учебный год 2023 / budanov

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Истомин служил добровольно у Якима Нарбекова около 5 лет, «и Якима не стало, а их после своего живота велел выпустить на волю» и т. д.

Таким образом состояние добровольного холопства по существу ничем не отличалось от кабального, кроме мнимого права кабального человека уплатить выкуп по кабале. И тот и другой виды холопства уже давно сделались пожизненными. Но закон смотрел на добровольное холопство несколько иначе, чем обычай: законодатель не желал признавать холопства без акта укрепления. Уже в 1555 г. октября 11 состоялся указ, по которому иски о возвращении беглых добровольных холопов, прикрытые исками о «сносе», т. е. краже при бегстве, оставляются без рассмотрения «того для, что добровольному человеку верит и у себя его держит без крепости». Несмотря на такой отказ закона от поддержки добровольного холопства исковым правом, этот институт, как видно из кабальных книг, процветал столько же, как и кабала. Для господ удобство заключалось в том, чтобы не платить пошлин при совершении крепости, для холопов — в том, что бегство их может остаться безнаказанным. Однако, о бегстве, т. е. произвольном оставлении господина без отпускной, акты ничего не говорят нам; напротив, свидетельствуют о «старинном добровольном» холопстве, которое, по-видимому, уже заменяло акт укрепления и давало право иска о возвращении беглых, не прибегая к ложному иску о сносе. Так мы вправе думать потому, что термин «старинный» холоп указывает именно на то, что в основании действительного рабства известного человека лежала не какая-либо крепость, а именно факт поступления на службу, но факт застаревший. Старинных же холопов господа виндицируют наравне с кабальными и полными. Закон конца XVI в. (1597 г.) и начала XVII в. стремился установить сроки такой давности (весьма краткие), кладя в основание давности экономические причины («государь того добровольного холопа одевал и обувал и кормил»). Во всяком, однако, случае, добровольное холопство давало более гарантий приобрести свободу, чем кабальное, а потому в кабальной книге находим (впрочем, единственный) случай, когда принимающий кабалу на расспросе заявил, что он ушел произвольно из добровольного холопства (без отпускной), потому что господин после полугодичной его службы хотел его окабалить.

Полагаем, что приведенных фактов достаточно для убеждения, что 1) кабала в Московском государстве задолго до 1597 г. и до Суд. ц. является независимо от договора займа и есть акт добровольного поступления во временное холопство, что продолжение ее до смерти господина не установлено в 1-й раз указом 1597 г., а возникло раньше из необходимости определить срок временного холопства не по сумме, обозначенной в кабале; 2) так называемое «добровольное холопство» есть то же времен-

751

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

ное холопство, возникшее из факта поступления на службу без «крепости»; в случае застарелости такой службы добровольное холопство получает исковое значение, но подлежит тем же условиям, как и служилая кабала, т. е. простирается лишь до смерти господина; 3) указ 1597 г. дал лишь то нововведение, что служилая кабала не переходит на потомство умершего холопа, и что принятие такой кабалы непременно требует укрепления (впрочем, это согласно с законом 1555 г.).

О. ОБЩЕСЕМЕЙНЫЕ ИМУЩЕСТВА

I. Общие имущества супругов

Ввиду возражений, и теперь повторяющихся, относительно нашего воззрения на общие имущества супругов, считаем необходимым дополнить изложенное в тексте книги нижеследующими соображениями.

Что касается до приданого, то, по-видимому, не существует сомнения о принадлежности его обоим супругам. Напротив, о купленных вотчинах заявляются решительные возражения. Н.Н.Дебольский утверждает, что единственное право жены на купленные вотчины есть право наследования их после мужа. Прежде всего достойно внимания, почему закон, отказав жене в праве наследования в родовых и выслуженных вотчинах, предоставил ей безусловное право наследования в купленных вотчинах? Если не считать законов о наследовании произвольной выдумкой законодателя, если право родового наследования основано на прежней принадлежности имущества роду наследодателя, если право семейного наследования — результат прежнего семейного совладения, — то наследование жены именно в купленных имуществах, очевидно, указывает на принадлежность этих имуществ жене и при жизни мужа.

Но прежде рассмотрения прав жены на наследование купленных вотчин, считаем необходимым привести несколько фактов относительно общих прав супругов на имущества при существовании брака. Законы об этом молчат, а потому нам предстоит лишь анализировать юридические факты; берем самое незначительное число их, ибо важно не количество фактов, а надлежащее понимание их.

В 1680 г. поп Стефан Феофилактов и тяглец Сретенской сотни Сила Петров Гребенщиков продают в качестве душеприказчиков: «Сила — по приказу и по духовной Александра Григорьева сына колокольника, а поп Стефан — по приказу дочери своей духовной его Александровой жены — вдовы

752

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Матроны Васильевой дочери, — двор их, который двор он Александр приказал отдать и в духовной написал, а после его Александра приказала отдать на церковное строение жена его Александрова Матрона к церкви Сергия Радунежского». Итак, муж, а потом и жена в отдельных завещаниях распоряжаются одним и тем же двором. У них различные душеприказчики. Мы не знаем, чей именно был двор при жизни супругов; но в акте он назван двором их, т. е. общим (Акты, отн. до юр. быта, 148, XX.).

В1691 г. думный дворянин Извольский продает двор свой в Москве стольнику «Толстово и жене его и детям». «А взял я... Извольский у него стольника... Толстово и у жены его и у детей за тот... двор... тысячю пять сот рублев денег. А будет у него и у жены его и у детей его в тот мой двор учнет кто по каким крепостям вступатца — и мне думному дворянину и жене моей и детям его Ивана и жену его и детей ото всяких крепостей очищать... А будет я... не очищу, и ему Ивану и жене его и детям взять на мне... и на жене моей и на детях

те свои даные денги тысячю пять сот рублев все сполна и тому двору очистка

иубытки» (Там же., XXI). Какие права могла иметь жена покупщика на получение цены вещи, очистки и убытков, если имущество куплено мужем, а не ею? Очевидно, включение жены нельзя признать формой: оно опирается на положение обычного права, что купленное имущество принадлежит жене так же, как и мужу. С другой стороны, на чем основана обязанность жены продавца очищать проданное имущество и платить убытки? Если бы по смерти продавца был предъявлен подобный иск об убытках к жене его, то, по точному смыслу акта, она должна отвечать. Это уже не пустая форма.

Интересно, что форма, в которой выражаются обычные оговорки насчет твердости купчих или меновых, повторяется даже в конце XVII в.: «Не устою, и ему, Василью, взять на мне, Алексее, и на жене моей и на детях, по сей записи, те свои данные денги за перехожие четверти...» (1684 г.). «И впредь мне, Григорью Мизгиреву, и жене моей и детям... о променной земли дела нет и не вступатца никоторыми делы... А буде я, Григорей Мизгирев, в чем-нибудь в малом против сей записи не устою..., и на мне, Григорье Мизгиреве, и на жене моей и на детех взять ему, Алексею, и жене его

идетям по сей записи за неустойку двести рублев денег, а ся запись и впредь в запись» (1698 г. Ак., отн. до юр. быта, № 156, XXIII и XXIV). И это, конечно, не только форма: если бы действительно был предъявлен иск к жене, то она должна отвечать в силу записи (Там же., XXVIII). Анализируемая норма не есть явление позднейшее: ее можно наблюдать и в начале XVI в.

В1526 г. митрополит Даниил покупает «три полосы земли Жабинские, Завражицу, да половину трети земли Жабинское, Никитинское, Федорова сына Жабина» у подьячего Григория Каликина и у его жены у Олены,

753

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

«что они те земли купили у Ивана у Терентиева сына Жабина, да у Иванаж, да у Филипа, да у Андрея у Федоровых детей Жабина, да у Сидора у Федорова сына Жабина их отчину»... «А два жеребья той же деревни Жабинские яз Олена Никитинская жена Жабина, чем меня благословил муж мой первый Никита Федоров сын и своих детей Данила и Ивана и Василья опосле своего живота своею отчиною, — и яз те два жеребья земли даю в дом причистой Богородицы... Данилу митрополиту... по своем муже по первом по Никите и по своих детях: Даниле: по Иване и по Василье» (Ак., отн. до юр. быта, № 149, X). Факт, свидетельствующий о том, что купля имущества действительно (реально) совершалась обоими супругами. В 1696 г. Пушечниковы меняются с Страховыми поместьями и прибавляют, что, если до срока расписки в приказе кто-либо из меновщиков умрет, то «теми поместьи на тот срок, росписатца с женами их или с детьми». (Ак., отн. до юр. быта, № 156, XXVI). Факт, указывающий на то, что и в самом конце XVII в. акт отчужденья недвижимых имуществ, начатый мужем, может и должен быть закончен по смерти его женой.

Вот небольшое количество фактов, взятых наудачу только из одного сборника актов, но совершенно достаточное для того, чтобы убедиться в следующих положениях:

а) Жена включается в акты отчуждения имуществ и приобретения их не ради простой формы: на ней лежит ответственность за правильность осуществления сделки; с другой стороны, ей принадлежит право иска против другой стороны, т. е. стороны продавца.

б) Самая сделка отчуждения может и должна быть закончена женой в случае смерти мужа.

в) Подобный взгляд на дело продолжается до самого конца XVII в. Имея в виду эти положения, мы можем судить правильнее о происхож-

дении права наследования купленных вотчин женой.

Закон, как мы знаем, дает безусловное положение: «...купленная вотчина жене; нет до нее никому дела».

Люди, придерживающиеся старых воззрений, думают подвергнуть сомнению решительный смысл закона тем, что о купленных вотчинах есть и дальнейшие другие постановления в той же главе Уложения. Действительно, есть, и тем, кто специально рассматривает эти вопросы, следовало анализировать их детально, не довольствуясь тем, что мы могли сказать в краткой учебной книге. Попытаемся сделать это теперь. В ст. 5-й (Улож. гл. XVII) постановлено: «А будет после которого умершего останется купленная вотчина, а родовые и выслуженные вотчины и поместья не останется, да после тогоже умершего останется другая или третья жена, да дети,

754

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

которых он приживет с первою, или другою или с третьею женою, и тем его детем, которых он приживет с первою, или с другою или с третьею женою, опричь купленные вотчины, поместья дать будет нечего: и купленная вотчина дати жене и детем его всем, разделя по жеребьям, поскольку на жеребей достанется». Что за смысл этого закона? Зачем это, по-видимому, ненужное многословие о 1-й, 2-й и 3-й жене и детях от них? Само собой разумеется, что единокровные дети все призываются к наследованию. По поводу наследования в родовых и выслуженных вотчинах закон не говорит ничего подобного. Предоставляя другим изыскивать какие угодно объяснения, мы предполагаем следующее, единственно возможное. Закон, признавая купленные вотчины собственностью жены (а при детях — и детей, как скажем сейчас), натолкнулся на такое затруднение: ну, а если умерший был женат несколько раз, а вотчина, конечно, куплена при одной из них, то дети какой из этих жен могут участвовать в правах на купленную вотчину? Возможно предположить, что право это будет принадлежать детям только той жены, при которой состоялась купля, или, наоборот, только детям последней жены.

Несомненно, что, по обычному праву, купленные вотчины принадлежат той жене, при которой совершалась купля, а равным образом и наследовали это имущество только ее дети. Закон Уложения составляет лишь исключение из этого правила, вызванное тем особенным обстоятельством, что, кроме купленных вотчин, умерший не оставил никакого другого имущества, которым можно было бы обеспечить детей от прочих жен. В доказательство этого можно сослаться на такие факты, в которых рассматриваются сложные вопросы о правах наследства вдовы и других преемников. Например, в 1692 г. сложное дело Барятинских, между прочим, вызвало следующее решение царя и Думы: «Князь Яковлевой жене Борятинской вдове княжне Аксинье ис поместья мужа ее дать на прожиток по Уложенью и по справке с поместным приказом против ее сестр с окладу мужа ее

ис придачами, которые придачи мужу ее довелося справить с 1000 чет. — 200 четв. да купленые мужа ее вотчины, которые муж ее купил при ней» («Сотницы» и пр. С.Шумакова. М., 1904. С. 136). Таким образом, закон Уложения (как и все последующие законы его о том же) есть исключение, но исключение, подтверждающее общее правило.

Так обстоит дело относительно жены при повторительных браках. Относительно второго (или 3-го) мужа вопрос уясняется следующими примерами. В 1613 г. торговый человек с Лубяницы (Новгорода Великого) Василий Афанасьевич Вышеславцев «продал Михаилу Исакову сыну Суконнику с Нутной в саду на Городище, и в вогороде, в конюшем месте

ив полоске свою и жены свой Катерины треть... А та была треть садку и ого-

755

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

роду и полоска за Плакушою-Яблоником, прежним мужом жоны своей. А взял есмя Василей с своею женою Катериною у Михайла за тое треть садку и за огород и за полоску за свою треть денег пятнадцать рублев Московскую. А нет у нас тое трети... ни у кого в закладе... А кто выищетца на тот садок...

с какою крепостью ни буди, или наши сродники мои Васильевы и жены моей учнуть у Михайла в тот садок... вступатца, и нам мне Василью та своя треть... очищати» (Ак., отн. до юр. быта, № 148, XIV). Итак, продавец, называя имущество своим и жениным, указывает и основание своих прав на продаваемое имущество, а именно оно принадлежало первому мужу жены продавца — некоему Плакуше.

Полагаем, что второй муж ео ipso вступает в имущественные права первого мужа. Положение мужа, как главы семьи, существенно изменяет дело, т. е. тот порядок, который мы наблюдали в отношении к жене. Для подтверждения приведем еще один акт.

В 1668 г. 1 декабря состоялась продажа вотчины от Петра Аврамова Лопухина Давыду Исакову Племянникову и жене его и детям. Покупщик вскоре умер, не успев укрепить куплю в приказе, а жена его вторично вышла замуж за стольника Микиту Иванова Акинфова. Этот второй муж явился в 1672 г.

впоместный приказ и предъявил упомянутую купчую для утверждения. Но за кем же утверждается купленная вотчина, когда покупщика уже нет на свете? Надо было ожидать, что за наследниками покупщика или за вдовой его (по приведенной выше букве Уложения ц. Ал. Мих.). К величайшему удивлению, в приказе помечено: «...и по сей купчей та вотчина, в Поместном приказе за ним Микитою в записные вотчинные книги записана и пошлины...

взяты» (Ак., отн. до юр. быта, 147, XXVIII), т. е. вотчина, купленная первым мужем, записывается за вторым безо всяких каких-либо новых актов передачи, а по той же первой купчей. Поместный приказ не возбудил никаких вопросов и сомнений. По какому же основанию права первого мужа переходят на второго? Очевидно, купленная вотчина, по смерти мужа, ео ipso принадлежит вдове; а так как у вдовы явился второй муж, то на него и простирается общность прав супругов на благоприобретенные имущества.

Иэто не единственное исключение в пользу прав мужа: первый муж может распорядиться, что выход вдовы во 2-й брак сокращает право жены на благоприобретенные имущества, право мужа в этом отношении имеет некоторые основания, ибо купленная вотчина принадлежит и ему столько же, как и жене. Поэтому понятие о купленной вотчине, как общем имуществе супругов при жизни их, не стоит в противоречии с тем постановлением Уложения (XVII, 7), что муж может завещать купленную вотчину жене

впожизненное владение или до вступления в монашество; право же собст-

756

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

венности на нее передать родственникам своим. Но Уложение идет далее в своих новшествах и постановляет, что муж может отстранить в своем завещании бездетную жену от права на купленные вотчины в случае выхода ее во 2-й брак. Все это, однако, касается судьбы купленных вотчин по разрушении брака, если есть налицо воля умершего супруга. Закон же и по прекращении брака стоит безусловно на принципе усвоения купленной вотчины жене, практика (обычай) распространяет бывшую общность прав на второго мужа, как показывают приведенные сейчас примеры.

Сам закон делает еще одно отступление от начала усвоения вдовою купленных вотчин, а именно по отношению к вотчинам, купленным мужем из своих же поместий; в таком случае жене, по смерти мужа, принадлежит лишь право владения пожизненного или до выхода во 2-й брак, или до пострижения (XVII, 8). И это вполне понятно, ибо куплей поместий вообще не достигались права собственности и боковые родственники умершего покупщика не пользуются правами наследования на такие вотчины; они только могут

быть даны им государем: «...кому государь укажет по рассмотрению». Наконец, есть еще мнимый случай исключения вдовы от прав на куплен-

ные вотчины, а именно когда муж купил вотчину родовую или выслуженную у родственников своих (Там же.). Как известно, купля родовых имуществ (и сравненных с ними выслуженных) у родственников не создавала понятия благоприобретенного имущества («купли»), вотчина оставалась родовой. Словом, это не «купленные вотчины».

II. Общие имущества родителей и детей

Для правильного разрешения вопроса о принадлежности имуществ родителям и детям вместе, мы можем воспользоваться только сделками об отчуждении имуществ. В тексте книги была указана ошибочность мнения Неволина, который отчуждение имуществ (а равно и приобретение их) от имени отца или матери и их детей считает формой, скрывающей другое содержание, т. е. обозначение перехода имуществ в собственность. Так как иногда встречаются акты отчуждения от имени одного отца, то некоторые видят в этом основание придерживаться старого мнения Неволина (см. В.И.Сергеевича: «Лекции и исследования», 1899, с. 389). Само собой разумеется, что исключением из нашего вывода не могут быть признаны случаи неимения детей или наличность малолетних детей. Сверх того, заведывание имуществами, при общих правах собственности на них, разумеется, принадлежит домовладыке; однако, и при этом взрослый сын

757

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

заменяет в сделках отца без особой легитимации; а при полной дряхлости отца и все права заведования имуществом могут перейти к сыну (см. выше об избрании большака из сыновей при живом отце).

За этими оговорками значение актов отчуждения от имени отца и детей остается в полной силе. Мы можем лишь поставить в ясность показания актов, приведя большее количество примеров, которые должны бы быть известны исследователям, но на истинный смысл которых мало обращается внимания. Так, в XV в. не только сделка купли-продажи, но и отвод купленной вотчины совершается от имени продавцов — родителей и детей:

«Се яз Некидко, Ефросиньин ключник Ивановой жены Андреевича,

вгосударыни своей место в Ефросиньино да в сына ее место, в Генадьево, отвел есмь село Спаское игумину Леонтью митрополичю земли и воды, и селище и пустоши...» (1453 г. Ак., отн. до юр. б., 147, I). Эквивалент за продажное имущество получают как родители, так и дети: «Се яз митрополичь дворецкой Феодор Феодорович Сурмин купил есмь в дом преч. Богородицы… у Ивана у Близнеца, у Иванова сына у Ларионова и его детей у Кости, у Ширяя, да у Матфея их отчину деревню Усохи… А дал есмь им на той деревне... тридцать рублев, да овцу пополнка. А купил есмь у них ту деревню и селицо впрок без выкупа...» (1506–1509 гг., ib., VI). Дети дают позволение отцу на продажу вотчины: «Се яз Феодор Никитич Бутурлин купил есмь у Игнатья у Михаилова сына у Чертова, да у его детей — у Степана да у Михаила их вотчину село Хлябово...» (ок. 1511 г., Там же., VIII); к этой купчей следует приписка: «Се аз Донило Клобуков что купил Федор Бутурлин у Игнатья у Чертова, у моего тестя село Хлябово, и тому селу Хлябову жена моя и дети мои отчичи, и мы то село Феодору ослободили купити, а нам до того села дела нет». Дочь, при братьях и притом вышедшая замуж, тем не менее считает себя очтичкой. Смысл общности имуществ в особенности ясен, когда дело идет о матери и ее детях: «Се яз Русин Феодоров сын Фомичя купил есмь в дом преч. Богородицы… у Онтониды у Порошинские жены Елдегина и у ее детей: у Ивана, у Сувора да у Афанасья у Буруна, да у Григорья у Мосла, да у Фрола, да у Герасима у Шестака, да у Феодора их вотчину треть сельца Степановского Елдегина...» (1526 г., Там же., XVI). — «Се яз Русин Феодорович купил есмь в дом пречист. Богородицы...

у Феодосии у Остафьевны дочери Глебова у Мясоедовские жены Шумова сына Елдегина и у ее детей: у Еремея у первого, да у Степана, да у Лаврентиа у Третьяка их отчину деревеньку Жабинскую, чем ее благословил муж ее Мясоед Шумов сын Елдегина и своих детей опосле своего живота...» (1526; Там же., XIX). Таким образом вотчина после смерти мужа переходит

вобщую собственность жены и детей. Покупщики называют купленную

758

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ими вотчину общей вотчиной продавца — отца и его детей (1525–1526): «Се яз архимандрит Гирасим Пречистые Симанова монастыря... купили есмя в Пречистые дом у Матфея у Тимофеева сына Воеводина, да у его детей,

уВасилья, да у Гаврила, Федора, да у Коняя, да у Петруши, да у Федора да

уМикулы их вотчину, деревню Овсяниково» (Углицк. акты, с. 102; см. также Ак., отн. до юр. быта, 147, XX, XXII и др.).

Прямое выражение участия сыновей в сделках по недвижимым имуществам неоднократно и непререкаемо является в актах. В 1509 г. менялись землями митрополит и Климентей Афанасьев Тутолмин с своими детьми — с Микитою да с Алексеем Скрябою да с Иваном Образцом да с Тимофеем; митрополичий волостель выменял митрополиту у Климентея и у его детей их отчину — деревню Ивакино на реке на Мал. Киржаче; а променял Климентию и его детям деревню Зубцово — митрополичью домовую: «А яз Климентей с своими детми променяли есмя свою отчину, а приняли есмя к той деревне к Зубцову пятдесят рублев». Затем, за послухами следует подпись: «По сей меновой грамоте яз Никита с своим отцом с Климентьем и с своею братьею с митрополичим волостелем... землями меняли и деньги приняли пятдесят рублев к своей деревне к Ивакину потому, как в сей в меновой грамоте писано, а подписал яз Никита на сей грамоте своею рукою» (Ак., отн. до юр. быта, № 156, XIV). Реальное участие детей доказывается также следующими актами: «Се яз Михайло Колупаев сын Приклонского купил есми у Самойла у Федорова сына Кутарина, да у его жены у Марьи у Баташевы дочери Лопатина, да у их сына у Евсевья их отчину... деревню Брудец...

А дал есми Самойлу, да его жене Марье, да их сыну Евсевью к той деревне... сто рублев и полсемидесят рублев... А у меня у Самойла и у моей жены

уМарьи у сына нашего у Евсевья та отчина не продана, ни променена... А где на ту деревню... явится купчая или меновная... и нам Самойлу и жене моей и сыну нашему Овсевью ту деревню... очищати... А что Михайлу в той деревне и в лугу учинится убытка, и нам Самойлу, и моей жене и нашему сыну те убытки Михайлу и его детем платить все сполна; «кой нас продавцов, в лицах, на том убытки и очищенье» (1560–1561гг. Там же., XXII). На обороте купчей написано: «К сей купчей яз Самойло руку приложил и в жены своее и в сына своего место». «С аз Иван Степанов сын Урусов с сыном своим Иваном продали есми впрок... в дом преч. Богородицы... вотчину свою купленную...

селцо Степановское... А взяли мы я Иван Урусов с сыном своим Иваном за ту свою вотчину... две тысячи рублев денег. А та наша вотчина... иному никому не продана... От каких крепостей тое своей вотчины не очистим, и на мне Иване и на сыне моем взяти... две тысячи рублев»... А внизу у подлинника купчей написано: «К сей купчей Иван Урусов вотчину свою продал и деньги

759

М . Ф . ВЛАДИМИРСКИЙ - БУДАНОВ

все сполна взял и руку приложил. К сей купчей Иван Иванов сын вотчину свою продал и руку приложил» (1643; Там же., XXVI). В первом случае отец заключает сделку за себя и за сына; во втором — оба покупщика, отец и сын, расписываются каждый за себя. Такое же значение имеют и следующие акты. В деле Шарапа Баскакова с Троицким Махрищским монастырем 1534 г. приведена между прочим закладная кабала упомянутого Шарапа 1522 г. такого рода: «Се яз Микита Шарап Семенов сын Гаврилова с своими детми, с Иваном да

сМишою, заняли есмя у Троицкого у Махарищъского монастыря у казначея у Осафа монастырских денег казенных сорок рублев денег московских ходячих от Петрова заговенья до Рождества Христова, а рост наш ему дати по розчету как идет в людех на пять шестой; а поляжет сребро по сроце, и нам ему дати рост по томуж розчету: а в сребре есмя и в росту все три — один человек; кой нас в лицах, на том сребро и рост. А в том есми серебре и в росту заложили свое селцо Полосино да деревню Глинково со всем с тем, что к тому селцу и к деревне истари потягло... А опричь мне Миките и моим детем игумена Ионы с братьею, будет нам не до земли, и нам не продати, ни заложити никому, ни по душе не дати, никоторою хитростию не ухитрити. А не заплачю яз Микита денег на срок и мои дети, и — но ся кабала и купчая грамота» (Акты, отн. до юр. быта, № 52, IV). Если признать солидарность обязательства результатом добровольного соглашения, то общность вещных прав отца и детей остается вне всякого сомнения: все они вместе закладывают одно общее имущество. — «Се яз Савелей Сергеев сын Колачник углечанин посадский человек, да с своими детми с Федором, да

сПетром, да с Терентьем, дали есми в дом Пречистой Богородицы и преподобному чюдотворцу Кирилу Белозерскому... двор свой на посаде». По формуле Неволина, участие детей дарителя есть фикция тем более, что даритель говорит далее от своего единичного лица: «дал есми». Но на обороте дарственной есть подписи, а именно первая следующая: «Священник Карп к сей даной в детей своих место духовных Савелья Сергиева сына и его детей Федора, да Петра, да Терентия руку приложил». Это уже не фикция, а участие живых людей в сделке. Акт датируется 1568–1569 гг.; вот другой акт — около того же времени (1576): «Се яз Федор Григорьев сын Юхнова с своими детми

сУраком, а молитвенное имя Федор, да с Яковом дали есмя в дом Живоначальной Тройце… вотчину свою старинную в Угличском уезде... А похочет который нас постричись, и им пожаловати нас постричи... А Бог нас пошлет по душе, и нас положити у Живоначальные Троицы... и написати нас в вечной сенаник. А будет нам, мне Федору и моим детем Ураку да Якову и женам их и детем до тое вотчины дело, и нам дати... за тою вотчину сто рублев денег, чем душа наша поминати. А тою вотчиною нам владати по старине». На обо-

760