33

Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов

Утверждены

Ученым советом

юридического факультета

25 Декабря 2000 г., пр. № 6

Соборное уложение 1649 года как памятник русского права

Методические рекомендации по изучению дисциплины

История отечественного государства и права

(для студентов юридического факультета всех форм обучения)

Санкт-Петербург

2002

Кафедра теории и истории государства и права

Составитель

заместитель декана юридического факультета СПбГУП по научной работе, доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор Б. П. Белозеров

Рецензент

проректор по научной работе Северо-Западного филиала Института экономики и связей с общественностью, кандидат юридических наук, кандидат исторических наук Н. С. Крапивина

Введение

Студентам юридических факультетов важно знать историю формирования русского права, понимать природу тех или иных нормативных актов и их необходимость для общества. Именно этой проблеме и посвящены данные методические указания, рассматривающие Соборное Уложение 1649 года как один из основных памятников права XVII века.

Приступая к изучению Соборного Уложения 1649 года, необхо­димо уяснить причины и предпосылки, вызвавшие необходимость подготовки нового свода законов. Как известно, в XV–XVI веках был принят ряд нормативно-правовых документов, на основе которых князья феодальной Руси проводили объединение русских земель. К таким документам относились Судебники 1497 и 1550 годов, имевшие исключительное значение на определенном историческом этапе, прежде всего — в нормативном закреплении тех прав, которыми наделялись представители сословно-представительной монархии. Однако и после их введения в действие круг правоотношений постоянно расширялся, вносились новые законы, которые касались различных общественных отношений.

Важнейшим нормативным документом был также Стоглав — памятник, принятый на церковно-государственном Соборе 1551 го­да. Его название происходит от количества (100) глав (статей), из которых состоит документ. В нем содержится большое количество норм семейно-брачного, гражданского, государственного и уголовного права. И, конечно, — церковного права. После Судебника 1550 года появилась Уставная книга приходов, где были прописаны законы, изданные позднее. Судебник 1550 года не мог охватить все многообразие общественных отношений, подлежащих правовому регулированию; Уставная книга расходов давала возможность его дополнения.

Новые нормативные акты, издававшиеся правительством по инициативе отдельных приказов, записывались в соответствующие книги, которые содержали решения и постановления данных приказов и назывались Указными книгами приказов. Таких книг было пять: Указная книга судебных дел, Указная книга приказа холопьего суда, Указная книга земского приказа, Указная книга поместного приказа, Указная (Уставная) книга разбойного приказа. Указные книги были важным звеном в цепи законодательных документов. Однако дальнейшее усиление Московского княжества, развитие экономических и политических отношений в русском централизованном государстве требовали более высокого уровня законодательной базы, наличия свода всех действу­ющих правовых норм и добавления к ним новых, обеспечивающих интересы государства. Таким сводом законов и явилось Соборное Уложение 1649 года.

Причины и предпосылки создания Соборного Уложения

Непосредственными причинами создания Соборного Уложения 1649 года послужило восстание в 1648 году в Москве и дальнейшее обострение классовых и сословных противоречий. Глубинные же причины состояли в эволюции социального и политического строя России в XVII веке, которая сопровождалась заметным ростом законотворческой деятельности, стремлением законодателя подвергнуть правовой регламентации возможно больше сторон и явлений общественной жизни.

Уложение 1649 года как кодекс права во многом отразило тенденции дальнейшего развития феодального общества.

В сфере экономики Уложение закрепило образование единой формы феодальной земельной собственности на основе слияния двух ее разновидностей — поместий и вотчин.

В социальной сфере Уложение отразило процесс консолидации основных классов-сословий (крестьян, холопов, посадских людей и дворян), что привело к определенной стабильности феодального общества и в то же время вызвало обострение классовых противоречий и усиление классовой борьбы, на которую, безусловно, влияло установление государственной системы крепостного права. Недаром именно в XVII веке происходят первые крестьянские войны.

В политической сфере кодекс 1649 года показал основные черты начального этапа перехода от сословно-представительной монархии к абсолютизму.

В сфере суда и права с Уложением связаны определенный этап централизации судебно-административного аппарата, детальная разработка и закрепление системы суда, унификация и всеобщность права на основе принципа права-привилегии.

Соборное Уложение не имеет прецедентов в истории русского законодательства. По объему оно может сравниться разве что со Стоглавом, но по богатству юридического материала превосходит его во много раз. Из памятников права других народов нашей страны Соборное Уложение можно сравнить с Литовским Статутом, от которого, однако, выгодно отличается. Не имело себе равных Уложение и в современной ему европейской практике.

Соборное Уложение 1649 года явилось новым этапом в развитии юридической техники и было первым печатным памятником русского права. Это обстоятельство имело огромное значение в истории русского законодательства, поскольку до Уложения обычной формой оповещения населения о законах было оглашение наиболее важных из них на торговых площадях и в храмах. Единственными истолкователями законов являлись воеводы и приказные дьяки, которые часто использовали свои знания в корыстных целях. Появление печатного закона в значительной мере исключало такую возможность. На то, что появление печатного Уложения явилось крупным событием, указывает и то обстоятельство, что в XVII и начале XVIII века оно несколько раз переводилось на иностранные языки.

Соборное Уложение — первый в истории России систематизированный закон. В литературе его нередко называют кодексом, что, однако, юридически неверно. Соборное Уложение заключает в себе материал, относящийся не к одной, а ко всем отраслям права, значит, это не кодекс, а скорее небольшой свод законов. Уровень систематизации в отдельных главах, посвященных конкретным отраслям права, еще не настолько высок, чтобы можно было говорить о кодификации, однако, систематизацию правовых норм в Соборном Уложении следует признать весьма совершенной для своего времени.

Соборное Уложение отразило длительный процесс внутриклассовой борьбы крупных и мелких феодалов, родовой знати и служилой мелкоты, а также коренные проблемы общественной жизни середины XVII в. Оно законодательно закрепило и расширило права господствующего класса, в частности — право помещика на владение землей.

В Соборном Уложении нет специальных глав, характеризу­ющих государственный строй России. Однако необходимость наличия монарха, Боярской думы, Земских соборов, приказов, местных органов управления и их основные черты достаточно хорошо регламентируются законом.

Уложение законодательно закрепляет усиление царской вла­сти, свойственное России в переходный период от сословно-представительной монархии к абсолютной. Впервые в русском законодательстве Уложение выделяет специальную главу, посвященную уголовно-правовой защите личности монарха: обнаружение умысла на совершение преступного деяния против царя уже влечет за собой смертную казнь.

Уложение уделяет достаточное внимание и такому существенному элементу политической системы феодального общества, как церковь. Преступления против нее выделены в специальную главу, открывающую Уложение.

Органы управления — Боярская дума, приказы — наделены судебными функциями. Следует еще раз подчеркнуть, что Уложение свидетельствует о развитии всех отраслей права в русском государстве того времени. Целые главы свода законов посвящены административному и финансовому праву. Широко трактуются проблемы гражданского права — права собственности. Большое внимание уделено уголовному праву и процессу. Общее понятие преступления сохраняется прежним, однако меняется представление о составе преступления. Совокупность положений и норм о преступлениях, предусмотренных Уложением, впервые приобретает характер системы. Наиболее опасными для феодального общества представляются преступления против церкви, государственные преступления, особо опасные деяния против порядка управления. Им посвящены первые главы Уложения. В последующих главах рассматриваются преступления против личности, имущественные преступления (хотя четкое разграничение преступлений по объекту, т. е. направленных против государства или частных лиц, не всегда четко прослеживается).

В Соборном Уложении законодательно ужесточается система наказаний, что было обусловлено массовым сопротивлением закрепощенных крестьян, вылившемся в крестьянские войны.

В процессуальном праве усиливается тенденция к расширению сферы розыска, хотя суд по объему подсудности все еще стоит на первом месте. Уложение, таким образом, закрепило основные черты политического строя и права России, оказавшиеся достаточно стабильными на протяжении двухсот лет. Оно открыло в 1830 году “Полное собрание законов Российской империи” и в большой мере было использовано при создании XV тома Свода законов и уголовного кодекса 1845 года — Уложения о наказаниях. Использование Уложения 1649 года во второй половине XVIII и первой половине XIX веков означало, что консервативные режимы того времени искали в Уложении опору для укрепления самодержавного строя.

Разработка проекта Соборного Уложения была поручена особой комиссии в составе бояр, князей Одоевского, Прозоровского, Волконского и дьяков Леонтьева и Грибоедова. 28 июля 1648 года были разосланы грамоты о созыве в Москву к 1 сентября выборных людей для обсуждения и утверждения на Соборе проекта Уложения. При этом царь указал: “…созвать в Москву выборных: от стольников, стряпчих, дворян и детей боярских больших городов по два, из новгородцев с пятины по человеку, от гостей трех человек, от суконных сотен по два, от черных сотен, слобод и посадов по человеку — добрых и смышленых людей, чтобы его государство царское дело с теми со всеми выборными людьми утвердить…”

Обсуждение проекта Уложения началось 3 октября 1648 года в двух палатах. В одной из них заседал царь с Боярской думой и Освященным собором, в другой — Ответной палате — совещались выборные люди под председательством князя Ю. А. Долгорукого. Соборное Уложение, получившее силу государственного закона, весной 1649 года было издано отдельной книгой и разослано для руководства всем воеводам по городам и во все московские приказы.

Соборное Уложение — весьма объемный законодательный документ: он содержит преамбулу, в которой сообщается, что царь и великий князь Алексей Михайлович приказал обобщить предшествовавшее законодательство и восполнить имеющиеся пробелы, а также 25 глав; каждая глава включает в себя несколько статей (всего их 967). Формулировки статей Уложения отличаются ясностью, конкретностью, что в известной мере определило весьма длительный период его применения. В Уложении нормы права систематизированны по предметам и могут быть объединены по разновидностям права — государственное, воинское, правовое положение отдельных категорий населения, поместное и вотчинное судопроизводство, гражданские правонарушения и уголовные преступления.

Государственное устройство в XVII веке. Высшие органы власти и управления

В рассматриваемый период закончился процесс образования Русского централизованного государства и превращения его в сословно-представительную монархию. При Иване IV были уничтожены последние уделы, принадлежавшие его ближайшим родственникам. Этим был нанесен сильнейший удар по княжатам (потомкам удельных князей). Русское государство становилось многонациональным; вассалами московского царя сделались сибирские ханы, черкесские князья, шахмалы, калмыцкие тайши, ногайские мурзы. Вассалами признали себя грузинские цари (кахетинские и имеретинские). К концу XVII века определилась тенденция к полному включению вассальных государств в Русское царство.

Вместе с тем со времен Ивана Грозного усилилось значение царской власти, а дальнейшие попытки феодальной знати (оправившейся от удара, нанесенного ей Иваном Грозным) ограничить власть московских царей путем так называемых ограничительных записей оказались безуспешными. Включение в Соборное Уложение главы II “О Государской чести, и как его государское здоровье оберегать” свидетельствовало о возрастании роли царя в политической жизни страны. Преемство царского престола стало окончательно совершаться на основании принципа первородства и единонаследия. Признание царя Земским собором — “всей землей” — считалось необходимым условием законности цар­ской власти.

Высшим законодательным и судебным учреждением была Боярская дума. Ее состав был неоднороден и неодинаков по численности. Первоначально Боярская дума состояла из представителей феодальной знати. Затем, во время борьбы царя с княжатами, она пополнилась представителями “худых (не боярских) родов”; с XVII века — служилыми людьми, представителями дворянства и детьми боярскими, которые выдвинулись в эпоху крестьянской борьбы. Они зарекомендовали себя надежными защитниками новой династии и нового строя. Число членов Боярской думы (бояр, окольничих, думских дворян, дьяков и прочих придворных разных чинов) увеличивалось с каждым царствованием. При Думе создавались комиссии для решения специальных вопросов.

Обладая значительной властью, Боярская дума была органом, практически во всем зависимым от царя: она не имела самостоятельной компетенции, ее решения обсуждались и выносились совместно с царем. Однако в ряде случаев Думе удавалось все же осуществлять свои решения без утверждения царя. Царь также иногда издавал указы без всякого участия Боярской думы. Дума была высшей судебной инстанцией. Она рассматривала дела политические и местнические, а также преступления по должности и являлась высшей апелляционной инстанцией для недовольных приказов. Наконец, Дума принимала участие в решении наиболее важных государственных вопросов, касающихся внутренней и внешней политики.

Власть Боярской думы приобретала особое значение в периоды междуцарствия, Дума становилась единственным постоянным органом власти. По мере развития абсолютизма Боярская дума постепенно превращалась в образование, лишенное политического значения.

Другим внешним органом власти являлся Земский собор — центральное сословно-представительное учреждение, которое не было постоянно действующим, а собиралось по мере надобно­сти — для решения наиболее важных государственных вопросов: избрания царей, дачи руководящих указаний по вопросу о войне и мире, установления новых податей и налогов, а также для принятия особо важных законов.

Земские соборы состояли из трех основных частей — Боярской думы, Собора высшего духовенства и собрания представителей от людей всяких чинов, т. е. поместного дворянства и купечества. Право созыва Земского собора принадлежало царю или заменяющей его власти, т. е. Боярской думе, патриарху, временному правительству. О созыве Земского собора обычно посылалась грамота на имя воеводы, которую оглашали в главной церкви города. В ней указывалось, какое число выборных надлежит послать в Москву, и к какому сроку они должны явиться.

Заседания Собора обычно начинались торжественным открытием, где царем (или от его имени) прочитывалась речь, в которой объяснялись причины созыва Собора и формулировались вопросы, подлежащие решению. После открытия Земский собор приступал к обсуждению поставленных вопросов, для чего разделялся на составные части: Боярскую думу, Освещенный собор, собрание стольников, московских дворян, стрельцов. Родовые дворяне и посадские делились, в свою очередь, на “статьи”. Каждая часть Собора и каждая “статья” решала вопрос отдельно и формулировала свое решение в письменном виде. Решения эти сводились воедино на втором общем собрании. Обычно эти решения являлись только материалом, выводы из которого делались царем или Боярской думой.

Земские соборы первоначально были органами влияния поместного дворянства и верховного купечества. По мере роста классовых противоречий они стали ненужными и даже опасными для руководящей группы поместного дворянства, которое окончательно превратилось в правящий класс и добилось установления абсолютизма.

Рассмотрев состояние и функции высших органов власти в Русском централизованном государстве, следует остановиться на внимательном изучении процесса становления института отраслей права. Особое место здесь занимает уголовное право.

Уголовное право

В Московском государстве русское уголовное право вступает в период устрашающих кар: преступление окончательно понимается как деяние противогосударственное; значение лица (потерпевшего) и общины в преследовании преступника и исполнения наказания постепенно ограничивается государством. Но государство действует еще и как частный мститель, стараясь воздать злом на зло, по возможности, в равной, если не в большей степени, имея и другую цель — устранить неблагонадежных, еще не совершавших преступления; поэтому наказания принимают вполне уголовный и весьма жестокий характер.

Система преступлений

Система преступлений, по Соборному Уложению 1649 года, выглядела следующим образом:

1. Преступления против церкви: богохульство, совращение православного в иную веру, прерывание хода литургии в храме.

2. Государственные преступления: любые действия (и даже умысел), направленные против личности государя или его семьи, бунт, заговор, измена; по этим преступлениям ответственность несли не только лица, их совершившие, но и их родственники и близкие.

3. Преступления против порядка управления: злостная неявка ответчика в суд и сопротивление приставу, изготовление фальшивых грамот, актов и печатей, самовольный выезд за границу, фальшивомонетчество, содержание без имеющегося разрешения питейных заведений и самогоноварение, принесение в суде ложной присяги, дача ложных свидетельских показаний, “ябедничество” или ложное обвинение (причем к “ябеде” применялось то наказание, которое было бы применено к человеку, ложно им обвиненному; здесь явно действовал древний принцип Талиопа “око за око”, “зуб за зуб”, т. е. модификация кровной мести).

4. Преступления против благочиния: содержание притонов, укрывательство беглых, незаконная продажа имущества (краденого, чужого, неоформленного должным образом), недозволенная запись в заклад (к боярину, в монастырь, к помещику), обложение пошлинами освобожденных от них лиц.

5. Должностные преступления: лихоимство (взяточничество, неправомерные поборы, вымогательство), неправосудие (заведомо несправедливое решение дела, обусловленное корыстью или личной неприязнью), подлоги по службе (фальсификация документов, сведений, искажения в денежных бумагах и пр.), воин­ские преступления (нанесение ущерба частным лицам, мародерство, побег из части).

6. Преступления против личности: убийство, разделявшееся на простое и квалифицированное (убийство родителей детьми, убийство господина рабом), нанесение увечья (тяжелого телесного повреждения), побои, оскорбление чести (в виде обиды или клеветы, распространение порочащих слухов); не наказывалось убийство изменника или вора на месте преступления.

7. Имущественные преступления: татьба простая и квалифицированная (церковная, на службе, конокрадство, совершенная в государевом дворе кража овощей из огорода и рыбы из садка), разбой (совершаемый в виде промысла) и грабеж обыкновенный или квалифицированный (совершенный служилыми людьми или детьми в отношении родителей), мошенничество (хищение, связанное с обманом, но без насилия) поджог (пойманного поджигателя бросали в огонь), насильственное завладение чужим имуществом: землей, животными; порча чужого имущества.

8. Преступление против нравственности: непочитание детьми родителей, отказ содержать престарелых родителей, сводничество, “блуд” жены (но не мужа), половая связь господина с рабой.

Уложение особо выделяет преступление, направленное против личности царя и царской власти. О нем говорится в главе II “О Государской чести и как Его Государское здоровье оберегать”.

В главе X Уложения — “О суде” — выделяются статьи, устанавливающие составы преступлений должностных лиц судебных органов Русского государства. Указывается на преступление судьи, который за взятки выносит неправый суд; подьячего, который записывает протокол судебного разбирательства, не отвечающий действительности. Уложение специально подчеркивает необходимость борьбы с грабежами, разбоем и татьбой, предупреждения этих деяний. Большая ответственность в этом деле возлагалась на Разбойный, Сыскной и другие приказы, а на местах — на воевод и губных старост.

Объект и классификация преступных действий

Понятие об объекте преступления в праве московского государства (по сравнению с Русской Правдой и судными грамотами) значительно меняется: уголовный закон не только ограждает права физических лиц, но и защищает строй, установленный государством, церковью, нравственным учением и кодексом бытовых приличий. Кроме того, уголовный закон (в Уложении) определяет немало новых видов преступлений путем запрета неразумных деяний. Законодательство не задается мыслью об основаниях и правильности классификации преступных деяний, но Уложение царя Алексея Михайловича, согласно своей классификации, в такой последовательности (хотя и не без отступлений) излагает уголовные преступления: преступления против религии (гл. I) и против государства (гл. II), против порядка управления (гл. IV, V, VI, VII, IX) и суда (гл. X, XIV), против законов о состояниях (гл. XIX), против прав частных лиц (гл. XXI, XXII).

Как же в Соборном Уложении рассматриваются преступления против религии и церкви? Несмотря на то, что Московское государство приняло в значительной степени теократический характер, оно по сравнению с современными ему католическими и протестантскими странами, отличается меньшим вмешательством в дело веры. По крайней мере преступления против веры, никак не рассматриваемое в судебниках, впервые упоминаются лишь в Уложении царя Алексея Михайловича. Закон не допускает “хулы” на святыню христианскую (Христа, Святую Богородицу, Святой крест, святых), считая это “богохульством”. Однако такое преступление могло быть совершено не только христианами, но и людьми других вероисповеданий (“будет кто иноверцы какия-нибудь веры, или и русской человек возложит хулу на господа…”), и мера наказания была им очень суровая (“…того сжечь”; гл. I, ст. 1). “Совращение” (именно в мусульманскую веру — обрезание) из православия “насильством” или по согласию — “обманом”, безразлично, ведет совратителя к смертной казни через сожжение (гл. XXII, ст. 24). Закон умолчал о совращении в другие религии (буддизм, иудаизм), потому что не предполагал практической возможности подобных случаев, но о совращении в другие христианские вероисповедания он мог умолчать намеренно; между тем практика распространяла применение этой статьи и на последний род деяний. “Вероотступничество” не подлежало уголовному суду государства: совращенный отдавался на суд церкви.

“Насильственное обращение в православие” не предусматривается в кодексах, но определяется в наказах воеводам (астраханским 1628 г.): “Наказати всякими мерами и накрепко с угрозами, чтобы тайн в неволю не крестили”. В этом выразилась древняя русская веротерпимость, которая постепенно ослабевала в Московском государстве, огромная масса подданных исповедовала нехристианские религии.

“Волхвование и чародеяние”, на которые ранее было обращено внимание (в церковных уставах и в практике), теперь не так интересует государство; впрочем, постановления Стоглава о них были подтверждены особым указом: “К волхвам бы и к чародеям, и к звездочетам волхвати не ходили” под угрозой царской великой опалы и ответственности перед духовным судом. В Уложение это постановление не вошло. В Московском государстве редко встречались случаи уголовного преследования волшебства, что объясняется ослаблением языческих верований. Мысль о волшебстве направляется на успехи научных знаний и изобретений. “Ереси и расколы” также не входят в круг предметов уголовного законодательства, что указывается в Уложении.

“Умышленный перерыв литургии”, за который Уложение (ст. 1, 2) полагает смертную казнь, есть не только преступление против церковного благочиния, но может быть и проявлением фанатизма неверующих. Этим можно объяснить тяжесть наказания сравнительно с деянием, определяемым следующей статьей Уложения (ст. 1, 3), а именно: оскорбление священнодействующих в церкви и произведенный этим “мятеж” — тот же перерыв богослужения, карается лишь торговой казнью — наказанием, повторяемым несколько раз на торгу при большом скоплении народа (объект данного преступления сложный — церковь и права чести частных лиц). “Несоблюдение церковных обрядов” признано деянием наказуемым в отдельных указах, принятых после Уложения: так, указом 1674 года предписаны хождение в церковь, исповедь и причащение под угрозой наказания, род которого определен (ПЗС, ст. 570).

В светских законодательных памятниках московского периода отражен довольно верный взгляд на преступления против нравственности. В главе XXII Уложения запрещается сводничество (ст. 25) и косвенно — блуд (ст. 26).

В системе преступлений особое место занимают государственные (политические) преступления. Соборное Уложение довольно точно определяет три вида таких преступлений:

1. “Оскорбление величества” делом. Об оскорблении словом Уложение молчит, однако известно, что “за поносные слова, бив кнутом, вырезывают язык”. Объектом этого преступления признан не только государь, но и его двор. Общие преступления и проступки, совершенные на государевом дворе, согласно Уложению, подлежат большему наказанию, чем совершенные в другом месте (гл. III). Зато Уложение не распространяет понятие этого преступления на других лиц и на предметы (например, подделка монеты), что нередко можно встретить в законах других народов.

2. “Верховная измена” — покушение на ниспровержение власти (заговор и бунт), реализованное составлением сообщества и собором вооруженных людей (гл. II, ст. 2); здесь Уложение отступает от своей осторожности и имеет в виду нападение как на верховную власть, так и на подчиненные органы управления (Думу, воевод) (гл. II, ст. 20, 21); недонесение о замысле преступлений такого рода карается смертью (ст. 18, 19).

3. “Земская измена” — передача неприятелю части территории, помощь неприятелю и сношения с ним для этой цели, побег в неприятельскую землю или армию (гл. II, ст. 2; гл. VII, ст. 20).

Все эти три вида преступлений Уложение иногда объединяет и трактует как “измену”, что соответствует римскому понятию “perduellio”, перешедшему к нам из Литовского статута, но также и состоянию государственного права в Московском государстве, когда государево и думское дело отождествлялись.

Другое серьезное преступление, согласно Соборному Уложению, — должностное преступление или “преступление по службе”. К ним относились лихоимство (взяточничество, неправомерные поборы, вымогательство), неправосудие (заведомо несправедливое решение дела, обусловленное корыстью или личной неприязнью), подлоги по службе (фальсификация документов, сведений, искажения в денежных бумагах и пр.), воинские преступления (нанесение ущерба частным лицам, мародерство, побег из части).

Особое место в системе преступлений занимают преступления против порядка управления. “Бунт” против административных властей в Уложении сравнен с верховной изменой. К этому разряду правонарушений отнесены нарушения карантинных норм и устава о проезжих грамотах (гл. VI, ст. 4). В законодательстве большое внимание уделялось преступлениям против “финансовых прав” государства, в первую очередь “кормчеству”, которое, впрочем, сначала рассматривалось как преступление против нравственности: церковная власть (а за ней и государственная) запрещала его потому, что “в корчмах беспрестанно души погибают без покаяния и без причастия”. В XVII веке уже очевидна двойственная точка зрения на это преступление, с преобладанием финансового элемента (гл. XXV), т. к. винная продажа окончательно стала монополией государства. Ответственными лицами признаются “корчемники” (самовольные продавцы спиртного), винопроизводители, сбывающие питье в незаконные корчмы и “питухи”, т. е. потребители в таких корчмах. Если нарушение совершалось во второй или в третий раз, наказание становилось более суровым, а после 4 раза следовала ссылка преступника в дальние города и конфискация имущества.

В Русском государстве распространенным преступлением было фальшивомонетчество. Если царь Михаил Федорович вначале смягчил за него наказание, установив вместо залития горла расплавленным железом вечное тюремное заключение, то с увеличением числа подобных преступлений он в 1637 году восстановил смертную казнь в ее прежней форме — для “пущие воров” (главных виновников) и простую — для пособников, укрывателей и сбытчиков. Царь Алексей Михайлович ужесточил меры за пособничество. Пособников карали отсечением руки, урезанием ноздрей и т. д.

Из преступлений, вводящих судебную власть в заблуждение и ведущих к неоправданным решениям, “лжеприсяга” занимает в праве московского государства первое место. Понятие о ней как о преступлении не могло сложиться раньше, когда присягали стороны и их послухи, прибегая к “роте как к суду Божию — безапелляционному и недопускающему поверки”. В XVI веке, когда послушество обратилось в простое свидетельское показание, стало возможным принесение лживой присяги. В постановлениях Стоглава и в Уложении она имеет двойственный объект — как преступление против религии и государственной власти; в Уложении эта двойственность выразилась в противоречащих постановлениях двух его глав (XIV и XI): в одной из них выписываются постановления кормчей книги, в которых за лжеприсягу полагаются церковные эпитимии (“два лета да плачется, три лета да послушает Святое писание”); в другой главе московский закон дает свое простое определение: “бить его кнутом по торгам, посадить в тюрьму на год” и лишить права исков.

Наказание, его цели и виды

Московское государство не задавалось вопросами, на каком основании и для какой цели оно применяет карательные меры к совершившим преступные деяния. Прежняя неосознанная функция мстителя естественным образом переходит к государству. Ранее существовавшие цели наказания отличаются от целей карательной деятельности Московского государства.

Во-первых, Московскому государству были не чужды цели, которыми руководствовались мститель и власть более раннего периода истории, — возмездие и имущественные выгоды. Принцип наказаний, который особо выделяется в московском уголовном праве, — есть возмездие внешнее или материальное, т. е. воспроизведение в составе наказания состава преступления или лишение преступника того блага, которого он лишил другого. В Уложении этот принцип особенно последовательно применяется к наказанию за нанесение увечья (око за око, зуб за зуб): “А будет кто… отсечет руку или ногу, или нос, или ухо, или губы отрежет, или глаз выколет, — и за такое его надругательство самому ему то же учинить” (гл. XXII, ст. 10).

То же проявляется и в наказании за смертоубийство: “А кто кого убьет с умышления и такова убийцу самого казнити смертию” (гл. XXI, ст. 72).

Принцип материального соответствия наказания преступлению также прослеживается в Уложении: сожжение — за поджог, залитие горла расплавленным металлом — за подмесь простых металлов в серебряные деньги. Тот же принцип материального возмездия проявляется в направлении казни на тот орган, которым непосредственно совершается преступление: за кражу — отсечение руки, за лжеприсягу — урезание языка. Именно этим объясняется в некоторых случаях явное нарушение внутреннего соответствия между тяжестью преступления и тяжестью наказания.

Принцип возмездия (материального) не может считаться не только единственным, но и главным принципом московского уголовного права: он имеет место в Уложении преимущественно в постановлениях, заимствованных из чужих источников, и прилагается далеко не ко всем видам преступных деяний.

Во-вторых, целями наказания, унаследованными Московским государством раннего периода, были, безусловно, “имущественные выгоды”. Сюда нужно отнести только те виды наказаний, которые избраны и установлены по имущественным соображениям: пеня, продажа, конфискация, ссылка (хотя в то же время, конечно, они достигают чисто карательных целей); однако нельзя относить в эту группу такие наказания, которые установлены по другому принципу, но допускают при своем применении извлечение финансовых выгод, иногда необходимых для самого осуществления наказаний: таковы обязательные работы заключенных в тюрьме, необходимые для их содержания. Даже цель наказания не имеет в московском праве самостоятельного значения и подчиняется совершенно другим, чисто карательным соображениям. Этими двумя древнейшими целями отнюдь не исчерпывается задача Московского государства: наоборот, его уголовное право отличается от уголовного права Русской Правды и судных грамот именно новыми — карательными задачами чисто государственного характера. Эти задачи состоят в защите общества от преступников и преступлений.

Для системы наказаний были характерны следующие признаки:

1. Индивидуализация наказаний. Жена и дети преступника, по закону, не отвечали за совершенное им деяние, однако пережитки архаической системы наказаний были еще живы и выразились в сохранении института ответственности третьих лиц: помещик, убивший чужого крестьянина, должен был передать понесшему ущерб помещику другого крестьянина; сохранялась процедура “правежа” (публичного избиения должника батогами); в значительной мере поручительство походило на ответственность поручителя за действия правонарушителя (за которого он поручился).

2. Сословный характер наказания. Он выражался в том, что за одни и те же преступления разные субъекты несли разную ответственность (за аналогичное деяние боярин наказывался лишением чести, а простолюдин — кнутом (гл. X)).

3. Неопределенность в установлении наказания. Этот признак был связан с целью наказания — устрашением. В приговоре мог быть не указан сам вид наказания, а использовались такие формулировки: “как государь укажет”, “по вине” или “наказать жестоко”. Если даже вид наказания был определен, неясным оставался способ его исполнения (“наказать смертию”) или мера (срок) наказания (бросить “в тюрьму до государева указа”). Принцип неопределенности дополнялся принципом множественности наказаний. За одно и то же преступление могло быть установлено сразу несколько наказаний: битье кнутом, урезание языка, ссылка, конфискация имущества. За кражу наказания устанавливались по нарастающей: за первую кражу — битье кнутом и урезание уха, 2 года тюрьмы и ссылка; за вторую — битье кнутом, урезание уха, 4 года тюрьмы; за третью — смертная казнь.

Существует мнение, что в эпоху Московского государства основной целью наказаний было признано “истребление преступников”. Действительно, иногда в памятниках попадается выражение: “чтоб лихих вывести”, но согласиться с этим мнением можно было бы лишь тогда, когда бы за всякое преступление полагалась лишь смертная казнь или вечное изгнание и заключение, однако мы видим, что существовало множество других видов наказаний, которые отнюдь не вели к указанной цели.

С большой основательностью указывают на “устрашение” как главную цель наказания в московском праве. В Уложении довольно часто повторяется: “чтобы иным, на то смотри, не повадно было так делать”. Принцип устрашения можно отыскать только в Уложении, в судебниках его нет. Однако в Уложении он применяется главным образом к наказаниям за такие деяния, которые, будучи сами по себе безразличны, сделались преступными лишь в силу воспрещения их законом: например, Уложение (гл. X, ст. 20) воспрещало подачу жалобы государю помимо низших инстанций и, назначая за это наказание, прибавляло: “чтоб иным, на то смотря...” В то время население не только не видело в этом ничего преступного, но полагало, что суд государя есть лучший и справедливейший. Подобная же угрожающая прибавка присоединена к назначению наказания за проезд в другое государство без паспорта (гл. VI, ст. 4), употребление табака (гл. XXV, ст. 16).

Устрашение в московском праве стало применяться отчасти под влиянием византийского права; в кормчей полагается следующее наказание за разбой: “Нарочитии разбойницы на местах, на них же разбои творяху, повешени да будут, да видения ради убояться начинающии таковая, и да будет утешение сродников, убиенных от них”.

В Русском государстве устрашение впервые было выражено в Стоглаве (“да и прочие страх примут таковая не творити”).

Принимая во внимание пропорциональное отношение видов наказания друг к другу, в русском праве XVII века можно признать одним из главных принципов наказания “лишение преступника средств” повторять преступление, не применяя к нему бесповоротных казней; на это указывает широкое применение тюремного заключения, ссылки и уголовного поручительства, заменяющих как друг друга, так и другие виды уголовных кар.

Тюремное заключение в Уложении предусмотрено более, чем в 40 случаях. Различается заключение до “порук” (под гарантию местных жителей), до указа, на определенный срок, до смерти. Заключение на определенный срок свидетельствует о признании его исправительной мерой. В отношении “лихих людей”, когда общество (через сыскных людей) признает преступника неисправимым (“лихует” его), по Уложению, тюрьма не играла такой роли; они содержались там или до смерти, или до других обстоятельств (в том числе до казни). Для обычных преступников сроки содержания в тюрьме колебались от трех до четырех лет, причем очень часто практиковалось лишение свободы на несколько недель или месяцев. Идея краткосрочного заключения как исправительной меры была в Уложении ведущей. Тюремное заключение предусматривалось за нанесение побоев, бесчестье, кражи, оскорбления, нарушения порядка деятельности государственных учреждений. Было также введено тюремное заключение за счет семьи. Таким образом, первоначальное понятие о наказании, выраженное в самом термине (“наказать” — научить, исправить), не совсем изгладилось под влиянием новых и отчасти чужих понятий.

Собственно карательное значение тюрьмы начинается с цар­ского Судебника и окончательно утверждается в Уложении (заключение татей в тюрьму на 2 года (гл. XXI, ст. 9)). Но и этот вид наказания не мог получить надлежащего развития в Московском государстве, потому что устройство и содержание тюрем было далеко не совершенно: то и другое возлагалось в провинциях на посадские и уездные общины, которые исполняли данные обязанности неохотно и небрежно. Поэтому тюрьмы были немногочисленны и тесны, заключенные постоянно толпами уходили (“вырезывались”) из тюрем; питались они или за свой счет, или подаянием, ходя артелями по городу и выпрашивая милостыню.

Московское право не дает “общей схемы” наказаний (как и классификации преступлений), однако в более древних памятниках этого периода, близких к эпохе Русской Правды, можно уловить разделение наказаний на “пеню” и “казнь”, т. е. наказания имущественные и личные. В дальнейшем развитии уголовного законодательства имущественные наказания постепенно уступают место личным, а уцелевшие теряют самостоятельность (становятся добавочными к личным).

“Имущественные наказания” были следующих видов: продажа, пеня и конфискация. “Продажа”, оставшаяся со времен Русской Правды, в начале московского периода имеет широкое применение — заменяет все наказания, кроме смертной казни. В начале эпохи судебников продажа заменяется или дополняется телесными наказаниями; а со времен губных учреждений она соединяется, постепенно уже, с телесными наказаниями и изгнанием: “Как наместники… на тате продажу свою учинить, и вы б старосты губные, тех татей велели, бив кнутьем, да выбити из земли вон”. В царском Судебнике продажа исчезает, заменяясь тюремным заключением или порукой.

“Пеня”, в начале московского периода означавшая то же, что и древняя продажа, применялась главным образом к преступлениям против порядка государственного управления (гл. X, ст. 5). Одинаковое значение с пеней имеет “заповедь”, т. е. денежный штраф за проступки против полицейских распоряжений правительства (гл. XXI, ст. 19, 20; гл. XXV, ст. 1, 2). Заповедью этот штраф в Уложении называется потому, что деяние, называемое им, само по себе безразличное, “заповедуется” — запрещается из соображений полицейских или финансовых. Другой вид “заповеди” — добавочное денежное наказание за общие преступления, если преступник раньше совершения преступления угрожал и тем вызвал против себя угрозу со стороны власти в виде заповеди.

Что касается “конфискации” (взять на государя), то она, как древнее “разграбление”, всегда следует за смертной казнью: “которых разбойников казните, и тех бы разбойников подворья животы и статки… отдавали тем людям, которых те разбойники разбивали.… А что будет у истцовых исков останется разбойничих животов, вы б то все переписывали на список, да клали где будет пригоже, да о том бы естя отписывали в Москву. Которых разбойничих животов, за исцовую вытью, останется, и те остальные животы оценя продать на государя” (гл. XXI, ст. 26). Но при смертной казни за измену (и вообще по политическим преступлениям) конфискация применяется лишь в том случае, если законные наследники преступника окажутся виновными в знании и недонесении на изменника (гл. II, ст. 7, 9, 10). Часто конфискация следует за ссылкой и другими наказаниями (гл. XXV, ст. 3, 11). Самостоятельное применение конфискации имело место крайне редко.

“Личные наказания” всех разрядов (направленные против свободы, жизни, здоровья и чести лица) были известны в рассматриваемый период. Их развитие шло следующим путем. Одна из форм древнего потока — “изгнание” — в начале Московской эпохи имеет точно такое же значение, как и в Земскую эпоху, т. е. означает изгнание из той земли, где жил преступник (а не из целого государства). Но это уже не годилось при новом понятии о государстве, так как одна провинция изгоняла бы своих преступников в другие. Поэтому уже в XVI веке взамен изгнания появляется “ссылка”. Ссылка соединяется с телесным наказанием (битьем кнутом), членовредительскими наказаниями и тюремным заключением (гл. XXI, ст. 10).

В Уложении этот вид наказания не получил надлежащего развития: оно было применено лишь несколько раз — за кражу и разбой (гл. XXI, ст. 9, 10), за самовольный переход из городского состава в крестьяне или холопы (гл. XIX, ст. 13), за кормчество и употребление спиртного (гл. XXI, ст. 3, 17), за невнесение судного дела в книги из корыстных целей (гл. X, ст. 129) и за участие в наезде (гл. X, ст. 198).

Строительство тюрем закрепляется в Уложении как государственная обязанность. В это время стали практиковаться принудительные работы заключенных. В 1662 году были установлены бюджетные отчисления на содержание тюрем и заключенных. Часто применялась в России и ссылка на окраины государства с целью использовать ссыльных для охраны городов и на некоторых государственных службах. Цель ссылки имела чисто практический характер.

Правительство предпочитает уголовные кары более простые и дешевые, а именно: “наказания болезненые”, развившиеся, несомненно, под влиянием татарщины. Их виды: “батоги” — наказание прутьями толщиной в палец, “кнут” — различался как простое наказание и как торговая казнь (гл. X, ст. 186–188; гл. XI, ст. 27). Болезненные наказания первоначально появились как альтернатива продаже (в случае несостоятельности) и уже потом получили вполне самостоятельное значение. По Уложению, они применяются ко всем преступлениям, не влекущим за собой смертной казни, в соединении с другими (тюрьмой, ссылкой, изгнанием). Смерть как результат подобного наказания могла быть лишь результатом случайности. Телесные наказания, по мнению большинства ученых, назначались в 140 случаях. Очень редко упоминается о членовредительстве (всего в нескольких статьях). Сохраняется приоритет болевых наказаний, чтобы принудить преступников следовать предписаниям государства доступными для того времени способами. Урезание ноздрей (для “табачников”) и ушей (для татей) было способом символического указания на характер преступной деятельности, а так же выполняло функцию означивания преступника, выделения его из окружающей массы людей. Таким образом, применение телесных кар обуславливалось идеей целесообразности наказаний. Часто телесные наказания совмещались со штрафами, причем последние играли огромную роль. Так, если телесные наказания предусмотрены в 16% всех статей, то штрафы и имущественные взыскания — в 29% .

“Наказание членовредительные” имеют двоякое значение: полицейское, — для того чтобы оставить преступнику навсегда отметку (“улику”) его злодеяния, и чисто карательное. К первой категории таких наказаний относится: урезание уха (за татьбу и мошенничество в первый и второй раз; за разбой — урезание второго уха (гл. XXI, ст. 9, 10, 15, 16, 90).

“А которые воры в Москве и в городах воруют, карты зернью играют и про проигрався воруют, ходя по улицам людей режут и грабят и шапки срывают, и о таких ворах на Москве, и в городех, и в уездех учинить заказ крепкой и беричем кликать по многия дни, будет, где такие воры объявятся, и их всяких чинов людям имая приводить в приказ.

Да кто таких воров изымая в приказ приведет, и в приказе таких воров распрашивая сыскивать про них всякие сыски накрепко, да будет про воровство их сыщется допремя, что они зернью и карты играют, и ходя по улицам, и людей режут и грабят и шапки срывают и тем вором чинить указ тот же, как написано вышсею о татях. А будет кто таких воров видя где не изымает и в приказ не приведет, а изымать было не мощно, и сыщется про то допряма же, и на тех людях имать заповеди по полтине на человеке” (гл. XXII, ст. 15).

“Клеймение” (пятнание) известно уже с XIV века, но в XVII ве­ке малоупотребимо (при существовании других, более “тяжких отметок”).

Наказания членовредительные второй категории являются в известной степени уменьшенной формой смертной казни, будучи применены к тем же преступлениям, какие повлекли бы смертную казнь при обстоятельствах, увеличивающих вину. Фактически они появляются уже в Земскую эпоху, а в московском праве они особенно развились под влиянием Прокирона и Литовского Статута (Уложение, гл. III, ст. 5; гл. X, ст. 12; гл. XXII, ст. 10, взятая непо­средственно из Литовского Статута):

“А будет кто, не бояся бога и не опасаясь государские опалы и казни, учинит над кем-нибудь мучительское надругательство, отсечет руку, или ногу, или нос, или ухо, или губы обрежет, или глаз выколет, а сыщется про то допряма, и за такое его надругательство самому ему то же учинить, да на нем же взять из вотчины его и из животов тому, над кем он такое надругательство учинит, будет отсечет руку, и за руку пятидесят рублев, а будет отсечет ногу, и за ногу пятидесяти же рублев, и за нос, и за губы, и за глас, потому же всякую рану пятидесят рублев” (гл. XXII, ст. 10).

“Смертная казнь”, применению которой противились лучшие князья Земского периода, в эпоху Московского государства получила очень широкое развитие. В Уложении сфера ее применения гораздо обширней, чем в судебниках: она полагается за богохульство и совращение, за политические преступления и участие в них, за составление фальшивых актов, за изготовление фальшивой монеты, за умышленное убийство в некоторых случаях (на государевом дворе, в походе, в присутствии суда), за изнасилование женщины, за поджог.

Смертная казнь за наиболее опасные преступления в Соборном Уложении предусматривалась в 36–63 случаях. Однако в значительном количестве статей, где упоминается убийство, зако­нодатель пытается обеспечить защиту личности. Всего о смерт­ной казни говорится в 55 статьях, но с учетом повторений остается 25 случаев ее применения. Смертная казнь делилась на простую (отсечение головы, повешение) и квалифицированную (колесование, четвертование, сожжение, залитие горла металлом за подделку денег, закапывание в землю по горло женщин за убийство мужей). Способ ее исполнения закон не определял, передавая решение этого вопроса на судейское рассмотрение. Смертная казнь производилась публично. Тела казненных подолгу не убирались — в целях устрашения. Закон освобождал от смертной казни беременную женщину до той поры, пока она не родит.

К представителям привилегированных сословий применялся такой вид наказания, как лишение чести и прав, варьирующийся от полной выдачи головой (превращение в холопов) до объявления “опалы” (изоляции, остракизма, государевой немилости). Обвиненного могли лишить чина, права заседать в Думе или приказе, а также лишить права обращаться с иском в суд (условно говоря, это напоминало частичное объявление вне закона).

Бесспорно, жестокость московского уголовного права была чрезмерна. Однако, сравнив Соборное Уложение с современными ему кодексами Западной Европы, можно убедиться в том, что европейское законодательство было еще более жестоким.

Нельзя упускать из виду, что, по свидетельству исторических памятников, большая часть смертных приговоров не приводилась в исполнение в силу древнего обычая “печалования” — одного из драгоценнейших прав православного духовенства, которым оно и пользовалось постоянно. Освобожденного от смерти по такому ходатайству обычно пожизненно заключали в монастырь. Следует иметь в виду, что до царствования Петра I жестокость уголовного закона постепенно смягчается: это смягчение начинается уже в Новоуказных статьях.

Гражданско-правовые нормы в Соборном Уложении Субъекты гражданско-правовых отношений

Сфера гражданско-правовых отношений, регулируемых специальными нормами, может быть выделена в системе Соборного Уложения с достаточной определенностью. К этому побуждало развитие товарно-денежных отношений, формирование новых типов и форм собственности, рост гражданско-правовых сделок. Гражданско-правовые нормы в Соборном Уложении тесно соприкасаются с государственными и административными нормами права. Примером тому могут служить главы XVI и XVII, так как правомочия помещиков и вотчинников близки к положениям о службе и т. д.

Субъектами гражданско-правовых отношений являлись частные (физические) и коллективные лица. Права частного лица постепенно расширялись за счет уступок со стороны прав лица коллективного. Высвобождаясь из-под контроля родовых и семейных союзов, частное лицо подпадает под сильное влияние других коллективных субъектов, прежде всего государства (особенно в сфере вещного и наследственного права).

Рассмотрение устанавливаемых отношений как вечных часто затрудняло переход к отношениям, юридически оформленным. В юридической интерпретации переход к абстрактным нормам проявился в своеобразном их толковании. На первый план выдвигалось не представление об их установленности, а идея о вечном существовании этих норм.

Для правоотношений, возникавших на основе норм, регламентирующих сферу имущественных отношений, характерной стала неустойчивость статуса самого субъекта прав и обязанностей. Это выражалось в расслоении нескольких правомочий, связанных с одним субъектом и одним правом. Так, условное землевладение давало субъекту права владения и пользования, но не распоряжения предметом. Перенесение ответственности по обязательствам с одного субъекта (отца, помещика) на другого (детей, крестьян) также усложняло ситуацию и осознание субъектом права своего статуса.

Субъекты гражданского права, согласно Соборному Уложению, должны были удовлетворять определенным требованиям, таким как пол, возраст, социальное и имущественное положение. Возрастной ценз устанавливался в 15-20 лет: с 15-летнего возра­ста дети служилых людей могли наделяться поместьями, с этого же возраста у субъекта возникало право самостоятельного принятия на себя кабальных обязательств. За родителями сохранялось право записывать своих детей в кабальное холопство при достижении последними 15-летнего возраста. Двадцатилетний возраст требовался для права принимать крестное целование (присягу) на суде (гл. XVI).

Вместе с тем такие нормы, как брачный возраст, законодатель оставлял практике и обычаю. Вообще факт достижения определенного срока (будь то возраст или давность) не рассматривался им как решающий для правового состояния субъекта. В XVII веке наблюдалось существенное возрастание правоспособности женщины.

Взаимодействие различных субъектов гражданских отношений в одной сфере (особенно в области вещных прав) неизбежно порождало взаимное ограничение субъектных прав. При разделе родового имущества род как коллективный субъект передавал свои права коллективным субъектам, сохраняя за собой право распоряжаться имуществом. Это имущество могло быть отчуждено только с согласия всех членов рода. Род же сохранял право выкупа проданного родового имущества в течение установленного законом срока.

Пожалование земли в поместье принципиально не меняло субъекта собственности — им оставалось государство. Помещик обладал лишь правом пожизненного владения. Однако если земля попадала (при выполнении дополнительных действий) в наследственное владение и пользование, то принимала форму полной собственности. Это приобретало особую значимость в случае превращения поместья в вотчину (при обмене или передаче по наследству).

Разделение правомочий собственника и владельца отмечалось и при выделении отдельной крестьянской семье земельного надела из земель крестьянской общины, которой принадлежало право собственности на данный надел.

Дробление полномочий усложняло сеть связей, которые складывались между различными субъектами. Превращение одного правомочия в другое, вызванное волевым актом (пожалованием, завещанием) или фактом смерти, поступления на службу расшатывало границы правового статуса лица или вещи, обеспечивало внутренний динамизм гражданского оборота.

Поместное и вотчинное землевладение

Уложение, с одной стороны, санкционировало различные способы развития и расширения поместного землевладения (гл. XVI), включая поддержку освоения помещиками запущенных земель, расширение культурного клина внутри поместий и другие формы помещичьего предпринимательства. С другой стороны, Уложение подытожило и восполнило законодательные нормы прошлого, направленные на сближение поместья с вотчиной, что получило выражение в основательно разработанном институте прожиточного поместья (гл. XVI, ст. 8–14, 16–22, 30–33, 55–57, 61, 62). Поместье из средства обеспечения государевой службы становилось средством обеспечения помещиков как служилого сословия. Принципиально важным было разрешение обмена поместных земель на вотчинные и в особенности — продажи поместья в вотчину (гл. XVI, ст. 2–7, 39, 41–45).

Юридическим основанием прав на поместье и вотчину были писцовые или переписные книги. Как объект материальных взысканий при уголовных преступлениях и гражданских правонарушениях поместья и вотчины выступали на равных основаниях. Уложение закрепило принцип: “не по службе — поместье, а по поместью — служба”.

В то же время поместное землевладение в сравнении с вотчинным подвергалось определенному ограничению в праве распоряжения им. Уложение подводило итог и намечало новые перспективы еще далеко не завершенного к тому времени процесса превращения поместных земель (верховным собственником которых было феодальное государство) в монопольную собственность клана феодалов.

Представляет интерес правовое положение вотчинного землевладения. Это была исконная форма землевладения в структуре производительных сил и производственных отношений феодального общества. Дворцовые вотчины формировались из еще не освоенных никем земель или частных земельных фондов князей. Последние чаще всего складывались как результат приобретений, осуществлявшихся в ходе и в результате различных сделок: купли, получения в дар или по завещанию. При этом законодатель и практика различали правовой статус частновладельческих земель князя и земель государственных (“казны”). Когда в лице верховного субъекта собственности слились государство и князь (как персона), на смену старому разделению пришло новое: государственные, “черные” и дворцовые земли.

Коллизия публично-правового (государственные, “черные”, дворцовые земли) и частноправового (частновладельческие земли) элементов прослеживается на всем протяжении XVI–XVII веков. Она была внутренне присуща всей системе феодальной иерархии с ее “расщепленной” собственностью, с привязанностью имущественного объекта одновременно к нескольким собственникам, запутанностью правомочий, отношениями сюзеренитета-вассалитета. Коллизия усложнялась вмешательством корпоративных начал (семейного, родового, профессионально-корпоративного, общинного), вступавших в конфликт с частным началом и правовым индивидуализмом наряду с публичными элементами.

В Уложении 1649 года правовые нормы, относящиеся к вотчинам, не исчерпываются только главой XVII, а в той или иной мере представлены в ряде других его глав. Более половины из них являются общими для поместий и вотчин. В Уложении найдется еще несколько десятков статей (особенно в главе X), в которых объектом правовой защиты служат различные хозяйственные комплексы (нивы, лесные угодья, рыболовные тони, борты и т. п.), в равной мере присущие поместьям и вотчинам. В этом факте находят отражение два обстоятельства: развивающееся поземельное феодальное право брало под защиту собственность на землю в целом и то, что во времена Уложения значительно продвинулся процесс слияния поместий и вотчин. Подавляющее большинство землевладельцев всех рангов (бояре, дворяне) совмещали в своих руках и вотчины, и поместья. Этим вызвано, что глава XVI (о поместьях) и глава XVII (о вотчинах) Уложения тесно взаимодействуют, дополняя друг друга; и основной источник у них общий — Указная книга Поместного приказа.

Правовой статус церковных вотчин был, естественно, обусловлен особым характером субъекта собственности. Субъект здесь не был достаточно консолидирован, так как церковным имуществом (в том числе землей) в XVI–XVII веках пользовались и распоряжались отдельные церковные учреждения: монастыри, епископаты, приходские церкви.

К числу источников, порождавших церковное владение, кроме пожалований и захвата пустошей, относились дарение и завещание со стороны частных лиц. Государство предприняло ряд мер по ограничению церковного землевладения. Статья 37 главы XVII Соборного Уложения оставила право владения купленными вотчинами и покупку вотчин только за урожденными детьми боярскими. Другие же слуги крупных церковных чинов получали право владеть купленными вотчинами при условии перехода на государеву службу с распределением по городам. В противном случае вотчина отбиралась для раздачи служилым людям. Статья 42–44 главы XVII также имеют антицерковную направленность. В статье 42 высшим духовным чинам и монастырям запрещается покупать и брать в качестве вклада все виды вотчин. Вклад по душе допускался только в денежной форме.

В Соборном Уложении по-новому излагался запрет передавать вотчины в монастыри или самим владеть ими после пострижения в монахи. В таком случае допускалась передача вотчин родичам при условии давать в монастыри средства на содержание родственников-монахов. При нарушении этого условия постригшиеся в монахи могли, с разрешения царя, продать свои родовые и выслуженные вотчины родным или на сторону. В отношении купленных вотчин они обладали большей свободой, но передача их в монастыри исключалась (гл. XVII, ст. 43).

Общинное землевладение и право

Общинные земли как объект вещных прав находились во владении, пользовании и распоряжении коллективного субъекта — волости или города. То, что община пользовалась не только правом владения, но и распоряжения землей, доказывалось фактом раздачи земли новым поселенцам.

К середине XVII века окончательно сложилась сословная группа, получившая общее название “посадские люди”. Это было население, жившее в городах на государевой земле, занятое торговлей, ремеслом и промыслами и несшее определенные повинности (тягло) в пользу государства. Единицей при исчислении посадского тягла был посадский двор. Основными постоянными податями посада являлись прямая государева подать, стрелецкие деньги, ямские деньги, полоняночные деньги. Кроме этого взимались чрезвычайные сборы (пятая, десятая деньга). На посадских людей возлагалось выполнение различных тяглых служб (например, подводная повинность, постойная повинность, постройка и ремонт городских укреплений и др.). Реализация общинных прав распоряжения землей носила внутренний (для общины) характер, проявляясь преимущественно в сделках мены. Наиболее распространенной формой внутриобщинной реализации прав распоряжения землей были земельные переделы.

На право общины распоряжаться своими землями указывало и наличие широких полномочий в исковой области и в сфере приобретения сторонних земель для самой общины. В городах такие права реализовывались в процессе общинного выкупа земель у “беломестцев”, т. е. лиц, купивших общинную землю, но не вступивших в члены общины. Законодатель постоянно стремился создать правовой порядок, при котором община состояла бы исключительно из владельцев — местных жителей и не смешивалась с соседними общинами. На решение данной задачи было направлено положение о предельном (трехлетнем) сроке пользования земельным наделом на территории чужой общины.

Расширялись права индивидов в сферах пользования и распоряжения общинными землями и вовлечения их в имущественный гражданский оборот. Внедрение чужаков в общину компенсировалось переложением на них части тягла, ранее выполняемого выбывшими членами, а выход за пределы общины ее имуществ предупреждался установлением общинного права выкупа этих имуществ.

Аналогично это происходило и в городах, где коллективными земельными собственниками были сами посады (в уездах) и сотни (в Москве). Процесс разрушения коммунальных структур в городе, проходивший под напором частной хозяйственной инициативы, вызвал в начале XVII века борьбу между общинными и внеобщинными (внетягловыми) элементами посада. Последние как представители служилого или “белого” сословий не несли государственного тягла и вместе с тем стремились к распоряжению общинными имуществами, которые через различные формы отчуждения переходили к ним от посадских тяглецов.

Для ослабления натиска частного элемента на общинные права и имущества законодатель установил порядок общинного выкупа отчужденных беломестцами городских имуществ. Так как члены городских общин имели право распоряжаться только принадлежащими им строениями в городах, они могли отчуждать их по своему усмотрению. Однако вместе со строениями к беломестцам отходили и земельные участки, на которых были возведены постройки. Поэтому, чтобы сохранить за собой земли, городские общины были вынуждены выкупать такие участки у беломестцев. Был предпринят ряд попыток со стороны законодателя вывести землевладение беломестцев за черту посада. Посадские общинники лишались права распоряжаться городскими постройками по своему усмотрению. За частными лицами сохранялось только право пользования городскими дворами. Принадлежащие тягловым людям дворы в случае наложения на них взыскания по долговым обязательствам могли продаваться с публичных торгов лишь членам городской общины. Соборное Уложение прямо предписывало беломестцам выселяться с территории, принадлежащей городской общине (гл. XIX).

По способам приобретения вотчинные земли делились на родовые, выслуженные и купленные.

Институт наследования в русском праве XVII века

В главе XVII (ст. 1–4) Соборного Уложения регламентируется право наследования родовых и выслуженных вотчин. При наличии у вотчинника детей, вотчины наследуют сыновья; дочери же получают на прожиток из поместий отца. В случае смерти бездетных сыновей вотчины переходили к их сестрам. Но если у умершего вотчинника сыновей не было, его родовые и выслуженные вотчины наследовали его дочери и сестры, включая замужних. Наследниками вотчин после дочерей становятся их дети и внучата (гл. XVII, ст. 4).

Исключая вслед за указами 1627, 1628 годов бездетных вдов из числа наследников, Уложение дополнило комплекс норм существенной оговоркой. При отсутствии у умерших поместий и купленных вотчин оставшимся после них одиноким матерям, которые жили с ними и не имели своего прожитка, и бездетным вдовам выделялось на прожиток из выслуженных вотчин. Однако такой надел нельзя было продать, заложить, отдать в монастырь и передать в качестве приданого. При выходе замуж, пострижении или смерти владелицы прожитка вотчины возвращались в род мужа (гл. XVII, ст. 2).

В силу этих законоположений выслуженные вотчины в вопросах наследования сливались с родовыми, но были близки к поместьям, поскольку наряду с ними могли служить источником прожитка матерям и бездетным вдовам. Преимущественное право наследования родовых и выслуженных вотчин в роду принадлежало мужчинам. В этом заметно стремление закона сохранить и укрепить связь вотчин со службой.

В статьях 5–8 (гл. XVII) Соборного Уложения регламентируется право наследования купленных вотчин. По происхождению они делятся на три вида: а) купленные у своих сородичей из родовых вотчин; б) из выслуженных вотчин; в) из своих поместий. К последнему, видимо, примыкали и вотчины, купленные из пустых земель.

Уложение предусматривает три варианта наследования купленных вотчин. Если умерший вотчинник располагал только купленными вотчинами, они делились между его наследниками — детьми от всех законных браков и вдовой поровну (ст. 5). При этом подчеркивается неприкосновенность той части купленных вотчин, которая досталась вдове (ст. 6). Однако такое право свободного распоряжения унаследованной купленной вотчиной предоставлялось только вдовам, имевшим детей. Бездетные жены могли наследовать по завещанию купленные вотчины ограниченно. В случае их выхода замуж или пострижения в монахини вотчина передавалась братьям умершего мужа, а за их отсутствием — в его род (ст. 7). При наличии у вотчинника всех видов купленных вотчин бездетным вдовам передавались вотчины, купленные из своих поместий, но с тем же ограничением — возможностью владеть ими до нового замужества или до пострижения (ст. 8). Такое наследование играло роль прожитка. Ограничение это было обусловлено стремлением удержать все виды купленных вотчин в собственности рода вотчинника и тем самым предупредить выход вотчины из службы.

В главе XVI Уложения, как уже здесь ранее отмечалось, был тщательно разработан институт прожиточных поместий. Статьи 10–12 (гл. XVI) закрепляют за вдовами и девками (дочерьми, племянницами, сестрами) право распоряжения прожиточными поместьями, выражающееся в возможности их сдачи. Прожитки разрешалось сдавать любым людям. Девки получали право сдачи прожитка по достижении пятнадцатилетнего возраста (ст. 11). Это право получило официальное оформление. Отсутствие регистрации влекло конфискацию прожиточного поместья с передачей его лицу, подавшему челобитье о таком нарушении закона (ст. 12).

Статья 17 устанавливает равные права вдовы и дочери, получивших общий прожиток после смерти мужа и отца. В случае выхода замуж прожиток является приданым, причем закон оговаривал права жениха вдовы только на ее часть прожитка, жениха дочери — соответственно на ее часть.

Статьи 18–19 закрепляют право вдов иноземцев, находившихся на русской службе, выходить замуж со своим прожитком за русских поместных и беспоместных дворян и детей боярских и право русских дворянок-вдов выходить замуж с прожитком за крещенных в православие иноземных помещиков. Статья 20 требует оформления прожиточного поместья вдовы или девки за ее женихом еще до женитьбы. Основание для оформления прожитка — челобитная жениха в Поместный приказ на имя государя.

Статьи 30–32 определяют размеры прожитков вдов и дочерей в зависимости от обстоятельств смерти и размеров поместных окладов их мужей и отцов. В наибольшей степени вознаграждалась потеря кормильца, погибшего в бою.

Еще в 1636 году было установлено, что старшие сыновья помещиков, выделенные ранее в отвод и наделенные новыми поместными долгами, не имеют права на поместья умершего отца, которые назначались для младших сыновей. Статья 34 вносит изменения: если поместье, данное старшему сыну, меньше того, что получит каждый из меньших сыновей, надлежит весь наличный земельный фонд разверстать между братьями, пустое и жилое поровну. Статья 53 ставит вопрос о полном оформлении прав на поместья, полученные после смерти их владельцев детьми, родичами и посторонними людьми по пожалованию. Оформление включало помету Поместного приказа на челобитной заинтересованного лица и получение на ее основе грамоты с уплатой печатной пошлины.

В случае значительного разрыва между поместным окладом умершего мужа и размером полученного им поместья, статья 57 разрешает использовать при разделе земель между мачехами и пасынками небольшие родовые и выслуженные вотчины, но вдовам дается прожиток из поместья, а вотчины — пасынкам. Статья 58 допускает передачу вдовам, оставшимся с детьми, всех поместий умерших мужей. В случае жалобы матерей на неблаговидное к ним отношение со стороны детей закон допускал выделение матерям прожитка на общих основаниях. Если же поместья были небольшие, допускался раздел заселенных и пустых земель по определенным долям.

Обязательственное право

Договор в XVII веке оставался основным способом приобретения прав собственности на имущество, в частности на землю; он появился в таком качестве ранее института пожалования. Договорная грамота, составленная заинтересованными лицами, приоб­ретала законную силу только после ее заверения в официальной инстанции (на грамоте ставили печать). В главе XVIII Соборного Уложения определяется порядок взимания печатных пошлин. Печатными пошлинами назывались пошлины за приложение печати к актам, исходившим из правительственных учреждений по челобитьям частных лиц. Приказ Большого Дворца сам брал пошлины со своих грамот и дел. За акты по земельным сделкам часть печатных пошлин взимал Поместный приказ. Деятельность Печатного приказа в первой половине XVII века отмечалась крайней непредсказуемостью; XVIII глава Уложения — попытка приведения ее в определенный порядок. Сама данная глава не содержит ничего нового, тем более волевого, рожденного усмотрением законодателя, но вся проистекает из предшествующей практики. Источниками этой главы были в основном не доклады, а записные книги Печатного приказа.

Соборное Уложение предусматривало выдачу в дополнение к договорным грамотам, закрепляющим право на землю, отказных грамот, которые направлялись в местности, где расположены земли, передаваемые по утвержденному договору. Процедура, связанная с выдачей “справки”, была дополнительной гарантией при установлении законного факта перехода земли от отчуждателя к приобретателю. Законодатель видел в этом административную меру (обеспечивающую службу владельца земли) и гарантию финансовых интересов государства. В то же время это был технический прием, необходимый для перераспределения государственного имущества (неправомерно оформленное землевладение могло быть передано государством другому служилому человеку).

Способы приобретения вещей указывают, что правовое мышление той эпохи разграничивало в самом их составе фактическую, природную, хозяйственно-потребительскую сторону и признаки юридической, условной природы. Простой факт владения вещью, господства над нею противопоставлялся более формализованному праву собственности. Захват как способ приобретения соседствовал с пожалованием и договором, потребительская функция вещей в значительной мере воздействовала на их юридическую сущность и юридическую судьбу. Только государственное вмешательство в действия, связанные с решением юридической судьбы вещей (сделки), выразившейся в регистрации и заверке договоров, как и в действиях, связанных с пожалованием, делает эти договоры более определенными и придает им характер окончательности.

Особенности юридического взгляда на обладание вещами (в первую очередь недвижимостью), характерные для этой эпохи, с присущим ей предпочтением фактического обладания вещью (например, вотчиной), сделало вотчинное землевладение своеобразной моделью, образцом для иных близких ему форм.

Обязательственное право в XVII веке продолжало развиваться по линии постепенной замены личной ответственности должника его имущественной ответственностью по договорам. В этой связи вырабатываются еще более широкие пределы для переноса взысканий по обязательствам — сначала на дворы и скот, затем на вотчины и поместья, на дворы и лавки посадских людей.

Процесс эмансипации личности должника совпадал с общей тенденцией к возрастанию индивидуальности субъективных прав, вытекающих из сферы как вещных, так и обязательственных отношений. Вместе с тем перенос ответственности на имущество должника способствовал более интенсивному и широкому развитию оборота, параллельно усиливая чисто гражданско-правовые аспекты обязательственных отношений, отграничивая их от иных областей права (уголовного, “административного”).

Переход обязательств на имущество оказался связанным с вопросом об их переходе по наследству. Соборное Уложение допускало такой переход в случае наследования по закону, оговаривая при этом, что отказ от наследства снимает и обязательства по долгам (гл. X, ст. 245). Переход обязательства вместе с частями наследственной массы не только гарантировал имущественный интерес кредитора, но и сохранял в силе само обязательство (или его часть, учтенную в определенных эквивалентах и пропорциональную наследственной доле). Такой порядок способствовал стабилизации системы обязательственных отношений. Вместе с тем он открывал путь свободному волеизъявлению нового субъекта обязательства (наследника) в вопросе о принятии или отказе от обязанности (в случае наследования по завещанию). Закон и практика знали случаи принудительного и добровольного принятия обязательства третьим лицом. Переход права по обязательству к другому лицу (например, смена должника, произведенная со свободного согласия кредитора) означал фактически “обезличивание” обязательства и обеспечивал его сохранение.

Для должника ситуация была иной: его личность должна была быть одобрена кредитором, т. е. персонифицирована. Кроме того, возможность регрессного иска создавала своеобразную “солидарную” ответственность с первым должником (с которого переходило обязательство).

Одним из важнейших условий при заключении договора была свобода волеизъявления договаривающихся сторон. Однако это условие часто не выдерживалось ни в законе, ни на практике. В Соборном Уложении (гл. X, ст. 190) намекается на то, что хозяева квартир, где размещаются военные при исполнении своих обязанностей, становятся хранителями вещей этих военных при выступлении последних в поход. Условие свободы воли часто нарушалось на практике актами насилия одной из сторон, хотя закон и представлял другой стороне возможность оспорить такую сделку в течение недели (гл. X, ст. 251).

Чтобы предотвратить насилие и обман, законодатель предусматривал введение специальных процедурных моментов: присутствие свидетеля при сделке, письменная или “крепостная” (нотариальная форма) сделки. “Крепостная” форма сделки являлась обязательной для договоров о передаче недвижимости. Для вступления договора в законную силу договорный акт, составленный площадным подьячим, скреплялся “рукоприкладством” свидетелей (до шести человек), а затем регистрировался в приказной избе (гл. XVII, ст. 39).

Впервые в Соборном Уложении регламентировался институт сервитутов (т. е. юридическое ограничение права собственности одного субъекта в интересах права пользования другого (их)). Сервитуты были и личными, например, право на потраву лугов ратниками, находящимися на службе, право на их въезд в лесные угодья, принадлежащие частному лицу (гл. VII).

Вещные сервитуты (ограничение права собственности в интересах неопределенного числа субъектов) включали: право владельца мельницы в производственных целях заливать нижележащий луг, принадлежащий другому лицу; возможность возводить печь у стены соседнего дома или строить дом на меже чужого участка (гл. X).

Развитие сервитутного права свидетельствовало о формировании четких представлений о праве частной собственности, возникновении большого числа индивидуальных собственников и, как следствие этого, о столкновении их собственнических интересов.

Наряду с этим право собственности ограничивалось либо прямыми предписаниями закона (например, вдовам запрещалось закладывать выслуженные вотчины, служащим запрещалось принимать залог от иноземцев), либо установлением правового режима, который не гарантировал “вечной” собственности (сохранение срока в 40 лет для выкупа родовой общины).

Семейное право

В области семейного права в XVII веке продолжали действовать принципы домостроя — главенство мужа над женой и детьми, фактическая общность имущества и т. п. Они раскрывались и в законодательных положениях. Юридически значимым признавался только церковный брак. Закон допускал заключение лицом не более трех брачных союзов в течение жизни. Брачный возраст для мужчин составлял пятнадцать лет, для женщин — двенадцать. На заключение брака требовалось согласие родителей, а для крепостных крестьян — согласие помещиков. Юридический статус мужа определял юридический статус жены: вышедшая замуж за дворянина, становилась дворянкой, вышедшая за холопа — холопкой. Закон обязывал жену следовать за мужем — на поселение, в изгнание, при переезде. В отношении детей отец сохранял права главы: он мог, когда ребенок достигал пятнадцатилетнего возраста, отдать его “в люди”, в “услужение” или на работу. Отец мог наказывать детей, но не чрезмерно. За убийство ребенка грозило тюремное заключение (но не смертная казнь, как за убийство постороннего человека).

Закон знает понятие “незаконнорожденый”; лица этой категории не могли усыновляться, а следовательно, принимать участие в наследовании недвижимого имущества.

Развод допускался лишь при уходе одного из супругов в монастырь, при обвинении супруга в антигосударственной деятельности (“лихом деле”), при неспособности жены к деторождению.

Судоустройство и процесс

В XVII веке судебные органы еще не были отделены от административных. Все органы власти и управления обладали правом суда и сыска. Высшим судебным органом являлся суд царя и Боярской думы. Судебные функции Боярской думы выполняла Расправная палата. Судебными правами обладали приказы. Имелись приказы со специальной подсудностью: Земский, Разбойный, Холопский, Поместный.

На местах судьями являлись административные чины — губные и земские старосты. Судебной компетенцией обладала и церковь. Сложились центральные и местные церковные суды: суд патриарха, митрополита, епископа и др. В земельных владениях феодалов-крепостников установился вотчинный суд над крепостными крестьянами.

Вопрос о судопроизводстве получил свое освещение в главе X Соборного Уложения “О суде”. В этот период еще не было четкого разграничения между уголовным и гражданским процессом. Гражданские и менее важные уголовные дела рассматривались в порядке обвинительного процесса, который назывался в Уложении “судом” (в смысле судебного разбирательства).

Глава X подробно описывает различные процедуры “суда”. Процесс распадался на собственно “суд” и “вершение”, т. е. вынесение приговора, решения. “Суд” начинался с “вчинания”, т. е. с подачи челобитной жалобы. Затем происходил вызов приставом ответчика в суд. Ответчик мог представить поручителей (тради­ция, которая идет еще от Русской Правды). Ему предоставлялось право дважды не являться в суд, если на то имелись уважительные причины (отсутствие, болезнь). Но после третьей неявки он автоматически проигрывал процесс. Выигравшей стороне выдавалась соответствующая грамота.

Доказательства, которые использовались и принимались судом в состязательном процессе, были многообразны. Таковыми были: свидетельские показания (причем практика требовала привлечения не менее десяти свидетелей), письменные доказательства (наиболее доверительными из них были официально заверенные документы), крестное целование (которое допускалось при спорах на сумму не свыше одного рубля), жребий.

Процессуальными мероприятиями, направленными на получение доказательств, были “общий” и “повальный” обыск. В первом случае опрос населения осуществлялся по поводу факта совершенного преступления. Во втором — по поводу конкретного лица, подозреваемого в преступлении. Особыми видами свидетельских показаний были “ссылка из виноватых” и общая ссылка. Первая заключалась в ссылке обвиняемого или ответчика на свидетеля, показания которого должны абсолютно совпасть с показаниями ссылающегося. При несовпадении показаний дело проигрывалось. Подобных ссылок могло быть несколько, и в каждом случае требовалось полное подтверждение. Общая ссылка заключалась в обращении обеих спорящих сторон к одному и тому же свидетелю или нескольким свидетелям. Их показания становились решающими.

Довольно своеобразным процессуальным действием в “суде” стал так называемый “правеж”. Ответчик (чаще всего это был неплатежеспособный должник) регулярно подвергался судом процедуре телесного наказания. Его били розгами по обнаженным икрам. Число таких процедур должно было быть эквивалентным сумме задолженности. Так, за долг в сто рублей пороли в течение месяца. Можно отметить, что здесь продолжает действовать архаический принцип замены имущественной ответственности личностной. “Правеж” не являлся просто наказанием. Это была мера, побуждающая ответчика выполнить обязательства, поскольку у него могли найтись поручители или он сам мог решиться на уплату долга.

Судоговорение в состязательном процессе было устным, но все сказанное протоколировалось в “служебном списке”. Каждая стадия оформлялась особой грамотой. Розыск или “сыск” применялся по наиболее серьезным уголовным делам. Особое место и внимание отводилось преступлениям, о которых было заявлено: “слово и дело государево”, — тем преступлениям, в которых затрагивался государственный интерес. Дело в розыскном процессе могло начаться с заявления потерпевшего или с обычного наговора, не подтвержденного фактами обвинения (“язычная молва”). После этого в дело вступали государственные органы. Потерпевший подавал “явку” (заявление), и пристав с понятыми отправлялся на место происшествия для проведения дознания. Процессуальным действием был “обыск”, т. е. допрос всех подозреваемых и свидетелей.

В главе XXI Соборного Уложения впервые регламентируется такая процессуальная процедура, как пытка. Основанием для ее применения могли служить результаты “обыска”. Это происходило тогда, когда свидетельские показания разделялись: часть в пользу подозреваемого, а часть против него. В случае, когда результаты “обыска” были благоприятными для подозреваемого, он мог быть взят на поруки, т. е. освобожден под ответственность (личную и имущественную) его поручителей.

Применение пытки регламентировалось. Ее можно было применять не более трех раз с определенным перерывом. Показания, данные на пытке (“оговор”), постоянно протоколировались и должны были быть перепроверены посредством других процессуальных действий (допроса, присяги, “обыска”).

Подсудимыми как субъектами преступлений могли быть как отдельные лица, так и группы лиц. Закон разделяет их на главных и второстепенных, понимая под второстепенными соучастников преступления. В свою очередь соучастие могло быть как физическим (содействие, практическая помощь, совершение тех же действий, что совершал главный субъект преступления), так и интеллектуальным (например, подстрекательство к убийству — гл. XXII). В этой связи субъектом стал признаваться даже раб, совершивший преступление по указанию своего господина. От второстепенных субъектов преступления (соучастников) закон отличал лиц, только причастных к совершению преступления, попустителей (не сообщивших о подготовке и совершении преступления), укрывателей (скрывших преступника и следы преступления).

Основанием для возбуждения гражданского дела служила исковая челобитная потерпевшей стороны. Обязательным было указание в исковой челобитной цели иска и места жительства ответчика. Для вызова сторон в суд из приказа выдавались зазывные грамоты, направляемые местным властям. Для решения дел и взыскания иска определялся недельный срок. По зазывным грамотам стороны представляли поручительство о своевременной явке в приказ для суда. До окончания дела они не могли выезжать из Москвы более чем на 3 дня. В противном случае отсутствующая сторона проигрывала (гл. X, ст. 112, 116). Неявка ответчика в суд по троекратному вызову влекла решение дела в пользу истца.

По системе суда или состязательности процесса рассматривались не только материальные иски, но и челобитные, связанные с причинением бесчестья словом, других обид, а также некоторые дела, например, о беглых крестьянах и небольших кражах.

Судебное разбирательство совмещало в себе и следствие по делу, и собственно суд. Судоговорение протекало в форме диалога между истцом и ответчиком в присутствии судей. Система доказательств в судебном процессе по гражданским делам была разнообразной. Во всех имущественных и крепостных делах существенное значение имели письменные доказательства, а также свидетельские показания (групповые и индивидуальные). Степень доказательности зависела также от сословной категории свидетелей, т. к. к участию в судебном процессе допускались холопы, крестьяне и женщины.

Разновидностью свидетельских показаний была ссылка на виноватых, а также общая ссылка (или общая правда), когда обе стороны ссылались на одних и тех же свидетелей. При отсутствии у сторон общей ссылки суд мог прибегнуть к повальному обыску, т. е. к опросу окольных людей по существу обстоятельств дела.

В гражданских делах применялись также очная ставка и пытка. Но поскольку гражданский процесс носил состязательный характер, то очная ставка и пытка были вспомогательными средствами дознания.

Важнейшим средством доказательства было крестное целование. Однако запрещалось целовать крест при судебном разбирательстве лицам моложе 20 лет.

Иски менее рубля решались путем жеребьевки. Таким же путем решался вопрос о передаче супружеской пары беглых холопов, принадлежавших разным владельцам. Жребием разрешались иски духовных чинов к служилым людям, а также о бесчестье. К жребию прибегали в спорах о земле при отсутствии других доказательств.

Рассмотрение судебного дела называлось вершением. Это означало и само вершение суда, — вынесение приговора, и его исполнение. Решение суда именовалось и собственно приговором, в который записывались имена судей и их товарищей (гл. X, ст. 23). Рассмотрение дела в суде данной инстанции считалось окончательным, если стороны не располагали данными, компрометирующими судей или порядок судопроизводства. Только в этом случае допускались апелляции к суду Боярской думы и царя. В делах о материальных исках за приговором, в случае принятия решения в пользу истца, следовало погашение иска. За неуплату долга по иску следовало заключение в тюрьму.

Особое место в Уложении отводится царской власти, ее полномочиям и преступлениям против нее. Царь обладал всеми полномочиями государственной власти — административной, законодательной, судебной и военной. Уложение наиболее полно для своего времени закрепляло государственно-правовой статус царя как верховного главы государства. Оно впервые вводило в законодательство наказуемость голого умысла с дифференцированностью применяемых санкций. Если за умысел на жизнь и здоровье царя назначалась смертная казнь независимо от сословного положения виновного, то человеку, зависимому от феодала, за умысел в отношении своего господина определялось отсечение руки (гл. XXII, ст. 8).

Умысел на жизнь и здоровье царя возведен в ранг государственных, политических преступлений. Остальные статьи II главы посвящены определению других видов государственных преступлений как преступлений особо опасных, процедурам следствия по ним и характеру санкций. К такого рода преступлениям отнесены “измена Московскому государству” и “скоп и заговор” против царя и “на его государевых бояр и сокольничих и на думных и на ближних людей, и в городах и в полках на воевод” (гл. II, ст. 18–20), т. е. против государственного строя в целом и его отдельных представителей.

Уложение предусматривало следующие виды измены: сбор рати, переписка и иные формы контактов с недругами русского царя и оказание им помощи — все это с целью завладеть Московским государством (гл. II); сдача недругу города или прием в русские города “иных государей зарубежных людей для измены же” (гл. II, ст. 3); сожжение города полностью или частично “умышлением и изменою” (гл. II, ст. 4). За все эти деяния, квалифицируемые как измена государству, определялась смертная казнь и конфискация поместий, вотчин и имущества (гл. II, ст. 2, 3, 4, 5). Сам характер преступления подразумевал его субъекта. Субъектами здесь могли быть только представители господствующего класса, преимущественно его верхов; условия совершения подобных преступлений — в ходе военных действий или в период иных немирных отношений между Россией и ее соседями. Смертной казни подлежали жены и дети изменников, если они знали про измену (гл. II, ст. 6). Отсюда следует, что в основе определения ответственности за преступления родичей лежало не родственное начало, а соучастие, хотя бы и пассивное. Преступнику инкриминировалось стремление захватить власть с целью самому “государем быть”. Таким образом составители Уложения предусматривали самозванство и политические интриги.

Другим видом государственного преступления, предусмотренным Уложением, является “скоп и заговор” — в какой-то мере организованное выступление массы людей против царя, бояр, воевод. С целью предупреждения таких явлений закон обязывал всякого, кто узнает о готовящемся заговоре, доносить царю, боярам, а в городах — воеводам и приказным людям (гл. II, ст. 18). Так закон брал под защиту не только особу царя как монарха, но и весь государственный аппарат в целом в лице его представителей.

“Извет” — донос о преступлениях подобного рода — возводился в норму закона, обязательную для всех. Крестьяне и холопы обязаны были доносить на своих господ в случае их замыслов на “государево здоровье” или участия в изменном деле (гл. II, ст. 13). Закон допускал убийство изменника любым лицом, которое даже получало вознаграждение за убийство или привод изменника — в виде “государева жалованья” из имущества убитого (гл. II, ст. 15).

В Уложении сформулированы законы, касающиеся прерогатив царской власти. К их числу относится, прежде всего, чеканка монеты. Монетному делу посвящена глава “О денежных мастерах, которые учнут делать воровские деньги”.

Прерогативой правительства был сбор пошлин за оформление деловой документации путем приложения казенной печати. Регламентации этого вопроса в Уложении отведена самостоятельная XVIII глава “О печатных пошлинах” .

В судопроизводстве по политическим и уголовным делам господствовал розыскной инквизиционный процесс, где главная роль принадлежала не сторонам, а судьям и представителям государственной власти.

Политический процесс всегда начинался с извета представителю власти на то или иное лицо о его замысле относительно преступления или об уже совершенном преступлении. Из 22 статей II главы Уложения 6 посвящено регулированию извета, вытекавшего из обязанности всех жителей государства доносить властям о замыслах против царя и государства. В противном случае закон карал за недоносительство.

Следующим за изветом этапом политического процесса был сыск: очная ставка изветчика с обвиняемым, показания свидетелей и повальный обыск. Целью сыска было домогательство признания любыми средствами, включая пытку. За сыском следовал приговор — “по сыску учинить”. Кроме указов “по сыску” были указы “по рассмотрению, как государь укажет”. Обычные уголовные дела при отсутствии доказательств прекращались. Политические, ввиду их особой важности, при недоказанных обвинениях передавались на рассмотрение государя.

В отношении судопроизводства политических дел Уложение предусматривало спешность их рассмотрения.

Государственные преступления были частью уголовных дел, другую их часть составляли разбойные и татиные дела. В Уложении государственные дела как собственно уголовные выделены в особые системы дел.

Как политические, так и чисто уголовные, преступления различаются, прежде всего, по цели: политические направлены против государства и особы царя, а разбойные и татиные — против личности, ее имущества, здоровья и жизни. Основное назначение законов состояло в охране имущества и жизни представителей господствующих классов общества.

По подсудности также имелось различие: если политические дела после розыска, произведенного на местах и в приказах, получали завершение путем приговора, вынесенного верховной властью, то разбойные и татиные дела были подведомственны разбойному приказу.

Таким образом, в Соборном Уложении 1649 года впервые в истории русского законодательства были разработаны законы и нормы, предназначенные для охраны государственного статуса царской власти, охраны порядка государственного управления, а также дано систематическое описание состава государственных преступлений и определен политический процесс по этим делам.

Заключение

Уложение явилось результатом значительной по масштабам законодательной деятельности в области создания унифицированного права. Оно в определенной степени представляет собой кодекс национального права России первой половины XVII века. Его важное значение определяется в первую очередь большим вкладом в систему феодального законодательства и судебно-процессуальной деятельности. В нем сформулированы законы, в большей мере подчинившие себе обычное право, выражающее коренные интересы господствующего класса, и регулирующие в масштабах всей страны многие процессы социально-экономической, политической и правовой сфер феодальной России.

Изложение права в Уложении, прежде всего в его X главе “О су­де”, дается не по отраслям права, а по тому или иному объекту правонарушений, который рассмотрен одновременно со всех сторон. Поэтому в одной статье или в группе соседних статей часто вкупе приводятся нормы материального и процессуального права. Общее построение главы характерно для юридических документов того времени — от возбуждения дела до исполнения судебного решения.

Нормы Соборного Уложения регламентировали взаимоотношения власти и подданных в сферах государственной службы, суда, взимания налогов, прав и обязанностей сословий.

В законодательстве того времени все еще отсутствовало четкое разграничение между гражданско-процессуальным и уголовно-процессуальным правом.

Судебное право в Уложении составил особый комплекс норм организации суда и процесса. Последний в свою очередь дифференцировался на две формы — суд (состязательный) и розыск (следственный). Розыск приобретал все большее значение. По делам о религиозных преступлениях, а также о многих имущественных преступлениях против личности процесс был розыскным: велось предварительное следствие, которое, однако, не получило в то время достаточно ясного выражения в правовых нормах. Расследование большинства уголовных дел назначалось по усмотрению государственных органов, по доносам (особенно по политическим делам), по жалобам потерпевших (разбой, кражи и др.). По наиболее важным государственным преступлениям расследование начиналось непосредственно по указанию царя. Предварительное следствие сводилось главным образом к производству неотложных действий (задержанию подозреваемых, арест и др.). При розыске широко применялись повальный обыск, а также пытка.

В Уложении получили значительную разработку нормы судебного и судебно-процессуального права России середины XVII века. Оно также регламентирует и формулирует функции приказной системы управления. Приказы являлись центральными исполнительными и судебными органами государственного аппарата сословно-представительной монархии. К середине XVII века приказы сложились в единую систему централизованного правления. Многие приказы были одновременно административными и судебными органами. Уложение формулирует (и наиболее полно отражает) функции приказов, соответствующее их разделение и компетенции.

Регламентация судебных функций государственных органов, процедуры следствия и судебного процесса в Уложении свидетельствует о наличии развитого судопроизводства в России середины XVII века. Однако судебный процесс того времени во многом отличался от современного; был неразвитым как по своему содержанию, так и по формам судопроизводства. В судопроизводстве полностью отсутствовало равноправие сторон, решающим был только сословный признак. Не было речи и о гражданских правах, и о свободах личности, в частности — не было права на судебную защиту. В судебных процессах середины XVII века только в очень ограниченной степени присутствовала возможность соблюдения субъективных прав.

В судебных процессах времен Соборного Уложения преобладало доказывание, т. е. деятельность представителей обвинения, что не обеспечивало реального и справедливого правосудия не только в уголовных и политических процессах, но и в судах по гражданским делам.

Как действующий свод права своего времени, Уложение 1649 года служит значительным памятником юридической мысли. В нем обобщены и систематизированы основные принципы деятельности законодательно-правовой и судебной сфер социально-политической и хозяйственной жизни России середины XVII века. Уложение отразило характерные черты начального этапа перехода от сословно-представительной монархии к абсолютизму. С Уложением связан определенный этап централизации государственного, государственно-административного и судебного аппарата, унификации правовых и судебно-процессуальных норм его деятельности.

Для более глубокого изучения данного памятника права России XVII века предлагается следующая литература:

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д., 1995.

Евреинов Н. История телесных наказаний в России. Харьков, 1994.

Исаев И. А. История государства и права России: Полн. курс лекций. М., 1994.

История государства и права России / Под ред. О. И. Чистякова и Ю. С. Кукушкина. М., 1971. Ч. 1

Маньков А. Г. Уложение 1649 года. Кодекс феодального права. М., 1980.

Развитие русского права во второй половине XVII–XVIII вв. М., 1992.

Рогов В. А. Уголовные наказания и репрессии в России XV–XVII вв. М., 1992.

Российское законодательство Х–ХХ веков: В 9 т. Т. 3: Акты Земских соборов / Под общей редакцией О. И. Чистякова. М., 1995.

Русская история (экспресс-курс). Ч. 1: От Рюрика до Николая II. СПб., 1994.

Софроненко К. А. Соборное Уложение 1649 года — кодекс Русского феодального права. М., 1958.

Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное Уложение 1649 года. М., 1961.

Приложение № 1

СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ 1649 года

“Правила святых апостолов и святых отцов”, т. е. церковные постановления вселенских и поместных соборов

“Градские законы греческих царей”, т. е. византийское право

Указы: прежних великих государей, царей и великих князей российских и боярские приговоры, сличенные со старыми судебниками

Указные книги приказов (Поместного, Холопьего, Разбойного и т. п.)

Литовский статут

Новые статьи

Приложение 2

СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ

Царя Алексея Михайловича (967 статей)

Глава I. О богохульниках и о церковных мятежниках. А в ней 9 статей.

Глава II. О Государской чести и как Его Государское здоровье оберегать. А в ней 22 статьи.

Глава III. О Государеве дворе, чтоб на Государеве дворе ни от кого никакого бесчинства и брани не было. А в ней 9 статей.

Глава IV. О подпищиках, и которые печати подделывают. А в ней 4 статьи.

Глава V. О денежных мастерах, которые учнут делати воровския деньги. А в ней 2 статьи.

Глава VI. О проезжих грамотах в иные государства. А в ней 6 статей.

Глава VII. О службе всяких ратных людей Московского государства. А в ней 32 статьи.

Глава VIII. Об искуплении пленых. А в ней 7 статей.

Глава IX. О мытах и перевозах и о мостах. А в ней 20 статей.

Глава X. О суде. А в ней 287 статей.

Глава XI. Суд о крестьянах. А в ней 34 статьи.

Глава XII. О суде Патриарших, приказных и дворцовых, всяких людей и крестьян. А в ней 3 статьи.

Глава XIII. О монастырском приказе. А в ней 7 статей.

Глава XIV. О крестном целовании. А в ней 10 статей.

Глава XV. О вершенных делах. А в ней 5 статей.

Глава XVI. О поместных землях. А в ней 69 статей.

Глава XVII. О вотчинах. А в ней 55 статей.

Глава XVIII. О печатных пошлинах. А в ней 71 статья.

Глава XIX. О падских людях. А в ней 40 статей.

Глава XX. Суд о холопех. А в ней 119 статей.

Глава XXI. О разбойных и о татиных делах. А в ней 104 статьи.

Глава XXII. Указ за какие вины кому чинити смертная казнь, и за какие вины смертью не казнити, а чинити наказание. А в ней 26 статей.

Глава XXIII. О стрельцах. А в ней 3 статьи.

Глава XXIV. Указ о Атаманах и о казаках. А в ней 2 статьи.

Глава XXV. Указ о корчмах. А в ней 21 статья.

Редактор Т. В. Янова