае чрезвычайного положения, то это должно быть абсолютное право.

19Семантически не понятно, почему (любое) умаление основного права в смысле ч. 2 ст. 55 Конституции Российской Федерации должно быть недопустимо и еще менее понятно, почему это должно так сильно отличаться от «ограничения» в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции , которое будет допустимым при определенных условиях. В обоих случаях право «урезано», часть «области свободы» основного права от нята.

20Она нереалистична, поскольку какой законодатель, будучи в здравом уме, примет нормативный акт, действительно отменяющий основ ное право и его реализацию – если мы воспринимаем слово «отмена» серьезно.

21Именно по этой причине в рассматриваемом далее деле Петрова мы остановили свой выбор на заявлении о том, что 80 процентное на логообложение является неконституционным в силу его непропорциональности, а не по причинам, указанным в ч. 2 ст. 55 Конституции, что было бы в равной степени возможно.

22Суд установил это, в частности, в отношении таких прав в области правосудия, как право на эффективную защиту прав (ст. 46 Конститу ции) и право на вторую инстанцию в уголовном процессе (ч. 3 ст. 50 Конституции). См. дело Шаглия ниже (§ 2 главы IV о праве на вто рую инстанцию).

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

При ближайшем рассмотрении, оба эти аргумента выглядят недостаточно убедительно. Часть 3 ст. 55 Кон ституции Российской Федерации упоминает права и законные интересы других лиц как одну из социальных ценностей, которая может оправдать ограничение основного права. Для защиты прав и законных интересов людей, правовая система должна не только предлагать инструменты по защите прав, но также и инструменты, которые бы позволили правовой системе и судам разрешать конфликты путем принятия окончательных реше ний, которые получают законную силу. Правовая система должна обеспечивать примирение и, таким образом, защищать также права и законные интересы тех, чьи права оспариваются, не предоставляя доступ к судам в определенных случаях. Так, если общественный правопорядок защищает оспариваемые права в определенных случаях, ограничивая доступ к судам, тогда первый аргумент российского Конституционного Суда о том, что ни какой из социальных ценностей, упомянутых в ч. 3 ст. 55 Конституции, не может быть создана угроза судебной защитой прав, не выглядит убедительным. Второй аргумент – ссылка на права, указанные в ч. 3 ст. 56 Консти туции и их характеристика как абсолютных прав, – теряет свою убедительность, если посмотреть на некоторые конкретные права, которые не могут быть ограничены в случае чрезвычайного положения. Например, ст. 34 Конституции (свобода экономической деятельности) очевидно, ни при каких обстоятельствах не может считать ся абсолютным правом: в противном случае, обязательные разрешения на предпринимательскую деятельность, которые, очевидно, оправданы в случае с предприятиями, загрязняющими окружающую среду, были бы некон ституционными.

В отношении других прав Суд постановил, что они не являются абсолютными и, следовательно, могут быть ограничены; в этих случаях Суд применял ч. 3 ст. 55 российской Конституции и, фактически, толковал выраже ние «в той мере, в какой это необходимо» в ч. 3 ст. 55 Конституции, как подразумевающее пропорциональ ность23. Суд, насколько это можно видеть, не применял ч. 2 и 3 ст. 55 Конституции совокупно, проверяя, прежде всего, является ли ограничение недопустимым на основе ч. 2 ст. 55 Конституции, поскольку оно, по своей при роде, является отменой или умалением, и, затем, проверяя его пропорциональность на основе ч. 3 ст. 55 Кон ституции. Представляется логичным применение обоих положений, и именно это можно обнаружить в некото рых, особенно ранних, решениях Федерального конституционного суда ФРГ. Другими словами, российский Конституционный Суд применял ч. 2 и 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации не как двухступенчатый ме ханизм защиты всех основных прав, а как альтернативные механизмы защиты различных видов основных прав: абсолютных и неабсолютных.

Применение части 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации

В российской Конституции ограничения прав на общей основе регулирует ч. 3 ст. 55. Подобный технический подход свойствен и некоторым другим современным конституциям, например, конституции Южноафриканской Республики; он используется и в международных конвенциях о правах человека. Как российский Конституци онный Суд толкует это общее положение по ограничению основных прав?

Часть 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации устанавливает три условия, которые должны быть вы полнены при ограничении основного права. Ограничение должно использовать правовую форму федерального закона; ограничение может быть допустимо, только если оно служит определенным целям, указанным в ч. 3 ст. 55 Конституции. И, наконец, ограничение допустимо только в той мере, в которой это необходимо для защи ты данных ценностей или целей, указанных в ч. 3 ст. 55 Конституции. Российский Конституционный Суд был очень строг при оценке данного положения в том, что касается регулирования ограничений «федеральным за коном». В ряде решений Суд указал, что это должен быть федеральный нормативный правовой акт. Таким об разом, несмотря на то, что вопрос защиты прав и свобод человека и гражданина относится к совместному веде нию Российской Федерации и ее субъектов на основе п. «б» ч. 1 ст. 72 Конституции, только Федерация облада ет правом издавать законы, которые ограничивают основные права. Помимо этого, в некоторых своих решени ях российский Конституционный Суд установил, что слово «закон» должно толковаться только как относящее ся к закону, принятому Федеральным Собранием, а отнюдь не к любому иному нормативному акту абстрактно го и общего характера – такому, как, например, нормативные указы президента. Эта позиция противоречит другим решениям, в которых Суд пришел к выводу, что в определенных случаях, и в отсутствии закона, прези дентский указ может выполнять функции закона; и, частично, как в решении по вопросу Чечни, президентские указы имели чрезвычайно большой и негативный эффект в отношении основных прав граждан. Помимо этого, российский Конституционный Суд занимался и вопросом возможности передачи законодательных полномочий Правительству в случаях, когда Правительство издавало постановления, ограничивающие основные права гражданина, в области, например, налогового права. После достаточно жесткой позиции, которую он занимал в начале, Конституционный Суд, затем, признал допустимыми ограничения основных прав постановлениями Правительства на основе федерального закона в тех случаях, когда выполнены определенные условия; особен но, если закон был достаточно четким в установлении возможностей и степени ограничения основных прав конкретизирующими закон постановлениями24. Довольно жесткая позиция, занятая в начале, и ее постепенное

23Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2–3. С. 45 (48); 1996. № 4. С. 2 (6); . 1998. № 3. С. 41 (47).

24См., например: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1997. № 6. С. 12, 13. См. особое мнение Н. В. Витрука (там же, с. 16) по вопросу общего запрета делегирования законодательных полномочий и А. Л. Кононова (там же, с. 22), критикующего нечеткое формулирование делегирующего закона. См, также, обсуждение возможности и пределов делегирования по вопросам ограничениям ос новных прав: Там же. 1998. № 3. С. 7.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

смягчение, показало общую проблему, с которой приходится сталкиваться, когда речь заходит о том, какая из ветвей власти является основным «ограничителем» основных прав. Благодаря своей непосредственной демо кратической легитимности это должна быть, конечно, законодательная власть, однако, из за медленности при нятия решений, и того, что решения являются очень абстрактными по своему содержанию, законодательная власть была бы (и является) перегруженной, если бы все ограничения основных прав должны бы были быть установлены в форме закона. Соответственно, ответ состоит не в том, чтобы закрепить все эти полномочия по ограничению основных прав исключительно законодательно, а в том, чтобы проследить за тем, чтобы основные и важные ограничения были законодательно установлены, и чтобы законодательство контролировало все дру гие случаи, где основные права ограничены каким либо нормативным актом исполнительной власти. Это озна чает, что условия делегирования и содержание делегирующих законов должны быть предметом применения принципа строго конституционного ограничения законодателя25. Таким образом, интересно отметить, что рос сийский Конституционный Суд попытался достичь строгого ограничения законодателя в отношении делегиро вания, толкуя ч. 1 ст. 115 Конституции Российской Федерации – «во исполнение федеральных законов» – очень широко. Здесь речь идет об ограничениях основных прав Правительством. Но это не решает проблему конституционной проверки президентских указов, которые ограничивают основные права граждан.

Два других условия ограничения основных прав могут быть сформулированы скорее в виде вопросов. Что касается законных целей ограничения, то они растворяются в проблеме того, является ли цель, которую пыта ется реализовать законодательство, одной из «допустимых» целей в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации. Здесь важно помнить, что другие положения, такие, как ч. 3 ст. 17 или обязанности, установленные в ст. 57–59 и ч. 3 ст. 44, а также нормы главы 1 Конституции, должны учитываться при толковании законных целей ограничения основных прав. Представляется, что Конституционный Суд применяет, как правило, «вели кодушный» подход в том, что касается цели ограничения основных прав; однако в нескольких делах Суд подни мал вопрос о том, уполномочен ли был законодатель следовать тем целям, которым он следовал26, и, частично, это привело к недействительности закона из за отсутствия оправданной социальной ценности в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции. Интересно отметить, что это своего рода «великодушие» в отношении ограничения основ ных прав, имело место в решениях Федерального конституционного суда ФРГ. Позднее германский Суд пере смотрел эту позицию и применил более строгое ограничение законодателя в вопросе законности публичных це лей. Представляется, что одна из причин такого изменения заключается в том факте, что пропорциональность в немецком понимании трехступенчатого процесса установления баланса не очень подходит как мера конститу ционности, когда речь заходит о контроле за целями действий государства27.

Как уже было отмечено, российский Конституционный Суд толковал условие «в той мере, в которой это не обходимо», как содержащее принцип пропорциональности. Исходя из этого, Суд не применял данный принцип в его немецком варианте28. Это скорее проверка того, является ли ограничение разумным, адекватным и не ли шенным пропорции в целом, и, следовательно, она покрывает лишь третий шаг немецкого подхода к пропор циональности29. Хотя, в некоторых делах, Суд также применил тест наименьшей ограничивающей меры30. Соот ветственно, ограничение основного права является необходимым (пропорциональным) в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции, если оно представляет собой наименее ограничивающею меру, и если оно не лишено пропорции.

Остановив выбор на этих двух элементах пропорциональности, российский Конституционный Суд избрал именно те, которые, как показывает опыт, могут использоваться в качестве средств судебного контроля. Они предоставляют конкретный критерий для конституционного контроля – принцип наименее ограничивающей меры. Это более эффективно, чем проверка того, лишено ли ограничение пропорции, а кроме того, служит препятствию принятия судебной властью политических решений. По результатам данного теста можно видеть, что они были бы такими же, как если бы применялся тест рациональности, используемый Верховным Судом США.

В свете западного конституционного опыта представляет актуальность еще один вопрос, стоящий в повест ке дня любого конституционного решения, касающегося ограничения основных прав, который, однако, не был до настоящего времени учтен Российским Конституционным Судом (хотя было несколько решений, которые

25Речь идет о понятии «strict scrutiny», которое представляет собой применение Конституционным Судом принципа строгого ограничения законодателя в отношении его нормативных актов, в отличие от принципа признания за ним широких пределов усмотрения.

26См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 1. С. 5; 1998. № 3. С. 4.

27Это изменение касается проблем определенной категории. Некоторые основные права в Конституции Германии непосредственно не предусматривают их ограничений: следовательно, Конституционный Суд установил, что только ценности установленные и защищаемые Конституцией могут оправдать ограничения этих основных прав. Таким образом, когда бы Конституционный Суд ни должен бы был кон тролировать конституционность ограничения такого основного права, первый вопрос будет поставлен о том, в какой степени ограниче ния служат ценностям, защищаемым Конституцией. По данному первому вопросу Конституционный Суд будет, по крайней мере, по его собственному заявлению, применять в будущем принцип строгого ограничения законодателя, что не имело, конечно, места в прошлом.

28В немецком варианте применяется проверке трех последовательных вопросов:

Являются ли средства, использованные государством, подходящими для достижения его целей; является ли они эффективными? Ограничивается ли это основное право в наименьшей степени, в которой это только возможно, и является ли это, в данном смысле, наи меньшим ограничивающим средством, необходимым для реализации целей законодательства?

Имеется ли надлежащее соотношение между средствами и результатом; не наносят ли средства больший урон, чем благо, создаваемое реализацией цели?

29См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995.№ 2–3. С. 48; 1996. № 1. С. 3; 1996. № 4. С. 6; 1997. № 5. С. 22; 1998. № 4. С. 24, 43.

30Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1996. № 4. С. 6.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

сделали определенные шаги в направлении указанной далее проблемы)31. Он формулируется следующим обра зом: одинаково ли защищаются все основные права, или существуют некоторые права, которые особо защи щаются в определенных случаях, и, следовательно, всегда ли тест пропорциональности (или рациональности) одинаков, или же существуют особые вариации теста пропорциональности, в зависимости от степени защиты конкретного основного права. Конституционный Суд Германии иногда применяет принцип пропорциональности с учетом небольшого предела усмотрения законодателя, а иногда и широкого. Верховный Суд США применяет различные виды ограничения законодателя и, иногда, занимает различную позицию по вопросу о бремени дока зывания. В обоих случаях, основная идея – это идея об особой защите некоторых основных прав в определен ных ситуациях, или – особая защита особых основных прав. Представляется важным знать о существовании проблемы и опыта в отношении того, что пропорциональность и рациональность не всегда предлагают доста точную защиту для основных прав, и, что, следовательно, различные могут применяться варианты, различные в отношении степени ограничения законодателя.

Права других лиц (часть 3 статьи 17 Конституции Российской Федерации) как ограничение основных прав

Мы уже упоминали, но еще не анализировали ч. 3 ст. 17 Конституции Российской Федерации, которая устанав ливает, что осуществление основных прав не должно нарушать права других лиц. Функция этой нормы не со всем ясна. Часть 3 ст. 55 Конституции устанавливает, что права и законные интересы других лиц являются ле гитимной целью ограничения основных прав. В свете этого, непонятно, почему более или менее одинаковая со циальная ценность упоминается в одном случае как ограничение основных прав, а в другом контексте, в менее выраженной форме, в качестве применения32. Значение этой дифференциации становится ясным, когда мы представим себе возможные ситуации, где возникает проблема ограничения основных прав.

Так, мы можем столкнуться с ситуацией, когда государство, преследуя общие благие цели, должно ограни чить основные права граждан. Но также может иметь место ситуация, при которой гражданин, используя свое право, нарушает права других граждан. Представляется, что ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации на целена на то, чтобы иметь дело с первой ситуацией, когда речь идет о конфликте между гражданином и государ ством в области основных прав, в то время как ч. 3 ст. 17 Конституции регулирует вторую ситуацию – конфликт в отношении основных права между двумя гражданами (любыми индивидуумами), где они оба являются носи телями основных прав.

Если посмотреть более внимательно, учитывая права и законные интересы других лиц в смысле ч. 3 ст. 55 Конституции, то становится ясно, что ч. 3 ст. 17 Конституции имеет в виду чрезвычайно специфическую ситуа цию.

Посмотрим, сначала, на ее структуру. Прежде всего – это, конечно, обязательство государства регулиро вать возможные конфликты между носителями основных прав законом в абстрактном и общем виде, с целью нахождения честного и справедливого баланса между ними. Это то, что ч. 3 ст. 55 Конституции имела в виду, когда устанавливала, что государство может ограничивать основные права федеральным законом с целью за щиты прав и законных интересов других лиц.

Всвете этой основной функции государства по конкретизации сфер взаимодействия основных прав граждан

сконфликтующими интересами, данные конфликты, как правило, будут разрешаться государством посредством закона и, следовательно, именно ч. 3 ст. 55 Конституции обеспечит нам масштаб конституционности конкретно го закона и его применения.

Однако это не покрывает все возможные ситуации. Гражданское право и смежные отрасли права являются правовой областью свободы действий: это – сфера свободной воли индивидуумов и того, как они находят ком промиссы в преследовании своих интересов и прав с другими, что и призвано обеспечивать гражданское право. Гражданское право, в частности, договорные отношения, строятся, как правило, на понятии правовых отноше ний равного статуса: именно поэтому консенсус между двумя сторонами договора является основной мерой справедливости. В реальности, конечно, очень часто, это – не равные отношения благодаря не равному эконо мическому положению сторон. В таких ситуациях сильная сторона будет навязывать свою волю слабой сторо не, используя широкие рамки действий, предоставленные гражданским правом, и, тем самым, реализуя, на пример, свое право на свободу экономической деятельности или свободное использование частной собственно сти.

Результатом будет ограничение или, может быть, умаление основных прав другой стороны договора; напри мер, ее права на жилище, на справедливое вознаграждение, или, даже, политических прав, таких, как право на

31Мы формулировали уже концепцию абсолютных прав, точнее, концепцию о праве на доступ к суду, как абсолютном праве. В некоторых решениях российский Конституционный Суд использовал достоинство человека как специальное, и, следовательно, более сильное пра во, не подлежащее какому либо ущемлению, причем, не на основе ч. 2 ст. 55 Конституции, а на основе формулировки предложения вто рого ч. 1 ст. 21 Конституции. Таким образом, российский Конституционный Суд продемонстрировал такое же понимание достоинства че ловека как и Федеральный конституционный суд Германии; этот тождественный подход похож на понимание Кантом достоинства чело века, на основе которого, человек не должен становиться объектом государственной власти.

32Часть 3 ст. 55 российской Конституции указывает на необходимость наличия федерального закона и на принцип пропорциональности, как на дополнительные условия ограничения: ч. 3 ст. 17 данных упоминаний не содержит.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

выражение мнения33; результатом будет также несправедливый договор, который не нарушает писаное граж данское право. И именно проблема несправедливых договоров (или других действий), которые не нарушают пи саное гражданское право, – это то, на что нацелена ч. 3 ст. 17 российской Конституции. Если это представля ется убедительным, то необходимо ответить на следующие два вопроса:

1)Какое действие имеют основные права в отношениях между гражданами/иными носителями основных

прав?

2)Если основные права действуют в отношениях между гражданами/носителями основных прав, то как разрешается такой конфликт двух (или более) основных прав, учитывая, что решение в пользу одного из всту пающих в конфликт основных прав будет автоматическим решением, ведущим к умалению или отмене другого, вступающего в конфликт, права?

А. Действие основных прав в отношениях между носителями основных прав

Известно, что классическая либеральная теория основных прав предполагала защиту индивидуума от государ ства, а потому такого понятия, как действие основных прав в отношениях между гражданами – носителями ос новных прав, не существовало. Однако, сегодня, по крайней мере в западной конституционной мысли, ни у кого не вызывает сомнения, что основные права могут и должны определенным образом действовать в отношениях между частными лицами: основные права являются защитой по отношению к более сильному.

Этой более сильной стороной может быть государство, но в этом качестве способна выступать и другая ча стная сторона, ответственная за выполнение экономических или других общественных функций или владеющая какими либо редкими ресурсами в ситуации отсутствия конкуренции. Во всех подобных случаях данная сторона договора способна формулировать договорные условия в одностороннем порядке, строить их, подобно государ ству, на началах субординации, а не координации. Таким образом, основные права, действующие в обществе, должны предоставлять защиту слабым от сильных. Но само это утверждение еще не объясняет характер дейст вия основных прав в отношениях между частными лицами.

Здесь следует принимать во внимание два обстоятельства. С одной стороны, если речь идет о договоре в си туации неравенства сторон, существует согласие одной из сторон договора на ограничение основных прав. По скольку мы хотим защитить частное лицо от навязанных ему договорных отношений, мы, конечно, не станем настаивать на защите данного лица против его воли. Носители основных прав имеют свободу усмотрения в от ношении того, как они хотят использовать свои свободы. Такая «негативная» свобода является составной (но скрытой) частью любого конституционного права; ввиду тоталитарного социалистического прошлого такая не гативная свобода открыто урегулирована в ст. 29 российской Конституции. Соответственно, утверждение о действии основных прав в отношениях между частными сторонами, не должно попасть в ловушку принудитель ной реализации данных прав или предвзятых представлений о способах их реализации.

С другой стороны, существует проблема в отношении того, что подтверждение права одного из его носите лей означает умаление права другого. Часть 2 ст. 55 Конституции Российской Федерации говорит о том, что в конфликтах между государством и гражданами – носителями основных прав, права не должны отменяться ре шением в пользу государства. При отсутствии аналогичной защиты общественных интересов в Конституции и, учитывая очень жёсткие условия ограничений, указанные в ч. 3 ст. 55 Конституции, это означает, что публич ные интересы могут полностью уступить частным. Это представляется неправдоподобным в отношениях между двумя носителями основных прав; соответственно, в данных делах должен существовать другой подход к уста новлению баланса интересов.

Б. Установление баланса в части 3 статьи 17 Конституции Российской Федерации

Конституции представляют собой компромиссы конфликтующих идей и конфликтующих интересов. Данный вывод распространяется и на каталог основных прав в каждой конкретной конституции. Регулируя и защищая конфликтующие интересы, конституции дают тем, кто должен их реализовывать и применять, простое послание о том, как поступать в случае противоречий. Должен существовать, очевидно, честный компромисс между дву мя конфликтующими интересами, позволяющий избежать принесения в жертву одного из них. Оба интереса должны быть защищены и сохраниться после достижения компромисса. Соответственно, ч. 3 ст. 17 Конститу ции модифицирует систему, установленную ч. 2 и 3 ст. 55 российской Конституции. В то время как в последней предусмотрен запрет на принесение основных прав на алтарь публичного блага, первая запрещает нам предос тавлять полное предпочтение одному из интересов, вступающих в конфликт или жертвовать одним частным ин тересом/основным правом в защиту другого. Данный подход представлен в других конституциях и, вероятно, решениях других конституционных судов34.

Идея ч. 3 ст. 17 Конституции Российской Федерации, несущая в себе запрет на принесение в жертву одного или другого основного права или какого либо частного интереса, однако, не дает нам ключа к тому, как сбалан

33Например, работник, на основе своего контракта будет обязан не высказываться плохо о своем работодателе публично: это обычное ог раничение свободы выражения мнения, которое было бы справедливым в некоторых случаях, но совершенно несправедливо в других. Если мы предположим, что работодатель является расистом и не нанимает на работу людей, принадлежащих к определенной расе, будет очень сомнительно, является ли обязательство, установленное для работников, не критиковать публично расизм и дискриминационное поведение, законным/конституционным.

34См., например: решения Федерального конституционного суда ФРГ: 32 BVerfGE 98 (107); 33 BVerfGE 23 (29); 41 BVerfGE 29 (50) в ка честве нескольких примеров относящихся к свободе вероисповедания.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

сировать два или более прав. Часть 3 ст. 17 Конституции молчит по вопросу о балансе. Если внимательнее при смотреться к соотношению ч. 2 и 3 ст. 55 Конституции, с одной стороны, и ч. 3 ст. 17 Конституции, с другой, то можно сделать вывод, что ч. 2 и 3 ст. 55 выполняют ту же функцию: они дают нам абсолютный предел вмеша тельства в основные права. В первом случае мы имеем запрет на умаление и отмену, во втором – запрет на та кое осуществление основных прав, которое нарушает основные права других лиц. В свете этого представляется допустимым, возможным и разумным использовать принцип пропорциональности, как он используется россий ским Конституционным Судом, в качестве меры установления равновесия. Появляется возможность выяснить, какой способ реализации несет наименьшее вмешательство в конфликтующее право, а также установить спра ведливое соотношение средств и результатов. Это и есть тот подход, который используется различными консти туционными судами в виде теста пропорциональности или под другими специальными названиями35. Метод ус тановления баланса (пропорциональности) является, следовательно, достаточно универсальным: используется как в конфликтах между государством и личностью так и между частными лицами. Его применение в ходе тол кования конституции должно учитывать эти нюансы.

Судебный контроль и доступ гражданина к Конституционному Суду

Сравнительный анализ регулирования судебных систем и защиты прав от вмешательства государства в различ ных конституциях, приводит к выводу об оптимальности комбинации двух параметров. С одной стороны, пред ставляется, что имеет смысл предоставить доступ к судам в отношении любого незаконного или просто некон ституционного ограничения прав со стороны государственной власти36. Подобное положение создает всеобъем лющую систему судебного контроля в той степени, в какой истец может, по хорошо обоснованной причине, ут верждать, что его права, возможно, были нарушены. В таком чистом виде это означало бы, что все суды имели бы полномочие по контролю конституционности законов. По различным причинам – таким как разделение властей, демократическая легитимность законодательной власти, единство правовой системы – наделение этими полномочиями всех судов не представляется очень хорошей идеей. Поэтому, многие конституционные системы соединяют принцип общего доступа к суду с институтом конституционных судов, которые имеют ис ключительную компетенцию по вопросам конституционности законов. Это делается для того, чтобы обеспечить эффективную защиту индивидуальных прав от законов путем предоставления лицу прямого доступа к конститу ционному суду, осуществляемого в форме конституционной жалобы 37. Российская Конституция является одним из примеров данной модели. Её ст. 46 гарантирует общий доступ к судам (что также дополняется набором дру гих гарантий судебной защиты прав38). Кроме того, существует институт конституционной жалобы в предл. 1 ч. 4 ст. 125 Конституции. Рассмотрим более подробно эти два механизма, гарантирующие права человека, гра жданина, юридических лиц и иных коллективов в Российской Федерации.

Конституционная жалоба

Предложение 1 ч. 4 ст. 125 Конституции Российской Федерации устанавливает, что Российский Конституцион ный Суд осуществляет контроль конституционности законов, если гражданин обращается с жалобой на нару шение его конституционных прав или свобод. Статьи 96–100 Федерального конституционного закона «О Кон ституционном Суде Российской Федерации» конкретизируют конституционные положения. Часть 1 ст. 96 За кона о Конституционном Суде расширяет доступ к Конституционному Суду, говоря о возможности подачи гра жданами как индивидуальных, так и коллективных жалоб и, более того, допуская конституционные жалобы других органов, если они уполномочены на это законом. В частности, такие полномочия предоставлены проку ратуре и уполномоченному по правам человека39. Кроме того, Конституционный Суд использует понятие «объе динения граждан» весьма широко и признает допустимыми конституционные жалобы юридических лиц, зани мающихся исключительно экономической деятельностью, таких, как, например, акционерные общества. При отсутствии регулирования этого вопроса в Конституции, Суд установил, что юридические лица могут быть но сителями конституционных прав постольку, поскольку это соответствует природе конституционного права40.

35Конституционный Суд Российской Федерации еще окончательно не определил свою позицию в отношении ч. 3 ст. 17 Конституции. В оп ределенном отношении, в частности в смысле взаимного усиления, ч. 3 ст. 17 и ч. 3 ст. 55 являются прикладными по отношению друг к другу; см., например: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2–3. С. 45 (47); 1996. № 1. С. 2 (4); 1998. № 3. С. 3 (6). Но порой в противоположность этому Конституционный суд использует ч. 3 ст. 17 Конституции и в смысле «добросовестного пользования основными правами»; см., например: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2000. № 2. С. 41 (42). В по следнем случае Конституционный Суд применил ч. 3. ст. 17 для свободы завещания, истолковав эту статью как принцип, относящийся к частному праву.

36См., к примеру: ч. 4 ст. 19 Конституции ФРГ, ч. 1 ст. 24 Конституции Италии, ст. 21 Конституции Финляндии.

37Часть 1 ст. 93 Конституции РФ; при этом следует обратить внимание на то интересное обстоятельство, что в первые 20 лет инструмент конституционной жалобы был закреплен лишь в обычных законах и только позже был гарантирован самой Конституцией. В Италии Конституционная жалоба не предусмотрена. Финляндия вообще не имеет конституционного суда.

38См., к примеру, ч. 3 ст. 46, ст. 47, 48, 50 или ч. 3 ст. 50 Конституции РФ.

39См. ч. 6 ст. 35 Федерального закона о прокуратуре; п. 5 ч. 1 ст. 29 Федерального закона об Уполномоченном по правам человека Россий ской Федерации.

40Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1996. № 5. С. 4–5. Это, в принципе, представляет собой воспроизведение соот ветствующего положения в ч. 3 ст.19 Конституции ФРГ

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

Таким образом, юридические лица, занимающиеся экономической деятельностью, в настоящее время имеют возможность защищать свои экономические права в Конституционном Суде против любого вмешательства со стороны законодателя (ст. 34, 35 и 36 Конституции). Наконец, Конституционный Суд Российской Федерации допускает подачу конституционной жалобы также лицом без гражданства России, предоставляя, таким обра зом, возможность подавать Конституционную жалобу и гражданам других государств41.

Вторым основным условием допустимости конституционной жалобы является то, что акт государства, про тив которого она направлена, должен быть законом. Только законы, принятые Федеральным Собранием или другим законодательным органом могут быть непосредственно предметом жалобы в Конституционный Суд. Текст Конституции, также, как и текст ст. 96 и 97 Закона о Конституционном Суде, содержит только понятие «закон»: следовательно, федеральные законы, федеральные конституционные законы, конституции и законы субъектов федерации могут быть предметом контроля, инициированного конституционной жалобой. В то же время из Конституции следует, что ни подзаконные нормативные акты исполнительной власти, ни решения су дов общей юрисдикции или арбитражных судов не могут быть предметом конституционной жалобы граждан42. Другими словами, предполагается, что конституционная жалоба должна служить инструментом защиты против законодательной власти, а не против исполнительной или судебной. В теории это вполне ясно; на практике – гораздо более неопределенно. Именно альтернатива, содержащаяся в первом предложении ч. 4 ст. 125, приот крывает дверь для конституционного контроля исполнительной и судебной власти. Жалоба должна быть прямо направлена против закона, который либо был применен либо подлежит применению в конкретном деле; ч. 2 ст. 97 Закона о Конституционном Суде воспроизводит это положение и разъясняет, что конкретное дело долж но быть завершено или начато в суде или ином органе, применяющем закон. Эта связь с применением закона в конкретном деле вынуждает Конституционный Суд, при обосновании решения, обратить внимание и на приме нение закона, поскольку без проверки конкретного применения и возможностей примирения в соответствии с Конституцией, Суд не сможет сказать, является ли закон конституционным или нет. Но, помимо этого, Закон о Конституционном Суде в ч. 2 ст. 74 указывает, что Суд должен контролировать применение закона (это зна чит – исполнительной и судебной властью) – по крайней мере в определенной степени. Часть 2 ст. 74 Закона о Конституционном Суде устанавливает, что Конституционный Суд принимает решение по делу, оценивая как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой. Другими словами, старая процедура контроля сложившей ся правоприменительной практики по конституционным жалобам граждан может быть возрождена Конститу ционным Судом, когда он того пожелает, а практика показывает, что это иногда имеет место43.

Последним условием допустимости конституционной жалобы является нарушение прав заявителя (ч. 4 ст. 125 Конституции). Ясно, что формулировка конституционного текста здесь немного поспешна: заявитель может только настаивать на том, что его права были нарушены, именно Суд и должен решать, имело ли дейст вительно место нарушение прав. Закон о Конституционном Суде определенным образом смягчил требование «нарушения»: п. 1 ст. 97 Закона требует, чтобы закон затрагивал конституционные права, а это значит, что должно иметь место определенного рода вмешательство в сферу защиты конституционного права, делающее нарушение возможным44. Если это так, то жалоба является допустимой; вопрос о действительном нарушении прав заявителя должен затем обсуждаться при рассмотрении предмета жалобы.

Будет ли конституционная жалоба успешной, если закон является неконституционным, но не нарушает ка кое либо конституционное право45, не очень ясно из текста Закона о Конституционном Суде. Пределы контроля охватывают только аспект конституционности (ст. 99 и 86 Закона о Конституционном Суде); ст. 100 Закона о Конституционном Суде, которая регулирует содержание решения, говорит только о соответствии или несоот ветствии Конституции. В ней не содержится какого либо указания на то, каким образом успешность жалобы зависит от наличия нарушения конституционного права. Таким образом, представляется, что не существует связи между условиями допустимости конституционной жалобы и ее успешностью по предмету, поскольку по добная связь подразумевала бы ограниченность проверки, которую ст. 86 Закона о Конституционном Суде ис ключает46.

41Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1998. № 3. С. 35 (37): в обосновании суд предоставляет право подачи конститу ционной жалобы каждому, что означает также и иностранцам.

42Напомним, что прежний Конституционный Суд имел возможность обжалования устоявшейся судебной практики и, таким образом, вы брал совершенно противоположную модель.

43См. обсуждение этой проблемы на примере более старого постановления Конституционного Суда Российской Федерации, касающегося

той же проблемы, но принятого Конституционным Судом в рамках процедуры проверки правоприменительной практики на основании старого закона (Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2–3. С. 66–68); см. далее различные подходы, иногда без проверки правоприменительной практики, иногда с таковой (Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 6. С. 18; 1998. № 3. С. 24; 1998. № 5. С. 42).

44См.: например: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2–3. С. 57–59; как пример недопустимости конститу ционной жалобы см.: Там же. № 6. С. 18.

45Допустим, что имеет место нарушение требований к голосованию в Федеральном Собрании (как, напр., в случае отсутствия депутатов при принятии закона о перемещенных культурных ценностях). Подобное процедурное нарушение, представляется, не нарушает какое либо основное право гражданина, поскольку вряд ли есть право гражданина на необходимую процедуру в парламенте: это неконституци онно, но соответствующего права нет.

46См. дело Баронина в § 1 главы IV настоящего издания – о праве на судебную защиту.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя

Иные возможности доступа граждан к Конституционному Суду

Другой возможности непосредственного доступа к Конституционному Суду для граждан не существует. Есть, однако, некоторые опосредованные возможности: гражданин может инициировать процедуру проверки через какой либо другой государственный орган. Как было упомянуто выше, прокуратура и уполномоченный по пра вам человека также имеют право инициировать конституционную жалобу. В случае с уполномоченным по пра вам человека, эти жалобы, конечно, будут реакцией на заявления граждан; однако, аналогичная ситуация будет наблюдаться и при ходатайствах в прокуратуру. Помимо этого, ч.4 ст. 125 уполномочивает суды направить за кон в Конституционный Суд для проверки конституционности, если этот закон был применен или подлежит применению в конкретном деле и если суд сочтет данный закон неконституционным. Таким образом, для граж дан, особенно тех, которые не имеют необходимых знаний или материальных возможностей для самостоятель ной подачи конституционной жалобы, всегда существует возможность попытаться побудить суд вынести реше ние, настаивая на неконституционности закона в обоснование жалобы. Обзор конституционных жалоб, рас сматриваемых Конституционным Судом показывает, что существует определенное количество дел с парал лельными процедурами по первой и второй альтернативе ст. 125 Конституции Российской Федерации47 и боль шое количество запросов судов, где граждане, возможно, побудили суд обратиться в Конституционный Суд48. С другой стороны, лишь один запрос поступил со стороны уполномоченного по правам человека и довольно мало запросов со стороны прокуратуры49.

Некоторый опыт по конституционным жалобам граждан

Конституционный Суд занимается рассмотрением большого количества конституционных жалоб, процедура их рассмотрения в Конституционном Суде используется очень часто, хотя, в сравнении, напр., с Германией – от носительное и абсолютное число жалоб все еще достаточно умерено. Классификация жалоб в Конституцион ный Суд по правовым параметрам выявляет те области, в которых конституционность дает сбои: это – уголов ное и, в особенности, уголовно процессуальное право, налоговое право и вопросы собственности. Конституци онный Суд должен конституционализировать старую репрессивную систему, уходящую своими корнями в со ветские времена, а также установить конституционные рамки новой экономической и финансовой системы го сударства. Другие дела касаются иных основных прав. Примечательно, что существует довольно мало дел по свободе слова и свободе прессы – дел, которые, как можно было ожидать, также стали бы реакцией на репрес сивное прошлое50. Отметим, кроме того, что число жалоб, которые отклоняются как недопустимые, значитель но возрастает с годами. Причины для отказов самые разнообразные. Очень часто Суд отказывает потому, что вопрос уже был им ранее решен51. В некоторых других делах Суд отклонил жалобы по причине отсутствия кон ституционной проблемы в жалобе или по причине того, что на основе фактов, нарушение основного права не выглядит вероятным52.

Защита конституционных прав судами общей юрисдикции и арбитражными судами

Как было упомянуто выше, система полной защиты конституционных – и других – прав не может действовать без постоянно действующей судебной системы. Части 1 и 2 ст. 46 Конституции Российской Федерации гаранти руют доступ к судам для защиты прав и судебного контроля решения, действий и бездействий государственных и муниципальных органов, должностных лиц и общественных объединений. Как Гражданский процессуальный, так и Арбитражный процессуальный кодексы содержат нормы, регулирующие (в отсутствие административных судов в судебной системе) данные процедуры контроля решений публичной власти53. Более того, в Российской Федерации широко дискутируется вопрос о том, необходимо ли создавать специальные административные су

47См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2–3. С. 73; 1996. № 5. С. 2; 1998. № 4. С. 41.

48Мы полагаем, что в тех случаях, когда запрос суда в соответствии с процедурой второй альтернативы ч. 2 ст. 125 Конституции РФ основан на нарушении гражданских прав, существует некая вероятность, что сам гражданин поднял этот вопрос; см.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1996. № 5. С. 15; 1997. № 4. С. 55 (дело Андреева – см. также § 3 главы III настоящего издания – об изъ ятии собственности без решения суда); 1997. № 5. С. 31; .1998. № 4. С. 3 (последние два запроса были Конституционным Судом откло нены).

49Одно из таких ходатайств Прокуратуры Российской Федерации – это разъяснение постановления Конституционного Суда Российской Федерации на основании ст. 83 Закона о Конституционном Суде. См.: 1997. № 5. С. 44. Статистические данные по количеству и принад лежности обращений в Конституционный Суд приведены в журнале «Российская юстиция» (№ 4. 2001. С. 43); после было еще два хода тайства Генерального прокурора в 1999 и 2000 годах.

50В практике Конституционного Суда явно по этой проблеме было принято только три решения: Решение по жалобе Козырева (Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 6 С.) и далее в деле, представленном в § 1 главы V «Защита достоинства или защита свободы слова»; очень косвенно также: Там же. 2001. № 1, С. 10 и далее, также в Решении по делу Никитина, о котором говорится в параграфе 6.1 данного пособия. Следует отметить, что в этом решении было совсем мало сказано по сути ст. 29 Конституции Российской Федерации.

51В качестве примера отклонения жалоб как недопустимых см.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2001. № 5; № 4.

С.12,16, 22. (Все решения Конституционного Суда в этих номерах являются определениями об отклонении.)

52См.: Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2001. № 4. С. 19, 51, 63, 73, 76.

53См. ст. 231–239.8 ГПК Российской Федерации.

Материалы не могут быть воспроизведены полностью или частично в печатном, электронном или ином виде иначе как с письменного разрешения Издателя