5. Институционалистское направление в исследованиях понятия конституции.
Представители этого направления характеризуют конституцию «как статут не только государства, но и нации как корпоративного целого». Так, М. Ориу определял конституцию как статут государства и нации.
Подводя итог изложенному выше обзору различных направлений исследования сущности понятия конституции, можно сделать следующее заключение: каждое из них несет в себе в том или ином объеме рациональное начало. Особенно это касается социологической и инсититуционалистской концепций1. Однако, наиболее глубокое проникновение в социально-политическую природу конституций может дать подход, который мы бы определили как генетический. Итак, наряду с проанализированными выше пятью направлениями в исследовании конституций можно выделить еще одно, условно назвав его социально-генетическим.
6. Социально-генетическое направление в исследовании сущности конституции.
К этому направлению мы бы отнесли определения, в которых подчеркивается такая сущностная черта конституций как то, что они призваны ограничивать государственную власть. По наблюдениям Ю. А. Юдина, эта суть конституций подчеркивается во многих определениях понятия конституций, которые даются в западной доктрине. Так в приведенном высказывании М. Ориу о конституции, помимо прочего сказано, что это статут, который «должен поставить преграду увлечениям правительства путем всемогущей силы устанавливающего права»2. Согласно мнению еще одного западного специалиста, Б. Шан-тебу, конституция — это «хартия, которая ограничивает власть в рамках государства и власть государства в рамках общества»3. Аналогичные взгляды высказывал в русской дореволюционной литературе русский государовед Е.В. Спекторский. В статье «Что такое Конституция?», опубликованной в 1917 году он писал: «конституционным государством является такое, где власть не только организована, но еще и ограничена, и притом не фактически только, а юридически или правомерно; ограничена же она ни чем другим, как признанием за населением публичных прав или политической свободы. Осуществляя эти права население превращается их управляемых поданных в самоуправляющихся граждан. Совокупность таких ограничений образует конституцию данной страны»4.
Можно предложить следующую конструкцию генетической теории сущности конституции.
Суть не только биологических особей, но и социальных учреждений обнаруживается, прежде всего, в генетическом аспекте их исследования. Анализируя конституции в контексте их генезиса, можно выделить три аспекта в характеристике сущности конституций.
Во-первых, поскольку задачей (и итогом) номер один буржуазных революций, в ходе которых принимались первые юридические конституции, является вопрос о власти, о недопустимости произвола при осуществлении власти монархом; то, соответственно, конституции явились носителями адекватных идей. Конституции были вызваны к жизни потребностями юридического закрепления и утверждения принципов связанности государственной власти правом, законом; принципов суверенитета права по отношению к государству. Как писал известный русский юрист начала XX столетия Б.А. Кистяковский: «существо конституционной государственной власти заключается ... в верховенстве или суверенитете права. В конституционном государстве власть перестает быть фактическим господством людей и становится господством правовых норм»5.
Принятие первых конституций преследовало цель — создание такого государственного правления, которое было бы ограничено законом, имеющим высшую юридическую силу. Концепция суверенитета права получила (получает) свое воплощение прежде всего в тех нормах конституции, где говорится о том, что конституции — есть основные законы, стоящие над всеми государственными органами и должностными лицами государства, независимо от рангов и титулов этих органов (должностных лиц), в том числе — над монархом. Эти формулировки соответствуют положению, которое составляет квинтэссенцию концепции правового государства — что в соотношении государства и права приоритет принадлежит праву. Для подтверждения вспомним формулу И. Канта о переходе от «государства произвола (Willkuhrstaat) к правовому государству (Rechtsstaat)”1. Применяя эту формулу к определению конституции скажем также, что распространенное представление, согласно которому «правовое государство есть то же самое, что государство конституционное» — также может быть приведено в обоснование высказанной нами позиции, что суть конституции — в легализации идеала правового государства, приоритета права над государством. Даже если отрицать, что правовое государство и конституционное государство — синонимы» и придерживаться, допустим позиции аналогичной той, что сформулирована русским юристом начала XX века Г.Ф. Шершеневичем: «Правовое государство есть проблема, поставленная государству временем», между тем, как «конституционное государство есть наилучшее, по воззрению времени, средство для осуществления этой задачи»2 — это не отрицает обосновываемого нами тезиса, что суть конституции связана с идеей правового государства.
Таким образом, наиболее существенное в характеристике первых конституций, созданных мировой практикой заключается в том, что они провозглашали суверенитет права, подчиненность государственной власти праву; определяли юридические границы (пределы) осуществления государственной власти. В этом суть и современных конституций — в установлении правила, согласно которому власть права, имеет более высокую силу, чем власть какого бы то ни было политического учреждения. Государственная власть (прежде всего — верховная) должна осуществляться в правовых рамках, произвол в осуществлении государственной власти недопустим.
Во-вторых, исследование конституций в контексте их генезиса позволяет также сделать вывод, что, поскольку буржуазные революции, в ходе которых принимались первые конституции, имели своим главным лозунгом ограничение абсолютной власти монарха, то суть первых конституций, заключается не только в объявлении приоритета права, (конституции) над государством (верховной государственной властью); но и в прекращении абсолютизма, монополии в осуществлении государственной власти монархом. Не только монархический абсолютизм, но любая монополизация государственной власти (в том числе поставленная на правовой фундамент) чревата злоупотреблением властью. Монополизм во власти стимулирует не только политическую, но, в протяженной перспективе — и экономическую неэффективность государственной власти, причем, независимо от того, в каком подразделении высшей государственной власти имеет место абсолютная концентрация власти. В связи с тем, что преодолеть абсолютизм только нормативным запретом возникшего на практике конкретного абсолютизма невозможно — неизбежно начнутся процессы переливов прежней абсолютной власти в новые формы — то для профилактики рецидивов абсолютизма (возникновения новых форм организации абсолютной власти) — уже первые конституции зафиксировали новую конструкцию власти, основанную на идеях ее дробления, рассредоточения, деления между разными носителями. При этом преследовалась цель ослабления позиций государственной власти в обществе, необходимого в интересах демократии. В соответствии с учением Ш. Л. Монтесквье о делении государственной власти на три ветви, изложенным им в XI книге Духа законов (1748 г.)3 в первых конституциях государств современного мира (европейские страны) осуществлялось определенное разделение законодательной и исполнительной властей: соответственно, между парламентом как органом народного представительства и монархом, на которого возлагалась исполнительная власть. Причем, в ст. 16 знаменитой Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой Национальным Собранием Франции 26 августа 1789 г. содержится весьма категоричная формула, которая гласит, что: «Общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделения властей, не имеет конституции». Идеи Монесквье легли в основу первой французской Конституции 1791 г., которая разделяла законодательную и исполнительную власть1. Конституция США 1787 г., как известно, исходит из рассредоточения власти на три ветви. В своем комментарии учения Ш. Л. Монтескье известный русский юрист конца XIX столетия Н.М. Коркунов писал: «Всякий, имеющий власть, стремится ею злоупотребить; он всегда простирает свою власть так далеко, как может. Поэтому, для устранения произвола, необходимо поделить власть между различными учреждениями так, чтобы власть одного останавливала, сдерживала власть другого»2.
Анализируемый показатель в характеристике глубинной сущности конституций, связанный с осуществлением и «разделения властей», конституции не утратили с течением времени , в том числе в современный период, хотя необходимо, конечно, учитывать произошедшие модификации форм правления: распространение республиканской, сужение географии монархической; утрата прежних глубоких различий форм правления, когда республики отожествлялись с более прогрессивной, а монархии — с недемократической формой правления. Тем не менее, и сегодня суть конституций (как в республиканских, так и монархических государствах) заключается в том, что это законы, которые имеют целью предупреждение монополизации абсолютизма во власти, осуществляют ее рассредоточение, деление, деконцетрацию власти и наделяют каждую из ветвей власти полномочиями, которые позволяют им: осуществлять взаимный контроль друг друга; сдерживать попытки органов (должностных лиц) смежных ветвей власти злоупотреблять своими полномочиями; пресекать попытки партнеров по власти к узурпации власти, присвоению (захвату) всей полноты власти. По общему правилу современная схема конституционного разделения властей воспроизводит американский вариант деконцентрации власти — ее деления не на две, а на три ветви власти — законодательную, исполнительную, судебную.
В-третьих, анализ конституции в ее генезисе свидетельствует, что сущностные признаки конституций предопределены и такими важнейшими целями буржуазных революций, которые вызвали к жизни первые конституции (основные законы) как: провозглашение народного суверенитета и неотъемлемых прав и свобод человека и гражданина. Суть конституций не в регулировании государственной власти как таковой, а в регулировании ее в «социальном преломлении», т. е. позиции того, на каких условиях и каких границах (пределах) государственная власть вправе вторгаться в сферу общественной и индивидуальной свободы. Поэтому перечисленные выше иные важнейшие показатели в характеристике сущности конституции — связанные с провозглашением в конституциях приоритета права над государством; юридической легализацией или концепции «разделения властей» — имеют все же, при всей их значимости производный характер от такого сущностного «сверхаспекта» в характеристике конституций как объявление в них народного суверенитета и неотъемлемых прав и свобод индивида. Не случайно, что квинтэссенцией не только конституций, но и философских концепций «правового государства» и «разделения властей» являются вопросы о достижении народного суверенитета и индивидуальной свободы. Как писал Н.М. Коркунов: «Таково именно значение известного учения Монтескье о разделении властей как единственном средстве обеспечения свободы»3.
Прослеживая механизм гарантирования свободы через «разделение властей» в версии Ш.Л. Монтескье, Н.М. Коркунов сформулировал эту предопределенность следующим образом: «Если в одном и том же лице или в одном и том же учреждении законодательная власть соединена с исполнительной, то свободы нет, ибо можно опасаться, что тогда одно и то же учреждение будет издавать тиранические законы, чтобы тиранически их исполнять. Нет также свободы там, где судебная власть не отделена от законодательной и исполнительной. Если бы она была соединена с законодательной, власть над жизнью и свободой граждан была бы произвольна, так как судья был бы законодателем. Если бы она была соединена с исполнительной властью, судья мог бы иметь власть притеснителя ...»1.
Тема обеспечения свободы общества и отдельного индивида лежит и в основе концепции правового государства и также предопределяет суть конституций. Анализируя Основной Закон ФРГ, немецкий юрист И Изензее (один из авторов двухтомного издания «Государственное право Германии» (Т. 1) в этой связи пишет, что в основе либеральных конституций лежит правило о приоритетах в правовом государстве, которое заключается «в противопоставлении принципиально неограниченной свободы частного начала и столь же принципиального ограничения государственной власти. Свобода рассматривается как некая данность, предшествующая государству. С точки зрения либерализма государство представляется неизбежным злом. Конституционный закон создает гарантии того, чтобы это зло не перешагнуло рамки необходимости. Он очерчивает границы государственной власти, оберегая таким образом сферу свободы, и ставит барьеры, препятствующие злоупотреблению властью. Его высший смысл заключается в гарантиях свободы»2.
Более того, не только для Основного Закона Германии, но и конституций иных стран характерно «известное пренебрежение теоретическими проблемами государственности»; когда «Основной закон дает только фрагментационную картину конституционного государства, он не предполагает его подробного описания ... а преследует лишь интересы практического регулирования». Объяснение этому заключается в том, что государство не изобретается конституциями, а принимается ими как фактическая реальность. Как пишет И. Изензее: «Задачами конституционного регулирования являются: легитимация государственной власти, ее организация, сдерживание, ограничение и определение направлений деятельности. Цель конституционного закона — учредить парламентскую демократию, федеративное и социальное правовое государство, закрепить его формы и цели, но не проектировать государство как таковое. Положения Основного закона опираются на уже сложившуюся концепцию государственной власти; именно поэтому она не превращается в непосредственный предмет нормотворчества ... Существование определенных государственных структур самоочевидно и не нуждается в защитной аргументации»3.
Аргументируя эту позицию И. Изензее напоминает о первых конституциях (XVIII в.), «послуживших прототипами позднейшего правотворчества». В частности, он обращает внимание, на конституционную историю Франции конца XVIII столетия, связанную с применением знаменитой французской Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 г. и Конституции 1791 г., когда «основными конституционными проблемами французского Национального собрания были права человека и гражданина, а также народный суверенитет», между тем как «Национальное собрание не проронило ни единого слова об основаниях и принципах устройства современного государства. В качестве таковых оно молчаливо присвоило себе наследие абсолютистской монархии, очертив границы, в пределах которого действовали все последующие революции и конституционные реформы. Они предлагали альтернативы традиционным государственным формам, но не государству как таковому»4.
Правда, позиции, аргументируемой И. Изензее (и которую мы поддерживаем), на первый взгляд, противоречит история конституционного регулирования в США. Как известно, Конституция США 1787 г. в основной ее части посвящено исключительно организации государственной власти, а социальные нормы в ней появились только с 1791 г — с включением в Конституцию поправок, в частности — первых десяти поправок, составивших американский Билль о правах. Однако, следует согласиться с тем, что хотя «первые американские конституции», в отличие от французских, «не могли опереться на уже сложившиеся государственные формы, поскольку государство и конституция возникли в Америке одновременно»; — «но и отцам американской конституции не пришлось изобретать государство. Как модель политического устройства оно существовало до них;» в том числе до принятия конституции «стало уже фактом» и «стремление к государственному объединению « северо-американских штатов. Поэтому «сложными и нерешенными были ... вопросы о том, в какую форму следует воплотить это единство, на каких условиях и в каких границах должна осуществляться новая государственная власть»1. Конституция США осуществила разделение властей на три ветви — законодательную, исполнительную, судебную, фиксируя границы (пределы) полномочий каждой из ветвей. Напрямую социальная обусловленность принятия Конституции 1787 года отражена в ее преамбуле, где в перечне целей конституционного регулирования, называются, в частности, такие, как: «содействие общему благосостоянию и обеспечение нам и нашему потомству благ свободы».
Завершая анализ генезиса конституций в преломлении социальных параметров их возникновения, отметим, что если применительно к государственной власти суть конституции правового государства заключается в установлении ограничений (пределов) осуществления государственной власти, то применительно к индивидам суть конституций правого государства в обратном: они провозглашают преимущественно права и свободы человека и гражданина, а не его обязанности. Причина разных концептуальных подходов в конституционном регулировании объясняется тем, что в государственно-правовом обороте (отношениях) государство и индивид не являются равновеликими партнерами. За государственными органами (должностными лицами) стоят властные полномочия и аппарат принуждения, обеспечивающий эти полномочия; а человек (гражданин) не наделяются такими административными и «силовыми» возможностями. Обращая внимание на указанную односторонность конституционного регулирования на примере исследования Основного Закона ФРГ И. Изензее пишет: «Задача конституции правового государства состоит в том, чтобы обеспечить свободу его граждан и связанность государственной власти правом, а не в том, чтобы санкционировать гражданские обязанности и условия осуществления государством его функции. Вот почему Основной закон провозглашает связанность законом и правом как исполнительной власти, так и правосудия, а не законопослушание гражданина, хотя, конечно, предполагает его необходимость»2.
1 См.: «Советское государственное право». Учебник под ред. С.С. Кравчука. М., 1985. С. 34.
1 См.: Венгеров А. Б. Теория государства и права. М.: Новый юрист, 1998. С. 393.
1 Цитируется по: Могунова М. А. Конституции зарубежных стран //В кн.: Конституционное право зарубежных стран /Ред. М. В. Баглай. Ю. И. Лейбо, Л. М. Энтин. М., 1999. С. 53.
2 Обзор позиций зарубежных специалистов взят из книги: Мишин А. А. Государственное право буржуазных стран. 1979. С. 66-68, 137.
3 Маклаков В. В. Основы теории конституции //В кн.: Конституционное (государственное) право зарубежных стран /Отв. Редактор Б. А. Страшун /Т. 1. 1993. С. 38-39.
4 Юдин Ю. А. Современные модели конституции //В кн.: Сравнительное конституционное право. М., 1996. С. 66.
1 Цитируется по книге: Венгеров А.Б. Теория государства и права. С. 398.
2 Цитируется по книге: Венгеров А.Б. Теория государства и права. С. 398.
3 Румянцев О. Новая Конституция для России: подходы и принципы //Народный депутат. 1990. № 15.С. 81-82.
1 См.: Ордешук Питер. К. Проект Конституции России многословен и обещает... слишком много //Известия. 1992. 14 января.
2 Маклаков В. В. Основы теории конституции //В кн.: «Конституционное (государственное) право зарубежных стран» /Отв. ред. Б. А. Страшун /Т. 1 М. 1993. С. 54-55.
3 Лассаль Ф. «О сущности Конституции». СПб. 1905. С. 33-34. Цитируется по книге: Конституционное право. Хрестоматия /Составитель Н. А. Богданова. М. 1996. С. 44.
1 Лассаль Ф. О сущности конституции /С.П. б. 1905 г. Цит-я по кн.: Конституционное право. Хрестоматия /Состав. Н.А. Богданова. М. 1996. С. 41-44.
1 Лассаль Ф. О сущности Конституции //В кн.: «Конституционное право». С. 47, 46.
1 Спекторский Е.В. Что такое конституция? М. 1917 /Текст цитируется по книге: Конституционное право. Хрестоматия /Составитель Н. А. Богданова /М. 1996. С. 54-55.
2 Спекторский Е.В. Что такое конституция? М. 1917 /Текст цитируется по книге: Конституционное право. Хрестоматия /Составитель Н.А. Богданова /М. 1996. С. 54-55.
3 Спекторский Г.В. Что такое конституция? //Указ. книга. С. 56.
4 Спекторский Г. В. Что такое конституция? //Указ. Книга. С. 56.
5 Там же.
1 См.: Плеханов Г. В. Соч. Т. IV. С. 47.
2 См.: Юдин Ю. А. Указан, работа. С. 64.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 40.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 37; тт. 7, 37; Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. М, 1947. С. 422.
5 Спекторский Е. В. Что такое конституция? М. 1917 //Цитируется по книге: Богданова Н. А. Конституционное право. Хрестоматия. С. 54.
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 17. С. 345.
2 Там же.
3 Юдин Ю. А. Указанная работа. С. 64.
4 Там же.
5 Государственное право Российской Федерации /Под ред. О.Е. Кутафина /М. 1996. С. 44.
6 Юдин Ю.А. Указанная работа. С. 65.
7 Там же. С. 66.
1 Эбзеев Б. С. Сущность Сов. Конституции в свете нового политич. мышления //Сов. гос. и право. 1990. №12. С. 5.
2 Эбзеев Б.С. Указ. статья. С. 5.
3 Эбзеев Б.С. Там же.
4 Баглай М. В. Конституционное право Росс. Фед-ции. М. 1998. С. 66.
1 Юдин Ю.А. Указ. работа. С. 63.
2 Ориу М. Основы публичного права. М. 1929. С. 583.
3 Цитируется по работе: Юдин Ю.А. Указан, работа. С. 63.
4 Спекторский Е.В. Что такое конституция? М. 1917. С. 8.
5 Кистяковский Б.А. Сущность государственной власти //В сб.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестоматия. С. 286.
1 Цитир-я по работе: Гесен В. О правовом государстве //В сб.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестомания. М. 1998. С. 273.
2 Шершеневич В. Н. Задачи государства //В сб.: Хрюпанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестоматия. С. 348.
3 Монтескье Ш. Избр. произв. М. 1955. С. 295.
1 См. Современное буржуазное государственное право. Ч. 2. Основные институты /Отв. ред. В.А. Туманов. М. 1987. С. 95-96.
2 Коркунов Н.М. Совместность властвования //В сб.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестоматия. С. 289.
3 Коркунов Н.М. Совместность властвования //В сб.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестоматия. С. 289.
1 Коркунов Н.М. Совместность властвования //В сб.: Хропанюк В.Н. Теория государства и права. Хрестоматия. С. 289-290.
2 Государственное право Германии. В 2-х томах. Издатели И. Изензее, П. Кирххоф. М. 1994. Т. 1. С. 8.
3 Государственное право Германии. В 2-х томах. Издатели И. Изензее, П. Кирххоф. М. 1994. Т. 1. С. 8.
4 Там же. С. 8-9.
1 Там же. С. 9.
2 Государственное право Германии. T.1. С. 8.