Экзамен зачет учебный год 2023 / Бондарь КС не квазисуд, а квазиправотворец

КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИИ: НЕ "КВАЗИСУД", А БОЛЬШЕ, ЧЕМ СУД <1>

Н.С. БОНДАРЬ

--------------------------------

<1> По поводу статьи А.А. Ливеровского и М.В. Петрова "Органы конституционного нормоконтроля как "квазисуды", опубликованной в настоящем номере "Журнала конституционного правосудия".

Бондарь Н.С., судья Конституционного Суда Российской Федерации, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.

Статья судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н.С. Бондаря содержит размышления, связанные со статьей А.А. Ливеровского и М.В. Петрова "Органы конституционного нормоконтроля как "квазисуды". Автор доказывает, что Конституционный Суд является полноценным и полноправным высшим судебным органом, который с точки зрения своих конституционно-статусных, квазиправотворческих характеристик может рассматриваться больше, чем суд. Для обоснования такой позиции в статье рассматриваются место специализированных органов конституционного контроля в системе разделения властей и особенности конституционных положений о Конституционном Суде как судебном органе; показывается специфическая роль Конституционного Суда в правотворческом процессе и отмечается нормативно-доктринальная природа общеобязательных решений Конституционного Суда, приводятся иные доводы.

Ключевые слова: конституционное правосудие, Конституционный Суд, "квазисуд", правотворчество, решения Конституционного Суда, нормативно-доктринальные источники права, зарубежный опыт конституционного правосудия.

Russian Constitutional Court: not "Quasi-Court", but More Than a Court

N.S. Bondar

Bondar Nikolay Semenovich - justice of the Russian Constitutional Court, honorary scholar of Russia, honorary lawyer of Russia, doctor of law, professor.

Annotation. The article by the judge of the Constitutional Court of the Russian Federation N.S. Bondar sets out the thoughts on the article by A.A. Liverovskiy and M.V. Petrov "Constitutional Control Bodies as "Quasi-Courts". The author argues that the Constitutional Court is a supreme judicial body in its own right which may be considered as more than a court, with respect to its constitutional status and quasi-law-making powers. In order to justify such a position, the article shows the place of specialized constitutional control bodies in separation of powers and the features of constitutional provisions on the Constitutional Court as a judicial body; it also shows the special role of the Constitutional Court in the law-making process and points out

mandatory and doctrinal nature of universally binding decisions of the Constitutional Court and proposes other arguments.

Key words: constitutional justice, separation of powers, the Russian Constitutional Court, "quasi-court", law-making process, decisions of the Russian Constitutional Court, normative and doctrinal sources of law, foreign experience of constitutional control.

Одной из весьма актуальных проблем современного конституционализма является определение места и роли органов конституционного контроля в национальной системе разделения властей. С этим связан также вопрос о конституционных основах их организации и функционирования, равно как и о юридической природе самих актов конституционного правосудия как итоговой правовой формы конституционно-контрольной деятельности.

1. Специализированные органы конституционного контроля в системе разделения властей: дискомфорт в их статусном положении вполне объясним.

В юридической науке (не только Российской Федерации) сформировались различные, зачастую полярные взгляды: от признания Конституционного Суда исключительно в качестве одного из органов судебной власти, разрешающего споры о праве (конституционном) в порядке чисто правоприменительной деятельности, до обоснования особого характера данного института - как носителя самостоятельной контрольной либо даже законодательной власти. При всем многообразии точек зрения на природу, характер и предназначение конституционного правосудия следует признать: в основе анализа и оценки места этих органов в системе разделения властей любого государства лежит определение их статусных характеристик, в частности, в связи с взаимоотношениями данных органов с судебной властью, с одной стороны, и законодательной - с другой.

Не секрет, что, пожалуй, во всех государственно-правовых системах, включая развитые демократии, специализированные органы конституционного правосудия вызывают весьма специфическую реакцию: понимание важности осуществления государственной функции конституционного блюстителя правового пространства далеко не всегда сопровождается столь же восторженным отношением органов законодательной, исполнительной, общеюрисдикционной судебной власти к результатам конституционно-контрольной деятельности. Без преувеличения можно сказать, что ни одна ветвь власти, в том числе и "кровная" для него судебная, не любит Конституционный Суд <2>. Это и понятно: ведь Конституционный Суд является, в своей основе, судом над властью. В этом в конечном счете заключается политико-правовая ситуация, при которой, образно говоря, орган конституционного правосудия, как корабль Одиссея, находится между Сциллой и Харибдой в поисках эффективного и безопасного пути следования для достижения стоящих перед ним конституционных целей <3>.

--------------------------------

<2> В то же время общепринятым является факт признания высокого авторитета Конституционного Суда среди граждан, нарушенных прав и свобод человека и гражданина.

<3> См.: Бондарь Н.С. Конституционный Суд между Сциллой и Харибдой: место конституционного правосудия в системе разделения властей // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2008. Второй выпуск (N 13). С. 5 - 12.

С этим же связаны, пожалуй, одна из основополагающих характеристик статусного положения Конституционного Суда и соответственно решение вопроса о том, является этот орган полноценным судебным органом или чем-то иным, не вполне доросшим до суда,

"квазисудом". А соответственно дискомфорт в положении Конституционного Суда является неудобством для самого Суда или же это "головная боль" для других органов, акты которых подконтрольны ему?

Конечно, в научно-теоретическом плане возможны различные оценки природы этого органа, его места и роли в системе разделения властей. Подтверждением научного плюрализма мнений по этим вопросам является и публикация в настоящем номере "Журнала конституционного правосудия" статьи уважаемых авторов - А.А. Ливеровского и М.В. Петрова, в само заглавие которой вынесено их мнение: Конституционный Суд - это всего лишь "квазисуд".

Какие, однако, приводятся при этом аргументы и насколько они убедительны? Как полно авторы учитывают существующие в специальной литературе иные доктринальные подходы по данному вопросу, равно как и законодательные, конституционно-правовые характеристики данного органа, его реальное место и функциональное назначение в системе разделения властей новой российской государственности?

При анализе данной проблематики трудно, конечно, избежать оценочных моментов и соответственно непросто удержаться от субъективности (это в полной мере отношу и к себе, тем более имея в виду свои не только научные, но и профессиональные пристрастия и предпочтения как судьи). Статья указанных авторов, безусловно, заслуживает внимания благодаря не только своей полемичности, но и определенности, бескомпромиссности, если не сказать больше - обнаженности авторской позиции о статусе органов конституционного нормоконтроля в Российской Федерации как "квазисудов" <4>.

--------------------------------

<4> При этом - попутно будет отмечено - нельзя пройти мимо попытки авторов сформулировать единые подходы к пониманию юридической природы национального конституционного нормоконтроля безотносительно к тому, идет ли речь о федеральном Конституционном Суде или конституционных (уставных) судах субъектов Федерации. Представляется, однако, что подобная методология исследования должна быть подкреплена обоснованием реального правового единства (целевого, функционального, процессуальнопроцедурного и т.д.) федерального и региональных органов конституционного контроля. Но такое единство как раз отсутствует, на что справедливо обращают внимание сами авторы.

При этом отличительными особенностями самой по себе конституционно-судебной нормоконтрольной деятельности - в сопоставлении с ординарным судопроизводством - называются, в частности, такие, как: 1) отсутствие спора о праве при рассмотрении отнесенных к компетенции органов конституционного нормоконтроля дел; 2) неприменимость критерия справедливости к осуществлению нормоконтроля; 3) "утрата содержательного наполнения" принципа состязательности и равноправия сторон в нормоконтрольной деятельности; 4) невозможность установления юридических фактов (а значит, недопустимость проверки нормативных правовых актов по порядку принятия и подписания) и некоторые другие.

Не ставя перед собой задачу подробного анализа соответствующих положений, нельзя не отметить, что по крайней мере перечисленные тезисы могут быть критически оценены не только в доктринальном плане, но и с позиций действующего законодательства, равно как и практики Конституционного Суда <5>. При этом очевиден тот факт, что все они (эти положения) работают, в представлении авторов, на главную идею: Конституционный Суд - не вполне суд, это "квазисуд". Поэтому оправданным является более внимательный подход, в порядке дискуссии, прежде всего к данной проблеме.

--------------------------------

<5> Так, например, подчиненность конституционного нормоконтроля требованию справедливости наглядно подтверждается практикой Конституционного Суда, в которой принцип справедливости (самостоятельно или во взаимосвязи с иными конституционными принципами) является одним из основных критериев оценки конституционности нормативных правовых актов. Только в 2009 г. принцип справедливости был задействован Конституционным Судом в 16 из 20 принятых постановлений. И это вполне естественно: Конституционный Суд, обеспечивая защиту основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обязан принимать решения, которые отвечают критерию конституционной законности, являются обоснованными, а проверяемые на соответствие Конституции законодательные ограничения прав и свобод - соразмерными и справедливыми. Эти требования вытекают из взаимосвязанных норм ч. 2 ст. 15, ч. 1 ст. 46, ч. 3 ст. 55, ст. 120, 125 Конституции и конкретизирующих их положений ст. 3, 5, 29, 75 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" (далее - ФКЗ о КС РФ).

2. Особенностями конституционного правосудия не могут "отменяться" конституционные установления о статусе соответствующего органа как судебного.

В научной литературе достаточно широко используется само по себе понятие "квазисуда", но применительно не к судебным органам конституционного контроля, а к органам конституционного надзора. В этом плане вполне адекватной природе соответствующего органа является оценка Конституционного Совета Франции в цитируемой (в самом начале статьи) работе проф. С.А. Авакьяна как "квазисуда". Конституционный Совет Франции, в его статусных характеристиках ранее существовавшего правового регулирования, действительно не являлся полноценным судебным органом, как и ряд аналогичных органов конституционного надзора в других странах (например, в СНГ это Конституционный Совет Республики Казахстан) <6>. Близкие к этому оценки были, кстати, применимы и к Комитету конституционного надзора СССР <7>. Но могут ли они распространяться на Конституционный Суд Российской Федерации?

--------------------------------

<6> См., напр.: Остапович И.Ю. Сравнительно-правовое исследование конституционных советов Франции и Казахстана // Правовые проблемы укрепления российской государственности. Часть 17 / Под ред. В.Ф. Воловича. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2004. С. 152 - 155; Хлобыстова К.А. Конституция и модели конституционного контроля // Конституционное и муниципальное право. 2006. N 2; Хитрин Ю. О практике Конституционного Совета Республики Казахстан по обеспечению верховенства и стабильности Конституции // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2004. N 2.

<7> См.: Митюков М.А. Предтеча конституционного правосудия (к истории Комитета конституционного надзора СССР) // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2005. N 4. С. 31 - 56.

При всем разнообразии теоретических конструкций конституционного нормоконтроля и конкретных моделей его практической институционализации в системе современного конституционализма <8> трудно не согласиться, применительно к существующим в России конституционно-правовым реалиям, с тем обстоятельством, что Конституционный Суд - это орган государственной власти, относящийся к судебной ветви власти, непосредственный носитель судебной власти.

--------------------------------

<8> См., напр.: Конституционный контроль в зарубежных странах: Учебное пособие / Отв. ред. В.В. Маклаков. М.: Норма, 2007.

Соответствующий его статус получил прямое закрепление в действующей Конституции, которая: во-первых, предусматривает, что правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом (ч. 1 ст. 118), одним из которых она прямо называет суд Конституционный; во-вторых, содержит широкую регламентацию правового статуса Конституционного Суда в специальной главе, посвященной судебной власти (гл. 7); в- третьих, выделяет конституционное судопроизводство в качестве самостоятельной формы осуществления судебной власти, наряду с гражданским, административным и уголовным судопроизводством (ч. 2 ст. 118), при том что конституционное судопроизводство названо в указанной конституционной норме первым, чем подчеркивается особое место Конституционного Суда в системе судебной власти как, по существу, высшего судебного органа конституционного контроля в России.

Такой подход к конституционному регулированию статуса Конституционного Суда с точки зрения его соотношения с судебной властью не является, правда, общераспространенным в континентальной системе устройства конституционного контроля. Так, например, в Конституции Австрии положения о конституционном суде содержатся в разделе шестом "Гарантии соблюдения Конституции и законности управления"; в Конституции Венгрии конституционному суду посвящена специальная глава IV при наличии самостоятельной главы о судебной организации (гл. X); аналогичным образом Конституция Испании устанавливает правовой статус конституционного суда в разделе IX "О конституционном суде" в то время как общий статус судебной власти определяется положениями раздела VI Конституции "О судебной власти". Но это, пожалуй, больше относится к национальным особенностям конституционно-правового регулирования, а не к вопросу о самой природе органов конституционного нормоконтроля, в частности, в странах, использующих кельзеновскую модель нормоконтроля.

При этом принадлежность Конституционного Суда к судебной власти в Российской Федерации нисколько не умаляет и не исключает особенностей, в том числе существенных, его статусных характеристик как органа конституционного нормоконтроля.

Но что касается, например, утверждений о том, что в рамках конституционного нормоконтроля "отсутствует спор о праве", то они не согласуются с предназначением и самой логикой конституционно-судебного разбирательства, связанного с разрешением конституционно-правовых споров. Конституционно-судебный процесс по общему правилу не возникает иначе чем на основе столкновения интересов и мнений (правовых позиций) и обеспечивает разрешение соответствующего противоречия (коллизии, конфликта) в процедуре, где его субъекты стремятся убедить Конституционный Суд в справедливости именно их точки зрения по рассматриваемому вопросу. Именно поэтому конституционносудебный нормоконтроль традиционно рассматривается как механизм, форма или способ разрешения публично-правовых споров <9>. Наиболее отчетливо "спорный" характер конституционного нормоконтроля проявляется в рамках конкретного конституционного контроля, когда гражданин спорит с государством в лице законодателя.

--------------------------------

<9> См., напр.: Замотаева Е. Конституционно-правовые споры // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2009. Вып. 4. С. 5 - 24; Конституционный судебный процесс / Отв. ред. М.С. Саликов. М.: Норма, 2004; Шульженко Ю.Л. Конституционное правосудие в федеративном государстве (сравнительно-правовое исследование). М., 2000. С. 3 - 4.

В свою очередь, при всей специфике реализации принципа состязательности и равноправия сторон в конституционном судопроизводстве вряд ли есть основания отрицать его универсальность (ч. 1 и 2 ст. 19 и ч. 3 ст. 123 Конституции Российской Федерации) и значение, в том числе как принципа конституционного нормоконтроля (ст. 5, 35 и 53 ФКЗ о КС РФ). Согласно этому принципу стороны конституционного судопроизводства обладают равными процессуальными правами и им должна быть обеспечена равная возможность реализовать свои процессуальные права. При этом, конечно, в наиболее полном объеме данный принцип проявляется при рассмотрении дел в порядке конкретного нормоконтроля и на тех процессуальных стадиях, которые следуют за принятием обращения к рассмотрению, поскольку только после такого решения может идти речь о наличии в производстве Конституционного Суда соответствующего дела и о правах сторон в этом деле <10>.

--------------------------------

<10> См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 18 декабря 2003 г. N 496-О об отказе в удовлетворении ходатайства гражданина А.М. Магденко об ознакомлении с материалами производства в Конституционном Суде Российской Федерации по жалобе на нарушение его конституционных прав УПК РСФСР и УПК РФ // Архив КС РФ.

Не может также рассматриваться как противоречащее сути нормоконтрольной деятельности установление органом конституционно-судебного контроля фактических обстоятельств, если это не относится к полномочиям других органов государственной власти и необходимо для правильного разрешения дела. Согласно статье 3 ФКЗ о КС РФ при осуществлении конституционного судопроизводства Конституционный Суд воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств не во всех случаях, а лишь тогда, когда "это входит в компетенцию других судов или иных органов". Именно поэтому, в частности, Закон вводит процессуальную фигуру свидетеля, который может быть вызван в Конституционный Суд "при необходимости исследования фактических обстоятельств, установление которых отнесено к ведению Конституционного Суда" (ст. 64), предусматривает возможность оглашения и исследования в судебном заседании документов (ст. 65), а также допускает включение "фактических и иных обстоятельств, установленных Судом" в состав решения Конституционного Суда (п. 7 ч. 1 ст. 75). Таким образом, ФКЗ о КС РФ допускает и даже признает необходимым исследование фактических обстоятельств в некоторых случаях <11>. В частности, Конституционный Суд, безусловно, обязан проверять и устанавливать фактические обстоятельства, характеризующие правовой статус лица, обратившегося в Конституционный Суд, как надлежащего заявителя. Например, проверять число депутатов, подписавших обращение в Конституционный Суд, на соответствие требованиям пункта "а" части 2 статьи 125 Конституции и статьи 84 ФКЗ о КС РФ <12>.

--------------------------------

<11> См.: Тарибо Е.В. К вопросу об установлении и исследовании фактических обстоятельств в конституционном судопроизводстве (на примере налогообложения) // Российский юридический журнал. 2010. N 1. С. 8.

<12> См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 4 марта 2004 г. N 90-О по запросу группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности пункта 7 статьи 2 Федерального закона "О соглашениях о разделе продукции" // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2004. N 5.

Вместе с тем безусловные существенные особенности юридической природы

Конституционного Суда как "судебного органа конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющего судебную власть посредством конституционного судопроизводства" (ст. 1 ФКЗ о КС РФ), свидетельствуют, что Конституционный Суд, являясь органом судебной власти, одновременно (в силу своих функциональных и институционных характеристик) - это больше, чем суд. Данное обстоятельство, правда, отнюдь не упрощает его положение в системе разделения властей, включая взаимоотношения с другими судами России, а, напротив, существенным образом актуализирует проблемы, связанные с обеспечением их эффективного взаимодействия.

3. Не "квазисуд", а квазиправотворец!

Всвязи с этим - по самой природе, сущностным характеристикам и результатам деятельности - статус Конституционного Суда не исчерпывается юрисдикционным правоприменением. Он имеет значительно более сложный характер: получая институционное оформление прежде всего как правоприменительный юрисдикционный орган, конституционное правосудие - и это становится все более очевидным для отечественной юриспруденции - в своих итогово-правовых характеристиках сближается с нормативноустановительной юридической практикой, с правотворчеством. В этом плане Конституционный Суд действительно обладает "квазихарактеристиками", но не "квазисуда", а квазиправотворческого органа, что при этом не лишает его статусных качеств полноценного судебного органа.

Вэтом вопросе есть, правда, аргументы не только pro, но и contra. Главным контраргументом тезиса о правотворческом потенциале конституционного правосудия является выраженная еще Г. Кельзеном нормативистская в своей основе позиция, согласно которой единственным источником права является нормативно-правовой акт; правосудие же, пусть даже и конституционное, не предназначено в системе разделения властей для создания норм права. Такой подход вряд ли соответствует сегодняшним правовым реалиям: разделение властей вовсе не предполагает возможности осуществления правотворческой деятельности только законодательными органами.

Подтверждением этого является, например, получившая широкое распространение в современном конституционализме практика признания элементов нормотворческой функции у органов исполнительной власти, включая так называемое делегированное законодательство. Соответствующие отношения в ряде государств имеют непосредственное конституционное регулирование, а их демократический характер не ставится под сомнение <13>. Одновременно в ряде государств на конституционном уровне урегулирован вопрос о непосредственном участии органов судебной власти в законодательном процессе, в частности посредством предварительного конституционного контроля. К примеру, статья 26 Конституции Ирландии устанавливает процедуру передачи по инициативе Президента в Верховный Суд законопроектов, которые приняты или должны считаться принятыми обеими палатами Парламента, кроме финансовых законопроектов, законопроектов о внесении изменений в Конституцию либо законопроектов, имеющих повышенное значение с точки зрения оперативности их принятия. Последствия рассмотрения соответствующих вопросов Верховным Судом таковы, что во всех случаях, когда Верховный Суд решил, что какое-либо положение законопроекта противоречит Конституции или какому-либо ее положению, Президент должен отказаться подписать такой законопроект. Весьма специфическую форму предварительного конституционного контроля предусматривает статья 138 Конституции Кипра, связывая соответствующий конституционный институт определенной предметноцелевой направленностью: если после утверждения бюджета Палатой представителей Президент и вице-президент, действуя раздельно или совместно, возвратили бюджет на пересмотр в связи с тем, что, по их мнению, в нем допускается недопустимая дискриминация, а Палата представителей настаивает на своем решении, Президент и вице-президент,

действуя раздельно или совместно, имеют право обратиться по данному вопросу в Верховный Конституционный Суд; в результате такого обращения Суд может аннулировать или подтвердить бюджет или возвратить его, целиком или частично, Палате представителей на пересмотр.

--------------------------------

<13> Так, например, п. 1 ст. 82 Конституции Испании прямо указывает, что Генеральные Кортесы могут делегировать Правительству полномочия издавать нормативные правовые акты, имеющие силу закона, по определенным вопросам. Статьей 76 Конституции Италии закреплены правила и условия делегирования законодательной функции Правительству. В соответствии со ст. 38 Конституции Франции Правительство может для выполнения своей программы обратиться к Парламенту за разрешением осуществить путем издания ордонансов мероприятия, обычно входящие в область законодательства.

В контексте общемировой конституционной практики должен оцениваться и характер воздействия конституционного правосудия на правотворческий процесс. Конечно, роль Конституционного Суда в правотворчестве довольно специфична, что объясняется его юрисдикционной природой, предполагающей прежде всего применение конституционных норм, их истолкование, в том числе в системных взаимосвязях с проверяемыми и иными нормами отраслевого законодательства. На этом основании некоторые авторы делают вывод, что Конституционный Суд не создает новых норм, а выступает лишь в роли некоего блюстителя конституционной чистоты правовой системы и его решения могут рассматриваться лишь с точки зрения доктринального, но не нормативного правового значения.

Между тем деятельность Конституционного Суда играет значительную роль не только в развитии конституционно-правовой науки, но и в становлении и развитии современного российского конституционализма, Конституции Российской Федерации и конституционного законодательства, а посредством этого - и отраслевого законодательства. Признавая ту или иную норму неконституционной, Конституционный Суд лишает ее юридической силы (ст. 79 ФКЗ о КС РФ), т.е. отменяет ее. Уже отсюда следует, что соответствующее решение Конституционного Суда не лишено свойств нормативного акта, направленного, как известно, на установление либо изменение, отмену правовых норм или на изменение сферы их действия. Конституционный Суд выступает своего рода генератором конституционноправовой энергии, которая обеспечивает, в частности, конституционно-судебную "рихтовку" норм отраслевого законодательства (как, впрочем, и сложившейся правоприменительной практики), то есть судебно-контрольное воздействие на отраслевое законодательство посредством его конституционного истолкования с целью доведения его до уровня требований конституционных принципов и ценностей без вторжения в букву закона. Специфика нормативной энергии решений Конституционного Суда такова, что она имеет предметом (сферой) своего влияния прежде всего нормативные величины наиболее высокого, абстрактного уровня - общие принципы права, конституционные ценности и принципы, получающие реализацию во всех отраслях системы действующего права. С помощью конституционно-контрольной деятельности происходит своего рода приращение и актуализация нормативного содержания соответствующих принципов и ценностно-правовых начал, а также установление их сбалансированного взаимодействия. Конституционноправообразующее, нормативное значение деятельности Конституционного Суда проявляется и в том, что, выявляя конституционные модели организации тех или иных сфер общественных отношений, пробелы и дефекты в правовом регулировании и одновременно тенденции развития конституционных отношений, Конституционный Суд определяет конституционную стратегию (концепцию) совершенствования законодательства. Но и в этом

случае Конституционный Суд не утрачивает качеств судебного органа, обеспечивая, как правило (а в рамках конкретного нормоконтроля - всегда!), защиту и восстановление конституционных прав и свобод граждан, нарушенных нормами проверяемого в порядке конституционного контроля закона, который был применен или подлежит применению в конкретном деле заявителя. Весьма характерным в этом отношении является Постановление Конституционного Суда от 5 февраля 2007 года N 2-П, предметом рассмотрения по которому стал, по существу, институт надзорного производства в гражданском процессе в том виде, в каком он был урегулирован на тот момент ГПК РФ; определив стратегию внесения системных изменений в правовое регулирование данного института, Конституционный Суд в то же время защитил конкретные права и законные интересы заявителей, предусмотрев необходимость пересмотра их дела <14>.

--------------------------------

<14> См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. N 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 ГПК РФ в связи с запросом Кабинета министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ "Нижнекамскнефтехим" и "Хакасэнерго", а также жалобами ряда граждан // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. N 7. Ст. 932.

Таким образом, именно специфическими характеристиками конституционно-судебных полномочий по судебному нормоконтролю, а не наличием или отсутствием у Конституционного Суда правотворческих функций в их классическом проявлении определяется его роль в нормативном правовом пространстве государства и в конечном счете в правотворческом процессе. Все это как раз и позволяет дать определение Конституционному Суду как квазиправотворческому органу, имея в виду, что характеристикой "квази" подчеркивается не мнимый, а лишь специфический, не классически-правотворческий статус данного судебного органа.

Этот статус таков, что решения Конституционного Суда, выраженные по итогам рассмотрения дела в постановлении или определении, обладают вполне конкретными свойствами нормативности и одновременно - акта судебного органа, многие из которых, кстати, получили юридическое признание и в ФКЗ о КС РФ, как-то: общеобязательность (ст. 6); окончательность, вступление в силу после провозглашения и незамедлительное официальное опубликование, непосредственное действие (ст. 78, 79); недопустимость преодоления правовой позиции Конституционного Суда законодателем (ст. 79); пересмотр в установленных случаях решений судов и иных органов, основанных на актах, признанных неконституционными (ст. 79, 100), и др.

4. Когда общеобязательность (нормативность) актов Суда прирастает их доктринальностью - это уже больше, чем суд.

Сущностные свойства статуса Конституционного Суда предопределяют также особенности юридической природы его решений как органа, который больше, чем суд. И напротив, концепция "квазисуда" ставит в положение неопределенности, неясности степень обязательности его решений: ведь не случайно "квазисудебные" органы конституционного надзора принимают, как правило, решения, имеющие для законодательных и других государственных органов рекомендательное значение. Для Конституционного Суда это неприемлемо, и, главное, такой подход не соответствовал бы конституционной природе его актов. Решения Конституционного Суда воплощают в себе единство нормативных и доктринальных начал. Это акты, обладающие нормативно-доктринальной природой.

Причем нормативность и доктринальность - это не две самостоятельные характеристики

решений Конституционного Суда; они существуют в единстве, что дает некое новое, интегральное качество данного вида актов - их нормативно-доктринальные характеристики. Это означает, что, во-первых, нормативные начала решений Конституционного Суда, обладая высокой степенью информационно-правовой насыщенности и обобщенности, способностью отражать посредством своих конституционно-интерпретационных характеристик высшие конституционные ценности на основе выявленного в решении Конституционного Суда баланса государственных (публичных) и частных интересов, воплощая в себе сплав концептуальных научно-теоретических подходов с реальной практикой современного конституционализма и международно-правовой регламентацией, во многом приобретают признаки конституционной доктрины. Во-вторых, заложенные в решениях Конституционного Суда аксиологические подходы, идеи и принципы, сформулированные на основе Конституции Российской Федерации и опосредующие отношение органа конституционного контроля к социально-экономическому, политическому, социокультурному содержанию и юридическому оформлению реальных общественных отношений, придают доктринальным началам решений Конституционного Суда качества их общеобязательности, нормативной доктринальности.

Нормативно-доктринальной природой решений Конституционного Суда предопределяется двойственное назначение данных актов в системе источников права и правовой системе в целом.

Решения Конституционного Суда являются источником конституционного права, и в этом качестве они всегда содержат нормативную энергию (негативного либо позитивного характера), ориентированную на сферу конституционного регулирования. И несмотря на то что Конституционный Суд "решает исключительно вопросы права" (ч. 3 ст. 3 ФКЗ о КС РФ), его акты как нормативно-доктринальные источники конституционного права, обладая прежде всего правовым содержанием, воплощают в себе и политические начала; имеется в виду, что при оценке на конституционность норм отраслевого законодательства приходится решать соответствующие вопросы, например, с точки зрения не только сущего, но и должного, руководствуясь при этом прежде всего конституционными принципами и ценностями как носителями не только формально-юридических, но и политических, нравственно-этических императивов общества и государства. В этом смысле решения Конституционного Суда - безусловный источник конституционного права: они обладают конституционной природой в силу своих собственных характеристик, независимо от предмета конституционного контроля и в данном качестве всегда являются - в единстве с Конституцией - конституционными источниками права. Одновременно в этом проявляется важная закономерность развития современного конституционализма, связанная с расширением "конституционно-правового разнообразия", усилением элементов политизации и социализации в конституционном праве.

Решения Конституционного Суда могут быть одновременно (с учетом предмета запроса по конкретному делу) источниками отраслевого законодательного нормирования более конкретных отношений в социальной, экономической, правоохранительной и других сферах. Тем самым акты конституционного правосудия как бы обеспечивают "сцепку" собственно конституционно-правовых норм и норм отраслевого законодательства, создают нормативное единство, основанное на выявленной в процессе рассмотрения дела объективной взаимосвязи, переплетения конституционных и отраслевых правоотношений. Основу такого единства составляет выявляемый Конституционным Судом баланс конституционных ценностей, что способствует, в свою очередь, конституциализации не только отраслевого законодательства, но и соответствующей сферы социальной действительности.

Именно в признании решений Конституционного Суда в качестве нормативнодоктринальных источников права - ключ к преодолению крайних позиций, которые, с одной стороны, определяют их значение лишь как носителей теоретически значимых идей, принципов, конституционных доктрин как источников науки конституционного права и, с